Новый Робинзон

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Мое единственное желание. — Золото. — Я ищу брюки и рубашку. — Любопытное приветствие. — Поразительный вопрос. — Французский консул. — На родину.

НИКАКИХ слов не хватит, чтобы описать мое отчаяние. Вероятно человек, которому отрезали руки и ноги и оставили только одно туловище, чувствовал бы себя лучше, чем я. Я желал только одного — смерти. Я просил даже туземцев убить меня.

Жалобный вой туземных женщин доводил меня до исступления. Необходимо было скорее уходить отсюда, пускаться в дальний путь, иначе я мог сойти с ума от всего этого.

Я заявил туземцам, что ухожу. Они долго уговаривали меня остаться. Ведь я был могущественный «колдун», потерять которого племени было не так-то уж приятно. Я стоял на своем. Тогда туземцы дали мне отряд, человек в сорок, который должен был провожать меня.

Я роздал свое имущество туземцам. Дележка эта сопровождалась множеством ссор и даже драк. Всякому хотелось получить что-нибудь от «колдуна» — ведь его вещи должны были обладать особой чародейской силой. Себе я оставил только свое оружие.

Через несколько дней мы выступили. На мне был надет только небольшой передничек из шкуры эму, на ремешке висел мой нож, а за спиной — лук и стрелы.

Однажды, когда мы расположились на отдых около большой скалы, я от нечего делать начал машинально обкалывать каменным топориком скалу. Вдруг кусок камня отскочил, сверкнула ярко-желтая блестящая полоска. Я вскочил на ноги от удивления. Передо мной была богатейшая золотоносная жила. Золото лежало такими большими кусками, что если бы его извлечь, то и два человека вряд ли смогли бы донести его.

Проходила неделя за неделей, мы шли и шли к югу. С течением времени мои спутники один за другим начали покидать меня. Они боялись заходить так далеко от своего становища. Вскоре я остался один. Но это меня мало смущало. Я уже достаточно был знаком с местными племенами и, переходя от одного племени к другому, продолжал передвигаться к югу. Прошел месяц, я добрался до опаленных деревьев, о которых мне когда-то говорила Ямба. Здесь нужно было повернуть и идти на запад.

За время пути со мной не случилось ничего такого, о чем стоило бы рассказывать. Я держался намеченного мной пути в продолжение восьми или девяти месяцев. Передвигался вперед я не спеша — я был уже немолод и не мог идти помногу часов подряд не утомляясь, как ходил когда-то раньше.

На моем пути начали встречаться признаки близкого соседства с белыми: ржавые жестянки из-под консервов, обрывки бумаги и газет, клочки одежды.

И вот как-то около полудня я завидел на расстоянии нескольких сотен шагов впереди лагерь белых людей — холщовые палатки. Странно сказать, но вид этих палаток не особенно взволновал меня, я ведь встречал уже золотоискателей в местности Кимберлея, а кроме того — я со дня на день ждал этой встречи.

Я бродил вокруг лагеря золотоискателей и вдруг почувствовал, что мне как-то неловко — я стеснялся своей наготы. Мне не хотелось явиться в лагерь в одном передничке. Наученный горьким опытом, я знал, насколько осторожным нужно быть, когда приближаешься в этих диких местах к белым. Я ушел от лагеря и спрятался в зарослях кустов.

Когда настала ночь, я пополз к лагерю. Мне удалось высмотреть штаны и рубашку, повешенные около палатки, как видно, для просушки.

Я подкрался и стащил их. Теперь у меня была одежда, меня не приняли бы за туземца. Но как мог я придти в лагерь одетый в украденные в нем штаны и рубашку? Этого нельзя было сделать. И вот я решил идти и искать другой лагерь. Я был уверен, что этот лагерь не единственный, что где-нибудь по соседству я найду и другой.

И правда — через день-другой я наткнулся на новый лагерь. Прежде чем подойти к нему, я соскреб с себя ту глину, которой было обмазано мое тело, бросил свой лук и стрелы, вообще постарался придать себе более «обычный» вид. Затем я смело направился к лагерю.

Человек пять-шесть сильно загорелых англичан сидело у костра. Заметив меня, они вздрогнули от неожиданности, а затем громко расхохотались. Они приняли меня за одного из сопровождавших их туземцев и решили, что он, одевшись в платье белых, вздумал подшутить над ними. Очутившись в нескольких шагах от них, я воскликнул на английском языке:

— Алло! Не найдется ли у вас, приятели, местечка и для меня?

