Глава 17

— В тот вечер у вас вообще не было правильно работающих часов, ваше императорское высочество, — твердо сказал Константин Николаевич великому князю, — поэтому вы никак не можете говорить, что вы были в комнатах своего августейшего брата в одиннадцатом часу вечера.

— И во сколько же был тогда дядя? — задумчиво спросила Мария князя, Призналась: — что-то я совсем запуталась. Папа лгал? Но зачем? Дядя тем более не мог.

— Не знаю, — небрежно пожал плечами князь, — можно лишь пока сказать, что его императорское высочество Михаил Павлович находился в парке вечером — ночью того дня. А часы всего лишь остановились в одиннадцатом часу и больше не работали. Стрелки остановились, и текущее время уже не показывали, вводя в заблуждение своего хозяина.

— Но я мог быть и в одиннадцатом часу, если вообще там был, — задумчиво сказал Михаил Павлович, меланхолично посмотрев на следователя-князя. Он думал оптимистично и для великого князя выигрышно, но и князь мог ошибиться. Он хотел бы быть оправдан, ведь не совершал же преступления, но объективность, прежде всего!

— Могли быть, ваше императорское высочество, — уточнил Константин Николаевич: — но не строго в темный отрезок дня, а в любое вечернее время, в том числе и в одиннадцатом часу. Впрочем, мы еще попытаемся узнать более точное время. И уже точно понятно, что проблема не в вашей больной психике. Надо лишь распутать сложную реальность бытия.

Михаил Павлович обрадованно хотел что-то еще узнать, но быстро появившийся из-за деревьев слуга торжественно объявил:

— Милостивые господа, его императорское величество настоятельно требует вас прибыть в его служебный кабинет в сию же минуту!

Пришлось поспешно идти. Ведь сам император могучей державы требует! Ишь, какой настырный со своим любопытством. И беги немедленно!

Константин Николаевич и Михаил Павлович еще немного заговорили и чуть-чуть задержались в парке. Великий князь интересовался, что еще можно узнать при помощи сломанных часов, а князь спрашивал его об психологической обстановке в императорской семье. Так, конечно, очень поверхностно и слегка, все-таки Романовы же!

Зато Мария скорехонько пробежала по лестнице и скрылась в кабинете отца. У ее было так много оглушающих новостей от ее любезного! Сразу стало все ясно и понятно. И что они плутали среди трех деревьев в ухоженном саду при Зимнем дворце?

Когда мужчины добрались до указанного помещения, стало очевидно, что император уже все знал о прошедшем в парке и какие были сделаны князем выводы на основе сломанного брегета. Вот и говори потом с болтливым женским полом!

Князь только покачал головой. Мария-таки не выдержала, показала себя всезнающей и умеющей слушать… Интересно, а какие она выводы озвучила? Не дополнила своих измышлений?

Хотя чувствовалось, судя по тому, что император спокойно попросил у брата часы, чтобы самому видеть остановившийся брегет, слова дочери и самого князя его не взбесили. Константин Николаевич, по правде говоря, в душе думал, что Николай Павлович хотя бы немного лжет, что он возражает специально в пику своему брату. Но нет, император был здравомыслящий мужчина, он понимал, что в жизни не все делается, как он хочет.

— М-да, — констатировал он, — один из железных доводов не в твою пользу, брат, рухнул. А вы сумеете, князь, все же уточнить более четкое время, когда мы встретились в ту ночь?

Грозный император на этот раз посмотрел на него даже с уважением. Надо же, как получилось. Пусть волочится за Марией, ведь, похоже, и ей голову окрутил. Но как у него голова работает! Откуда что берется, настолько молод еще! Кто бы мог подумать, что часы, на которые все, в том числе и он, ссылались, как на решающее доказательство, всего лишь остановились! Как-то даже стыдно после этого от своих слов. Нет, разумеется, никто ему в глаза ничего не скажет, но вот перед Мишей надо извинится, как старший брат перед младшим. Он глава семьи Романовых и самодержавный владетель страны, его нельзя так ошибаться!

