О жизни и о себе

Все счастье Земли — за трудом

Я никогда не был особенным поклонником творчества Валерия Брюсова, но одно из его стихотворений мне нравится. Вот оно:

Самое великое счастье может дать человеку творческий труд. Это я хорошо знаю по своему опыту. Может быть, я и «страдал» односторонностью, но она позволяла мне целиком уйти в научное творчество. В каждый период своей жизни я старался выделить основную задачу, а затем подчинить все ее решению. Творчество дает плоды только при упорном, «до жаркого пота» труде.

Великий русский физиолог И. П. Павлов говорил, что «наука требует от человека всей его жизни» и надо уметь подчинить свои желания и страсти требованиям науки, которой отдаешь свою жизнь.

Сегодня, когда мне уже 90 лет, я тем более строго отношусь к себе, к работе. Я считаю себя пожилым человеком, но не стариком. Правда, теперь приходится сокращать количество нагрузок, сосредоточивать основное внимание на создании крупных монографий: необходимо синтезировать и обобщить тот огромный фактический материал, который накопился как в СССР, так и в других странах в результате углубленного и планового изучения гельминтов.

Составлению и выпуску в свет гельминтологических монографий я посвятил многие годы жизни. Еще в 1929–1931 годах мы с Р. С. Шульцем издали двухтомный труд «Гельминтозы человека». С того времени я систематически работал над монографиями, многие из которых были написаны в соавторстве с моими учениками. В 1931 году вышла в свет книга «Глистные инвазии северного оленя», в 1932 году — «Глистные инвазии голубей», в 1933 году— «Гельминтозы лошадей» (совместно с В. С. Ершовым), в 1934 году — «Диктиокаулезы домашних животных и меры борьбы с ними» и т. д. В целом мною было опубликовано свыше 700 научных трудов. Будучи молодым, я мог совмещать работу над ними с обязанностями директора гельминтологической лаборатории АН СССР, заведующего кафедрой паразитологии Московской ветеринарной академии, председателя президиума Киргизского филиала АН СССР, редактора многих научных журналов и т. д. и т. п.

Работал я с жаром, с большим интересом, и энтузиазм этот сохранился у меня до сих пор. Но силы понемногу иссякали, и мне приходилось постепенно отказываться от одной работы за другой (отказываться, признаюсь, с душевной болью), высвобождая время для своего главного труда. И хотя я по-прежнему руковожу ГЕЛАНом, имею и некоторые другие нагрузки, однако основное — это монографии. Они отнимают у меня много сил, но приносят чувство большого удовлетворения.

В середине 40-х годов, полагая, что необходимо дать полные сведения по морфологии и биологии всех известных трематод, по географии, эпидемиологии и эпизоотологии вызываемых ими заболеваний, я начал работать над большой монографией «Трематоды животных и человека».

В этой монографии я ставил своей задачей помимо теоретических проблем осветить вопросы патологии человека, сельскохозяйственных и промысловых животных, зараженных трематодами, и рекомендовать комплекс лечебно-профилактических мер. Такой труд нужен был медицинским и ветеринарным врачам, биологам самого широкого профиля.

Трематодами я занимался с самого начала своей научной деятельности, исследуя одну группу за другой. Весь накопленный мною и моими учениками материал должен был войти в монографию, которую я наметил издать в 25 томах. К работе над этим многотомным изданием (первой и пока единственной в мире сводкой сведений о трематодах) я привлек своих учеников: Ф. Н. Морозова, В. Е. Сударикова, Т. С. Скарбилович, а также М. М. Белопольскую, Л. X. Гу-шанскую, В. П. Коваль и других. Труд наш увенчался успехом: в 1947 году вышел 1-й том монографии, а в 1966 году — уже 22-й. К 1972 году планируем сдать в производство завершающий том.

Работа наша вызвала большой интерес специалистов нашей страны и зарубежных. В 1950 году, как я уже сообщал, я был удостоен звания лауреата Государственной премии за первые три тома этого труда.

В это же время вместе с Надеждой Павловной Шихобаловой я работал над монографией «Филярии животных и человека». Книга увидела свет в 1948 году и была первой монографией по филяриатам человека и животных всех зон земного шара.

Научно-издательская работа шла полным ходом. В моей квартире часто собирались ученики, и мы обсуждали планы научных работ, популярных книг, монографий. Товарищи мои были полны энтузиазма и энергии, работали много и упорно. В 1948 году вышла из печати книга моей бывшей ученицы, крупного ученого, профессора, доктора 3. Г. Васильковой — «Основные гельминтозы человека и борьба с ними». В 1953 году увидело свет второе издание этого полезного труда. В 1950 году поступила к читателям вторая серьезная работа 3. Г. Васильковой — «Основы санитарной гельминтологии». Ценность труда заключалась не только в постановке новых, актуальных для советского здравоохранения вопросов, но и в творческой инициативе автора, поскольку содержание книги основывалось главным образом на личных изысканиях 3. Г. Васильковой. В том же 1950 году была издана большая и чрезвычайно важная книга Н. П. Шихобаловой «Вопросы иммунитета при гельминтозах».

Еще в конце 40-х годов мы начали работать над четырехтомным трудом «Определитель паразитических нематод». Он увидел свет в 1949–1950 годах. В этом коллективном труде помимо меня приняли участие Н. П. Шихобалова, А. А. Мозговой, С. Н. Боев, Р. С. Шульц, С. Л. Делямуре, Т. И. Попова, А. А. Парамонов, А. А. Соболев, В. Е. Судариков.

Полезность этой работы — в ее справочном характере. Каждый биолог, работая над теми или иными зоологическими объектами, обязан прежде всего знать, с каким конкретным видом животного он имеет дело, должен поставить точный видовой зоологический диагноз. Даже незначительная ошибка в этом деле не только обесценивает любую экспериментальную или описательную работу, но и ставит под сомнение правильность выводов и обобщений, вытекающих из научных исследований. А в четырех томах нашего «Определителя» охарактеризованы все известные роды паразитических нематод всех животных земного шара.

…Работая со своими учениками и соратниками, я много раз думал о том, что наша гельминтология смогла вырасти и окрепнуть прежде всего потому, что ею занимаются подлинные энтузиасты, которые живут в обществе, где обеспечены все условия для плодотворного творческого труда. Разумеется, это характерно не только для гельминтологии, но и для всей советской науки. Потому наша Родина и богата замечательными учеными, что в их труде заинтересован весь народ, им повседневно помогают партия и государство…

Думая об ответственности и мужестве ученых, я всегда вспоминал экспедиции наших гельминтологов на Крайний Север, к Ледовитому океану, в Якутию, где научные работники в тяжелейших условиях проводили свои исследования. Я вспоминал, как наши скромные и мужественные женщины — Н. П. Шихобалова и В. П. Подъяпольская плыли на плоскодонных лодчонках по Лене, Оби и Тунгуске, как работали они в отдаленнейших стойбищах. Труден и опасен был их путь, но ради науки они преодолевали все преграды. И теперь благодаря энтузиазму и трудолюбию исследователей у нас накопился огромный фактический материал. Характерно, что те научные работники, которые ездили в гельминтологические экспедиции, и были создателями наиболее ценных работ.

