Обломки нерушимого

Глава 13

«Что же за человек ты такой, Искра? С какими тайнами ты вторглась в этот мир?» Такими вопросами всякий раз задавался Илларион Героев, или как его все часто звали – Лари, глядя на свою дочурку, качая ее в колыбели. Искре тогда было всего девять месяцев, и прошла только неделя после того, как родная мать оставила ее на попечение отца, уехав в неизвестность.

А как все красиво начиналось! Это была неземная любовь. Неземная… оттого она и не просуществовала долго. Не прижилась в негостеприимной среде, спугнули ее земные превратности.

Лари был одним из артистов популярного в Петербурге цыганского ансамбля. Жизнь подкинула ему замечательный подарок в виде знакомства с туристом из Англии, что случайным образом оказался на выступлении его ансамбля. Турист этот оказался весьма богатым, успешным молодым человеком, и в той же степени избалованным, привыкшим к сиюминутному исполнению всех своих желаний, пижоном. Он предложил Лари и его коллективу поехать с ним в Англию в качестве памятного сувенира из России, который впоследствии станет украшением всех его уникальных вечеринок. Лари и остальные артисты не отказались от такой блестящей возможности вырваться из страны. Несколько лет Героев провел в Англии. Между ним и его покровителем даже завязалась крепкая дружба, которую разрушило появление очаровательной русской красавицы – Павлы. Она стала невестой того пижона. И будучи теперь постоянной гостьей его светских сборищ, Павла не могла не обратить внимания на молодого, смуглого, харизматичного брюнета, покорившего публику не только своей невероятно красивой внешностью, но и великолепным голосом. Павла влюбилась в Лари. Оказалось, что их чувства взаимны. Жених и родители Павлы были в ярости, когда узнали о ее любовной связи с цыганом, и сделали так, что Лари выдворили из страны. Павла уехала вместе с ним в Россию.

Неземная любовь исчезла восвояси, как только Лари привез возлюбленную в деревню с весьма романтичным названием – Ганнибаловка и поселил ее в своем стареньком бревенчатом доме. Павла – графская падчерица, русская душа, заключенная в тиски английской претенциозности, не была готова к такому удручающему быту, стесненным обстоятельствам и к новому нелицеприятному окружению в виде враждебно настроенной к ней родни Лари. Павла уже была на четвертом месяце беременности, менять что-либо было поздно. Однако родив ребенка, она поняла, что еще ничего не поздно, все можно изменить, достаточно лишь оставить весь груз ошибок в прошлом. Одной из ошибок была ее дочь. Приняв такое бесповоротное решение, Павла уже отвергла сердцем свое дитя, избавилась от него с тем чувством, с каким люди избавляются от бородавок – брезгуя и радуясь одновременно. Павла пробыла с Искрой первые месяцы ее жизни, обозвав их «необходимыми». То есть Павла полагала, что пока Искра «привязана» к ее груди – она ей необходима, а уж потом дочь сможет жить и без ее участия. Спустя девять месяцев Павла сбежала от Лари и Искры, надеясь в дальнейшем наладить связь с родителями и брошенным женихом, и вернуться в Англию. Но те не смогли смириться с ее предательством и приложили немало усилий, чтобы в наказание лишить ее возможности даже в туристических целях посещать свою вторую родину. Павле пришлось начать новую жизнь в Петербурге.

Лари же быстро нашел себе новую спутницу, безродную цыганку Радмилу. В браке с ней у него родились два сына – Гера и Лекса, и дочь – Дея. Семья их жила в достатке, у Лари была небольшая ферма, где он разводил породистых лошадей. Искра была его главной помощницей. Девочка, в отличие от своих сводных братьев и сестры, находилась на домашнем обучении, и могла позволить себе провести часок-другой между занятиями на ферме.

– Ты сильно занят, папа? – спросила однажды Искра, застав отца на рабочем месте.

– Вообще-то дел у меня полно, но если у тебя что-то срочное, то я готов отлучиться.

– Майя и Цагар хотят прогуляться.

– Это они тебе сами сообщили? – спросил со смехом Лари.

– Папа, лошади не умеют говорить, – серьезным тоном ответила Искра.

– Ну пойдем, – с особой, отцовской нежностью в голосе сказал Лари.

Майя – старенькая кобылка, Цагар – дряхленький мерин, которых Лари держал на своей ферме лишь для развлечения. И развлечением этим были скачки с дочерью. Искра, сызмальства привыкшая к седлу, была великолепной всадницей. Старенькая Майя точно обретала второе дыхание, стоило юной хозяйке ухватиться за ее поводья. Цагар с Лари всегда оставались далеко позади. Даже ветер не мог угнаться за Искрой. Отец с дочерью мчались по неоглядному полю навстречу наполовину спрятавшемуся за горизонтом, бордовому лику солнца, и чувствовали себя самыми счастливыми существами на свете. Лари с огромной любовью смотрел вслед своей странной, особенной, ни на кого не похожей девочке, наделенной глубокой, таинственной мудростью и расплачивающейся за это изгнанием и одиночеством. Любовь Лари к дочери всегда тесно соседствовала в его сердце со страхом за нее. Люди ведь довольно часто жестоки к тем, кто отличается они них. Что будет с Искрой, когда она столкнется с этой жестокостью, а отец не сможет прийти к ней на помощь? Когда-нибудь наступит это тяжелое время, его не будет рядом с ней. И что тогда… что тогда будет?.. «Почему папа считает меня не такой, как все? – не понимала Искра. – У меня ноги, руки, как у всех, такие же глаза, уши. Нет никаких аномальных придатков. Я выражаюсь на понятном языке… Что не так со мной?»

– Опять до ночи провозился с ней! Как будто у тебя своих детей нет, – ворчала Радмила.

– Радмила, Искра тоже моя дочь.

– В каком месте? Русская шлюха за нос тебя водила и чужим недоноском наградила. В ней нет ни капли цыганской крови, это видно! Белая вся, разноглазая. Ладно, тебе жалко ее. Ну а что ты дальше будешь с ней делать? Она же умственно отсталая! Олигофрениха, или как их там называют? До конца жизни хочешь опекать ее?

Радмила, давно разочаровавшаяся в муже, принимая его застенчивость и добросердечность за слюнтяйство и ущербность, и не такое позволяла говорить ему в лицо. Лари, давно утративший авторитет, и не пытался вразумить свою женушку. Их семья уже много лет была поделена на два суверенных лагеря: в первом – Радмила со своими детьми, во втором – Лари с Искрой. Первый лагерь изнемогал от ревности и злобы, второй держался на плаву за счет царивших в нем любви и понимания.

– Господи, да чем же мы тебя так прогневили?! – вопрошала Радмила, после того как в семью Героевых нагрянуло очередное горе.

Младшую сестру Лари и его племянника сбила машина. Женщина скончалась на месте, мальчик выжил, но остался калекой, отец его не смог справиться с несчастьем, напился до умопомрачения и перерезал себе горло. Мальчика звали Анхелем, ему было пять и помимо нижней параплегии жизнь его была утяжелена еще и диабетом в критической степени. И вот такой «подарок» судьбы теперь жил в доме Героевых.

Лари понимал, что на жену ему надеяться не стоит, поэтому он обратился за помощью к любимой дочери:

– Искра, нам с тобой отведена очень важная роль в судьбе Анхеля. В нашей «стае» появился слабый сородич. Мы должны всегда заботиться о нем. Он серьезно болен.

– Как я могу помочь ему, папа?

Лари перечислил Искре все ее новые обязанности. Пока он пропадает на ферме, дочь должна была следить за самочувствием Анхеля, контролировать уровень сахара, быть готовой оказать ему необходимую помощь, если возникнет угроза жизни, а также гулять с ним, беседовать хоть иногда, потому что мальчик, надо полагать, очень нуждается во внимании и ласке. И Искра стала ухаживатьза Анхелем, включив его в свое и без того загруженное расписание. Не один год она окружала его заботой, все сильнее испытывая к нему незнакомое доселе чувство. Это была чистая, искренняя привязанность, первый росточек любви. Легко было с этим маленьким, чахлым, но очень жизнелюбивым мальчиком. Раньше на пути к сближению с людьми Искра спотыкалась о страх и недоверие. Путь к Анхелю же был без преград, светлым и надежным. Искре хорошо было, но не сознавала она, что причина ее благостного состояния кроется в том, что ей удалось постигнуть счастье, знакомое всем людям, встретившим свою родственную душу.

– Спой мне что-нибудь. Мама всегда пела мне, – попросил как-то раз Анхель.

– У меня нет вокальных данных.

– А танцевальные есть?

– …Попробую обнаружить.

Ради Анхеля Искра научилась танцевать. Каждый вечер она устраивала ему концерт: надевала яркое платье, вывозила мальчика на коляске в поле, залитое красками спелого заката, расстилала плед, укладывала на него Анхеля и начинала плясать. Анхель ухахатывался, хлопал в ладоши и хвалил ее. «Он улыбается, значит, ему хорошо, и он не страдает из-за своей болезни хотя бы сейчас. Я отлично справляюсь со своей ролью». В это время Лари возвращался с работы. Его путь домой пролегал через то поле, где уже традиционно проводили свои вечера Искра и Анхель. Лари с удовольствием присоединялся к ребятам. После танцев Искры Лари развлекал детишек своим чудесным пением до появления первых звезд. Казалось, что жизнь будет вечно баловать их такими изумительными мгновениями.

Недолгое затишье в семье Героевых завершилось новым страшным ударом. К Лари на ферму заявился крайне недовольный, изрядно выпивший покупатель. Его еле-еле сдерживал приехавший с ним на встречу трезвый приятель.

– Что вы от меня хотите? Я продал вам здоровую лошадь. У меня есть все необходимые справки, – оправдывался Лари.

– Ты эти справки в жопу себе засунь, мудозвон. Твоя кобыла сдохла через месяц!

– Значит, всему виной неподходящие условия или внезапная болезнь…

– Ты, курва черножопая, на меня все свалить хочешь?! Я столько денег в эту клячу вбухал! У меня дочь из-за нее рыдает целыми днями, жена орет!

– Господин Водомиров, при всем желании ничем не могу вам помочь.

– Господин! Ты слышал, а? И когда это цыгане научились так красиво балакать? Верни мне деньги! Иначе я спалю эту херову лошадню и в придачу хату вместе с твоим чумазым выводком.

– Я уже все вам сказал. Вы отвлекаете меня от работы.

– Ты, сука, куда собрался?! Э!

Искра прибежала на ферму, чтобы проведать Цагара и Майю, но до своих любимых лошадок она так и не дошла… В нескольких метрах от ворот конюшни распластался Лари, прижимая дрожащую руку к кровавой дыре в брюшине.

– Папа… у тебя кровь.

– Да… Телефон у тебя с собой? – превозмогая чудовищную боль, спросил отец.

– Нет, папа.

– …Тогда беги к дороге. Поймай машину. Мне в больницу нужно.

Искра выполнила его просьбу, но, увы, не так быстро, как того требовала ситуация. Дорога не пустовала, но все либо уж очень куда-то торопились, либо просто отвечали вопиющим безразличием на отчаянные попытки перепуганной девочки обратить на себя внимание. Лишь спустя полчаса на ее призыв о помощи откликнулась проезжавшая мимо сердобольная парочка пожилых дачников, направлявшихся в город. Пока Лари везли до больницы, он, прилагая мучительные усилия, поведал неравнодушным незнакомцам о том, что с ним приключилось. Господин Водомиров все пытался добиться денег от непреклонного продавца, который, по его мнению, недобросовестно поступил с ним, всучив ему больную лошадь, и, не добившись желаемого, разгневался окончательно, достал перочинный нож и несколько раз всадил его по самый корень в своего обидчика. Его трезвый товарищ обезумел от страха, схватил за шкирку Водомирова, посадил в машину и умчался.

– Спасибо, дальше я сам… спасибо вам… – обратился Лари к своим спасителям, после того как его подвезли к больнице.

Искра помогла отцу дойти до приемного отделения. Платьице ее пропиталось кровью.

– Что там?! – послышался недовольный голос дежурного врача.

Регистратор, заглянув в его кабинет, уведомила:

– Цыган, с колотой, без документов.

Долго Лари сидел на кушетке в приемнике и ждал помощи.

– Папа, что мне делать, если ты умрешь? – спокойно спросила Искра.

Что-то оборвалось в душе Лари, когда он услышал этот вопрос. Лари взглянул на дочь. Не так пугала его приближающаяся смерть, как осознание, что Искра и Анхель останутся одни, что он покинет их, и жестокость, несправедливость, да всё, от чего он так тщательно оберегал своих любимых, слабеньких, горемычных детишек навалится на них, раздавит, погубит… Тревожные мысли забрали у него последние силы.

– …Все хорошо. Я не умру. Ты не бойся, – пепельно-сизыми, бессильными губами прошептал Лари.

Через минуту он испустил последний вздох, уронив голову на плечо дочери.

