О бедном монахе замолвите слово.

Глава 1

Как-то так получается, что последнее время я никуда не успеваю. Отстаю от жизни, как сказал бы Учитель Чан. Только одно дело сделал — как за другое пора хвататься, и еще два нарисовались.

Устал уже.

Вот и сейчас мне бы мчаться в монастырь, а приходится стоять тут на солнышке, трепаться о ерунде. И ладно бы с девчонкой посмазливее, так ведь с одноногим небритым мужиком!

— Время и место каждого подвига определяется Судьбой, младший Дао. Но если не придёт герой, не будет и подвига. Так почему же ты медлишь, юный герой?

— Чтоб тебя крысы съели, старший Оуян, — вежливо ответил ему я, — Ты достал меня вконец своими речами! И нет, я не полезу в эту нору в твоем подвале, и плевать мне, что ночами оттуда слышатся странные звуки.

Я действительно не видел для себя никакого интереса в путешествии по древней разрушенной канализации, проход в которую отковырял старик Цзи Оуян, задумавший намедни подновить пол в своем подвале.

Упомянутый старец (хотя, не такой уж он был и старый, а, скорее пожеванный судьбой, невзгодами и женой) насупился.

— Никакого уважения к старшим! Но подумай, вдруг там сокровища? — продолжал настаивать Оуян, основной чертой характера которого была ослиная упертость, — Или, хотя бы, что-то ценное? Из чего можно извлечь пользу?

— В древних-то говностоках? — закономерно (и в который раз) усомнился я — Вон, в канаве повороши лопатой, много таких сокровищ всплывет.

Я махнул в сторону противоположной стороны улицы, где снова провалился настил над сточной канавой. Старая канализация, проходящая глубоко под городом, была разрушена за много лет до моего рождения. Кое-где ее засыпало, кое-где она провалилась еще ниже, и чинить ее денег не было ни у нашей секты, ни у городской управы. А прокопать сточные канавы, сливающие городские говна в море, оказалось и проще, и дешевле.

— Но я что-то слышал! Там что-то есть! — Оуян пристукнул об порог своего дома костылем. Уже в зрелых летах купцу из мелких, Цзи Оуяну, не повезло попасться под разборки практиков, и не слабосилков, вроде меня и остальных учеников внешнего круга нашей секты, а практиков старших ступеней. Результат закономерен: там, где дерутся бегемоты, как выжить муравью? Ожоги по всему телу, одна нога сломана, вторую оторвало по щиколотку, и коптящие руины на месте дома и магазинчика. Но дядька не сломался. Вылез из горящих развалин, не помер от шока и потери крови, не спился и не сторчался дешевой алхимической дурью, похоронив семью. У него были какие-то делишки с местными контрабандистами, те ему и помогли по старой памяти обустроиться у нас. Мужик купил старый дом в бедняцком квартале, и пробавлялся торговлишкой (всякими харчами в основном), взял за себя младшую из сестер Цао (тетка Шу хоть на бабу похожа, в отличие от старшей), ну и коптил потихоньку небо.

— Крысы.

— Нет!

— Значит, тараканы с многоножками. Нет, не полезу, — спорить надоело. — Завали лучше дыру камнями и забудь. Или, расскажи Оленю про сокровища. Если проявишь красноречие, он пошлет пару стражников проверить.

Оленем в народе называли старшего над четвертым северным кварталом нашего славного города. Дело в том, что лысый как коленка пузан, с лицом, похожим на обезьянью задницу, умудрился жениться на настоящей красотке. Ну, как, красотке… С пивом можно. Брак по расчету, разумеется. А красотка, быстро с таким красавцем заскучавшая, оказалась падкой на могучих практиков, сильных воинов, жилистых крестьян, широкоплечих грузчиков, выносливых докеров, смазливых сопляков — список бесконечен. Так вот и стали называть Оленя Оленем. Он думал, что это потому, что гордый и сильный. А на самом деле, потому, что рогатый и глупый (хотя, кажется, последнее время он начал о чем-то догадываться).

Но не о нем речь.

— А если ничего не найдут, то я получу по морде, а то и кнута, — не согласился Оуян — А если найдут, то отберут дом и лавку. Раскопают тут все.

— Найми кого-нибудь еще, сопляков каких-нибудь! Дай по чашке риса каждому, и пусть лезут, — чего ты ко мне-то привязался?

— Никто не хочет, — неподдельно огорчился настырный Цзи — Старая сучка Цао уверяет всех, что где-то тут вход в древнее захоронение. А кто нарушит покой древних, душу того сожрут злые духи.

Ничто так не тренирует волю, как беседы с моим старым приятелем Цзи Оуяном. Волю и терпеливость.

— Думаешь, древние хоронили своих покойников в канализации? — скептически заметил я.

— Еще раз назовете мою сестру сучкой, и там будете похоронены вы оба!!!

На пороге лавки Цзи образовалась его супруга. Тетка Цзи Шу была маленько двинута на чистоте, и очень любила протирать полы в лавке, чем в настоящее время и занималась, а, заодно, грела уши, о чем Оуян опрометчиво запамятовал. Руки ее грозно сжимали швабру с куском чего-то, что когда-то было тряпкой, но у меня была моя метла, и тетку Шу я не боялся. А Оуян привык.

