Новичок в XIX веке. Снова в полиции!

Глава 19

Они еще немного поболтали о сокровенном и таком желанном будущем. Вечно бы так работать языками, но потом он, уловив ее робкое нетерпение, предложил:

— Пойдем, Маша, к твоим и моим людям. У них ведь есть свои ценные предложения, различные планы, соображения. Пусть выскажутся. А уж мы решим

— Да-а? — задумчиво сказала Мария Николаевна. Как бы не совсем отрицательно, но и без особого энтузиазма. Извинительно пояснила своему будущему жениху, а потом мужу (официально он не был ни тем, не другим, но ведь она не станет касаться совсем чужого человека):

— Большинство из наших гвардейцев, особенно старые, нередко простые солдафоны в генеральских и офицерских мундирах, кроме своей любимой гвардии они ничего не видят и ничего не знают. Большинство из их «ценных» советов будут связаны с тщательной отделкой мундиров нового стиля в полковой швальне и торжественного марша гвардии на парадах. Тебе это точно надо, милый?

Она так мило и так приятно перешла с ним на ты, что он и не думал восставать и искать попранные права. Вместо этого заметил:

— О-о, ваше императорское высочество, на счет этого не беспокойтесь. Когда я предлагал заняться словоговорением, я лишь имел в виду, что разговор всего лишь стабилизирует пищеварение, улучшает общее настроение. И только лишь. О том, что бы претворять на практике эту, прошу прощения, бодягу, и речи не идет.

Девушка недоуменно на него посмотрела, вдруг расхохоталась. Они пошли к терпеливо ждущему конвою, и князь предложил коротко обсудить дальнейшие действия уже со всеми. И сразу понял, что зря он это сделал. Ведь опытный человек ему говорил, хоть и девушка, а гвардию не раз видела и хорошо знала!

Первый же оратор — генерал-лейтенант гвардии в мундире Семеновского полка — довольно высокий пожилой мужчина с волевым грубым лицом, с ходу оседлал «грандиозную» идею модернизировать офицерские эполеты. Видимо, он посчитал эту тему очень важной, что мучил окружающих более получаса. Непонятно, правда, при чем тут был поручик Нейгард, но всем окружающим генералам и офицерам из той же гвардии это очень понравилось.

Когда князь Долгорукий поинтересовался у него о смысле его милитаризованной речи, оратор заявил, что Нейгарда он практически не знает, не из его полка, да и поколение другое, ничего путного сказать о нем не может. Зато практически все знает о прошлом и будущем эполет.

«Идиот, — констатировал Константин Николаевич мысленно, — а просто промолчать ты не мог? Хотя, судя по проявившейся реакции, я здесь один такой недовольный. Остальным мужчинам речь очень даже нравится».

Все другие генералы, судя по их движениям и нетерпению, уже стоили в очереди по глупым рассуждениям. Вот ведь болтливые гады! Им бы только найти предлог для пустого словоблудия! Дело надо делать, а не красивые слова лепить.

— Господа, — попытался найти выход из непредвиденно тяжелого положения, когда и времени для пустой болтовни не остается, и гвардию обижать не хотелось, — я предлагаю перенести разговор в ближайший трактир и заодно выпить и перекусить. А?

Генералы заметно замялись. Такой интересный и важный разговор не хотелось прерывать. Но и вкусный обед с выпивкой нельзя было откладывать. Тем более бесплатный!

Остальные же офицеры, более молодые и нетерпимые, подняли такой веселый галдеж, что оставалось только немедленно ехать. Генералы только руки развели. Ибо, господа, нарушение дисциплины со стороны офицеров было налицо, но и нарушать обеденный ритуал, внедренный в гвардейский порядок, было никак нельзя. Едем же быстрей!

Слава богу! — утешился Константин Николаевич в душе, — во время конной поездки и обеда в трактире разговор будет во благо, поскольку начнет маскировать напряженный поиск Нейгарда. А он где-то здесь, князь готов был отдать в заклад пальцы целой руки — преступник отправляется самым кратчайшим путем, поскольку, как опытный мужчина, он прекрасно понимает, что один человек ни за что не справится с целым государством. Стоит только замешкаться и его поймают и сошлют в Сибирь. А то и просто удавят и даже без суда. Очень уж зол и нетерпим был император Николай Павлович.

