Обещай мне

Глава 13

Корт оглядел небольшую яхту, стоящую на стапелях.

– Что скажете, ваша милость? Пойдет?

– Пойдет, – лаконично ответил он. Грациозное одномачтовое судно, перед которым стояли Корт и старый корабел, имело несложный такелаж:

из парусов были предусмотрены только передний и грот. Должно пройти по меньшей мере несколько лет, прежде чем Кит в одиночку справится даже с таким маленьким судном, думал Корт, но под присмотром взрослого он сможет плавать в бухте Галлс-Нест уже в скором времени. Настанет день, и у него появятся братья и сестры, которых будет так увлекательно брать на морскую прогулку…

– Кливер можно увеличивать или уменьшать, как пожелает ваша милость, – говорил Поль Бонна с законной гордостью созидателя. – Все зависит от того, какая площадь паруса вам потребуется. Как вы и просили, я сконструировал эту красотку специально для одиночного плавания. Малютка на вид, но в море обгонит любую яхту с той же легкостью, с какой стриж обгоняет голубя.

Поль стащил с головы потертую рабочую шапочку и расчесал пятерней редеющие волосы. Корт не сомневался в словах старого мастера. «Белокурую ведьму» тоже строил Боннэ, и шхуна вышла прочной, устойчивой и вдобавок красивой. Будь он проклят, если позволит родному сыну выйти в море на судне, надежном не на все сто процентов!

– Я бы хотел, чтобы она оказалась в Галлс-Нест уже завтра утром. Это возможно?

– Для меня будет честью собственноручно привести ее туда, ваша милость, – ответил старый корабел, яростно нахлобучивая шапку. – Чуть свет вы увидите этот парус в бухте.

– Прекрасно. – Корт улыбнулся, живо представив себе лицо Кита, когда он узнает что маленькая яхта его. – Он будет рад…

– Без сомнения, ваша милость, без сомнения, – подхватил Боннэ, сообразив, о ком идет речь. – Ваш сын обрадуется такому подарку.

Несколько секунд Корт смотрел на него с удивлением, задаваясь вопросом, откуда в Гиллсайде известно о том, кем ему приходится Кит.

– Сегодня утром я был на рынке, – объяснил Боннэ, – и видел вас с женой и сыном. Должен сказать, ваша супруга очень хороша собой, а мальчик – живой ваш портрет. Я сразу понял, для кого строилась эта крошка.

Похоже, старый мастер был в восторге от собственной проницательности.

Корт открыл было рот для возражений, но только пожал плечами. Любой, кто видел его вместе с Китом, без труда догадался бы, что они отец и сын.

– Вы правы, яхта для моего сына.

– Да ведь дети и сами – подарок судьбы! – воскликнул Поль Боннэ, снова раздуваясь от гордости, теперь уже иного рода. – У нас с женой их восемь, ребятишек-то, четыре мальчика и четыре девочки. Парней я пристроил к корабельному делу, всех до единого. Да и как было иначе – они с пеленок только кораблями и бредили. Небось, и внуки такими же вырастут. Семейное дело, изволите видеть. Так оно бывает, что море у человека в крови, и нет ему другой дороги, кроме как по стопам отца и деда.

– Я тоже не остановлюсь на одном, – признался Корт неожиданно для себя.

Представив себе Филиппу на последнем месяце беременности, он не смог удержать дурацкой счастливой улыбки. Мастер добродушно ухмыльнулся в ответ, но, поскольку он давно простился с коренными зубами, улыбка вышла такой забавной, что Корт засмеялся.

– Правда, восемь, пожалуй, будет многовато, – добавил он. – Я бы остановился на шести.

– Шестеро тоже неплохо, ваша милость, – вдумчиво заметил Бонна, почесывая кончик носа. – Шесть – это хорошее число, аккурат половина дюжины.

Оба снова повернулись к яхте и некоторое время молча созерцали ее. От прекрасного творения рук старого корабела трудно было отвести взгляд.

– Что ж, ваша милость, работа завершена, осталась только самая малость. – Боннэ подмигнул и склонил голову в ожидании. – Не догадываетесь? Нужно окрестить ее!