В 30-х годах я пришел к выводу, что необходимо создать многотомный труд «Основы нематодологии». Для работы над этим изданием пришлось привлечь большой коллектив ученых. Автором каждого тома был наиболее крупный специалист по тому или иному подотряду нематод. Общую редакцию всех томов я взял на себя. Начались предварительные встречи, обсуждения, предстоявшая работа увлекла всех. С удовлетворением скажу, что вышло уже 22 тома; в 13 из них я выступил автором вместе с Н. П. Ши-хобаловой, В. А. Лагодовской, Р. С. Шульцем, И. В. Орловым, А. А. Соболевым, В. М. Ивашкиным.

В начале 60-х годов мы с А. М. Петровым взялись за книгу «Основы ветеринарной нематодологии»: необходимо было вооружить ветеринарных врачей не учебником, составленным по сравнительно узкой программе, а солидным научно-практическим пособием. Первый том нашего труда увидел свет в 1964 году.

Нужно сказать, что до Великой Октябрьской революции в России специальной гельминтологической литературы не было. Единственное исключение — «Атлас глист человека», составленный талантливым зоологом профессором Н. А. Холодковским. Отсутствовали учебники и руководства по медицинской и ветеринарной гельминтологии как для врачей, так и для фельдшерского персонала. За 50 лет Советского государства гельминтология обогатилась большим числом оригинальных работ, созданных трудами советских специалистов. Вышло в свет много монографий, характеризующих крупные группы паразитических червей (трематоды, цестоды, нематоды, скребни).

Изданы и продолжают издаваться труды, посвященные гельминтофауне животных отдельных республик нашей страны; созданы учебники и руководства по медицинской и ветеринарной гельминтологии для вузов и техникумов. В общей сложности в советской и зарубежной прессе опубликовано свыше 100 тысяч работ, касающихся разных проблем гельминтологии: морфологии, биологии, экологии, географии, физиологии, биохимии гельминтов, профилактики различных гельминтозов, комплексных методов борьбы с ними и т. д.

Все эти работы сыграли огромную роль в подъеме гельминтологической квалификации биологических, медицинских, ветеринарных, зоотехнических и агрономических кадров и помогли формированию специалистов нового профиля: врачей-гельминтологов (медиков и ветеринаров) и биологов-гельминтологов, которых в дореволюционное время не существовало.

Особо мне хочется сказать о монографиях. Советскими учеными создано 55 томов монографий, посвященных характеристике всех 5 классов гельминтов в масштабе всех зон нашей планеты. Эти труды имеют огромную ценность и свидетельствуют об исключительном размахе творческой работы советских ученых. Подобными монографиями располагает пока только СССР. На нашей литературе учатся гельминтологи всего мира…

Несмотря на то что основное мое время отнимают научные труды, я не считаю возможным отказываться от ряда общественных заданий: выступаю с лекциями и беседами, встречаюсь с молодежью, продолжаю «вербовать» в гельминтологию новые силы.

Как-то мне позвонили из газеты «Медицинский работник» и попросили написать статью, обращенную к выпускникам медицинских институтов. Шел июнь, дел у меня было очень много, но отказаться от статьи я не мог.

День был жаркий, душный. Я ходил по дорожкам сада и думал о статье, врачах, об их новом облике, о задачах, которые стоят перед ними. Так уж устроен человек: одна мысль рождает другую, та, в свою очередь, третью. «Снежный ком» раздумий стремительно нарастает и понемногу приводит к обобщениям.

Человеку немолодому сегодня отчетливо видны грани двух эпох нашей истории: до Октябрьской революции и после победы Октября. Контраст их разителен. Одним из наиболее ярких достижений новой эпохи является факт резкого замедления в нашей стране смены одного поколения другим.

Смена поколений — закон всего живущего на земле. Но смена может быть быстрой и медленной. Если условия социальной жизни тяжелы, если людей преждевременно старят лишения и нужда, то новое поколение быстро приходит на смену уходящему, приходит, чтобы также быстро уступить место другим на негостеприимной земле.

Этот учащенный пульс человеческого существования всегда возбуждал тревогу у гуманистов, у лучших людей прошлого. Наш крупнейший гигиенист профессор Ф. Ф. Эрисман считал, что стремительная смена поколений, являющаяся прямым следствием большой рождаемости и большой же смертности, ни в коем случае не может считаться хорошим признаком ни в санитарном, ни в экономическом отношениях.

До революции положение врача было ужасно: он, владея знаниями и искусством лечить, не мог облегчить страданий своих пациентов. Конечно, я имею здесь в виду не привилегированные классы, а трудовой народ. Врач приходил к больному бедняку и зачастую никакой помощи оказать не мог, так как у больного не было ни денег на лекарства, ни минимальных условий для выздоровления.

Совершенно иначе обстоит дело у нас, в Советском Союзе. Сегодня мы — страна с самой низкой в мире смертностью. Более чем вдвое возросла средняя продолжительность жизни. Миллиарды рублей расходуются на охрану здоровья детей, женщин, всего населения нашей необъятной Родины. Ни над кем не висит дамоклов меч одинокой, необеспеченной старости. И врачи теперь у нас имеют все, чтобы эффективно лечить своих пациентов: оснащенные современным медицинским оборудованием больницы и клиники, оборудованные амбулатории, все необходимые медикаменты.

Мысль об условиях работы врача до Октября и после него подсказала мне направление статьи, и я зашагал домой, чтобы сесть за стол и писать свое «Слово к медицинской молодежи».

В условиях, которые существуют в нашей стране, врачи не имеют права работать посредственно, думал я. Звание врача — вообще очень высокое, требующее беззаветного служения человечеству, а звание советского врача еще более обязывающее.

К сожалению, думал я (и написал об этом в статье), среди нашей молодежи еще встречаются люди, которые на первых порах боятся даже мелких трудностей. Некоторые юноши и девушки, оканчивающие медицинские институты, под тем или иным предлогом отказываются ехать на работу в село, в отдаленные районы. Они не могут представить себе жизнь вне большого города, без опеки родителей. Не получится из них хороших врачей, не ждать от них подвига во имя науки, во имя человека. Потому что на подвиг способны лишь те, для кого долг — превыше всего.