А так он быстренько перейдет границу. Финляндия, конечно, та же самая Российская империя. Та же, да не с теми уже порядками. А главное, беги немного дальше и почти без границ окажешься на чужой территории.

А посты гвардии и полиции на территории самой империи не очень густы и совсем невнимательны. Князь Долгорукий на них смотрел и пришел к мнению, что лично он проскользнет, как таймень сквозь рыбацкие сети. Или прорвет, или просто пройдет, но только его и видели!

Поручик Нейгард вряд ли менее умней и более дурней, чем князь. Поэтому в данном положении надеется можно только исключительно на себя. Даже на Марию никак нельзя. Во-первых, женщина. Во-вторых, радуйся, князь, ты ее влюбил. А шалая и влюбленная женщина не увидит и слона на дорогах Петербургской губернии, а не то что обычного поручика. К тому же, чует его сердце, наверняка переодетого в чухонца или в кого другого и с бородой на лице. Хотя, наверное, преступник уже далеко…

Гостинично-ресторанный комплекс на этой дороге XIX века в очередной раз всех (и попаданца и даже аборигенов) удивил, на этот раз приятно. Зайдешь, даже если не будешь голоден. Просто из голого интереса.

На перекрестке дорог, всего лишь в верстах двадцати от Санкт-Петербурга стоял вместо обычного придорожного трактира шикарный фешенебельный ресторан. Такой роскошный и комфортабельный, что не остановится здесь было дурным знаком.

Позавтракали (по времени) — пообедали (по количеству блюд и объему шампанского). Такой толпы гвардейцев не выдержал бы любой ресторанный зал. Под этим предлогом, князь Долгорукий с жандармами (благородные офицеры гвардии ни за что не хотели с пить с ними), и с Марией Николаевной (теперь уже великая княжна не собиралась сидеть с пьяными офицерами) обосновались в зале для подлого сословия.

Князю Долгорукому, надо сказать, также весьма претило оказаться с представителями простонародья, но его важнейшая часть сознания (душа другими словами), происходящая из попаданца XXI века, не видела ничего зазорного. Те же люди, те же православные. А уж говорить, что дворяне — это голубые, фу! В XXI веке это уже позорное оскорбление!

За завтраком Мария Николаевна, в отличие от офицеров гвардии, аппетитно поедая скудные вегетарианские блюда совсем без хлеба (талия, милый, больше ничего страшного), непрерывно тараторила. Красивая девушка и великая княжна, она никак не понимала, почему она не может быть во главе их компании. Особенно, когда князь непременно атакует своими настойчивыми и влюбленными глазами. Правда, говорит он (изредка) совсем другое. Но ведь его можно и не слушать?

А он и не подумал ограничивать ее. Лишь извинился и попросил на некоторое время, на очень недолгий промежуток, помолчать, когда он будет отдавать приказы.

— Извините, Мария Николаевна, — вежливо остановил он великую княгиню (на людях только так, вежливо-изысканно, они еще в Санкт-Петербурге договорились). Мария подробно рассказывала версию князя один из вариантов бегства в Англию через Карелию, а потом Финляндию. Ее совершенно не смущало, что рассказывает она самому же автору.

И, кстати, он слушал ее, но не содержание, а тембр, отдельные слова, смотрел на такую родную милую Машу. Им не было скучно. Но вот служебные дела…

Великая княгиня готовно остановилась, готовая продолжить в любой момент. Собственно, Константин Николаевич никак не понимал, почему девушка должна касаться именно версий бегства поручика из столицы. Ведь есть же другие темы — парижские моды, например, или любовь, или, на крайний случай, особенности здешнего завтрака. Но нет, Мария Николаевна громко и бесстрашно, на весь зал, вещает сверхсекретные сведения, которые он на свое горе, произнес однажды на обеде у императорской семьи.