– Ах, это… что ж, я уже придумал название. Это будет «Чайка вторая».

– Хм, – буркнул мастер, поднимая кустистые брови. – Помнится мне, видел я как-то давно шлюп по имени «Чайка». Уж не в его ли честь вы назвали свою яхту?

– Да, тот шлюп принадлежал мне и моему брату.

Неясное беспокойство охватило Корта, как это всегда бывало, когда он вспоминал о Крисе. Но потом его взгляд упал на только что построенную яхту, и горечь сожалений сменилась надеждой. Мастерски сработанное судно было для него символом новой жизни, возрождения. Все его мальчишеские мечты воплотятся в сыне. Только теперь он понял, почему леди Августа с первого же взгляда так привязалась к правнуку. Кит был живой и трепетной нитью, связавшей прошлое и будущее.

Подчиняясь внезапному порыву, Корт обнял старого корабела.

– От души благодарю вас, Боннэ! Вы превзошли самого себя.

Мастер смутился. Впервые на его памяти аристократ позволил себе подобный жест по отношению к нижестоящему.

– Ваша милость, можете быть спокойны: вашему парнишке ничего не грозит на борту «Чайки второй», – пробормотал он, отчаянно шевеля бровями. – Слово корабела!

Мужчины обменялись рукопожатием, и Корт направился к выходу. А Бонна, глядя ему вслед, думал с улыбкой, что сегодня ему будет что порассказать у семейного очага.

Визит на верфь занял даже меньше времени, чем предполагал Корт, поэтому он не спеша прошелся пешком до Сент-Данстин-лейн. Огибая угол, он узнал яростный тоненький лай щенка, купленного для Кита. Он ускорил шаг, и сцена, представшая перед ним, привела его в ярость.

Филиппе заступили дорогу два морских офицера младшего звания, один из них даже набрался наглости схватить ее за локоть. Кровь бросилась Корту в голову.

Убить мерзавцев!

Он бросился вперед со всей быстротой, какую позволяла искалеченная нога.

Негодяй, державший Филиппу за руку, был крепок на вид. Темные волосы, слишком длинные для военного моряка, свисали на ворот мундира. Его приятель был белобрысым и тощим. Корту случалось слышать о том, что учиняли на берегу моряки с судов, на которых дисциплина была не в чести.

Филиппа, тщетно стараясь разжать вцепившиеся в ее локоть пальцы, шаг за шагом отступала к мостовой, подальше от сына. У двери дамского салона валялось несколько свертков: видимо, она уронила их от неожиданности.

– Кит, вернись в магазин! – говорила она дрожащим голосом. – Иди же, скорее!

– Сейчас же отпустите мою маму! – не обращая внимания на ее слова, повторял мальчик, дергая наглеца за полы мундира. – Не смейте ее трогать!

Чувствуя негодование своего маленького хозяина, щенок-терьер наскакивал на моряков, отчаянно тявкая.

Наконец темноволосому надоело отмахиваться от мальчишки, он выругался и так толкнул Кита, что мальчик, отлетев на несколько шагов, шлепнулся на тротуар, издав возмущенный вопль. Уже в следующую секунду он вскочил и начал осыпать своего обидчика проклятиями по-итальянски.

– Что вы делаете! – воскликнула Филиппа в ужасе. – Ведь это ребенок! Как вы смеете так вести себя!

Вне себя от возмущения, она ударила темноволосого своим маленьким кулачком. Это не отрезвило наглецов, а только распалило. Белобрысый упер руки в бока и разразился смехом, похожим на лошадиное ржание, неожиданное для такого тощего субъекта.

– И мне, и мне тоже парочку таких вот тычков! – . завопил он. – Эй, старина Джордж, похоже, ты присмотрел нам славную юбчонку. Эк ее разбирает! Да ты ей понравился, приятель!

Оба были так поглощены волнующим приключением, что не заметили приближения Корта. Оказавшись на расстоянии удара, он размахнулся и нанес тростью весельчаку сокрушительный удар набалдашником, как раз повыше уха. Белобрысый захлебнулся своим идиотским смехом и рухнул на мостовую.

