Новичок в XIX веке. Снова в полиции!

Глава 3

В будничный и далеко не очень солнечный день, как это обычно водилось в столичном городе Санкт-Петербурге, Константин Николаевич был бодр и свеж и даже немного радостен. До того, что, судя по шепоткам слуг, они решали, что утром чай он пил с приличной долей крепкого рома.

А пускай! Курица не птица, а слуга — не человек! Имеется в виду формально, де юре. И никто не рвет на себе волосы ни на голове, ни на теле.

А у него сегодня состоится первый рабочий день! Ну и пусть, что второй раз. Вернее во второй жизни. Зато первый!

Ах, как он тогда волновался, тридцать лет и сто сорок шесть дней назад два века в будущем. А сегодня просто веселился, празднуя.

Немного повертелся у зеркала трельяжа, не отказывая себе в удовольствии полюбоваться собой. Высокий красивый блондин с той выправкой, которая бывает у хороших офицеров гвардии и у молодых мужчин, не ленящих постоянно заниматься физкультурой. Относительно короткие волосы предельно дозволительной длины для молодых чиновников и студентов.

«Шкиперская» бородка делает излишне круглое лицо благородно удлиненным, породистым.

Одет скромно, но достойно. Голубой сюртук без золотых и серебряных узоров, различных драгоценных безделушек, столь любимых молодыми людьми. Однако добротного материала и сшит во Франции по тогдашней моде, что не дает с ходу говорить о бедности или скупости его носящего.

Серые панталоны и скромные туфли. Без моды, но очень качественно сшито и из хорошего материала. Конечно, Константин Николаевич с большей охотой надел бы форменный вицмундир. Но он еще нигде не служил и уже не учился. А потому ему было не положено даже в штатском состоянии!

Ах, мундир, мундир! Будучи в первой жизни милиционером (полицейским), он почти всегда (и на службе, и даже вне оной) ходил в положенном служебном наряде. А уж в XIX веке, при Николае Павловиче, когда мундир был поставлен по главу угла, Константин Николаевич просто желал его.

Но не положено не находящемуся на казенной службе и не учащемуся! Что делать, формальности в XIX веке были жесткими и обязательными для всех.

Ничего, поступит на службу, или, как говорили в ХХ — ХХI веках, на работу. Правда, в советское время мундиры поругивали, но ведь всем не угодишь. Лично ему нравилось. Начнет служить, получит положенный мундир. Ничего, кстати, мундирчик. Сейчас все работающие в мундирах, от дворника до жандарма, от штатского штафирки до потомственного военного. Сам император любит постоянно ходить в наряде гвардейского офицера.

И Константин Николаевич, как смог, вырядился и вышел на первую работу. Отец ему, радуясь не меньше, выделил сразу целую катеньку — сто рублей ассигнациями, порекомендовав не ссорить излишне деньгами. Впрочем, конечно, не швырять направо, налево, но сразу четко понять подчиненным и коллегам, что перед ними целый князь!

Вначале, разумеется, прошелся в полицию в общем входе. Дежурный — полицейский унтер-офицер — узнав, что он устраивается на работу после окончания университета, а потому наверняка, если возьмут, то только на господский классный чин. То есть он ему будет не пара. И потому ответил с поздравлением с повышенной вежливостью и добротой.

Побеседовал с ним, поспрашивал несекретную информацию, подождал провожатого и пошел дальше, оставив по доброте душевной дежурному целый двугривенный серебром!

Вы не подумайте с высоты XXI века, что это скудно. Это через двести лет инфляция скушает рубли, а до революции все стоило копейки. Фунт ветчины, фунт мяса, коврига печено хлеба, шкалик водки для подлого сословия — все дешевле десяти копеек. Вот и подумайте, давая десять рублей нищему у церкви!

Кабинет работников розыскного (сыскного) отдела был относительно большой. Но с учетом количества работающих это был некий Николаевский вокзал в обеденный перерыв. Как они здесь работают? И как терпят? Ведь здесь, на первый взгляд, больше десяти человек, с XII (ну это еще мелюзга) до V–VI (а это уже высокоблагородия) классных чинов!

Столоначальник — пожилой чиновник с обильной лысиной типа обильный внутренний заем — сидел здесь же, но в небольшом закутке, отгородившись от остальных легкой ширмой и большой спесью. Посмотрел на него, как на пустую и разумную, но обезьяну.