Типичный интеллигентный еврей, из той прослойки, которые в XIX веке почти на сто процентов служили базой для радикальных революционеров, сидел за соседним столиком, вкушал… и радостно скалил крепкие зубы.

Странно, великая княгиня не веселые же истории рассказывает. Что-то он так радуется, аж сидя подпрыгивает. Наркотики или простонародной водки напился?

Ну-ка, мин херц, подумаем:

— Примерный маршрут Нейгарда. Самый оптимальный для спешного бегства за границу. Немного уже запаздывает, но это причины самого преступника;

— Комплекция еврея — худощавый, роста среднего, визуально правое плечо выше левого — идентична на 100 % поручика;

— голова продолговатая, нос с горбинкой, глаза серые.

Все сходится. Правда, это еврей, волосы черные, громадные пейсы. Но это все сущая ерунда. Мало ли кем он объявится, малохольный преступник. А парики и красители все могут использовать даже в это время. Женщины вон каждая первая применяет. Хорошо, еще XIX век, нет пластической хирургии, пластиплоти и прочие радости XXI века. Берем? Если что, можно в качестве извинения дать целковый. Для простого народа в XIX веке это огромные деньги, а для сиятельного князя так обычная мелочь. Впрочем, все обошлось.

Государственная измена — это очень серьезно. И очень сильно и для простых жандармов, и для арестованных. Чем отличались люди XIX века от последующих веков, так это решительностью и безусловным выполнением. Никакого размышления и философствования по поводу распоряжения его высокоблагородия. А тем более его сиятельством. На то есть дело господское. А им надо, безусловно, выполнять!

Скаливший зубы еврей, по виду не только преступник, но и потенциальный революционер, был в срочном порядке скручен, закован прямо в ресторанном зале в кандалы и представлен к их сиятельству князю Долгорукому.

Князь этому ничуть не удивился. Он, скорее, поразился бы, если бы смутьян не был арестован, а жандармы начали буйствовать и брататься с арестованным евреем.

Взял его за подбородок, заставил поднять бородатое лицо.

— Это произвол, — захрипел от натуги злой до нельзя поручик, загримированный под еврея, — я лично буду жаловаться его императорскому величеству!

— Эк вас потянуло-то, — удивился, а потом засмеялся Константин Николаевич, — дворянское право захотел реализовать. Ваше право. Только излишнюю волосатость еврея надо с лица убрать. Потому как этим лицам, как вы понимаете, в Зимний дворец точно не попасть. Не пустят-с!

И начал сдирать роскошные пейсы, щегольские усы, цивильный чуб и прочую ненужную обильность волос за дворянским прибором.

Нейгард кряхтел, морщился, но надо сказать, терпел и почти не стонал. Зато взамен неостриженного и небритого еврея по моде XIX века быстро появлялся коротко остриженный и хорошо побритый поручик Нейгард.

— Ах, князь! — не выдержала еще ничего не понимающая Мария Николаевна, — это же так негуманно, хоть он и из простого народа и не православный! И все-таки, как вы можете так бесчеловечно поступать! Уж от вас-то я никак не ожидала!

— Да ладно вам! — констатировал князь Долгорукий, — это же всего лишь бутафорский парик, посаженый на излишне крепкий клей. А вы, господин поручик, однако, неплохой актер! Из мухи делаете слона. я вам скажу. Или я дворянское благородство нечаянно прищемил?

И, воспользовавшись случаем, ловко выхватил из кармана Нейгарда сравнительно небольшой, но очень нужный сверток. Он давно уже приценивался к нему и, наконец, взял. Как все, оказывается, в этот период просто!

Вот этого тот перенести уже не мог. Арестовали жандармы — держался, не выходил из роли. Может, еще образуется и задерживают именно еврея, благо тот много чего нарушал, но по мелочам. За это чрезмерно не дают, больше ругают и штрафуют. Терпел руки князя. Тоже не через чур, все-таки не бьют.

Но нагло вытащить у него честно украденный бриллиантовый гарнитур… это уж слишком! Нейгард свирепо зарычал, попытавшись вырваться из рук жандармов.