Я считаю одной из первейших заслуг ученого успешное воспитание молодого поколения, передачу молодым своего опыта, своих знаний. Уверен, что привлекать к научным работам, воспитывать любознательность, пытливость ума у детей нужно уже со школьной скамьи. И я всегда стремился вызвать у школьников интерес к моей науке. Так, например, у меня установились добрые деловые отношения с 9-й средней школой г. Калинина. И я вполне обоснованно пригласил учащихся этой школы на юбилейную научную сессию Всесоюзного общества гельминтологов при Академии наук СССР. На заседании с большим успехом выступила школьница Инна Рожкина, член кружка юных гельминтологов. Ее доклад «Гельминтофауна амфибий в окрестностях города Калинина» был очень тепло встречен участниками сессии. С удовольствием выслушали мы и выступление руководителя этого кружка, учительницы биологии К. А. Лошкаревой — «Изучение гельминтологии в средней школе».

В свое время калининским школьникам, организовавшим под руководством Клавдии Арсеньевны Лошкаревой кружок юных гельминтологов, я послал книгу Н. П. Шихобаловой «Гельминты, общие для человека и животных», несколько учебных пособий и ряд других материалов.

Школьники, члены кружка, вели работу, интересную, полезную и нужную. В окрестностях г. Калинина они обследовали пастбища, луга и водоемы, определили степень их зараженности гельминтами. Исследования показали, что несколько видов рыб и большинство мелких водных животных гельминтозны. Эти сведения были важны для колхозов, и кружковцы сообщили колхозникам о результатах своей работы, написали они и нам, во Всесоюзное общество гельминтологов. Я тут же отправил ответ, в котором благодарил за полезную работу и попросил сделать еще некоторые исследования. Они были выполнены отлично.

Школьники отправились во вторую экспедицию, во время которой собрали ценный материал. Теперь я обратился в Калининский педагогический институт, на кафедру зоологии, с просьбой, чтобы кружковцам разрешили работать в институтских кабинетах и лабораториях. Кафедра дала разрешение, и школьники в стенах института обрабатывали собранный материал. Они приготовили 154 препарата, проанализировали и обобщили свой материал.

Юные гельминтологи решили у себя в кружке взяться за большую работу: обследовать различные районы своей области и на основе собранного материала составить карту с обозначением границ распространения тех или иных видов гельминтов. Они написали мне об этом. Я подтвердил, что они занялись очень серьезным и важным делом и попросил, чтобы составленную карту ребята передали в Академию наук СССР. Школьники ответили мне восторженным письмом и с огромной энергией взялись за работу.

Я получаю очень много писем от юннатов и всегда аккуратно им отвечаю, стараясь поддержать в них интерес к моей науке.

Меня часто приглашают на пионерские сборы, и я по возможности стараюсь найти время для разговора с ребятами. Меня не раз награждали званием почетного пионера, и немало пионерских галстуков хранится у меня дома. С пионерами я всю жизнь говорил с большим интересом и ставил перед ними посильные научные проблемы.

На тему «наука и школьники» я как-то даже поспорил с известным ученым. А было это так. Прибыла в Москву американская делегация специалистов по ветеринарии. Возглавлял ее доктор В. А. Хейген — директор ветеринарного факультета Корнельского университета (Нью-Йорк). С ним были доктора А. Фрэнк и Ф. Инзи (отделение болезней животных и паразитологии; служба сельскохозяйственной науки министерства сельского хозяйства США), доктор Р. Дженсен (заместитель декана ветеринарной школы в г. Форт-Коллинс, штат Колорадо) и другие. В Москве американские ученые знакомились с работой научно-исследовательских и учебных заведений. Были они и в Московской ветеринарной академии, где ознакомились с учебными планами подготовки ветеринарных врачей и зоотехников. Мы долго беседовали на темы гельминтологии, они задавали мне много вопросов, разговор шел очень живо, и мы расстались друзьями. Делегация выехала в другие города нашего Союза, а на обратном пути, в Москве, я их уже принимал в ВАСХНИЛ.

После этой встречи делегация американских ученых осмотрела Всесоюзный институт гельминтологии. Институт заинтересовал ученых, они с интересом осматривали его, задавая много вопросов. Я рассказал, что научные работники института изучили возбудителей важнейших гельминтозов, разработали и внедрили в ветеринарную практику эффективные меры борьбы с разнообразными гельминтозами сельскохозяйственных и промысловых животных. Триста гельминтологических экспедиций по нашей Родине и материалы вскрытий сотен тысяч различных представителей животного мира обеспечили богатейший материал для музея института. Музей, сообщил я, располагает интереснейшими экспонатами, которые дают полную характеристику гельминтогеографии страны. Музей уникален и является одним из крупнейших гельминтологических собраний мира.

Беседа окончилась, и я заторопился на встречу с юннатами. И тут один из ученых с недоумением спросил меня:

— Неужели вы, академик, всерьез относитесь к этим встречам со школьниками^?

Я ответил:

— Это — наша смена.

И подумал, что в своем отношении к школьникам я не одинок. Я знаю крупнейших ученых, которые уделяют много времени школьникам, видя в них достойную свою смену. И я добавил:

— В каждом школьнике нужно видеть личность и личность творческую.

Очень серьезно я относился к каждому из аспирантов. Как-то на одном из заседаний Ученого совета ВИГИСа я резко выступил по поводу диссертационных работ.

— Следует оценивать диссертанта не только по работе, которую он защищает, — сказал я, — а принимать во внимание и его интеллект, его поведение на защите, его выступление. Мне гораздо дороже ощущать в молодом ученом ум, дерзание и творчество, чем обращать внимание на мелкие ошибки, которые скрупулезно подсчитывают и отмечают некоторые официальные оппоненты. Конечно, и пропущенные запятые должны учитываться, но все-таки творческие возможности диссертанта ценнее мелких недочетов, имеющихся в переплетенном экземпляре его работы.

Мое резкое выступление кое-кого сильно обидело; я ехал домой в скверном расположении духа. Дело было, конечно, не только в сегодняшней защите. Среди биологов Академии наук СССР росла тревога, связанная с судьбой ряда институтов, которые собирались вывести из системы АН СССР и передать Министерству сельского хозяйства СССР. Поговаривали и об Институте почвоведения, и даже о моем ГЕЛАНе. Узнал, что есть уже такое постановление.

Поехал к академику Несмеянову. Он был встревожен этой реформой и сказал, что ГЕЛАН вошел в список не по инициативе Академии и что президиум АН стоит за сохранение лаборатории в своей системе.

Вскоре состоялось заседание президиума АН СССР при участии А. Н. Косыгина — в то время первого заместителя председателя Совета Министров СССР. Обсуждался вопрос «О мерах по улучшению координации научно-исследовательской работы в стране и о деятельности АН СССР». Докладчиком был президент А. Н. Несмеянов. Выступило много академиков по вопросам коренной реорганизации Академии наук, из ведения которой изымались многие институты технического профиля, а также учреждения, непосредственно связанные с сельскохозяйственным производством, в их числе Почвенный институт, Институт леса, ГЕЛАН, лаборатория лесоведения.