Если спросить Искру, каким был ее первый год без отца, то она вряд ли сможет ответить вразумительно. Воспоминания о том страшном периоде жизни самоликвидировались посредством защитных механизмов человеческой психики. Так что повествование о ее дальнейшем существовании можно начать с того момента, когда Радмила начала сожительствовать с Баро – своим давним поклонником, что оказывал ей знаки внимания еще при жизни Лари. Баро быстро внес жесткие правки в жизнь Героевых: одиннадцатилетнюю Дею сосватал за своего девятилетнего племянника; продал ферму, поскольку не имел понятия о том, как ею управлять; Цагара и Майю отдал на мясо, пока те совсем не одряхлели. Еще потребовал сплавить куда-нибудь Искру, потому что сразу невзлюбил ее, а уж после того как она закатила ему истерику, узнав, что он отправил на смерть ее лошадок, – и вовсе яростно возненавидел. Радмила, радуясь, что в ее жизни наконец-то появился статный, мудрый, властный мужчина, и одновременно боясь потерять его, во всем подчинялась ему и, не колеблясь, приняла решение избавиться от Искры. Приютить ее согласилась вдовствующая двоюродная тетка Лари – Нана. Остальные родственники Героева давно отреклись от нарушившего все традиции цыганского народа, «обрусевшего» Лари и его семейства.

– Ты будешь навещать меня? – спросил Анхель, утирая слезы.

– Я еще не вычеркнула тебя из своего расписания, – таков был ответ Искры.

– Забери меня с собой…

Баро поначалу хотел и с Анхелем распрощаться, но, узнав, какую сумму от государства Радмила получает по уходу за больным ребенком, быстро передумал.

Пока Искра жила у Наны, последняя была занята поиском нового пристанища для своей подопечной. Нана ссылалась на свое никудышное здоровье, что каждый год подводит ее все сильнее. Говорила, что тяжело ей будет воспитывать девочку, да еще и с особенностями развития. Но на самом деле женщина просто не могла примириться с той мыслью, что ей придется жить под одной крышей с «русским подзаборником». Соглашаясь принять Искру к себе, Нана уже знала, что ее дом станет для той лишь перевалочным пунктом.

– Если опять адрес неверный, я уж и не знаю чё делать, – проговорила со свистящей одышкой Нана, поднявшись по лестнице к нужной квартире. Искра была с ней. Нана позвонила в дверь. Открыла русоволосая женщина с усталым выражением на красивом, остроскулом лице и чарующим сиянием гетерохромных глаз.

– Чем могу быть полезна?

– Вы Павла Макаровна Белларская?

– Да, – с нервозным раздражением ответила женщина. – А вы кто?

– Я тетка Лари Героева, Нана. А это Искра, ваша дочь.

– Павлуш, прикинь, мы сейчас с Тошей у парадной встретили старуху-цыганку. Уже и до жилых домов добрались! Я ей говорю: «Барышня, идите-ка вы на вокзал, там вам ручку позолотят, а здесь нечего ошиваться». Так та посмотрела на меня с таким видом, типа еще слово скажешь – прокляну, ирод. Ух, терпеть не могу этих попрошаек вонючих, кто б только знал!

А Павла в это время сидела напротив Искры за кухонным столом, тряслась, плакала и с неуёмной тревогой слушала веселый голос мужа, разувающегося в прихожей и не представляющего, что его ждет, когда он окажется на кухне. Падчерица Антонина (для друзей и семьи она была просто Тошей) первая прибежала к ним, потом и отец ее подошел.

– Опа… – вырвалось у главы семьи, когда он увидел Искру. – Это кто? – Павла молчала и всё плакала, закрыв лицо руками. – Павлуш, кто это, я спрашиваю?

Павла, наконец, набралась духу, убрала руки от лица и попросила Тошу увести Искру в комнату. Оставшись с мужем наедине, Павла принялась рассказывать ему свою тайну, как много лет назад она, потеряв на время рассудок, закрутила роман с цыганом, ну а дальше вам уже все известно.

– Это был гипноз, наверное. Или даже колдовство. Я не понимала, что творю. Мою жизнь сломали, осрамили…

Каким образом Нане удалось найти ее, Павла так и не выяснила. Нана лишь сказала, что Лари убили и Искре теперь негде жить. Если она не примет свою дочь, то девочка окажется на улице, так как цыганская семья никогда не признает ее. Затем Нана бросила к ногам Павлы полупустую сумку со всеми вещами Искры и ушла. Даже выбрасывая мусор, люди испытывают куда больше жалости, чем эта женщина, так легко распорядившаяся судьбой несчастной девочки.

В комнате Тоши разбойничал в клетке кобальтокрылый попугайчик, чем мешал ей подслушивать разговор родителей.

– Елисей, угомонись! – прикрикнула она.

– Я читала, что волнистые попугаи живут до восьми лет. Вашему сколько осталось? – спросила Искра.

Тоша окинула Искру насмешливо-пренебрежительным взглядом.

– Ты вправе ненавидеть меня… – сказала Павла, закончив свою исповедь перед мужем. – Я мучилась каждый день. Я не могла не думать о ней и о том позоре, что заклеймил мое существование… Прости меня, ради бога.

– Не у меня ты должна просить прощения, а у дочери своей.

– Мить, я что-нибудь придумаю. Мы пристроим ее…

– А вот сейчас молчи лучше, иначе я точно не выдержу! Куда ты ее собралась пристроить?! Она же человек, в конце концов, а не котенок! Более того, это твой ребенок, которого ты уже однажды бросила! Как у тебя язык поворачивается говорить такие вещи?! Пристроит она ее! Это я тебя пристрою, Павлуш, если еще раз услышу подобное. Искра останется с нами! Ты приняла мою дочь, а я приму твою.

– А что люди скажут?! – вскричала Павла. – Как мы объясним все это?!

Тоша в этот момент перестала напрягать слух, так как и без того было прекрасно слышно то, что происходило на кухне. Крик Мити, наверное, и до Москвы донесся. Так он был зол на жену.

– Бывшая, шалава, бросила меня и дочку ради водяры, сучара бесчеловечная. Я думал хоть ты нормальная!

– Короче, ты теперь здесь будешь жить, – пришла к выводу Тоша. – Охренеть… Вот как бывает! Ты рада?

Искра взглянула на настенные часы и подумала: «Восемь вечера. Я обычно делала массаж Анхелю в это время, потом инъекцию, всё как папа учил. А теперь я здесь, с этими кричащими, плачущими и недоумевающими людьми, и Анхелю больше никто не помогает… Вот Павла, мать моя, кричит, что у меня дурная кровь. Русская, цыганская, дурная… Люди, кровь у меня обычная, жидкая, красная, как у вас. Что вам не нравится?»

– Мне, если честно, параллельно, – призналась Тоша, не дождавшись ответа от Искры. – Сначала жила с мамкой-алкашкой, теперь вот с батей, мачехой и цыганским подкидышем… Может, потом книгу напишу об этом. Я люблю изучать биографии любимых писателей. И вот недавно заметила такую закономерность: чем больше дерьма в жизни автора, тем успешнее его книги. Я точно прославлюсь.

Митя действительно принял Искру в семью. И после того, как она стала частью семьи Белларских, началась новая глава в ее жизни.

Глава 14

Диана, несмотря на то что давно выбыла из конного клуба, все равно часто посещала манеж, навещала Вассаго и любовалась бывшими соперницами и их жеребцами. Между тем она подпитывала свое самолюбие, отмечая, что никто из нынешних всадниц, даже самых успешных, не может превзойти ее. Колетти попыталась затмить Брандт, но эффект от ее победы был кратковременным, а опасения Дианы – эфемерными. Да еще и тренер упорно настаивает, чтоб та вернулась, выручила команду. Ну как этому не радоваться и не любить себя еще больше?

– Здесь сегодня так шумно, – заметила Диана. И правда, в этот день не было тренировок, но около ипподрома столпились все всадницы клуба, ни на секунду не умолкая.

– Еще бы! – ответила Мюзетта Дюссельдорп, одна из всадниц. – В клубе новобранец!

– Кто? – удивилась Диана.

– Будто ты не знаешь! Искра, разумеется.

Диана задумалась, нахмурившись. Как это она пропустила главные школьные новости? И как Искра сумела стать центральной фигурой этих самых новостей? Неужели всех до сих пор не отпускает тот сумасшедший восторг после Уэстермор?

– …Никогда бы не подумала, что она увлекается верховой.

Вдруг за спиной Дианы раздался громкий голос Элеттры:

– Цыганам и не нужно увлекаться верховой. У них это в крови.

– Любопытно. – Диана попыталась вспомнить, сколько самонадеянных новобранцев, таких же как Искра, приходили в клуб… Ох, точное количество подсчитать трудно, ведь их было очень много, и все они быстренько выбыли, не продержавшись и одного сезона – кто-то со сломанной конечностью, кто-то со сломанной психикой… Лишь избранные могут достойно пройти все испытания, коими насыщен этот красивый, беспощадный вид спорта. Оттого эти избранные так высоко ценятся в «Греджерс».

– Красивый, – сказала Никки, гладя скакуна Искры. Это был смирный, крепкий жеребец караковой масти. Лоснящаяся шкура – загляденье! Нефть с примесью золота или же иссиня-черное небо, опаленное пламенем погибающей кометы… – Твоя бабуля не зря потратилась. Как назовешь?

– Цагар, – тут же ответила Искра. – В переводе с цыганского – Царь.

– Ух, впечатляет. Только… боюсь, что твоего царя у нас тут быстро лишат короны… – предостерегла Никки.

Искра забежала в раздевалку, быстро переоделась в тренировочный костюм, затем направилась к Цагару. Миссис Барклай преградила ей путь:

– Искра, с твоим конем еще не работал берейтор.

– Это необязательно. Он всему обучен.

– У нас такие правила. Не торопись. Ты, в любом случае, если и получишь допуск к соревнованиям, то только в следующем семестре. Так что еще успеешь набить шишки.

– Почему в следующем? Я уже готова!

– Все вы так говорите, а как только оказываетесь в седле, то сразу выясняется, что не знаете даже базовых команд… На индивидуальных тренировках я оценю твои навыки, технику, и тогда посмотрим, стоит ли тебе примыкать к основному составу. Но я полагаю, что тебе будет проще в группе младших всадниц. Там спокойно, нет конкуренции. Девочки учатся просто для удовольствия, а потом желающие могут сдать экзамен и войти в команду. Как правило, таких немного, потому что далеко не каждому под силу тягаться с моими «Черными монстриками» (команду «Греджерс» соперники называли «Черными монстрами», так как у тех форма была черного цвета. Ну а монстрами потому, что битва за очередной кубок превращала всадниц в ужасных, сильнейших сверхъестественных существ. Все их боялись).

За их беседой молчаливо следила Никки. Когда Иоланда покинула девочек, Никки подошла к подруге, на лице которой застыло спокойно-злобное отчаяние.

– Ты расстроилась, что ли? Полгода отдыхать будешь! Радоваться нужно.

Но Искра снова решила проявить упрямство. Я уже говорила, что Искре довольно трудно было понимать людей. Зачастую эмоции собеседника, его поведение и чувства для Искры были словно тайный шифр, на разгадку которого она тратила все свои силы и знания. Но все же кое-какие людские реакции ей удалось хорошо распознать, изучить и запомнить на всю жизнь. Из этих реакций можно выделить проявление жалости. С ней Искра сталкивалась особенно часто. С ней она столкнулась и сейчас, разговаривая с тренером. И это распалило ее. Искра вновь направилась к Цагару.

– Искра, не переусердствуй, – окликнула ее Никки. – Иоланда не любит, когда ей не подчиняются.

– Я тоже.

Диана уже собралась было уходить, но тут Индия заверещала:

– Глядите! Новенькая на арене!

Все помчались занимать места. Многие отнеслись с юмором к этой ситуации, а кто-то смотрел на все это с настороженностью. Никто из новичков в первый же день не рисковал пересечь черту арены. Это была территория профессионалов. Нужно либо слыть выдающимся спортсменом, либо быть безумцем, чтобы без единой тренировки на новом месте, да еще со «свежим» жеребцом сразу начать сотрясать грунт ипподрома. Все единогласно заключили, что Искра обезумела.

– Героева! – крикнула Иоланда Барклай, увидев новую всадницу на коне.

Та спокойно прискакала к старту, крепко, очень уверенно держа поводья, затем скомандовала коню слегка ускориться, а тот и не думал сопротивляться.

Никки с тревогой наблюдала за Искрой. Она боялась, как бы та не убилась, желая привлечь к себе внимание. Но еще больше ее беспокоило то, что Искра, так удачно вписавшаяся в общество «Греджерс», рискует после этой бессмысленной бравады вновь вернуться к племени изгоев, а значит, и Никки вместе с ней туда отправится, как ее соратница. «И потом нас уже не спасут ни медведи, ни цыгане, ни самогон», – думала Дилэйн.

Искра же ни о чем не думала, просто делала то, к чему привыкла. И делала, следует отметить, абсолютно не напрягаясь. Управление лошадью так славно удавалось ей, словно этот навык был одним из безусловных рефлексов. Не было в ее действиях вычурной точности, приторного мастерства, которые обычно демонстрирует каждая всадница «Греджерс». Езда Искры сочетала в себе грубость и легкость, силу, всепреодолевающую энергию первозданности. Это естественный дар. Это эталон, то, чему изо всех сил с малых лет пытаются подражать профессионалы.

Цагар перешел в бешеный галоп. Стук копыт, ветер звенит в ушах, копчик дробится о седло – какое наслаждение! Вот сейчас Искра живет, дышит, любит, чувствует! Сейчас это по-настоящему! Еще бы исчезли все эти преграды, стены, люди, открылось бы поле со своей неохватной ширью и зовущей к себе далью. И так бы скакать, скакать всю жизнь, воспевая эту заветную, драгоценную свободу, управляющую сердцем, мыслями и душой.

– Одна Брандт ушла, так появилась вторая, – с горечью высказалась Элеттра.

– Даже лучше… – не отрывая взгляда от необыкновенной всадницы, сказала Фабиана Пирс.