Пораженный внезапностью нападения, темноволосый тем не менее не отпустил Филиппу, а еще крепче вцепился в ее руку. Корт рванулся вперед, но в грудь ему уперся ствол пистолета. На губах обидчика беззащитных женщин появилась неприятная улыбка.

Корт поймал полный ужаса взгляд Филиппы. Она была очень бледна и дрожала всем телом.

– Ладно, господин хороший, иди своей дорогой, – насмешливо заявил офицер. Как видно, он успел принять немалое количество спиртного, потому что глаза его были налиты кровью и мутны. – У нас тут свой задушевный разговор, и тебе до него нет дела. Ничего с этой мордашкой не сделается. Таких разряженных красоток наш брат моряк не трогает, да и мы с Джорджем не хотели ее обижать. Мы ей представились по всей форме, а она возьми да и надуй губы, будто мы какие-нибудь грязные сухопутные крысы.

Он был сильно пьян, но ровно настолько, чтобы быть опасным.

– Вот что, господин хороший, – – холодно передразнил его Корт, – держи руки подальше от моей жены. Если ты уберешься как можно скорее, я не подам на тебя жалобу.

–Что? – опешил темноволосый. – Это… ваша жена?

Дуло пистолета дернулось и начало опускаться. Корт продолжал, не сводя с него глаз.

– Не знаю, кто ваш капитан, ребята, но кто бы он ни был, ему вряд ли понравится, что его офицеры оскорбили супругу пэра… и уж он постарается смыть с вас позор крепким линьком.

В стеклянных глазах темноволосого появилось подобие разумной мысли. Взгляд его обратился к женщине, руку которой он продолжал удерживать. Кажется, он наконец сообразил, что это леди.

Не дожидаясь, пока он опомнится, Корт ударил его тростью по запястью руки, сжимавшей пистолет. Оружие упало на мостовую. И тогда Корт, опираясь на трость, чтобы не потерять равновесие, впечатал кулак прямо в нос своему противнику. Послышался хруст, голова офицера мотнулась, форменная фуражка свалилась на тротуар, но сам он устоял, и реакция его была молниеносной: он ударил Корта поддых.

Удар был настолько мощным, что Корта развернуло в сторону, и искалеченная нога подломилась. Уже теряя равновесие, он сумел размахнуться тростью. Получив толчок под коленки, не устоял на ногах и его противник. Почти одновременно они повалились на тротуар в нескольких шагах друг от друга. Корт упал больной ногой на каменный бордюр, но, не обращая внимания на острую боль, дотянулся до темноволосого и через секунду уже оказался сверху, всей тяжестью придавив того к земле. К счастью, при падении он не выпустил трости и теперь с силой надавил ею на горло противника. Лицо матроса от нехватки воздуха стало багровым, глаза вылезли из орбит.

– Ваша милость, теперь вы можете отпустить негодяя, – раздался над ухом Корта незнакомый, но дружелюбный голос. – Предоставьте его нашим заботам, и он получит свое.

Краем глаза Корт заметил маячившую поблизости фигуру констебля. Больше всего ему хотелось нажать на трость еще разок, изо всех сил, но он заставил себя отвести орудие мести от ненавистного горла. Когда он поднимался на ноги, словно тысячи раскаленных игл разом заворочались в больной ноге, но он только выругался сквозь стиснутые зубы. У его ног давился собственной кровью моряк, держась обеими руками за шею.

Обуздав свою ярость. Корт потерял к нему интерес и теперь думал только о тех, к кому пришел на помощь.

Филиппа сидела на корточках перед 'Китом, лихорадочно ощупывая его руки и ноги. Потом она стиснула сына в объятиях, и ее блуждающий взгляд обратился к Корту. Казалось, она не узнает его.

– Что с тобой? – встревоженно и оттого резко спросил он, подходя ближе. – Что-нибудь с Китом? Если эти ублюдки сделали ему или тебе больно… Ярость снова плеснулась в нем, заставив на мгновение зажмуриться. Филиппа как будто опомнилась и судорожно замотала головой.

