Новая жизнь. Финал

Глава 26

Настроение у меня как ни странно — вполне себе хорошее. Даже отличное. Так весело, отчаянно, шел к виселице он, в последний час, в последний пляс пустился Макферсон. Дела закончены, условия проговорены, час настал. Наверное, надо переодеться в чистое и белое, наверное, надо очистить свой разум от сомнений, но сомнений у меня нет. Нейробилоги вообще считают, что вся эта ваша свобода воли — просто ментальный конструкт, придуманный для того, чтобы было на кого ответственность за промахи списать. На самом деле мы принимаем решения задолго до того, как осознаем их. В случае простого бинарного выбора между красной и белой кнопками — за десять секунд до того, как начнут работать нейроны, направленные на оправдание этого выбора. Уже потом мы говорим «я выбрал это, потому что…» — и уж тут находим миллион причин, почему мы выбрали именно красную кнопку. К сожалению, эксперименты показали даже то, что возможно (путем нейростимуляции) даже повлиять на этот выбор, однако и в этом случае испытуемые были уверены, что приняли решение сознательно, так сказать в здравом уме и твердой памяти. Какие выводы отсюда мы можем сделать? А такие, что в какой-то конкретной ситуации, при наличии определенной информации, а также будучи в совершенно определенном физическим состоянии — мы всегда сделаем один и тот же выбор. Наверное, это и есть то, что называют судьбой.

Бороться за свободу выбора и независимость суждений — это дело теоретиков от психоанализа, меня больше интересует прикладная часть. Прикладные же выводы из всего этого очень просты — нельзя ругать самого себя за неверные решения в прошлом, ведь тогда вы просто не владели всей информацией. Не стоит жалеть о прошлом. Все что мы можем сделать — сделать вывод и двигаться дальше.

Вот и тут, сейчас, передо мной было открыто много путей и способов решения, сотни, а может и тысячи, и это только те, о которых я знаю. Наверняка есть какой-то хитроумный способ из разряда «насыпь простой кухонной соды в окно, сделай сальто и завари себе чаю и все рассосется само собой», и если обладать всеведением — можно его найти. Идеальное решение, высочайший коэффициент полезного действия, решение, приводящее к Идеальному Конечному Результату, затрачивая самый минимум усилий, такой способ, после которого сын божий поднимает глаза к небу и говорит: «Пап! Ну дай я сам поиграю!». Когда все в строчку, все шары в лузы, каждая случайность неизбежно приводит к победе и не просто победе, а блистательной и совершенной. Не к такой, когда «если не получается победить честно — просто победи, сынок», а именно честной, не оспариваемой, легкой и блистательной.

И, наверное, еще можно попробовать провести переговоры, уточнить позиции, выдвинуть свои требования, обозначить границы и рамки, потребовать моратория и прекращения огня, торговаться за каждый дюйм, но это не мой путь. Почему? Да потому, что решение давно уже принято. И где-то в глубине души я уже знаю, кто ответственный и кто за все заплатит. И даже как все закончится. Если сравнивать мою жизнь с поездом, то где-то за окном только что промелькнула деревяшка, на которой рукой Дока Брауна простой белой краской выведена надпись — «Точка невозврата». Точка, после которой уже невозможно остановиться на пути вперед и заветные восемьдесят восемь миль в час разделят жизнь до и после. Или — назад в будущее, или же — в пропасть.

Так что… наверное я просто ищу себе оправдания. Сора-тян тоже давно приняла решение, она должна погибнуть в бою и никак иначе, для нее признать поражение — неприемлемо. Она грезит о мрачном, дождливом, осеннем дне, когда окруженная со всех сторон врагами — она поднимет лезвие своего меча к небу и радостная улыбка озарит ее лицо, улыбка человека, исполнившего свой долг. Юрико — тоже приняла решение, она пойдет на все, чтобы остаться жить и однажды — будет процветать, как бы не повернулась эта жизнь. Каждый из людей, окружающих меня — уже принял решение. Уже принял решение и Зрячий и его фанатики, инспекторы налоговой и санитарных служб, вакагасира на службе у Семьи, простые работяги в порту и девчонки Косум, сама Охотница за Фамильными Драгоценностями, моя мама и сестра, мой отец. Где-то далеко приняла решение Ядвига, девушка, которая знает всего Шекспира наизусть. Все мы — уже приняли решение и ничего не изменить. Все, что остается всем нам — просто доиграть последние аккорды в этой пьесе.

