Новый мир. № 10, 2003

За то, что я есть на земле, — я в долгу неоплатном

и буду его возвращать, покуда я есть:

за воздух, который вдыхаю и выдыхаю обратно,

за воду, что пью, и за хлеб, что мне выпало съесть.

Ведь, сколько живу, все долги свои возвращаю, —

живущий долги выплачивает живым, —

за все, что беру, я дыханием, хлебом, водой отвечаю,

покуда я жив, расплатиться бы с долгом моим.

И так совершив, я остался бы свете на этом

свободным, лишенным долгов, как и свете на том,

в том мире, где предки и боги, — не связанным долга обетом,

во всем искупленным, любым устремляясь путем.

Когда мастер пения входит в храм,

с ним в придел возвращается тишина.

Это чувствует дискант-послушник, посматривает по сторонам:

чудно легче стало вытягивать, а причина-то не ясна.

И никто не приметит из братии, как никто не подслушал досель,

миг, когда мастер пения вступает в общий хор.

А уже на голос единственный откликнулась каменная свирель —

отзвуков радугой многолиственной зацветает собор.

И хор восходит звучания лествицей, сливаясь в единый глас,

и из каждого сердца — как к солнцу лучи! — тянется серебряная труба,

выводя аллилуйя и радуйся, и молись за нас…

Когда мастер пения выходит из храма, его встречает толпа.

И к нему подводят для исцеления от рожденья глухих,

запущенных, му-му мычащих, кому и ма-ма не суметь.

И вот все зеваки разинут рты, будто каждому дали поддых…

Он руку кладет на грудь — человек начинает петь.

И все начинают петь, и волю дают слезам,

и слышат, что с ними согласно поют в Везеле, в Фонтене, в Тороне…

Это мастер возводит пения чистого храм

от пределов земли на западе и востоке, на юге и там — в родной стороне.

И было утро, и было лето.

Лежала рядом, совсем раздета,

совсем раскрыта, еще спала ты,

и были губы холодноваты.

Плыла улыбка еще без тела —

а тело было тепло и бело.