Элеттра с саркастической улыбочкой уставилась на шокированную Диану.

Когда Искра вернулась к старту, к ней тут же прибежали Никки и Иоланда.

– Что скажете, миссис Барклай? – без страха и сожаления спросила Искра.

– Скажу, что за подобные выходки я бы немедленно исключила всадницу из клуба. Но… черт, вынуждена признать, что я… я поражена, Искра.

Никки в тот же момент расслабилась, приобняла подругу, заулыбалась довольно.

– В каком клубе ты тренировалась ранее? – поинтересовалась Иоланда.

– Ни в каком, миссис Барклай.

– Кто же тебя так поднатаскал?

– Папа.

– Он профессиональный тренер?

– Нет, он… просто папа.

– Что ж, мисс Героева, добро пожаловать в конный клуб «Греджерс». Уверена, ты принесешь нам много пользы в этом семестре! Но впереди еще много работы, дорогая моя. Очень много.

Услышав «в этом семестре», Искра хотела подпрыгнуть от радости, но постеснялась, передумала и просто кивнула в ответ.

– Искра, ну ты даешь! – Никки теперь со всей жадностью набросилась на подругу с объятиями. – Поздравляю!

– Миссис Барклай, хороший выбор, – поделилась своим мнением Диана. – Теперь у вас есть все шансы победить на выездных.

– Я тоже так думаю. – Иоланда строго посмотрела на бывшую всадницу и добавила: – Свято место пусто не бывает, Диана.

Как и всякому человеку, убежденному в своей незаменимости и вдруг столкнувшемуся лицом к лицу с яркой, толковой заменой, Диане было больно и обидно. Зависть и ревность точили ее изнутри. Померкла жизнь перед ее глазами.

А жизнь Искры после того дня заиграла новыми красками. Леди «Греджерс» испытывали слабость к дерзким, необычным персонажам. Если раньше имя Искры нередко звучало в сопровождении уничижительных эпитетов – «недалекая», «некрасивая», «неинтересная», то теперь его дополняли такие определения, как «гениальная», «смелая» и «фантастическая». Вот так все оперативно переменилось. Тут нечему удивляться, мнение общества никогда не отличалось стабильностью, разумностью и ценностью.

Все понимали, что совсем скоро, на ближайших соревнованиях, Искра обретет громкую славу, и тогда ее непросто будет приручить. А это был нужный человек, важный, его жизненно необходимо держать в кругу своих хороших знакомых. Общение с Искрой – это выгодная инвестиция в свое будущее. С помощью таких людей без лишних усилий можно за компанию взобраться на олимп славы и войти в историю школы. Короче говоря, повторить успех приближенных Дианы Брандт. Поэтому большинство учениц любыми способами пыталось расположить к себе Героеву как можно быстрее. Самые ушлые и везучие были те, кто стоял во главе различных кружков, клубов и отрядов.

– Искра, ты окажешь нам большую честь, если присоединишься к «Милосердию», – умасливала Дене Адлер.

– Надеюсь, у тебя еще осталось свободное время? Удели внимание нашему литературному клубу. Мы ждем тебя! – упрашивала Мэлори Харт.

– Раньше, для того чтобы попасть ко мне в «Элегию» (так называется литературный клуб, который изначально принадлежал Кинг), люди несколько месяцев ждали, пока я рассмотрю их заявки, а теперь… – негодовала Элеттра. – Совсем недавно никто и не знал о ее существовании, а если и знал, то старался забыть, сейчас же все носятся за ней как угорелые!

– Да, приходится носиться. Я еле-еле уломала ее вступить в мой клуб живописи.

– Рэми, и ты туда же?! Поверить не могу!

– Эл, ты же знаешь закон: если кто-то из популярных вступает в клуб, то этот клуб тоже вскоре станет популярным. Я только-только начинаю раскручиваться. Не осуждай меня.

Тем временем возле Искры уже вилась Кристал Монталь:

– Я представитель научного клуба «Греджерс». Твои знания нам очень пригодятся и…

– Кристал, оставь ее в покое, – рявкнула Никки. – И передай остальным, что нашей звездочке необходим отдых! – Никки взяла Искру под руку и уверенной походкой, высоко задрав подбородок, пошла вперед. – Кто бы мог подумать! Твоя популярность растет так же быстро, как мой живот после трех глотков эля! Ха-ха! Пойдем-ка в столовую, Звездулька моя, нужно отметить твое вступление на престол «Греджерс»!

Последнюю фразу Никки специально произнесла как можно громче, увидев идущую им навстречу Диану. Однако через несколько секунд Никки уже пожалела о своем глупом поступке. Какое же суровое лицо было у ее бывшей подруги! Никки знала: когда Диане было плохо, так плохо, что ей едва удавалось держать себя в руках, лицо ее становилось таким вот суровым, черство-мраморным. Но затем Никки напомнила себе о том, что человек с этим лицом не так давно душил ее, хотел публично казнить. И стыд с виной тут же рассеялись. «Ты, наверное, думала, что я буду бегать за тобой и вымаливать прощение? Нет. Не надейся. У меня теперь есть прекрасный, надежный щит в виде Искры. Я прикрыта ее славой и силой. Теперь посмотрим, кто за кем будет бегать».

А сейчас отвлечемся ненадолго от страстей в «Греджерс» и перенесемся в Голхэм, к жилищу Калли. Та как раз вернулась домой с работы. Брат встретил ее в коридоре. В глазах у него стояли слезы.

– Бенни, что случилось?! С мамой что-то?!

– Ей резко стало плохо. Она скрючилась вся, потеряла сознание, а когда пришла в себя, начала кричать от боли. Я вызвал «Скорую», – доложил Бенни, задыхаясь от волнения.

– Где отец?!

– На кухне. Говорит, дышать больно. Я попросил Долли и миссис Гарвинг дать ему какие-нибудь таблетки…

– Хорошо… хорошо. Бенни, пожалуйста, держись, дружочек! Будь с отцом, ладно? А я в клинику!

Доктор Кембри вызвал Калли на разговор, когда та покинула палату матери.

– Вы и так все знаете, Калантия. Мне нечем удивить вас. Без лечения ей с каждым днем будет хуже и хуже. Обратитесь в фонды…

– Обращалась и не раз. Нас поставили в очередь и тактично намекнули, что у них в приоритете дети и подростки.

– Да… но все-таки надежда есть, так что долой уныние. Нам удалось ненадолго стабилизировать Мэйджу. Но вы сами понимаете, что мы не можем выйти за рамки экстренной помощи. Думайте, думайте. Надо найти выход. Не затягивайте, пожалуйста.

Несмотря на то что Мэйдже в какой-то степени стало лучше, Калли не могла заставить себя успокоиться. Она вздрагивала от одной мысли, что ей придется вернуться домой, что она увидит хныкающего отца, несчастного Бенни, и при этом ей надо будет как-то подбодрить их. Как ей это сделать, если она сама нуждается в помощи? К Руди пойти? Нет. Она уже и так зачастила к нему.

В кармане куртки что-то зашуршало. Калли опустила туда руку и достала брошюру Клуба поддержки, куда порекомендовал ей обратиться Руди. Она забыла выкинуть ее. «Да как же я сразу не поняла! – осенило Калли. – Он же таким образом намекнул мне, что устал от моих проблем и предложил замену. На, мол, загляни-ка ты в общество нытиков. Только тебе подобные смогут вынести тебя». Калли не обижалась на своего парня.

Клуб этот находился на первом этаже той же клиники, в небольшом административном помещении. Круглый стол стоял в центре, за ним сидели: темнокожая женщина лет сорока, два молодых парня, пожилой, угрюмый мужчина, такая же старушка рядом с ним. Темнокожая женщина взглянула на Калли, после того как та села за стол.

– Я вижу в наших рядах пополнение, – сказала она, широко улыбаясь. Глаза ее при этом были грустные. – Не могу сказать, что меня это радует. Значит, кто-то сейчас страдает… так же, как и его близкий человек, что присоединился сегодня к нам.

Калли узнала эту женщину. Ее фотография была размещена на титульной странице брошюры. Это – Нэша Балдрич, основатель Клуба.

– Я ведь была на вашем месте, – продолжила Нэша. – Заболел мой муж. Врачи даже и не пытались утешить нас. Мы поздно обратились за помощью. У нас был выбор: сдаться или попытаться бороться. Сдаться всегда можно успеть, подумали мы и выбрали второй вариант. Тяжело было… Казалось, что мы ведем бессмысленную битву. Но потом вдруг анализы начали радовать нас хорошими результатами, врачи приободрились… И вот уже пять лет длится наша ремиссия. Почему говорю «наша»? Потому что вместе с мужем страдала и я. Рак – это…

Калли больше не слушала Нэшу, так как в этот момент в помещение вошел еще один член Клуба. Парень с нахальной улыбкой, забавно торчащими ушами, и глазами, заглянув в которые, чувствуешь себя странно – в голове будто вспыхивают и шипят молнии, электрические стрелы от них летят к сердцу и обжигают его… Боже, да это чувство так знакомо ей! Калли довелось испытать его, когда она встретилась взглядом с Савьером Бейтсом в день их знакомства. Стоп… Так это же и есть Савьер! Что он здесь делает?!

Калли резко вскочила и выбежала в коридор.

– Стой! – крикнул выбежавший следом Савьер. – Нэша послала меня за тобой. Не парься. Ты не первая, кто сбегает.

– И давно ты это делаешь?!

– Делаю что? – опешил Савьер.

– Следишь за мной! Инеко приказал? Или Сафира?!

– Я не слежу за тобой.

– А что же тогда ты здесь забыл?

– Включи мозг, женщина. Это Клуб поддержки. Следовательно, я пришел сюда за поддержкой. У меня сестра старшая болеет. Она потребовала, чтобы я начал сюда ходить. Мне это не в кайф, но что поделать? Пришлось угодить.

Калли не верила ни единому его слову. Она так хотела поделиться с кем-нибудь своей бедой, выплакаться, набраться сил, чтобы вернуться домой и помочь брату и отцу прийти в себя. У нее с таким трудом получилось перебороть себя и заявиться в этот Клуб, и Савьер все испортил! К чему эта слежка? Хотят напомнить ей, что она на крючке? Чтоб не расслаблялась? Или же так они стремятся выведать ее тайны, прощупать слабые места, чтобы знать, на что надавить, если она вдруг передумает подчиняться им? Как же противно!

– Сестра? Надо же, какое совпадение! И на Инеко ты работаешь, чтобы оплатить ее лечение?

– Так и есть.

– Ты эти сказки кому-нибудь другому рассказывай! Надеюсь, твоей бедной «сестренке» недолго осталось!

– Э, ты за словами следи! – вскипел Бейтс.

– А ты хорошо играешь! Мне даже на мгновение почудилось, что тебе больно.

Через три дня после этого неприятного инцидента Калли вновь навестила Мэйджу.

– Хотела вырваться к тебе, да все никак. Смена в кафе заканчивается в тот самый час, когда у вас отбой…

– Как там Спенсер? Бенни сказал, что он жутко перенервничал из-за меня.

– Мам, ну ты серьезно? – буркнула Калли.

– Меня уже готовят к выписке. Значит, не все так плохо, – застенчиво улыбнулась Мэйджа.

– Тебя выписывают, чтобы ты освободила койку для платежеспособного пациента!

Калли была настолько подавлена, что уже слабо соображала, что говорит и кому. Только заметив угнетенное выражение лица матери, она поняла, что ляпнула что-то не то.

– Прости, мам… прости. Пойду принесу воды.

Калли и жаль было маму, и злилась она на нее. Злилась за то, что та заболела; за то, что доставила ей еще больше хлопот; за то, что превратила ее лучшие годы жизни в худшие, заставила так быстро повзрослеть, лишила всех радостей; за то, что так сильно любит и так боится потерять ее… Да, во мраке безнадежности зачастую вспыхивают вот такие подлые мысли и чувства. Немногим удается избежать этого. И всем, кто не справился, становится стыдно, очень-очень стыдно за все эти хлещущие неконтролируемым потоком пакости, что так долго созревали в глубине надорванного сердца.

– Может, врача позвать?

Калли сидела на диванчике у двери маминой палаты, приложив ладони к пылающим вискам, и, шатаясь из стороны в сторону. Не сразу она обратила внимание на девушку, стоявшую рядом с ней и обеспокоенно глядевшую на нее.

– Нет, – убитым голосом ответила Калли.

– А, ты навещаешь кого-то. Кто у тебя?

Калли наконец посмотрела на девушку: лысый, тощий человечек с приятной улыбкой и нарисованными светло-коричневыми бровями; голые бледные веки обрамляли выпуклые серые глаза, а острые головки ключиц так и норовили прорвать туго натянутую на них, тоненькую кожу.

– Мама…

– Мой брат понял бы тебя сейчас. Он тоже нервничает, переживает. Я за него беспокоюсь даже больше, чем за себя. Хорошо, что мне удалось уговорить его пойти в Клуб поддержки, Нэши Балдрич. Ему вроде там понравилось. Со мной он не может поделиться своими переживаниями, а там выговорился. А что, если… тебе последовать его примеру? – робко предложила девушка.

Калли улыбнулась. Но на самом деле ей хотелось плакать. Вот только лить слезы при смертельно больной девушке ей было неловко. Это почти измывательство. Калли опустила голову, быстро протерла глаза и невольно посмотрела на запястье девушки. На нем был идентификационный браслет.

– Бейтс… – прочла Калли фамилию, напечатанную на браслете.

