— Рост — примерно пять футов шесть дюймов, вес — около ста двадцати фунтов. Длинные светло-русые волосы с рыжими и светлыми прядями. Ах да, фиалковые глаза.
Дэн прислонился к стенке телефонной будки и услышал в трубке смешок Джека Боннера, своего приятеля, служившего в ФБР.
— Вот как? Фиалковые глаза?
— Точно так.
— Значит, говоришь, светло-русые волосы с рыжими и светлыми прядями?
— Ты это повторяешь ради собственного удовольствия или чтобы поиздеваться надо мной?
Дэн сделал такое движение, как будто хотел забраться в телефонную трубку и дотянуться до своего друга.
Джек хихикнул.
— Поиздеваться и развлечься.
Эти два человека знали друг друга больше десяти лет, они даже вместе учились в полицейской академии. Другие стражи порядка называли их «бродягами» за приверженность к нестандартным методам преследования, и эта общность взглядов и привычек крепко их связала.
Однако служба в федеральной полиции не удовлетворяла обоих. Выдержав несколько лет, Джек перебежал в ФБР, а Дэн подался в ведомство шерифа.
И все-таки, к удивлению многих знакомых, их дружба не оборвалась. Да, им случалось ругаться, доставлять друг другу неприятные минуты, но, когда происходило что-то серьезное, не было такой услуги, в которой они отказали бы друг другу. Когда преступник отстрелил Джеку изрядный кусок ноги, Дэн был рядом — он поднял Джека с койки и помог вернуться к работе. А когда погибла Дженис, Джек вытащил Дэна в нормальную жизнь после месяца кромешного ада.
— Еще у нее акцент, — сообщил другу Дэн, наблюдая, как город пробуждается и вступает в новый день. — Ты там записываешь, что ли?
Джек насмешливо фыркнул.
— Мейсон, как по-твоему, с кем ты имеешь дело?
Дэн услышал глухой шорох разрываемой бумаги. И невольно улыбнулся.
— Я сказал, у нее акцент.
— Какой именно? Южный? Британский? Бруклинский?
— Может, британский. Или шотландский. Или ирландский. Не могу сказать наверняка.
— И ты считаешь, она из богачей?
— Судя по ее облику, иначе быть не может. Безукоризненные манеры, превосходная речь, готовить не умеет. Когда садится, скрещивает лодыжки. Когда я ее обнаружил, на ней были роскошные сапоги.
— Бывает, богатые девочки становятся шилом в заднице.
— Что до Ангела, к ней это не относится.
Едва произнеся это условное имя, Дэн прикусил язык. Идиот…
— Ангел? — протянул Джек.
Дэн скрипнул зубами.
— Должен же я был как-нибудь ее называть, ты согласен?
— Нежно, ничего не скажешь.
— Иди ты, Боннер…
За эти несколько секунд оба вернулись в их общие девятнадцать лет, когда они жестоко вышучивали друг друга и каждый доказывал, что у него самая крутая машина, самая крутая девчонка, самый крутой ствол.
— Рад узнать, что горный воздух не слишком повлиял на Мейсона, — усмехнулся Джек. — Или все дело в русоволосом, прекрасном и богатом шиле…
— Она не шило в заднице, она, если хочешь… Она прелесть.
— Прелесть? Ну ты, брат, пропал.
— Как на духу клянусь, мне не терпится избавиться от этого и…
— Пива поставишь?
— Жду другого ответа.
— Знаешь, если серьезно, я возьмусь. — Эти слова мгновенно возвратили Джека к его роли федерального агента — и друга. — Порыскаю и постараюсь установить, по какому праву эти парни разъезжают на машине с номерами, зарегистрированными на имя губернатора. Может, этот уголовник, губернаторский брат, уступил машину кому-нибудь из своих кретинов. Или эта девочка — дочка какой-нибудь важной шишки. В общем, я выясню, что происходит. А ты пока приглядывай за ними.
Заходящее солнце зажгло рдяный костер на Мейн-стрит. Его жар проник в телефонную будку и обжег Дэна.
— У меня четкое ощущение, что мы имеем дело не с дилетантами.
— У меня такое же чувство.
— Я перезвоню тебе через несколько дней.
— Договорились. Ну ты даешь, Дэн!
— Что такое?
— Фиалковые глаза, говоришь? Это серьезно?
