О русском воровстве, особом пути и долготерпении

Наказание шпицрутенами.
Отвратительное действо, перенятое, кстати, из прусской армии. Даже слова русского для предмета пыток - и то не смогли подобрать

Екатерину Великую дворянство боготворило - «Золотой век Екатерины». Но и в ней ценили вовсе не любовь к парадным платьям и роскошным каретам.

Екатерина у А. С. Пушкина ведет себя как раз в полном соответствии с народным идеалом простоты, в том числе и простоты в одежде и украшениях. Пожилая дама, которую встречает Маша Миронова, капитанская дочка, в садах Царского села, выглядит как небогатая дворянка.^[207] Чтобы читатель мог полюбить Екатерину, Пушкин просто не мог описать ее иначе.

Малокультурная и грубая Анна Иоанновна - Хлынов в юбке, и при том Хлынов или Тит Титыч на случайно занятом ею троне. В народное сознание, в том числе в сознание дворянства она вошла именно как «ненастоящий» царь.

Екатерина II имела права на престол еще меньше чем Анна, но она вела себя так, что стала в представлении людей «настоящей царицей». То есть вела себя просто, естественно и при том поддерживала идеи просвещения, сама писала фельетоны и пьесы, помогала Сумарокову и Державину.

И высшие царедворцы XVIII века оценивались так же. Расфуфыренный, как павлин, Шувалов вообще не оставил о себе никакой памяти в народе.

Прочно запомнился Алексей Орлов, который любил кулачные бои, в праздники ходил по улицам Москвы и разговаривал с «простым народом». Единственным украшением, которое носил до конца своих дней Алексей Орлов, был простой железный перстень, подаренный Сен-Жерменом. Он же вносил правки в переводы с французского, если переводчики врали.

Григорий Потемкин мог бы, при желании, есть исключительно фуа-гра на золоте. Но он, составляя сложнейшие планы развития артиллерийского парка России и чертя сложные формулы, прихлебывал обожаемые им кислые щи из стеклянной бутылки с широким горлышком, чтобы не накапать на чертежи.

Александр Пушкин знал историю, как профессиональный историк. Писал стихи на французском языке,^[208] профессионально фехтовал и стрелял из пистолетов, а сидел на коне так, что во время путешествия на юг получал предложения вступить на военную службу. И при том тратил деньги на книги, а не на наряды. Не будь Пушкин прост и доступен, и ему не стать бы народной легендой.

Все эти люди, и цари, и царедворцы, и «рядовые» дворяне (как камер-юнкер Пушкин) в глазах иностранцев сочетали несочетаемое: относительно низкий уровень потребления и абсолютно высокий уровень культуры. А свое высокое положение в обществе ценили совсем не в такой степени, в какой это казалось естественным для европейцев.

Как писал Николай Некрасов, перефразировав недоуменные слова графа Ростопчина, сказанные после восстания декабристов:

В Европе сапожник, чтоб барином стать,

Бунтует, - понятное дело!

У нас революцию сделала знать:

В сапожники, что ль, захотела?…^[209]

Впрочем, пока мы говорили о бытовой неприхотливости русских и о нашем долготерпении в области повседневной жизни. Миф же - не только об этом. Якобы русские неприхотливы и в общественной жизни. Их устраивает жесткость, даже жестокость властей. Им нравится быть рабами начальства.

Проверим, насколько это соответствует действительности.