— Ты и правда не должна, — говорю я Бьянке: — ты молодая и красивая и у тебя…

— Вся жизнь впереди, — кивает она: — ты мне уже говорил. И то, что ты бесстыдно используешь мои ресурсы — тоже говорил. А я сказала тебе, чтобы ты заткнулся, мой Puddin’, потому что я последую за тобой. И не потому, что так люблю тебя. Как психолог, я понимаю, что я скорей люблю свою любовь к тебе, а не тебя самого. Я делаю это не для тебя, а для себя. Я — достаточно взрослая, чтобы осознавать это. Кроме того, не так уж многим я и жертвую. Бьянка Петролеум в ближайшие годы погрязнет в судебных процессах, мои счета заблокированы. Мои ресурсы в криптовалюте или наличных — недоступны для всех, кроме меня самой. Если ты проиграешь все и погибнешь — у меня будет повод отомстить. И уж тогда никто не удержит меня от того, чтобы не выпустить Всадников Апокалипсиса на эту неблагодарную планету. И буду наслаждаться агонией человечества, попивая теплый сакэ в своем подземном бункере.

— Приятно осознавать, что ты не зацикливаешься на личностях, а ненавидишь всех одинаково. — киваю я: — это радует. Что же… раз уж мне не удается отговорить тебя, давай продолжим?

— Давай. — кивает она и придирчиво оглядывает меня с головы до ног: — тебе все же не хватает белого в одежде. Все-таки праздник. Не каждый день…

— Не каждый день что?

— Не каждый день мой Puddin’ признает, что его переиграли на его же поле. — отвечает она: — клянусь, я наделаю фоток и буду дразнить тебя спустя десятилетия. Но… ты же на самом деле не собираешься сдаваться?

— На самом деле собираюсь. У нас нет выбора. — уверяю ее я: — в крайнем случае, со мной что-то случится, но вас оставят в покое. Однако я в такое не верю. Зрячий не похож на человека, который уничтожает проблемы. Он слишком верит в себя, в свои возможности влиять на людей и читать их как открытую книгу. Слишком давно никто не бросал ему вызов в открытую. Он искренне считает себя посланником Бога на земле, а посланники Бога — не бывают осторожными. Он любит ходить по грани и дразнить тигра палочкой. Как по-твоему, что сделает такой человек, если его заклятый враг — сдастся ему? Сразу же казнит? Конечно нет.

— Такой человек приблизит бывшего врага к себе. Сперва — сломает его волю, а потом будет выставлять на всеобщее обозрение, чтобы показать, насколько неразумно бунтовать против его Бога. И самого пророка. — кивает Бьянка: — и я верю в то, что ты не сломаешься сразу. Но… любого человека в конце концов можно сломать, ты же знаешь, Кента.

— Именно поэтому мне и нужна ты со своим «планом Б». Ты справилась просто отлично. — говорю я: — надеюсь мне не придется применять ни один из планов после «Б», но … ты же знаешь, как это бывает. Ладно, пора закругляться. Ши-тян, ты готова?

— Да… — откликается полутьма вокруг: — я готова.

— Юрико?

— Я с вами не разговариваю!

— Рад что ты с нами.

Слепящий свет софитов. Я и Бьянка с Шизукой — мы стоим на сцене самого большого концертного зала под открытым небом в нашем городе, в «Seiteki Dome», выстроенным по образу и подобию знаменитого «Tokyo Dome», конечно намного меньше, но со всеми необходимыми для современной концертной площадки фишками — тут и двигающаяся сцена и возможность смены декорации и огромные экраны, показывающие что происходит на сцене, огромные динамики, транслирующие музыку и звук, механизмы под сценой и над ней. Вниз «Seiteki Dome» углубляется еще на пять этажей и вверх — почти на двадцать метров. Каркасная крыша сдвинута и сейчас сцена открыта для обозрения из открытого амфитеатра.

Со всех сторон — свет. Нам почти не видны места перед нами, не видны лица, но видно, что все места заняты, что тысячи маленьких огоньков нацелены на нас, тысячи мобильных телефонов снимают нас, транслируют эту сцену в интернет в реальном времени. Все, что мы делаем здесь и сейчас — уже не изменишь, не сотрешь из людской памяти. Никогда не страдал боязнью сцены или камер, но такое внимание — ошеломляет. Бьянка толкает меня в бок и я наконец — прихожу в себя. Делаю шаг вперед и беру микрофон в руку.