– Нет… о нет… ничего такого не случилось… снами Bce в порядке, милорд, – лицо ее жалобно сморщилось. Словно она готова была расплакаться, но удержалась, Прижав ладонь к дрожащим губам. – Я только думала… Я боялась, что вы… что он… я думала, он вас… О Боже!. Тем временем появился второй констебль. – Я уже знаком с этими нарушителями спокойствия, – сказал он с оттенком презрения. – Еще вчера я дал им добрый совет уехать в Рэмсгейт с утренним дилижансом. Там пришвартовалось их судно, ваша милость. Вижу, они решили еще раз испытать судьбу. Пусть посидят теперь в городской тюрьме, пока не протрезвеют. Если желаете, я передам их военному суду. Он за шиворот поднял темноволосого на ноги.

– Это излишне, – ответил Корт. – Довольно будет и того, что их капитан узнает о случившемся. Если вы подадите ему официальный рапорт, эти двое получат по заслугам. Насколько я знаю, порку в английском флоте еще никто не отменял. И вот еще что, констебль. Прошу вас дать знать в округе, что любой, кто впредь осмелится даже пальцем коснуться моей жены или ребенка, будет убит мною на месте.

Филиппа, которая к этому времени успела подняться на ноги, ахнула и прижала руку к груди.

– Ваша милость! Зачем вы так? Ведь совершенно ясно, что среди бела дня с нами не могло случиться ничего по-настоящему плохого.

– Мадам, – с ледяным спокойствием прервал ее Корт, – вы, как я вижу, неправильно оцениваете ситуацию. Я велел вам ждать в магазине не по прихоти, а потому, что был свидетелем инцидентов много хуже сегодняшнего. В следующий раз прошу точно следовать моим указаниям!

Он повернулся к Киту, который смотрел на него во все глаза, цепляясь, как маленький, за материнскую юбку и крепко прижимая к груди черно-желтого щенка.

– А вам, молодой человек, – продолжал Корт, хмурясь, – надо научиться слушаться. Что мама говорит, то и делай, понятной Нужно было вернуться в магазин и позвать кого-нибудь на помощь, а не пытаться самому справиться с. двумя взрослыми – глупость, недостойная джентльмена, даже юного. Все ясно?

– Да, signore, – кротко ответил Кит. Он выслушал нотацию молча, с обожанием глядя на Корта, но тот сделал вид, что не замечает восхищения мальчика, и обратился к констеблю.

– Прошу вас, пусть из магазина пришлют кого-нибудь в «Восемь колоколов» с покупками жены.

Полисмен отдал честь.

Корт постепенно приходил в себя. Кровь уже не так сильно билась в висках, и стук сердца больше не оглушал Корта. Бешеная ярость, почти толкнувшая его на убийство, схлынула. Убедившись, что с Филиппой и Китом не случилось ничего страшного, Корт окончательно успокоился.

– Должен признать, вы оба держались превосходно, – обратился Корт к Киту и крепко пожал ему руку. – Разумеется, если забыть о том, что причиной случившегося стала ваша собственная неосторожность.

Кит расцвел от похвалы.

– Signore, а вы здорово выколотили из них пыль! – сказал он благоговейно. – В жизни не видел, чтобы кто-нибудь так дрался!

– А ты, оказывается, кровожадное создание, – заметил Корт, качая головой с притворным прискорбием. – А кстати, я ведь хорошо знаю итальянский и смог вполне оценить твои витиеватые ругательства. Кто научил тебя им, скажи на милость?

– Если гондолы не могут разминуться в узком канале, лодочники кричат друг другу эти слова. Я заучил их наизусть и потихоньку тренировался, – ответил мальчик, сияя от гордости. – Жаль, я пока не умею хорошо ругаться по-английски, но обязательно научусь. Я уже запомнил некоторые ваши слова и внимательно слушаю, как разговаривают на улице.

Корт стиснул зубы, чтобы не расхохотаться, но это оказалось выше его сил.

