О бедном монахе замолвите слово.

Глава 4

— И, правда, зеленые, — задумчиво согласился я с Ванкси — Ну и рожи!

Все-таки, надо признать, эксперимент с жабьим порошком следует признать успешным: сколько времени уже прошло, а следы моей диверсии до сих пор видно. И если лик учителя Вана напоминал о происшествии лишь несколькими блеклыми пятнышками на лбу и щеках да странноватым оттенком бороды (этаким рыже-салатовым, с проседью), то остальные щеголяли устрашающей боевой раскраской из всех оттенков зеленого. С одной стороны, забавно, конечно, так уродцам и надо, с другой — встреча с ними явно для меня лишняя, и добром не кончится. Поэтому с удобной полянки, на которой мы собрались, было, отдохнуть и подкрепиться, нам пришлось переместиться в заросли. Да, пускай я был в образе, и признать меня в одноглазом хромом старце непросто, но мало ли. Хорошо еще, что удалось вовремя заметить эти зеленые рожи, сворачивающие с дороги в нашем направлении, и канительность Ванкси, не торопившейся помогать мне с обустройством лагеря, тоже оказалась весьма кстати. Так что явных следов нашего пребывания, в виде свежего костерка и скатерти с блюдами, мы не оставили.

Я подхватил сумку Ванкси, и жестом показал на заросли жухлого и пораженного вредителями кустарника на небольшом холмике с краю полянки, откуда все было бы прекрасно видно, и, может быть, даже слышно, но она решительно отказалась. Брезгливо посмотрела на укутанные паутиной ветви кустов, и махнула рукой в сторону низинки, покрытой кочками какой-то травы, бросив на ходу, что как-нибудь обойдется без общества мокриц и пауков. Ну и ладно, ее выбор.

А я вот немало лежал по кустам.

Места есть похуже, лежал я и там.

Тем более что ко мне в гадкие кусты с паутиной вряд ли кто-то полезет по собственной воле, а вот в ту низинку народ явно ходил гадить, и, к тому же, рядом находился большой муравейник, но про все это ей рассказывать не было времени.

Компания моих бывших товарищей надолго оставаться тут явно не собиралась: они набрали воды из родника во фляги и принялись добывать немудреную снедь из заплечных мешков, или, в случае с учителем Ваном — из седельных сумок. Мне же оставалось смотреть на их трапезу, рычать брюхом, истекать слюнями и прислушиваться к обрывкам беседы, которые до меня доносились, а послушать было чего. Так, болтливый Ван Чжи Хан, вяло переругивавшийся с Сэнь Е, все-таки подтвердил мои опасения: направлялись они за мной. Синнан можно было покинуть несколькими путями: две основные дороги, пара-тройка проселочных, напрямик через лес и по морю, так вот, насколько я понял, на поиски отправились практически все ученики, которых возможно было оторвать от дел. Учитывая, что учитель Чан неплохо меня знал и примерно представлял, куда я мог направиться, направление поисков удалось изрядно сузить, а моим самым большим недоброжелателям достался этот вот маршрут. Впрочем, никаких признаков моего появления в населенных пунктах вдоль дороги не нашлось, и эти товарищи, которые мне больше не товарищи, надеялись, что повезло кому-то еще, вслух завидуя чьей-то возможной удаче и представляя, что именно можно было бы приобрести за очки содействия. А их было обещано за мое возвращение ни много ни мало аж полсотни тысяч. Я немного поудивлялся величине награды и поухмылялся про себя жлобству мастеров секты: за очки содействия можно было бы, конечно, что-то приобрести, но лишь то, что доступно к выдаче. А что может быть доступно ученикам внешнего круга?

Сами же по себе очки содействия ничего мастерам не стоят, да и курс их обмена на что-то ценное тоже, как показал мой печальный опыт, весьма расплывчатый.

На мой взгляд, было бы правильнее предложить что-то конкретное, то, чего обычными путями не достичь. Секретную сильную технику, редкое сокровище, пилюли культивации или сильный эликсир работы учителя Чана, к примеру, раз уж деньгами зажопили.

— В общем, корень зла — неверная мотивация личного состава, — по-философски рассудил я про себя (учитель в метле задумчиво хмыкнул, видимо, соглашаясь), и, стараясь не трогать ветки кустов, медленно повернулся, дабы проведать милую Чжоу Ванкси.

Чжоу Ванкси, тем временем, даром времени не теряла, и вовсю упражнялась, правда, в чем именно — я так и не понял. Сначала она пыталась, как мне вначале показалось, плыть, по крайней мере, движения были похожие. Плавать по усеянной сухой травой и лесным мусором земле было непросто, но она справилась, и уплыла от первоначального месторасположения примерно на полтора му. Потом, найдя то, что находить не следовало и едва не уткнувшись в это лицом, она поплыла обратно (при этом не разворачиваясь).

Подобно невесомому облаку над горами Хуашань, скользила она по земле, собирая одеждой хвою и прошлогодние листья; исполненными воздушной грации и божественного изящества были движения ее совершенных нижних форм из стороны в сторону, вперед и назад, чем поразили мою душу и пленили разум. И если бы мне пришлось сейчас куда-то ползти, то борозда бы за мной осталась глубиной с великий разлом, не меньше.

Завершив разминку, она немного поработала над ловкостью, несколько раз подпрыгнув на животе, при этом прихлопывая себя по животу руками. Потом перешла к тренировке гибкости: не вставая, она свернулась в странный крендель и запустила обе руки сначала в обувь, потом снизу в штанины, и усладила мой взор видом прелестных тонких щиколоток. Не вынимая оттуда рук, перевернулась на спину, сладострастно прогнувшись в пояснице, и несколько раз встряхнула попкой, одновременно пытаясь достать до нее через штанины руками, и у нее не получилось.

Еще у нее не получилось достать из штанины левую руку.

Получившаяся конструкция потеряла равновесие и, опираясь на голову, правую руку и правую ногу сделала два шага вперед и один в сторону, запнулась за кочку и упала, изящно вокруг этой кочки обвившись.

Гибче и тоньше виноградной лозы, огибающей ствол дерева, выглядела грациозная Чжоу Ванкси, и кто бы не мечтал оказаться на месте той кочки, вокруг которой она обмоталась?

Завершив тренировочный комплекс, она перешла к манипуляциям с Ци, и ее тело некоторое время содрогалось от мощи секретной техники ловкости и гибкости, хотя несведущий человек, наверняка, принял бы это за конвульсии.

«Божественное восприятие, ученик», — невозмутимо посоветовал мне из метлы учитель.

Я и так, в общем-то, прекрасно все видел, но поспешил последовать мудрости наставника, и пленительные изгибы невероятной Чжоу Ванкси стали мне различимы еще лучше. Своим горящим взглядом я обследовал все выпуклости и вогнутости, бугорки и впадинки своей изумительно гибкой спутницы (пока она пыталась распутать конечности, как мне наверняка ошибочно показалось).

«Не туда смотришь!» — снова подсказал мне учитель, и я с восторгом воспринял мудрость, овеянную веками, и усилил эту великолепную технику восприятия. Не зря, ведь, определенно не зря передал мне эту технику мудрейший из мудрых, учитель Йи, еще немного, и листва перестанет загораживать от моего пылающего взора прекраснейший цветок!

«Ыыыыоооооо…» — донеслось до меня из метлы, и мне показалось, что у учителя заболели и выпали все зубы сразу, — «Говорящий желудок, ты в состоянии видеть еще хоть что-то, кроме нижних полушарий этой девчонки?».

— Но, ведь, шикарная же задница, учитель! — согласился с критикой я.

«Это да… То есть, нет!».

— И я же стараюсь! Твой смиренный ученик, правда, изо всех сил пытается. Одежда мешает!

«Твою сестру!!!», — заорал потерявший терпение учитель, — «Насекомые, чугунная твоя башка!!!».

