Ночной извозчик

Глава 9 ЕЩЕ ОДИН ТРУП!

Матильда де Бремонваль, прелестная великосветская приятельница несчастного г-на Шаплара, вышла из своего маленького особняка на улице Лоран-Пиша, на углу авеню Буа, и села в свой роскошный автомобиль. Двум шоферам в парадной форме, ожидавшим ее, она бросила адрес, несколько удививший их:

— На площадь Клиши, остановите на углу улицы Санкт-Петербург.

Адрес был туманным, и слуги недоумевали, что понадобилось их элегантной хозяйке в такой час в этой части города, где нет ни шикарного ресторана, ни театра, в общем, ничего, что объяснило бы эту поездку.

Однако они привыкли не проявлять никакого удивления по поводу полученного приказания. Шофер дал газ, и машина, движимая мощным мотором, помчалась, прорезая тьму, вдоль зеленых аллей авеню Буа, к площади Этуаль.

В этот вечер г-жа де Бремонваль была одета очень скромно. Несмотря на то, что у нее были роскошные платья, великолепные меха, шляпы, украшенные перьями, — словом, одежды, стоившие целого состояния, она сегодня сочла уместным надеть простенькое манто, скромную шляпку, простые туфельки, черные перчатки и, вопреки моде, не взяла с собой ни одной из маленьких сумочек, нарядных, как драгоценные украшения, которые женщины обычно носят с собой.

Многие позавидовали бы г-же де Бремонваль, увидев, как она едет, удобно откинувшись на мягкие подушки лимузина, она же выглядела грустной, опечаленной, испуганной. Ее лицо, обычно такое надменное и бесстрастное, отражало сейчас душевное волнение, вызванное какими-то тревожными смятенными мыслями.

Куда же направлялась эта молодая женщина? Каковы были ее намерения? Почему иногда по ее хрупкому, гибкому стану пробегала нервная дрожь, в то время как она в раздражении покусывала кружевной платочек?

Время от времени г-жа де Бремонваль как бы бессознательно сжимала под жабо своего корсажа некий маленький предмет, на ощупь металлический и холодный, — рукоятку крохотного револьвера, отделанного изящно, как прелестное и дорогое произведение искусства, но тем не менее смертельно опасного, — да, это было страшное оружие, с боевыми патронами, способными нанести самые жестокие раны.

Меж тем машина легко и ровно мчалась вперед.

Когда часы на бывшем монастыре августинцев пробили девять часов вечера, автомобиль выехал на улицу Санкт-Петербург и остановился у края тротуара.

Г-жа де Бремонваль, казалось, пробудилась от страшного сна, от подлинного кошмара. Она выпрямилась, бледная, широко раскрыв глаза, словно ее посетило какое-то видение.

— Ну что же… что же… — повторяла она.

Слуга спрыгнул со своего сиденья и открыл дверцу. Г-жа де Бремонваль вышла из машины, как всегда, грациозно, как будто обретя привычное спокойствие.

— Альфред, — сказала она шоферу, застывшему за рулем и ожидавшему распоряжений, не зная, выключать мотор или нет. — Альфред, немедленно возвращайтесь домой, вы мне больше не нужны.

Г-жа де Бремонваль отошла от машины и направилась по улице Санкт-Петербург к вокзалу Сен-Лазар. Она шла очень медленно, прислушиваясь.

— Ах! — прошептала она через несколько секунд, когда стихло ровное гудение машины, удалявшейся в сторону улицы Лоран-Пиша, — наконец-то я свободна, могу делать, что хочу, они уже не станут следить за мной…

Внезапно она остановилась, оглянулась, увидела, что машина исчезла и слуги не могут ее видеть. Она с досадой подумала: «Эти люди, должно быть, недоумевают, зачем я приехала сюда в такой час. Ладно! Все равно…»

Она повернула назад и пройденным путем пошла по улице Санкт-Петербург к площади Клиши, где в окнах многочисленных пивных с наступлением темноты зажигались красноватые огни.

Г-жа де Бремонваль ускорила шаг. Она дошла до середины площади, затем пустилась бегом и догнала трамвай, шедший к Сент-Уэну и остановившийся сейчас на углу площади Клиши. Она поднялась в вагон.