Филиппу, и без того возмущенную выговором в присутствии посторонних, смех Корта рассердил окончательно. Она коротко поблагодарила констебля за помощь, забрала щенка и взяла сына за руку, собираясь покинуть место происшествия с гордо поднятой головой, не удостоив ни единым словом своего спасителя. Судьба, однако, не дала ей шанса устроить этот маленький спектакль: Fancuillo, уже успевший забыть все неприятности так же быстро, как и его маленький хозяин, потянулся вверх и облизал ей лицо.

На этот раз невероятным усилием воли Корт все-таки удержался от смеха.

Они вернулись в гостиницу к обеду. Искристое вино и лососина, запеченная в винном соусе, не доставили Филиппе никакого удовольствия. Все ее мысли были обращены к Уорбеку. Вспышка бешеной ярости и жестокость по отношению к поверженному противнику живо напомнили ей прошлое – день, когда он застал ее вместе с Сэнди в «Четырех каретах». До того момента она ни разу не видела его даже рассерженным, не говоря уже о настоящем гневе, и разговорам о его бешеном характере не верила.

Сейчас он сидит за вкусным обедом, беспечно болтая с Китом, как будто и не было той страшной драки, а ведь меньше часа назад он чуть не убил человека. Филиппа вспомнила его мутный от ярости взгляд и вздрогнула. Два разных человека. Один – заботливый и добрый, другой – разъяренный зверь. Тот, второй, сейчас заснул, но надолго ли? Когда ярость вновь вырвется наружу? Он как пороховая бочка, способная взорваться от любого неосторожного движения. Филиппа была растеряна и подавлена, совсем как в тот день, когда Уорбек обратил свою безумную ярость на Сэнди, в одну секунду забыв, что перед ним друг детства.

А ведь когда они познакомились, блистательный Корт Уорбек вскружил ей голову. Еще бы! Настоящий джентльмен, богатый, знатный, красивый, любимец женщин, сама галантность. Как он ухаживал за ней! Конечно, ее должны были насторожить некоторые черты его характера, проявившиеся уже тогда. Но что понимала восемнадцатилетняя девочка! Собственник до мозга костей, ревнивец, он смотрел как на врага на каждого, кто Осмеливался даже в шутку ухаживать за ней. С первых же дней совместной жизни Корт с присущим ему высокомерием дал понять, что все важные решения в семье будет принимать только он. Филиппа возмутилась, и они поссорились, хотя и не всерьез. Уверенность Уорбека в своей абсолютной правоте задевала ее. В конце концов, разве она не зарабатывала себе на жизнь до встречи с ним? И вовсе она не нуждалась в благотворительности и человеке, принимающем решения за нее. Но эти первые облачка на брачном небосклоне не омрачали их безоблачного счастья…

От невеселых размышлений ее отвлекло прибытие дилижанса из Дила. Обеденный зал гостиницы заполнили проголодавшиеся пассажиры, и он ненадолго превратился в гудящий улей.

Немного погодя появился невысокий, крепко сбитый кучер в коричневом пальто с пелериной, застегнутом на большие перламутровые пуговицы. Он стащил с головы шляпу с букетиком живых фиалок, повернул ее вверх тульей и начал обходить обедающих пассажиров. Те бросали ему деньги с выражением признательности.

– Что это он делает? – спросил озадаченный Кит.

– Собирает чаевые, – объяснил Уорбек с усмешкой. – Среди кучеров это называется «пнуть пассажира». Поскольку расчет производится в конце пути или на больших остановках, то пассажиры, едущие на короткое расстояние, могут ограничиться чаевыми. Кучер просто-напросто оставляет себе плату, не превышающую три шиллинга, и забывает, что такой пассажир вообще садился в дилижанс.

– А если не платить даже чаевых?

– У кучера превосходная память на лица, однако кое-кому все же удается проскользнуть незамеченным в дилижанс и обратно. Этим чаще всего занимаются женщины, даже знатные леди. «Проехаться в кредит», вот как это называется.

– Как бы я хотел стать кучером дилижанса! Пожалуй, когда я вырасту, я буду кучером.

– Зачем же ждать так долго? – спросил Уорбек с ласковой улыбкой. – Если хочешь, я договорюсь об этом прямо сейчас.