– Марта. Марта Бейтс, – засмущалась девушка. – Прости, что сразу не представилась. А тебя как зовут?

– Калли.

– Очень приятно, Калли.

Все это казалось каким-то странным, нелепым сном. Таких совпадений не бывает. Не бывает!

– …Твой брат – Савьер Бейтс? – уточнила Калли, а голос ее при этом дрогнул, будто от ответа на этот вопрос зависит ее жизнь. Хотя… «будто» здесь лишнее слово. Так оно и было.

– Да. Ты его знаешь? – Калли рассеянно кивнула. – Как тесен мир! Невероятно! – обрадовалась Марта.

Невероятно… Калли снова приложила руки к вискам, снова начала раскачиваться как маятник. Марта что-то весело рассказывала ей, а та не слушала ее. Калли слышала только свой визгливый внутренний голос: «Я не поверила ему. Посмеялась над ним, обвинила, накричала. Господи! Я еще пожелала смерти его сестре! Я же не знала, я же не хотела… Все пропало. Вот сейчас точно все пропало! Как это произошло, как… Почему я стала такой подозрительной? Такой дурой?! Руди велел мне быть с ним осторожней. Миссия успешно провалена! Что я наделала?! Что ТЕПЕРЬ мне делать?..»

– Калли, ты слышишь меня? Калли, успокойся… Вколите ей что-нибудь, ее трясет всю… Калли! Калли, очнись… Доктор, она жива?..

Глава 15

Белларские определили Искру в лицей. На собеседовании выяснилось, что девочка, находясь до этого на домашнем обучении, уже давно обогнала всех по программе. То, что ее сверстники проходили целый месяц, Искра осваивала за несколько дней. Учителям она сразу понравилась. Искра была спокойная и трудолюбивая.

– Ирина Григорьевна, Евушка сказала мне, что в классе появилась новенькая. Цыганка… Это правда? – налетела на классного руководителя одна из мамаш.

– Да. Я хотела сообщить вам об этом на ближайшем родительском собрании.

– До ближайшего родительского собрания вы должны перевести эту новенькую в другой класс, а лучше – в другую школу!

– Алла Львовна, объясните, что вас не устраивает? – растерялась учительница. – Искра обидела вашу дочь?

– Пока нет. Но… У Евушки дорогой телефон. Одежду я ей покупаю не на рынке. И что мне теперь, каждый день молиться, чтобы ее не обокрали?! Или посылать дочь в школу в обносках, чтобы, не дай бог, ничего не приглянулось этой цыганке?!

– Ну напрасно вы так, Алла Львовна. Искра из приличной семьи, за ней не было замечено никаких…

– Такие, как она, должны находиться в спецучреждениях! – перебила разгневанная родительница. – Ей не место среди нормальных детей! Я думаю, со мной согласятся многие родители. Если вы, Ирина Григорьевна, не решите этот вопрос, то я добьюсь, чтобы перевели в другую школу не только Искру, но и вас!

Павла стояла за полуоткрытой дверью класса и все слышала. И стыдно ей было, и злость закипала в ней. Искра ждала ее в фойе, стоя за широкими листьями пожелтевшей пальмы, у окна. Павла по настоянию мужа первое время сопровождала Искру до школы и обратно. Митя переживал, что девочка может заблудиться в большом городе.

– Искра, пойдем.

– Ты должна была приехать шестьдесят четыре машины назад, – сказала Искра, не поворачиваясь к матери.

Павла вздохнула, посмотрела по сторонам суетливо, подошла к дочери, резко повернула ее к себе лицом.

– Да говори ты нормально! – прошипела она. – Ты же не дура! – Павла всмотрелась в непроницаемое лицо Искры. Ей вдруг захотелось ударить ее, добиться реакции нормального человека, услышать крик обычного, испугавшегося ребенка, увидеть слезы, обиду в ее глазах. Но Павла также понимала, что даже если она ударит ее со всей силы, то та никак не отреагирует. Будет просто стоять и смотреть на нее таким же тупым взглядом. Павле никак не удавалось принять тот факт, что у нее – такой красивой, талантливой, аристократичной девушки и Лари – жгучего, обворожительного парня – родилось вот такое нечто. – …Пойдем.

Когда они подошли к выходу, мать внезапно остановилась, услышав знакомый повелительный голос:

– Не приближайся к этой Искре, поняла меня? Даже не смотри в ее сторону! Ну а если Эта все-таки вздумает прицепиться к тебе, то не гнушайся, поставь ее на место! С ними надо как можно жестче, иначе несдобровать.

Это была Алла Львовна Аверьянова и обращалась она к своей дочери, Еве. Девочка послушно кивала в ответ. Павла оставила Искру у дверей, а сама направилась к истеричной мамаше и ее отпрыску.

– Угрожаете учителю? Запугиваете собственного ребенка? Да это вас надо отправить в спецучреждение!

Алла Львовна стояла в недоумении, быстро моргала, челюсть ее упала, сложив в гармошку отвислый подбородок. Павла была довольна собой. Она подошла к Искре, приобняла ее с вызовом. Правда, выйдя на улицу, Павла тут же отпрянула от дочери.

Они уже подходили к метро, когда услышали:

– Павла, неужели ты?..

Зима еще не началась, но Петербург уже вовсю испытывал свое население лютыми холодами. Страшно мело, но Павле удалось разглядеть в густой снежной мгле знакомое женское лицо. Молодость давно увяла на нем, но красота еще прослеживалась: ультрамариновые глаза, тонкие губки под слоем темно-вишневой помады, морщинистые щечки, пылающие румянами помидорного цвета.

– Гликерия Ниловна! Господи, сколько же лет мы не виделись?

– Много, Пашенька, много…

Гликерия Ниловна Пестрякова – гимназическая подруга Болеславы Гордеевны. Мать Павлы часто рассказывала о ней, тосковала, хотела приехать в Россию только ради того, чтобы встретиться с Гликерией, но обстоятельства всегда играли против нее. И вот когда Павла сбежала от Лари и Искры и поняла, что мать не примет ее обратно, она вспомнила про Гликерию Ниловну. Найти ее было несложно – Болеслава, рассказывая о своей подруге, упомянула, что та работает учителем в той самой гимназии, в которой они учились. Пестрякова вошла в положение Павлы, дала ей денег на первое время, сняла комнату. Болеслава сама написала в письме подруге о том, какая беда произошла у нее с дочерью, поэтому Гликерия и не удивилась, когда Павла пришла к ней за помощью.

Павла с Гликерией расположились за столиком маленькой пышечной у метро. Искра сидела за соседним.

– Вы до сих пор с ней общаетесь? – спросила Павла.

– А как же? Мой старший с ее помощью обустроился в Лондоне. Скоро и младший туда переберется. Я по гроб жизни обязана Болеславе. – Пестрякова покосилась на Искру, затем посмотрела долгим, пронизывающим взглядом на Павлу. – Это твоя дочь?

– Искра… – кивнула Павла.

– От того цыгана? – Гликерия поняла по сконфузившемуся лицу Павлы, что ее догадка безошибочна. – Когда успела? Ты же без нее ко мне пришла. Где она была?

– …Я оставила ее с Лари. Хотела сначала освоиться в Питере, а потом забрать ее к себе, – неуверенно врала Павла. – Постеснялась вам признаться.

– Загубила ты свою жизнь, Пашенька… Я думаю, Болеслава уже давно простила тебя. Пора помириться с матерью.

– А мы не ссорились. Мы просто умерли друг для друга, – резко ответила Павла. – Знаю, что виновата. Но ведь это все из-за глупости! Молодость каждого ошибками напичкана… Неужели я хуже всех? Неужели я заслужила такую ненависть?! Она же отказалась от меня, понимаете? Бросила! Я осталась совсем одна в этой холодной стране. Ни друзей, ни родственников. Если бы не вы, не знаю, что со мной было бы…

– Да… страшный это грех – бросить своего ребенка.

Павла посмотрела на Искру и вспомнила, как та, будучи девятимесячной малюткой, ухватилась дрожащей ручкой за пальчик матери, точно понимала, что через несколько минут Павла положит ее в колыбель, возьмет давно собранный чемодан и сбежит, не дождавшись рассвета. Поперек горла встал комок, а грудь сдавило резким спазмом. Так, видимо, ощущается вина…

– Ну а как ты сейчас живешь? С кем? Где? – забросала вопросами Гликерия.

– Я вышла замуж за хорошего мужчину. Он работает… – Павла хотела быстро придумать что-то, за что не было бы так неловко, но сильное волнение и стыд лишили ее возможности лгать дальше, – …грузчиком в Пулково. А я тружусь бухгалтером в небольшой мебельной фирме. Мы недавно переехали из Мурино. Наш новый дом находится напротив Финбана, представляете? Это редкая удача…

– Стало быть, у тебя все сложилось? – недоверчиво спросила женщина.

– Да. Так и передайте моей матери, если она вдруг спросит обо мне.

– Пашенька, ты хоть дай свой адресок. Я буду навещать вас иногда, если разрешишь.

– Гликерия Ниловна, я всегда буду рада видеть вас!

Искра быстро привыкла к насыщенным лицейским будням. Учителя были довольны ее успеваемостью, Митя был рад, что с падчерицей не возникает никаких проблем, а Павла даже немного гордилась своей дочерью. Лестно ей было слышать о ее школьных успехах, при этом она отгоняла прочь от себя мысль, что ее роли в воспитании и обучении девочки никакой нет, что это заслуга Лари. Цыгана… Черномазого оборванца, как его называли Болеслава и остальные, кто был против него.

В тот день класс Искры отправили на медосмотр в поликлинику.

– Искра, у тебя же сегодня день рождения? – спросила Ева, перехватив Героеву у кабинета одного из врачей. К ним скоренько подбежала подруга Евы – Варя.

– Да…

– Мы хотим поздравить тебя. Всем классом.

– Поздравить?..

– Вручить подарок, спеть песню. Мы готовились, – пояснила Варя.

– Ты когда из поликлиники выйдешь, заверни за угол. Увидишь небольшой сад. Там мы и будем ждать тебя, – сказала Ева.

Искра всегда хотела иметь друзей. Она видела, как хорошо тем, кто обзавелся дружбой со своими одноклассниками, и с каждым днем убеждалась в том, что все больше и больше испытывает потребность в такой интересной коммуникации. «Во всех книгах у главных героев есть друг, или подруга, или толпа друзей… Без них их истории не были бы такими увлекательными. Может, моя жизнь тоже станет увлекательной, если у меня появится друг?» – обратилась к себе с вопросом Искра.

Как и было велено, она отправилась в сад. Искра волновалась и немного радовалась. У нее, оказывается, есть друзья! И сейчас они поздравят ее с днем рождения! Чудесный день. «Главное, не отпугнуть их. Они часто смеются, обращаясь ко мне, а я не смеюсь, не понимаю их. Они, наверное, обижаются… Вдруг я и сейчас их обижу? Надо рассказать им про свою недавнюю увлеченность филателией, а потом можно пригласить их в гости и показать начало коллекции. И я буду смеяться над их шутками».

– Ева, Варя, я пришла.

– Закрой глаза, Искра, – скомандовала Ева.

Искра боязливо огляделась, никого не было видно. Вероятно, все прятались за елками, выстроившимися в ряд.

– Закрыла? – спросила Варя.

– Да…

Искра услышала, как к ней кто-то подбегает. Ее схватили за руки и крикнули:

– На!

После чего ей плеснули в лицо какую-то жидкость. Искра открыла глаза. Ее окружили одноклассники. У каждого в руках был контейнер для анализов, наполненный мочой. Дети давно все спланировали. Все вооружились несколькими баночками, часть которых отправили в лабораторию поликлиники, а другую опорожнили в лицо Искры.

– С днем рождения! – сказал со злостью кто-то, перед тем как опустошить свой контейнер.

Искра закашлялась. Моча попала в нос, рот и глаза, пропитала ее курточку…

– Мама говорит, что цыгане всегда воняют ссаниной! – выдала Ева.

– Права твоя мама! – засмеялась Варя.

Искра пыталась вырваться, увернуться, но ребята крепко и очень больно держали ее. И все смеялись, смеялись, смеялись.

Не дождавшись матери, Искра пришла домой. Тоша выбежала из своей комнаты, услышав скрип входной двери.

– Фух, Искра, это ты… Я думала, родаки вернулись.

Из комнаты выглянул паренек.

– Тош, мне сматываться? – прошептал он.

– Не, ложная тревога. Это… сестра. – Тоша подошла к Искре, заметила, что у той мокрая шапка и волосы, торчащие из-под нее, на куртке какие-то разводы, и запах… стойкий, отвратительный запах отравлял воздух. – Фу, сестра, ты в чем?!

– Меня облили мочой, Тоша, – спокойно ответила Искра.

– Чего?! Кто облил?!

– Одноклассники. Меня так поздравили с днем рождения.

Тоша помогла Искре снять испорченную верхнюю одежду и приказала ей принять душ, сказав перед этим:

– Забудь обо всем, ладно? Они – моральные уроды. Родители придут, тортик поедим. Я свечки красивые купила.

Пока Искра мылась, Тоша разогревала ей обед и думала о том, что произошло. Она давно предчувствовала это. Искра идеально подходила для гадких насмешек и более серьезной травли. Защититься она не могла, и никто не хотел за нее заступиться. Отец вечно занят, приходит с работы еле живой, какие уж там школьные разборки? Ну а про Павлу и говорить нечего. «А мне впрягаться есть смысл? – задалась вопросом Тоша. – С малолетками бесполезно выяснять отношения. Никто для них не авторитет. Может, я даже хуже сделаю…»

Искра, помывшись и переодевшись, заглянула в зал. Там на ковре распластался парень Тоши и по совместительству ее одногруппник из техникума.

