Обезьяны и солидарность

ЖЮРИ

— Здравствуйте. К вам жюри.

В светло-зеленом коридоре типового дома стояли люди — четыре человека.

Райн Ийрис прищурился. Жизнерадостная гороховая зелень стен ошарашивала его до сих пор, хотя он лицезрел ее уже второй год почти каждый день. Заработал лифт. Райн Ийрис напряженно размышлял. Он что-то забыл или перепутал?

— Жюри? — переспросил он.

Упитанный мужчина улыбнулся. У него были волнистые в стиле барокко волосы, и выглядел он совсем не типично для эстонца. Райну вспомнился портрет Расина, хотя у этого мужчины волосы не доходили даже до плеч. Упитанный кивнул, взглянул на Райна с теплотой и ответил:

— Да. Жюри. Вы ведь поэт Райн Ийрис?

Райн смешался. В то же время ему стало приятно.

— Ну да, я, действительно, публиковал стихи, но…

— Три сборника?

— Четыре.

Упитанный мужчина смотрел на него располагающим дружелюбным взглядом.

— Значит, мы в правильном месте, — подтвердил он.

— Ну да, — отозвался Райн Ийрис. И внезапно ощутил радостное волнение. Его последний сборник — тот, в котором причудливо переплелись прямодушие, гротеск и нежность, в котором он писал об Иной трансцендентности и об обществе, и о любви — так, значит, тот?..

Упитанного мужчину Райн Ийрис прежде никогда не видел. Как и остальных трех членов жюри, стоящих за спиной: рыжую девушку с восточными чертами лица, блондина со взъерошенной бородой и вьюноши со скульптурным лицом. Юноша, обратил внимание Райн Ийрис, был в черном пальто с белым кашне, Райн тоже любил так одеваться.

Из квартиры напротив вышла соседка с маленькой дочкой и собачкой, недоверчиво оглядела компанию, поздоровалась с Райном и стала спускаться вниз по лестнице. Члены жюри вежливо посторонились, уступая женщине дорогу, и тоже поздоровались.

Затем упитанный мужчина протянул Райну руку и представился:

— Велло Мяги.

— Аннабель Каськ, — назвалась рыжая девушка.

— Каур Сепп, — кивнул юноша со впалыми щеками.

— Якоб, — завершил представление блондинистый бородач. — Якоб Суйтс.

— Мы жюри литературной премии культурного фонда Karamanlis-Kaseste Investment Group. Вы слышали о такой премии? — улыбнулся Велло, не переставая излучать теплоту, моргнул и сам же ответил: — Конечно, не слышали. Данную премию в этом году присуждают впервые. И мы подумали, раз уж вас выбрали одним из кандидатов, то почему бы нам не зайти и не побеседовать с вами. Недолго.

— Если вы, конечно, не возражаете, — добавила Аннабель. — Вот, видите, здесь постановление фонда о выдаче премии. И статут.

Аннабель протянула Райну папку в полупрозрачной обложке. Райн разглядел суммы — 90 000 и 60 000.

— Сегодня, к счастью, воскресенье, — подсказал Велло.

— Мгм, — только и произнес поэт. Он ощутил легкое возбуждение.

— Мы долго людей не мучаем, — подключился Каур с милой улыбкой.

Райн нервно рассмеялся и пропустил пришедших:

— Пожалуйста. Проходите.

— Большое спасибо, — поблагодарил Велло и еще раз пожал руку Райна. Члены жюри зашли в прихожую и стали снимать верхнюю одежду.

— Сейчас я поищу вешалки… — заволновался Райн.

— Не беспокойтесь, мы найдем, куда их повесить, — дружески успокоил его Велло.

— Здравствуйте, — поздоровалась появившаяся в проеме гостиной Яна, хрупкая сожительница Райна, магистрант живописи. Она взглянула на Райна. Он пояснил:

— Жюри. Новой литературной премии.

Велло обменялся с ней сердечным рукопожатием. Он улыбался так интеллигентно и ободряюще, что сразу понравился Яне. А Каур своим необычным лицом напомнил ей ирландского актера Киллиана Мёрфи.

Прежде чем войти в гостиную Якоб указал на сапоги Райна, стоящие у стены, и спросил:

— «Д-р Мартенс»?

— Ну, теперь все должны разместиться, — улыбнулась Яна. Райн откатил к стене компьютерный столик.

— Не волнуйтесь, мы все разместимся наилучшим образом, — отозвался Велло.