— Куда едете? — спросил кондуктор мгновение спустя, когда начал продавать билеты.

— К заставе, — ответила г-жа де Бремонваль.

Кондуктор оторвал билет, не сумев скрыть изумленного взгляда. Его тоже удивило, зачем эта изысканная, хрупкая пассажирка направляется в половине десятого вечера в такое пустынное и небезопасное место, как застава Сент-Уэн. А г-жа де Бремонваль, казалось, все больше волновалась и нервничала. Совершенно машинально, как автомат, вышла она из трамвая на остановке у заставы.

Это был густо населенный квартал, но сейчас, с наступлением темноты, он вовсе обезлюдел; моросил дождь, мокрый асфальт отражал огни фонарей, расставленных вдоль фортификационного вала, где мелькали то тут, то там отталкивающие фигуры пьяниц и апашей.

Г-жа де Бремонваль вздрогнула.

— Меня здесь, пожалуй, убьют, — прошептала она. Потом добавила. — Все равно, я должна… я хочу знать…

И она пошла вдоль фортов. Со страхом поглядывала она то налево, то направо, напуганная окружающими ее темнотой и тишиной. Немного успокоили ее вырисовывающиеся вдали силуэты двух полицейских, которые медленно и задумчиво шагали, делая обход, и она пошла быстрее.

Г-жа Бремонваль собиралась, по-видимому, подойти к этим полицейским, чтобы спросить дорогу, как вдруг ее остановил стук колес какого-то экипажа, который ехал по мостовой, подскакивая на камнях; она посмотрела — и увидела…

Навстречу ей ехал извозчик… Он ничем не отличался от ночных извозчиков, которые в самые поздние часы разъезжают по всему городу. Позади тощей лошаденки, то и дело спотыкавшейся, идущей таким шагом, что любой пешеход легко бы ее обогнал, виднелась фигура кучера, съежившегося на козлах, утонувшего в поднятой воротником пелерине некогда бежевого цвета, но ставшей зеленоватой от частых дождей; кучер дремал, согнувшись под слишком тяжелой для него извозчичьей шляпой из белой кожи, поблескивавшей в свете зеленых фонарей. Карета была закрыта, на колесах даже не было резиновых шин, и этот грязный, зловещий, подозрительный экипаж трясся и прыгал по разбитой мостовой.

«Убогая повозка», — подумала г-жа де Бремонваль, которая собиралась было остановить извозчика.

Меж тем он поравнялся с нею; г-жа де Бремонваль, все еще в нерешительности, машинально проверила, указывает ли флажок счетчика, что извозчик свободен.

Но карета была такого старого образца, что на ней даже не было счетчика.

Г-жа де Бремонваль подняла глаза, рассчитывая что-нибудь понять по лицу возницы. Но стоило ей на мгновение взглянуть на это лицо, как она смертельно побледнела. Глухое восклицание вырвалось у нее:

— Ах, Боже мой. Боже мой!

Она сделала еще несколько шагов, пошатываясь, потом внезапно, как бы приняв решение, позвала:

— Извозчик!

Но вместо того, чтобы остановиться в ответ на неожиданный зов, кучер внезапно выпрямился на козлах, взмахнул кнутом и ударил им свою клячу:

— Эй ты! Эй!

Г-жа Бремонваль повелительно крикнула еще раз:

— Извозчик! Извозчик!

Однако кляча чуть было не пустилась галопом, карета удалялась.

— Ну ты, там, мошенник! — вмешался внезапно полицейский, издали заметивший безрезультатные попытки г-жи де Бремонваль. — Ты что, не слышал, что тебя окликнули? Изволь отвечать!

Странным был этот возница. По установленным правилам он мог не обращать внимания на зов г-жи де Бремонваль, поскольку находился не на стоянке; однако окрик полицейского вызвал у него явный испуг, удивление, нерешительность. Он резко натянул вожжи, осадив свою тощую клячу, повернул и направился в сторону г-жи де Бремонваль.

— Извозчик! — позвала она опять, так как карета, видимо, собиралась проехать мимо нее, не останавливаясь.

Оба полицейские приближались; карета неожиданно остановилась.

— Ну садитесь же, садитесь!