Филиппа даже рот приоткрыла от удивления, когда он и в самом деле поднялся из-за стола и подошел к краснолицему здоровяку кучеру. По мере того, как продолжался их приглушенный разговор, кучер все больше терял свою невозмутимость. Наконец Уорбек сунул руку во внутренний карман и достал кошелек. Несколько золотых гиней перекочевало в протянутую руку кучера, и тот, к изумлению Филиппы, передал герцогу кнут.

– Итак, Кит, —серьезно сказал Уорбек, вернувшись к столу, – у тебя есть редкая возможность научиться править дилижансом.

– Ух ты!

Мальчик так стремительно выскочил из-за стола, что стул перевернулся и с грохотом упал на пол. Маленький черно-желтый терьер затявкал, добавив суматохи.

– Что это все значит? – потребовала ответа Филиппа, оправившись от потрясения. – Надеюсь, вы не всерьез намерены посадить пятилетнего мальчика на козлы дилижанса?

– Совершенно всерьез, – заверил Уорбек. – Иначе как же он узнает, что такое быть кучером дилижанса? Сегодня ему будет предоставлена возможность решить, так ли уж привлекательно это занятие. Возможно, он рожден для него. – На мгновение глаза его блеснули, выдавая мягкую насмешку, потом он повернулся и пошел к выходу, на пороге остановился и бросил через плечо: – Вы, мадам, можете составить нам компанию, если желаете.

Филиппа задохнулась от возмущения, но выбора у. нее не было, и она бросилась догонять Кита с Уорбеком.

– И как далеко вы намерены ехать? – спросила Филиппа, догнав Уорбека. – До самого Рэмсгейта?

– Да нет, зачем же так далеко, – Уорбек пожал плечами, сделав вид, что не замечает ее негодования. – Пять-шесть миль будет вполне достаточно, чтобы Кит понял, что к чему в ремесле кучера.

– А что потом? Будем добираться домой пешком?

– Нет, конечно. Кучер поедет за нами в кабриолете. Очень удачно, что в дилижансе сегодня нет стариков, а остальные не возражают, если ребенок немного позабавится. Вы можете ехать за нами с Мортимером Бадом или вместе с нами.

– Совершенно безумная затея! – воскликнула Филиппа, а про себя подумала, что это действительно здорово – проехаться на месте кучера.

Кит не стал ждать, чем закончится спор, и быстренЬ-й ко вскарабкался на козлы. Пассажиры один за другим забрались в дилижанс, четверо устроились на крыше, а помощник Мортимера Бада – на своем обычном месте, на высоких запятках.

– Поднимайся же, мама! – крикнул Кит, заметив, что Филиппа все еще колеблется. – Поедем с нами. То-то будет весело!

– Я не знаю… – Она нахмурилась и нерешительно посмотрела на Уорбека. – Неужели вы умеете править даже дилижансом?

– Вне всякого сомнения, – он усмехнулся и подмигнул ей. – Как, по-вашему, я ездил в Итон и обратно?

– Я не спрашиваю, умеете ли вы ездить в дилижансе. Мне интересно, умеете ли вы им править?

– Как раз это я и имел в виду. Я никогда не сидел внутри, только на козлах вместе с кучером. Прославленный Томми Браун разрешал мне править его дилижансом, когда мне было всего тринадцать.

– Вы что же, никогда и ничего не боитесь? – спросила Филиппа, против воли улыбаясь.

– Нет, почему же, есть вещи, которые очень пугают меня, – негромко и серьезно ответил Уорбек. – Например, я долго и отчаянно боялся, что никогда не увижу тебя снова.

Филиппа не нашлась, что ответить. Это был и ее величайший страх последних пяти лет – страх никогда больше не увидеть его.

– Боже мой, – прошептала она, – я тоже… я тоже…

– Мама, скорее! – снова позвал Кит. – Пора ехать!

Помощник кучера в превосходно сшитом сюртуке, который не стыдно было бы надеть на лисью охоту даже самому знатному джентльмену, свесился с запяток и Вежливо напомнил:

– Эймос Тафтон, к услугам вашей милости. Со всем уважением к вам и леди, самое время пускаться в путь, если мы не хотим выбиться из расписания. Мистер Бад известен тем, что никогда не опаздывает.