Поскольку имелось постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о передаче гельминтологической лаборатории в систему Министерства сельского хозяйства СССР, я находился в крайне затруднительном положении. Решил обратиться к Алексею Николаевичу Косыгину, рассказать ему о задачах гельминтологической науки в нашей стране и постараться доказать необходимость сохранения ГЕЛАНа в системе АН СССР. Задумано — сделано. Позвонил в Кремль и получил согласие А. Н. Косыгина на встречу. Я с волнением ждал дня встречи, тщательно готовился к ней, обдумал все, что буду говорить. Принял меня А. Н. Косыгин чрезвычайно приветливо, слушал внимательно. Я рассказал вкратце историю развития моей науки, изложил ее основные направления и задачи, специфику, тематику ГЕЛАНа.

А. Н. Косыгин сказал мне, что о моей специальности имеет представление и заверил, что никто не покушается на ГЕЛАН, что цель постановления ЦК и Совета Министров — сблизить теорию с практикой и усилить влияние науки на сельское хозяйство.

Алексей Николаевич задал мне несколько вопросов по существу дела и пообещал, что гельминтологическая лаборатория останется самостоятельным учреждением, которое будет подчиняться Академии наук и Министерству сельского хозяйства СССР. Штаты сохранятся, тематика тоже. Финансирование будет осуществляться министерством, а располагаться ГЕЛАН будет по-прежнему в помещении Академии наук.

Это, конечно, тоже было много, но я стремился сохранить ГЕЛАН в Академии наук. Вид мой, наверное, был расстроенным. Алексей Николаевич, поняв мое душевное состояние, пояснил, что большего сделать не может, а потом добавил мягко: «Посмотрим, как пойдут дела дальше». После окончания беседы я передал А. Н. Косыгину свою книгу «Строительство советской гельминтологии».

Работников АН СССР и всю биологическую общественность продолжала волновать судьба институтов: останутся ли они в академии или перейдут в Главнауку Министерства сельского хозяйства СССР. Я тоже беспокоился о статусе ГЕЛАНа и решил написать письмо в Центральный Комитет КПСС с просьбой сохранить лабораторию в системе АН СССР. Такое письмо я составил, постаравшись как следует обосновать в нем свою просьбу. Наступили дни нетерпеливого ожидания.

17 мая 1960 года ко мне подошел академик Сисакян и сообщил, что ему звонили из ЦК партии и, прочитав проект решения об оставлении ГЕЛАНа в АН СССР, попросили высказать свое мнение. Сисакян высказался положительно.

Все хорошо, что хорошо кончается. Центральный Комитет КПСС вник в существо моей просьбы, помог мне. Большое спасибо ему за это!

…1961 год вошел в историю человечества особой вехой. Весь мир был потрясен сообщением о полете Юрия Гагарина! Я постоянно стараюсь быть в курсе новейших достижений науки, но я был поражен, узнав о том, что наступил, как писали тогда газеты, «звездный час человечества».

Пока Гагарин был в космосе, мы не могли оторваться от приемника. Все время ждали новых сообщений, волновались за космонавта. Несколько раз звонили сыновья и взрослые внуки и взволнованно спрашивали, слушаем ли мы сообщения, выражали свой восторг и свое беспокойство. Все страстно желали благополучного завершения этого беспримерного рейса.

Мне позвонили из газеты «Красная звезда» и попросили написать хотя бы несколько слов о своих впечатлениях от полета Гагарина. Я охотно согласился. Ночью работал над статьей «Социализм распахнул двери вселенной». Я писал о закономерности того факта, что первым в космос полетел наш, советский человек. Вскоре в «Красной звезде» статья была напечатана. Получилась она довольно длинной, так как полет вызвал немало раздумий. В последующие дни редакция направляла мне отклики на статью, и в каждом из них сквозило восхищение полетом Гагарина. Читатели делились мыслями о перспективах освоения космоса, интересовались моим мнением о возможности жизни на других планетах.

Я не член партии. Многие называют меня беспартийным большевиком, я тоже так думаю о себе. Я всегда стремился быть истинным патриотом, преданным своей социалистической Родине. Высшей инстанцией и авторитетом для меня была и есть Коммунистическая партия. К ней обращался я со всеми наиболее сложными вопросами и проблемами, меня волновавшими. Так было и в марте 1962 года, когда я был приглашен на Пленум ЦК КПСС.

Пленум обсуждал проблемы развития сельского хозяйства в нашей стране. 7 марта на нем выступил и я. Было приятно, что мне, беспартийному, предоставили слово на Пленуме Центрального Комитета партии. Я постарался говорить кратко, четко и о самом главном.

Выступление я посвятил двум проблемам: подготовке кадров и выдвижению способной молодежи на ответственную работу. Я вел речь и о том, что порой ценные научные открытия из-за нерадивости руководителей лежат без движения, не внедряются в сельскохозяйственное производство и медицину.

Основными критериями оценки человека, решающего пойти по тернистой научной дороге, говорил я, должны быть прежде всего ум, затем беззаветная любовь к избранной специальности, неподкупная честность и, наконец, молодость. Неплохо, если к этому присоединится еще скромность и оптимистическая настроенность. Нельзя, однако, забывать, продолжал я, что в деле формирования молодого ученого играет роль не только его индивидуальность, но и качества руководителя. Порой о руководителе молодежи мы очень мало говорим и еще меньше пишем, как будто в этом отношении у нас царит полное благополучие. Однако это не всегда так.

Выдвижение молодежи отнюдь не стоит в противоречии с чувством глубочайшего уважения к деятелям науки старшего и среднего поколений. С моей точки зрения, ученого необходимо оценивать не по возрасту в паспорте, а по его работоспособности и общественной полезности. Я убежден: могучая сила и слава советской науки всегда была и будет базироваться на здоровом, дружеском, гармоничном союзе трех поколений ученых — старшего, среднего и молодого.

Потом я перешел ко второму вопросу. К сожалению, говорил я, во многих республиках, краях и областях недооценивают вред, который наносят народному хозяйству гельминты. Я привел такой пример. В нашей стране ежегодно погибали сотни тысяч овец от болезни мозга — вертячки. Между тем советская наука разработала эффективный метод борьбы, который позволяет полностью ликвидировать заболевание в течение трех-четырех лет. Научные учреждения многократно ставили этот вопрос, между тем ни республиканские министерства, ни Министерство сельского хозяйства СССР эту инициативу во всесоюзном масштабе не поддержали.

Далее я говорил о том, что работники гельминтологической науки всесторонне испытали новые высокоэффективные медикаментозные препараты, синтезированные химиками: пиперазин, дитразин, филаксан и другие. Однако добиться их изготовления в необходимых для практики количествах очень трудно. Некоторые из препаратов готовились только для медицинских целей и попадали в ветеринарию как крохи с медицинского стола. Таков, например, пиперазин, с помощью которого можно увеличить продуктивность свиноводства на 33 процента.