— Кто-то может сесть рядом со мной, — предложила Аннабель и прижалась к правому краю маленького пятнистого дивана.

— Ах нет, я лучше сяду поближе к поэту, — отказался Каур.

— Вот как, — сказала Аннабель.

— Я заварю чай или кофе, или и то, и другое? — спросила Яна. На своих картинах Яна иногда изображала себя дикой розой. Райн почему-то вспомнил об этом, когда вслед за ней сказал:

— Овсяное печенье тоже есть. — Голос поэта прозвучал и для него самого неожиданно высоко, но он добавил: — Я и сам могу сварить кофе, Яна! — Поди знай, что благотворнее воздействует на жюри.

— Ах, этого я и боялся! Что вы приметесь из-за нас хлопотать, — сказал Велло.

— У нас есть выбор: Ёрл Грей, ройбос, зеленый чай с жасмином, первоцвет и липовый чай, — объявила Яна.

— Что касается меня, старика, то я с удовольствием выпью липового чаю, а насчет остальных — не знаю.

Велло был грузным мужиком с красным лицом, но теплота, которую он излучал, и тонкие манеры придавали ему шарм.

— Очень милая квартирка, — сказал он.

— Собственноручный дизайн, — не удержалась Яна.

Велло кивнул и достал электронную записную книжку.

— Ваши сборники у вас под рукой? — поинтересовался Якоб.

— Да, — мигом отозвался Райн и, достав с полки четыре книжки, положил их на стол, добавив парочку иностранных антологий и один англоязычный журнал.

— У меня они тоже имеются, — сообщил Якоб и достал из дипломата сборники Райна. Яна улыбнулась, Каур взял из стопки верхнюю книгу.

продекламировал Каур, драматически интонируя. Райн смотрел на него нерешительно и произнес «гм». А вдруг придется что-то объяснять?

Велло добродушно улыбнулся и развел руками, сигнализируя Райну, мол, такой уж этот Каур есть. После чего сказал:

— Чрезвычайно замечательное печенье. Кто испек?

— В магазине купил, — ответил Райн. Яна приподняла брови, потому что на самом деле это она купила печенье, но уточнять не стала.

громко продолжал декламировать Каур.

— Одна ваша тетя страдает sclerosis multiplex? — спросил Якоб.

— Да, — ответил удивленный Райн.

— Вы, наверное, о ней тоже писали? — предположил Якоб.

— Да, — ответил Райн. — То есть…

— Твой ве-сен-ний за-ты-лок от-ри-ца-ет, — прочел Каур и издал нечто вроде «хы-хых». Райн заерзал и нахмурил брови. Велло добродушно махнул рукой и поднялся.

— Простите, я на минуту. Где тут у вас туалет?

— В конце коридора, — подсказала Яна. — На двери — писающий мальчик.

— По правде говоря… эти давние тексты я бы не стал вспоминать, — сказал Райн Кауру. — Если бы мне самому пришлось выбирать, то я бы взял, например… — Райн принялся листать свой последний сборник.

Каур прочел что-то про себя и, продолжая шевелить губами, уставился в пространство.

Велло вернулся из туалета и уселся на прежнее место напротив Яны, поправляя свои пышные локоны, Яна вдруг выпрямилась. Что такое? Она наклонилась вперед и втянула воздух. И правда. Велло окружало облачко свежего парфюма. Это был Yves Saint-Laurent Kouros — аромат, которым пользовался Райн. Яна прищурилась и вопросительно взглянула на Райна. Райн в это время нервно листал свой сборник и ничего не понял. Но сильный запах распространялся по комнате и в конце концов достиг ноздрей поэта. Мг-м. В первое мгновение Райн воспринял свой любимый аромат как нечто само собой разумеющееся. Почему бы окружающей его среде так не пахнуть? Но вскоре он заметил взгляд Яны и ее намекающие кивки в сторону Велло. Райн изучающе осмотрел Велло, потянул носом и пожал плечами. Каур поднялся, прошелся, лавируя между домашними растениями и Райном. Проходя мимо Велло, он наклонился над его кудрявой головой, глубоко вдохнул, элегантно воздел нос кверху и издал «м-м-м-м».

— Писающий мальчик, да? — спросил он и вышел из комнаты.

— Пластиковый пакет на ветру и ты в тот вечер: запах это навечно, — процитировала Аннабель строчку из раннего творчества Райна.

