Обломки нерушимого

Глава 41

Покой. Одно серьезное решение, несколько секунд на реализацию, и наступит долгожданный покой. Первая попытка окончилась неудачей. Диане не хватило смелости, да и жалость сыграла не последнюю роль. Жалость не к себе, а к Элеттре. И провидцем не нужно быть, чтобы понять, чем была чревата выходка Дианы на той злосчастной тренировке. А вот теперь все может получиться. Никто, кроме нее, не пострадает. Покой… Вечный покой ей в награду за ее последнюю смелость.

Об этом думала Диана, стоя на балконе своего дома. Высота, конечно, небольшая, но Диана не теряла надежды: счастье улыбнется ей в этот раз. Она умрет. Ей нравилось представлять, как она лежит внизу, как кровь ручейком вытекает из ее расколотого черепа. Диана украсит гранитную дорожку цветущего весеннего сада кровавыми красками своей смерти.

Да уж, представлять было легко, но вот осуществить… Какой же все-таки смелой была Джел. Смелой и невероятно сильной. Она медленно убивала себя, каждый день. Диане же выпал шанс на быструю, легкую смерть, а она не может решиться! Всё стоит часами на этом треклятом балконе, смотрит вниз, трясется. Позор! Сколько можно рассуждать – стоит или не стоит? Тот, кто хочет, – делает, а не рассуждает!

Две противоборствующие силы схлестнулись в ней. Одна пыталась вернуть ее к жизни, отчаянно искала какие-то причины, из-за которых ей следует остаться. Ну, может быть, семья или цели, поставленные много лет назад. Диана могла заставить себя досмотреть неинтересный сериал, так пусть теперь заставит дожить неинтересную жизнь. Другая сила была мощнее. Она-то и влекла ее к смерти. Что-то глобальное, но непонятное крылось в этой силе. Не остракизм, которому Диана подверглась в школе, не расставание с Джерабом, не проблемы в семье и потеря дружбы… Причин для жизни было полно, для смерти же – одна, но как она изводила Диану! Брандт почему-то снова подумала о Джел, затем бесстрашно перегнулась через перила балкона, но вдруг…

– Мисс Брандт, к вам пришли.

Рамона проникла в комнату беззвучно, как сквозняк. Диана резко выпрямилась, разочарованно вздохнула.

– Иду, Рамона.

Голди Маркс рассказала родителям Дианы о чемоданчике с запрещенными веществами, что обнаружила Бригида. Обе стороны договорились не предавать огласке этот щекотливый случай, дабы не опорочить школу и влиятельную семью, но директриса потребовала принять соответствующие меры. С того момента представители наркологической службы стали частыми гостями в доме Брандт. Всякий раз, когда Диана навещала родных, ее же «навещала» бригада медиков. Ее осматривали, брали необходимые анализы, беседовали с ней, беседовали с мистером Брандтом.

Вот и в этот раз Диана должна была пережить все эти унизительные процедуры.

– Уверяю вас, у Дианы нет никаких признаков зависимости. Вам не о чем беспокоиться, – устало обратился врач к отцу.

Алэсдэйр в свою очередь грозно посмотрел на Диану. Та поняла по его взгляду, что визиты наркологов не прекратятся. Верил или не верил Алэсдэйр врачу и дочери – неизвестно. Одно могу сказать без тени сомнения: его устраивало то, что Диана оступилась. После того вечера в Вандевере, на котором они разгромили Патриджей, Алэсдэйр мучился из-за чувства вины перед дочерью, так как понял, что был не прав во всей этой ситуации с Джулианом. Диана победила. Не любил Алэсдэйр чувствовать себя побежденным. И, возможно, это обстоятельство повлияло на него сильнее вины. Их соперничество началось, когда Диана только научилась говорить. С малых лет эта девочка демонстрировала несгибаемую волю. Она никогда не капризничала, как все остальные дети. Но уж лучше бы капризничала. Диана просто говорила четкое, уверенное «нет», когда требования мамы и папы не устраивали ее, а потом направляла умный, строгий, недетский взгляд на старшего и терпеливо ждала, когда ей уступят. Разве такое допустимо? Если бы у Алэсдэйра родился сын и у того были те же качества, коими обладала Диана, то мистер Брандт был бы несказанно счастлив. Эти качества свойственны настоящему мужчине. Женщина же не должна быть такой. Мужчине потом будет сложно с ней ужиться. Из большой любви к Диане Алэсдэйр решил перевоспитать ее для ее же блага. Но как же перевоспитать Диану, если она не поддается? Да еще и вина эта гложет… Алэсдэйр из-за этого не смел слова поперек сказать дочери.

Наконец-то Диана провинилась! Наркотики были спрятаны в ее комнате – это факт. Каким образом они туда попали, употребляет ли она их – Алэсдэйру неинтересно. Главное, что он снова имеет власть над ней. Он будет гнобить ее этими бесчисленными проверками до тех пор, пока она полностью не подчинится ему. На беспрекословном подчинении и основывались принципы воспитания в семье Брандт. Теперь Алэсдэйр поможет Диане. Он сделает из нее послушную, пригодную для мужчины, для жизни в целом, правильную женщину.

После проверки Диана снова оказалась в своей комнате. С грустью посмотрела на балкон. Может, сейчас? Опять она сомневается! Не было сил, чтобы уговаривать себя, не было сил даже для того, чтобы просто дойти до балкона. Уже длительный период времени она находится в странном состоянии – когда в один момент, внезапно, все силы покидают ее. Такой усталости Диана не ощущала даже после тренировок… Она легла на кровать. На прикроватной тумбочке лежал томик со стихами Джераба. Диана взяла его, уныло пролистала. Прочитала несколько сильных строк о любви, что были выведены рукой слабого мужчины. Диана все равно любила его. Слабый, инфантильный, трусливый… Плевать. Она принимает его любым, потому что любит. Вот и все. Если бы Джераб прямо сейчас позвонил ей, предложил встретиться, она согласилась бы не думая. «Дура», – раздался голос Элеттры в ее голове.

Мать зашла.

– Майкл спрашивает, во сколько ему подъехать завтра?

– …Можно я еще пару дней побуду дома?

Аннемари прикрыла дверь, подошла к кровати, села. Вид у нее был недовольный.

– Можно, конечно… Скажу миссис Маркс, что ты простудилась. Жаль, что я вынуждена идти на обман из-за тебя. Я не люблю это. Нет, я могу понять тебя. Мне тоже нравилось прогуливать школу. Но ведь уже конец года! Сейчас халтурить нельзя. Да и Алэсдэйр… Ты же знаешь, с чем он может связать твое желание пропустить занятия. Его уже не убеждают ни хорошие анализы, ни то, что врач постоянно заступается за тебя.

– Скажи Майклу, что я уезжаю в семь, – сдалась Диана.

– Вот и чудненько! – Аннемари встала. На ее лице, до этого угрюмом, теперь сияла улыбка, однако в глубине ее глаз притаилась тревога. Как-то тихо Диана ей ответила, покорно… Так не могла ответить ее дочь. Аннемари снова села, посмотрела на Диану. Все труднее ей было скрывать свое беспокойство. «А если меня ждет то же, что и Йеру?! Вдруг у Джел все начиналось так же?..»