— Пускай старая су… Эта бл… Тупая пи… Ммм…

— Старшая Цао Шэнь, — поспешил подсказать я ему, потому что тетка Шу уже начала замахиваться. А мне некогда было наблюдать семейные ссоры, да и противостояние стилей «Парящий Костыль» против «Громовой Швабры» я уже видел. С родственницей Оуян, как можно догадаться, был не в ладах. Не знаю уж, что у них не заладилось, но костерили они друг друга при каждой встрече и за глаза тоже. А мне старшая Цао нравилась: бодрая тетка, хоть на лицо страшноватая и вечно мерзнущая. Промышляла травничеством, для чего частенько моталась в леса за город, а Оуян все надеялся, что там ее, наконец, и согреют теплые шерстяные волки. На разбойников, ввиду общей кобылообразности тетки Цао, он уже не надеялся, хотя, — мечтал он иногда — может, с пьяных глаз кто и позарится (для чего, по его мнению, следовало бы спровадить тетку Цао в порт и там продать кому-нибудь). Но пока миновало. Дом ее был ниже по улице, сразу после крутого поворота, и я заходил иногда к ней, продавал всякое сено, что удавалось найти в лесах (или на монастырских грядках) а бабка поила меня чаем.

— Оно самое, — мрачно согласился Оуян — Болтала бы, коряга трухлявая, поменьше, о чем не знает, — и, повернувшись ко мне, — Ну так как? Дао, как друга прошу, глянь, а? А я у тебя огурцы возьму на медяк за цзинь дороже?

Во, сквалыга!

— Давай на пять?

— Лучше, на один!

— Может, на три?

— Давай на один? — не растерялся Оуян. Я в его предпринимательской жилке был уверен, поэтому торговаться не стал, а просто закинул метлу на плечо, и повернулся спиной, собираясь уходить. Сдам в другой раз, что мне.

Предложение за десяток медяков ползти в дерьмовые туннели не показалось мне привлекательным. Да и просто посмотреть Оуяну же мало будет. Сначала посмотрим, потом — давай почистим, давай дыры законопатим, давай полки повесим и пол выровняем, обустроим помещение, дескать, склад, может, сделаю… А то и гостиницу для всякой рвани. А что: медяк за ночь, в цену за номер входит суп из плесени и тараканов, и мягкая пушистая крыса под голову.

Нет уж, и вообще, я сюда не по норам ползать пришел, а огурцы продать.

Лежат огурчики, в кольце моем. Старательно выращенные учениками внешнего круга секты Парящего Змея, умело приготовленные по тайному рецепту учителя Чана, прилежно сложенные в подвале монастыря, и заботливо украденные мной, младшим Дао Ли. В кольце не испортятся, а потом, может, в порт схожу, и там есть знакомцы. Славно же, в морском путешествии пожевать чудесных огурцов от учителя Чана! Зеленые и пупырчатые, пряные и хрустящие, ароматные и аппетитные! Мммм, сам бы съел, да только блевать тянет уже от одного их запаха.

— Ты бы так культивировал, как торгуешься! — каркнула мне тетка Шу, — Ну зачем тебе монеты! Вы ж на всем готовом в секте живете! Обжираетесь там, небось!

А, ну да, ну да. Две чашки супа из воды, воды, воды и риса с солью, в день — обожраться и валяться. Вот уж скоро пузо до колен отвиснет. Но мне не проедать и не на девок, мне деньги нужны для другого.

Лет так с десяток назад привел меня в секту папаша. Не то, чтобы у меня был великий талант, просто деть сопляка ему было некуда. Так уж случилось, что два практика затеяли подраться, и не абы где, а на нашей плотине. Выясняли они, выясняли, у кого техники толще, у кого даньтянь глубже да меридианы длиннее, и таки выяснили, что если долго что-то ломать, то оно, в конце концов, сломается.

Это я про плотину, если что.

В общем, и поля со всем урожаем, и нашу деревню, и соседнюю, закономерно смыло. Мать умерла еще раньше, дед с бабкой утонули, жрать было нечего, и батя пошел в город, меня же сдал в секту Парящего Змея, глянулся я чем-то старому алхимику, учителю Чану. А батя покрутился в городе, да на корабль нанялся матросом. Мечтаю теперь найти старика, тем более что болтали в порту, будто капитан батиного судна пиратом заделался, и неплохо тем промышлял, пока их на горячем не поймали. Капитана того повесили просушиться, а команду, кто жив остался, то ли в армию, то ли на рудники. Не знаю, жив ли мой старик нынче, но искать буду. А для путешествия нужны деньги, хоть немного.

Оно, конечно, красть нехорошо. Но я тут прикинул, так вот: ишачим мы, ученики внешнего круга, как рабы в каменоломнях. Парящий Змей много что поставляет на рынки нашей провинции: вино, настойки и пиво, фрукты и некоторые овощи, рыбу всякого вида, низкоуровневую медицину, ну и услуги практиков разумеется. А работать кому? Крестьянам надо платить, рабов надо покупать и кормить потом. А ученикам внешнего круга (не всем, правда) достаточно и «очков содействия общему делу», которые можно обменять на всякое, из закромов секты. Можно и на еду, в том числе, но меняют, обычно, на медицину или техники, причем, на что-то действительно стоящее (в моем понимании) и близко ни у кого не хватает. Много очков дают за сложные миссии, вроде добычи духовных ядер из высокоуровневых зверей, или за нахождение редких природных ингредиентов или сокровищ. Вот только ингредиенты алхимии на дороге, обычно, не валяются, а те звери, которые смогли сконденсировать духовное ядро, быстрее сами добудут добывальщиков. Да и найти их непросто.

Ну а меня еще и старшие внешнего круга к тому же невзлюбили за что-то. Ну, подумаешь, надавал пощечин сопляку Ван Чжи Хану. Он думал, что если у него уровень культивации на полшага выше средней ступени накопления Ци, а у меня лишь чуть выше начальной, и что если он — городской, а я родом из мелкой деревни, то ему позволено шарить в моих вещах. Кто ж знал-то, что свинорылый засранец — сын сестры старшего Вана?

Впрочем, я все равно насовал бы ему в рыло, пускай он был бы и сыном самого патриарха.