Якоб порылся в своем черном дипломате и достал оттуда блестящую детскую книжку в твердой обложке, на которой было написано «Викторина для всей семьи». К книжке на брелке были прикреплены песочные часы, наполненные ярко-желтым порошком.

— А теперь проведем небольшую викторину, — предложил Якоб.

— Не сердитесь, это тоже к делу прилагается, — сказал Велло, разводя руками.

— Викторина? — Яна расширила светлые, как у котенка, глаза.

— Постойте, даже не знаю, — начал Райн. — Я как раз нашел тот текст, который хотел…

Аннабель заморгала глазами:

— Да, это ребячество, правда. Но повышает настроение!

— С какой темы мы начнем? — спросил Якоб. — Вот, например, «Рыцарская эпоха». Вы в курсе истории?

— Райн, когда учился в школе, побеждал на исторических олимпиадах! — гордо сообщила Яна.

Якоб кивнул, поднес книгу к глазам и спросил:

— Винтовые лестницы в древней крепости заворачиваются направо или налево?

— Постойте… — начал Райн. Где-то здесь таилась закавыка.

— Я знаю! — с детским азартом воскликнула Яна и встала. Сделала шаг вправо, потом влево и объявила: — Налево!

Велло наклонил голову и пощелкал в электронном блокноте.

— Правильный ответ — направо, — констатировал Якоб.

— Ах, верно! — воскликнула Яна. — Проклятье, я ведь знала. Я просто перепутала, подумала, что легче подниматься по лестнице, если правая нога остается внешней — но ведь в крепости лестницу штурмует враг, завоеватель, поэтому ему должно быть труднее!

— Ну, я тоже так подумал, — сказал Райн.

Велло ухмыльнулся.

— Хотите литературную тему? — предложил Якоб. — Вот, например, рубрика «Книжный червь».

— Давайте, — согласился Райн. Яна кивнула.

Якоб глотнул кофе и задал вопрос:

— Кто из писателей США в 1951 году, играя Вильгельма Телля, застрелил свою жену?

— М-м… Это тот… никак не могу вспомнить его имени! — Райн нервно хлопнул себя по коленям. — Ну, один битник.

— Гинсберг! — воскликнула Яна немного визгливо.

— Пфуй, — фыркнул Каур и прищурил свои кукольные глаза.

— Уильям Берроуз, — подсказал Якоб.

— Ну, конечно, — согласился Райн.

Якоб продолжал листать книгу.

— Природа и география. Природу знаете?

Райн взглянул на Яну.

— До сих пор я считал, что знаю, но теперь…

— Я училась в биологическом спецклассе, — сказала Яна. — Справимся.

Якоб кивнул и зачитал:

— Великий Каньон — самый глубокий каньон в мире. Верно или неверно?

— Черт, я даже хотел туда съездить, — вздохнул Райн. — Когда был на одном литературном мероприятии. Да, я бывал в Калифорнии, но…

Яна гордилась тем, что Райн повидал мир и улыбнулась ему ободряюще.

— А что, если верно? — предположил Райн.

— Неверно, — возразил Якоб. — Самый глубокий — каньон Ярлунга.

— Задай им вопрос для юниоров, — предложила Аннабель.

— Это необходимо? — Райн начал ерзать. Четверть шестого, они с Яной собирались сходить вечером в кино. Но в обычно сопереживающем взгляде Яны сквозила воинственность.

— Хорошо, для юниоров, — согласился Якоб. — Например, языки. Сколько языков в Папуа, Новая Гвинея. Сто, пятьсот или семьсот?

— Зависит от того, что называть языком, — ответил Райн.

— Предположим семьсот? Это бессмысленное число, так им и надо, — сказала Яна.

— Предлагаем семьсот, — покорно повторил Райн.

— Верно, — кивнул Якоб. — На самом деле предполагают, что даже больше.

— Йесс, — воскликнула Аннабель и в знак признания подняла большой палец. — Йесс-йесс!

— Продолжим? — спросил Якоб. — Или я схожу в промежутке в туалет?

— Сходите, — согласилась Яна.

Якоб поднялся, подтянул брюки и вышел из комнаты.

— В школе я даже несколько раз входил в команду мнемо-викторины, — сообщил Райн. — Мы выиграли один турнир, в котором участвовало несколько средних школ.

— Ну-ну, — отозвался Велло.

— Нет, правда, — сказал Райн.