И, правда.

Чжоу Ванкси счастливо избежала внимания пауков в моих кустах, зато ее угораздило устроиться на муравьиной тропе, и муравьи были рады прелестной гостье. Они приходили к ней, и заползали везде, но милая сестрица Ванкси не любила муравьев. Она прогоняла их, и муравьи уходили, но возвращались, и приводили с собой друзей.

И таки добивались своего!

Муравьи, маленькие, но бесстрашные. Хрупкие, но целеустремленные.

Вот это — символ культиватора!

Вот это — пример любому практику!

Упорство и настойчивость, тяжелый труд и четкая цель — вот она, дорога к успеху.

— Я понял, о чем вы, почтенный учитель! — я радостно поделился счастьем осознания со старым мудрым Фанг Йи — Муравьи! И пусть я мал и слаб, пусть не могу вашей техникой заглянуть под одежду красотки, но если буду настойчив, если буду неустанно практиковаться, то, несомненно, достигну успеха, и ничто не укроется от моего взора!

«Чтоб ты сдох», — сумрачно ответил мне старец— «И чего мне в массиве не сиделось?».

К великому счастью и немалому облегчению сестрицы Ванкси, теплая компания моих недругов не стала слишком уж задерживаться на гостеприимной полянке. Они дожевали обед, взгромоздились на своих кляч и потрусили дальше по направлению к Синнану, жалуясь на судьбу, проклиная меня и смеша встречный народ зеленью лиц. Пришла пора отправляться в путь и нам.

Я вылез из кустов и, отряхиваясь от паутины, направился вызволять Ванкси из общества дружелюбных муравьев, но она успешно справлялась и сама. Некоторое время я любовался зажигательным танцем в ее исполнении, с притопываниями и прихлопываниями, проклятиями и грязными (в ее понимании) ругательствами, пока она вытряхивала муравьев отовсюду, и потом еще пришлось долго уговаривать девушку не поджигать муравейник, но этот Дао Ли все же справился. Правда, переменчивая женская натура взяла свое, и гнев сестрицы Чжоу обратился на меня. Это, видишь ли, я виноват, что ей пришлось свести близкое знакомство с местной фауной, и это я виноват, что после путешествия по зарослям ее любимая рубашка стала похожа на грязную тряпку. А уж если говорить о том, какие удивительные находки (как засохшие, так и не очень) ей встретились в этом путешествии…

Но этот младший Дао с праведным лицом отвергал напраслину, ведь кто, как не я, звал ее в уютные и безопасные кусты?

Однако Чжоу Ванкси на некоторое время перестала быть восприимчивой к доводам разума, и крепко на меня обиделась, перестав разговаривать, чем, по ее мнению, страшно меня мучила. Ее недовольство не скрасило даже то, что уже через пару часов нас нагнал небольшой обоз с рыбой, шедший из деревень близ Синнана, и удалось договориться на проезд. Добрые крестьяне не могли отказать почтенному старцу и его внучке-замарашке в совместном пути до следующего крупного города, и с радостью пустили нас в телегу с сушеной рыбой, фасованной по мешкам.

Я честно отрабатывал проезд, делясь поучительными историями, Синнаньскими новостями, медицинскими советами, а сестрица Ванкси лелеяла в сердце обиду. Укусы чесались, а рыбная запашина терзала ее нос так, что ей явно хотелось засунуть в него пальцы по локоть, и не вынимать никогда, и это все никак не улучшало ее настроения. В беседах девушка не участвовала, предпочитая на вопросы отвечать односложно, либо и вовсе игнорировала попытки с ней пообщаться, при этом высокомерно почесываясь во всех местах. Парочка молодых парней, помогавших отцам и дядьям при обозе, решили, было, подкатить к ней, поскольку в обозе она оказалась единственной представительницей противоположного пола, и весь следующий день донимали ее беседами, пока я на вечернем привале не избавил милую Ванкси от этих надоед.

Всего лишь два слова, исполненных глубокого смысла, в ответ на тактичный вопрос парней о столь странном поведении девушки изгнали надоедливых спермотоксикозников в голову обоза, и больше они возле нашей телеги не появлялись.

Да, выражение «Опоясывающий Лишай» в устах этого Дао Ли, творит чудеса.

Ванкси, правда, до того тяготившаяся назойливым вниманием молодых рыбаков, явно удивилась таким резким их маневрам, и с подозрением ко мне присматривалась. Но праведное лицо этого старого Дао в обрамлении седой бороды выражало лишь мудрость прожитых лет, а спрашивать она не стала, потому как продолжала со мной не общаться. Но было бы на что обижаться, не правда ли?

Кто сможет понять это женское сердце?

Я же не скучал, скучать мне было некогда.

Времени у меня, по уверениям учителя Фанга было мало, а научиться предстояло еще большему. Я продолжал практиковать технику «Алмазного тела», не забывал и про «Змеиное долголетие», хотя вторая была для меня несколько вторичной. От техники восприятия уже не так стала болеть башка, и старый Фанг вселял в меня малодушие обещаниями вскоре перейти на практику второго ранга этой техники, а я утешал себя видениями собственных вытекающих глаз и вскипающих мозгов. Учитель же вещал про то, что все ленивые тараканы должны страдать, потому что, дескать, страдания закаляют. А я еще и по уверениям учителя был близок к прорыву на следующую ступень культивации (чего в себе, честно говоря, не ощущал), поэтому должен был трудиться, не жалея сил и времени.

И страдающий ленивый таракан покорно отправлялся практиковать.

«Кстати, ученик, ты ничего не забыл?», — в первую же ночь на привале обратился ко мне учитель — «Мы, кажется, договорились, что ты расскажешь мне обо всех своих знаниях, умениях и навыках, а ты смеешь что-то утаивать от меня, твоего старшего!».

— Даже и не думал делать подобного, учитель! — с негодованием отверг я напрасные обвинения, искренне недоумевая об их причине.

«Тогда что это за техника, которой ты освещал себе путь в массиве и подземельях? Поторопись, и поведай мне о ней все, что знаешь, и тогда я смогу решить, нужна ли она тебе, или нет. И, впредь, не вздумай от меня скрывать ничего, что касается техник и культивации! Как могу я составить план твоего развития, если не знаю всех твоих возможностей?», — негодовал старший Фанг Йи.

— Это всего лишь жалкая техника освещения, она может вызвать только маленький шар света, — попытался оправдаться я.

И правда, на фоне того, что рассказал мне старик о практиках заложения основ, и о технике восприятия, бесполезная неполная техника, пусть и с громким названием, как-то терялась. Я и забыл об этой мелочи, а вот учитель, надо же, вспомнил.

«Быстро покажи мне ее, ленивый таракан!» — рыкнул учитель, от чего-то опять пребывавший не в духе.

Я послушно засветил шарик света.

— Это называется Улыбка Солнечного Тигра, учитель, — поведал я ему, и получил пожелание заткнуться.

Молчал учитель долго.

«Ты умеешь что-то еще в этой технике?» -скорбным голосом спросил старший Фанг.

Пришлось сознаться, что это все.

«Ну, что ж, оно и к лучшему».

— Учитель? Вы знаете, что это такое? Научите меня! — вот уж с чем с чем, а с техникой Улыбки Солнечного Тигра проблем у меня не было, а шарик света сам по себе практически не потреблял Ци. Ну а если это еще и что-то полезное (а судя по учителю, так оно и есть), то и совсем хорошо! И, что самое приятное, от практики этой техники голова не грозила взорваться.

«Хоть путешествие в тысячу ли начинается с одного шага, но путь надо выбирать мудро. Тебе следует, для начала, освоить то, над чем работаешь. Гоняясь за двумя цаплями, поймаешь лишь дохлую мышь», — энтузиазма, судя по всему, учитель не испытывал — «Ты зачем это учил? Хотя, не отвечай, я хорошо тебя узнал за эти дни. В вашем сортире было темно?».