По положению князь вынужден был представится именно столоначальнику. С заявлением, которое написал еще вчера в домашней квартире. Придется терпеть. В прошлой жизни новичку тоже было весьма трудно. Хотя, разумеется, с неким советским демократизмом тех лет, но новичок был новичок. Тут никуда не денешься, терпи!

«Представимся, — согласился про себя Константин Николаевич, — но по-европейски. Ведь я князь!».

— Князь Долгорукий, Константин Николаевич, имею честь вам обратиться по случаю представления к службе, — слегка поклонился Константин Николаевич даже не туловищем, а головой.

Столоначальник в раздумье посмотрел на него, как на глупую мелюзгу. Что делать? С одной стороны, этот юнец не проявил должного рвения, представившись гордо, как революционер-радикал. Ни глубокого поклона, ни почитания в глазах. Надо бы обругать и выгнать, что б не повадно было. Пусть еще раз придет, поклонится, как положено. Но ведь князь! И фамилия-то известная. Долгорукие всегда у трона были. Как бы боком не вышла ему эта спесь! Вот и сейчас один Долгорукий служит в высоких чинах… Или это Долгоруков? А все равно на всякий случай не стане щелкать по носу. Эти родовитые аристократы такие обидчивые, пожалуется еще государю-императору, а там еще как Бог повезет.

Столоначальник Акакий Радимирович Невоструев был из длинного рода чиновников. И отец его был чиновник, и дед, и даже прадед. Говорят, один из предков еще в допетровскую эпоху перешел из дьяконов в дьяки и с тех пор все его потомки становились чиновниками.

Правда, все они оказывались мелкими служащими. Акакий Радимирович был первым, кто дослужился до столоначальника. И хотя чин у него до сих пор оставался сравнительно небольшим, но все же позволял надеяться на личное дворянство. Конечно же, новоявленный дворянин Невоструев не должен наполняться гордыней при самом князе Долгоруков, бывший своим благородством никак не ниже императорской фамилии и самого государя Николая Павловича!

Все это промелькнуло в голове столоначальника. Но на лице это никак не отразилось. Единственно, он совсем «не заметил» вызывающего поведения молодого человека, решив, что со временем он облагоразумится. Или обрастет чинами и должностями, что позволит объяснять княжескую спесь и гордыню.

Вздохнув, взял перо, обмакнув его в чернильницу, отпустил обязательную резолюцию, сделав из просто бумажки официальный документ.

— Голубчик Константин Николаевич, вы должны еще доложиться к его превосходительству директору московской полиции Аристарху Поликарповичу Кормилицыну. И кланяйтесь ниже, а то его превосходительство очень суров.

Константин Николаевич кивнул столоначальнику, то есть слегка поклонился. То ли попрощался напоследок, то ли отмахнулся от совета будущего начальника. И пошел дальше, не глядя на багровеющего его высокоблагородие.

На такое вызывающее поведение накладывалось два обстоятельства — во-первых, княжеская надменность высокородного дворянина XIX века, считающего, что ему нет нужды кланяться чиновнику выше чином, но все равно из простонародья. Во-вторых, спокойная горделивость жителя XXI, никогда не кланявшегося своему начальнику даже в молодости, а к старости сам дослужившегося до этого чина и даже, может, и выше.

Пошел на верх, как относительно (по должностям), так и на прямую (директор был на втором этаже). Одна приемная директора полиции была по площади больше всего рабочего кабинета полицейских чиновников.

— Однако же, — мысленно покачал головой Константин Николаевич, — неравенство служебное накладывается на неравенство сословное. И пожалуйста!

Секретарь директора — чиновник лет сорока, впрочем, пока еще моложавый, был как бы занят. Константин Николаевич вначале посочувствовший, быстро обратил внимание той свой частью, которая работала в ХХI веке, что, по сути, он ничего не делает! Листок, который он якобы только что читал, лежал к читающему сверху вниз. Он что, уникум? Две папки с документами были в пыли. Неизвестно, где они пылились, но рука его в этом ХIХ веке точно не касалась. Ни секретарская, ни какая!

Вот скотина ленивая! Что он здесь изображает, секретутка!

Константин Николаевич обозлился, а потому стал холоден и аристократичен. И вел он себя не как юнец без чинов, а, как минимум, действительный статский чиновник, т. е. штатский генерал, приехавший из столицы в провинцию.

— Ваше благородие, — обратился он к секретарю, — передайте его превосходительству, что князь Долгорукий милостиво просит его принять.