— Здравствуйте. — говорю я: — спасибо за то, что вы все нашли время и пришли. Мне неловко отнимать у вас время, но я полагаю, что все должны услышать то, что я скажу сегодня. Выражаю благодарность также присутствующему здесь великому человеку, наставнику и главе Общества Божественной Истины, Зрячему-сама. — я замолкаю. Делаю паузу. Большинство из присутствующих — это приверженцы Общества, либо активные члены, либо сочувствующие. Иначе по одному слову в сети за несколько часов столько человек у сцены не собрать. Ну и пусть, главное тут в том, что все они — выкладывают происходящее в сеть. В реальном времени. Потом никто не сможет ничего вырезать или добавить. Конечно, Зрячий позаботился о том, чтобы здесь сейчас были его самые активные сторонники. Истинно верующие. Они — на его стороне, его люди с потрохами, поэтому он уверен, что любой финт, который я могу выкинуть — будет интерпретирован только с одной стороны. Любой факт будет истолкован в пользу веры, в его пользу. Здесь нет моих поклонников, нет людей, которые болеют за меня… и это хорошо. Как там сказала мой Кексик — «взрослый человек осознает, что он любит не другого человека, а свою любовь к нему». Так и тут. Зрячий не понимает, что люди обожают не его самого, а свою веру в него. Или все-таки понимает?

— Я скажу вам всю правду. — говорю я в микрофон: — некоторое время назад я искренне считал, что Зрячий насилует и убивает людей внутри своего Общества, я считал его убийцей и насильником! Но… последующие события показали, насколько мы — ошибались! Насколько я ошибался. Извините, нас, Зрячий-сама. — я глубоко кланяюсь. Зрячий стоит тут же, метрах в трех от нас, на сцене, рядом с ним стоят двое Лисичек — его девушки-телохранители. Выглядит, надо признать, очень даже эстетично, высокий, крепкий и седой старик с благородными чертами лица, седой шевелюрой и седой бородой и рядом — две девушки в традиционных кимоно, только с разрезами вдоль бедра. И если я что-то понимаю, то эти вот разрезы не для того, чтобы девушки могли окружающим свои крепкие бедра демонстрировать (хотя это у них отлично получается), а для того, чтобы кимоно не стесняло им возможность быстро передвигаться, а при необходимости — наносить удары ногами. Как там у Фрэнка Герберта про «Говорящих Рыб», телохранительниц Бога-Императора было сказано? «Следи за их ногами. Они убивают ногами». Нет. Это было сказано про Досточтимых Матрон, а нет вражды больше чем те и другие, как я мог позабыть. Значит, Зрячий все же не символ Бога-Императора, раз прислуживают ему не «Говорящие Рыбы», но их непримиримые соперницы? Господи, какие глупости в голову лезут. Пора заканчивать этот спектакль. Я говорю и говорю, но мое внимание поглощено лицом Зрячего, мне важно сохранять внимание, увидеть эмоцию на его лице в тот момент, когда он услышит голос Шизуки, многократно усиленный динамиками.

И вот он — момент. Я передаю микрофон Шизуке и она тихо вздыхает в него.

— Прошу простить меня. Я не хотела, но так вышло, что я оклеветала вас, Зрячий-сама… — говорит она и ее голос наполняет пространство вокруг. Вот оно! Лицо Зрячего на момент дрогнуло. Не напряглось, словно бы он услышал врага или насторожился, оно на секунду дрогнуло, и я не могу ошибиться в чтении этой конкретной эмоции. Брови стянуты друг к другу, уголки губ опущены, голова наклонена в сторону Шизуки… он жалеет ее.

— Не переживай о том, дитя мое. — гремит в динамиках голос Зрячего, он поднимает руку: — это и моя вина. Я не разглядел мерзавца в своем окружении, какой же я после этого пророк. Чтобы хоть как-то возместить тот вред, что нанес тебе мой последователь, я распорядился создать фонд для оплаты твоего обучения в любом университете мира, а также подарить тебе квартиру в центре Токио. Я понимаю, что это не сможет изменить ту травму, которую он тебе нанес, но все же…

— Вы слишком добры ко мне. — шелестит голос Шизуки, она кланяется. Глубоко, чтобы не было видно лица.

Бьянка кидает на меня короткий взгляд. Да, я все понял. В свое время именно Юрико задала мне такой вопрос.

— Как ты сможешь определить, виновен он или нет? Ты можешь лица читать? — спросила она: — он же не покажет чувства вины на лице, он же не первоклассник.

— Вовсе нет. — говорю я: — чувства вины он не покажет никогда. Да и трактовать чувство вины по лицу — неблагодарный труд. Но этого и не нужно. За меня эту проблему давно решил некто Цао Цао, уж ты то его знаешь.