На низком уровне велись и работы по агрономической гельминтологии. Специалисты по защите растений, к сожалению, почти не замечали гельминтов, которые наносили большой урон техническим, огородным и зерновым культурам.

Я рассказал о колоссальных экономических выгодах, которые получила бы страна, если бы дружными усилиями работников науки и практики, при содействии партийных и советских организаций и активном участии широкой общественности гельминтозный враг был бы уничтожен в нашей стране навсегда. Уже положено начало ликвидации наиболее опасных гельминтов: четыре вида из них поставлены на очередь для полного истребления.

С высокой трибуны Пленума я вел разговор откровенно и настойчиво, учитывая, что, кроме меня, вряд ли затронет кто-нибудь этот вопрос. Я считал, что руководители партии и страны должны быть в курсе проблемы девастации гельминтов. Говорил я довольно долго и должен сказать, что столь внимательную и благожелательную аудиторию встречал редко.

Анализируя состояние гельминтологической науки, я не мог не отметить такого явления: в ветеринарии к гельминтологии внимание усилилось, в медицине же шел обратный процесс. Меня волновало положение с медико-гельминтологической работой в стране. Она явно ухудшалась. Выводило из себя равнодушие Министерства здравоохранения к ее запросам и проблемам. Оздоровительные мероприятия среди населения проводились в больших масштабах, однако не в тех, в каких они должны осуществляться. Необходимо было добиться перелома в отношении к медицинской гельминтологии.

Решил обратиться в Центральный Комитет КПСС. Несколько дней я обдумывал письмо, а потом сел за него. Я просил Центральный Комитет партии обратить внимание «на вопиющее хладнокровие, царящее в органах Министерства здравоохранения в отношении оздоровления нашего населения от гельминтозов». К сожалению, писал я, голос специалистов, говорящих о колоссальном государственном значении дела борьбы с гельминтами, не доходит до работников здравоохранения.

Прошло совсем немного времени, мне позвонили из ЦК и сказали, что письмо будет детально изучено. А через некоторое время в результате мер, рекомендованных Центральным Комитетом КПСС, произошел резкий сдвиг в организации медико-гельминтологической помощи населению. Органы здравоохранения СССР перестроили структуру Института медицинской паразитологии, выдвинув гельминтологию в качестве основного профиля научно-исследовательской работы в этом учреждении. При союзном и республиканских министерствах здравоохранения были созданы гельминтологические комитеты: их задача — планировать и контролировать оздоровительные работы среди населения. Председателем комитета в Минздраве СССР был утвержден действительный член Академии медицинских наук профессор П. Г. Сергиев. Первое заседание комитета состоялось 9 июля 1963 года. Выступая на заседании, я предложил учредить в министерствах здравоохранения должность инспектора, который руководил бы всеми мероприятиями по борьбе с гельминтозами. Иначе, докладывал я, борьба с гельминтозами будет носить случайный, неплановый и примитивный характер.

Вскоре было проведено всесоюзное совещание, посвященное вопросам борьбы с гельминтозами. Оно дало хорошие результаты: активизировалась работа ученых, занимающихся проблемами избавления человека от гельминтов, стали быстрее внедряться в практику рекомендации специалистов.

Вместе с ростом авторитета советской гельминтологии росли и наши интернациональные связи, увеличивалось число международных форумов, на которых выступали наши ученые.

В 1963 году в числе других членов советской делегации я принял участие в работе XVII Интернационального ветеринарного конгресса. Проходил он в городе Ганновере (ФРГ).

Конгресс был многолюден: съехалось свыше 4 тысяч человек из различных стран. На первом заседании паразито-логической секции я выступил с докладом «Проблема девастации наиболее патогенных гельминтов человека и животных». Говорил на немецком языке. Второе мое выступление, тоже на немецком языке, состоялось 17 августа в комиссии по борьбе с трихинеллезом. Я рассказал о той борьбе, которая ведется в СССР с этим заболеванием.

Третий доклад — о принципах и методах борьбы с гельминтозами животных и человека — я сделал 23 августа на симпозиуме, организованном Всемирной ассоциацией ветеринарной паразитологии. Участники этого форума избрали меня почетным членом Всемирной ассоциации интернациональных ветеринарных конгрессов. Соответствующий диплом я получил на заседании конгресса из рук председателя Ассоциации профессора Беверинга. В Ганновере мне была оказана и вторая почесть. Сенат Ганноверской высшей ветеринарной школы избрал меня почетным доктором этого вуза. Естественно, я выразил ректору свою сердечную признательность.

В сентябре 1964 года в Риме проходила работа I Всемирного конгресса паразитологов. Я получил приглашение от профессора Этторе Биокка выступить с речью на пленарном заседании в день открытия конгресса. Но я заболел. Пришлось ограничиться приветственным письмом участникам первого интернационального форума паразитологов, которое я передал с К. М. Рыжиковым. Письмо зачитали в день открытия конгресса.

В начале декабря ко мне в ГЕЛАН прибыл профессор Швабе, американец, представитель Всемирной организации здравоохранения при ООН в Женеве. Эта организация и Минздрав СССР решили провести семинар по гельминтологии для медицинских врачей тропических и средиземно-морских стран. Швабе приехал ко мне с просьбой прочитать при открытии семинара первую лекцию. Мы беседовали с ним более трех часов. Я говорил о своих самых заветных надеждах: чтобы во всех академиях наук мира развивались проблемы гельминтологии, чтобы через несколько лет гельминтология приобрела интернациональный масштаб, чтобы была организована Всемирная ассоциация гельминтологов с секциями: биологической, медицинской, ветеринарной и фитогельминтологической.

Швабе рассказал о себе. По образованию он — ветеринарный врач, увлекшийся проблемами медицинской гельминтологии. Швабе сообщил, что в Америке проблемами медицинской гельминтологии занимается много ветеринарных врачей. Факт этот не случаен, ведь болезнетворная роль гельминтов для ветеринарных врачей всегда гораздо более очевидна, чем для медиков.

Результатами беседы мы оба остались довольны. Я, конечно, согласился прочесть лекцию.

В июне 1965 года выступал в Центральном институте совершенствования врачей на заключительном заседании с иностранными гельминтологами — курсантами семинара. Принимал участие и в работе совещания гельминтологов ВИГИСа в связи с прибытием из Венгрии докторов Кармаци и Толди. Речь шла о том, чтобы объединить усилия советских и венгерских специалистов в области экспериментальных работ по созданию наиболее эффективных антигельминтиков. Только закончилась эта работа, как пришлось принимать в Институте гельминтологии группу афганских ветеринарных врачей, пожелавших ознакомиться с постановкой гельминтологического дела в СССР. Я предложил, чтобы в Москву было командировано несколько афганских врачей для специализации в области гельминтологии. Затем к нам приехал английский гельминтолог, профессор Кендаль. Неоднократно беседовал с ним, поделился опытом создания сети научно-исследовательских учреждений, рассказал о главнейших направлениях научных работ.