Бедный, неграмотный Георгий Васильевич из ХХI века! Откуда ему знать, что в окружении Николая I уже был князь Долгоруков и в весьма значительных чинах. А пара еще подрастала, как возрастом, так и чинами. И Долгорукий, что Долгоруков, многие, что в то время, что позднее, даже не разбирались, что это совершенно разные рода и никак даже не родственники.

Впрочем, секретарь был далеко не лучше. Совершенно не подумав, что этот изящный молодой человек, наполненный спесью, скорее всего, просто однофамилец, он быстренько улетел к своему шефу. Не известно, что он там лопотал директору, но в приемную он вылетел очень быстро, подобострастно пригласив Константина Николаевича пройти.

Уже заходя, князь подумал, что зря так нехорошо поступил. Секретарь сорока лет всяко был неудачник по жизни. А, значит, его мог Долгорукий, походя, пнуть. Попробуй тут не поклонись и не побеги! Ой, ахти мне!

Хотя директор Аристарх Поликарпович был уже стар, циничен и не так низок по чинам и по положению, чтобы верить на слова секретарю. К тому времени, когда Долгорукий вошел, он что-то активно писал и на гостя не обращал внимания. Его крупная голова с седыми волосами и обязательными усами, казалось бы, полностью была занята важной бумагой и совершенно не видела посетителя.

Попаданец от ХХI века, уже почуяв, что он чего-то сделал совершенно не так, был аккуратен, но железно тверд. В конце концов, он всего лишь представился, а что его собеседник не так понял, так это не его вина!

— Ваше превосходительство, имею честь представится: князь Долгорукий!

Директор, не переставая писать, кивнул. Показывает, насколько он важен, и как бесполезен гость. Плавали ведь, знаем!

Так и не придумав, чего ему Константин Николаевич застыл в ожидании. Оказалось, что был оптимальный вариант, поскольку Аристарх Поликарпович смог показать свое превосходство перед новым подчиненным, а самому подчиненному это ничего не стоило. Не пресмыкаться, не лебезить перед высоким начальством он не стал.

Но, в конце концов, все когда-то кончается. Завершился и срочный документ директора (в понимании Аристарха Поликарповича). И только передав писать, он посмотрел на голос. Констатировал:

— Не тот Долгорукий. Дурак Алексей!

Еще раз внимательно оглядев его сверху до низу, словно обыскав на предмет холодного оружия опасного уголовника, разрешил, перейдя на вы:

— Садитесь, князь! — все же спросил: — Василий Андреевич Долгорукий кем вам приходится?

Константин Николаевич мысленно усмехнулся. Понятно, что любопытство в данном случае не порок, а сбор полуофициальной информации. А вообще дядька, кажется, нормальный. Сейчас мы пройдем практически обязательный спектакль под названием «Представление нового сотрудника жесткому начальника» и потом начнем уже деловой разговор.

Исходя из этого он свободно, но скромно — показал, что знает свое место, но человек в ряду чиновников не последний:

— Двоюродный дядя, ваше превосходительство. Впрочем, мы не настолько с ним близки, чтобы хвастаться этим.

Кормилицын только покачал головой. По-видимому, Константин Николаевич пошел в глазах директора какой-то важный экзамен. Довольно констатировал:

— Дядя — это близко. Послужите, не раз столкнетесь. И сдружитесь, наверняка.

Константин Николаевич хорошо понимал это. Но он также понимал, что, учитывая бюрократические настроения ХIХ века, пока он не сделает карьеру, вряд ли его именитый питерский родич признает его. Сумеет подняться — вот тогда дядя «вдруг» его увидит, облобызает. Только так. Это, кстати, бюрократическая условность не только этого века, но и в будущем.

И поэтому в разговоре с прожженным Аристархом Поликарповичем ему лучше не выпячивать связь с питерским Долгоруким.

Но встревать в родственные споры с директором полиции он не стал, также понимая, что тот будет всегда прав, а если и не будет прав, то плохо станет ему же, князю Долгорукому.

Вместо этого он, как мог, выпрямился на стуле, показывая, что понял директора, и будет следовать его указаниям, если, конечно, они не войдут в противоречия со знаменитой дворянской честью. Князь Долгорукий еще не велик чином, но знатен своими предками. Породистыми предками!