Дэн тряхнул головой и расхохотался.
— Боннер, сначала выпей пива, а потом у тебя будет серьезная работа.
— Потом, дружище.
Дэн постоял у кабины, провожая взглядом пожилую пару, намеревавшуюся успеть в магазин до закрытия. День клонился к вечеру, но разум Дэна будет бодрствовать, причем, скорее всего, еще двадцать четыре часа. Ему предстоит задать кое-какие вопросы, после чего разработать план.
Его передернуло при мысли о высказанных Джеком предположениях. Честно говоря, ни одна из гипотез ему не нравилась. Или у Ангела нешуточные проблемы, или же она принадлежит к семейству какой-то тяжелой фигуры.
Как то, так и другое — достаточный резон, чтобы отступиться, отбросить всепоглощающее стремление обеспечить ее безопасность. Но он никогда не стремился к беспроигрышным играм. А после встречи с Ангелом — тем более.
Дэн ударил кулаком по плексигласовому окну телефонной кабины. В конце концов, он не охотится за женщинами. Просто он видит их… когда видит.
И сколько бы он ни раздумывал, сколько бы ни изобретал объяснений, сколько бы ни старался изгнать эту женщину из своих мыслей, у нее все-таки оставались ее фиолетовые глаза и длинные кудрявые волосы, ее честность, открытость, желание и неумение помочь. Он поежился.
Завтра к вечеру он будет дома. Возле нее.
Он отошел наконец от телефонной будки. Сегодня у него еще есть работа. Прикоснувшись к спрятанному под одеждой пистолету, он зашагал к гостинице, где рассчитывал получить бифштекс на косточке и кое-какую информацию в придачу.
Недовольно ворча, Ангел выбросила в мусорное ведро то, что задумывалось как вишневый пирог, и вернулась в кухню с пустым блюдом в руках. Она была полна решимости доказать, что способна готовить, что есть в ней все-таки хоть какая-то хозяйственная жилка.
Просто ей требуется тренировка.
Было почти девять часов вечера. Она упражнялась в кулинарном искусстве уже пять часов, и в конце концов ей удалось сотворить парочку вполне пристойных кусков жареной ветчины. Но ветчины мало.
Завтра вечером вернется Дэн, и она обязана предложить ему полноценный съедобный ужин, без черных корок и чада в кухне.
А если фортуна будет на ее стороне, то этот ужин окажется еще и аппетитным на вид.
Добавив в муку холодной воды и замесив тесто (о том, как это делается, ей пришлось прочитать в приложении к кулинарной книге), она раскатала его. Нет, она накормит Дэна, накормит как подобает соблазнительнице.
На ее губах появилась задумчивая улыбка. Конечно, никакая она не соблазнительница, во всяком случае, опыта в подобных делах у нее немного, но она будет стараться изо всех сил. Что-то подсказывало ей: времени у нее мало, ей недолго здесь оставаться. И прежде чем она покинет Дэна, она расскажет ему о своих чувствах, покажет, как любит его.
Она открыла новую банку с вишнями и положила одну ягоду в рот.
А когда она откроет правду, примет ли он то, что она ему предложит? Поймет ли ее человек, отказавшийся от эмоций?..
По языку разлилась терпкая сладость вишни. И нечто новое явилось ей, еще одно видение, подобное черной молнии, пронзило мозг.
Она пошатнулась, сжала рукой лоб и тут же нащупала пальцами шрам. Держась за край стола, она медленно опустилась на прохладный линолеум.
Образы врывались в мозг один за другим — четкие, яркие, красочные. Вот она — маленькая девочка, сидит на крыше загородного дома и рвет вишни с огромного дерева. На мили и мили вокруг, до самого скалистого берега простирается усыпанная цветами долина. Рядом с ней — два мальчика, оба старше ее, поглощают вишни и ухмыляются, как клоуны в цирке. Они похожи на нее. У одного — ее нос, у другого — ее глаза.
Внезапно движущаяся картинка окрасилась еще и звуками. Океан плещется у подножия скалы, ветер шелестит листьями вишневого дерева, мальчики весело смеются. Но вот кто-то окликает их; это женщина в бледно-лиловом платье, на голове у нее украшенная алмазами тиара.
При нежном звуке этого голоса у Ангела запершило в горле, а к глазам подступили слезы.