В ноябре защитил кандидатскую диссертацию мой аспирант при кафедре паразитологии Московской ветеринарной академии молодой вьетнамец Буй Лап. Защита прошла блестяще. Это первый и пока единственный ученик — представитель героического вьетнамского народа: молодой, умный, преданный гельминтологии. Он уехал к себе на родину и организовал на ветеринарном факультете сельскохозяйственного института в Ханое кафедру паразитологии.

Вскоре после этого очень памятного для меня события произошло другое: Иллинойский университет Соединенных Штатов Америки прислал небольшую книгу — «Определитель трематод животных и человека», снабженную многочисленными таблицами и 919 рисунками. В аннотации к этой книге ее редактор профессор Араи писал: «Это первое издание определителя трематод, извлеченное из 20 томов монографии К. Скрябина и его сотрудников. В этом английском переводе даются не только определительные таблицы разных групп трематод, но и приведены литературные справки русских работ по 919 описанным видам всех родов, охваченных 20 томами. Эти тома будут служить в качестве основного источника познаний трематод и эпидемиологии вызываемых ими заболеваний на многие десятилетия, причем нерусские гельминтологи, не имея возможности обращаться ко всей монографии в целом, оказываются в менее выгодном положении, чем русские. Английский перевод всей монографии был бы весьма желателен, но в настоящее время невыполним».

Получил известие, что 4 ноября 1965 года я наряду с другими советскими учеными и деятелями культуры избран иностранным членом Сербской Академии наук. Послал благодарственную телеграмму и сообщил, что, если позволит здоровье, в будущем году приеду в Белград и выступлю с докладами в Академии наук и перед студенческой молодежью.

Пережил радостное событие: в 1965 году кадры моих учеников пополнились одиннадцатью докторами наук. Такого «урожайного» года в моей практике еще не бывало! И еще одно обстоятельство принесло мне большое удовлетворение: мой ученик, доктор биологических наук Константин Минаевич Рыжиков, общим собранием АН СССР был избран членом-корреспондентом Академии.

Я уже писал о том, как долго добивался этого. Помогло письмо в Центральный Комитет КПСС. 5 июля мне позвонили из ЦК и сообщили, что просьба моя удовлетворена: выделена дополнительная единица члена-корреспондента гельминтолога по отделению общей биологии.

Я чрезвычайно благодарен Центральному Комитету КПСС за чуткое отношение к моей просьбе: это поистине веха в истории гельминтологии.

1965 год был богат переменами и в ВАСХНИЛ. Сложил свои полномочия М. А. Ольшанский, президентом стал Павел Павлович Лобанов.

П. П. Лобанов прошел жизненный путь, характерный для ученого нашего времени и нашей страны. Успешно окончив рабфак, П. П. Лобанов поступил учиться в Тимирязевскую академию на агрономический факультет. По опыту преподавателя знаю, как нелегко было рабфаковцам в высших учебных заведениях. Но они были людьми удивительно упорными и целеустремленными. Они восхищали меня своим отношением к учению.

Но вернусь к П. П. Лобанову. Окончив «Тимирязевку», он стал уездным агрономом в Костроме. Уезд был большой — 13 волостей, и работы в нем — непочатый край. Свою деятельность Лобанов начал с организации агроучастков. Вскоре агроучастки стали пользоваться у крестьян большим авторитетом: они были своеобразной агрономической школой для всех, кто хотел учиться. Молодого агронома выдвинули на должность технического директора совхоза, и хозяйство пошло в гору. Работая, он продолжал упорно учиться. И вот П. П. Лобанов — заведующий кафедрой института землеустройства, затем — директор сельскохозяйственного института. Позднее его назначили министром сельского хозяйства РСФСР, потом — заместителем председателя Совета Министров СССР. И теперь П. П. Лобанов стал президентом Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина.

Ветеринарная общественность стремилась к тому, чтобы в ВАСХНИЛ было создано специальное отделение ветеринарии, независимое от отделения животноводства, которое ведало бы всеми ветеринарными вопросами. Я вручил П. П. Лобанову соответствующую записку, которую он одобрил и обещал поставить этот вопрос в более высоких инстанциях.

Весь мир заговорил о полете корабля «Восток-2», о подвиге космонавтов П. Беляева и А. Леонова. И это понятно: впервые в истории человек вышел в космическое пространство, плавал в космосе, проводил научные исследования, после чего вернулся благополучно на корабль. Интересное время, полное неожиданностей и достижений!

В конце октября меня пригласили в отдел науки ЦК КПСС на совещание, посвященное деятельности отделения общей биологии АН СССР. Собралось 35 биологов разных профилей, члены бюро, директора институтов и секретари парторганизаций. Докладчиком был Б. Е. Быховский, академик — секретарь отделения общей биологии АН СССР. Он говорил дельно, критиковал много уродливых явлений, имевших место в биологической науке. Начались прения. Все выступавшие, в том числе и я, поддержали основные идеи, высказанные Б. Е. Быховским. В своем выступлении я резко осудил разделение биологических наук на описательные и экспериментальные, говорил, что наиболее ярые сторонники этого разделения додумались до того, что первые науки стали называть «армейскими», а вторые «гвардейскими». К разряду «армейских» был причислен весь комплекс зоологических и ботанических наук, другими словами, все науки, изучающие органическую природу планеты. Такая, с позволения сказать, классификация отталкивала молодых ученых от проблем зоологии и ботаники: зачем избирать «армейскую» профессию, когда они могут быть сразу «гвардейцами»? Говорил я также о необходимости более близкой и более действенной связи биологических отделений АН СССР, ВАСХНИЛ и Академии медицинских наук, которые явно недостаточно координируют свою работу, что в конечном итоге вредит и науке, и народному хозяйству. Говорил, наконец, о необходимости привлекать больше молодежи к изучению биологических наук, не забывая того, что гармония может быть достигнута лишь при условии дружной работы ученых трех поколений: старшего, среднего и самого молодого.

…Новый, 1966 год мы встретили в санатории «Узкое». Я почти ежедневно ездил в Москву, поскольку мне, несмотря на мои 88 лет, приходилось выполнять десяток различных обязанностей. Как и прежде, я занимался научной работой, подготовкой молодых кадров. К тому же было много разнообразных общественных нагрузок. Конечно, кое-что изменилось. Отпали, например, заграничные поездки: запретили врачи. И все-таки в 1966 году я 94 раза выступал с докладами в самых различных научно-исследовательских учреждениях и общественных организациях.

1968 год. Жизнь течет, и ее движение несет бесчисленные перемены. Сын Георгий — уже член-корреспондент Академии наук, директор Института биохимии и физиологии микроорганизмов. Он часто ездит за границу в научные командировки, на различные съезды, конгрессы и симпозиумы; был в США, Японии, Англии, Италии, Канаде, Мексике, Индии, Швеции, Франции. Сын влюблен в свою работу, а это всегда обеспечивает успех.