– Леша Чилим, – представился он, заметив на себе изучающий взгляд Искры.

– Как водяной орех.

– А? – не понял Леша.

– Твоя фамилия… как водяной орех… Чилим.

– А-а-а… – Леша сел в кресло и позвал к себе Искру. – Что будешь делать со своими одноклассниками?

– Буду учиться с ними в одном классе.

– А за «поздравление» ничего им предъявить не хочешь? Я бы их всех урыл.

– Урыть – это значит наказать?

– Наказать, да.

– Зачем их наказывать?

– Потому что они тебя обидели. И обидят еще, – вкрадчиво объяснял Леша. Тоша рассказала ему вкратце о том, какая Искра и как с ней нужно вести себя. Точно не смеяться и не злорадствовать. Леша это хорошо усвоил и потому разговаривал с Искрой как со своим трехлетним братом. – Если тебя кто-то обижает, ты не должна это хавать… то есть терпеть. Да и тебе станет легче, если ты быканешь в ответ. То есть накажешь.

– Я не хочу наказывать, я хочу дружить.

– Не получится у тебя подружиться с теми, кто тебя обижает.

– Я не умею наказывать.

– Надо научиться. Иначе до конца жизни будешь захлебываться чужой мочой.

– А как бы ты их наказал, Леша?

– Ну-у не знаю… Они мне мочу плесканули в лицо, а я… бензин, например. Кинул бы спичку в харю, и гори, сука, ясно, пока не погасло, ха-ха! – Леша, конечно, говорил все это в шутку, но Искра этого не понимала.

Бензин раздобыть ей не удалось, зато нашла керосин в кладовке, там же и спички обнаружила. В школу явилась Искра во всеоружии.

– Ева, – позвала она одноклассницу.

– Чего тебе, Ссанина?

Искра быстро достала из своего рюкзака бутылочку с керосином, открутила крышку и плеснула опасную жидкость в лицо ничего не соображающей Евы.

– Ева!!! – подбежала Варя, оттолкнула подругу в сторону, затем повернулась лицом к Искре. Та уже зажгла спичку. – Держите ее!!!

Мальчики схватили Искру за руки, девочки завизжали. В класс ворвался учитель, увидел зажмуренную, рыдающую, облитую чем-то Еву, рядом с ней трясущуюся Варю и в нескольких шагах от них Искру, которую с трудом сдерживали донельзя перепуганные одноклассники.

Искру поместили в психоневрологический интернат. Необходимо было установить причину, из-за которой она чуть не покалечила одноклассницу, определить диагноз, если таковой имелся. Искра большую часть времени проводила у зарешеченного окна, за ним шумела тусклая жизнь в клеточку… Искра всё вела счет проезжавших мимо интерната машин, с их помощью она подсчитывала время, потраченное на ожидание Павлы и Мити. Она верила, надеялась, каждый день ждала, что ее заберут или хотя бы навестят. Но прошло уже три недели, а никто из Белларских так и не явился. Врач-психиатр, Тамара Касьяновна Колышева, женщина с мягким нравом, с очень добрым, шаровидным лицом и ласковым голосом, ежедневно опрашивала Искру. Она выяснила, что ее пациентка подверглась нападению со стороны одноклассников. Также Колышевой стало известно, что зачинщицей была потерпевшая, Ева. В свою очередь, последняя поддалась подстрекательству своей матери, которая весьма яростно восприняла тот факт, что в одном классе с ее дочерью будет учиться цыганка.

– Ты рассказала кому-нибудь о том, что с тобой сделали Ева Аверьянова, Варвара Кравченко и другие?

– Да. Тоше.

– Тоша – это Антонина Белларская, дочь твоего отчима? – Искра кивнула. – Рассказав обо всем Антонине, ты решила отомстить Еве, правильно?

– Леша Водяной орех, парень Тоши, сказал, что я должна наказать их. Я не знала, что их нужно наказать, а если и знала бы, то не знала, как их наказать. Хорошо, что Леша подсказал. – Когда Искра нервничала, она говорила быстро, с многочисленными повторениями, вот как сейчас.

Тамара Касьяновна все записывала в свою толстую тетрадь. Искра была ей симпатична. Колышевой нравилось то, что девочка легко идет на контакт, не замыкается, не молчит, хотя такое поведение было бы ожидаемым в ее случае.

– Искра, среди твоих вещей я обнаружила вот эту фотографию. – Колышева показала фото с Искрой и Анхелем. – Она меня очень заинтересовала. Скажи, пожалуйста, кто этот мальчик?

– Анхель. Племянник моего папы. Значит, он мой двоюродный брат.

– Ты так бережно хранишь фотографию с ним. Он дорог тебе?

– Он серьезно болен. Он самый слабый в стае. Я помогала ему, а потом нас разлучили.

– Значит, ты заботилась о нем? – Тамара Касьяновна была приятно шокирована.

– Это была моя роль в его судьбе.

– А сейчас ты скучаешь по нему? Беспокоишься за него?

– Не могу сказать «да». – Стало заметно, как Искра еще сильнее заволновалась: глаза забегали, дыхание участилось. Она залепетала: – Он болен, он слаб, он был в моем расписании. Я помогала ему, это моя роль.

– Он умер, Искра. Анхель умер.

Искра, до этого избегая прямого взгляда Тамары Касьяновны, тотчас уставилась на нее. Руки ее вцепились в сиденье стула, губы крепко сомкнулись и задрожали, в глазах набухли слезы.

– Спокойно, – спохватилась Колышева, добившись своего. – Я проверяла тебя. С Анхелем все в порядке.

– Вы… вы плохой человек, Тамара Касьяновна! – Искра выбежала из кабинета врача. Колышева с довольной улыбкой сделала очередную пометку в своей тетради.

Спустя два месяца Митя все-таки приехал в интернат.

– Жена не хочет забирать ее. Боится, – сообщил он Тамаре Касьяновне. – Да и мне как-то, знаете, тоже не по себе. Что у нее? Шизофрения? Или просто какие-то припадки? Как это называется?

– Дмитрий Валерьевич, я побеседовала с Искрой, понаблюдала за ней, показала ее другим специалистам и могу с уверенностью сказать вам, что она не опасна. Искра даже способна проявлять эмпатию, что интересно. – Колышева вспомнила о нежной привязанности Искры к Анхелю. Эта привязанность стала очень важным открытием для врача. – И опять же хочу обратить ваше внимание на то, что Аверьянова первая напала на Искру. Оказывается, она не раз так поступала, вместе с Кравченко постоянно унижала девочку. Искра думала, что так с ней пытаются завязать дружбу. Ее беда в том, что она слишком наивна. Если бы парень вашей дочери…

– Что?! – почти пискнул Митя. – У Тоши есть парень?!

– Сожалею, что огорошила вас такой новостью и напоминаю, что сейчас речь идет о вашей падчерице, – строгим тоном высказалась Тамара Касьяновна.

– Да-да… извините, – опомнился Митя, хотя на лице его до сих пор играли желваки из-за сдержанной ярости.

– Так вот, если бы парень вашей дочери не посоветовал ей «наказать» Еву, то этой ужасной ситуации не было бы. Искра делает то, что ей велят. Она не задумывается о последствиях. Да она и не знает, какие могут быть последствия. Ей чуть сложнее, чем нам, разобраться в тонкостях этого мира.

– Не понимаю. Так она здорова или нет? Что нам с ней делать вообще?

– У Искры есть нарушения… Это не болезнь. У нее так называемый «синдром пришельца». Она словно оказалась на незнакомой планете среди странных, опасных существ. Среди нас, то есть. Мы пугаем ее, говорим на непонятном ей языке. В свою очередь, мы тоже боимся и не принимаем ее. Искра, мужественно перебарывая свой страх, стремится вклиниться в наш мир. Чтобы стать похожей на нас, она нам подражает. Таким образом, Искра слишком подвержена влиянию своего окружения. Она легко управляема. Вот в чем опасность.

Митя долго молчал, потирая вспотевшие ладони.

– Тамара Касьяновна, я, кажется, тоже пришелец, потому что никак не могу врубиться. Объясните по-человечески! Это повторится, если мы заберем ее домой? У меня дочка… Тоша часто остается с Искрой одна, я боюсь за нее, да и жена себе места не находит. Как нам быть?!

– Поймите, угроза – не Искра, а общество, которое ее окружает. Она лишь отражает его действия. Я советую вам перевести девочку на домашнее обучение. Дети, к сожалению, не изменят свое отношение к ней, все только усугубится, Искра будет страдать. Ее покалечат, и из-за этого потом будут страдать другие… Необходимо изолировать Искру от посторонних людей на некоторое время, для ее же безопасности. Искра – необычный ребенок и к ней нужен необычный подход. Если вы не готовы взять на себя такую ответственность, то тогда оставьте ее в нашем интернате.

«Ее покалечат, и из-за этого потом будут страдать другие» – эти слова еще долго не могли выйти из головы. Митя хотел уточнить, что конкретно означает эта фраза, но побоялся. И так уже довольно страшно было после беседы с Колышевой. Митя твердо решил, что девочке будет лучше в этом месте, под контролем врачей. Он уже намеревался покинуть интернат, но вдруг остановился, столкнувшись в коридоре с караулившей его Искрой. Она, как всегда, казалась испуганной и на чем-то сосредоточенной. Взглядом она как будто спрашивала: «За что вы так со мной? Что я здесь делаю?» Искра в самом деле напоминала пришельца, заплутавшегося гостя из другого мира. Но даже невзирая на все ее странности, она выглядела самой нормальной среди всех остальных пациентов, что прыгали, мычали, кричали возле нее, угрюмо смотрели и хищно улыбались ей. Митя совсем запутался. Кровь толчками подгоняла к его сердцу щемящую жалость. В тот же день Искра вернулась к Белларским. Тошу ее появление не огорчило, но относилась она теперь к ней с настороженностью. Павла же была возмущена. Митя кое-как успокоил жену:

– Павла, в сто первый раз говорю тебе, доктор Колышева поклялась, что Искра безвредна! Бояться нечего, хватит психовать!

Искра сидела на ковре в зале с закрытыми глазами, пропускала мимо ушей доносящийся из кухни разговор родителей. Она представляла, как идет к Еве с открытой бутылочкой керосина, выливает его ей в лицо, поджигает спичку и бросает в нее. Ева начинает истошно кричать, бегать, а Искра стоит и с улыбкой наблюдает за своей одноклассницей. Все это время, пока Искра пребывала в интернате, она рисовала в своем воображении эту страшную картину. Тамара Касьяновна, увы, ничего не ведала о том, что творится в голове ее пациентки, полагая, что она и так исследовала ее достаточно, и продолжала убеждать всех, что Искра не представляет угрозу для общества.

Искра так и сидела в зале с застывшей кровожадной улыбкой на лице. По ее телу расползлось неизведанное ощущение. Очень приятное. Она рассуждала: «Леша сказал, что после того как я накажу ее, мне станет легко. Значит, сейчас я испытываю легкость. Мне нравится легкость… Надеюсь, она со мной надолго, а если нет, то я сделаю все необходимое, чтобы вновь заполучить ее…»

Глава 16

«Хороша… Действительно, хороша», – глядела Диана на Искру. Брандт не понимала себя, свое желание посещать тренировки в качестве зрителя. Раньше это приносило ей удовольствие с налетом светлой грусти по минувшим годам ее славы. Теперь же всякий раз, когда она видела великолепную езду Героевой, в ее сердце разбухал комок из паршивой жалости к себе и трусливого волнения за свое будущее. Диана ощущала себя бестолковой, мелкой, всеми забытой. Каждый день она приходила к Вассаго, все такому же безжизненному. Постоянно ловила себя на мысли, что ее конь – это кристальное олицетворение того, что происходит в ее душе. Потому Диана и не могла отказаться от Вассаго. Какая-то ее часть уже была привязана к нему. Причем привязана прочно, болезненно. Другой бы жеребец, здоровый, покладистый, победоносный, не вызвал бы в ней такого азарта, такой напористости. Не любила Диана ничего простого. Как же ей хотелось покорить Вассаго!.. Ну а пока она еле-еле вывела его из конюшни. Конь, как всегда, не был рад встрече со своей всадницей и всячески показывал это.

– Искра, ты снова удивляешь меня, – восторгалась Иоланда. – Девочки, вы тоже молодцы! Работаем! До перерыва еще далеко! Диана… – тренер тотчас отвлеклась от учениц, увидев, как Брандт ведет своего жеребца в сторону парка.

– Решила прогуляться, – ответила Диана.

– Шоно только что привел его с выгула. – Иоланда чувствовала, что бывшая всадница что-то задумала.

– Миссис Барклай, я – хозяйка Вассаго. Я плачу за его содержание и имею право проводить с ним время когда угодно и сколько захочу, – с расстановкой парировала Диана.

Иоланда понимала, что та права, повлиять она на нее никак не сможет. Вот еще одно сходство Дианы с Вассаго: оба неуправляемы, даже под страхом смерти никому не подчинятся.

– Диана, если я увижу тебя в седле… – назидательно начала Барклай.

– Не увидите, клянусь! – заверила девушка, а когда отошла от тренера, тихо добавила: – Мы далеко уйдем. Потому и не увидите.