– Так вы едете? – спросил Уорбек.

Филиппа посмотрела на сына, гордо восседающего на месте кучера, потом на герцога и, пожав плечами, будто говоря, что совершает нелепейший в своей жизни поступок, решительно шагнула к дилижансу. Он казался громадным, как дом, с козлами на уровне второго этажа.

– Только не нужно лишнего риска! – взмолилась Филиппа.

– Мадам, вы будете путешествовать в обществе члена знаменитого клуба «Четверка гнедых», – произнес Уорбек шутливо. – Нас еще с пеленок учат управлять дилижансом. Это будет езда так езда!

– Как раз этого я и опасаюсь, – вздохнула Филиппа, забираясь с помощью Уорбека на козлы.

Корт лично еще раз проверил упряжь, вожжи и тормозные цепи, потом передал трость Филиппе и натянул перчатки. Наконец взяв вожжи и кнут, он вскарабкался на свое место. Для кучера со здоровыми ногами это не представляло никакой сложности, но ему для этого пришлось приложить усилия. Он скрипнул зубами от боли, пронзившей искалеченную ногу, но забрался на козлы сам. Корт знал, что сегодня ночью ему не даст заснуть мучительная, ноющая боль, как это бывало всегда, когда он не щадил себя. Но он не позволит давней ране превратить его в беспомощного калеку!

Корт оглядел пассажиров, ехавших на крыше. Фермер с красным, обветренным лицом, державший на коленях корзинку с пищащими цыплятами, два весельчака студента, должно быть, едущих домой на летние каникулы, и пышная красотка не первой свежести, раскрашенная слишком ярко, чтобы быть порядочной женщиной, – все они смотрели на него с разной степенью интереса. Корт по всем правилам отсалютовал им кнутом |и уселся поудобнее.

К этому времени на гостиничный двор высыпали горничные, официанты, коридорные, рассыльные, грумы и чистильщики сапог. Слух о том, что сам хозяин собирается править дилижансом, за несколько минут чудом успел разнестись повсюду, и даже кое-кто из лавочников оставил свое заведение, чтобы оказаться в числе зрителей. А уличная цветочница воткнула букетик фиалок в упряжь одного из коренников.

Наконец Корт кивнул грумам, державшим коренников под уздцы, и, как только те отступили, натянул поводья, чтобы почувствовать лошадей. Для упряжки это был знак приготовиться. Через несколько секунд Корт ослабил поводья, и лошади рванулись вперед.

Стук подков и грохот железных колес по булыжнику двора оглушительно раздались в тишине, полной ожидания, и зрители приветствовали выезд одобрительными криками. Натянувшиеся кожаные постромки заскрипели, дышловые цепи отозвались звяканьем и дребезгом, ворота распахнулись с натужным стоном. В довершение всей этой какофонии заливисто залаял щенок Кита. Тяжелый дилижанс, кренясь и подпрыгивая, выехал из ворот с вывеской «Восемь колоколов».

Вместо обычного медного рожка у Эймоса Тафтона был настоящий горн, и, пока дилижанс катился по Сент-Данстин-лейн, он успел сыграть «Правь, Британия» до конца, к полному удовольствию Кита. Упряжка быстро набирала, скорость, прохожие останавливались в изумлении, видя на козлах сразу :троих .седоков, в том числе хорошо одетую леди и ребенка.

Корт бросил взгляд на Филиппу. Одной рукой она придерживала шляпку, другую прижимала к груди. На ее прекрасном лице он прочел испуг и восторг, видимо, неожиданный для нее самой. Филиппа почувствовала его взгляд и, когда Корт снова посмотрел на нее, ответила сияющей улыбкой.

Когда позади остались домики Гиллсайда и упряжка вылетела на дорогу, ведущую в Рэмсгейт, Корт ослабил вожжи, и лошади пустились энергичной рысью к вершине высокого холма.

– Помнится мне, вы говорили, что переваливать через гребень нужно не торопясь! – заметила Филиппа, стараясь перекричать стук колес.