Сергей на севере в 1958 году попал в катастрофу, перенес несколько тяжелых операций, около года пролежал в московских госпиталях. Врачи запретили ему работать на севере. Сейчас он — директор опытно-производственного хозяйства «Милет» при Министерстве сельского хозяйства СССР.

Наша внучка Лиза работает научным сотрудником ГЕЛАНа, завершает кандидатскую диссертацию «Гельминтофауна осетровых рыб земного шара». Она много раз участвовала в работах экспедиций, была на Дальнем Востоке, в бухте Тикси, на реке Лене, в устье Дуная, на Азовском и Каспийском морях. Мне приятно, что внучка стала гельминтологом.

И другие мои внуки постепенно встают на ноги. Говорят, они способные молодые люди.

Александр и Константин — биологи. И только Андрей выбрал себе другой путь — он окончил Московский авиационный институт и работает инженером.

Седьмого декабря 1968 года мне исполнилось 90 лет, и в связи с этим, не столь приятным для меня фактом, три академии — Академия Наук СССР, Академия медицинских наук и ВАСХНИЛ, Министерство здравоохранения СССР, Министерство сельского хозяйства и другие организации провели торжественное заседание.

Как принято в таких случаях, юбиляру преподносились адреса и говорилось много приятных вещей. Мне кажется, все юбилеи похожи друг на друга, и я не стал бы говорить об этом, если бы не рассматривал свой юбилей как определенный итог развития советской гельминтологии.

С волнением и признательностью слушал я все выступления, и передо мной вставало мое прошлое, вся моя жизнь, картина становления, развития и расцвета гельминтологической науки.

Торжественное заседание проходило десятого декабря в актовом зале Московского университета. Большой зал был переполнен. Пришли не только москвичи, здесь были гости почти из всех наших республик и из многих зарубежных стран. Их привела в этот зал гельминтологическая наука.

Я слушал доклад моего ученика, вице-президента Всесоюзного общества гельминтологов, академика ВАСХНИЛ, директора ВИГИСА Владимира Степановича Ершова, и в душе гордился, что вырастил немало ученых, которые внесли значительный вклад в развитие отечественной науки.

Я был глубоко благодарен президенту Академии наук СССР Мстиславу Всеволодовичу Келдышу за его слова о том, что этот юбилей — не только праздник нашей гельминтологической науки, но и примечательная дата в жизни всей советской науки.

Меня чрезвычайно тронуло выступление старого большевика, члена партии с 1896 года профессора Федора Николаевича Петрова.

Он говорил:

— Я помню то время, когда впервые Владимир Ильич разработал программу построения научных институтов, научной работы, тесно связанной с задачами социалистического строительства. И вы были в числе тех ученых, которые связали свою жизнь с деятельностью нашей партии, с осуществлением великих идей Владимира Ильича Ленина…

С большим волнением выслушал я обращенные ко мне слова Федора Николаевича:

— Дорогой Константин Иванович! Я считаю, что вы в своей деятельности шли большевистским путем, вы были настоящим, подлинным беспартийным большевиком, который шел в ногу с партией и выполнял все решения политические, идейные, философские и практические, которые наша Коммунистическая партия Советского Союза давала всей науке, всей нашей стране, всем строителям коммунизма…

Выступали представители от наших республик. Каждый говорил много добрых слов, и каждый рассказывал о росте гельминтологической науки. Когда выступал секретарь ЦК Коммунистической партии Узбекистана Н. М. Матчанов, я вспоминал дни и месяцы, проведенные в республике, своих учеников. К юбилею они прислали мне много писем. В частности, из Бухары мне писали: «Рады сообщить Вам, что в области реализована Ваша идея девастации ценуроза. Специальная комиссия тщательно обследовала состояние овцеводства на большой территории и больных ценурозом животных не обнаружила».

Тов. Матчанов в своем выступлении сообщал, что указом Президиума Верховного Совета Узбекской ССР мне присвоено почетное звание заслуженного деятеля науки Узбекской ССР.

Президент Академии наук Киргизской ССР К. К. Каракеев сообщил, что исполком Фрунзенского городского Совета удостоил меня звания почетного гражданина города Фрунзе.

Я слушал выступления и вспоминал очень многое. Пришла на память поездка в Париж в августе 1930 года. Тогда заседало Международное эпизоотическое бюро, на котором я присутствовал впервые, и зарубежные ученые с нескрываемым любопытством смотрели на меня. Они наперебой расспрашивали о том, действительно ли в Советской России ученым живется очень тяжело (об этом кричала на все лады буржуазная пропаганда). Да и сейчас кое-где за рубежом время от времени появляются опусы о «тяжелой судьбе» ученых в Советской стране.

И как бы в ответ на мои воспоминания и раздумья, выступает первый секретарь Чимкентского обкома КПСС В. А. Левенцев и, обращаясь ко мне, говорит:

— По поручению бюро областного и городского комитета партии, областного и городского Совета депутатов трудящихся разрешите вам вручить диплом, ленту и ключ от нашего города как почетному гражданину нашего города, а также памятный подарок — наш казахский национальный халат…

А от Академии наук Казахской республики академик С. Н. Боев преподнес мне три издания, посвященных моему юбилею: два номера «Вестника Академии наук Казахской ССР» и сборник работ по гельминтологии Казахстана. В этой республике с развитым животноводством дегельментизация проводится строго организованно и поистине в массовых масштабах. В 1967 году здесь обследовали и оздоровили от гель-минтозов 93 миллиона животных. За последние семь лет заболеваемость гельминтозами животных снизилась в 2,5 раза, а падеж — в 5 раз. В республике большую работу ведет научно-исследовательский ветеринарный институт. Им с 1947 года бессменно заведует Р. С. Шульц, о котором я не раз говорил в этой книге. Он один из моих старших учеников, и мне было особенно приятно слышать от него о достижениях гельминтологии в Казахстане, о ее кадрах.

— Совершенно особо вас поздравляет, — говорил Рихард Соломонович Шульц, — гельминтологический отдел нашего Казахского научно-исследовательского института, где работают наши с вами ученики, а вернее сказать, мои ученики, а ваши внуки, которые глубоко восприняли ваши идеи и в меру своих сил работают в области гельминтологической науки и практики…

В заключение мой старший ученик сказал много волнующего для меня:

— Я был счастлив, когда сорок четыре года тому назад вступил в вашу лабораторию.

Вы помните мое первое письмо? Я знаю, что вы его помните. Я отвечал на ваше письмо, в котором вы приглашали меня стать вашим ассистентом. Я не только с восторгом и радостью воспринял его. У меня, что называется, «в зобу дыханье сперло».