Настоятельно желание выгнать нахального князя сегодня же и отправить куда-нибудь далеко, хоть в Вятку, хоть в Иркутск, незаметно исчезло. Более того, теперь его придется настоятельно держать в Зимнем дворце, пока он окончательно не расследует, казалось бы, архисложное и очень трудное дело. Спокойствие в семье и чистое имя одного из почтенных членов Романовых важнее, чем наглая, но все же мелкая интрижка князя.

Константин Николаевич посмотрел на Михаила Павловича, взглядом попросив извинения, что говорит вместо него.

— Можно попробовать, ваше императорское величество, — согласился с просьбой монарха князь, сам потом спросил: — кажется, сейчас я увидел в приемной гвардейцев. Это по следствию?

— Да, пока можете провести ваш следственный эксперимент, — судя по саркастическому тону, Николай Павлович все же не очень-то и верил действиям князя. Его дело! Но свое пфе император все же сказал: — гвардейцы очень недовольны очернением их благородного имени. И обещали в так сказать неофициальных условиях с вами поговорить. Я попросил их сильно вас не бить, но вы все-таки от меня в дворце далеко не отходить. Конечно, они потом обязательно извинятся, но, в любом случае, переломы рук и ног будут тяжелы и болезненны.

Князь Долгорукий со скепсисом посмотрел на него. Гвардейцы, разумеется, воины и умеют пользоваться оружием, но они хоть раз участвовали в банальной уличной драке? А вот он дрался с преступниками, как с ножами, заточками, так и пудовыми кулаками. Впрочем, проблема даже не в этом. Сейчас он совсем не принадлежит себе. Как полицейский чиновник он должен будет провести государственную экспертизу, несмотря на настроение свидетелей. Такова процедура в полиции в любой век, хоть в XXI, хоть в XIX.

Ваше императорское величество! — обратился Константин Николаевич официально, — сейчас в присутствии вашей дочери и меня, играющих роль свидетелей, вы посмотрите несколько гвардейцев. Все они будут в мундирах штаб- или обер- офицеров, но без знаков различия. На голове они будут носить английское кепи, которые закроют большую часть головы.

Ваше императорское высочество! — обратился он к Михаилу Павловичу, — не соблаговолите ли и вы присоединится к господам гвардейцам?

— Да но… — заколебался он, посмотрел каменное лицо вельможного брата, уже твердо сказал: — да, разумеется, я подойду к ним.

Пока гвардейцы и великий князь переодевались и строились, Константин Николаевич и Мария (почти нечаянно) отвлекали сердитого императора.

Константин Николаевич коснулся очень серьезной темы, когда же в ту ночь императорская семья с императором приехала в Зимний дворец. Можно ли считать, что они действительно приехали раньше, чем обычно?

Николай Павлович, как человек твердый и прямой, по-прежнему считал, что раньше. А вот Мария, имеющая более гибкий разум, уже засомневалась, поглядывая на князя. Его логичный и твердый ум опять показал, что с упором на одни эмоции лучше выводы не делать.

И все же спор закончился ничем, поскольку в разгар поединка между отцом и дочерью Константин Николаевич вдруг обратился к гвардейцам.

Николай Павлович заинтересовался и обернулся. Раздосадованная Мария тоже.

Шесть гвардейцев и великий князь стояли к императору спиной. Одинаковые мундиры, похожие тела, головы прикрыты кепи с назатыльниками.

Николай Павлович, до этого твердо считавший, что он хорошо знал внешний облик брата, хотя и со спины, и что именно его он видел тем темным вечером, вдруг засомневался.

— Какие-то они все одинаковые, — рассердился он и на гвардейцев, и на своего родного брата. Потом замолчал, остывая. Окружающие никак не были виноваты, и император не должен был на них гневаться.

— Папа, ну просто покажи на того, кто тебе, кажется, похож и все! — начала уговаривать его Мария. Любимая ли дочь была виной или Николай I сам почувствовал, что они уже опаздывают на вечерний чай и заставляют ждать родную жену и милых детей, но император быстро, хотя и нехотя ткнул на одну спину. И, естественно, не угадал. 7 к 1 это было много.

Тем не менее, князю Долгорукому этого было достаточно. Поскольку князь был поставлен здесь главным, то он распорядился гвардейцам уйти. Правда, о чем-то некоторое время негромко выспрашивал. Но потом гвардейцы вышли.