Так вот, с тех пор мне и очки за задания зажимают. Ну, как же это: за черный Линчжи, возрастом не менее полувека, да за целый цзинь духовных пиявок, более чем пригодных для алхимии, выдать менее сотни очков содействия? Катитесь-ка к херам с такими расценками, старшие братья! Лучше сам буду продавать.

А учитель Чан мне к тому же растолковал за жизнь и за культивацию, как оно есть. Он говорил верно и логично: недостаточно Ци в организме человека для прорыва на следующую ступень культивации. Все эти промежуточные стадии — начальная, средняя, поздняя или продвинутая — все суть тлен. Главное — ступени. Культивируй, улучшай качество и контроль, ты укрепишь фундамент, но пробить границу между уровнями своими силами не дано. Нужен толчок изнутри, и добиваются его, обычно получив хорошую медицину, или природное сокровище. Вот так-то: долбись всю жизнь об стену, а чтоб пройти дальше жри пилюлю, которая стоит как каменный дом в хорошем районе. И долбись потом дальше, потому что следующая вещь, которая даст толчок к развитию, будет стоить, как поместье с садом. А еще следующая — как городской квартал. Да еще и поискать эту вещь придется. Ну а пока ищешь, тебя обойдут, как стоячего те, кого принято называть талантами. Сыновья и дочери благородных семей и кланов, избранные ученики сект, те, кого с малолетства фаршировали сокровищами, травами и пилюлями, как печеного гуся яблоками. Те, кто начал культивировать под руководством мудрых старцев сразу, как детский умишко соображать начал. Есть, правда, еще один путь — путь преодоления себя, путь вечной битвы. Сражайся, и перешагнешь свои пределы, а противник послужит ступенькой к твоему возвышению. Красиво, но… Легче допрыгнуть до неба с вершины горы, чем со дна глубочайшего колодца. И кто тогда послужит ступенькой?

— В чем тогда смысл, мастер? — спросил тогда я учителя Чана.

— Бесконечна дорога в небеса, — ответил мне с ухмылкой старик — Если не сделаешь шаг, то, как узнать, сможешь ли ее пройти?

Мой учитель — единственный высокоуровневый алхимик в монастыре, и вообще в секте. Единственная проблема — он старый. Время догонит всех, и дедан много лет пребывал в глубоком маразме. Он многое знал, но еще больше забыл, тем не менее, оставаясь сильнейшим алхимиком секты, а то и всей провинции. И маразм маразмом, но телом дед был весьма бодр. Именно он учил меня тайчи, чтобы я мог дать отпор Ван Чжи Хану с его сикофантами, и не только тайчи. Примерно в то время я и получил свою метлу.

Тогда забавно получилось. Они опять до меня докопались… Хотя, может это уже и я до них… Не помню уже, давно было. Так вот, в процессе драки попался мне под руку хороший дрын, вроде ручка от паланкина или еще что-то в этом роде… Неважно. И тем, кто напротив, поплохело. И потом еще раз. И еще. Они успели обменять очки содействия на начальную технику Каменного Кулака, но это слабо им помогло, потому что может, кулаки и каменные, а все остальное вполне себе обычное, и рожи, и ребра, и сутулые спины, и тощие задницы, в которые я их свирепо и безжалостно пинал. Праздник жизни продлился недолго: меня в первый раз посадили в монастырскую тюрьму, счастливый дрын отняли, и старший Ван самолично его сломал, а мне запретили шляться с оружием.

Но меня уже было не остановить.

Первым же заданием после того, как откинулся, стало подметание дороги к тренировочному полигону, и дружки Ван Чжи пришли поглумиться. Это они зря сделали, потому что метлой их еще не били. Метлу придурки мне тогда сломали, старший Ван рычал и брызгал слюнями, меня опять сунули в холодную, а по выходу учитель Чан мне выдал новое орудие труда. Да, опять метлу, вот только древко у нее было толстым и металлическим.

И старая шутка про подметание дороги ломом воистину обрела новую жизнь!

Я — парень сам по себе крепкий и жилистый, тяжелая работа, упражнения тайчи и практика техник, которые выдал мне учитель, закаляли мое тело, и я вроде приноровился, но не тут-то было. Не знаю, как и что старший Ван сделал с железным древком, но оно стало скользким, будто кусок мыла. Я пытался его мыть, скоблил песком, но ничего не помогало: выворачивалось и выскальзывало из пальцев, будто покрытый слизью угорь. И любимым наказанием старшего Вана стало отправить меня на подметание неважно чего. Отличный повод посмеяться и позубоскалить над нелепым скоморохом.

И я теперь мастер метлы, растудыть и ее, и старшего Вана!

И, хочу заметить, у меня дьявольски сильные руки!

А старик Чан начал учить меня драться еще и этой метлой. Я дураком не был, и прекрасно понимал, что учит он меня копью, но усердно делал вид, что верю в путь метлы. А старик веселился, глядя, как железное древко диковинной рыбой вылетало у меня из рук и втыкалось в глиняную стену. Проржавшись же, приказывал мне сбивать древком мух на лету, и делать это, пока ему не перестанет быть смешно. Ну а смехуечки у него быстро не рассасывались никогда.

Веселый и добрый старик, славный учитель старший Чан.

Но человек ко всему привыкает, привык и я, и теперь всюду таскаю метлу с собой, она мне стала чем-то вроде талисмана.

Так что, теперь в открытую нападать на меня мало кто решался, ибо с метлой я мог противостоять даже старшим ученикам внутреннего круга секты.