— Ну… И там тоже… — надо бы изобразить раскаяние и смущение, но я не стал, дело-то житейское.

«Похоже на какую-то из разновидностей техники боевого передвижения», — не стал развивать тему отхожих мест старший Фанг — «В начале практики ты вызовешь шарик света, поняв ее суть — сам на мгновение станешь им. Эта техника…», — я ожидал, что он наговорит про нее гадостей, но ошибся — «Неплохая. Но, не более того. Есть достоинства, но есть и очень серьезные недостатки, и их немало. Ее можно признать тупиковой».

Я знаю технику, которая «неплохая» даже по меркам древнего могучего мастера! Да я, ваш отец, похож на сундук с сокровищем, во мне безграничный потенциал! С этой божественной техникой я, безусловно, мог бы стать драконом среди людей!

«Учить не буду, по крайней мере, пока».

— Но почему??? — восприятие, конечно, тоже очень полезно, но Улыбка Солнечного Тигра это же настоящая техника передвижения, как в легендах о великих мастерах, которые за мгновения перемещались на тысячи ли, могли летать и ходить по воде, достигали неба и проникали под землю!

«На твоей ступени культивирования она бесполезна. Практика ниже Земного ранга она попросту убьет, полностью высосав и Ци, и жизнь».

От треска, с которым мои мечты о скором возвышении рассыпались во прах, погас костер и завыли волки.

Приятен и не очень долог был путь до города Цзегу, в котором я надеялся переправиться через великую реку Чжуцзян, не привлекая к себе внимания мастеров и учеников моей бывшей секты. Можно было бы переправиться и раньше, но в первой же деревне на расстоянии более одного дня пути от Синнана я увидел одного из знакомых мне младших учеников, сидевшего на перевернутой рассохшейся лодке, что была брошена на берегу реки. Ученик меня в бороде и с посохом вместо метлы не узнал, но мало ли. Так что, мы с Ванкси подумали, и я решил, что путь наш лежит сначала в Цзегу, тем более что нам было чем заняться в пути: я болтал с рыбаками и культивировал, Ванкси молчала и чесалась — в общем, все были заняты делом.

Цзегу встретил нас людским гомоном, очередью из телег возле городских ворот и огромной толпой странноватых людей. Кого в этой толпе только не было: рябые и косые, кривые и хромые, плешивые и корявые.

— Это что за парад уродов? — поинтересовался я у Ван Цзе, погонщика нашей повозки, с которым за время поездки мы хорошо познакомились и даже немного сдружились.

— А…, - вяло отмахнулся тот — Скоро второе ежегодное состязание алхимиков и практиков, которое устраивает семья Цзюнь. Учитель Ли, ты тоже хочешь принять участие? Говорят, в этом году победители состязания получат божественные сокровища и службу у семьи Цзюнь!

Я слышал об этой семье, хотя в Синнане они не были на первых ролях, но кое-какие предприятия имели. Раньше это была хоть и крупная, но не особо выдающаяся в масштабах провинции семья. Но в последнее время они начали довольно резко набирать силу, и, видимо, данное мероприятие было одним из способов привлечь еще больше сильных практиков и мастеров к себе на службу.

Интересно, где это они умудрились набрать сокровищ? Раскопали древние руины или захоронение? Нашли огромный клад?

— Эти люди отчаялись получить помощь в других местах и надеются купить, обменять или выпросить милость какого-нибудь мастера, чтобы могучий практик или мудрый старец помог им, или, хотя бы, дал надежду, — продолжал просвещать меня Ван Цзе — На прошлом состязании гений алхимии сварил эликсир, который смог вернуть рассудок скорбному разумом, а один древний старец, как говорят, даровал слепым зрение и не брал за это даже ломаного медяка!

Я глубокомысленно покряхтел, и, с сожалением покачал головой.

— Нет, друг Цзе, этот старина Ли уже слишком дряхлый, чтобы иметь надежду победить юных гениев.

— Вам обязательно стоит попробовать! Я видел на рассвете, как вы упражняетесь в тайчи, и скажу, что не каждый юнец сможет с вами соперничать!

— Не будь слишком вежливым, младший Цзе, у этого старика есть другие заботы. Я просто позволю своей внучке, этой мелкой Ванкси (мелкая Ванкси, ненавязчиво греющая уши, незаметно но больно ткнула мне в поясницу сушеной рыбиной) отведать некоторых блюд в ресторанах Цзегу, и посетить магазины. Этот старик должен сделать еще немало иных дел, стоит оставить славу и почести молодым.

Ну, еще бы. Как бы на этом состязании не встретить старика Чана, моего прежнего учителя. Тот меня будет рад видеть, конечно, но по тыкве я от него точно получу.

Вместе с очередной путевкой в подвал с огурцами.

— К демонам лавки и рестораны! — низким голосом пробубнила Ванкси — В купальню! Сначала — в купальню!

За ворота нам удалось попасть уже после полудня, после чего мы вежливо попрощались с добрыми рыбаками, которым дорога была на местный рынок.

Как я уже успел убедиться, денежки у Ванкси водились, и она не замедлила распечатать кубышку в ближайшей гостинице, сняв две комнаты — большую, светлую и богато обставленную себе, и одну из самых дешевых, соответственно мне. Я был не в обиде — платит-то она, а взгляды с крайней степенью неодобрения, которыми ее наградили служащие гостиницы, даже повеселили. Как и шепотки о дурном воспитании вздорной девчонки, отправившей своего старого дедушку коротать время в коморку всего лишь с кроватью и столом.

Ванкси на это все было глубоко начхать, она всей душой стремилась в купальню при гостинице. Мне, впрочем, тоже. А вечером, когда я и отмытая размокшая и распаренная Ванкси ужинали на балконе второго этажа, наблюдая сверху за потоком людей, что продолжал вливаться в город в преддверии состязаний и праздника по их поводу, я даже опасался некоторое время, что ей официантка в чай плюнет, так она смотрела на сестрицу Чжоу. Но, вроде, обошлось.

Вот это я понимаю — воспитание молодежи! Что может быть добродетельнее, чем почтение к старшим? Мудрость прожитых лет, овеянная пылью пройденных дорог и прахом жизненных невзгод достойна уважения младших! А когда сестрица Ванкси, нимало не смущаясь, потребовала у меня налить ей еще чаю, и я преувеличенно громко закряхтел, с трудом вставая с плетеного стула (задницу отсидел), молодая официантка стремглав бросилась к нашему столику, одарив непонимающую Ванкси взглядом, способным плавить золото и резать нефрит.

Так смешно…

Я пил неплохой местный чай, и рассеянно скользил взглядом по улице, слушая меж тем речи учителя из метлы, прислоненной к креслу. Прутья с нее я снял еще в лесу и спрятал в кольцо, древко покрыл отваром из коры деревьев, смешанным с клеем для бороды, и со стороны эта конструкция смотрелась совершенно обычным посохом. И умиротворение царило в моей душе, и ничего не предвещало несчастий, пока взгляд не зацепился за довольно колоритную процессию, возглавляемую некими тремя девицами.

— Что такое? — спросила Ванкси, проследив за моим взглядом — На девушек заглядываешься? Даже и не мечтай! Ты и они — люди из разных миров. Свинья не съест мясо тигра, жаба не отведает лебедя!

— Да-да, так оно и есть… — рассеянно согласился я.

— Погоди, ты что, их знаешь? — удивилась девушка.

— К сожалению, да, — не видел смысла утаивать очевидное я — Мелкая и плоская — это Роу Мэй, длинномерная дурища — Роу Джиао, а вон та, с птичьим дерьмом на шляпке — Роу Ксиу. Сестры Роу, чьи достоинства всем известны: красота, дурной нрав и скудоумие.