— Фара! — услышала она собственный крик.
Женщина улыбнулась ей.
— Ягненочек, будь настоящей умницей, хоть это не так легко, как кажется. Не убегай, люби и не отказывайся от любви.
Все пропало. Пейзаж, мальчики, женщина, вишневое дерево — все погасло, словно угольки в камине.
Ангел моргнула, открыла глаза, увидела себя в знакомой хижине. У нее закапали слезы.
Она знала, что представшая перед ней женщина родная ей, может быть мать. В их близости нет сомнений. А эта далекая земля на океанском берегу — ее родина. Однако, как ни странно, несмотря на счастливое чувство любви и привязанности к этим людям и этой местности, ее разум не хочет узнать правду.
Как и тело не хочет быть похищенным и возвращенным домой.
Усилием воли, которую она почувствовала в себе лишь недавно, она поднялась и вернулась к своим занятиям.
Прежде чем вернуться домой, вспомнить себя, ей необходимо испытать, что такое жизнь здесь. Время даст ответы на вопросы о прошлом и будущем. Что ж, ей это подходит.
Дэн вернулся, когда уже вечерело. В доме вместо запаха гари его встретил чудесный аромат.
Дэн вывел Ранкона на короткую прогулку в загон (конь уже не хромал) и вошел в дом в надежде увидеть женщину, которая занимала все его мысли последние сорок восемь часов.
Он открыл дверь и помедлил на пороге, глядя, как она вынимает противень из духовки. Ему даже не показалось это зрелище странным. Наверное, оттого, что рассудок его покинул, остались только чувства. Зато обостренные в высшей степени.
Волосы она забрала в пучок, макияжа никакого, и все-таки она ослепительно прекрасна. На ней та же рубашка, которая была у нее под свитером в день их встречи, и его шорты. Длинные босые ноги, обворожительная фигура.
Рот у Дэна наполнился слюной.
— Ты тут потрудилась, я вижу.
Вздрогнув, она обернулась и тут же заулыбалась, едва увидев его.
— С возвращением тебя.
— Спасибо. Возвращаться всегда приятно.
Он знал, о чем говорит.
Соблазнительные ноги двинулись к нему, а руки помогли освободиться от рюкзака.
— Ну как, узнал что-нибудь?
— Не очень много, но мой друг занялся этим делом. Так что скоро что-нибудь прояснится.
Известно, что исчезновение Ангела прошло незамеченным, без сообщений в газетах и обращений в полицию. Никто не подавал заявлений об исчезновении женщины, подходившей под ее описание. Об остальном Дэн мог только строить предположения.
Безусловно, ее незачем обременять подробностями о происхождении номерных знаков машины, о том, что два подонка оснащены орудиями слежки, что у них имеются приборы скрытой связи, а в мотеле, где они поселились, обнаружены новейшие радиопередатчики. Ни к чему говорить и о том, что врач, недавно осматривавший Ангела, смерил его, Дэна, очень странным взглядом, когда им случилось встретиться на улице.
— Эти двое еще в городе? — поинтересовалась Ангел, распаковывая вещи Дэна.
Он заметил, что у нее слегка дрожат руки, и его желание крепко обнять ее сделалось почти непреодолимым. Но он устоял.
— Да, они там.
Они в городе и ведут расспросы, что, вообще говоря, довольно глупо с их стороны, учитывая, что в маленьком городе жители запоминают каждого, кого встретят. Один болван заявил в аптеке, что Ангел — его дочь, другой представился ее дядей. К счастью, об этом вовремя стало известно Дэну.
Она взглянула на него и прикрыла глаза.
— Ты скоро опять поедешь в город?
Он кивнул.
— Через пару дней.
Улыбка тронула уголки ее губ, и у него опять все сжалось внутри. Что же он за кретин, если с ним происходит такое всего лишь от женской улыбки…
Пара дней это означает, что загадки и догадки пока откладываются. Ему остается сидеть сложа руки, пока не станет известно, по какой причине след, связанный с номерами машины, ведет к губернатору штата. Помимо прочего, эту пару дней он счастливо проведет рядом с этой женщиной.
— Я приготовила макароны с грибным соусом, — с гордостью сообщила она.
Дэн не удержался от улыбки.
— Запах просто божественный.