Теперь г-жа де Бремонваль была, в свою очередь, в нерешительности; однако она все же вошла внутрь, захлопнула дверцу и не успела еще сказать адрес, как извозчик помчался рысью!

Едва г-жа де Бремонваль открыла дверцу этого странного ночного экипажа, как на лице ее отразился непередаваемый ужас. Шатаясь, не в силах удержаться на ногах, она упала на сиденье.

Ах, какой зловещий страх, какое отвращение, какой небывалый кошмар охватил ее, когда неожиданное зрелище представилось ее глазам.

Карета была уже занята…

Г-жа де Бремонваль увидела на подушках сиденья какую-то черную тень, очертания человеческой фигуры, лежащую женщину, вот-вот готовую рухнуть на пол от толчков повозки.

Спала ли она? Или была в обмороке? Что это была за женщина?

Ведь как только г-жа де Бремонваль услышала повелительный голос возницы, по-видимому, знакомый ей, она уже без колебаний поднялась в карету, захлопнула за собой дверцу, кучер хлестнул лошадь, заставив ее ускорить бег, полицейские остались далеко позади и не услышали бы ни зова, ни крика.

— Боже мой… Боже мой… — простонала г-жа де Бремонваль. — Боже, спаси меня… я погибла!

Внезапный рывок бросил несчастную женщину прямо на человеческую фигуру, лежащую на сиденье… Но та безмолвствовала, не пошевелилась…

— Сударыня! Сударыня! — позвала Матильда де Бремонваль, стараясь отодвинуться подальше от безмолвной незнакомки. — Сударыня! Что с вами? Кто вы?

Ответа не было.

Вот тогда Матильда де Бремонваль познала, что такое страх, ужас, доведенный до крайнего предела. Она рванулась к незнакомке, схватила ее за руки… руки были ледяными! Она опустила руку незнакомки — рука безвольно упала. Матильда поняла, что она едет с трупом, с мертвой, убитой женщиной! Значит, пресловутые рассказы о Ночном Извозчике, о страшном извозчике, который попадается в городе на глаза любому прохожему и возит по городу, не вызывая ни подозрения, ни нападок, трупы убитых, — эти рассказы, оказывается, правда!

Она поняла, что остановила Ночного Извозчика!

— Мертвая женщина! — прохрипела она. — Мертвая — но кто она? Кто?

Силы ее иссякли и, не выдержав более, г-жа де Бремонваль потеряла сознание.

Зловещий извозчик все еще катил по городу, когда г-жа де Бремонваль, придя в себя от ночной прохлады, открыла глаза.

Она внезапно вспомнила, что случилось, ей хотелось разобраться в этом, хотелось все узнать. Увидев, что она лежит на полу кареты, опустив свою изящную, красивую головку на колени мертвой женщины, г-жа де Бремонваль в ужасе выпрямилась. Оконное стекло было опущено; она провела рукой по лбу, как бы освобождаясь от власти кошмара, порожденного лихорадкой, и посмотрела в окно, чтобы понять, где она находится.

— Лес… — прошептала она. — Булонский лес? Да, несомненно, он нас везет в Булонский лес, там он выбросит труп, там он набросится на меня… нет, он не посмеет…

Внезапно повозка резко повернула. После густого леса взгляду г-жи де Бремонваль представилась широкая мощеная улица с проложенными по ней трамвайными рельсами, ярко освещенная фонарями. Карета еще раз свернула в сторону, спустилась по довольно крутому склону и оказалась на освещенной, но пустынной, безлюдной улице. На этот раз г-жа де Бремонваль полностью отдала себе отчет в том, где она находится.

— Улица Отей, — прошептала она. — Куда же он направляется? Куда?

Этот вопрос, самый страшный из всех, мучил г-жу де Бремонваль, пугая ее до такой степени, что минутами ей казалось — сердце ее, отчаянно бьющееся в груди, не выдержит и разорвется от страха! Фонарь! Она его узнала! Фонарь был возницей ужасного экипажа. Она знала, что он способен на все, знала, что он принадлежит к преступному дну Парижа, что он знаком всем апашам, что его уважает каждый, кто на парижских улицах зарабатывает себе на жизнь подлыми сделками, грабежами или убийствами!