— Не такая уж и плоская, — задумчиво произнесла сестрица Ванкси, пропустившая мимо ушей вторую половину моих речей.

— Ну, это смотря с кем сравнивать… — неподумавши ляпнул я.

— Ах, ты ж лысый ублюдок, ты на что это намекаешь???

Пока я со всем своим красноречием успокаивал девчонку, вальяжно шествующие сестры Роу скрылись из виду. К счастью, местом пребывания они нашу гостиницу не выбрали, а Цзегу — город, хоть и не большой, но и не такой уж и малый, к тому же уже утром я надеялся сесть на паром до противоположного берега реки Чжуцзян, и можно было с уверенностью предположить, что теплая встреча старых друзей откладывается.

В идеале — навсегда.

Но дело осложнилось тем, что разобиженная сестрица Ванкси замыслила проветриться по магазинам и лавкам, и, видимо, задумав взять реванш за мнимые обиды, упорно тащила меня с собой. Я пытался возражать, ибо толку-то от меня в этих походах — купить ничего для нее я все равно ничего не смогу, во-первых, в силу собственного нищебродства, во-вторых, потому что даже если бы деньги и были, потратить их я бы предпочел на что-то действительно ценное и нужное. А не на побрякушки и прочее баловство. Но юная Ванкси была неумолима, к тому же маслица в огонь подлила официантка, сообщившая, что сегодня на городской площади будут продемонстрированы те самые божественные сокровища, что предназначены в награду победителям состязаний. Видимо, чтобы побудить все еще сомневающихся алхимиков и практиков проявить умения и блеснуть мастерством.

Тут в дело вступила тяжелая артиллерия в виде моего учителя. Логика у него была железная: старик Фанг считал себя знатным артефактором и алхимиком, а я его ученик, следовательно, мне будет полезно взглянуть на сокровища и выслушать наставления старого мастера, имея перед глазами материальный пример, пускай даже его и не дадут пощупать руками.

Совместными усилиями они таки выкорчевали меня из уютного стула, и я, негодующе сопя и ругаясь, потащился за Ванкси на улицу.

На главной городской площади было в крайней степени многолюдно, вперед было не протолкнуться и мы влились в скопище убогих, алчущих исцеления от хворей, как мнимых, так и настоящих, которые во множестве скапливались по краям и толпились на прилегающих улочках.

На высокой, богато украшенной сцене, установленной в центре площади, тучный мужик, замотанный в красный ханьфу и с украшенной жемчугом шляпой — путоу на черепе воодушевленно вещал о величии семьи Цзюнь, об их славе, гремевшей, о мудрости, сияющей, о богатстве, ослепляющем, о силе, довлеющей…

От патоки, источаемой в адрес этих самых Цзюнь, и в особенности в адрес главы семьи, уши у меня опухли в первые же десять минут выслушивания, и это без того, что явились мы сильно не к началу. Но вскоре мужик иссяк, и началось, собственно, то, зачем мы сюда явились: а именно — объявление о завтрашнем открытии состязаний, и хвастовство призами.

Соревноваться мастерам предлагалось всего в двух номинациях — боевое мастерство и алхимия. Призы для мастеров боевых практик учителя практически не заинтересовали: топор за пятое место (дрянь!), пара кинжалов за четвертое («хлам!»), слабо светящаяся алым плеть — третье («мусор!»), кривоватый посох угольно-черного цвета — второе («необработанное полено!»), и длинный узкий прямой меч из голубой стали, длиной около трех чи. Про этот меч распорядитель сказал, что это Клинок Северного Ветра, и это будет награда за первое место в состязании боевых практиков, а также что это оружие Боевого уровня, которое в руках мастера сможет рассечь Землю и поразить Небеса. С таким мечом в руках можно смело выйти на любое чудовище, с таким оружием, кто сможет одолеть героя?

Народ волновался, множеству практиков хотелось получить этот меч. Ну, или еще что-нибудь, но лучше меч.

«У того инвалида, который делал этот меч, штаны должны быть с рукавами» — ответил мне на немой вопрос учитель старый Фанг — «Руки у него росли явно не из плечей. Так испортить относительно неплохую ученическую заготовку — это надо уметь».

Я в вопросах артефакторики откровенно плавал, но учитель обещал искоренить невежество, и поводов для беспокойства не было.

«Нет, ученик, за эту кочергу ты бороться не будешь».

— Эээээ, учитель, кто говорил об участии в состязании? Этом мелкий Дао еще молод и слаб!

«Этот мелкий Дао закроет рот и будет делать то, что скажет ему его старший! Ты должен стать сильнее. Наполняя котел — не роняй и капли».

Твою ж сестру… Вот только этого мне и не хватало…

Но вот дошла очередь до предметов, что должны вознаградить за старания алхимиков.

Первой на помост вынесли богато изукрашенную золотом алхимическую печь, долженствующей стать призом за пятое место. Печь была невелика размером, но тягали ее четверо дюжих парней, и приходилось им, судя по красным от натуги лицам, нелегко.

— Учитель, — уныло вопросил я старого мудрого мертвого Фанга — Это оно самое? Чем будет наполнен мой котел?

Котел моего уныния, кстати, наполнялся довольно активно.

«На кухне у моих слуг примерно на такой же готовили яйцо с рисом, для более сложных блюд она не годилась», — отозвался старец, и во мне вспыхнуло яркое пламя надежды. Ведь если тут одно барахло (по мнению учителя), то и бороться за него не стоит?

Следующим призом было пространственное кольцо. Про объем не сказали, но у меня уже было такое, еще и допиленное старшим Фангом. Сражаться за него смысла не было.

Тем временем на помосте появился стол, который сноровисто накрыли шелковой алой скатертью, и на нее торжественно водрузили кособокую глиняную чашку, по крайней мере, издалека мне так показалось.

— То, что необходимо любому мастеру, любому практику, любому мудрецу дома и в путешествии, — пронзительным голосом возвестил пузатый распорядитель — То, что сделает ваш путь в небеса более гладким, пополнит силы, залечит душевные раны! Сколько могучих пилюль и драгоценных эликсиров не были созданы всего лишь из-за того, что уставшему практику не хватило Ци? С этой вещью вы забудете два проклятых слова — «мало Ци»! Представляю вам непревзойденное сокровище: Небесный Горшочек Ци!!! Культивируйте с ним, и пополняйте вашу Ци днем и ночью, в море и на суше!

«Сам ты горшочек, и вся семья твоя горшочки!!!» — негодовал учитель так, что у меня в голове звенело. — «Чертовы вырожденцы… Каждый раз, когда этот старик думает, что вы, потомки, уже достигли дна, это дно вы с поистине божественной легкостью пробиваете».

Старец бушевал, а у меня в душе зародились нехорошие предчувствия.

Призом за второе место стала снова емкость, выглядевшая еще более непрезентабельной, чем предыдущая: небольшая узкая ваза, по виду из недорогого сорта нефрита, и, вдобавок, чем-то перемазанная.

Чем-то красновато-бурым.

Учитель при виде него аж закряхтел.

«М-дааа… Эта вещь… М-дааа… Могла бы помочь… Но могла бы и навредить… Хм. Да. Определенно, могла бы помочь. Но…»

Что про этот предмет вещал распорядитель, я слушать не стал.

— Что это, старик? — спросил я впавшего в тяжкие раздумья учителя.

«Крошечный Кувшин с Призраками» — просветил меня старик Фанг — «С помощью него можно захватывать души людей, и использовать их потом в бою. Можно вызывать мертвецов. Это инструмент некроманта».

Звучит не очень хорошо.

«Но, пожалуй, что нет. Слишком однобокое получится развитие, если пойдешь этим путем. Хотя… Бороться с некромантами наверное, уже и разучились… Но нет. Пожалуй, нет. Будем придерживаться моего старого плана развития».