Хотя, как мне стало ясно из бесед с учителем Чаном, делать культивацию смыслом жизни для меня особых причин не было, техники, которые он мне дал, давали результат. Талант мой, по его словам, был невелик, сокровища и дорогую медицину тратить на меня секта не собиралась, однако, кому окажутся лишними здоровье, крепость телесная и долголетие? И я практиковал, по его совету, всего две техники: техника Каменных Костей, и техника Змеиного Долголетия. Первая из перечисленных должна сделать мое тело прочнее, кровь чище и сердце сильнее. А вторая, как понятно из названия, должна была бы увеличить срок жизни, продлевая при этом молодость и, к тому же, благоприятно влияла на развитие системы циркуляции Ци. Техники эти я получил непосредственно от учителя, и рассказывать об особенностях своей культивации он кому-либо запретил, дескать, это касается только меня и его, моего учителя. А уж о том, чтобы передать кому-либо руководства по техникам и речи не было, я поклялся ему в этом предками, а если передам, то он пообещал оторвать мне голову и сделать из нее ночной горшок.

Ну а брать для изучения что-то еще он крайне не рекомендовал, пока не освою полностью то, что есть, до чего мне было еще очень далеко.

Сложноватые оказались, чего уж там. Может, это я оказался туповат для понимания таких вещей, может, действительно таланта не хватало… Хотя, смотрел я тот же Каменный Кулак, так он весь, включая продвинутые стадии, в разы проще чем то, что было у меня на начальной.

Впрочем, наставления учителя я в малости нарушил, была и еще одна техника, обрывок руководства по ней я нашел случайно — он присох к полке в запыленном шкафу с хламом, каковым в библиотеке считали устаревшие, сильно неполные или поврежденные до нечитабельности описания, неэффективные, либо ненужные низкоуровневые техники. Искал я там совсем не его, а то, что мне поможет в моем маленьком бизнесе. Техника называлась Улыбка Солнечного Тигра, но найденный обрывок описывал самое начало, даже не саму технику, а подготовку к ее практике, что впрочем, полностью удовлетворяло всем моим потребностям, потому что позволяло создавать и поддерживать шарик яркого света.

Оно полезно, когда путешествуешь по темным подземельям монастыря, чтобы украсть огурцы. Да и в овраге каком поможет, или в темной пещере, куда забрался за алхимическими ингредиентами. Да хоть в сортире подсветить.

Ученики же и мастера, отвечающие за склады, когда спускались в них, активировали массив, включающий освещение в помещениях, и путь им освещал тусклый свет кристаллов, торчавших из стен и потолка. Массив этот, кроме того, что обеспечивал освещение и поддерживал нужные условия в хранилищах (и уже много лет разваливался от старости и отсутствия надлежащего ухода — мастера массивов в Парящем Змее не было), срабатывал также в том числе, если зажечь огонь в помещении подвалов, поэтому и приходилось извращаться подобным образом.

Яма для виноватых младших учеников располагалась в этих же подземельях, в отдельном отнорке, и от складов отличалась наличием металлической решетки непомерной толщины, половина которой была наглухо вмурована в стену, а вторая служила дверью и сидела на петлях с которых отлично снималась, по крайней мере мной, без вскрытия замка.

Бывал я там частенько, надо сказать. Наверное, чаще всех в этом монастыре, и это было одной из причин, почему хотелось отсюда свалить. Кто захочет провести всю жизнь, культивируя, подметая и воруя огурцы? Но главной причиной, конечно же, была тоска по папаше. Скучаю по старику. А если умер — так хоть могилку поищу, если есть таковая.

Так, о чем это я?

Об огурцах.

Умело натыренное я хранил в пространственном кольце, которое снял со скелета какого-то практика, найденного мной в лесном логе, обильно поросшем кустами и травой. По обломку стрелы, засевшему в черепе, было понятно, что мужик умер не своей смертью, а также то, что голова это не самое слабое место у культиваторов, потому что обычный человек с такой раной далеко не убредет. Обрывки одежды мне были ни к чему, кошелек и нож я прибрал, как и кольцо. В кольце нашлось несколько неплохих пилюль культивации, небольшой изумруд, да и все, в общем-то.

Чтобы не отобрали старшие братья или наставники, кольцо пришлось таскать на пальце ноги.

Так, огурцы…

— Согласен на два, демоны б тебя драли! — сдался Оуян, не выдержав вида уходящего меня.

— Два с половиной, и большую миску супа, — отозвался я, не оборачиваясь, — Это мое последнее слово.

— Согласен, согласен, что ты за жлоб-то такой, а, младший Ли?

Я усмехнулся.

— Пора бы и привыкнуть. Подвал твой посмотрим на днях, а сегодня у меня еще дела в секте. Огурцы в этот раз будут не штуками, а в бочонке, двадцать восемь цзиней без тары, тебе куда его поставить, на повозку? — показал я на стоящую посреди дороги небольшую телегу с торчащими оглоблями. Ослика из нее уже выпрягли, но разгрузить от бочек с водой не успели.

Особыми монастырскими огурцами Оуяну торговать было не по чину, и он их сбывал по всяким едальням.

— Нет, отнесешь в подвал, оставь на лестнице, Шу разберется. А куда ты так торопишься?

— Сегодня в секте будет малое состязание практиков внешнего круга, с проверкой уровня культивации. Лучшим ученикам дадут выбрать технику до третьего уровня и заберут во внутренний круг, а тем, кто смог показать себя — хорошие пилюли или эликсиры.

Оуян хитро подмигнул мне.

— Надеешься выиграть?

— В соревновании практиков мне запрещает выступать учитель Чан, — пожал я плечами. Я не участвовать иду, а поржать над несколькими идиотами собираюсь, — с этими словами я поставил метлу к стенке дома и направился в лавку.

Вражда с Ван Чжи Ханом никак ведь не прекратилась, он не лез больше драться, но строил козни и делал пакости. В этом ему изо всех сил помогали и его закадыки, Сэнь Е и Чжао Фан, два дебильных братца, отношения с которыми у меня, что понятно, также были далеки от дружеских.