— Конечно знаю. Я же наполовину китаянка, мне дедушка все уши прожужжал — «умница Цао Цао, гениальный Цао Цао!». Но… стой! Убийство Цао Ана, верно? Когда Цао Цао устроил ловушку? Все понятно. Хитрый ты змей, Кента-кун. Хитрый и злобный. Хорошо что ты за нас. Вернее — за меня.

— А я этой истории не знаю. — шелестит Шизука: — расскажите.

— Да там все просто. — отвечает Юрико: — у Цао Цао был любимчик, Цао Ан, его он и хотел сделать наследником. А времена были такие, что кто наследник — тот получает все, а кто не наследник — если просто ссылкой отделается, то будет считать себя счастливчиком, потому что обычно таких казнили. Со всей семьей вместе. А к тому моменту у Цао Ана было уже три старших брата. Потому один из них, Цао Пи, задумался об этом и решил убить Цао Ана, подбросив ему в павильон змею. Змея поползла на тепло тела и …

— Змеи не ползут на тепло. Какой смысл ползти на тепло тела крупного животного? — отрывается от своей работы Бьянка: — они его не съедят, а повреждения получить могут. У них есть рецепторы, чувствительные к тепловому излучению, но охотятся они на мелких грызунов.

— Погреться поползла, значит!

— Бессмыслица. Рептилии не чувствуют холода. Для них температура окружающей среды — это температура их тела.

— Знаешь, что! Давай тогда сама рассказывай! — складывает руки на груди Юрико: — если такая умная!

— Что? А на чем ты остановилась? Ах, да. Ши-тян, Цао Цао был умный и образованный представитель мужского пола и сразу же сделал вывод что произошло убийство. — говорит Бьянка и задумывается, глядя в потолок: — насколько я понимаю, криминалистика тогда была в зачаточном состоянии и определить кто именно запустил змею в павильон не представлялось возможным. Проведя предварительный анализ имеющихся у него в распоряжении методов, Цао Цао выбрал именно способ психологического теста. Дело в том, что ему, как и нам сейчас — не нужно было собирать доказательства для суда. Как и нам — ему было нужно узнать, кто именно из братьев совершил убийство. — она наклоняется над своим микроскопом и что-то бормочет себе под нос. Некоторое время мы все ждем продолжения истории, но Бьянка уже не с нами, она погрузилась в свои исследования.

— Давайте я продолжу. — говорю я: — старый Цао Цао подозревал что это «жжжж» неспроста и заставил всех трех братьев читать молитвы над телом погибшего брата. А сам подождал до четырех часов утра и бесшумно пришел проведать их. Как он и думал, два старших брата, утомленных чтением молитв и бдением — заснули прямо тут, рядом с телом своего брата. И только Цао Пи не спал, а читал молитвы. Так Цао Цао и узнал, кто именно убил Цао Ана. Потому что все мы люди и даже если ты совершил что-то и даже если оправдал сам себя — то в самой глубине души ты знаешь что поступил неправильно. И подсознательно это не дает тебе покоя. И если Зрячий действительно не совершал никакого преступления и не был причастен ко всему этому — он будет спокоен. Он отнесется к тебе, Ши-тян, скорее с досадой, ведь в его глазах ты принесла много неприятностей. С досадой, с неприязнью, равнодушно. Но! Если Зрячий совершал эти преступления, то он отнесется к тебе с сочувствием и жалостью. Может даже подарить что-то, и чем больше будет дар — тем больше вины он будет испытывать. Он не может признаться в этом, ему надо скрывать чувство вины, но он может позволить себе испытывать жалость и сочувствие. И попытаться компенсировать свои действия.

— Вот так. — кивает Юрико: — если он будет тебя жалеть — значит он и есть преступник! Никогда бы не подумала, что старые дедушкины истории пригодятся в жизни.

— А что случилось с Цао Пи? Его казнили? — спрашивает Шизука.

— Он стал следующим Императором. Первым и последним Императором династии Цао. Но это уже совсем другая история…

— Я безмерно благодарна вам, Зрячий-сама, — повторяет Шизука, склоняясь в глубоком поклоне. Ее голос не изменился, а лицо она скрыла, когда склонилась едва ли не пополам. Вот и все. Наконец все определилось. В этой жизни столько неопределенностей, не всегда можно сказать кто твой враг а кто твой друг, что хорошо, а что плохо, и когда наконец ты находишь какую-то определенность — это замечательно. Я чувствую облегчение. В конце концов деревянная дощечка с надписью «Точка невозврата» давно осталась позади.