Каур тем временем дотянулся до книжной полки и взял оттуда антологию современной поэзии Нортона. Прочел страницу-две, поднял взгляд и внимательно посмотрел на Райна. «Сейчас он спросит, а чьи это стихи», — подумал Райн.

Велло поднял кофейную чашку, хлебнул кофе и вдруг издал губами звук «пттт».

— Там какой-то кусок, — тихо объяснил он и выплюнул обратно в чашку. Резким движением он плеснул содержимое чашки в кустик алоэ возле дивана. Не может быть, чтобы Яне показалось.

Якоб вошел в комнату, сел на прежнее место, побарабанил пальцами по обложке книги-викторины, затем приподнял пустой кофейник и сказал:

— По правде говоря, я бы с удовольствием выпил еще чашечку кофе.

Яна посмотрела на Райна. Райн посмотрел на Яну, кивнул и пожал плечами. Яна помотала головой, и ее глаза стали необычайно светлыми, почти что злыми.

— Если вам не лень приготовить, — сказал Якоб. — Может, еще кто-нибудь захочет?

Яна снова посмотрела на Райна. Райн опять посмотрел на Яну и что-то пробормотал почти беззвучно. Аннабель спросила:

— Если бы вам, например, пришлось сейчас составить свой канон западной поэзии, кто бы в него вошел?

Якоб закашлялся и постучал по чашке. Яна посмотрела ему прямо в глаза.

— Что у вас на шее? — спросила Яна.

Якоб сухо улыбнулся.

— Я же сказал, что выпил бы еще кофе.

— Что у вас на шее? — повторила Яна.

Райн поднялся. Его лицо вытянулось.

— Это медаль моего дедушки, — возмутился он. — Моему дедушке вручили эту медаль за работу в пожарной охране.

— Ее оформил Роман Тавасти, — добавила Яна.

Якоб скривил рот подковкой, помотал головой и, как показалось Яне, стал похожим на барана.

— У вас кофейник эспрессо вообще имеется? — спросил Якоб.

— Пожалуйста, снимите эту медаль со своей шеи, — потребовала Яна.

— Дайте ее мне, — произнес Райн низким дрожащим голосом.

— Да вы и не должны варить ему кофе, пусть этот тип сам постарается, — вставила Аннабель.

Якоб потеребил потрепанную оригинальную ленту медали и прикрепленную к ней атласную тесемку.

— Дедушкина медаль, — проблеял он козлиным голосом. — Дедушка был крутой мужик, да-а. Этот род не из кучи навоза проклюнулся, ох да, во времена буржуазной Эстонии получить медаль…

— Вы слышали! — пронзительно вскрикнула Яна.

Якоб кивнул с видом болванчика, снял медаль с шеи и стал протягивать ее Райну. Но в тот момент, когда Райн протянул руку навстречу, Якоб — вжих — бросил медаль Велло.

— Опа! — воскликнул Велло и перебросил медаль дальше, Аннабель. Она подбросила медаль, поймала ее левой рукой и передала Кауру. Каур сжал медаль в ладони и посмотрел на Райна томным печальным взглядом. Он прижал медаль к сердцу, вытянул губы трубочкой и почмокал воздух в направлении Райна.

— Черт! — Райн решительной походкой подошел к Кауру и пронзил рукой воздух, намереваясь вышибить медаль из рук Каура. Но пальцы того оказались более проворными, чем Райн предполагал, или же Райн просто не сумел нанести удар в нужную точку локтя — Каур вдруг возложил левую руку на волосы Райна, собираясь его погладить.

— Какого черта! — Райн зарычал как раненый зверь и изо всех сил толкнул Каура, тот потерял равновесие и чуть было не свалился в горшок с лилией-юккой. Яна вскрикнула. Каур, порезавший ладонь об острый край листа, произнес «ух-х»…

— Но, послушайте, — сказал поднявшийся Велло, — вы нападаете на жюри.

— А вы использовали парфюм Райна! — парировала Яна и тоже встала. За свою молодую жизнь Яна имела возможность убедиться в том, что мужчина-литератор обладает не самой лучшей физической формой, но душевный Велло возложил ей руку на плечо и прижал к стулу с первобытной силой, словно был железным роботом.

Велло шагнул к побледневшему Райну. Джентльмен столь внезапно превратился в грозного красномордого громилу, что Райн ахнул и, сжав кулак, произвел прямой удар — так, как он себе его представлял. Он же писал в стихах о произволе и насилии, это верно. Упитанный ловко отклонил голову и в следующее мгновение сам нанес удар, так что Райн отлетел и упал на спину между цветочным горшком и полкой.