Так, на позапрошлых состязаниях они мне подменили ингредиенты (в чем, я уверен, им помог бородатый козел Старший Ван), и вместо пилюли у меня получилась кучка пепла, пахнущая ношеными не менее месяца носками. На прошлых же что-то было в дровах для алхимической печи, и, едва я довел огонь до нужной температуры, чтобы очистить пилюлю, печь сначала треснула, а потом взорвалась. За это я получил внеочередную путевку в подвал за огурцами, и устойчивую репутацию опасного рукожопа.

Откуда про дровишки? Так Ван Чжи Хан сам сказал, скабрезно при этом усмехаясь, а я то грешил, что они мне печь изнутри чем-то намазали.

Я не жаловался учителю Чану, ибо жаловаться — удел слабых (да и бесполезно ему жаловаться), но в этот раз эти три грибочка всерьез собирались во внутренний круг, а я готовил месть.

Но репутация-то репутацией, а заинтересованные лица знали, в чем причина. И навыки алхимии у меня были повыше, чем у этих красных перцев, а уж в работе с ингредиентами я их делал, как стоячих, потому что если хочешь добиться результата — не пользуйся готовыми запасами, а делай основу сам. Базовым рецептом на этих соревнованиях, как я узнал у старшего Чана, будет пилюля конденсации Ци, обычная и низкоуровневая. Ингредиенты для нее вполне обычные, вот только хороша эта пилюля была тем, что рецепт можно было улучшить очень легко — заменой некоторых ингредиентов. А именно — в рецепт входила вытяжка из пиявок. Чаще всего использовались обычные, которых в любой ляге полно, но качество пилюли значительно повысится, если использовать не обычных, а их дальних родственников — духовных пиявок, которых, к тому же, можно было применять целиком (разве что, высушить и истолочь), а не ковыряться с вытяжкой.

Первым шагом было приготовить одну усовершенствованную пилюлю и громко ею хвастаться. Показать ее учителю Чану, и вещать на весь монастырь, что перевод во внутренний круг у меня в кармане.

Вторым — случайно забыть на видном месте конспект усовершенствованного рецепта.

Третьим — искать конспект и не найти его, и, в добавок, невзначай посокрушаться, что пиявочного порошка осталось мало.

Четвертым — подготовить ингредиенты, и тут мне пришлось постараться. На следующий вечер, крадучись в потемках, я покинул монастырь, и отправился в леса, за пиявками. Красться я старался не слишком тихо, чтобы три тухлых упыря, что крались следом, меня не потеряли, и мне пришлось сильно над этим стараться, потому, что три косолапых чудовища в сумерках и зарослях потеряли бы и друг друга, держась при этом за руки. Довел их до заранее подготовленной ухоронки, пошарил в ней, убедился, что три медведя ее заметили.

— Но здесь хватит всего на три пилюли! — громко возгласил я, стараясь не коситься в ту сторону, где в кустах залегли три долбоеба — А учитель сказал, что мне нужно будет приготовить не менее пяти!

Посокрушавшись вслух, отправился дальше, к заветному бочагу на окраине небольшого болотца. За мной отправились братцы, а главный головожоп остался ковыряться в ухоронке. Там ведь много чего было, не слишком, впрочем, для меня ценного.

Братцы топотали по моим следам (я подсвечивал им огоньком), и добрались до болота, в поисках ямы с пиявками, в которую первый из них, Сэнь Е, и съехал на заднице, потому что нельзя не провалиться в яму к пиявкам, если берег перед ней подкопал такой мастер, как я.

Целый день на это потратил.

— Брат!!! Браааатблымблымблым!!! — раздалось из ямы, и к ней мужественно подскочил Чжао Фан, и согнулся над ямой, и протянул утопающему руку, и я дал ему такого подсрачника, что аж нога онемела.

Если бы в секте проводились бы состязания по искусству ныряния в канаву, он взял бы на них первый приз.

Топить дураков я не стал.

С помощью толстой ветки выловил обоих братцев, выволок на берег, дал по щам за сквернословие, и ободрал с них свой улов. Духовные пиявки — они же не случайно так называются, ловятся на живца, и это по настоящему больно, если этот живец — ты. Я так их и нашел когда-то, провалившись в эту лягу. Пиявок я собирался продать тетке Цао Шэнь — она мне и дала на них заказ. Ну и немного себе оставить, если бы собрался участвовать в состязании.

В ухоронке же лежал готовый порошок, но не из пиявок.

Неподалеку от стен монастыря был глубокий ров, мастера умело его применяли, сливая туда отходы с кухни и складов, туда же выходили сортирные трубы, туда же сливали отработанное сусло после вина и пива. И в этом рву жили жабы, они жрали это сусло и вырастали на нем до совершенно жутких размеров; и, если подойти к этому рву ясной лунной ночью, можно увидеть, как жемчужный свет луны отражается в их огромных, печальных и вечно пьяных глазах.

В алхимии их использовать было нельзя, потому что эффекты от них были все время разные, и зависели, в том числе, от того, что накануне сливали в ров.

В общем, порошок из шкур этих мутантов.

Учитель старший Чан говорил мне, что алхимия — наука экспериментов, но кто сказал, что опасные эксперименты должен проводить именно ты?

На повестке дня оставался пятый пункт плана: явиться на состязания, дождаться неудачи соперников и, бешено хохотать, гнусно тыкая в их сторону пальцем. Это, безусловно, уничтожит их веру в себя и подорвет рост культивации, а после такого выступления, свои надежды о переходе во внутренний круг секты они могут выкинуть в ров к жабам, и потом сами прыгнуть следом.

Но насладиться плодами усилий и сладостью мести мне, как выяснилось, было не суждено.