Аристарх Поликарпович кивнул, не сомневаясь в реакции его сиятельства, посмотрел какие-то бумаги, в которых Константин Николаевич без труда угадал свой диплом МГУ и другие документы, характеризующие его личность.

Насторожился, поимая, что сейчас начнется наиболее важный деловой разговор, который определит почти всю его жизнь. Во всяком случае, на ближайший отрезок бытия точно.

Директор заговорил сухо, о спокойно, показывая, что предыдущий часть разговора они прошли, а теперь надо поговорить о действительном деле.

— Вообще-то я не всегда принимаю кандидатов на службу, вначале надо накопить опыт, чины, если повезет, — отметил он как бы в скользь: — отец ваш попросил, и некая надобность возникла.

Константин Николаевич внутренне напрягся. Последняя причина, скорее, будет главной. Конечно, будь это мелкий чиновник без особой должности, он бы четко констатировал — взятку вымогает, скотина. Или подарок «борзыми щенками». В качестве благодарности.

Директору что-то от него тоже что-то надо важное, но не презренными деньгами или породистыми щенками, а хорошей службой в полиции! Точнее даже, в его Московской полиции.

То есть ему дается блестящая возможность, если так сильно не повезет, обрушить карьеру на первых же шагах, буквально за несколько дней. И директор тут будет как бы невзначай. Он его взял, как отец и просил, в полицию, в сыскной отдел, но молодой человек просто не имеет способностей для такой службы. Что же делать, не судьба! Во гад подножкин!

Это негатив. Хотя, с другой стороны, он же не собирается, как дорогой папа, медленно идти по карьерной лестнице, чтобы годам эдак к шестидесяти, перед смертью, или, хотя бы, отставкой, стать действительным статским советникам и столоначальником?

Что не говори, у него есть огромный позитив, о которой в этой жизни никто не знает. Десятки лет напряженной и плодотворной работы в уголовном розыске, большой опыт сложной и многотворной деятельности. Куча уголовных дел, которые войдут в золотой фонд полиции любого века. И, если есть шанс, за который можно ухватится, он готов!

Благо, в ХХI веке он уже шел так медленно и неуспешной дорогой в никуда. И приподнялся к пенсии, чтобы потом сверзится. Нет, второй раз он так не выдержит! Поэтому попаданец, хотя и был спокоен, но тверд, ответив директору с неизменным апломбом:

— Я могу, ваше превосходительство. Можете на меня надеяться.

— Хорошо, — кивнул директор озабоченно и слегка успокоительно, — я надеюсь на вас. Проблема в том, что позавчера здесь, в Москве, был обворован его высокопревосходительство министр финансов. Егор Францевич потерял деньги и, самое главное, секретные документы, содержание которых могут только знать считанное количество сановников. И виновата, в конце концов, окажется полиция. МЫ! Такое в самом кошмарном сне не приснится!

Мы, конечно, оперативно провели немедленное расследование, к сожалению, ни к чему не приведшее. Но самое главное, следователи, люди опытные, но не тонкие дипломаты повели с министром, ну, скажем так, грубо. К тому же из трех человек лишь один был дворянин, да и то только второго поколения. Его превосходительство, в конце концов, начал сердится не на бандитов с Марьиной рощи, а на сотрудников нашей полиции.

Понимаете, с каким настроением уедет его высокопревосходительство из Москвы? Я разговаривал накануне с ним. Он недоволен, сердит, если не сказать зол и уже готов докладывать его императорскому величеству о плохой работе Московской полиции!

Аристарх Поликарпович сердито посмотрел на князя, словно это именно он был виноват в плохой работе, или, по крайней мере, написал этот доклад о плохой работе императору.

Константин Николаевич, мало что знающий в жизни ХIХ века, но будучи опытным работником, вообще, кивнул, соглашаясь, но молча. Захочет увидеть — увидит, нет — пропустит мимо глаз.

Директор увидел, обратился непосредственно к нему:

— Князь, вы человек мало что еще понимающий в следствии, хотя и закончили юридический факультет МГУ. Я не буду ждать от вас каких-либо исключительных результатов в конкретном следствии. Хотя, разумеется, если вы вернете секретные документы даже без денег, это будет хорошо, просто замечательно.

Но вы должны постараться сгладить впечатления министра если не от Москвы в целом, то хотя бы от Московской полиции, в частности — он долго и внимательно посмотрел на собеседника, добавил: — уже то, его делу о краже буде представлен представитель такой знатной фамилии, заставит его высокопревосходительство изменить мнение о старой столице. И, может быть, о ее полиции.

