Ну, здравствуй, перестройка!

Глава 36

День последний. Спарринги с самого утра. На завтрак та же овсянка, но не пересоленная и с нормальным куском масла.

Первый бой у меня с аутсайдером. Тот всего один бой зацепил и уже потерял веру на место в сборной.

Можно было действовать в своей манере, и активно работая получить желанную победу, благо, соперник мне по силам. Однако я избрал другую тактику. Спокоен, правильно дышу, выкидываю джебы в его сторону, бью то в голову, то по корпусу, даю парню шанс на атаку. Оп-па пошёл на меня, смотрю на соперника, иногда встречаю, иногда отхожу, но отхожу не в угол, а кручусь в центре, показываю, что контролирую ринг и способен на что-то, кроме тупого напора буром. Джебы кидаю наугад, но вижу, что попал, пришлось идти добивать. В ообщем, как ни пытался, а закончил в первый раунд с явным преимуществом.

— Первый зрячий бой у тебя, растёшь, уже не зря приехал, — похлопал по плечу Петрович.

Воодушевленный я следующий бой, тоже с аутсайдером, слил. Заигрался. Стал опять смотреть на соперника, вместо навязывания своего стиля боя порхал, как бабочка, а меня ужалили как оса. Получил нокдаун во втором раунде и бой остановили!

— Евгений Петрович, я готов дальше драться, зачем спарринг остановили? — возмущённо сказал я. — План у меня такой на бой был, хотел силы приберечь и в концовке третьего раунда отработать.

— Евгенич, — обратился старший тренер нашей возрастной категории к своему помощнику, — зачем ты остановил? Ну, подумаешь, нокдаун.

— Ладно, чего там теперь уже, тем более по тебе мы решение уже приняли, — успокоил меня Петрович.

Или напряг? Хз, какое они решение приняли! Костя свой предпоследний бой тоже проиграл, и проиграл его Игорю. А Игорян с двумя поражениями — лучший!

Последний раунд с Цзю решил не извращаться, а просто показать красивый бокс. А чего, раз они уже решение приняли? Костя был солидарен со мной, из-за проигрыша у него появился стимул дополнительный. Заруба у нас была все три раунда, мне прилично досталось, но и я подсветил оба глаза сопернику. Судьи даже заспорили, кто победил. Совещались минут пять. Решили — ничья. Редкая тут.

— Победила дружба, — шлепаю корейца по плечу, радуясь. — Буду рассказывать потомкам, как ты отполз от поражения в бою со мной.

— Шам отполз, — не вынимая капы, прошепелявил кореец, ни слова не знавший по-корейски.

Вру, я его научил паре слов, например, он на обеде сейчас, попробовав уху, выдал поварихам:

— Мащиссоё!

В переводе — вкусно!

— Тувинец, чо ль? И когда вы русский язык выучите? — неделикатно спросила повариха.

— Мичин ном! Чугыллэ? — тут же ответил Костя и спросил у меня. — Толя, а как будет расист по-корейски?

Костина фраза в переводе означала: «Чокнутая? Хочешь умереть?»

Ну а что? Если я других слов не знаю, выучил лет в восемнадцать ругательства на двадцати языках, до сих пор в памяти. Как и некоторые другие вещи. Например, я знаю что «цистозира» — самая крупная водоросль на черноморском побережье. Это в меня биологички запихнули на первом курсе. Пока я их клеил, а они клеились, учились, готовясь к зачету. Ещё помню «коломна вертебре» и «ос фронталес», эти знания от медичек. Что фразы означают, не знаю, просто запомнил, когда они строение скелета изучали. Как писал Даниил Хармс: «Память — это вообще явление странное. Как трудно бывает что-нибудь запомнить и как легко забыть! А то и так бывает: запомнишь одно, а вспомнишь совсем другое. Или: запомнишь что-нибудь с трудом, но очень крепко, и потом ничего вспомнить не сможешь. Так тоже бывает. Я бы всем советовал поработать над своей памятью», — процитировал вслух я рано ушедшего гения.

— Вот учись, тундра! Чуть ли не стихами говорит мальчик! — поставила меня в пример повариха. — Интересно, откуда только знает?

— Мне, Анатолий, тоже интересно, где вы могли Хармса почитать? — неожиданно спросил у меня подкравшийся фронтовик. — Причем не детские его произведения?

— В поезде слышал и запомнил, — похолодев, но сделав легкомысленный вид, ответил я, заодно вспоминая, реабилитировали ли Хармса до перестройки? Умер-то он в лагерной психушке, здесь в Ленинграде во время блокады. И немудрено, что ленинградцы, кое-кто, его и знает.

— Тут поступило предложение, провести ещё один бой с Игорем, а то тот, первый, не был обозначен как официальный спарринг, но дело за тобой, ты в сборной остался, так. Для себя хочешь? — не стал педалировать тему фронтовик.

— Да с радостью! — ответил я, радуясь, что соскочил с опасной темы и что не вылетел из сборной!

— А я? — тут же встрял Костя. — А я?

— И ты остался в составе, — улыбнулся ему дедок.

— Нет, я не про место в составе! Я тоже хочу реванш с Игорем! — пояснил Цзю.

— Зачем тебе-то? Впрочем, не мое дело, договаривайся с Евгением Петровичем и Юрием Михайловичем, — опешил от таких заявлений дед. — А ты, Толя, иди в тренерскую.

Костя — кадр, конечно, плевать на место в сборной, а вот проигрывать не любит!

— Вот и славно, — обрадовался Юрий Михайлович. — А то тут на тебя наговаривают!