В подвале я поставил бочонок с огурцами на широкую полку, прибитую к стене, и полюбовался на старую крышку от бочки, которой старый Оуян прикрыл дыру в полу. Ощущения оттуда шли странные, если честно. Непонятные, я бы сказал. Будто возле комнат культивации, что в сердце монастыря, но другие. Возможно, Оуян и прав, и там действительно не канализация? И, действительно, там что-то, из чего можно извлечь пользу? Если так, то я, несомненно, не стану тратить время зря, и приду сюда уже этим вечером! И если найду сокровище, то, безусловно, не буду несправедлив к старому Оуяну!

Да и запах оттуда шел… Запах пыли и затхлости, но движение воздуха возле дыры все же ощущалось, так что там не просто яма или комната, а что-то поинтереснее.

— А почему не участвуешь в состязании алхимиков? — спросила тетка Цзи Шу, жадная до всяческих сплетен. — Тебя даже Шэнь-эр хвалила! Знаешь, младший Дао, она говорила, что у тебя большой потенциал в алхимии, а в травах ты разбираешься ну совсем чуть-чуть хуже нее. И даже, — тетка хитро подмигнула — Она сказала, что будь ей годков немного поменьше, уж она бы такого молодого мастера не упустила!

Я вспомнил чарующую красоту тетки Цао Шэнь, и меня передернуло.

— Это большая честь и удовольствие, старшая Шу, слышать такие слова о себе, — благодарно поклонился ей я.

— Так почему ты не участвуешь? — повторила она свой вопрос.

Я тяжко вздохнул — ну не рассказывать же ей, что со дня на день собирался валить отсюда, и никакого смысла в победе, если я смогу ее добиться, для меня нет. Да не получится у меня ничего, скорее всего.

— Учитель старший Чан уехал по делам секты, старшая Шу, — сообщил ей я чистую правду — А без его присутствия у меня нет шансов. Неважно, насколько я буду хорош и что именно смогу создать, мне не выиграть там и кучки воробьиного дерьма.

— Так все плохо?

Вместо ответа я схватил шляпу доули, висевшую на гвоздике, нахлобучил ее на голову, так, чтобы она закрыла пол-лица, и простонал замогильным голосом.

— Это ты называешь даном Пылающей Крови, никчемный сопляк? Ты лишь испортил дорогие ингредиенты, и за это будешь брошен в подвал! Не смей возражать, а то старый мастер Ван преподаст тебе урок!

Тетка Шу не успела ничего мне сказать, ее прервал треск двери, сквозь которую в дом кубарем влетел старик Оуян в обнимку со своим костылем, его лицо и рубаху заливала кровь из расквашенного носа. Следом в лавку ввалился богато одетый молодой человек, примерно моих лет. Его волосы были уложены в сложную прическу, черные глаза с подведенными уголками смотрели прямо и жестко, тонкие губы кривились в презрительной усмешке.

Эта морда, безусловно, просила кирпича.

— Кому это ты собрался преподать урок, оборванец? — мягким голосом спросил он. — Я раздавлю тебя как муравья, а потом разберусь с этим дураком, который посмел мне возражать!

Следом, перешагнув выбитую дверь, в помещение вошел еще один юноша, одетый не менее богато и выглядевший так же изящно.

— Нет здесь ни у кого никаких сокровищ, юный господин… — прохрипел с пола Оуян.

— Врешь, червь! — мягко проговорил красивый юнец. Он подошел к старику, схватил за ворот рубахи и поднял его на ноги. — Амулет госпожи Роу показал, что сокровище где-то здесь. Он не может ошибаться, значит, ты лжешь! — свободной рукой он замахнулся для пощечины, но ударить моего приятеля ему было не суждено, потому, что его хлипкая ручонка была перехвачена моей медвежьей лапой.

— Хватит.

— Не смей ко мне прикасаться, ублюдок!!! — вскипел юнец, он дернулся, было вырваться, но у него не вышло. — Отпусти немедленно! Ах ты, подонок! Сейчас я переломаю тебе все кости! Попробуй технику хлыбыдыщь!!!

Это не название такое, просто пощечина ему вышла очень громкая. Да такая качественная, что его очень удобно развернуло, и с отпечатком ноги на заднице он собрался на выход, но запутался в ногах, и смачно впилился лбом в дверной косяк.

Второй попытался сунуть мне в рожу кулаком, но его руку я перехватил, и тут же вставил правый свой кулачище ему в пузо. Парень согнулся и позеленел, я думал, его стошнит, но нет, он оказался скромным и воспитанным молодым человеком, и сдержался.

А, может, просто не позавтракал, и ему было нечем.

Его я тоже выкинул в двери.

— Старик Оуян, ты в порядке? — спросил я у приятеля.

— Бывало и хуже, — кровь из носа у него все никак не останавливалась и капала с подбородка.

— Я разберусь. Тетка Шу, не стой столбом, помоги ему! — скомандовал я ей, и в это время два негодяя полезли обратно. Они жаждали немедленного реванша, но я схватил с пола Оуянов костыль, и насадил на костыль их обоих, а потом костыль сломался, потому что чертовы культиваторы слишком прочные.

— Что у вас там происходит? — раздался мелодичный девичий голосок снаружи.

— Аоуууэээ!!! — сообщил ей один из вторженцев. Ранее познав технику Безжалостного Костыля, он хотел что-то заорать, но я не дал, ведь у меня была еще швабра тетки Шу, и я вставил ему торец рукояти в пасть, и забор у него стал после этого кривоват и кое-где с прорехами.

Я выскочил наружу, дабы не допустить дальнейшего разрушения дома старого Цзи, и тут же получил болючий пинок в тощее брюхо, со словами:

— Это тебе за брата Фаня, ублюдок!

Но благодаря ежедневной практике техники Каменные Кости, мои кишки не вывалились в мотню, что, несомненно, произошло бы, не будь я практиком, и я ловко отмахнулся от злостной девки шваброй. С божественной грацией черноволосая красотка, с тонкими чертами лица, от падающей швабры голову убрала, а вот то, что много лет назад было тряпкой, попало куда надо.