Что же по делу, — вздохнул Кормилицын, — вы еще много не знаете из практической деятельности, поэтому, прежде всешл, смотрите на работу следователей. Они хоть с неба птичек не хватают, но весьма и весьма опытны и старательны.

Он сердито посмотрел на князя. Константин Николаевич довольно безмятежно выдержал этот взгляд, понимая, что недоволен директор не конкретно им, а текущей жизнью, которая принесла ему таких на редкость бестолковых подчиненных.

И спокойно ответил, что предпримет все меры для успокоения его высокопревосходительства министра финансов. Про себя же отметил, что у него уже есть подобный опыт из своей эпохи. И хотя звали его просто товарищ министр, но спеси у него было также много. Как и гордыни и осознания своей важности.

Вряд ли это как-то успокоило Аристарха Поликарповича, но, по крайней мере, он сел на свое место и не так уже сердито сказал:

— Я еще раз говорю, мы мало берем сразу зеленых выпускников в сыскное отделение. Сначала они должны набраться опыта в частных детективных бюро или в других государственных организациях. Или, если уж и берем, — директор сделал паузу, явно проглотив нечто вроде «по блату», — то не ниже ХII класса — губернский секретарь. Ибо результат работы, прежде всего. А какие результаты у неопытных следователей?

Вы же с сегодняшнего дня будете временно приняты аж IX классом — титулярным советником. И, если вы сможете справиться с этим щекотливым делом, он будет вашим не временным, а постоянным чином.

Как-то странно. Константин Николаевич сразу же обратил на несуразность предложения. Наверное, если он не справится? Конечно, IX класс это сразу много. Даже для князя. ХII класс — губернский секретарь — это будет нормально, хотя и для него очень временно. А так ведь многие из подлых сословий считают за большое счастье подняться даже на такой уровень.

Ну а если будет нехорошо, так сказать, просто уже так не выбросят из полиции. За «хорошую» работу дадут и еще раз дадут и, может даже по лицу. Протекции отца тогда, конечно, будут бесполезны. Не годен и все. Не в таком он в чине, чтобы его слово столь серьезно весило.

— Я к чему так говорю, — пояснил его превосходительство, видя его замешательство, — к новому году — к очередному рубежу наград — вы станете уже коллежским асессором! Ну и орденок не последний вам подвалится, — Аристарх Поликарпович сказал, чтобы все было кристально понятно. Выразительно посмотрел. Подытожил: — так не делается, но надо, — выразительно позвонил в колокольчик. Моментально вошел секретарь. Неизвестно, что он желал увидеть, но спокойствие двух собеседников его явно обескуражило. Впрочем, директора настроение секретаря не обеспокоило. Он велел:

— Алексей, соблаговолите написать приказ от сегодняшнего дня:

1. Князя Долгорукого Константина Николаевича принять в сотрудники Московской полиции на чин титулярного советника;

Выразительное лицо секретаря вытянулось в изумлении, но он дисциплинировано промолчал, понимая, что у начальства и своя голова имеется.

— 2. Назначить князя Долгорукова старшим группы по розыску бумаг и денег его высокопревосходительства министра финансов Е. Ф. Канкрина;

— Как? — не выдержал секретарь, бросив на князя быстрый, но внимательный взгляд, — но, ваше превосходительство, не имея опыта, не имея положенного стажа службы…?

— Вот ведь какой! — Кормилицын выразительно-сердито, но с улыбкой посмотрел на секретаря. По-видимому, кроме служебных, их объединяло еще что-то такое, сугубо личное, позволяющее Алексею выходить за рамки дисциплины. Во всяком случае, Аристарх Поликарпович ничего не сказал, а продолжил диктовать:

— 3. Выделить князю К. Н. Долгорукому из подотчетных мне средств двести рублей под отчет;

4. Об исполнении донести.

— По четвертому пункту — чтобы боялись, — Аристарх Поликарпович улыбнулся, — пусть хоть кто-то промедлит — велю высечь. Если дворяне или классные чины — накажу штрафом, выговором, не дам следующий чин. Понял, сукин сын Алексей? — потом обратился к Константину Николаевичу: — а вы идите, князь с богом. Ход, конечно, авантюрный, да времени уже нет. И не обращайте внимания. Ваше дело — произвести следствие. Будет результат, будете на коне. Не будет результата сам, своими руками забью.