– Не волнуйтесь, – невозмутимо ответил Корт, – упряжка немного норовиста и горяча, пусть как следует разомнет ноги.

Он не придержал лошадей на гребне, и пассажирам показалось, что они не спускаются, а слетают с холма.

– Ура! – кричал Кит. – Быстрее! Быстрее!

– Нет уж, пожалуйста, не нужно быстрее! – запротестовала Филиппа. – Мы и так уже оторвались от земли!

Но глаза ее сверкали, щеки раскраснелись, и по всему было видно, что она захвачена этой стремительной ездой.

– Должен признать, не каждая упряжка может вслепую развить, такую скорость, – заметил Корт.

– Вслепую! – повторила Филиппа, округляя глаза.

– Успокойтесь, слепы только коренники, – объяснил он со смешком, – да и то потому, что они в шорах. Мистер Бад предупредил, что иначе они будут артачиться.

Дилижанс наконец спустился на дно долины. Оказавшись на ровной дороге, один из коренников впервые по-настоящему показал свой норов, все круче забирая к обочине и тормозя упряжку. Корт взмахнул кнутом, но только кончик ремня обжег круп животного. Коренник тотчас выровнял шаг. Почти незаметное для глаза движение запястья – и ремень снова оказался в руке Корта.

– Вы научите меня этому, правда, signore? – спросил Кит восхищенно.

– Обязательно, когда ты немного подрастешь. Я учился этому в десять лет. Знаешь, как? Поставил на конюшне старый стул и часами хлестал по нему, добиваясь, чтобы только кончик ремня касался спинки, а потом сразу ловил ремень в ту же руку, которая держит кнутовище[20].

Они ловко обогнали едва тащившийся воз с сеном, и Корт позволил наконец упряжке перейти в галоп. Вскоре показалась дорога, ведущая в Галле-Нест, Корт начал постепенно натягивать вожжи, и дилижанс остановился плавно, словно скользя по льду. Эймос Тафтон соскочил с запяток и придерживал под уздцы одного из коренников, пока Корт, Кит и Филиппа спускались с козел. После стремительного движения было странно ощущать себя на твердой земле.

– А когда мы в следующий раз будем править дилижансом? – сразу спросил Кит.

Он держал Fancuillo на руках, чтобы неугомонный щенок не попал под копыта.

– Я бы тоже не отказалась… – поддержала Филиппа.

Корт улыбнулся.

– Насчет дилижанса ничего обещать не могу, но у меня есть экипаж не многим хуже и отличная четверка гнедых. Они известны тем, что никому и никогда не позволяют себя обогнать. Обещаю, что прокачу вас с ветерком сразу по приезде в Лондон.

Тем временем подъехал в кабриолете Мортимер Бад. Он уступил место на сиденье Филиппе и Киту, а сам подошел сообщить Корту, что как раз к моменту его отъезда в гостиницу были доставлены покупки Филиппы и он взял на себя смелость захватить их с собой. Вскоре дилижанс покатил дальше, а Корт уселся рядом с Филиппой, взял вожжи, и пегая лошадка потрусила по тенистой дороге, ведущей в Галлс-Нест.

– Ну и как, понравилось? – спросил Корт через пару минут.

– Еще как, сэр! – с энтузиазмом воскликнул Кит. – Теперь я точно знаю, что буду кучером дилижанса, когда вырасту.

– Ну, а вы что скажете, леди Сэндхерст? Женщины обычно не любят подобные развлечения.

– Ничего более волнующего я никогда в своей жизни не испытывала!

– Вот как? – Корт склонился к самому уху Филиппы и сказал, понизив голос: – Черт возьми, Филиппа, ты умеешь нанести удар по самолюбию!

Филиппа вспыхнула: она прекрасно поняла намек.

– Я хотела сказать… словом, это тоже было… было волнующим.

– Это совсем другое дело. – Корт усмехнулся и уже громко продолжил: – Надеюсь, завтра я сумею предложить развлечение не хуже.

– Какое, сэр? – тут же спросил мальчик.

– Хм… я еще не придумал, – с озабоченным видом ответил Корт, – но думаю, за ночь что-нибудь придет в голову.