Десятилетия назад оно было шторой. А, может быть, платьем. А, может быть, девичьим платком. Или простыней. Но годы шли, и оно стало тряпкой. А потом, впитав всю грязь и запахи улицы и продуктовой лавки, стало тем, что слякотно облепило башку злобной красавицы. Она вцепилась в швабру, а я резко крутанулся вокруг себя, и выпустил древко из рук. Плавными и исполненными небесного изящества, такого, какое невозможно приобрести никакими тренировками, а возможно лишь получить по воле богов, были ее шаги, когда дева со шваброй, словно лебедь, плывущий по глади спокойного озера, просеменила вдаль, до самой сточной канавы, и грациозно в нее провалилась.

— Техника Секущей Ладони!!! — проревел сбоку чей-то голос, и я едва успел пригнуться. Ладонь молодого мастера, что крепостью тела смог превозмочь и косяк, и костыль, окутанная едва заметным голубоватым сиянием, промелькнула вблизи от моей башки. Ни камень, ни железо, ни золото, ни нефрит не устояли бы перед этой Секущей Ладонью, чья острота позволила бы рассечь и волос.

Но я был выбрит наголо, поэтому волос он не рассек и просто промахнулся.

Следующий взмах ладонью заставил меня отшатнуться, но краем глаза я заметил кое-что, что сможет мне помочь! Мою метлу!

И, ловко перекатившись, я добрался до нее, и схватил ее в руки, и, клянусь своей культивацией, сделал это вовремя!

— Секущая Ладонь!!! — проорал парень, и сокрушительным взмахом, сверху вниз, хотел рассечь меня от макушки до развилки, но не вышло. Тонкий звон и слабый хруст раздался, когда я подставил под Секущую Ладонь древко моей метлы, и она выдержала удар. На вытаращенных глазах противника показались слезы ярости, он сурово сжал губы, а лицо его покраснело.

Наверное, от гнева.

Так мы и стояли, глядя друг другу в лицо, пока я не пнул его по висюлькам.

— Как ты посмел так поступить с маленькой Мэй, подонок! — раздался голос откуда-то сверху, и могучим порывом ветра меня сбило с ног, а метлу я не удержал в руках, и, звеня на камнях, она укатилась. Укатился и я, и больно ушибся об оглоблю повозки с бочками, что так и не успели разгрузить.

— Я, Роу Джиао, раздавлю тебя, как жука! — и с этими словами нефритовая красавица, затмевающая красотой луну и солнце, взмыла ввысь с крыши дома Оуяна, на которой до этого стояла. — Стирающее В Пыль Приземление Тигра!!!

Я не стал ждать, пока меня сотрут в пыль, неважно уж чьим приземлением, перекатился через спину на ноги, схватил оглобли и развернул повозку на то место, на котором лежал мгновение назад. И прекрасная и могучая Роу Джиао, своей божественной техникой Приземления Тигра пробила днище повозки насквозь, и застряла в ней. А я, мудро не выпустив оглобли из рук, приналег на них, сдвинул повозку с места, и со всеми своими силами направил ее вниз по улице. Располагался наш квартал на холме, дорога вела под уклон, тяжелая повозка набирала ход и могучей Роу Джиао, чья красота подобна лунному свету, ничего не оставалось, как перебирать ногами и ругаться, потому что затормозить и остановиться у нее никак не получалось. Да и кто сможет остановить катящуюся вниз с горы тяжелую повозку, если ее толкает практик техники Каменных Костей?

Телега набрала ход, под днищем весело и беззаботно топали нефритовые ножки прекрасной Роу Джиао, и все бы хорошо, но впереди был поворот, а рядом с которым стоял дом тетки Цао Шэнь, и я уж испугался, что придется старухе сегодня принимать гостей, но нет. Божественная Роу Джиао, словно лебединые крылья раскинула свои нежные руки, вцепилась ими в борта повозки и, каким-то нечеловеческим усилием на бегу приподняла ее, повернув ее на дорогу, после чего умчалась дальше вниз по улице, скрывшись за поворотом. И лишь грохот телеги, сопровождаемый злобными воплями несравненной Роу Джиао, говорил мне, что с ней все в порядке, и что она отправляется к новым приключениям.

Переведя дух, я отправился, было, обратно, но краем глаза увидел как вдали, над монастырем, поднялись один за другим три клуба изумрудно-зеленого дыма. Черти б забрали всех дурных теток! Я пропустил испытания! Кстати, раньше я таких явлений не наблюдал, и, наверное, наш с Ван Чжи Ханом эксперимент успехом все же не увенчался.

А еще стало понятно, что в монастырь мне сегодня лучше не возвращаться.

— Куда это ты собрался, шелудивый пес? — подобно перезвону хрустальных колокольчиков звучал голос незнакомки. Везет мне на красивых девок сегодня. — Молодой мастер Роу Ксиу тебя не отпускала! Ответь же за злодеяния!

Она лягалась, как одержимая злыми духами кобыла, а я мог лишь защищаться. Она допинала меня до дома Цзи Оуяна, дала по щам напоследок и придала ускорение таким пинком, который заставил бы содрогнуться небеса. Я влетел в дом, пробил лбом тонкую стену и пришел в себя, только съезжая на заднице по лестнице в подвал. Затормозить получилось, лишь об полки с продуктами, среди которых был и мой бочонок огурцов, который я и спас от падения, поймав на лету, только крышка свалилась.