Все они были так поражены этой неожиданностью, что не могли даже ответить сразу на мое приветствие.

— О, да! Садитесь с нами, — проговорил немного спустя один из них.

Я присел к костру. Тотчас же начались расспросы.

— Вы были на разведке? — спросил один из них.

— Да, — ответил я. — Я был долго в отсутствии.

— А где же ваши товарищи?

— У меня не было товарищей. Я странствовал один.

Они переглянулись, подмигнули друг другу и начали недоверчиво улыбаться. Затем один из них начал расспрашивать меня, не находил ли я золота.

— Сколько хотите, — ответил я. — Золота здесь очень много.

— А с вами есть оно? Далеко ли вы заходили в пустыню?

На это я сказал, что я долго бродил по Центральной Австралии, но носить с собой золотой песок или самородки я никак не мог: у меня не хватило бы сил таскать с собой такие тяжести. Такого рода слова только усилили их веселость. Наибольших размеров она достигла после моего вопроса:

— А который теперь год?

Вместо ответа один из них злобно сострил, а его остроту весело приветствовали все остальные. Я начинал думать, что если цивилизация готовила мне такой прием, то лучше было бы мне остаться с моими туземцами.

Однако спустя несколько минут обхождение этих людей со мной заметно изменилось. Было ясно, что они принимали меня за безобидного полоумного, который только что выбрался из глухих дебрей. Я убедился в том, что мое предположение правильно, когда увидел, как один из золотоискателей, показав глазами на меня, потрогал себя пальцем по лбу.

Я решил не говорить этим людям о себе ничего, так как был уверен, что чем больше я им расскажу, тем больше они будут убеждены в моем сумасшествии. Они предложили мне поесть и советовали мне провести с ними ночь. Я отклонил их предложение, но от пары брюк, которые они мне подарили, не отказался. Они давали мне еще сапоги, но я отказался от них. Я не знал, смогу ли я, столько лет ходивший босиком, ходить в них. После этого золотоискатели рассказали мне, что я встречу еще много отрядов по направлению к югу и западу. Тогда я попрощался с ними и ушел в лес, где и переночевал.

Затем я двинулся по направлению к Моун-Маргарет (дорогу мне указали золотоискатели). По дороге я то и дело находил кирки, лопаты и другие предметы, потерянные золотоискателями, а то, может быть, и просто брошенные ими. Я не стал заходить в небольшой городок Моун-Маргарет, а миновал его и пошел дальше к Суссерн-Кросс, а оттуда к Кульгарди.

Побродив полдня в этом городе, я направился в Перт, большой город в Западной Австралии. Там мне сказали, что для меня всего лучше будет отправиться в Мельбурн, так как там я всего легче найду судно, которое сможет доставить меня в Европу. Я не обращал уже на себя особого внимания — одетый в рубашку и штаны, загорелый, обросший, я мало чем отличался от бродивших тут и там золотоискателей, во множестве съезжавшихся в эти места.

В Мельбурне у меня произошел забавный разговор с французским консулом. Я обратился к нему на отвратительном французском языке: — Я был француз, но за эти годы я совсем разучился говорить по-французски. С моими англичанками я говорил по-английски, Ямбу также обучил английскому языку. Я сказал ему, что я — французский подданный и желал бы вернуться на родину. Мне было очень трудно говорить по-французски — не хватало слов. Тогда я перешел на английский язык. Консул терпеливо ждал, пока я кончу, и глядел на меня очень подозрительно.

— Вы требуете, чтобы я вам доставил возможность вернуться на родину на том основании, что вы — француз? — спросил он меня.

— Да, именно так, — ответил я по-английски.

— Прекрасно, — холодно продолжал он, отворачиваясь от меня. — Но вот что я вам посоветую: когда вы станете уверять еще кого-нибудь в том, что вы — француз, не говорите по-английски. Вы на этом языке говорите гораздо лучше меня.

Я попытался разъяснить консулу свою историю, рассказал ему о кораблекрушении, но когда сообщил ему, когда это случилось, он засмеялся. Я ушел от него, ничего не добившись.

Побродив несколько дней по городу и питаясь подачками, я отправился в Сидней, а оттуда в Брисбан.

В мае 1897 года я очутился в Виллингтоне, в Новой Зеландии, где, как мне сказали, я мог найти прекрасный случай отплыть в Англию. И действительно, вскоре я отбыл на судне Новозеландской компании пароходства.

В марте 1898 года я прибыл в Лондон.