— И ничего не сгорело, — таинственно прошептала она ему на ухо.
Дэн невольно рассмеялся — она дьявольски очаровательна. Прелесть — он любит это слово, и оно лучше всего подходит к ней. О-о, если не следить за собой, то он очень скоро привыкнет к таким сценам. К ней.
— А на десерт…
Она указала на подоконник жестом ведущей телеигры.
Дэн подошел и увидел ошеломляющий пирог. С золотой корочкой. По бокам сочилась вишневая начинка.
Дэн повернул голову:
— Это ты сделала?
Она кивнула, сияя.
— Ангел, это что-то потрясающее. Ты, наверное, работала…
— Вчера целый день, и сегодня тоже. Провалила три попытки. Надеюсь, на четвертый раз получилось что-то стоящее.
Восхищение охватывало Дэна с космической скоростью. Ни разу за всю свою невеселую жизнь он не встречал подобной женщины. Решительной, умной, пылкой, земной, веселой. Большинство женщин, с которыми он встречался, состояли из правил, недомолвок и замечаний вроде «бриллиантовых сережек недостаточно».
Что бы он ни думал о том, откуда она возникла, она настоящая, цельная. Она трудилась два дня, чтобы приготовить для него ужин.
Вот вам и смирение.
— Ты упорная личность.
Она застенчиво улыбнулась, но смотрела на него ласково и прямо.
— Да уж.
Стрела желания пронзила его, но он не потерял самообладания, остался невозмутим. Впрочем, неизвестно, как долго ему удастся противиться природе.
Сверкая улыбкой, Ангел пошла на кухню и достала из шкафа вилку.
— Мне кажется, у человека все получится, если он твердо решит добиться своего.
— Согласен.
— И если он очень чего-то захочет, — добавила она и приблизилась к Дэну.
Ее слова подобно шелку обволокли его. Он как будто изготовился к прыжку, но опять сохранил почву под ногами.
Глядя на него словно кошка, она заложила за ухо выбившуюся прядку.
— Хочешь попробовать пирог?
Дэн почувствовал, как у него участился пульс.
— Подашь кусочек, Ангел?
Она зацепила пирог вилкой, и на той остался маленький кусочек корочки со слоем начинки. Недостаточно, чтобы насытить, но чтобы раздразнить — то, что надо.
Не сводя взгляда с Ангела, Дэн наклонился к вилке. Сейчас он отчетливо видел, как на ее горле с сумасшедшей силой бьется жилка.
— Замечательно, так и хочется вручить тебе приз. Скажем, голубую ленту.
Она нежно улыбнулась и погладила его по щеке.
— Я бы предпочла поцелуй.
Он застонал.
— Ты что, смеешься надо мной? Это же будет приз для меня.
Очень медленно Ангел закусила нижнюю губу. Лишь на мгновение. Возможно, бессознательно. Но от этого движения у Дэна закружилась голова. Их губы сблизились. Он обхватил ее и притянул к себе, ни о чем не думая, впился ей в рот. Она издала стон, и он изменил положение головы, поцеловал ее уже по-другому, последовал за ней, когда она вовлекла его в игру, отдавая ему один пронзительный поцелуй за другим.
Потом она отстранилась — всего на какой-нибудь дюйм, и ее взгляд застыл на его губах. Она прерывисто дышала.
— Ты в порядке?
Если бы он знал!
Она кивнула, затем с трудом выговорила:
— Я точно знаю, что ты проголодался не меньше меня.
— Ангел… Ты и представить себе не можешь.
Стоявшая перед ним женщина сделала глубокий вдох, губы у нее еще оставались красными от поцелуев.
— Принял бы ты душ перед ужином.
— Может, вместе?
Дэн вошел в дом, стряхивая с рубашки клочки сена из кормушки Ранкона, и Ангел улыбнулась. Может ли он помочь? Ммм… Вот в чем вопрос. Именно сейчас, когда за все время ужина ее тело так и не успокоилось.
Да, он может помочь. Он может вывести ее из отчаяния, утишить непрерывный зов.
— У тебя был тяжелый день, — отозвалась она, домывая посуду. — Расслабься.
— Я расслаблюсь, когда расслабишься ты. Что мне сделать?
На этот раз она едва не сказала…
— Если хочешь, можешь вытереть тарелки.