Это единственное, что я спас от падения, потому что остальное с треском и грохотом осыпалось на пол. Еще, буквально сквозь потолок, ко мне осыпалась злая ведьма Роу Ксиу, горящая желанием разорвать меня на десять тысяч маленьких Дао Ли, и каждого из них потом еще на три части, но этого ей было сделать не дано. Плохо осознавая, что делаю, я обрушил ей на голову огуречный бочонок днищем вниз, и, осознав содеянное, понял, что с заработком за этот месяц мне придется распрощаться. После такого удара у нормального человека уши бы уже торчали из задницы, но не у культиватора, и бочонок не выдержал. Оглушенная, злая и мокрая, но такая прекрасная Роу Ксиу, стояла передо мной, и днище бочонка на ее прелестной головке напоминало кокетливую шляпку. Сам бочонок был тоже с ней.

Вернее — на ней.

— Блымблымхумбабмбабм! — растерянно поведала мне она, и в глазах ее вспыхнуло дьявольское пламя, но руки, плотно прижатые к телу бортами бочки, едва шелохнулись. Зарычав, она попробовала разорвать оковы, но новый модный деревянный пиджак, затрещав, выдержал.

— Я убью тебя, негодяй! — Чтобы прийти в себя ей потребовался лишь миг — Ты будешь умирать тысячью смертей, пока не…

Что со мной, несомненно, будет в ближайшем будущем, слушать я не стал. Подхватив с пола огурец, засунул его ей в прелестный ротик, извергающий ругательства и угрозы, и отправился наверх, где-то там оставался старик Оуян и тетка Шу, надо бы их проведать.

Я выбрался на улицу, огляделся и обнаружил старика Оуяна, привалившегося к стене дома напротив, он выглядел неважно: рваная рубаха, засохшая кровь на лице и бороде, слипшейся сосульками, распухший нос. И глаза, светящиеся весельем.

— Как ты, старик Оуян? И где тетка Шу?

— Лучше, чем когда-либо! А Шу побежала за помощью к Оленю. Мы честные граждане, младший Дао, и власти не должны позволять диким культиваторам бесчинствовать тут.

— Твой дом…

— Не беспокойся, юный Ли! Дом отремонтируем, это не беда. Но как ты разобрался с этими негодяями, а? Угодил, угодил старику! Жаль, что тебя не было со мной, когда такие же как они разрушили мой старый дом! Но тебе лучше бы уходить, и не появляться тут несколько дней. Кто знает, чем это все кончится?

Я молча кивнул ему, и отправился, было за метлой, но не тут то было.

На глаза мне попалась несравненная Роу Мэй, что попала под гнет тряпки тетки Шу, сверзилась в канаву, погрузилась там в ручей, и некоторое время боролась за жизнь над бездонной пучиной, глубиной примерно по пояс, а теперь с трудом выбиралась обратно на дорогу. Ее жемчужно-белое платье больше не было белым, прическа расползлась и черные волосы, цвета ночного неба, растрепались и слиплись. Она подтягивалась на руках, и божественно-прекрасные черты лица ее исказились в яростной гримасе, и жажда крови, источаемая ею, могла бы расколоть землю и поколебать небеса.

От девушки жутко смердело, но это была не ее вина.

Еще один поток убийственного намерения окатил меня сзади.

Роу Ксиу, столь же яростная, как и прекрасная в своем деревянном одеянии, наконец, прожевала огурец, и с воинственным кличем бросилась на меня. Чего она хотела — кусаться или пнуть меня своей нефритовой ножкой — я не стал выяснять, ведь лучшая битва та, которой удалось избежать! И плавным движением, подобно туманной дымке, уплывающей от дуновения утреннего ветерка, я уклонился от нее, и стремительный ее бег ускорил легким толчком в спину. Неудержимая, словно селевый поток, Роу Ксиу промчалась дальше, и оказалась в объятиях несравненной Роу Мэй, и увлекла ее с собой обратно в неведомое, в которое они и погрузились с громким всплеском.

А мне ничего не оставалось, как подобрать свою метлу, и отправиться… Куда-нибудь. Дорога странствий звала меня.

А начать я решил с прохода в Оуяновом подвале — если там сокровище, то неплохо бы мне его прибрать, потому что пока оно там, старика Оуяна в покое не оставят. А в древней канализации искать они меня будут долго. Зайдя в дом, я выудил из кольца изумруд, и, уже торопясь, передал его старику, так, чтобы не видели многочисленные любопытные соседи, что повыглядывали из дверей и окон соседних домов.

— Бери, старый Оуян. Спрячь, потом продай. И не вспоминай обо мне плохо!

— Боги смотрят на тебя, молодой Ли, — улыбнулся старый сквалыга — Иди скорее.

***

И больше молодого практика, именуемого младшим Дао Ли, в этом городе не видели, и лишь многочисленным городским сплетникам и сплетницам прибавилось тем для разговоров.

***

Кто-то говорил, что могучие практики поймали его и разорвали на десять тысяч кусочков, которые и втоптали затем во прах, а прах сожгли в драконьем пламени.

***

А кто-то знал точно, что его утащили демоны, что с начала времен были заточены в древнем захоронении, сделали из его жил и костей цитру и бренчат теперь на ней каждый понедельник.

***

Кто-то слышал, как несчастный Дао Ли, заблудившийся в древней канализации и умерший там от голода и дурных болезней, переродился в призрака и стенает ночами. Горе тому, кто его встретит.

***

А кто-то по секрету рассказывал, как младший Дао Ли вконец упоролся пилюлями культивации и таки превозмог пределы человеческого организма, нагадив во все алхимические печи монастыря, что было непросто, учитывая их количество. После этого он оседлал свою железную метлу и, горланя похабные частушки, ускакал на ней в закат. И грезились ему при этом зеленые демоны, и столь стойкими были эти видения, что злостных зеленых демонов видели многие жители города.

А еще рассказывали легенду о святом старце, что изобличил трех вонючих ведьм, скрывавшихся под личиной божественных красоток.

Кто с уверенностью может сказать, что из этого правда, а что вымысел?