Вот, не знаю уж почему, но с души отлегло. Видимо, корячилось для меня что-то действительно неприятное, потому, что по ощущениям, если бы я сидел на стуле, то задницей смог бы прогрызть в этом стуле дыру.

— Учитель, а почему это «крошечный кувшин»? Есть и больше?

«Есть и малый, и средний, и далее. Но уже средний был редкостью даже в мое время. Увидел некроманта — убей, а его орудия — сломай, были такие правила».

— Иииииииии, главный приз для мастера алхимии, победителя состязания этого года, — провизжал уже охрипший распорядитель, а на стол водрузили окованный железом сундук, чьи стенки, крышка и днище были расписаны тайными символами. — Верные слуги, рабы, что не могут ослушаться приказа, спутники, что никогда не предадут и исполнят желание повелителя, бесстрашные воины, не знающие страха и боли, по одному слову выйдут из этого сундука! Представляю вам Сундук Трех Братьев Цзян Ши!!!

От вот этого вот замогильного воя «Цзяяяяяян Шииииыыыы…», который исторг распорядитель, мне показалось, что он сейчас кончится прямо на сцене.

Толпа бушевала.

Все хотели волшебный сундук.

— О, учитель, так это — то самое, что нужно? — спросил я, устав удивляться.

«Это то, что никому не нужно, поверь мне, младший Ли», — со вздохом ответил мне учитель.

— Но почему? Рабы, слуги, воины — все это три брата Цзян Ши, которые…

«Злые духи, заточенные в этот ящик»- продолжил за меня старый Фанг — «Была раньше одна семейка. Небесного таланта мастера, но с головой у всех просто беда. Вот и делали иногда подобные вещи. Это шутка, на самом деле».

— Шутка? — неверяще переспросил я.

«Да. Шутка. А шутки у этой семейки, они как репчатый лук. Многослойные, и пока сдираешь слои, хочется плакать. Первый слой — это сами три брата Цзян Ши, они очень сильные и такие же безмозглые, но с абсолютно идиотским чувством юмора. Второй слой — им надо очень точно отдавать приказы, иначе добра не получишь. Третий — добра ты не получишь в любом случае, и изгнать их со временем становится не слишком просто. Четвертый: на самом деле все три брата это один дух. Пятый — он умный. И злой. И там еще есть…».

Что там есть еще, я не успел дослушать, потому что сбоку оглушительно взвизгнула Ванкси, которую добротно и качественно облапали за задницу.

Будучи поглощен лекцией наставника, я поначалу не отреагировал, но тут же был схвачен за плечо тонкой ручкой моей спутницы и бесцеремонно развернут своим благообразным ликом к неприятностям.

— Как ты можешь вот так стоять и пялиться на сокровища, когда твою маленькую Ванкси смеют трогать всякие проходимцы, а, дедуля? — последнее слово она прорычала. — Сделай что-нибудь, а то я выщиплю твою бороду по волоску!!!

Я, малость, оторопел — и когда это я успел стать хранителем этой ее части тела?

Да и учитель не спешил отвлекаться на ерунду, и продолжал изживать мое невежество в области нефритового мастерства мастеров прежних времен, которые, если верить его словам, и из цветочного горшка способны были сотворить сокровище, достойное богов и героев.

«… Благодаря этому, дух, заточенный в сундуке, собирает Ци неба и земли гораздо быстрее, чем практики низших уровней, не говоря уж о том, во что рядом с этой поделкой превращаются ценные ингредиенты алхимии. А при некоторых условиях дух может начать тянуть Ци и из самого владельца. И вот поэтому, ученик, от этой пакости и ей подобных вещей тебе следует держаться как можно дальше. И, если ты собираешься…»

— … Стоять и смотреть, как твою внучку всякие грязные ублюдки трогают за стыдные места или…

«… поразишь его любой техникой Молнии, ибо, как ты должен знать, призрачные сущности наиболее к ней уязвимы. Но также ты можешь…»

— … Назвать грязным ублюдком, мелкая дрянь! Твой грязный язык следует…

«…Очистить с помощью некоторых ритуалов. Впрочем, и в том и в другом случае результат будет временным, и, по большому счету бесполезным. Также тебе следует знать о том…»

— …Что ты и твоя бабуля — развратное отродье бабуинов!!!…

«…Впрочем, также ты можешь попробовать договориться с ним, и первое, что следует сделать, установив контакт, это сообщить ему о своем знании, что он…»

— …Тощая потаскуха!…

«И, не забудь добавить при этом, что…»

— …Сестра твоя потаскуха!…

«…А когда ты ему скажешь…»

— …Закрой свой помойный рот, пока я не засунула в него ногу…

«… Что хорошо знал…»

— … Твою сестру и твою бабулю…

«…Можешь еще сообщить ему, что…»

— …Я твой отец, овца ты безмозглая…

«И вот тогда он, несомненно, с уважением прислушается к твоим словам. Но все это нужно лишь при том условии, если ты хочешь его…»

— …Потрогать за это место!..

«…В остальных же случаях, если тебе не нужен этот дух или его вместилище, тебе будет проще сначала уничтожить сундук, а затем…»

— Пойти нахрен!!! Вот что тебе потом следует сделать совершенно точно!!!

Шум толпы и вопли Ванкси, вкупе с громогласными словами впавшего в просветительский экстаз учителя, гремевшими у меня в голове, создавали непередаваемую какофонию, чем приводили меня в несколько расстроенное состояние разума. С трудом собрав остекленевшие глаза в кучу, я обнаружил себя сотрясаемым этой самой Ванкси, схватившей меня за рубаху на груди.

— Ты уснул или умер, чертов старик?! Сделай что-нибудь!!!

Ах, да. Я же старик. Надо соответствовать.

— Чавось?! — проорал я ей в ответ. — Мы что, уже в городе?

Сбоку мне послышался странный звук, напоминающий вой лошади, страдающей астмой. Я отцепил от себя багровую от бешенства Ванкси и обернулся в ту сторону — передо мной стояла колоритная парочка. Хорошо одетый молодой парень, с тонкими чертами лица, его можно было бы назвать даже красивым, если бы не странный, бледный до синюшности цвет кожи, явно крашеные волосы (сквозь краску явственно пробивалась седина), и маленькую сосульку в районе носа. Парень, несмотря на лето, зябко кутался в теплый плащ. Странные же звуки издавал его спутник — дюжий бугай, по виду казавшийся тупее своего дружка на целую ступень эволюции, а прыщи на его лице и шее, судя по их размеру, в развитии обогнали их обоих вместе взятых. И был он также синевато-бледен, и не по сезону тепло одет.

Бугай смеялся, выдыхая клубы пара изо рта, и весело тыкал толстым, как сарделька, пальцем в нашу с Ванкси сторону.

Я подавил в себе естественный порыв взять его за этот наглый палец и загнуть его в обратную сторону, и, подслеповато прищурившись единственным открытым глазом, воззрился на него.

— А ты, полосатая гиена? Чему это ты веселишься? — грозно насупив брови, поинтересовался у него я. — Не устану удивляться, сколь глупа и похотлива нынешняя молодежь! Как ты смеешь приставать к невинной (не проверял, конечно…) девице при всем народе?! Нет, когда я был молод, глупость юнцов лечили розгами, вымоченными в соленой воде!

Здоровяк при этих словах снова взоржал.

— Когда ты был молод, старик, император прошлой эпохи Хуан Ци гадил в пеленки! — тонко ухмыльнулся его спутник.

— Как ты смеешь пререкаться со мной, сопляк? Я, твой дедуля, спрашиваю тебя, есть ли что-нибудь в том ночном горшке, который у тебя на плечах, хоть что-то, кроме скисшего пицзиу и собачьих экскрементов?