«Несомненно, — думала несчастная женщина, — несомненно, он едет на какое-то таинственное свидание, чтобы встретиться с ужасной шайкой подобных ему преступников; или же он собирается бросить этот труп в глухом закоулке, на пустыре, возле фортов по ту сторону заставы!»

И будучи не в силах справиться с охватившей ее паникой, Матильда де Бремонваль пыталась припомнить расположение улиц и пустырей в районе Пуэн-дю-Жур.

«Выедем ли мы из Парижа? — думала она. — Нет, слишком опасно было бы для этого чудовищного ночного возницы выехать за черту города… нет, он, без сомнений, не решится на такую дерзкую затею… Тогда что же?»

По правде говоря, г-жа де Бремонваль уже не узнавала улиц, по которым ехала. Конечно, ей доводилось не раз бывать в Отей, но никогда не случалось забрести в такую пустынную, отдаленную его часть. И ей думалось к тому же, что вскоре они окажутся в опаснейших округах Гренель и Жавель.

Куда же он едет? Куда? Только этот страшный вопрос волновал теперь г-жу де Бремонваль, запертую в карете наедине с мертвой женщиной.

Скорость кареты между тем странным образом менялась. Если несколько мгновений назад, в пустынных аллеях Булонского леса возница зловещего экипажа пустил лошадь спокойной рысцой, то теперь, на освещенных улицах, он погнал ее галопом.

Как во сне, перед г-жой де Бремонваль пролетела рыночная площадь, потом церковь, здесь извозчик круто повернул на улицу Теофиль-Готье… По-видимому, они спускались к Сене, собираясь въехать на мост Мирабо…

И на каждом перекрестке, когда г-жу Бремонваль резко бросало на мертвую женщину, ее широко раскрытые испуганные глаза видели спокойные фигуры городских полицейских, которые мирно и хладнокровно продолжали обход, не догадываясь о том, какой зловещий груз везет ночной извозчик.

Позвать их было бы вовсе не трудно, но г-жа де Бремонваль молчала, скованная страхом.

Когда повозка запрыгала еще сильнее, пересекая рельсы трамвая Лувр-Версаль, несчастная поняла, что они едут по площади у въезда на мост Мирабо. Работы по строительству метрополитена вынудили кучера придержать лошадь, потом он стал подниматься на мост и перевел лошадь на шаг. Г-жа де Бремонваль почувствовала, как в окошко потянуло более прохладным воздухом, пропитанным речным туманом.

Она поняла, что находится совсем недалеко от зловещего района Жавель. Тогда она резко вскочила на ноги, опустила переднее стекло, отделявшее ее от возницы, судорожным движением ухватила его за огромный воротник, сильно дернула и закричала:

— Остановите, Фонарь! Остановите! Это безумие!

Но карета катила дальше и возница все нахлестывал лошадь.

— Стойте! Стойте! — закричала г-жа де Бремонваль что было сил. Стойте или вас схватят, вы с ума сошли… стойте же, Фонарь, стойте!

На этот раз повозка замедлила ход. Возница таким рывком осадил лошадь, что она тотчас же остановилась у тротуара под громкий скрип еще раскачивающейся кареты.

Одним прыжком г-жа де Бремонваль и Фонарь — ибо, действительно, Фонарь, зловещий апаш, и был кучером необычайного ночного экипажа, — оказались на мостовой. Г-жа де Бремонваль, несмотря на страшную бледность, казалось, отлично владела собой. Что же касается Фонаря, то его лицо позеленело, как у трупа, и он зесь дрожал. Однако не время было предаваться обуревавшим обоих чувствам. В то время как Фонарь еле слышным шепотом угрожал: «Ни слова, ни звука, иначе я…» — г-жа де Бремонваль умоляющим голосом повторяла: «Фонарь… Фонарь… Как это все понять? Кто эта мертвая женщина? Что вы натворили?»

Фонарь, не зная, что делать с кнутом, неуклюже и смешно выглядел в одежде извозчика, казалось, не очень-то понимал, что происходит. Вместо того, чтобы ответить молодой женщине, он угрожающе спросил:

— Прежде всего, вы-то как тут оказались? Вы что, шпионить за мной надумали? Вы знали, что я раздобыл этот рыдван?