Долго Диана и Вассаго гуляли по громадной территории парка «Греджерс». Конь казался спокойным, но все равно был отстраненным, в себе. «Никакая я ему не хозяйка…» Сил и власти над ним у Дианы было не больше, чем у жалкой мошки, что тыкалась в зад этого непокорного черногривого красавца. Дошли до вересковой поляны. Серое холодное небо смотрело, как они мнут окоченевшую от зимних бурь траву и вздрагивают от порывов зябкого ветра.

– Деймос любил это место, – улыбнулась Диана. – Здесь просторно… и тихо.

Вассаго застыл, услышав ее голос. Диана восприняла это как добрый знак. Подошла к нему осторожно, погладила, всунула ногу в стремя. Вассаго резко шагнул вперед.

– Стой! – испугалась Диана. Благо нога не зацепилась, иначе, Диана в этом не сомневалась, конь воспользовался бы этим шансом и протащил бы ее вверх тормашками по всей поляне.

Диана снова погладила его. Жеребец недовольно перебирал копытами.

– Вассаго, давай дружить, а? – с мольбой обратилась она к существу, которое при всем желании не способно было понять ее. – Тебе плохо, я знаю… Я не обижу тебя, честное слово. Я доверяю тебе, а ты доверься мне, договорились? Мы нужны друг другу.

Вассаго тупо глядел на нее черными как смоль глазами. Диана продолжала гладить его и говорить с ним успокаивающим голосом. Она пыталась быть ласковой, но внутри нее кипел гнев, жар его уже раскалил ее алебастровые щеки. Вассаго словно чувствовал ее неискренность, с отвращением откликался на ее напускное дружелюбие. Диана вновь решилась оседлать его. В этот раз обошлось без конфуза. Сердце ее безумно колотилось. Диана испытывала то, что одолевает впервые оказавшегося в седле человека: страх и неуверенность, даже стыд оттого, что она находится не там, где должна быть. Диана слабо воздействовала шенкелями. Команда больше походила на унизительную просьбу. Конь, однако, сжалился над неуклюжей всадницей, вальяжно пошел вперед.

– Кажется, я разучилась ездить, – рассерженно констатировала Диана. Тело совершенно не слушалось, руки то импульсивно, то вяло обходились с поводьями, ноги просто болтались, позабыв о своей функции, иногда даже выскальзывали из стремян. Вассаго вилял из стороны в сторону. Бывало, резко останавливался, наклонялся, чтобы пожевать травку, затем продолжал путь, то ускоряясь, то замедляясь. – Ты пьяный, что ли? – еще больше злилась Диана. Вассаго в ответ встал на дыбы, заржал, а после поскакал самовольно рысью. – Надо было все-таки усыпить тебя!

Вассаго начал галопировать. С каждой секундой скорость увеличивалась. Диана кое-как держалась, не бросала попытки остановить его.

– Стой! Стой!!! – закричала она, когда заметила впереди пруд. Диана хотела еще что-то крикнуть, но не успела. В одно короткое мгновение она оказалась в воде. Сначала Диана почувствовала, как больно захлопнулся ее рот. Зубы заскрипели, заныли. Затем застонало все тело, ему было очень холодно, а еще что-то острое уперлось ему в бок. На дне водоема, по всей видимости, покоилась коряга. Диана с трудом выбралась на вязкий берег. Раньше она и не предполагала, что человеку может быть так холодно, что он способен так сильно дрожать. До такой степени ей хотелось согреться, что, если бы у нее была такая возможность, она с удовольствием прыгнула бы в огонь. Казалось, что уж лучше пузыриться от адского пламени, кричать, пока плавятся конечности, чем дрожать от такого жуткого холода.

– Васс-сса-г-го!

Жеребец давно ускакал. Диана заставила себя подняться и идти к школе. Она так замерзла, что уже совсем ничего не чувствовала. Думалось ей, что в таком состоянии, она могла бы с легкостью, не пикнув, отрезать себе руку, ведь все ткани будто омертвели, боль им не страшна. Диана добрела до старой конюшни. Больше сил, чтобы идти, не было. Не смогла она даже зайти внутрь. Упала у порога, обняв себя посиневшими руками.

– Диана?!

От неожиданности девушка резко вжалась позвоночником в деревянный косяк конюшни. Возле нее стоял Джераб.

– Чтоб в-вас, мистер Э-эв-веретт… Что вы здесь за-абыли?

Джераб смотрел на нее, дрожащую, испуганными глазами и сам задрожал. Впопыхах снял с себя куртку, закутал в нее Диану.

– Почему ты мокрая?

– В-вас у-ув-видела… – Джераб внес Диану в конюшню. Внутри не было тепло, но хотя бы от ветра можно было спрятаться. – Вас-саго скин-нул меня в п-пруд, – объяснила Диана. Джераб прижал ее к себе, одновременно растирая ее скрюченные, ледяные ноги.

– Если миссис Барклай увидит меня в таком виде, то она больше не подпустит меня к конюшне. Мне запрещено тренироваться с Вассаго. И нельзя, чтобы нас с вами увидели вместе. Доложат Голди, а та… не поверит. Больше не поверит нам… – сказала Диана. Ей стало гораздо лучше. Она поняла, что Джераб, разволновавшись и позабыв обо всем на свете, в частности о недавнем скандале-разоблачении, уже готов доставить ее в школу на своих руках.

– Я добегу до резиденции. Кто-нибудь из твоих подруг сможет принести мне сменные вещи для тебя и сохранить все это в тайне?

– Каких подруг? – с грустью усмехнулась Диана.

Джераб негодовал из-за нелепости всей этой ситуации. Из-за нескончаемых подозрений, сплетен и тягостных воспоминаний об осуждении за их отношения, они теперь вынуждены выдумывать, как бы решить эту простую проблему… содрогаясь от холода и страха.

– В раздевалке, в моем шкафчике, есть теплый костюм.

– И как мне туда пробраться? – запаниковал Джераб.

– Сейчас все на тренировке. Вас никто не заметит.

И правда. Тренировка до сих пор была в самом разгаре. Никто не увидел, как Джераб проник в раздевалку. Шкафчиков было много. Пока Джераб искал нужный, не заметил, как кое-кто еще оказался с ним в одном помещении.

– Мистер Эверетт?

Джераб сразу узнал этот голос. Старая добрая трусость напомнила ему о своем существовании, натянув каждый нерв.

– Мисс Кинг, что вы здесь делаете?

– Что я делаю в женской раздевалке? Интересный вопрос. – Элеттра с любопытством рассматривала растерявшегося учителя.

– Я… я, кажется, заблудился… Я пойду.

Эл проводила Джераба взглядом, повеселела немного. Потом услышала далекий голос тренера:

– Подожди, Шоно, я ничего не понимаю! Диана же была с ним! Почему Вассаго вернулся без нее?!

Эл вышла из раздевалки, надеясь расслышать ответ конюха, но тут ее внимание снова привлек Джераб, что притаился в тени, у двери.

– Мистер Эверетт, вам подсказать, где находится выход? – с беззлобной улыбкой уставилась на него Эл.

– Да я… – Джераб почесал затылок, раздумывая над убедительным ответом. Ничего в голову не пришло. – …Что-то я сегодня совсем странный.

Вдруг Элеттра посмотрела на него как-то иначе. В глазах ее мелькнуло прозрение, и губы растянулись в ядовитой усмешке. Она скрестила руки на груди и спросила прямо:

– У Дианы беда, и вы хотите ей помочь, верно?

– Я прогуливался по парку… Встретил Диану. Вассаго скинул ее в пруд. Ей нужна сухая одежда, – ответил Джераб понуро.

Элеттра молча кивнула в сторону раздевалки.

– Вот ее шкафчик, – указала Кинг.

Джераб достал костюм, кинул на Эл умоляющий взгляд:

– Элеттра, пожалуйста… это чистая случайность.

В ее руках его свобода и достоинство, честь и будущее Дианы. Как много от нее зависело. Элеттра наслаждалась своей значимостью, страхом Джераба и беззащитностью Брандт.

– Перестаньте оправдываться, мистер Эверетт, – снисходительно произнесла она. – Я все понимаю. Торопитесь. Она, наверное, околела уже.

Диана вцепилась в принесенные Джерабом теплые вещи, как в последний шанс выжить.

– Боюсь, миссис Барклай скоро обо всем догадается. Вассаго прискакал обратно.

– Черт…

– И меня видела Элеттра.

– Черт, черт!

– Она пообещала, что никому не расскажет.

– Не расскажет, разумеется. Она прокричит об этом всем.

Диана стала снимать с себя мокрую одежду, Джераб всё смотрел на нее. Заметив ее грозный взгляд, смутился.

– Прости… – Он хотел было отвернуться, как вдруг увидел на ее боку, когда Диана приподняла кофту, солидных размеров ссадину с ореолом разлитой цианотичной гематомы. Тревога за девушку мигом перекрыла всякое смущение. – Диана, тебе нужно срочно показаться Леде!

– Из-за какого-то пустяка? – Джераб решительно подошел к ней, одной рукой приобнял здоровый бок, а другой нежно коснулся поврежденной кожи, желая оценить серьезность травмы. Диана напряглась всем телом. Вдох застрял где-то глубоко. Дышать в этот момент было невозможно. Казалось, даже сердце покрылось мурашками, как и ее тело. Тепло через его ненавязчивые, заботливые прикосновения просочилось в нее, оживило, напомнило ей, что кроме холода и боли она способна чувствовать что-то еще. Что-то очень приятное. Хотелось, чтобы он и дальше исследовал ее голое тело… Диана отшатнулась. – Пустите.

Джераб сделал шаг назад.

– Так вы не ответили на мой вопрос. Зачем вы пришли сюда? – как можно строже спросила Диана, переодевшись.

– Тянет, – просто ответил он.

– Странно.

– Ничего странного. Людей всегда тянет в те места, где они были счастливы.

Перед тем как расстаться, они посмотрели друг на друга с особой тоской и глубоким сожалением. Так смотрят люди, убедившиеся на личном примере, что в этой жизни, вопреки распространенному мнению, есть кое-что пострашнее безответной любви – это любовь запретная, невозможная. Она, как назло, самая сильная. И приносит намного больше боли.

– Не дергайся. Скоро закончим.

– Никки, нас накажут за это?

– За что?

– За побег.

– Это не побег. Это… попытка разнообразить наш унылый школьный досуг. Джефферсон сказала, что у Фригиды мигрень разыгралась. Значит, она сейчас торчит в резиденции, не следит ни за кем. Это наш шанс.

– В правилах «Греджерс» не предусмотрены никакие попытки…

– Так, Искра! Не беси меня! Я не могу больше тут торчать, мне на волю надо! Тем более мы с тобой должны отметить твой успех в «Греджерс». Барклай обожает тебя, одноклассницы пищат от восторга, стоит тебе лишь посмотреть в их сторону, а Брандт, Арлиц и Кинг с ума сходят от злости. У нас столько поводов! Если б можно было, неделю из клуба не вылезала бы.

Никки вздохнула облегченно. Более часа она возилась с Искрой: укладывала ее жиденькие, непослушные волосы, наводила марафет на лице, подбирала одежду. Наконец, все было готово. Искра, с забранными в пучок волосами, нарисованными стрелками и пережатой коротеньким красным платьем талией, глядела на нее покорно и ждала следующей команды.

Набросив на себя курточки, девушки выбрались из резиденции и побежали в парк. Вот они уже добрались до тайного хода, преодолели все препятствия на пути к свободе. Направились к дороге. Там, в машине, их должен был ждать Элай.

– Главное, все делать тихо, – предупредила в очередной раз Никки, оглядываясь назад. – Если спалимся, то нам проще удавиться, чем пережить наезд от Голди.

Громкий взрыв в нескольких шагах от дороги заставил девушек упасть на землю и закрыть руками голову. Никки вскрикнула от страха, Искра молча тряслась. Потом что-то снова загромыхало, уже высоко. Светло стало на мгновение. Никки подняла голову к небу. Это был салют.

– Ну что, обделались, леди «Греджерс»? – прозвучал неподалеку насмехающийся голос Элая.

Никки вскочила, пнула легонько Искру, чтоб та тоже поднялась, затем побежала к появившемуся из-за кустов Элаю. Тот, оказывается, все это время сидел в засаде, и когда девушки подошли к машине, запустил фейерверк в их честь, чтобы встреча с ним стала еще эффектнее и точно запомнилась надолго.

– Придурок ты безмозглый, Элай Арлиц!!! – заорала Никки.

Элай отвез их в «Джиттс». Ребята сразу кинулись к бару. Выпили, покурили. Знакомых, что в тот вечер тоже зависали в клубе, расцеловали. Выдохлись быстро, даже на танцы сил не осталось.

– Хочу свалить через неделю.

– А как же учеба? – спросила Никки, потягивая коктейль через трубочку.

– Меня все-таки отчислили.

– А родители что?

– Письмо из колледжа придет как раз через неделю, поэтому я и решил…

– Сбежать, пока папочка не надавал по попочке? – договорила Никки, рассмеявшись.

– Острячка ты беспонтовая, Никки Дилэйн. Ты со мной?

– Не, я пас.

– У тебя же проблемы в «Греджерс»? Кое-кто умолял меня забрать его оттуда, – напомнил Элай.

– Все устаканилось благодаря моей новенькой подруженьке. – Никки перевела довольный взгляд на Искру. Героева сидела рядом с ними, смотрела перед собой, не шевелилась, точно за любое движение ее могли расстрелять. Прожектор с желтым лучом мигал совсем близко. Искру это нервировало. Дребезжащая клубная музыка тоже напрягала.