– Диана, а все ли у тебя в порядке?

– Нет, мама, – вот так сразу призналась Диана.

– Так что же ты молчишь?! Что у тебя стряслось, милая?

Диана не ответила.

– Ты стесняешься? Или не доверяешь мне? Диана, ну право, у тебя нет оснований не доверять мне. Да… мы страшно отдалились друг от друга. Это неправильно. Возможно, из-за этого ты и страдаешь сейчас. Прости меня… Пожалуйста, прости, – твердила Аннемари, стыдясь просительности своего тона. – Поговори со мной. Я буду на твоей стороне, что бы ты ни натворила.

– Что бы я ни натворила? – Наконец Диана посмотрела матери прямо в глаза. Аннемари стало не по себе. Это был не просто взгляд. Это неумолимый палаческий прищур.

– Да, милая… – угодливо пробормотала мать.

– Почему ты всегда считаешь меня виноватой?

– Я, наверное, не так выразилась… Ну что ты цепляешься к словам? Диана, я же безмерно люблю тебя. Ты – самое дорогое, что есть в моей жизни. Мне очень важно знать, что тебя тревожит.

– Какая ты хорошая сейчас. Ласковая, понимающая… Давно ты такой стала?

Аннемари невольно задержала дыхание, как будто кто-то тронул ее ледяной рукой. Диана говорила вяло, все так же тихо, но почему-то с такой подачей ее фразы становились еще жестче.

Диана продолжала:

– Я хочу быть такой, как ты. Не той, какой ты пытаешься казаться сейчас, а настоящей.

– В смысле? – Аннемари теперь выглядела абсолютно растерянной и беспомощной.

– Помнишь, ты призналась мне, что живешь с отцом не по любви. Вы всего-то заключили сделку, то есть вступили в брак. Много лет оказываете друг другу выгодные услуги. Сделали хороший вклад в будущее – произвели на свет меня. Я выросла, и теперь вы можете подложить меня под любого успешного предпринимателя со знатной фамилией, дабы увеличить свой доход. Потрясающая бизнес-стратегия.

– Диана, как же тебе не стыдно! – вспыхнула Аннемари. – Какая страшная клевета! Разве можно говорить такие вещи матери?!

– Позволь мне высказаться. Это больше не повторится. Так вот, мама, я хочу стать такой, как ты. Никого не любить. Всех использовать. О себе лишь думать. Если человек относится к жизни так же, как и ты, то его можно назвать счастливым. Потому что ему никто никогда не сделает больно. Боль грозит лишь тому, у кого есть душа. Ты в безопасности.

Из потока этой тихой, монотонной речи Аннемари вычленила главную мысль, что пыталась донести Диана. Она вмиг успокоилась.

– А, ну теперь мне все ясно. Значит, ты влюбилась, дочка? Влюбилась и разочаровалась? – Диана отвернулась, смутилась. Аннемари же возликовала. Беда-то, оказывается, пустячная. Дела сердечные… Вот только не нужно было говорить столько гнусностей матери. Ладно. Когда эмоции захлестывают, можно и не такое сказать. – И кто же он? – Ответа не последовало. – Ну и не говори. Воля твоя.

Аннемари опять встала, медленно подошла к двери, но уходить не торопилась.

– Обидно, конечно, что у тебя сложилось такое мнение обо мне, – равнодушно сказала миссис Брандт. – Ты ошибаешься. Я не бездушная. Я – устойчивая. Я стала устойчивее ко всем ранящим чувствам, к этому… состоянию, что обзывают любовью. И ты со временем станешь такой же. Твое желание исполнится. Знаешь, почему я так уверенно говорю?

– Почему?

Аннемари усмехнулась. Злорадство и немного досады смешались в ее усмешке.

– Потому что я была такой, как ты. Ты повторяешь мой путь. – Диана повернула голову к матери и вопросительно воззрилась на нее. – Может быть, потому я и хотела свести тебя с Джулианом, без любви и всех ее последствий. Мне хотелось уберечь тебя от того, с чем я столкнулась, когда была такой же юной и наивной. Неприятно все это. Калечит чуть-чуть. Но раз уж тебе не посчастливилось избежать этого, то запомни мои слова: пережить это все-таки можно, не сомневайся. Ты справишься. То, что сейчас тебе кажется большой трагедией, в будущем представится лишь смехотворной нелепостью.

– Мама… – Диане теперь о многом хотелось расспросить мать. Поговорить с ней уже без обвинений, без вызова. Кого мама любила? Как пережила первое, очень важное в жизни каждой девушки разочарование? Что конкретно посоветует ей? Как же хотелось Диане, чтобы между ними состоялся такой истинно женский, откровенный разговор.

– Нет, Диана… Давай прекратим это. И так столько всего уже сказано.

Диане показалось, что мать испугалась чего-то. Может, не захотела посвящать дочь в личные, глубоко интимные переживания? Ведь в их семье не принято лезть друг другу в душу, излишнюю откровенность порицают в стенах этого дома. В действительности же миссис Брандт не видела смысла продолжать разговор, поскольку не отнеслась серьезно к проблеме дочери. Ведь теперь для нее это всего-навсего «смехотворная нелепость». Главное, что ей удалось докопаться до истины. Теперь уж можно не тревожиться из-за необычного поведения Дианы. Все само как-нибудь утрясется. Диана сильная.

Перед тем как выйти из комнаты дочери, Аннемари последний раз бросила взгляд на Диану и заметила, что та как-то странно смотрит на балкон. «Ну… смотрит и смотрит. Почему мне это кажется странным? Что-то я чересчур подозрительной стала!» – подумала Аннемари и ушла.

– А потом мы заедем к Мередит, моей знакомой. У нее вилла в соседнем городке, – сказала Кармэл. Леда и Клара приехали домой на выходные. Дружное семейство обсуждало за ужином поездку в Сен-Тропе. Там Дилэйн решили провести грядущие летние каникулы. – А еще у нее есть сын. Холост, – Кармэл подмигнула. – Он навещает ее каждое лето.

– Мама, ты что же, сводничеством решила заняться? – добродушно рассмеялась Леда.

– Называй это как хочешь. Я лишь желаю тебе счастья и всеми силами пытаюсь его устроить.

– Напрасная трата времени.

– У тебя появился кто-то? – с улыбкой поинтересовалась Кармэл, а потом вдруг резко переменилась в лице, заметив, как Леда покраснела, и тревожно возопила: – Господи, ты снова сошлась с Расселом?!

– Нет!.. Я просто наслаждаюсь свободой.

Леда, конечно, лукавила. Никакого наслаждения она не испытывала. Всем сердцем Леда Дилэйн была предана Джерабу, но тот об этом никогда не узнает, так она решила. Леда не станет усложнять его жизнь, ему и так непросто живется.

– Только не увлекайся, дорогая, – мягко предостерегла Кармэл. – Сначала ты наслаждаешься свободой, а потом воешь от одиночества… Уж мне это хорошо известно. Все-таки мы заглянем к Мередит. На всякий случай.

– Мама… – проныла Леда.

– А Клара должна за лето подтянуть французский. Я уже нашла отличного преподавателя. Он будет ездить к нам из Гассена.