— Ох-хой! Кэч! — воскликнули Якоб и Аннабель и зааплодировали. Каур отошел от лилии, усмехнувшись, покачал головой и слизал кровь с тыльной стороны ладони. Он протянул дедушкину медаль Велло, а тот с неожиданной гибкостью наклонился и повесил медаль на шею Райну, сидящему на полу.

Яна, выбежавшая на кухню, возникла в дверном проеме, держа в одной руке телефон, а в другой большой молоток. Дрожа всем своим хрупким телом, она закричала:

— Я вызвала полицию! Поняли — полицию! Они будут здесь через минуту. Их отделение рядом! — Она размахивала молотком, словно фея волшебной палочкой.

— Полиция? — спросил Каур и пригладил волосы.

— Довольно, друзья! — объявил Велло, направился в прихожую и снял с вешалки пальто. Аннабель последовала за ним. Райн попытался задержать рыжеволосую, но она ловко выкрутилась из его рук. Якоб еще раз состроил Яне «козью морду», скакнул в прихожую и схватил свою куртку с меховым воротником. Выходя из квартиры, он бросил книгу-викторину через плечо на пол прихожей.

— Задержим этого! — предложила Яна, бросила молоток и схватила Каура за жабо. Он стоял спокойно.

— Подумайте сами, — промолвил Каур, — что мы вам сделали? Вы же сами нас впустили. Мы ничего не разбили. Никого не покалечили. В чем дело?

Он задумчиво осмотрел кровавую ссадину на своей руке. Яна посмотрела на Райна.

— Будьте разумны, — продолжил Каур. — За ложный вызов вы получите предупреждение. Или даже денежный штраф — до трехсот штрафных единиц. — Затем он резко отпрыгнул от Яны, так что пристегнутое пуговицами жабо осталось в ее руках. Каур взял свое пальто, слегка поклонился и сказал:

— Будьте молодцами! — Но теперь уже Райн шагнул к нему и изо всех сил врезал Кауру в подбородок. Каур ударился затылком о старинное зеркало буржуазных времен, доставшееся Райну от бабушки. Зеркало треснуло. Юноша глубоко вздохнул, плотоядно улыбаясь, провел ладонью по губам и повторил: — Будьте молодцами! — Чмокнул воздух и вышел из квартиры.

Туманным утром две недели спустя Райн Ийрис обнаружил между газетами толстый белый конверт. Отправителем было обозначено АО Общественный договор: литературный фонд. Райн был в числе лауреатов поэтической премии фонда. Правда, ему не досталась главная награда, ее удостоился известный формалист Пауль Кассь, который был на пару лет моложе. А Райн получил одну из двух особых премий, выраженную весьма впечатляющей суммой. Приглашение выглядело достоверным, хотя в Интернете нашлось немного сведений об этом АО.

— Тех типов здесь нет? — спросил Райн у Яны.

— Нет, — ответила Яна. — По крайней мере, я их не увидела.

— Значит, здесь совсем другое жюри.

— Совершенно, — подтвердила Яна.

— Но — посмотри вон там — как думаешь?

— Нет, — покачала головой Яна. — Я их слишком хорошо помню.

— Мне, наверное, просто показалось, — сказал Райн.

На награждении угощали хорошим бодрящим шампанским. Райн и Яна, как положено, чокнулись с Паулем Кассем. Райн когда-то даже выступал вместе с Паулем, но близко знакомы они не были. Пауль писал довольно абстрактные лингвистические стихотворения и любил экспериментировать с формой. На нем был голубой джемпер, а его левая бровь казалась распухшей. Чуть повыше, на виске знаменитого поэта — это надо же! — был налеплен пластырь. Приглядевшись, можно было заметить, что и с подглазьем что-то не в порядке. Видимо, Райн слишком долго таращился на висок Пауля, тот застенчиво улыбнулся:

— Ах, это? Я учился кататься на сноуборде.

— На сноуборде?

— Ну да. Подруге стукнуло в голову, что надо хоть раз в жизни попробовать.

— И так неудачно упал?

Пауль осторожно, кончиками пальцев коснулся виска, распухшей брови, местами лиловой, местами желтой.

— Ах, падать приходится по-всякому, — признался Пауль.