Но г-жа де Бремонваль сама тоже не отвечала на вопросы собеседника:

— Кто эта женщина? — спрашивала она. — Это вы ее?..

Фонарь понемногу справился с охватившим его испугом.

— Отвечайте же! — сказал он, схватив г-жу де Бремонваль за руку и грубо встряхнув. — Как это вышло, что вы меня встретили? Следили, стало быть, за мной?

Г-жа де Бремонваль сообразила, что прежде всего надо успокоить бандита.

— Нет, нет! — поклялась она. — Вы не правы, Фонарь, я вас просто узнала в ту минуту, когда вы проезжали мимо меня, я в это время не знала, что вы везете…

— А что вы делали в моих краях?

— Я шла к вам.

— Ко мне? Вы — ко мне? Что это вам от меня понадобилось?

— Я хотела разузнать о Раймонде, о том, что с ней сталось.

— О Раймонде? О Раймонде? Да уж, Раймонда-то…

Фонарь не решался признаться, что Раймонда убежала. На всякий случай он сказал:

— Когда вы мне заплатили, чтобы я эту девицу похитил, вы сказали, будто хотите, чтобы она исчезла и что ко мне с этим делом никто лезть не будет. Фу ты, пропасть! Фу ты, пропасть! А теперь вы за мной бегаете. Уж не знаю, почему бы мне вас не…

Но г-жа де Бремонваль не дрогнула, хоть и была сейчас во власти этого человека, этого страшного Фонаря, — ведь она находилась с ним наедине, на пустынном мосту Мирабо, и не на кого было надеяться.

— Отпустите руку, — повелительно сказала она, — незачем мне угрожать; если вы меня убьете, вам со мной будет много возни, куда больше еще, чем с этой…

И когда укрощенный Фонарь, как бы помимо воли, отпустил ее руку, она продолжала:

— Ну, отвечайте же! Где Раймонда!

Фонарь решил солгать:

— Она умерла. Это она и есть…

Но это было неуклюжим враньем. Г-жа де Бремонваль разразилась странным хохотом, безумным, пугающим хохотом:

— Не скрывайте от меня ничего, — сказала она, — и не придумывайте небылиц… Я знаю, что у вас в карете вовсе не Раймонда, знаю, что Раймонда не умерла, а убежала — где она?

Фонаря, казалось, охватил страшный гнев.

— Проклятье! — выругался он, сжимая кулаки и глядя бешеными глазами на г-жу де Бремонваль. — Значит, вы и впрямь за мной шпионили, раз все это знаете?

— Может быть… но говорите же…

— Что еще говорить-то? Чтобы я вам сказал, где Раймонда? Понятия не имею. Что сбежала она это правда. Хотите знать, кто это мертвая женщина? Моя любовница, Пантера… а дальше что? Не побежите же вы доносить на меня? Если я прибил собственную бабу да так, что укокошил, это все ваша вина…

— Моя?

— Ясное дело, ваша; ведь она-то и выпустила вашу проклятую девку, вот за это я и…

Г-жа де Бремонваль не ответила. Бледная, полумертвая от страха, она опиралась о перила моста Мирабо, уставившись испуганными глазами на илистые воды.

Между мрачными сообщниками воцарилось долгое молчание.

— Но все-таки, что вы намерены делать с этим трупом?

Фонарь уныло пожал плечами.

— Почем мне знать! — ответил он. — Осточертело мне такой груз таскать… Это мне Пантера теперь мстит. А вы еще спрашиваете, что мне с трупом делать… ей-богу, не знаю!

— Карета-то ваша?

— Нет, я ее на одну ночь взял.

— Взяли? То есть украли?

— Нет, не украл, отдам я ее. Только взял без спросу.

Г-жа де Бремонваль молчала несколько мгновений.

Ах! Если бы те, кто бывал на блестящих празднествах, устраиваемых элегантной г-жой де Бремонваль в залах маленького особняка на улице Лоран-Пиша, застали сейчас эту самую элегантную молодую женщину на пустынном мосту за беседой с ночным извозчиком, извозчиком-убийцей, зловещим возницей рокового фиакра, — они бы, конечно, решили, что это сон… Какие же узы могли связывать г-жу де Бремонваль с апашем Фонарем? Для каких темных дел богатая владелица особняка в районе Дофин была вынуждена снюхаться с похитителем Раймонды, с тем самым похитителем Раймонды, который сказал ей и не услышал с ее стороны возражений: «Когда вы мне велели украсть Раймонду, вы заявили, будто вам нужно, чтобы она исчезла!»