– Получается, Леда будет заниматься своей личной жизнью, я – французским… А для Никки ты какую пытку придумала, мама? – хихикнула Клара.

– Никки? – нахмурилась Кармэл, словно это имя она слышит впервые. – Никки с нами не едет.

– Как не едет? Мы же запланировали семейную поездку?

– Да, и что?

– Никки – тоже наша семья… Она твоя дочь, – Клара произнесла это неуверенно, даже боязливо, как будто лгала матери или оскорбляла ее этими словами.

– Она – воровка, блудница, наркоманка. Кто угодно, но только не моя дочь, – без лишних эмоций сказала Кармэл. Такие страшные фразы бросать в адрес средней дочери – для нее уже обыденное дело.

– Мама, пожалуйста, позови Никки. Ну пожалуйста! – продолжала уговаривать Клара чуть не плача.

– Да зачем она тебе?

– Разве мы сможем спокойно отдыхать, зная, что она здесь совсем одна?

– Леда, тебя огорчает то, что мы не берем с собой Никки?

– Нет, ни сколько.

– Вот и меня это тоже не волнует. Клара, ты еще слишком маленькая… Я многое не могу тебе объяснить, ты пока не способна понять… – Кармэл неловко замялась.

Леда с немым укором взирала на мать. Клара ведь почувствует слабину Кармэл и добьется своего. Леда, в отличие от матери, очень хорошо знала этого маленького манипулятора.

– Да, я действительно многое не понимаю, мамочка. Например, в толк не возьму, как ты так легко отказалась от Никки, а ты, Леда… как ты так быстро сблизилась с мамой. Сколько лет мы без нее жили, напомни? Вы считаете Никки плохим человеком, а сами лучше, что ли? Этот «плохой человек», между прочим, всегда выручал меня, утешал. Только Никки была рядом со мной, когда ты, Леда, была увлечена Расселом, а ты, мамочка, Гаспаром и… Боже, я уже и не помню, их столько было! Поймите вы, Никки очень любит всех нас! И ей нужна наша любовь… Леда, ну скажи что-нибудь! – со слезами на глазах обратилась Клара к сестре. – Ты же знаешь, что я права! Каждый человек имеет право на ошибку…

«Что ж, придется все взять в свои руки, раз мать сдалась. Как всегда», – вздохнула Леда и затем сказала медленно с расстановкой:

– Да, эта истина неоспорима. Но Никки, к сожалению, уже побила рекорд. Вся ее жизнь – одна сплошная ошибка, исправить которую можно лишь смертью.

– Что?.. – ужаснулась Клара. – Я не ожидала от тебя такого.

– Взаимно, Клара. Если ты пытаешься рассуждать по-взрослому, то я буду разговаривать с тобой, как со взрослой! Ты имеешь право защищать свою сестру, но заставлять нас простить ее – НЕТ! – Леда стукнула кулаком по столу. Посуда подпрыгнула, зазвенела. Кармэл и Клара вздрогнули. Последняя потом убежала, заперлась в своей комнате.

Клара проплакала несколько часов. Обидно ей было из-за того, что Леда накричала на нее. Давно такого не было. Еще за Никки было обидно. Клара еле сдержалась, чтобы не сказать правду про то, кто на самом деле обокрал мать. Она пообещала Никки, что унесет эту тайну с собой в могилу. Но как же тяжело ей было это скрывать! Если бы матери и Леде открылась эта правда, то они бы простили Никки. Клара знала, что Никки очень хочет вернуться домой, пусть и пытается делать вид, что ей прекрасно живется и без семьи.

С тоской Клара вспоминала те чудные времена, когда они с сестрами существовали отдельно от матери. У них была своя семья. Леда была главной, она воспитывала сестер. Никки и Клара свыклись с этим. Они любили друг друга, невзирая ни на что. А потом мать вмешалась в их семью, решила попробовать вжиться в свою роль. Тут-то и произошел раскол. Вроде бы сейчас все так, как должно быть. У них теперь есть мама, она заботится о них как может. Но почему-то счастливее от этого никто не стал.

Без Никки так пусто… так одиноко. А самое главное, Никки тоже плохо! Неужели Кармэл и Леда не понимают этого? Как же достучаться до них? Что Клара может сделать?

«Сбежать! Пусть помучаются без меня, как я мучаюсь без Никки!» – вдруг решила Клара. Она побросала в рюкзак вещи первой необходимости. Переоделась. Не было в ней ни страха, ни сомнения. Не каждый взрослый может похвастаться такой решимостью. Клара спустилась на первый этаж. Мать и сестра все еще находились в столовой, пили вино, смеялись. Если до этого Кларой руководила обида, то теперь, после того как она услышала их беззаботный смех, – злость. Они смеются так, словно не было того тяжелого разговора, слез маленькой девочки. «Я больше не вернусь сюда!» – с этой гневной мыслью Клара покинула свой дом. Дверь, как назло, шумно захлопнулась из-за сквозняка. У Леды и Кармэл была возможность услышать, как Клара ушла, побежать за ней, остановить ее, но они были слишком увлечены вином и своей беседой.

Глава 42

Было сложно заставить себя вернуться в школу, в пыточную, но у Дианы не было иного выхода. Отец не оставил бы ее в покое, просить помощи у матери – бессмысленно. Очаровательные палачи Дианы, что гордо носили звание леди «Греджерс», понимали: их цель практически достигнута. Диана сдает позиции. Совсем скоро можно браться и за Искру, вслед за Дианой вытравить ее из школы. Многих удручало, что операция по свержению лидеров продвигается медленными темпами. Можно ускорить ее ход, воспользовавшись физическими методами борьбы, но змейки «Греджерс» брезгливо отнеслись к этой затее. Это слишком примитивно. По праву сильным считается тот, кто не применяет силу. Покалеченное тело – восстановится, покалеченная душа же восстановлению не подлежит. Поэтому наши изобретательные принцессы старались сокрушить жертву психологически, накладывая таким образом отпечаток на всю ее дальнейшую жизнь. Еще большинство увлек банальный азарт: всеми мыслимыми и немыслимыми способами размолотить сильную личность, превратить ее в бледную тень. Ох, чего только одна могила стоит, что они подготовили для Дианы! Как искусно и жестоко…

Всюду Диана ощущала давление, куда ни зайдет, куда ни посмотрит… Она не узнавала себя: что это за поникшая голова? что за многострадальное лицо? я ли это? как они смогли ТАКОЕ сотворить со мной? Диана изнемогала от этого бесконечного унижения. Паршивой псиной скиталась она по родным школьным корпусам, опасливо сторонясь тех, кто раньше называл ее Королевой. Во взгляде каждого читалось: «Мы добьем тебя! Добьем! Добьем!»

А тут еще и Джераб… Он вел себя так, будто не замечает Диану. Но он, конечно, замечал. Джераб почти всегда ходил в паре с Алессой и всякий раз, когда он сталкивался с Дианой в коридоре, нарочно приобнимал свою невесту. Оставив Диану позади, он отстранялся от Торн и снова вел себя как ни в чем не бывало. «Жалкий актеришка!» – так Диана мысленно отзывалась о нем. Он опять бессовестно поступил с ней, но Диана так далеко зашла в своей любви к нему, что и это была готова простить.