Толпа любопытствующих вокруг нас с началом скандала расступилась, образовала довольно ровный круг, и сквозь всеобщее веселье начинал проступать ропот негодования. По моим расчетам, лаяться мне придется минут десять, а потом этих двух придурков вынесут с площади на пинках, ну а тем количеством пощечин, которыми их в удивительном изобилии снабдят добрые обитатели славного города Цзегу, можно будет сравнять с землей небольшую гору.

Уважают местные праведность прошедших лет, и всегда готовы отпинать наглых чужаков.

Определенно, нравится мне тут.

Но нетерпеливая Ванкси не стала полагаться на этого старого мудрого Дао, и поспешила взять бразды правосудия в свои нетерпеливые ладошки. Быстр, словно порыв южного ветра, был ее шаг, когда она поспешила приблизиться к обидчику и неуловима, словно росчерк падающей звезды, была ее ладонь, которой она собралась от души хряснуть того по щам.

Хотя, не так уж и неуловима — пойманная за руку Ванкси беспомощно затрепыхалась, а будучи отпущена и небрежным толчком отброшена в сторону, изящно расположилась на мостовой.

Хотя мы и всего лишь попутчики, но я, безусловно, не был настроен просто смотреть, как обижают девчонку, поэтому был уже рядом.

— Юный негодяй! — праведно возопил я прямо в лицо сосульконосому. — Да как ты смеешь! Быстро отойди от нее!!!

Глотка мне досталась от папаши, а уж тот, как помню, когда чихал в одном конце деревни, то с другого конца отвечали: «Будь здоров!».

— Аааааа, Чертов старикашка!!! — завопил в ответ бледнолицый.

— А я тебе говорю — отойди от нее, немедленно!!! — ревом, исторгавшимся из моей глотки, можно было бы убивать ворон. — Или этот старик покажет тебе, почем баоцзы в Синнане!!!

— Ааааааа!!!

Справедливости ради, он бы, может быть, и рад был бы отойти, но не мог. Реализовать на практике стратагему организованного отступления ему мешала моя нога, которой я наступил на его туфлю, и вдохновенно всем весом на ней топтался.

— Ты мне перечишь, наглый сопляк??! — громогласно изобразил я удивление, и немного подпрыгнул, опустившись на его когда-то дорогую туфлю (а теперь грязный и бесформенный лапоть) уж двумя ногами. — Тогда этот старик преподаст тебе урок!

И с этими словами я схватил своей дряблой старческой рукой, закаленной упражнениями тайчи, переноской тяжестей и подметанием мостовых ломом, его за нос и, не ведая сомнений, повернул его влево ровно на девяносто градусов.

Вой, изливавшийся из бледнолицего, заметно сменил тональность и приобрел пикантные, но, стоит отметить, несколько гнусавые нотки.

Да, ему определенно нужно больше работать над своим вокалом.

— Если твои родители не вложили в тебя хотя бы капельку совести, то это придется сделать мне!

Но лишь протяжное «Оуууууоууууу…» было мне ответом.

— А ну ка, отпусти молодого господина! — поспешил вмешаться в воспитательный процесс здоровяк, и рванулся ко мне. Я не разделил его порывов, и толкнул бледного певца к нему в объятия, при этом его хобот едва не остался у меня в руке. Ну да ничего — пусть будет рад, что не оторвал совсем, а что немного вытянул, так будет наукой.

Да и в хозяйстве полезно, опять же — пусть белье на нем сушит, или фрукты с деревьев сбивает…

Процесс воссоединения парочки негодяев я сопроводил воспитательным пинком ему в область копчика.

— Ты… Ты… Ты посмел… Ударить молодого господина? — неверяще вопросил бугай, баюкая того в объятиях. — Ты ответишь за это, проклятый старикашка!

Нет, тактика слоновьей атаки, конечно весьма известна и уважаема как в среде культиваторов, так и среди подавляющего большинства военачальников нашего государства, но применять ее против практика тайчи, да еще вооруженного посохом?

Набегающему на меня здоровяку я показал, что собираюсь ткнуть его посохом в брюхо, и тут же попытался вставить ему торец посоха промеж глаз, но не преуспел.

— Ага! Этот Му Вэньян тоже изучал кулачное искусство! — торжествующе провозгласил бугай, своей лапищей уверенно сжимавший мою метлу. Он поймал ее за противоположный от меня конец, летевший ему в лоб, и теперь победно ухмылялся. — Что ты теперь сделаешь, старикашка? Попробуй, выдерни! Этот Вэньян на соревнованиях в Шэчжоу поднял камень весом двести цзиней одной рукой, не используя Ци! Ты никогда не победишь меня, потому что цвеньк!

Победную речь здоровяка прервал бодрящий звук удара железом по весьма толстой и крепкой кости.

Ведь что мне оставалось делать, если могучий Вэньян, что умеет поднимать огромные камни, поймал мою метлу и так ее и держит напротив своего лица?

Только как следует ткнуть ею вперед, а потом выдернуть назад.

А противоположным концом метлы как следует нарушить ему равновесие янь и инь в пользу последнего. Ибо не следует слишком широко раскорячивать ноги в поединке с этим старым мудрым Дао.

Так он и завалился на задницу, задумчиво глядя на меня сквозь свернутую на манер подзорной трубы ладошку, из которой выскользнула моя метла, и соль скупых слез, катившихся по его щекам, показывала крайнюю степень раскаяния.

Я внезапно почувствовал себя очень хорошо, несмотря ощущение холода: словно невидимый ледяной комок прокатился по метле после удара, прихватил мне руки и по ним поднялся выше, и затем распался на россыпь мурашек, проскакавших по моей спине. Ведь что может быть лучше, чем объяснить заблуждающемуся всю степень его неправоты? Доказать, убедить, и увидеть радость осознания в глазах вступающего на путь праведности?

***

И пусть злые языки будут болтать о злобном старикашке, избившему дубиной молодого мастера, который хромая и держась за нос бросился на выручку к своему павшему товарищу…

***

Пусть они говорят о жестокости и грубости этого старика, что своим дрыном испортил ему вторую ногу так, что молодой мастер стал хромать на обе (это непросто, но у него получилось)…

***

Пусть после удара посохом по спине этот молодой мастер приобрел поистине царственную осанку, хотя и перестал сгибаться в пояснице…

***

Этому старому добродушному Дао безразлична ложь, источаемая злыми языками!

Добро и праведность!

Совесть и благочестие!

Вот что должен брать с собой каждый практик, выходя из дома.

Любовь и сострадание — вот что главное.

— Мне больше не холодно, — прогундосил сидящий рядышком со своим напарником любитель полапать девок, — Вэньян! Мне больше не холодно!

Внимательно наблюдающий за мной в свою «подзорную трубу» Вэньян, в знак того, что ему тоже больше не холодно, протяжно простонал.

— Да-да, мелкие негодяи! И если вы еще раз задумаете подержать свои ручонки в тепле и подойдете к моей внучке, вас полностью согреют горячие кулаки этого старика! — с достоинством поведал я им.

— Почтенный мастер, мне действительно больше не холодно! Спасибо, спасибо, старший! — восторженно гундил замерзавец — Спасибо! Вы спасли мне жизнь!

— Ооооооо! — с ним во всем соглашался его здоровенный друг. — Ооооо…

По-моему, это сумасшедшие — думал я, вытаскивая за руку из толпы довольную Ванкси — Что там рассказывал про скорбных разумом тот рыбак Цзе? Вот это они и есть. Еще и на людей нападают. Таких нельзя пускать в город.

«Твой кругозор заколочен досками, ученик».

— Что не так, учитель? — не понял я критики.

«Даже я почувствовал морозную Ци, ранее отравлявшую тела этих двух юнцов».

— Ээээ…?

Ответом мне был лишь тяжелый вздох старого Фанга.