Посмотрел при этом на тренера Игоря, который тут был помощником у главного по возрасту.

— И я хочу! — заявил Костя, завалившийся хвостиком за мной в тренерскую, — тоже спарринг с ним!

— Со Штыбой? — не понял Петрович.

— С Игорем! — пояснил Цзю.

— А зачем? Ты в сборной, — начал было убеждать тренер, а потом, видя расстроенного Цзю неожиданно лопоухого, и похожего сейчас на Чебурашку пятнадцати лет, смягчился: — Да и будет ли способен Игорь после боя со Штыбой на ещё один спарринг?

Чебурашко, почесало за ухом и признало, логичность аргументов, но отправилось в зал вместе с нами, шепча мне тихонько, чтобы никто не слышал:

— Ты его сильно не бей, мне оставь, а? А я тебе кока-колу настоящую дам, с Москвы валяется в сумке!

— Цзю? Ты там опух? Мало тебе сегодня было? — всё равно услышал шёпот мой спарринг-партнёр.

Да и остальные, вроде как, тоже слышали, чем меня заманивали, и усмешки они в себе давили с трудом.

— Я передумал, бей его сразу, чтобы знал, — вспыхнул Костя.

— Итак, три раунда по три минуты! — Сказал Юрий Михайлович.

— Приз — две бутылки кока-колы! — добавил кто-то из двух десятков собравшихся мужиков, и все грохнули со смеху.

А Костя покраснел, окончательно став похожим на плюшевую игрушку.

— Зажигалка у меня ещё есть, импортная вроде позолоченная! Тоже твоя будет, если в первом раунде положишь, — упрямо пообещал мне Цзю.

— Бокс! — звучит команда и раздается звук гонга, всё по-серьёзному.

Игорь не спешил меня атаковать, стал работать вторым номером, показывая свое превосходство в технике, тактике и движении ног. С последним не угадал он. Ноги у меня лучше, и не только сильнее, но и быстрее. Первые удары Игорь принял на перчатки и руки, поднятые для защиты лица. Потом я понял, что пробиваю защиту парня, даже не работая в полную силу. Тут же взвинтил темп до максимального, и на одном буквально вздохе пробил защиту корпуса, и, найдя щелку в защите лица соперника, вписал свой крюк точно в подбородок! Нокаут!

Парня приводят в чувство.

— Сорок четыре секунды, — щелкнул секундомером довольный Юрий Михайлович. — С тебя Петрович, как договаривались, бутылка!

«Они что, спорили на нас? Вот жуки!» — удивился про себя я.

— Кока-колы, разумеется, — довольно умело вывернулся старший тренер сборной, но общий гогот показал, что кока-колой тут и не пахнет.

— Что ты с ним возился? — эта была единственная критика моего боя.

Разумеется, была она от бывшего владельца зажигалки и кока-колы.

— Ух ты, какая четкая зажигалка! И девочка красивая на ней! Импортная! Но не золото, пробы нет, — дразню я Цзю, попивая его же колу. — Хочешь глоток?

— Не, я в Москве напьюсь и с собой в Серов куплю, — отводит глаза он от бутылки, презрительно смотря на подаренную мне в награду за бой огнеопасную ценность.

— Слушай, а я же не курю! — вдруг «вспоминаю» я. — Забирай зажигалку, мне колы хватит!

— Давай я заберу, раз вам не надо, — сказал Вахит, собирающийся куда-то в гости.

— Ладно, давай, заберу зажигалку — подумав мгновение, сказал её бывший и нынешний владелец.

— Ты куда собрался? Сейчас же собрание будет итоговое? — спросил я у Вахита.

— К гимнасткам, — сухо ответил сосед. — Сразу после собрания.

— Ух, ты! — восхитился Костя.

— Им сколько лет-то? — с подозрением спросил я, зная, что там чуть ли не с двенадцати лет в сборную берут.

— Моей восемнадцать, подружке её семнадцать, — поправляя галстук сказа Вахит.

«Ах да, сейчас легко до двадцати пяти выступают же», — вспомнил я.

— Она откуда-то из ваших мест, — добавил Вахит, глядя на Цзю. — Из Улан-Удэ, что ли.

Пару минут ещё после этих слов они боролись, но сегодня не день Цзю точно, Вахит опять его заломал. Борется он не хуже, чем боксирует.

Общее собрание прошло быстро, зачитали справку по каждому боксеру и списки тех, кто в сборной остался на текущий момент. Нам даже подготовили удостоверения каждому!

Меня хвалили за прогресс — стал лучше видеть соперника, появилась тактическая грамотность…

Из недостатков, — неправильно поставленная техника некоторых ударов.

«Ну да шут с ними», — думал я, разглядывая новую книжечку члена сборной.

Следующий сбор в ноябре только. Большое внимание просили уделять своему весу. Как сказали, многие вылетят из-за перехода в другую весовую категорию, хоть и там будет возможность отобраться на чемпионат, но шансов уже меньше. У меня запас по весу всего два кг, кстати, хотя вроде расти уже перестал. Я не парюсь, если надо, попарюсь перед взвешиванием в буквальном смысле, и сгоню вес до нормы.

— Толяныч, — окликнул меня Вахит. — У тебя, когда вылет?

— Я на поезде в Москву поеду, ночным. Хотел на «Аврору» попасть, а нет билетов уже. Отсюда часов в десять уеду, — ответил я. — А что хотел?

— Идём со мной к девушкам? Галя просила друга привести, — смутился Вахит.

— Художницы или спортивная гимнастика? — спросил я, чтобы выиграть чуток время и понять, а надо ли мне это сейчас?

— А какая разница? — удивился Вахит.