О вечном. Избранная лирика

Веселые, мой друг, настали времена,

Хмельные от любви, шальные от вина,

Спешит помолодеть земля, так отчего же

И нам, подобно ей, не сделаться моложе!

Взгляни на голубей, на ласточек взгляни:

Топорщат перышки, целуются они,

Садятся парами на ветки и на крышу,

Весь день завидное я воркованье слышу.

Взгляни на древний дуб и юную лозу,

Что тянется к ветвям могучим, а внизу,

Скользя среди травы, младенчески зеленой,

По мшистому стволу змеится плющ влюбленный,

Целуя теплую шершавую кору.

Или не слышишь ты, как плачет ввечеру

Эгейский соловей, певец печали вечной,

Как жалуется он на грех бесчеловечный

Терея и всю ночь над зеленью кустов

Погибель Итила оплакивать готов.

Он свищет, щелкает, гремит, рыдает, стонет,

То песню оборвет, то в новых трелях тонет,

Никем не выучен искуснейшей игре,

Тоскует о своей загубленной сестре.

Или не видишь ты, как травы луговые

Меняют свой наряд, пестрят, горят впервые

За этот год, — взгляни: наяды у воды

Сбирают урожай фиалок, а сады

Уже гудят от пчел, и легким хороводом

Кружатся бабочки под тихим небосводом,

И крылья тонкие проворных мотыльков

Срывают аромат весенних лепестков…

Нам в эти месяцы, когда прошли невзгоды,

Грешно не обмануть завистливые годы.

До дряхлой старости осталось полшага,

Ты слышишь, Смерть бредет, проклятая брюзга,

И надо ей назло продлить наш праздник шумный,

Пока цветущий май, повеса неразумный,

Нам душу веселит, и от его речей

В усталом сердце кровь вскипает горячей.

А стукнет семьдесят, совсем иное дело,

Но чтоб уныние тобой не овладело,

Займись пасьянсами, поигрывай в триктрак,

Нас годы приведут в страну, где вечный мрак,

И не покинуть нам загробную пещеру,

Или солгал Катулл? — я принял все на веру.

Я знаю, ты к себе взыскателен и строг,

Какой однажды мне ты преподал урок! —

Твой благородный лоб не бороздят морщины,

И в целом мире нет галантнее мужчины:

При виде барышень или пикантных дам

Спешишь ты выказать презрение к годам.

Ты Аполлону друг, он кровь твою торопит,

И кубок Бахуса еще тобой не допит,

И в этом схожи мы: я прочь гоню хандру

И лицемерную бесчестную игру,

Покорность Бахусу храню и Цитерее,

Но Фебовой стрелы не видывал острее,

И если оступлюсь, не я тому виной:

Ведь так заведено Природой, а не мной.

В полубеспамятстве, дышать и то не в силах,

Я жаждал смерти, — кровь остановилась в жилах,

Вконец измученный любовною борьбой,

В изнеможении лежал я пред тобой.

Язык мой высохший как будто слипся с нёбом,

«Прощай, — подумал я, — мы встретимся за гробом», —

В ушах — зловещий звон, перед глазами — мгла,

На грудь твою рука бессильная легла,

Казалось, в проклятом исчезну я Эребе,

В краю, где царствовать Плутону выпал жребий,

Куда не попадет вовеки свет дневной,

И вот уже ладья Харона предо мной.

Я умирал, но ты к губам моим припала,

Блаженной смерти ты меня не уступала,

Был долог поцелуй, лишь смех дразнящий твой

На миг прервал его, и я, полуживой,

Воспрянул, ощутив живительные токи,

И змейкою вился твой язычок жестокий,

Вливая в грудь мою сжигающий бальзам:

Он солнце щедрое вернул моим глазам,

И лодка Старика, что перевозит души,

Должна теперь без нас уплыть к счастливой суше,

Оставленной для тех, кто подлинно влюблен,

Так поцелуем был навек я исцелен.

И все ж, любимая, в тот час, когда насквозь я

Пронизан сумраком, когда пылает Песья

Звезда, молю тебя, подобною ценой

Не утоляй мой пыл и мой пафосский зной.

О перемирии взываю я в надежде

От смерти уберечь обоих нас, но прежде,

Не философствуя, сказать тебе позволь:

От наслаждения неотделима боль.