— Господа, приглашаю вас пить чай! — громко пригласил император окружающих, — князь, надеюсь, что вы сможете нам сказать об итогах вашего следствия на сей день. Брат, ты тоже можешь подходить к нашему обеденному столу.

Кажется, император Николай Павлович перестал злиться на своего брата. Иначе он бы просто промолчал. А тут сам позвал. Лицо Михаила заметно посветлело. А вот самому монарху сохранять дурное настроение причин было множество и первая — поведение старшей дочери.

За обеденным столом, прямо при отце, Мария собственноручно обслуживала князя Долгорукова, несмотря на явную неприязнь родителей на такую вежливость дочери. Даже Константину Николаевичу стало как-то неудобно.

— Садитесь, ваше императорское высочество, — улыбаясь, сказал он, — иначе его императорское величество обвинит меня в неуважении монаршей семьи.

— Ну, в этом, может быть, и не обвиню, — сказал с улыбкой Николай Павлович, показывая, что он слегка шутит, — но за это вы полностью скажите нам о ходе следствия!

— О-о! конечно, скажу, ваше императорское величество, но только общие оценки, следствие — ведь еще идет и не все детали раскрыты, сообщил князь, отпивая глоток ароматного чая, — сначала самое понятное. Это касается великого князя Михаила Павловича. Следственные факты все более показывают, что обвинять его в краже никак нельзя-с!

— Мы в этом и не сомневались, — вклинилась в его речь императрица Александра Федоровна.

— Да, — живо поддержала ее Мария.

— Конечно, — не возражал Константин Николаевич, — но одно дело, опираться на голые эмоции, а совсем другое — опровергать действенные факты. Я жду только последний довод из обсерватории, и при его наличии официально, как полицейский чин, ведущий это дело, сниму с его императорского высочества все обвинения. Это ведь, безусловно, не он!

— Не знаю, право, что вам даст обсерватория, — хмыкнул Николай Павлович, — астрологический прогноз следствия опишет?

Все, все! — сказал он с улыбкой Марии, которая хотела горячо поддержать князя Долгорукого, — не буду больше шутить. Ни по какому поводу. Скажите лучше, князь, есть ли другие кандидаты в грабители.

— Конечно, ваше императорское величество. Ведь призвание сегодня гвардейцы официально происходили смотр — я об этом громко сказал, — в рамках поиска грабителей. Конечно, гвардейцы высказали мне упрек, но итог был действенный. Из названных кандидатур почти все пришли. Кроме одного. И это еще один результат эксперимента, о котором я пока не сказал.

— Поручик Нейгард? — удивился Николай Павлович, — Смышленый молодой человек. И умен, и красив, и из хорошего дворянского рода. Что же, в чем вы его обвиняете?

— Пока ни в чем, хотя его неявка на визит, где как раз будет разбираться виновник, очень занимательна. Гвардеец не болен и не занят по службе. Почему он не смог прийти к своему августейшему повелителю?

Сказано было немного туманно и для всех пьющих чай непонятно, но ведь следствие, хе, еще идет! Не мог же попаданец сослаться на смышленых петербургских торговок, которые уже замусолили фамилию поручика, как одного из главных обвиняемых в краже бриллиантового гарнитура! Да и, по правде говоря, слова уличных торговок, хотя и заметно уточнили картину преступления, но сами по себе никаким доказательством быть не могут. Вот и промолчал попаданец!

Потом после вечернего чая они опять собрались в служебном кабинете императора — сыщик князь Долгорукий, государь Николай Павлович, его брат Михаил Павлович и его императорское высочество Мария Николаевна. Последняя была сейчас почти не нужна, более того, по мнению князя, совсем не нужна и даже мешала, но император ее пригласил, а Константин Николаевич не стал протестовать. Оно ему нужно? Тем более, он в нее не просто влюбился, а, грубо говоря на простонародном сленге XXI века, просто втюрился. И только тихонько радовался этой нечаянной радости.