После очередной встречи с Джерабом Диана забежала в общую туалетную комнату. Внутри никого не было, можно поплакать в тишине. Слезы уже не могли ждать. Как сильно болит в груди! Душа подыхает. Дышать непросто, да и не хочется. Хочется только покоя, но где его найти? В ее ненормальной семье его точно нет, в школе – тем более. Нет больше друзей, что могли бы успокоить ее. Когда не можешь найти покоя ни в окружении семьи, ни в дружеских объятиях – ищи его в смерти. Диана вздрогнула от этой мысли и тут же обратилась к себе: «Если ты так болезненно реагируешь на мысли о смерти, значит, еще не готова. Поживу еще, потерплю. Подготовлюсь».

Вдруг зашумела вода в унитазе. Диана медленно обернулась. Оказывается, она все это время была не одна. Индия Колетти покинула дальнюю кабинку.

– К такому меня жизнь не готовила. Я стала свидетелем того, как великая Диана Брандт прячется в туалете, хнычет! Бедная…

Диана подошла к раковине, стала умываться. Мельком увидела в зеркале свое красное, заплаканное лицо. Покраснела еще больше от стыда.

– Почему молчишь? Считаешь ниже своего достоинства общаться с такой, как я?

– Да, Индия, – спокойно сказала Диана. – Такой ответ тебя устроит?

Громко стуча тростью, Индия приковыляла к свободной раковине, занялась мытьем рук. При этом она не сводила насмешливого взора с Дианы. Все люди разные: кто-то получает удовольствие, глядя на красивый закат или на милую зверушку. А Индия Колетти принадлежала к тем, кто радуется, глядя на затравленного человека.

– Слушай, мы уже устали от всего этого… – пролепетала Индия. В каждом ее слове сквозил затаенный, но ощутимый вызов. – Нам каждый раз приходится переступать через себя.

– Вы ж мои хорошие, – горько усмехнулась Диана.

– Диана, не ставь под сомнение мою честность. Ты думаешь, для чего мы все это делаем? Просто поглумиться хотим? Или же кто-то из нас намеревается занять твое место? Нет… Нам нужно лишь восстановить справедливость. Порядок. А ты нам мешаешь!.. Девчонки, вон, просто хотели поговорить с тобой, а ты рванула на них на полном скаку!

– Просто поговорить? – удивилась Диана.

– Да, Диана, да! Мы же цивилизованные люди. Нас такими воспитывают здесь. Мы должны соответствовать той высокой планке, что нам всем приписывают. К чему я веду… Мне кажется, нам пора закругляться. Выпускной год следует встретить мирно, я права? Нам, правда, все это обрыдло. А еще всем страшно оттого, кем мы становимся, находясь по разные стороны баррикад. Мы звереем! Вернее, ты звереешь, а нам приходится отвечать тебе соответствующе. Так не пойдет… Надо завершить этот конфликт пока не поздно.

– И как это сделать?

– Да все очень просто. Признай свою вину, Диана. Будь честна с теми, кто искренне любил и уважал тебя столько лет! С чего все началось, помнишь? Ты заступилась за Кинг. Ты всех обманула! Разве это по-человечески?

– У меня и в мыслях не было обманывать вас.

– Я так понимаю, извиняться ты не собираешься?

– Была бы виновата в чем-то – непременно извинилась бы. Только сильно сомневаюсь, что это изменило бы что-то.

– То есть ты вот сейчас смотришь на меня… на калеку и продолжаешь защищать эту шваль?! Да как тебе совесть позволяет такое? Есть ли она у тебя вообще, совесть-то? Ну, Диана, я хотела по-хорошему. Заметь, я – единственная, кто не побрезговал протянуть тебе руку помощи! Теперь пеняй на себя. Тебе недолго осталось, помяни мое слово!

Лицо Дианы затвердело. Против воли она вновь стала тем человеком, что буквально одним взглядом может проникнуть в темные щели людской души, вытащить на поверхность ключевую боль и высмеять ее. Все-таки Диане не было равных в этом, потому никто не решался связываться с ней в одиночку. Индия отважилась стать исключением из правил и скоренько пожалела об этом. Она, до этого такая уверенная, ироничная, вдруг стушевалась. И эта ее спонтанная перемена не ускользнула от взора Дианы.

– Мне жаль тебя, Индия. И не только потому, что ты теперь калека. Спроси себя, на кого ты злишься больше: на меня, Элеттру или же на свою семью?

– При чем здесь семья? – осипшим от волнения голосом спросила Колетти.

– А притом. Твоим родителям настолько начхать на тебя, что они не пожелали найти и наказать того, кто сделал их ребенка калекой. Тетка Кинг заплатила им со страху, и они быстро успокоились. Вот, что такое несправедливость. Индия, вот, что значит, НЕ ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ!

Индия выронила трость, потеряла равновесие, качнулась к раковине. Эти слова были очень неожиданными и беспощадными. Правдивыми.

Диана, в отличие от Колетти, не могла вкусить блаженство, наблюдая, как мучается человек. Она не хотела делать Индии больно, но ведь та сама напросилась!

– Ненавижу! – вскричала Индия, держась дрожащей рукой за край раковины. Ее слабенькие, изувеченные ножки тоже дрожали. – Да я за такие слова знаешь, что с тобой сделаю?! Плевком расшибу! Ты у меня кровью харкать будешь!!! Ты…

Диана ушла, не дослушав несчастную Индию. К таким угрозам мог прибегнуть только совсем отчаявшийся человек.

Вот в какой нездоровой атмосфере Диана существовала. На каждом шагу ее подстерегали неприятности. Не успев отойти от разговора с Колетти, Диана сцепилась с Бригидой.

– Мисс Брандт, удостойте меня своим вниманием. – Диане пришлось подойти к Ворчуковски. – Как поживаете?

– Прекрасно. Разве может быть иначе?

– До меня дошли другие сведения. – Бригида натянуто улыбалась, обнажив крупные, белые зубы. Она всегда была в курсе всех школьных событий. Такая у нее профессия. Разумеется, то, что ее воспитанницы делали с Дианой, для нее тоже не секрет. Если бы Ворчуковски вмешалась, то змейки тут же прекратили бы свои злодеяния. Как ни крути, они побаивались Бригиду. Но неприязнь последней к Брандт была так велика, что она с удовольствием закрывала глаза на все бесчинства. – Когда же вам надоест?

Диана поняла, что Ворчуковски так намекает на то, чтобы она забрала документы из школы. Во власти ослепляющего гнева Диана выпалила:

– А когда вы сдохнете?

– Что-о-о?!!

– Что такое, миссис Ворчуковски? Грубо? Бестактно? Ну, теперь вы знаете, каково это!

Бригида была возмущена до такой степени, что не могла ни слова вымолвить. Диана гордо развернулась и пошагала дальше. К новым неприятностям.

«Школа – один из наиважнейших этапов в жизни человека. И чем же мне запомнится этот этап? – размышляла Диана. – Вот этой бойней? Ненавистью, что превратила нас в одичавших зверей?.. У меня ведь есть еще целый год. ПОСЛЕДНИЙ год. Его надо по-другому прожить». Диана всерьез задумалась о переводе в другую школу. Но разве Алэсдэйр позволит ей так распорядиться собственной судьбой? Определенно нет. Как же быть?