«А теперь, раз уж ты закончил развлекаться, иди и подай заявку на состязания алхимиков, ленивый таракан».

Мне оставалось лишь нехотя повиноваться.

Но едва мы направились к обратно к гостинице, как сквозь гомон расходящейся толпы до меня донеслось протяжное «Маааастеер!».

Я обернулся и обнаружил недавних супостатов, что расталкивая разбредающийся с площади народ, спешили к нам. Ну, как спешили: бегать в стойке железного всадника непросто, но могучий Вэньян очень старался, а вследствие его впечатляющих габаритов, ржать над ним окружающий люд предпочитал исключительно в кулачок. За ним с достоинством ковылял его спутник, который никак не мог определить, какая нога у него болит больше, поэтому двигался по странной извилистой траектории, но, тем не менее, непреклонно держал курс на нас.

Я решил, было, что они собрались за добавкой, и приготовился крушить нечестивцев, но недооценил собственный талант наставлять дурно воспитанную молодежь на путь совести и благочестия.

— Мастер! — пропыхтел Вэньян. — Подождите, мастер!

Уважительно кланяться он начал еще за три чжан до нас, чем немало погрел мое несколько раздувшееся в свете последних событий чувство собственной важности, а приблизившись, нежно прихватил кончиками пальцев за край рукава моей рубахи. Видимо, чтобы я никуда не слился от беседы с его напарником, который с неотвратимостью каменного голема (и его же грацией) влачился ко мне.

— Простите мое поведение, старший, — почтительно начал беседу дважды хромой любитель женской красоты, а я заметил, что на прежде бледно-синее, как у утопленника, лицо парня начал возвращаться румянец — Я… Мне… Очень стыдно. Но вы не должны считать меня негодяем, старший, это не так. Позвольте мне объяснить свое поведение, и я должен получить ваше прощение! Не будь я Му Киншанем, если не стану преследовать вас, пока вы не простите меня!

Вот уж чего мне меньше всего хочется, так чтобы меня преследовал еще и он. Да и вообще, если уж и быть преследуемым, так хорошенькими женщинами, кто сможет утверждать иное?

Хотя… — тут же вспомнились мне некоторые обстоятельства — Иногда и это не приносит радости, ведь склочный характер порой способен полностью затмить все внешние достоинства.

— Все заблуждаются, — по-отечески похлопал по плечу несчастного этот старый мудрец Дао Ли. — Но мало кто смеет признать свои ошибки. Не следует творить зло без причины, младший Киншань, не торопись обижать людей. Сила дана тебе во благо, но важно и благочестие! Есть богатство, но должна быть и непорочность! Есть талант, но должно быть и почтение к старшим! Есть власть, но вспомни и о совести!

Народ потихоньку снова скапливался вокруг, и кое кто даже благочестиво кивал, соглашаясь с вековой мудростью прожитых лет, изливающейся из уст этого старого праведника Дао Ли.

Я мельком взглянул на оторопевшую Ванкси. Та, видимо, увидев кланяющегося Вэньяна и почтительно хромающего к нам Киншаня, взалкала пылких извинений с вымаливанием прощения и падениями пред ней на колени, но теперь почтительно внимала словам этого старика.

Кто мог бы сравниться с добродетельностью этого почтенного Дао?

А я тем временем продолжал проповедь.

— Совесть, младший Киншань, думай о ней. Может ли считать себя человеком тот, у кого ее нет? И где же нравственность? Где воспитание?

«Был бы жив, уже б стошнило».

Это учитель был, видимо, в чем-то со мной несогласен.

Но я не стал прислушиваться к его брюзжанию и вдохновенно продолжал обличать и клеймить позором пороки общества в целом и недостатки воспитания современной молодежи в частности. Остановиться пришлось только когда я основательно охрип, и к тому же заметил, что глаза начали стекленеть не только у Вэньяна, Киншаня и Ванкси, но и у остальных людей, что нас окружали.

Киншаня, контуженного обрушившимся на него могучим потоком концентрированной морали, пришлось некоторое время трясти за плечо, чтобы вывести из ступора.

— У тебя есть мое прощение, младший. А теперь позволь мне удалиться. Этот старик нуждается в отдыхе, — С этими словами я развернул одеревеневшую Ванкси в сторону гостиницы. — Обдумай мои слова, и уже завтра стань лучше, чем был вчера.

— Но, старший, вы исцелили меня и Вэньяна, и, безусловно, должны проследовать в поместье семьи Му, где такому великому целителю, как вы, будут возданы надлежащие почести! — Киншань, уже не синий, а просто бледный, все же выдал, зачем ко мне пришел.

— Мастер, два года тому назад, в северных горах Хэлань я закалял свое тело в холоде. В водах горных рек я пребывал с утра и до обеда, а после шел практиковать на продуваемый ледяными ветрами перевал. Но однажды ночью, в метель, наш лагерь был атакован странными созданиями, они нападали из-под снега, и их атаки наносили людям ужасные раны. Из этих ран не текла кровь, они сразу чернели…

«Ледяные черви. Странно, они редко вылезают на поверхность».

— Они такие опасные, учитель?

«Разве что для крыс, землероек и тех инвалидов, которые живут в ваше время и смеют считать себя практиками. Эти черви очень полезные для алхимии, и разделываются просто — отрезаешь башку, а шкура с хвоста снимается, как чулок. Главное их голыми руками не хватать, они ядовитые».

— … Мы храбро сражались, пока в лагерь не приползла огромная змея, принявшаяся жадно пожирать этих созданий…

«Морозный удав. Ледяные черви — его любимая еда. Но и от людишек он обычно не отказывается. В алхимии может быть использован почти весь, блюда из его мяса очень полезны для культивации, а еще из его шкуры получаются отличные доспехи».

— … А потом и моих людей. Спаслись только мы с Вэньяном, но ледяное дыхание монстра отравило наши тела…

«Это он может, да»!С гордостью, словно за любимого внука, порадовался учитель.

— Этот холод, старший, он каждый день пронизывал до костей, и даже сидя в горячем источнике, мы чувствовали, как замерзают наши внутренние органы. Мой отец, второй мастер семьи Му, потратил немало денег и сокровищ семьи на лекарства и целителей, но ничто мне так и не помогло, и я забросил свою культивацию, забывая о холоде лишь опившись вином и в объятиях женщин… Но благодаря вам, я стану прежним Му Киншанем, молодым гением семьи Му!

— Лишь бы ты не остался прежним Му Киншанем, пьяным и распускающим руки! — сурово нахмурил брови я, беседа с представителем золотой молодежи начала меня порядком утомлять. Сочувствовать ему я тоже не торопился: вино проблем не решает, а вот новых добавить может. Жив? Цел и даже относительно здоров? Значит, решение найдется.

«Спиваться из-за такой ерунды… Чертовы вырожденцы».

Согласился со мной учитель.

— Нет! Такого больше не будет! Я приложу все силы, чтобы оправдать ваше доверие, старший! Но, вы же последуете за мной в поместье Му? Мой отец будет несказанно щедр к вам, любые деньги и сокровища, любые ваши пожелания будут выполнены!

«Не вздумай соглашаться, ученик. Мы примем участие в состязаниях, и ты кое-что заберешь, то, что сможет нам помочь».

Я и сам не думал соглашаться.

Поэтому я лишь отрицательно покачал головой, освободил рукав от Вэньяна, и, развернувшись, направился к гостинице. Удобное кресло и вкусный чай в компании Ванкси ждали меня.

Этот старый мудрый Ли очень любит хороший чай.

Особенно когда за чужой счет.

— Но мастер! — канючил Киншань и брел за мной. — Мастер, вы должны!

— Нет.

— Ну, мастер!

— Мааааастееер! Я встану на колени под окнами вашего дома, и буду просить вас всю ночь!

— Я сказал, нет.

— Старший! Пожалуйста!

