Новый мир. № 10, 2003

Без тебя я — без племени и без роду

Существо, подобное недобитку.

Без тебя за окном помертвела природа,

И похоже сейчас окно на открытку,

Где экзотика зелени и звукозапись

Соловья, завлекающего невесту,

А колодец напоминает кладезь

Тайновидящих вод, что никак ни к месту

К моей скорби открытой, к угару горя.

Никаких нет прозрений в слезе словесной.

Лишь известно студеной водице в затворе

О движенье материи бестелесной.

Обильный дождь в последних числах мая,

Остатки смысла в птичьей болтовне.

Так и живу, почти не понимая

Происходящего в окне.

Живу будто в пещере Полифема.

Ах, остров Коз, здесь сколько слез ни сей,

Не выбраться. Но жизнь моя — не тема,

И я отнюдь не Одиссей.

А если я и выберусь, то буду

Не волны бороздить — траву косить

И памяти — бессмысленному чуду —

Остатком выдоха кадить.

Ушел и уже не вернется.

Привыкнуть к разлуке такой

Не легче, чем правое солнце

Удерживать левой рукой.

Что солнцу? Всегда оно право.

В бездушной своей правоте

Прожгло мне и руку и травы,

Прикрывшие гроб, да и те

Подспудные мысли о встрече

В загадочной жизни иной.

…Горят мои пальцы, как свечи,

И каждый в разлуку длиной.

Свет наподобие колеса

В майскую зелень ныряет.

Птицы на разные голоса

Имя твое повторяют.

Имя твое выдувают шмели

В златомохнатые дудки,

Шепчут на влажных участках земли

Имя твое незабудки.

Шлет семена колокольный звон

И опыляет дорогу.

В семени имя твое — Семеон,

То есть — внимающий Богу.

Медленно я из своих выбираюсь потемок,

Медленнее, чем куст из могильных костей.

Рыжий котенок, зеленоглазый котенок

Розовой лапкой мне намывает гостей.

Пусть же приходят, — ответным привечу светом,

Белым вином на столе, от смолы золотом.

Пусть же приходят, — мы вспомним на свете этом

Тех, кто о нас вспоминает на свете том.

Памятью и отличим человек от зверя.

Рыжий котенок приткнулся к моей ступне,

Точно почуял, какая лежит потеря

В сердце моем и как одиноко мне.

Меж погостом и церковью костерок

На траве развели бомжи,

Варят кашу. Заржавленный котелок

Пахнет варевом сна и лжи.

Меж погостом и церковью три козы

Мать-и-мачехин щиплют простор.

Из-под купола необъяснимой красы

Внятно слышен воскресный хор.

Меж погостом и церковью, ангел мой,

Полон быта предвечный день,

И, конечно же, я принесу домой

Предкладбищенскую сирень.

Чту молчаливые поминки.

И как родня

Столпились тонкие рябинки

Вокруг меня.

Где ты? Попал ли в Божье царство

Иль в двух шагах?

Дух — это время, а пространство,

Конечно, — прах.

В уме двоится сущность мая

На прах и дух.

Живу как линия прямая

Меж точек двух.

Повзрослевшей листвы беглый почерк…

Соловьиная дрожкая грудь…

Неужели меж датами прочерк —

Это весь человеческий путь?

Но в руках сигарету кромсая

И табак отрясая с колен,

Вспоминаю пророка Исайю,

Вавилонский медлительный плен.

Сквозь надсадные вопли и толки

Мы с тобою спускались к реке, —

Ты шел с палкой и в синей ермолке,

Я с узлом и в седом парике…

Под сенью необъятной

Глухой осины тишь,

Под ней, мой ненаглядный,

Ты третий месяц спишь.

Здесь все на жизнь похоже:

Скамья и мелкий дождь,

И по неровной коже

Осиновая дрожь,

И желтая синица,

И жесткая трава…

Лишь жизнь — как небылица,

В которой я жива.

Бродят, подпрыгивая, по траве трясогузки…

Прячется холод в черемуховой белизне…

Я, как всегда, на авось надеюсь по-русски

Много на что в задумчивом полусне.

Хочется думать иль грезить по крайней мере,

Что непременно встретимся мы с тобой,

Как Гумилев говаривал, «Ах на Венере»

Или еще на какой звезде голубой.

Хочется верить — еще мы увидим оттуда,

Что трясогузка цела и черемуха хладно бела,

Что на серебреники не польстится Иуда

И на поправку пошли на земле дела.

В такие ночи,

В такие дни

Я стала кротче,

Чем тень в тени.

Не я усопла,

А ты усоп.

И дождь о стекла,

Мне что озноб.

И луч весенний —

Все та же дрожь.

Я жду: хоть тенью

Домой придешь.

Одуванчикова стайка

Стала облачком седым.

Я, и гостья и хозяйка,

Брежу голосом твоим.

Это ты из дальней дали

Мне впечатываешь в слух:

Обе стороны медали —

Жизнь и смерть, душа и дух.

У начала и итога

Однозвучные края.

Слово нам дано от Бога,

Музыка — от соловья.

Я надела твою душегрейку

И твои нацепила очки,

На твою уселась скамейку.

А роса — как те светлячки,

Что как звезды светились ночью,

И ты нежно глядел на них,

А теперь и роса — многоточье,

Где мой плач по тебе затих,

Став алмазами рос, изумрудом

Светляков и веснушками звезд,

Освещающими над прудом

Место жительства и погост.

Все в голове смешалось старой —

Зов соловья и твой привет,

Твоей ладони капилляры

И дикой розы блеклый цвет.

И одуванчик поседелый

С твоей смешался сединой.

Стою с улыбкой оробелой

К стене бревенчатой спиной.

А где упал, там незабудка

Расширилась, как вещий глаз.

Ты стал природою. И жутко

Мне на нее смотреть сейчас.