Надо самой спровоцировать перевод. И это несложно. В конце каждого семестра «Греджерс» отсеивает неспособных учениц. Значит, Диане придется стать одной из аутсайдеров. И вот она перестала учить уроки, отвечать на занятиях. Потом и вовсе стала прогуливать. К примеру, Диана забыла дорогу к аудиториям литературы и истории. Лишний раз не видеть Эверетта и Торн – какая прелесть!

Элеттра и Рэми подсели к ней однажды в столовой.

– Ты рейтинг видела? – с осуждением спросила Эл.

– Там нет ничего интересного.

– А на мой взгляд, присоединение лидера к толпе лузеров – довольно-таки любопытное зрелище. – Диана и бровью не повела. Эл вышла из терпения: – Тебя же отчислят!

– Да, надеюсь.

Элеттра в изумлении уставилась на Брандт.

– Что же ты планируешь делать дальше, после «Греджерс»?

– Извини, Элеттра, не имею привычки посвящать в свои планы посторонних людей.

– Издеваешься, да? Хочешь бросить меня здесь одну?! – возвысила голос Эл. – Нетушки! Будем хлебать это дерьмо вместе!

Подключилась Рэмисента:

– Диана, Эл права. Ты не должна сдаваться. Будь сильной всем назло.

– Вообще-то Элеттра первая сдалась.

– Я?!

– Что тебе помешало выиграть на финальных соревнованиях?

Элеттра долго обдумывала свой ответ. Явно заробела. Диана же была довольна произведенным впечатлением.

– Самого главного соперника я уже одолела, – сказала наконец Эл. – Мне этого достаточно.

Диана улыбнулась про себя, вспомнив, как Элеттра «одолела» ее. Без инициативы Брандт ничего бы у той не вышло.

– Я, грешным делом, думала, что победит Героева, – вновь заговорила Рэми. – А она в последнем заезде совсем стухла. Что с ней было, как считаете?

– Смею предположить, что на цыганочке так сказалась разлука с Дилэйн. Без нее Героева теряет хватку на ипподроме, – сказала Элеттра.

– Точно! – воскликнула Рэми. – Никки же пропустила соревнования.

– Вроде как по болезни пропустила, но я в это не могу поверить. Есть какая-то другая причина. По сей день ходит она понурая, ни с кем не разговаривает. Разве это Никки? Не знаю, что именно произошло у нее, но, очевидно, все серьезно.

Диана перевела взгляд на столик Никки и Искры. Никки сидела как в воду опущенная, Диану это встревожило. Редко можно было увидеть Никки в подобном настроении. Что же такое могло случиться у этой никогда не унывающей девчонки? Даже на Искру повлияла ее беда. Она из-за нее не смогла сосредоточиться на скачках и уступила победу Астрее Дойч!

– Диана, у нас на носу сдача индивидуальных проектов комиссии из министерства. Ты не забыла? – прозвучал вопрос Элеттры.

– Ой, спасибо, что напомнила.

– Дура… Ты до сих пор ничего не сделала?!

– Да, знаешь, все время что-то отвлекало, – полушутя ответила Диана.

– Эта работа – твой последний шанс подняться в рейтинге!

– Ну, видно, не судьба. Что поделать?

– Брандт, не смей… – наверное, это должно было прозвучать как угроза, но Диане же отчетливо послышалась мольба в голосе Эл.

– Капитуляция все же неплохой вариант, – теперь уже вполне серьезно сказала Диана.

Эл смотрела на нее с презрением. Диана же глядела в ответ с уважением. В этот момент Элеттра предстала пред ней сильной, гораздо сильнее ее самой. Диана еще в прошлом семестре поняла, что Элеттра не так проста, как кажется, сломить ее невозможно. Теперь она в этом абсолютно убедилась. Диана знала, что за воротами «Греджерс» Элеттре довелось пройти какое-то страшное испытание, закалившее ее. Отныне, какая бы беда ни промелькнула на жизненном пути Эл – она со всем справится. Ей есть с чем сравнивать. Она прошла свой личный ад. Потому все, что выпало на долю Диане, все, что надломило ее, Элеттре же казалось незначительными происшествиями. Раньше Диана жалела Кинг, но теперь… она восхищалась этой девушкой, даже мечтала стать такой же. Элеттра, напротив, разочаровалась в давнем враге, что усыпил ее напускным величием, а на поверку оказался слабым, ничтожным, пугливым.

Однако Элеттра не могла так просто смириться с решением Дианы покончить с «Греджерс».

– Ох, не нравится мне все это, – сказала Рэми.

– Ты струсила, что ли?

– Да, есть малость. Конечно, мило, что ты так стараешься ради Дианы, но…

– Рэми, – перебила Эл, – я вовсе не ради Дианы это делаю! Просто я не смогу вынести бешеного восторга этой своры, что вызовет уход Брандт. Они ведь именно этого и добиваются, ты понимаешь?

– Надеюсь, ты все очень хорошо продумала.

– Ну, признаться честно, у меня было совсем мало времени для составления четкого плана.

– О боже…

– Я знаю, что все работы хранятся в шкафу Бригиды. Мне нужно провернуть одно плевое дельце. В его успехе я не сомневаюсь, только…

– Что только? – запаниковала Рэми.

– От тебя тоже многое зависит. Ты должна выманить Бригиду из ее комнаты.

– Но как, Эл?!

– Без разницы. Главное, сделай это.

Подобного случая идиотизма истории еще не было известно. Рэми добровольно отправилась в лапы безумной Фригиды. Что она будет говорить ей – Рэми не знала. Решила сымпровизировать на ходу.

– Миссис Ворчуковски!!! – заорала Рэми, барабаня по двери заместителя. Вскоре ей открыли.

– Рэмисента, вы что себе позволяете?!! Что вы здесь забыли вообще?!!

– Я… я обязана доложить вам об этом безобразии!

– Так… – скрестив руки на груди, ответила Бригида. Она смотрела грозно. Во взгляде ее Рэми почувствовала предостережение, мол, по-думай трижды, прежде чем что-либо сказать мне, я ведь сотру тебя в порошок, если ты побеспокоила меня понапрасну.

– Н-нет… Только время потеряем! Вы должны сами это увидеть. Пойдемте! Прошу вас!

– Подождите. – Бригида ринулась за ключом, но Рэми резко схватила ее за руку и потащила за собой.

– Ждать нельзя! Это очень срочно! Неужели вы не понимаете?!

Элеттра осторожно выглянула из-за угла, исследуя обстановку. Фригида и Рэми дошли до конца коридора, затем скрылись за поворотом.

– Молодчина, Рэми… – прошептала Эл.

Итак, комната Ворчуковски осталась открытой. Элеттра уже была внутри. Подошла к шкафу, распахнула его скрипучую дверцу. В глаза сразу бросилась огромная стопка ученических работ, которые миссис Ворчуковски уже завтра должна отправить на проверку министерской комиссии. Эл нашла проекты Дианы и Искры, быстро поменяла титульные листы. Положила все обратно. Выдохнула…

Тем временем Рэми привела миссис Ворчуковски в резиденцию учениц.

– Эту орхидею не поливают уже вторую неделю. – На подоконнике в коридоре стоял горшочек с вялым стебельком. На него Рэми и указала. Тогда она поняла, что импровизация явно не ее конек.

