Новый Робинзон

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Борьба с тоской. — Корабль. — Катастрофа. — Один, один!

И ВСЕ-ТАКИ — нет-нет, а на нас нападала тоска. Мы иногда так рвались в цивилизованный мир, что не могли побороть отчаяния. Англичанки особенно часто страдали от этого. Они часами лежали на берегу и горько плакали. Они, казалось, потеряли всякую надежду на возможность возвращения на родину. Бывали такие минуты и у меня. Но я всячески старался побороть себя, старался не поддаваться отчаянию. Я старался отвлечь моих спутниц от тяжелых мыслей, старался всевозможными способами.

Я наделал всяких музыкальных инструментов: дудок и, дудочек, барабанов. Я обучал Бруно все новым и новым штукам. Я сам — то песней, то шутками, то гимнастическими упражнениями — пытался отвлечь мысли тосковавших англичанок. По большей части мне удавалось это. Слезы исчезали, а если тот же Бруно проделывал что-нибудь уж очень занятное, то слезы быстро сменялись и улыбкой. Но мне-то самому все это стоило большого напряжения и усилий. Ведь и я тосковал по родине не меньше их!

Редкий день проходил без того, чтобы мы не провели несколько часов на берегу. Мы всматривались в морскую даль и искали паруса. Ведь должен же будет когда-нибудь появиться на горизонте корабль…

Так прошло два длинных года. За это время мы несколько раз видели далеко на горизонте паруса. Но корабль был так далек, что нас с него вряд ли заметили бы. А если бы и заметили, то приняли бы за чернокожих. Ведь мы мало чем отличались от них по внешнему виду.

Я подхожу теперь к очень тяжелому событию. До сих пор я не могу говорить о нем без боли.

Однажды мы увидели судно, медленно плывшее в нескольких милях от берега. Ах, это судно! Лучше бы его никогда не было!

Мы пришли в неописуемое волнение. Англичанки забегали по берегу, замахали руками, начали громко кричать. Я боялся, что судно не обратит на нас внимания, примет нас за туземцев. И вот я решил попытаться «перехватить» это судно, отправиться на перерез ему на челне. Обе девушки умоляли меня взять их с собой. Я долго отговаривал их. Они не прекращали своих просьб. Против своей воли я уступил их просьбам. Каждая минута была дорога, я не мог терять времени на уговоры.

Пока Ямба готовила мой челн, я побежал к туземцам и упросил их помочь мне. Они охотно согласились. Через несколько минут от берега отчалила целая флотилия челнов-каттамаранов. Дикари гребли с такой быстротой, что я едва поспевал за ними.

Теперь-то я понимаю, что наша флотилия должна была иметь довольно грозный вид. Люди, находившиеся на корабле, должны были испугаться. По залитой солнцем морской глади к ним неслось несколько десятков каттамаранов, наполненных дикарями, издававшими громкие крики и самые дикие возгласы. Несомненно, что экипаж корабля подумал: «На нас готовится нападение». Но я-то, тогда охваченный горячкой, не мог сообразить этого.

Если бы я плыл один, без туземцев, то, может быть, дело и кончилось бы благополучно. Ямба и я так быстро гнали наш челн, что вскоре мы обогнали туземцев и оказались значительно впереди. Чем ближе мы подплывали к кораблю, тем сильнее волновались мои спутницы. Они, как безумные, размахивали руками и кричали до хрипоты.

Когда мы приблизились к судну, то я был немало удивлен. На судне не было видно ни одного человека. Судно было несомненно европейское. От нас до судна оставалось каких-нибудь 100 метров. Я встал во весь рост в челне и несколько раз окликнул судно. Никто не отозвался. На палубе никого не было. Мое радостное возбуждение исчезло и заменилось сначала удивлением, а потом тревогой, быстро перешедшей в ужас.

Тем временем флотилия туземцев поравнялась с нами. И вот в тот момент, когда я взялся за весла, чтобы подойти к судну еще ближе, раздался ружейный залп.

Я не помню, что случилось затем… Я упал в воду — почему, не знаю. Девушки вскочили на ноги, наш челн перевернулся.

Ямба бросилась ко мне, схватила меня за волосы. Она подтащила меня к челну, перевернула его… Все это я помню как сквозь сон.

Помню, как лежа на дне челна я шептал:

— А где они? Мы должны найти их…

Мы не нашли англичанок. Они утонули.

И я, и Ямба, и туземцы много раз ныряли, — так ничего мы и не нашли. Кровь из пораненного мной при падении бедра сочилась все сильнее и сильнее. Я начал слабеть. Ямба загребла к берегу.

Корабль, разогнав выстрелами нашу флотилию, ушел. На нем так и не узнали, в кого они стреляли.

Тяжело мне было чувствовать себя виновником всего случившегося. Ведь я был виноват в том, что экипаж корабля принял нас за нападающих. Зачем я взял с собой англичанок, зачем просил туземцев провожать нас? Я не винил ни в чем экипаж судна. Ведь и я на их месте поступил бы точно так же.