Куда там — из объятий четырех жандармов — сильных крепких мужиков, будучи закованным в тяжелые кандалы. Ха-ха!

— Ну-ну, — сухо прокомментировал князь, — проигрывать тоже надо уметь. Ваше императорское высочество, господа, на ваших глазах я только что вынул из кармана поручика Нейгарда украденные у императорской семьи драгоценности.

Реакция у перечисленных свидетелей была достаточно разной:

— Да? — недоверчиво удивилась великая княгиня, несколько опасливо посмотревшая на сверток. Там ведь может лежать отнюдь не бриллиантовый гарнитур;

— Так точно, ваше сиятельство! — отрапортовали жандармы, не имеющие права сомневаться словам высокого начальства.

Чтобы поставить все точки над и, князь предложил Марии Николаевне самой развернуть подозрительный сверток и посмотреть гарнитур. Определить, весь ли он, все ли бриллианты, не сломаны ли нечаянно золотые звенья.

Великая княгиня нехотя развернула материю и от неожиданности ахнула. Это действительно был бриллиантовый гарнитур. Ее любимый! ЕЕ! И он, слава Богу, целый и ничуть не поврежденный!

Константин Николаевич в душе усмехнулся. Как будто она хотела увидеть в свертке нечто совсем другое. И вышел распорядиться на счет лошадей. Здесь им было делать уже нечего.

— Господа! — шепотом попросила Мария Николаевна, опасаясь, что князь ее услышит, — зачастую при следствии я чувствую себя откровенной дурочкой. А у вас нет такого странного чувства?

Конечно, даме из благородного сословия так разговаривать с простонародьем не положено. Ну пусть!

— Есть, — так же шепотом ответил рядовой жандарм Логинов, — но я думал, у князя это от дворянского сословия. Разве нет?

Видимо, нет, — вздохнула Мария Николаевна и замолчала — в зал стремительно зашел князь. Все, можно непременно ехать!

Он посмотрел на поручика Нейгарда. Без излишней еврейской волосатости он был очень похож на того, кем и являлся — прибалтийским дворянином. Правда, если Николай I не передумает. Император легко мог лишить того не только дворянства, но и самой жизни.

Сам князь Долгорукий обязательно передумал бы. Если российский дворянин так обезобразил себя пейсами, то пусть и является евреем. Благо иудей — это не нация, это религия.

— Последний вопрос, господин бывший офицер гвардии, — сказал Константин Николаевич, — почему вы так опаздываете? Я думал, придется вас искать уже в Финляндии.

Ответ преступника был весьма банальным:

— Ушел в запой, праздновал презент. Рассчитывал, что основная волна полиции и жандармов уже сойдет. Но вот напоролся на вас.

Итак тоже бывает, пожал плечами князь. Дал приказ, жандармы Нейгарда повезли. Сначала в холодную камеру Петропавловской крепости, а затем, как государь решит — в Сибирь или на эшафот.

— Ваше императорское высочество! — обратился он к Марии, — не соизволите ли вы продолжить ваше интересное рассуждение, которые вы мастерски вели до ареста Нейгарда?

— Князь! — она смущенно улыбнулась, — вы шутите? Вы уже арестовали самого поручика. Зачем же заставляете рассказывать о версии его поимки?

— М-гм, — от неожиданности поперхнулся Константин Николаевич. Вот ведь девушка! Говорила бы еще. Повернул разговор на другую тему: — Мари, я хотел бы сразу отправиться в Санкт-Петербург. Надо завершить сугубо формальности дела о кражи драгоценностей. Вы поедите со мной?

— Да, — Мария с удовольствием согласилась. Правда, теперь она неприятно чувствовала себя лишней, как и свою свиту. Понимая это. Константин Николаевич с не меньшим бы удовольствием пригласил ее хоть вокруг света, главное на всю жизнь. Мария Николаевна в свою очередь говорила ДА не о поездке в столицу, а на свадебную процессию. И не просто говорила, а зримо показывала.

Пока они были мужем и женой только мысленно. Но раз уже в мыслях, то, значит, скоро, может быть и наяву?