– Арлиц, вы притащили меня сюда, да еще с такой силой, чтобы показать этот ДОХЛЫЙ ЦВЕТОЧЕК?!

– …Да.

С Рэми сто потов сошло, сердце у нее билось уже где-то в глотке. Она испытала что-то похлеще обычного страха. Проще было бы пнуть под зад разъяренного медведя, чем выдержать этот взгляд, коим ее наградила Бригида. Описывать подробно то, что произошло далее, – нет смысла. Бригида целый час на повышенных тонах вела воспитательную беседу, а Рэми целый час ее слушала, терпела.

И терпела не зря. Если бы не подвиг Рэми, Эл вряд ли смогла успешно выполнить задуманное. Через пару дней комиссия прислала ответ. Проект Дианы, автором которого на самом деле являлась Искра – получил высший балл. Искру же оценили очень низко. Она показала худший результат, чем крайне огорчила директрису.

– Героева, зайдите ко мне после уроков. Сразу предупреждаю: разговор у нас будет пренеприятнейший, – проворчала миссис Маркс.

Для Искры все произошедшее стало полнейшей неожиданностью. Снова в ее жизни наступила черная полоса.

На перемене Диана соизволила поделиться своими впечатлениями с Эл и Рэми:

– Они там в министерстве все с ума посходили? Почему мою работу назвали лучшей?! Я же нарочно написала откровенный бред!

– Гении часто недооценивают себя, – сказала Элеттра, хитро переглянувшись с Арлиц.

Диана и предположить не могла, на что пошла Кинг, чтобы спасти ее. «Да нет… Элеттра не могла приложить к этому руку. Это просто сбой в системе или случайность. Может, мой проект вообще особо не проверяли, так как все давно привыкли считать меня лучшей», – внушила себе Брандт.

Элеттра теперь была спокойна. Диану не отчислят, как бы та ни старалась. Комиссия из министерства выделила ее, это много значит. Эл продолжала убеждать себя в том, что сделала все это не ради Дианы, а назло всем их общим врагам (как блистательно она подставила Искру!). Не дружеский порыв повелевал Элеттрой, а банальная корысть – такой версии придерживалась Кинг, но с каждым разом, прокручивая ее в голове, все слабее и слабее ей верилось в это.

Глава 43

Никки и Элай, как обычно, решили провести выходной с Хорасом, Келсей, Гасом, Обри и Лунет в клубе «Джиттс». Эта встреча состоялась после дня рождения Дилэйн. Компания уже изрядно выпила, кое-кто засим перешел от жидкостей к порошку, кто-то уснул на диванчике их приватной комнаты, кто-то развлекал всех непристойными танцами… В общем, было весело и тошно одновременно. Ничего сенсационного в этом вечере не было до поры до времени. Все шло по стандартной, уже приевшейся программе светских пьянок, а потом вдруг Гас и Лунет проговорились, что уже давно встречаются. Все стали поздравлять их. Еще выпили, нюхнули. Никки поинтересовалась, как же так вышло, что Гас, давний друг Элая, переманил к себе Лунет – девушку, что была застолблена Элаем (он спал с ней от скуки и одиночества). Элай первым потрудился ответить: он уже пресытился Лунет, так пусть теперь ею попользуется его друг, зачем «добру» пропадать? Никки задело такое циничное отношение к женщинам, о чем она поспешила сообщить. Парни лишь посмеялись над ее претензией, потом начали дружно приводить всевозможные аргументы, чтобы переубедить ее. Слово за слово…

– Что-что?! А ну повтори, – обратилась Никки к Гасу.

– Повторяю… – заплетающимся языком ответил Гас. – Этот мир принадлежит мужчинам! Мы его создаем! Все на нас держится! Поэтому мы можем делать все, что захотим. И иметь, кого захотим! Да, Лунет? – он притянул к себе Лунет. Та уже вряд ли что-то соображала, просто жмурилась от удовольствия и лениво посмеивалась.

– Отменный говнюк… – вознегодовала Никки.

– Это истина!

– Это не истина, а абсурдная мужская фантазия!

– Вот ответь мне, Никки, сможет ли женщина подцепить первого попавшегося паренька, оттрахать его до полусмерти или даже пустить по кругу?

– Нет, конечно. Женщины – существа благородные.

– Да не в благородстве дело, а в силе, могуществе! Вот я, допустим, могу взять тебя прямо сейчас, отыметь во все дыры, а после подкинуть своим парнишкам. И ты даже недовольно пискнуть не посмеешь!

– Что?!

– Гас, следи за языком, – зло проговорил Элай.

– А что, я не прав?!

– Я никогда в жизни не позволю этого! – с достоинством отпарировала Никки.

– Ты? Ха-ха-ха!!! Никки, ты же у нас любительница экспериментов?

– Эксперименты – это одно дело, а ты говоришь о насилии! Я не потерплю к себе такого отношения! Я ценю свое тело, уважаю себя! Никто и пальцем ко мне не притронется без моего согласия, ясно?!

Гас переглянулся с Келсей, Хорасом и Обри. Каждый в этот момент вспомнил, ЧТО они сделали с Никки несколько месяцев назад и… Парни не выдержали, снова рассмеялись. Чуть на пол не плюхнулись от смеха. Никки недоуменно смотрела на них.

– А что смешного я сказала?..

У Элая душа ушла в пятки. Вся эта жестокая картина, что открылась его взору, – сидит растерянная, ничего не понимающая и не помнящая девушка, а рядом с ней ржут до конвульсий ее насильники, – заставила его сердце похолодеть от ужаса. «Выродки! Ненавижу! Чтоб вас самих отымели во все дыры, оттрахали до полусмерти! Нелюди!» Так злился Элай, как будто он не был причастен к тому, что произошло с Никки. А потом на смену злости пришел страх: «Они же расколются сейчас!» И, управляемый этим трусливым страхом, Элай набросился на Гаса, вырубил его несколькими ударами.

– Элай, ты чего… Зачем… – еле-еле выговорила Лунет.

Никки не хотела больше принимать участие во всем этом беспределе. Вышла из клуба, спряталась за углом. Выкурила четыре сигареты, одну за одной. На улице было тепло, но Никки почему-то дрожала, челюсти стучали. Ни с того ни с сего Никки подумала о своей кошке, Кисиндре. Захотелось услышать ее успокаивающее мурлыканье, пощекотать пушистый подбородочек, ласково назвать Толстозадой скотиной, когда та царапнет ублажающую ее хозяйскую руку. Вот такой тривиальной радости хотелось. Все лучше, чем стоять тут у поганого клуба, слушать смех прохаживающихся рядом легкомысленных девиц и их обдолбанных хахалей, дрожать…

Какой-то урод прицепился:

– Девушка, вас как зовут?

– Чингисхан.

– Ха, ты красивая.

– Но невоспитанная, поэтому иди-ка ты в жопу, дядя.

Урод пробурчал что-то невнятно и поплелся дальше. Потом объявился Элай. Подошел к ней уверенно, на губах играла его фирменная самодовольная ухмылка.

– Быстро же ты меня нашел.

– Заметил, что толпа мужиков тут кружит. Бошки посворачивали, глядят ненасытно, почти влюбленно. Значит, ты здесь. Только на тебя так могут смотреть.