Он встал у нее за спиной, и она затылком ощутила его теплое дыхание.
— Ужин был шикарным. А уж пирог…
— Хороший?
— Убийственный.
Она оглянулась через плечо.
— Ты удивлен?
— Ты меня все время удивляешь.
— И это хорошо?
— Великолепно.
Его руки легли ей на талию, скользнули в горячую мыльную воду и встретились с ее пальцами. Когда они переплелись, в ее животе поднялся жар.
— Мне казалось, ты согласился вытереть посуду.
— Мне всегда лучше давался водный спорт.
Он подвел ее руку к губке, они вместе ее выжали и провели шершавой поверхностью по тарелке.
Губы Дэна коснулись шеи Ангела и принялись целовать. Зубами он слегка прикусывал ее кожу.
Она задохнулась.
— Ты мне нравишься, — зашептал он ей в самое ухо. — Я устал делать вид, что ты мне не нужна. Мне надоело изобретать предлоги и отступать, когда становится чересчур жарко и мучительно. Ангел, скажи, что ты хочешь меня. Скажи, что мне можно тебя трогать.
— Можно. Можно.
Лишившись способности дышать, она стояла перед ним на подгибающихся ногах, в голове царил сумбур. Слишком много ей еще нужно ему сказать. Хотя она уже сказала ему, что ни один человек не прикасался к ней, как он… сердцем и телом.
Но она не успела произнести ни слова, потому что его ладони уже лежали на ее животе, горячие и мокрые. Все мысли испарились без следа, когда он сжал ее тело, смял рубашку и мыльная пена начала стекать по коже.
Дыхание у нее сделалось прерывистым, когда он нашел ее груди под лифчиком и стиснул их, отчего соски затвердели и ткнулись в пальцы.
— Дэн, я хочу… — начала она, желая произнести главные слова. Желая, чтобы он знал, насколько пробудил ее.
Он придвинулся еще ближе, и она нижней частью спины ощутила твердость его тела.
— Говори, Ангел, скажи мне, чего хочешь.
Пока он поднимал на ней лифчик, она делала усилия, чтобы совладать с голосом. А потом он опять стиснул в ладонях ее груди, нежно покрутил мокрыми пальцами соски.
— Тебе нравится?
— Да.
Это слово вышло у нее похожим на всхлип. Голова ее откинулась назад, упала ему на плечо, а влажные руки опустились. Дэн повернул голову так, чтобы заглянуть ей в глаза, продолжая массировать затвердевшие соски.
Что-то происходило у нее глубоко внутри, какое-то отчаянное биение, которое оказалось для нее настолько новым, что почти пугало ее. И тогда Дэн, будто узнав об этом, провел рукой по ее животу, все ниже, ниже, проникая под мягкие хлопчатобумажные трусики, нащупывая ту точку ее тела, которая прежде не напоминала о себе.
— Славные шорты, — бормотал он.
— Твои.
— Я знаю.
— Мне показалось, ты не рассердишься.
— Нет. — Когда он ласкал ее влажную, горячую кожу, из его горла вырвался низкий, прерывающийся звук, и губы, которые оказались точно над ее губами, прошептали: — Хочу войти в тебя.
Повинуясь инстинкту, Ангел подалась вперед. Это жажда потянула ее. И пусть это безрассудство. Она опустила ладонь на его руку и плотнее прижала его пальцы.
— Здесь?
Отрывистый, грубый голос:
— Именно здесь. Где горячо и влажно… — И вот уже его палец внутри. — И невероятно.
У нее оборвалось дыхание. Глаза у него потемнели при взгляде на нее.
— Ты хочешь?
— Я хочу тебя.
— Уверена? — Да.
— Тогда идем со мной.
Его руки оставили ее груди и нижнюю часть живота. Они скользнули под ее колени, и он подхватил ее. Он почти что взлетел в спальню, но там опустил ее на тахту с величайшей осторожностью.
Яркий белый свет луны лился в комнату, он позволил Ангелу увидеть, как Дэн потянулся к сумке из черной кожи, покоившейся на шкафу, засунул руку в боковой карман и извлек оттуда нечто, завернутое в фольгу.
Ангел дрожала, извивалась от нетерпения, наблюдая, как Дэн пересекает комнату, подходит к кровати. А когда она заглянула ему в глаза, то прочитала в них безнадежность.