— Нет.

— Но я еще чувствую холод! — в отчаянии воскликнул Киншань. — Он гораздо слабее, но если болезнь вернется? Нет, я не дам вам уйти!

«Остаточные явления. Его внутренние органы долгое время находились под воздействием морозной Ци. Да и не всю ее ты извлек. Но всю и не надо — для дальнейшей культивации сопляка это будет даже полезно: у него теперь большой талант в техниках холода!».

— Нет. Болезнь отступила, — успокоил я Киншаня.

— Но, вдруг вернется? — не успокоился Киншань, чем достал меня окончательно. — Вы должны мне помочь!

— Ну, хорошо, — окончательно сдался я. — Я дам тебе кое-что. Вот, смотри, — с этими словами я достал из кольца последний огурец, о котором вспомнил только сейчас.

Он увял и совсем заветрился, но был еще съедобен.

Относительно.

Наверное.

— Держи. Это Духовный Огурец Очистки Органов. Он у меня последний, и больше взять негде, так что, используй бережно, — с этими словами я торжественно вручил ему овощ. — Он приготовлен по тайному рецепту, и выведет из твоего организма остатки морозной Ци. Ты поправишься.

— Но, старший, что мне с ним делать? — растерялся Киншань. — Просто съесть? Или что-то еще?

У меня появилось много вариантов, но воля этого старого Дао тверже гранита, и я сдержался.

— Обрежь концы и выскреби мякоть. Потом найди место повыше. На рассвете выйди туда, встань лицом к солнцу, возьми его в зубы и вдыхай сквозь него воздух, одновременно поглощая Ци неба и земли. Потом съешь.

— Я все сделаю, мастер! — на глазах розовеющее лицо Киншаня не давало усомниться, что рецепт, безусловно, подействует, и я отправился, было, восвояси, но снова был пойман за рукав.

— А с мякотью как поступить? — окончательно доконал он меня на сегодня.

— Растолочь и втирать в голову! — обозленно рявкнул я. — Все, оставь этого старика в покое!

«Да, ученик. Ты как камень в сортире».

— В смысле?

«Такой же жесткий и вонючий».

Я не стал ничего отвечать старому ворчуну.

Ведь что может быть лучше, чем избавиться от надоедливого Киншаня и, наконец, отдохнуть?

И что может быть лучше, чем взявшийся за ум и вернувшийся к семье юный гений, на рассвете стоящий на каком-нибудь утесе, дудящий в огурец и не докучающий этому старому усталому Дао?

Интерлюдия.

Поместье семьи Му.

— Ааааа!!!

— Вспоминай, проклятый сопляк, что еще делал этот старик из Цзегу! — тщедушный старец в шелковом халате, расшитом золотыми драконами, с раздражением взмахнул широкими рукавами и сложил руки за спиной. — Я хочу знать, как он посмел сделать то, что не получилось у меня! И выясню, раз уж вы, два недоумка, даже не смогли узнать, как его зовут! Вы даже не смогли пригласить его сюда!

— Я уже все рассказал, старейшина Пенг! — простонал державшийся за опухший нос высокорослый парнище, оказавшийся ни кем иным, как тем самым могучим Вэньяном. — Он отдавил молодому мастеру ногу, а потом схватил за нос! Пнул его в зад! И избил нас своим тяжелым посохом! И потом наставлял нас на путь благочестия! И клянусь семью демонами Ледяного озера Шиху, я не знаю, что было труднее вытерпеть!

— А что сделал сначала? Схватил? Или наступил?

— Я не помню! Наверное, все же схватил… Ааааа!!!… Нет-нет, наверное, все же наступил… Ааааа!!!

— А если он его сначала схватил, то, как именно? — в задумчивости вопросил любознательный старец приплясывающего от боли в ущемленном органе парня. — И, главное, зачем?

— Нифнаю, маааастееер! — прогундосил Вэньян.

— Вспоминай, проклятый сопляк! Всем известно, что изгнать яд ледяного змея без драгоценной пилюли Огненной Реки невозможно! А тот загадочный мастер справился. Значит, есть способ. Я хочу это знать! Ты говоришь, он избил вас посохом. Что ж, попробуем. Там, у стены, несколько шестов. Принеси-ка парочку…

Побледневший Вэньян косолапой трусцой отправился за указанными предметами, а старик в ожидании принялся мерить шагами двор.

— Но почему все же нос? Ущемление Су-ляо? Но зачем? — бормотал про себя старик. — И на ногу наступил… Хм… Давление на Юн-цуань? А дурака Вэньяна он за нос не хватал, и по ногам не топтался… Хотя, понятно! Основной удар ледяного змея принял на себя юный Киншань, тогда, логично предположить, что концентрация яда в его организме была больше, и воздействие для его нейтрализации должно быть сильнее. А Вэньяну мастер пытался поразить Тянь-му? Или Инь-тан? А то, что дурак принял за удар по тому месту, которым начинает думать при виде каждой юбки, — это воздействие на Хуэй-инь? Киншаню же пришлось испытать воздействие мастера на Чан-цянь? Но насколько же просвещен тот старик, если смог попасть по Чан-цянь через штаны, да еще и пинком!

— Вот, старейшина Пенг, — угодливо изогнувшись, что при его впечатляющих габаритах далось непросто, Вэньян протянул старику самый тонкий и легкий шест, который смог найти.

— Хорошо! Снимай рубаху!

— Но может…

— Ты мне перечишь?! — рявкнул грозный старец. — Я должен познать этот древний метод лечения! Лечение Киншаня было завершено ударом посоха по спине. Это должна быть Цзи-чжун!

С этими словами посох с треском сломался об спину могучего Вэньяна, который был уже и не рад своему излечению.

— А теперь скажи мне, тебе все еще холодно? — суровым голосом вопросил старик.

— Мне уже горячо! Горячо!!! — поспешил уверить его испытуемый.

— А что ты чувствуешь?

— Больно!!!

— А кроме этого?

— Занозы!!!

— Тьфу… — разочаровано сплюнул старейшина. — Подай мне новый шест!

Тресь!!!

— Оооох… Старейшина! Не надо больше! Посох этого старика был холоден на ощупь, он, возможно, был металлический! — ляпнул Вэньян, и тут же в испуге зажал себе рот.

— Ага. Это кое-что объясняет.

Сеанс исцеления побоями прервал слуга, бочком прокравшийся в ворота тренировочного поля.

— Старейшина Пенг, старейшина Пенг! Там… Там юный мастер Киншань!

— Что с ним? Ему опять плохо? — грозно спросил старейшина. — Быстро веди его сюда! Безусловно, вскоре я смогу ему помочь!

— Нет, старейшина! Он забрался на крышу пагоды…

— И что? Он хочет прыгнуть вниз?

— Нет, старейшина! Но у него огурец! И он делает с ним странные вещи!

Старейшина грозно нахмурился, и его лицо приняло свирепое выражение.

— Развратные сопляки! — источая убийственное намерение, возопил старец. — Ужели вам успели настолько надоесть женщины?

— Это лекарство, лекарство! — быстро проговорил Вэньян, тщетно надеявшийся на плохую память старейшины — Его дал нам тот старик. Назвал Духовным Огурцом Очистки.

Старик вдохнул холодного воздуха.

— И он… Этот юный Киншань… Забрался на крышу пагоды с огурцом… И теперь… Прочищает? Осталось выяснить, — спросил он уже самого себя. — Хочу ли я знать, как именно он это делает? Так! Мне понадобится то копье с древком из небесного железа из оружейной, я уверен, что уж оно-то не сломается!

— Ты, — обратился старец к слуге. — Когда юный мастер Киншань закончит… Это… То, чем он занимается… Тогда поторопись, и пригласи его ко мне. А ты, мелкий Вэньян… Вэньян? Где этот сопляк, он же только что был здесь?