Никки хотела бросить какую-нибудь колкость в ответ, на колкостях ведь и зиждется их дружба, да не успела. Элай снова заговорил:

– Не обижайся на парней, ладно?

– Да я уже отпустила ситуацию, – ответила Никки, махнувши рукой. – Выпили прилично и стали вести себя неприлично… Бывает. Но все-таки спасибо тебе за то, что врезал Гасу. Мне это понравилось. – Никки даже зарумянилась от смущения. Этот поступок Элая действительно тронул ее до глубины души, заставил посмотреть на него с другой стороны.

Элай же был не в силах смотреть ей в глаза. Стыд и вина перед ней выжгли в его душе незаживающие раны.

– Завтра будем оттягиваться без этих затупышей. Только ты и я.

– Ой, я же тебе не сказала, прости! Я завтра не смогу с тобой увидеться.

– Причина?

– Да вот недавно пересеклась с одной девчонкой из «Блэкстона»… Она сказала, что завтра их футбольная команда нагрянет в клуб «Грэйвити», чтобы отметить успешный матч.

– …И там будет Арджи.

– Ну да…

Теперь все чувства, что буйствовали в душе Элая, переродились в жгучую ревность. Он хотел закричать, всему свету сообщить о том, что его ранили, как ему больно, как все несправедливо.

– Думаешь, он обрадуется, когда увидит тебя? – в его голосе слышалось нарастающее раздражение.

– Ну, я точно обрадуюсь, когда увижу его. Я просто поздороваюсь, напомню о себе.

Никки наконец заметила, что с Элаем творится что-то неладное.

– Элай… следующие выходные мы проведем вдвоем. Честное слово.

– Нет. Мы больше не встретимся.

– С чего это вдруг?.. – Никки взяла его за руку, прижалась скромненько. – Эй, ревнулечка…

Элай резко вырвал руку, сделал шаг назад.

– Перестань. Я серьезно. Иди, добивайся своего Арджи, унижайся дальше. Ему, конечно, повезло, а вот тебя только пожалеть можно. До старости будешь бегать за ним!

Никки хотела было сказать что-то в свою защиту, но Элай не позволил ей:

– Перед тем как мы расстанемся, я хочу рассказать тебе одну тайну. Вернее, это не тайна даже. Просто моя персональная боль… – Элай понизил голос. – Как долго я ждал этого момента. Мечтал вот так поплакаться, поделиться сокровенным с человеком, которого я… – «полюблю» чуть не вырвалось у него – …которого я посчитаю надежным. Этим человеком оказалась ты, Никки.

Никки слушала его, не шевелясь, не сводя глаз с его рассерженного лица. Ей было немного страшно. Настроение Элая менялось каждую секунду, Никки не понимала, как ей следует вести себя с ним.

– …Я хочу рассказать тебе про один случай, что навсегда изменил мою жизнь. – Элай помолчал минуту, собираясь с мыслями. – Рэми тогда и месяца не было. Я тоже был маленький, но родители уже доверяли мне. Им нужно было отлучиться ненадолго по какому-то неотложному делу. Попросили меня приглядеть за сестрой. Я… отлично справлялся, но при этом жутко волновался. Еще бы, такая ответственность! Наверное, это волнение и вымотало меня. Я решил прилечь, взял с собой малютку Рэми, она тоже спать хотела. Мы уснули… Меня разбудил мамин крик. Оказывается, во сне я перевернулся и всем телом придавил Рэми. Когда родители вернулись, она была уже вся синяя. К счастью, «Скорая» очень быстро приехала, иначе ее бы не спасли. Мать с отцом, конечно же, обвинили во всем меня. Меня! Ребенка! И они винят до сих пор. Это видно по их наплевательскому отношению ко мне. Вот только недавно они чуть подобрели, но это заслуга Рэми (что она устроила на мамином шоу!)… Много лет я живу с этой виной, всячески пытаюсь заглушить ее. Я люблю Рэми. Люблю до безумия! Мне приходится выполнять все ее просьбы, какими бы дикими они ни казались! У меня нет выхода… Я должен искупить этот грех хотя бы так! Я постоянно вижу перед собой ту маленькую девочку, которую едва не лишил жизни!..

Элай замолк. Все свои силы он потратил на эту исповедь. Он сел на влажный асфальт, тяжело вздохнул. Никки присела рядом. История Элая показалась ей незаконченной, Никки чувствовала, что он что-то еще должен сказать, но все же не стала на него давить.

– Элай… – нежно сказала она. Он посмотрел на нее долгим, страдающим взглядом. Никки была готова сама разреветься от сострадания к нему. – Бедный мой мальчик…

Вдруг обоих захватило какое-то удивительное чувство, как будто сейчас случится что-то особенное. Под ребрами расцвело это чувство. Такое теплое, ни на что не похожее…

– Я не поеду в «Грэйвити», – прошептала Никки.

– С чего это вдруг? – ухмыльнулся Элай.

– Да ну тебя…

Никки не могла больше сопротивляться, не верить ему. Ее решение стало известно Элаю еще до того, как она о нем возвестила. Он понял все по ее глазам, что с каждым мгновением светились все ласковее. Никки не просто передумала ехать в «Грэйвити», она отпустила Арджи. Никки поразилась тому, как легко и быстро у нее получилось это сделать. И как хорошо ей стало. Ее сердце до этого словно цепями заковано было, а теперь оно свободно билось, с радостью билось. И вслед за этим Никки приняла еще одно весьма важное решение:

– …Может, у нас с тобой и правда что-то получится? Надо проверить.

Элай страстно желал услышать эти слова. Он просто не мог поверить своему счастью. Свершилось!.. Обрели наконец друг друга два одиноких, потерянных, ищущих ласки существа. Элай хотел заобнимать, зацеловать ее до смерти. Это лучший момент в его жизни, другого такого не будет.

– Мы теперь встречаемся, что ли?

– Встречаемся, что ли, – буркнула Никки. Ей вдруг так неловко стало, словно Элай первый парень в ее жизни, с которым она осмелилась заговорить. Рядом с ним она чувствовала себя неопытной, слабой. Потом Никки поняла, что вот уже несколько минут улыбается как дура. Уже рот болит, а она все не может расстаться с этой глупой улыбочкой. Что же это такое с ней творится? Никки застенчиво отвернулась.

– Надо запомнить число. Потом будем отмечать эту священную дату каждый год, дарить дурацкие подарки.

– Сударь, притормозите, вы что-то размечтались. Сомневаюсь, что мы продержимся так долго.

Никки умилялась над ним, просто таяла от внезапной нежности к нему. Он был похож на маленького мальчика, у которого сбылась большая мечта. Какое же это счастье, знать, что ты для кого-то являешься счастьем!

– …Я ведь теперь могу поцеловать тебя, – как будто между прочим сказал Элай. Он понимал: все, что было «до», – не имеет значения. Тогда их поцелуи были лишь частью какой-то бессмысленной игры. Более того, это было надругательство над Настоящим. А вот то, что случится «после», – будет истинным. Никки это тоже понимала. Теперь все будет иначе, потому что они произнесли друг другу важные слова. Как страшно окунаться во все это Настоящее, Светлое, Взаимное… Никки, как всегда, сталкиваясь с чем-то серьезным и пугающим, решила отшутиться:

– А я могу отправить тебя в кому одним ударом!