— Что-то не так?
— Честное слово, я старался это прекратить.
— Я знаю.
— У меня было много причин это прекратить. Ты в этих краях совершенно беззащитна. Ты не помнишь, кто ты, откуда, чего хотела до того, как оказалась в этом доме.
— Ты прав. — Она освободилась от рубашки, расстегнула лифчик и сбросила его на пол. — Но зато я знаю, чего хочу теперь.
Несмотря на то, что она была сейчас обнажена по пояс, взгляд Дэна оставался прикованным к ее глазам.
— Разве этого достаточно, Ангел?
— Более чем. — В этот вечер, в этом доме нет места ни скромности, ни неловкости. Ангел заложила большой палец за пояс. — Мне нужна твоя помощь.
От них не укрылась двусмысленность этих слов. Они оба находились во власти искушений и желаний, настолько сильных, что те обрели отдельную жизнь. Попытка солгать была бы чревата безумием для обоих.
С жадным блеском в глазах Дэн ловко, меньше чем за пять секунд, стянул с Ангела шорты и разделся сам. А потом встал у изножья кровати, глядя на Ангела сверху вниз.
— Ангел, твоя красота опасна.
Она окинула его властным взглядом — как свою собственность. Красивые, пусть и грубоватые, черты, мускулистый корпус, плоский живот, а ниже… Щеки у нее вспыхнули.
— Твоя тоже.
Он ответил демонической улыбкой, и она потянулась к нему.
— Иди ко мне.
Тахта заскрипела под его весом. Ангел затрепетала в ожидании. Он устроился рядом с ней, наклонил голову и провел носом по ее груди, вдыхая ее запах. Он двигался кругами, пока, наконец, не нашел главное место.
В освещенной луной комнате крик Ангела отразился эхом, когда Дэн захватил сосок в рот и подверг женщину желанной пытке. Ощущение оказалось настолько невообразимым, что она чуть не скатилась с кровати.
Но Дэн удержал ее.
В мозгу у нее вспыхнула радуга; Ангел жалобно захныкала, и ее руки потянулись к нему. И нашли. И тогда она вцепилась в него, крепко и жадно.
Он стиснул челюсти, впился в нее взглядом, притянул к себе, на лбу у него блестели капельки пота. И, пока их взгляды перекрещивались, он наливался жаром в ее стиснутой ладони.
— Хватит, — простонал он, пытаясь пустить в ход свое средство защиты.
— Мало, еще мало.
Ногами она обвила его талию, а руками — шею.
Его глаза безжалостно прожигали ее.
— Ты готова?
— Я была готова еще в первую ночь здесь.
Он ласково поцеловал ее в губы и скользнул внутрь. И замер, когда она ахнула, а затем закричала.
Мускулы у нее сократились, а потом ее словно обожгло.
Дэн что-то пробормотал, вскинул голову, и его глаза проникли ей в душу так же, как он только что проник в ее тело.
— Ангел…
— Я никогда раньше не была с мужчиной.
— Ангел.
Боль в его глазах разрывала ее.
— Дэн, не уходи от меня.
Он сладострастно застонал:
— Я не могу уйти. Не знаю почему. И не хочу знать.
— И я не хочу.
— Тебе было больно?
— Нет. — Она изогнулась, лежа на спине, чтобы он видел, что вся боль уже ушла, осталась только сладкая дрожь. Она вздохнула. — Во мне сейчас только тепло, жизнь и желание.
И опять из его глаз выглянул демон.
— То, что надо.
Он медленно задвигался, проникая все глубже и оставаясь начеку: не появится ли в ее глазах искорка боли. Он прислушивался к ее жалобным просьбам о большем.
Но боли не было, а была только душераздирающая радость. Она раскачивала бедра, вбирая его в себя без остатка, призывая его действовать энергичнее, быстрее, утоляя ее сладостную жажду. Тело ее пело чистую песню любви, кровь пульсировала в ней, грела, заряжала.
И в какую-то секунду она подумала: возможно ли сохранить мгновение?
А потом со всех сторон ударили электрические разряды, сходясь в одном месте. Ангел приподняла таз, сжалась, вцепилась в простыню.
В момент ее наивысшего взлета Дэн последовал за ней в эту бездну, к ней возвратилось сознание.
Память вихрем охватила ее, и она утонула.