И сейчас, вспоминая все это, я нисколько не жалею о том, что отклонился от той линии, которой должен был придерживаться согласно своему образованию и диплому…

Потом Шульц обернулся к моей жене, которая сидела в президиуме рядом со мной:

— Дорогая Елизавета Михайловна! — говорил мой старший ученик. — Несколько слов хочу сказать вам. Сколько времени проведено вместе в экспедициях, сколько рек мы проплыли на пароходах, сколько километров одолели на поездах… Вы работали наравне со всеми, занимались гельминтологическими вскрытиями, не делая себе ни малейших послаблений и являя пример другим…

Президент Грузинской Академии наук академик Н. И. Мусхелишвили рассказал об успешном развитии в республике паразитологии и гельминтологии.

— Я хотел добавить, — сказал он в заключение, — уже не от имени грузинских ученых, а от имени всех тех, кому под 80 лет. Когда мы смотрим на вас, у нас прибавляется сил, потому что мы видим, как можно работать, будучи старше 80 лет. Ваш оптимизм передается нам, и ваша невероятная работоспособность вызывает у нас желание работать…

Директор Зоологического института Академии наук Туркменской ССР Н. А. Ташлиев говорил о том, что начатые мною еще в 1921 году гельминтологические исследования в Туркменистане успешно продолжаются моими многочисленными учениками. Та же мысль прозвучала в речи академика А. П. Маркевича.

— Украинцы вам глубоко признательны за то, — сказал он, — что уже в первые годы Советской власти вы начали на территории Украинской ССР планомерное гельминтологическое обследование. Мы признательны также и за большую помощь, которую ВИГИС оказал нам в подготовке гельминтологических кадров для научной работы.

Выступали представители академий наук Армянской, Таджикской, Азербайджанской и других республик.

Выступавший от Академии наук Литовской ССР профессор В. И. Гирдзяускас напомнил мне, как вскоре после войны я приехал в Литву и поставил перед учеными республики вопрос о налаживании гельминтологического дела.

— Тогда вы сказали, — продолжал Гирдзяускас, — что Литва на гельминтофаунистической карте представляет белое пятно. Теперь это пятно исчезло с карты гельминтологии Советского Союза. Гельминтология, как и другие науки, процветает в нашей республике.

От сибиряков выступали директор Научно-исследовательского института ветеринарии доцент Копырин и учительница школы города Красноярска Е. В. Юдинцева. Она говорила:

— Я хочу вас поздравить Константин Иванович и сказать, что интерес наших учащихся к биологии с каждым годом возрастает. Наши школьники, начиная с б-го класса, не только могут правильно произносить слово «гельминтология», но и знают, что означает эта наука; они знают, что такое девастация, и очень хорошо знают основоположника советской гельминтологии Константина Ивановича Скрябина…

На юбилей приехало много зарубежных гостей: из Болгарии, Румынии, Польши, ГДР, Чехословакии, Венгрии, Монголии, Югославии, США, Мексики, ФРГ, Индии и т. д.

Румынский гельминтолог профессор Ольтяну так закончил свое выступление:

— Для гельминтологов всех стран земного шара сегодня большой и радостный праздник. И нет на свете ни одного гельминтолога, который, приветствуя вас в день вашего юбилея, не чувствовал бы, что этот праздник является праздником гельминтологической науки и практики. И это вполне естественно, потому что ваша жизнь, ваша научная деятельность неразрывно связаны с процессом создания и развития гельминтологического дела…

Теплым и сердечным было выступление от имени президиума Словацкой Академии наук академика Яна Говорки.

Вручая мне награду Словацкой Академии наук — золотую медаль, он сказал:

— …Вы внесли великий вклад в развитие гельминтологической науки всего мира, в развитие науки в Чехословакии и особенно в дело развития Института гельминтологии Словацкой Академии наук.

Этому же посвятил свою речь и член-корреспондент Чехословацкой Академии наук Богумил Ришавы, который говорил о большой помощи советских гельминтологов чехословацким коллегам.

Президент Болгарского общества паразитологов член-корреспондент Болгарской Академии наук Павел Павлов напомнил, что советские ученые очень много помогали и помогают Болгарии в борьбе с гельминтозами. На эту тему говорили также академик Польской Академии наук Владимир Михайлов, венгерские ученые профессор Тибор Кобулей и профессор Нанашер, гость из Германской Демократической Республики профессор Гиппе, монгольский паразитолог доктор Чойджо, а также югославские товарищи: академик Иво Бабич, профессора Златибор Петрович, Яков Рукавина.

Тепло и темпераментно выступил профессор Кабаллеро из Мексики. Он горячо поздравил меня с юбилеем и дал высокую оценку советской гельминтологии, успехи которой оказывают большое влияние на развитие этой отрасли науки в других странах.

Из Федеративной Республики Германии на юбилей приехал профессор Эннинг. В 1963 году я участвовал в работе 17-го Интернационального ветеринарного конгресса в Ганновере. И здесь мне был вручен диплом почетного доктора ветеринарной медицины Высшей ветеринарной школы г. Ганновера. В дипломе меня называли «Нестором гельминтологической науки».

Профессор Эннинг сказал, что он прибыл на юбилей от ректората и сената Высшей ветеринарной школы, чтобы поздравить «своего почетного доктора». Он также подчеркнул роль советских гельминтологов в развитии международной паразитологической науки и в организации борьбы с паразитарными болезнями человека и животных.

Гость из Соединенных Штатов Америки профессор Рауш отметил, что успех его исследований на Аляске во многом зависит от тех работ, которые проводят академик Скрябин и его ученики в области гельминтологии.

Слушая выступления, приветствия и рассказы о работе ученых самых различных стран, я снова и снова думал о том, что рост международного авторитета советской гельминтологической науки — закономерное явление.

Мы всегда стремились помочь зарубежным коллегам организовать на базе их научных учреждений самостоятельные гельминтологические лаборатории по типу аналогичных советских учреждений. Мы не уставали держать деловой контакт со специалистами-гельминтологами зарубежных стран, а с некоторыми у нас налажены самые дружественные взаимоотношения. Мы никогда не жалели сил для оказания помощи в подготовке и формировании молодых научных кадров гельминтологов, двери наших научных учреждений гостеприимно открыты для зарубежных специалистов.

И вот еще о чем думалось: во всех выступлениях сквозила мысль о гуманизме нашей науки, о служении человеку. Это симптоматично, что мир признал наши достижения, учится у нас не только методам борьбы за оздоровление людей, животного и растительного царства, но и гуманизму нашей науки. А учиться у нас есть чему. Успехи наши значительны, потому что партия и государство всегда шли навстречу ученым.

С каждым годом все шире развертывается планомерное и всестороннее наступление на гельминтов, чтобы добиться полного их уничтожения: так осуществляется мое учение о девастации гельминтов, и я совершенно уверен, что наступит день, когда животный и растительный мир освободится от биологического паразитизма. Мы к этому стремимся. Мы в силах это осуществить.