– Привет. – К Искре подсел поддатый паренек. Оглядел ее завлекающе. – Вижу, тебе скучно. Мне тоже. Давай развлечем друг друга?

– Что с твоим голосом? – беззастенчиво спросила Искра. Никто прежде не говорил с ней таким расслабленным, сексуальным тоном. Парни не один год тренируются так говорить, чтобы за считаные секунды расположить к себе понравившуюся девушку. – Ты говоришь так, будто находишься в процессе акта дефекации.

Незнакомец ошалел, даже покраснел слегка. Вскоре смылся. Никки и Элай тихо хихикали в стороне.

– Да, она с придурью… немного. Но уж лучше быть с ней, чем совсем одной. К тому же мне удалось сделать ее звездой «Греджерс», – похвасталась Никки.

– Каким же образом? – не поверил Элай.

– Самым банальным. Подсказывала ей, направляла. Она устроила громкую вечеринку для наших куриц и показала высший класс в конном клубе. Теперь я подружка популярной девчонки, а значит, неприкосновенна. Меня снова все обожают.

– Хорошо, что у тебя все наладилось… – озадаченно проговорил Арлиц.

– Ну… почти все. – Никки допила коктейль. – Спасибо, что угощаешь. Ты знаешь, я не люблю быть в долгу. Просто пока не решу вопрос с матерью, я…

– Забей, Никки. Если хочешь, могу еще кое-чем угостить. – Элай распахнул свой пиджак. Взгляд Никки сразу воткнулся в пакетик с порошком, что выглядывал из внутреннего кармана. У Никки аж дыхание перехватило от радости, челюсти свело. Кто-то трусливый, падлючий, писклявый внутри нее воскликнул: «Наконец-то! Да-да! Бери! Тебе это нужно, нужно!»

– Нет… обойдусь сегодня, – ответила Никки, отвернувшись. Она даже вспотела вся. В груди что-то больно трепетало, требовало. Желание росло с каждым стуком ее сердца.

– Никки Дилэйн, ты меня неприятно удивляешь.

– Да я просто… никак не могу отойти от Тайса.

Теперь и Элай взмок и напрягся.

– А что… что не так? – тихо спросил он, боясь при этом услышать ее ответ. «Неужели вспомнила?..»

– Почему ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что там произошло. – Элай утратил самообладание, рассеянно покосился на Искру, словно та знает, что он сделал с Никки, поддерживает его и потому непременно защитит. Искра же безразлично буравила его глазами в ответ. – То, что случилось на пирсе… это помешательство. Я не допущу, чтобы это повторилось.

Элай чуть было не расплакался от облегчения, когда понял, что Никки имела в виду свою неудачную попытку самоубийства. Только и всего.

– Вот так и теряют друзей, – нервно улыбаясь, сказал он.

– Не расстраивайся, доходяжечка моя кокаиновая. Вон, Лунет идет. Она точно оценит твое «угощение».

Рядом с их столиком действительно маячила Лунет. Она тоже была завсегдатаем клуба «Джиттс». Элай поплелся к ней, чтобы отвлечься.

– Ну, как тебе наш досуг? – спросила Никки у Искры.

– Голова болит… Элай твой парень?

– Нет, ты что? Мы друзья. Хотя… иногда мне кажется, что он уже не просто мой друг. Между нами что-то странное… Тебе неинтересно, да?

Искра сидела с отсутствующим видом.

– Неинтересно.

– Ха… а я продолжу, мне все равно. Доля такая у подруг: слушать нытье про бывших и давать советы, к которым никто никогда не прислушается. – Никки выпила ровно столько, сколько обычно требуется для начала откровенного разговора. – Короче, я любила одного парня. Очень сильно любила… Но он бросил меня ради другой. Порой я уверена, что все мои чувства к нему прошли. Но потом вспомню о нем ненароком, и сердце схватывает. Так больно схватывает, словами не передать! Джел говорила мне, чтобы я перестала замахиваться, выбирать тех, кого не достойна. Я так обиделась на нее… А ведь она была права. Арджи идеальный. Когда я была с ним, мне хотелось стать хорошей, правильной. Без него я – грязь. Мне никогда не дотянуться до него. А вот до Элая очень может быть. – Элай и Лунет танцевали. До этого они уже успели отойти куда-то, чтобы всосать ноздрей по дорожке. Теперь веселые были, безмятежные. – Мы – два шалопая. Я знаю, что он никогда не предаст меня, не сделает больно. Я не ревную его, не пытаюсь привлечь, не притворяюсь. Он не отвернется от меня, даже если я совсем поганой стану. Мне не хочется рядом с ним казаться лучше. Даже нравится становиться все гаже и гаже. Может, это и есть мое счастье? У каждого оно свое. У меня вот такое, белобрысое, ничтожное. А у Элеттры – высшее… настоящее.

– Почему ты упомянула Элеттру? – удивилась Искра.

– А… Та, на которую променял меня мой бывший, – это Элеттра. Везучая тварь. По-другому ее и не назовешь.

– Надо наказать ее, – неожиданно изрекла Искра.

– Я пыталась, но особой радости мне это не принесло. Сама пострадала.

– Ты не умеешь правильно наказывать.

– А ты умеешь?

– Я научилась.

– Искра… ха-ха!

– Расскажи мне побольше об Элеттре.

– У тебя какой-то нездоровый интерес к ней. Она что, и тебе уже успела напакостить?

– Да.

– Почему я ничего не знаю? – нахмурилась Никки. – Что Кинг сделала?

– Никки, я сама с ней разберусь. Твоя задача – рассказать мне все про нее. Если я буду знать все про нее, то смогу придумать такое наказание, которое точно подействует.

«Не, ну до чего потешная!» – с умилением по-думала Никки. Снова расслабилась, улыбнулась сосредоточенной Искре. Не верила Никки, что Искра может говорить что-то всерьез. «Поддержать меня решила, лапочка. Она же не знает, как это делают нормальные люди, вот и несет что ни попадя. Ладно, подыграю».

– Да с удовольствием, господи. Сейчас выпью еще и расскажу. Мне несложно.

Если бы Никки знала, к чему приведет этот разговор, она бы ни за что не выполнила просьбу Искры.

Глава 17

Раз в неделю Искра ездила в Ганнибаловку, к Анхелю. Тоша сопровождала ее. Анхель выбирался на улицу, лишь когда Искра приезжала, она вытаскивала его на свежий воздух на своих руках. Коляску мальчика сломали дети Радмилы, чинить ее или приобрести новую никто не собирался. С каждым годом Анхель слабел. Радмила и Баро всегда с раздражением реагировали, когда мальчишка жаловался на сильные боли. Однажды случилось страшное – Анхель впал в диабетическую кому. В доме тогда было полно гостей, отмечали свадьбу Деи. Кто-то случайно заглянул в комнату Анхеля и увидел едва дышащего ребенка.

Его спасли. Анхель расплакался, когда очнулся в реанимации. Он хотел умереть, мечтал увидеть маму и папу, дядю Лари, любимых лошадей, что тоже давно отбыли на тот свет.

Искра приехала, когда мальчика выписали.

– Я не хочу тут жить без тебя. Жаль, что я не умер…

– Я попрошу Радмилу, чтобы она лучше заботилась о тебе.

– Она вообще никак не заботится. Я ей не нужен. Как и тебе, – сказал Анхель, скользя опустошенным взглядом по потолку, стенам своей комнаты – по всему своему миру, крошечному, пожелтевшему, отсыревшему.

– Искра, погнали. На электричку можем не успеть! – ворвалась в комнату Тоша.

Искра долго не могла успокоиться после того визита. Сердце током прожигало, стоило ей подумать о брате.

– Ты хочешь что-то сказать мне? – задал вопрос Митя. Искра уже минут пять ходила взад-вперед около кухни и молча посматривала на сидящего за столом отчима.

– Да, Митя.

– Ну говори. Только не ходи туда-сюда. Это раздражает.

Искра подошла к Мите, опустила голову, руки сложила за спиной.

– Митя, я хочу, чтобы ты стал опекуном Анхеля.

– Анхель – тот мальчишка-инвалид, к которому вы с Тошей постоянно ездите? – небрежно спросил Митя, листая газету. Потом посмотрел на Искру. Смысл ее фразы, наконец, дошел до него. – Подожди, что еще раз?.. Ты просишь меня, чтобы я взял его под опеку?

– Да. Радмила плохо ухаживает за ним. Он чуть не умер из-за нее. Ему нужен нормальный уход. Ему нужна нормальная семья… Ему нужна я, – разнервничалась Искра. – Ты просто забери его у Радмилы и Баро, а я буду заботиться о нем. Я все знаю и умею.

Митя покачал головой, улыбаясь:

– Это не так просто, как тебе кажется. Да и на что я растить его буду?

– На деньги, Митя, – со знанием дела ответила Искра.

– А где же я возьму столько? Он ведь болеет. Ему нужны дорогие лекарства, обследования всякие. Ничтожных выплат за него не хватит на это. Я знаю, о чем говорю. А у меня еще ты, Тоша. Павлуша копейки получает. Это невозможно, Искра.

Девушка быстро ушла, ни словом не обмолвилась. Непонятно было: обижена она, рассержена или все так же патологически спокойна. Митя какое-то время посмеивался над ней, а потом вдруг перестал. «Уж не поплачусь ли я за это?» Он потер лицо в мрачной задумчивости, отложил газету в сторону. Страшно стало.

Разбирая почту, Митя наткнулся на одно занятное письмо. Прибыло оно из Англии, предназначалось Павле. Обычно Митя не злоупотребляет коварным любопытством, не вмешивается в дела жены, но тут не смог удержаться. Текст письма был на английском.

Павла вернулась с работы. Митя, ничего не объяснив, завел ее в спальню, закрыл плотно дверь. Показал письмо:

– Я попросил Тошу перевести мне все. Какая-то женщина из Англии называет тебя дочерью и умоляет дать ей возможность увидеть внучку. Павлуш… а как же твои рассказы про суровое детство в детдоме, про ужасную смерть твоих родителей? Я не понимаю… Павлуш, ответь ты наконец. Я держу в руках письмо твоей матери или это какая-то ошибка? Хотя как это может быть ошибкой, она даже имена ваши знает… Что за херня-то?!

– Это не ошибка, – ответила Павла. Она была в таком шоке, что даже свой голос не узнавала. – Моя мать жива. Она действительно сейчас в Англии… И уже несколько лет является вдовой графа.

– Ошалеть! А почему…

– Я обманула тебя, – перебила Павла, – потому что мы с ней поссорились. Так поссорились, что я умерла для нее. И она для меня тоже… – Павла не могла стоять на месте, всё нервно поглаживала свою шею и не решалась посмотреть мужу в глаза. Не письмо ее волновало. Боялась она лишь реакции Мити. «Самое страшное ему уже известно, так чего же ты?» Павла замерла от этой мысли. Успокоилась немного, выдохнула. – Ладно. Начну сначала… Только ты слушай меня и, пожалуйста, не перебивай, иначе я уйду.

Митя тоже чуть-чуть угомонился. Ему даже стало совестно за то, что он так рьяно набросился на Павлушу. Трудно было не заметить, как та пересиливает саму себя, вороша свое темное прошлое.

– Мои родители, Болеслава и Макар Ледяные, были артистами балета. Их переманил к себе Лондонский театр… Из-за этого они и перебрались со мной в Англию. Через год после переезда скончался отец. Тромб… – Павле не под силу было угнаться за потоком мыслей. В голове сумбур. Снова тревожно стало. Она говорила, говорила, раскапывала глубоко-глубоко зарытое, мертвое, но до сих пор опасное и болезненное для нее. – Прошло несколько лет… Мама так и жила со мной в Лондоне, продолжала выступать в театре. На одном из спектаклей, в котором она солировала, присутствовал знаменитый аристократ. Его звали Герберт Монтемайор. Он тут же увлекся мамой… Вскоре Болеслава Гордеевна Ледяная стала миссис Монтемайор. Ей пришлось расстаться с театром, поскольку Герберт уж очень ревновал ее. Все столичное общество было очаровано прекрасной русской балериной… Пока родственники Герберта пытались смириться с порочащим их семью мезальянсом, мы жили в Ирландии. А когда конфликт наконец-то был исчерпан, нам разрешили поселиться в семейном поместье Монтемайор, в Уортшире. Потом мы стали полноправными его хозяевами, Герберт похоронил своих родителей. Ох, вспоминаю ту жизнь и не верю, что я когда-то была ее частью! Детей общих у мамы и Герберта не было. Я была их единственным сокровищем. Меня баловали. Все было для меня, все… Но потом я выросла, и начались проблемы, возникли ограничения, обязанности. Герберт требовал, чтобы я вышла замуж за Вьятта Латимера. Это тоже очень богатый человек, разумеется, представитель знатного рода. Он мне не понравился, но я не рискнула ослушаться влиятельного отчима. – Павла замолчала, села на кровать. – …Я уже была помолвлена, когда встретила Лари Героева, цыгана, которого Вьятт привез из Питера в качестве живого сувенира. Тогда это было модно. Мить, я потеряла голову. Сбежала с ним в Россию. Следующую часть моей истории ты знаешь. Я родила Искру, поняла, какую глупость совершила… бросила их. Я умоляла мать помочь мне вернуться домой, но она – слишком гордая женщина, не простила меня. Много лет эта женщина не интересовалась моей жизнью. Мы с Искрой как-то раз встретили подругу матери, Гликерию Ниловну Пестрякову. Она выручила меня, когда мне некуда было податься. Я дала ей свой адрес. Видимо, Гликерия и выдала меня. Ха… Миссис Монтемайор хочет встретиться с внучкой! Смешная… Выброси это письмо, прошу тебя. И не говори мне больше о нем, о моей матери и о том, что я тебе только что рассказала. Это прошлое.