Самым деятельным человеком среди собравшихся был, естественно, князь Долгорукий, а Романовы были судьями. При чем не такими уж и объективными:

— Николай Павлович — по большей мере враждебен к князю, хотя и пытался быть, по крайней мере, быть нейтральным;

— Михаил Павлович — больше негативен, чем позитивен;

— И только Мария Николаевна, его светловолосая прелестница, оказалась очень приветлива и настроена по-доброму.

Но лучше бы ее не было, или она бы тоже сердилась на него. Ведь из-за доводов Марии, по-женски сумбурных и не логичных, но откровенно влюбленных, Николай Павлович и злился на князя. И оправдаться было никак нельзя, главная его вина была в том, что он существует.

Так и работали. Сначала все бумаги следствия перешли к императору, а потом князь вслух их прочитал для окружающих.

Начал со справки из обсерватории, удовлетворенно кивнул. Все, как он и заранее предвидел. Аналитика — страшная вещь, если правильно думаешь! Повернулся к императору:

— Ваше императорское величество. Теперь я твердо уверен в своем рассказе. Михаил Павлович совсем не виновен в краже бриллиантового гарнитура вашей дочери, поскольку дело базируется всего лишь на одном недоразумении. Вскроем его, и вся якобы логическая цепочка рухнет.

— Расскажите, князь, мы все в нетерпении, — кивнул Николай, изо всех сил стараясь не выпускать слова с враждебным тоном. Он тоже посмотрел эту бумагу, ничего не понял и уже затем хотел услышать молодого следователя, наглого, но смышленого.

Получив, таким образом, своего рода отмашку, князь, правильно понимая, что у него мало времени, скупо заговорил:

— Позвольте мне первоначально рассказать хронику событий, как я их понимаю. А вы, ваше величество и ваши высочества, если имеете факты и возражения, можете обязательно присоединиться.

Итак, в тот таинственный вечер давнего теперь уже семнадцатого мая вы не приехали заранее, а, прибыли примерно, как обычно. И с братом вы встретились где-то в двенадцать. Субъективное знание, что было еще одиннадцать часов, появилось из-за остановившегося брегета. Об этом, — он помахал справкой, — говорит нам обсерватория. Семнадцатого мая сего 1836 года Луна восходит не в половину девятого, как вы подумали, а ближе к одиннадцати. А раз она была на небосклоне, в виду этого словам его высочества о том, что в десять он находился еще дома, можно, безусловно, верить.

Человек же, которого вы видели, был, скорее всего, простым гвардейцем. Можно даже назвать его фамилию. Впрочем, на счет последнего у меня нет твердых фактов, и я могу ошибаться. Так что, ваше величество, ваши высочества пока лучше нам пару дней погодить.

— И что же, вы хотите его отпустить? — удивился Михаил Павлович, — но зачем? Я уже бы удивился, но знаю, что при следствии вы, милейший князь, особых ошибок не делаете. Сам убедился!

— Я желал бы поговорить с ним, из этого будет развиваться дальнейшая его судьба, — спокойно сказал Константин Николаевич, — эмоционально я уже считаю его обвиненным, но полицейский не может, как простой человек, руководствоваться только эмоциями. Нам нужны факты и свидетельства. Что же ареста, то прошу не беспокоится — завтра или послезавтра его привезут под конвоем.

Он обвел семейство Романовых взглядом. Вот и все позади. Хотя вслух князь еще сомневался в вине поручика Нейгарда, но в душе понимал, что он теперь главный обвиняемый. Фактов столько, что гвардеец не сможет выкрутиться.

На этом разговор окончился. Князь Долгорукий с разрешения императора Николая Павловича отправился немного отдохнуть покаеще в гостиницу. Следователи ведь тоже нуждаются во сне!

В дороге он невесело думал, что ему остается проделать формальные дела — завершить следствие, арестовать дурного жадюгу, пусть и породистого поручика гвардии Нейгарда, затее, естественно, вернуть драгоценности великой княгине Марии Николаевне

Только так: преступника бывшего гвардии поручика Нейгарда отправить на виселицу или, если не повезет, на сибирскую каторгу. Там он тоже умрет, но не через две минуты, а через пять-шесть лет. Драгоценности — Марии, дело — в архив. А он уедет домой, подальше от любимой, но такой недоступной. Что же делать, их статус совершенно разный, а соответственный социальный лифт просто отсутствует!

Загрузка...