— Послушайте, — задыхаясь сказала г-жа де Бремонваль, — послушайте, Фонарь, если вы только будете выполнять все, что я скажу, вы не попадете на эшафот.

Эшафот! При зловещем упоминании машины Дейблера, Фонарь опять задрожал.

Эшафот!.. Ему уже чудилось, как холодное лезвие гильотины касается его шеи. Заикаясь от ярости, он прохрипел:

— Если я попаду на эшафот, вы там тоже окажетесь!

Но его угрозы были напрасны, г-жа де Бремонваль оставалась совершенно спокойной.

— Я не дорожу жизнью, Фонарь, я уже больше ничем не дорожу. Нет, я дам вам совет просто из добрых чувств. Вам надо избавиться от трупа Пантеры, а также необходимо, чтобы никто не заметил исчезновения вашей кареты. Ладно… Слушайте внимательно. Никто, к счастью, не видел, как вы погружали труп в пролетку, надо этим воспользоваться… Эта несчастная женщина… насколько мне показалось… вы надели на нее платье Раймонды?

— Да, Пантера в первый же день слямзила ее тряпки, она в них была одета, когда я ее пришил, я ее не стал раздевать.

— Хорошо. А где драгоценности Раймонды? У вас?

Фонарь отрицательно покачал головой.

— Нет, — сказал он, — у меня их нет, а даже если бы и были, вам бы они не достались… черт побери, вы должны дать мне хоть что-то заработать на всех этих ваших делишках; в общем-то с тех пор как я на вас, красавица, работаю, я вот уже второй раз рискую попасть на гильотину и ведь почти ничего за это не имею…

Но он не успел договорить.

— Скорей! Скорей! — сказала г-жа де Бремонваль, вытаскивая из сумочки пачку банкнот. — Вот вам деньги, Фонарь, на что они мне! Я вам дам еще гораздо больше, только отдайте мне драгоценности, которые были на Раймонде!

И пока Фонарь, ошеломленный голубыми купюрами, которые ему протянула г-жа де Бремонваль, прятал их в карман, она настойчиво повторяла:

— Драгоценности, Фонарь… Драгоценности…

Апаш вытащил из кармана два жалких колечка:

— Вот, а зачем они?

Но г-жа де Бремонваль не отвечала. Схватив кольца, она подбежала к карете. Преодолевая ужас, открыла дверцу, взяла застывшую руку своей рукой и надела на пальцы Пантеры кольца несчастной Раймонды.

— А теперь, Фонарь, теперь помогите мне, этот труп надо бросить в воду.

— Бросить Пантеру в воду? Да вы что, спятили? Завтра или через неделю ее выудят, и тогда…

— Давайте, давайте! Фонарь, когда ее выудят, все будут уверены, что это труп Раймонды, вам это не повредит, а я хочу, чтобы Раймонду считали умершей…

Фонарь был не в силах сопротивляться. После страшных волнений, пережитых им с вечера, точнее, со вчерашнего дня, апаш находился в таком подавленном состоянии, что у него не хватило духу спорить.

— Ладно, пусть будет по-вашему, — согласился он.

Ночь была темной, ветер свирепствовал, дождь хлестал вовсю, ни одного человека не видно было на мосту Мирабо.

Сообщники могли действовать спокойно. Фонарь вытащил из кареты бездыханное тело Пантеры, взял труп за плечи и, так как ноша оказалась тяжелой, взмолился, подняв глаза на г-жу де Бремонваль:

— Помогите же мне, черт возьми!

Но это уже было выше сил г-жи де Бремонваль.

— Нет, не могу, не могу…

И Фонарю пришлось в одиночку подтащить труп к парапету, поднять его и швырнуть в реку.

Послышался глухой всплеск, взлетели брызги. Потом течение сгладило всякий след преступления.

Сена текла своим путем, унося в черных водах труп убитой женщины, труп Пантеры.

Еще один труп!