– Павлуш… да как так-то? Ты столько лет скрывала такое! Я, оказывается, женат на богатой наследнице! Нам, сука, еще двадцать лет ипотеку выплачивать. Мы подтираем зад бумагой, купленной по акции, Павла! Я все понимаю, ссоры, обиды, женские заморочки, но это же не просто какая-то бабка из деревушки под Сызранью! Это богатая бабка. Из Англии! Графиня, ёлы-палы! Такой родней нельзя раскидываться! – Митя уже был близок к истерике.

– Никакая я не наследница! Она давно сделала так, что мы считаемся с ней родственниками только на словах. Это страшный человек, говорю тебе. Эта женщина навсегда удалила меня из своей жизни. Ей нужна Искра… Мать не просто добивается встречи с ней. Она забрать ее хочет у меня, понимаешь?! Еще больнее сделать!

– Хорошо… пусть забирает. Так даже лучше.

– Как?.. Ты что, хочешь…

– Не делай такое лицо. Ты сама хотела избавиться от нее. Вот, пожалуйста. Мы не только избавимся от нее, но еще и разбогатеем! Я… хотел принять ее. Я пытался, ты видела. Но после того случая в школе я нормально спать не могу. Мне до сих пор все время кажется, что ей опять что-нибудь в голову взбредет, и она меня подожжет или Тошу, или с тобой решит расквитаться за все. Не дело это…

– Я же предлагала тебе оставить ее в интернате!

– Я хотел быть Человеком! Не получилось… – Митя нежно взял жену за руку, посмотрел на нее умоляюще. – Павлуш, давай отправим ее к твоей матери. Это выход…

– Да как мы пошлем ее… такую?

– А-а, вот в чем дело. Ты с радостью отдала бы ее, если б не было так стыдно? А, может, так ей и надо, тещеньке моей несостоявшейся? Пусть мучается с ней, а мы отдохнем наконец-то. Такой вот будет реванш спустя восемнадцать лет.

– Не уверена, что Искра согласится ехать к ней.

– Еще как согласится. Колышева сказала, что девчонка легко управляема! У нее же синдром там какой-то. Ей все что угодно можно внушить. Так что поедет она, куда прикажу, не отвертится. В конце концов, мы ее не на каторгу посылаем. Какой дурак откажется от переезда в Англию?!

– А Анхель? Она день и ночь о нем говорит… Из-за него Искра никуда не поедет.

Так не бывает, скажете вы. Человек не может так быстро измениться. Но после того как Митя узнал всю правду Павлы, в душе его словно что-то сковырнулось… Вышло на поверхность все гадкое в нем. Совсем другим он стал. Ходил в лихорадочном возбуждении, думал, планировал, готовился к чему-то. Ночью, однако, теперь хорошо спал. Снилось ему постоянно, будто он подъезжает на роскошном кабриолете к своему громадному особняку. Его встречают слуги, он им благодушно улыбается, идет неторопливо, дорогой костюмчик великолепно сидит на нем. Сон его напоминал старую рекламу английского чая, в которой красавец-актер исполняет роль дородного джентльмена. Митя просыпался и снова начинал нервничать. Этот сон, эта мечта, богатство, почет… все это у него уже в руках! Но он сидит, ждет чего-то, боится. Надо попробовать! Столько денег, боже, столько денег совсем рядом, они уже его. Надо действовать!

– Ну, как там твой Анхель? Жив еще?

Митя трясся весь.

– Жив… Но ему становится хуже, – ответила Искра.

– Я долго думал над твоей просьбой и принял, наконец, решение. Искра, я согласен. Я заберу Анхеля.

Искра почти улыбнулась. Ее каменное лицо вдруг дрогнуло, глаза засверкали. При этом она ответила невозмутимым тоном:

– Спасибо, Митя. Значит, ты нашел для него деньги?

– Нет, к сожалению… Но я знаю, как их получить. И ты мне в этом поможешь.

Митя быстро рассказал про миссис Монтемайор. Потом медленно, несколько заискивающе, поведал падчерице о своем плане. Искра должна поехать в Англию, умаслить бабушку, добиться, чтобы та вписала ее имя в свое завещание. Родство родством, но, мало ли, какие еще родственнички объявятся, когда бабка отдаст богу душу. Необходимо задокументировать свое право владеть всем, что принадлежит вдове, стать законной и желательно единственной наследницей. А они, Митя и Павла, потом помогут грамотно распорядиться полученным наследством.

– Англия далеко находится, – ответила на это Искра.

– Да… но там так красиво! Там совсем другая жизнь! Я бы сам туда с удовольствием поехал, но, увы, тебе повезло больше, чем мне.

– Если я уеду, то не смогу навещать Анхеля. Наследство можно получить только тогда, когда умрет его обладатель. Много лет придется ждать. За это время Анхель может умереть. Его надо забрать у Радмилы сейчас!

– Сейчас не получится. На что же я буду содержать инвалида?

– Значит, надо придумать другой способ, как раздобыть деньги, – упорствовала Искра.

– Столько денег мы нигде и никак не заработаем. – Митя в упор смотрел на Искру, недобро сузив глаза. Сейчас будет самая трудная часть их разговора. Митя достал из кармана своих брюк маленький пузырек с бесцветной жидкостью. Показал его Искре. – У меня есть идея, как ускорить этот процесс. Нужно просто добавить одну каплю этого раствора в какой-нибудь напиток и дать его бабушке. После первого же глотка она уснет, а через пару минут ее сердце остановится. Токсикологическая экспертиза ничего не установит, кроме смерти от естественных причин.

– Это яд? – хладнокровно спросила Искра.

– Это наше спасение. Я выяснил, что твоя бабушка давно ослепла. Жить ей в тягость. Жаль ее… Представляешь, сколько пользы может принести содержимое этого флакончика? Ты избавишь бедную женщину от страданий, спасешь Анхеля… и нам поможешь.

«Спасением» с Митей поделился его школьный друг, выдающийся профессор химии, ныне – забулдыга, потерявший из-за беспробудного пьянства работу, жену и детей, дом. Даже родная мать не пускала его к себе на порог, стыдилась очень. Он не выдержал, выжал из пропитого мозга последние знания, воспользовался старыми связями, чтобы проникнуть в университетскую лабораторию, и намешал отраву. Не пил неделю специально, чтобы прийти к матери свеженьким. Та сжалилась, поверила, что сын одумался, пригласила его домой. Они выпили чайку: у него был с сахаром, у нее – с его ядом. Мать умерла, профессору досталась ее квартира. Тот был настолько одержим идеей приобрести жилье, что до последнего не мог назвать то, что сделал с матерью – «убийством». Для него это был просто «способ» решить свою проблему. Вот и для Мити убийство Болеславы Гордеевны было лишь безобидным способом воплотить свою мечту. Он так очерствел в своем диком стремлении разбогатеть, что мать Павлы представлялась ему не человеком, а лишь небольшим препятствием на пути к безбедной жизни. Митя только раз похолодел от страха, когда до него внезапно дошло, на ЧТО он толкает ребенка. «Что поделать? – затем мысленно сказал он себе. – Чтобы жить по-человечески, нужно на время перестать быть человеком». Павла об этой части его плана ничего не знала.

– Я не заставляю тебя. Но ты все равно поедешь в Англию, так надо. Поживешь там пять лет, десять, двадцать… – Митя аж поежился, говоря это. Столько ждать! За это время и с ним может что-то случиться. Жизнь – вещь непредсказуемая. Сегодня жив, а завтра нет. Как же все-таки хочется успеть пожить в роскоши! – Я не знаю, сколько протянет твоя бабушка. Только вот… ты же сама сказала, что Анхелю с каждым днем становится хуже. Вряд ли он дождется тебя.

– Я не поеду.

– А я не заберу Анхеля. Искра, когда ты получишь наследство, мы так шикарно заживем! Тут же вытащим Анхеля из Ганнибаловки, вылечим пацана!

– Его болезнь неизлечима.

– Все излечимо, когда у человека много-много денег. Мы заплатим лучшим докторам мира, чтобы они поставили его на ноги. Ты хочешь, чтобы Анхель бегал? Хочешь, чтобы он радовался жизни, несмотря на болезнь и свое трагичное прошлое? Одна капля, – Митя протянул ей пузырек, – и все это осуществится. – Много сил потратил Белларский на то, чтобы выглядеть убедительным, заставить Искру поверить в то, что его волнует судьба мальчика, в то, что он действительно поможет ему, если она согласится.

Искра взяла яд.

Элеттра приехала в Уортшир. Болеслава Гордеевна попросила девушку отвести ее в церковь.

– Мне всегда так хорошо после службы, – сказала графиня уже на обратном пути. – Я обычно потом долго беседую с отцом Дармоди. Он очень мудрый, светлый человек. Я доверяю ему все свои тайны.

– У вас много тайн, миссис Монтемайор? – вежливо осведомилась Элеттра.

– Прилично, – хохотнула Болеслава Гордеевна. – И тайн, и грехов… Даже удивительно, как такая короткая человеческая жизнь способна уместить в себе столько всего, за что потом еще целую вечность придется расплачиваться.

– Вы для меня все равно святая.

Графиня остановилась. Слепые глаза тревожно забегали.

– Голубушка, ты все реже и реже приезжаешь ко мне, – с печальным укором произнесла она.

– Я привыкла проводить выходные в школе. Выбираюсь из Мэфа, только чтобы вас повидать.

– А как же твои дядя и тетя? Не расстраиваешь ли ты их своим долгим отсутствием?

– Напротив. Я только радую их этим. – После того недоразумения с дневником отца Эл больше не наведывалась в Бэллфойер. Назойливо мнилось ей, что Аделайн что-то затевает против нее. Она ведь убеждена, что племянница больна, ее никак не переубедить. Помочь обещала, вот только Эл становилось так жутко, когда она вспоминала тот огнемечущий взгляд, с которым тетя сообщила о своем намерении помочь ей. Как бы эта «помощь» не стала еще одним дополнением к ее долголетним мукам. – Любовь и теплота, которыми они окружили меня, оказались всего-навсего бутафорией. Нет у меня больше дома… и семьи, о которой я так мечтала, тоже нет.

– Как же я хочу помочь тебе! – всплакнула Болеслава Гордеевна.

– Вы уже помогаете. Слушаете меня, беспокоитесь, как будто я вам родная. Вы для меня больше, чем семья… Почему вы так добры ко мне?

– Если признаюсь, ты обидишься, – оробела миссис Монтемайор.

– Заинтриговали…

– …Ты – несчастный человек, Элеттра. А я всегда добра к несчастным. У меня так заведено.

Эл приняла оскорбленный вид. Совсем забыв о том, что вдова не видит, отвернулась, боясь, что та заметит ее слезы.

– Даже не знаю, что лучше: быть несчастной и любимой вами или счастливой, но ненавистной вам…

Болеслава Гордеевна поняла, что ее опасения сбылись, Элеттру задели ее слова. Она прямо чувствовала, как молоденькое избитое сердечко ее спутницы застучало набатом из-за обиды.

– Ну вот, я же говорила, твоя бабушка с Элеттрой. – Гарриет и Искра увидели графиню и Эл в тот момент, когда миссис Монтемайор обнимала свою юную подругу, ласково говорила ей что-то, а та плакала, с немой благодарностью приникнув головой к ее плечу. – Милая парочка. Не ревнуешь?

– Нет, Гарриет…

– Зря, – ощерилась мисс Клэри. – Ладно, пойду поздороваюсь с будущей хозяйкой поместий в Уортшире и Уэстермор.

– Почему ты назвала ее «будущей хозяйкой»?

– Искра, ты приехала, а миссис Монтемайор даже не вышла к тебе. Скажу по секрету, она всегда расстраивается, когда ты приезжаешь на выходные. А теперь посмотри, как она обращается с Элеттрой!

Искра побежала к дому. Пока бежала, гнусные мысли ледяным градом ломились в ее голову: «Элеттра получит наследство. Гарриет в этом уверена, и у меня теперь нет причин полагать иначе. Мите это не понравится. Он не заберет Анхеля. Анхель умрет. Умрет из-за Элеттры. Она мешает! Почему она есть? Как сказать Мите?.. Я должна помочь Анхелю. Это моя роль. Папа так сказал. Анхель… Он умрет. Умрет. Умрет!»

Искра закрылась в своей комнате, взяла фотографию с Анхелем, несколько часов просидела, не выпуская ее из рук. Думала. В каждом новом месте, где бы она ни оказалась, Искра встречала плохих людей. В «Греджерс» плохим человеком была Элеттра Кинг. Героева поняла, что относится теперь к Элеттре точно так же, как к убийце своего отца, как к Радмиле и Баро, к Еве Аверьяновой и Варе Кравченко. Чувство, испытываемое к ней, было сильное, всасывающее в себя все хорошее, что было в Искре. Ждать больше нельзя, заключила она. Хорошо, что Никки помогла ей, дала нужные подсказки. Искра уже знала, что сделает и к какому результату приведут ее действия. Не замедлю прибавить, что результат ее устраивал.

Осталось только дождаться конца выходных, вернуться в «Греджерс» и тогда…