Облака

Появись, покажись, пусть увидят тебя!

Пусть народ поглядит, как ты дерзок и нагл!

Я готов, выхожу. На глазах у людей

Мне тебя погубить будет легче еще.

Ты погубишь? Ты кто?

Речь.

Кривая, прибавь!

Но тебя разобью, хоть и Правдой себя

Ты зовешь.

Разобьешь? Ухищреньем каким?

Разыщу, изыщу новых мыслей поток.

Процветают теперь эти мысли у них,

У безумных людей.

У разумных людей.

Уничтожу тебя.

Это чем, объясни?

Слово правды скажу.

Опровергну тебя,

Возражу, докажу, что по сути вещей

Правды нет никакой.

Правды нет, говоришь?

Где ж она, расскажи!

У всевышних богов.

Если правда не вздор, почему тогда Зевс

Не наказан? Ведь в цепи родного отца

Заковал он.

Вот, вот, началась чепуха!

Распирает, тошнит! Дайте тазик скорей!

Ах, дубина, чурбан, ах ты, старый чудак!

Обнаглевший болван! Развращенный дурак!

Сыплешь розы на грудь.

Площадной скоморох!

Фимиам мне куришь.

Оскорбитель отца!

Ну, так знай, одарил меня золотом ты.

Это золото прежде мы звали дерьмом.

Я ж зову украшеньем, ценнейшим венцом.

Ах ты, дерзкая дрянь!

Ах ты, старая дрянь!

Ты виною тому,

Что учиться подростки не ходят совсем.

Но узнают афиняне все же, чему

Наставляешь и учишь ты глупый народ.

Как ты грязен и груб!

Ты ж — наряден, ты — люб!

А недавно еще побирался с сумой,

И мисийцем Телефон[35] себя называл,

И уныло жевал

Панделетовой[36] мудрости крохи.

О, разумная речь!

О, безумная речь!

Панделет — молодец.

Город спятил с ума,

Если кормит тебя,

Развратителя юношей, язву страны.

Ты, беззубый, вот этого хочешь учить?

Да, затем, чтоб спасти и от зла уберечь,

Чтоб в пустой болтовне не погряз он совсем.

Подойди-ка ко мне. Пусть беснуется он!

Берегись! Руки дальше от юноши! Прочь!

Драка.

Перестаньте браниться! Довольно кричать!

Покажи ему ты, как учил молодежь

В дни былые. Ты прелести новых наук

Перед юным раскрой, чтоб, послушавши вас,

Он наставника выбрал по сердцу себе.

Хорошо. Я готов.

Да, я тоже готов.

Ну так что же, кто первым начнет говорить?

Пусть начнет старичок!

Очень скоро запнется он в речи своей

И под градом новейших словечек и слов,

Рассуждений, сомнений без сил упадет.

Напоследок, едва заикнется бедняк,

Налетят на него и вопьются в лицо,

И в глаза, и во все, словно туча шершней,

Мои мысли и насмерть зажалят!