Они посмеялись, обнялись. Им казалось, все то, что произошло сейчас между ними, было давным-давно предрешено на небесах. Просто они долго соображали… Но теперь они неразлучны. Это точно! Не существует такой силы, что может разлучить их!..

Через несколько дней Искра включит диктофонную запись беседы Элая и Рэмисенты, что разобьет сердце Никки.

Глава 44

Цинния Каран стала притчей во языцех. Всему виной то кошмарное видео с ее участием, что разлетелось по всем социальным сетям. Потому Никки сразу поняла, о ком говорит Рэми в записи. Отвратительная история, конечно… Но что еще хуже, оказывается, в ней замешаны брат и сестра Арлиц! Никто в «Греджерс» об этом не знал.

Та же история, по-видимому, произошла и с Никки, только та ничего не помнила, абсолютно ничего. Что это за видео, которое Рэми потребовала от брата? Что же такое «страшное» с ней сделал Элай? Как все это связано с Циннией Каран? Никки могла пойти к Рэми и получить ответы на все эти вопросы, но не сочла нужным это делать. Не хотела она видеть довольное лицо этой рыжеволосой гадины. К Элаю Никки тоже не могла обратиться. Было бы нелепостью думать, что тот скажет правду. Он выгородит себя и свою сестрицу… Значит, выход один – идти к Циннии, к своей подруге по несчастью.

Никки выяснила, что Цинния сейчас находится в частном психиатрическом стационаре. Посещать пациентов можно только по понедельникам. В ближайший понедельник должны состояться финальные соревнования, но Никки о них и думать не смела. Ей не терпелось встретиться с Циннией и узнать, наконец, всю правду.

Наступил понедельник. Никки спозаранку отправилась в лазарет за освобождением. План у нее был такой: получить официальное разрешение не посещать занятия и не участвовать в соревнованиях, и пока все будут думать, что Никки у себя в комнате безропотно соблюдает постельный режим (Искра не спалит ее, так как будет в это время в конном клубе), она сбежит через тайный ход и отправится к Циннии.

– И из-за чего же у тебя недомогание? – безучастно спросила Леда.

– Из-за непогоды, наверное.

– Никки, перестань болтать глупости. Думаешь, я не могу распознать, притворяется ли человек или ему действительно нездоровится? Зачем тебе освобождение? У тебя же сегодня соревнования.

– Просто выпиши, и все! Тебе же наплевать на меня, на то, как я живу, что делаю, да? – Никки хотела услышать «Нет!» Надеялась, что Леда проявит беспокойство, покажет, что сестра небезразлична ей… Но Никки в ответ услышала тишину. И тишина эта олицетворяла полное равнодушие. – …Тогда не задавай лишних вопросов.

Леда выполнила просьбу Никки.

Ее проводили до больничного сквера, усадили на свободную лавочку, приказали ждать. Никки опасливо осмотрелась. Погода была чудесная, теплая, почти летняя, потому большая часть пациентов выползла на улицу. Все таращились на Никки. Заметили чужака. Никки попыталась отвлечься, стала разглядывать деревья. Увидела белку, улыбнулась, а потом испугалась. Белка несколько минут прыгала вверх-вниз на одном и том же месте. «Даже у белки тут крыша поехала… Что за место! Самой бы тут не свихнуться».

Циннию привели спустя двадцать минут.

– Цинния, смотри, кто к тебе пришел! – с деланой радостью объявила медсестра.

Девушка смотрела на Никки недоброжелательно. Это была миниатюрная брюнетка со смугловатым, симпатичным, но совершенно несоответствующим ее молодому возрасту лицом. Лоб расписан преждевременными морщинами, уголки рта опущены, губы отдавали желтизной, под глазами намертво въевшаяся тень. Очевидно, все то, что довелось пережить Циннии, из-за чего она, собственно, оказалась в этом месте, и состарило ее.

– Цинния, солнце мое! Сколько лет, сколько зим! Как же я соскучилась по своей подруженьке! – Никки бросилась обнимать «подруженьку». – Идите… – приказала она медсестре. – Дайте нам поболтать, не смущайте!

– Ты кто? Мы не знакомы, – сказала Цинния, после того как медсестра оставила их.

– Так давай познакомимся, господи. Тоже мне проблема.

Они вместе сели на лавочку.

– Я Никки Дилэйн, учусь в «Греджерс». У меня много друзей: Искра – сумасшедшая русская цыганка, еще… Рэмисента Арлиц, – Никки нарочно громко и четко произнесла последнее имя, чтобы вызвать необходимую реакцию.

– Зачем приехала, говори? – Каран теперь была настроена совсем враждебно. – Тебя эта сволочь послала?!

– Почему сволочь? – невинно улыбнулась Никки, но вскоре перестала улыбаться и сказала серьезно: – Цинния, кажется, со мной сделали то же, что и с тобой. Ну… может, я ошибаюсь, на что очень надеюсь. Мне память отшибло, прикинь? – Никки выложила вкратце свою историю. – Я хочу разобраться, сопоставить факты, а главное, вспомнить то, что по какой-то причине исчезло из моей памяти. Только ты можешь помочь мне в этом. Для начала скажи, пожалуйста, что тебя связывает с Элаем и Рэми?

На лице Циннии отразилось колебание: говорить или нет.

– Цинния, нам дали очень мало времени!

– …Мы с Рэмисентой учились в «ХолиПрайд».

– Да, это я знаю.

– А то, что я встречалась с Элаем, знаешь? И что Рэмисента приревновала своего братца?

– Приревновала?!

– Она больная на голову. По-другому я не могу объяснить ее поступок. – Цинния взяла длинную паузу, видимо, для того, чтобы набраться сил, подобрать слова. И потом вдруг охотно разговорилась. Все-таки Никки располагала даром внушать доверие. – Рэмисента выдумала какую-то странную историю, якобы я гноблю ее в школе, из-за чего она даже начала резаться! Элай набросился на меня с обвинениями, я опешила… Мы с Рэмисентой были дружны, это все в «ХолиПрайд» могли подтвердить. Но Элай верил только своей сестрице.

– И что было потом, Цинния?

– …Элай пригласил меня на вечеринку в загородный дом своего приятеля. Он вел себя так, будто и не было той ссоры. Я расслабилась. Я помню, как мы долго танцевали в обнимку, нам было хорошо. А потом… провал. Элай, скорее всего, подмешал мне что-то в напитки. В моей памяти осталось только начало вечера, а вот о том, что было дальше, я узнала, посмотрев видео. Ты в курсе, о каком видео идет речь?

Никки только кивнула. Говорить она уже не могла.

– Вот так он отомстил мне за свою сестру. За то, чего я не делала!

Наклонившись вперед, перегнувшись пополам, зажмурившись, Никки старалась успокоиться, перестать так возбужденно дышать, заставить сердце колотиться не так быстро. Ох, как ей страшно было смотреть на Циннию, на эту молодую старуху. Невыносимо было слушать ее. То, что с ней произошло, даже зверством назвать невозможно. Ни в коем случае нельзя это отождествлять со зверями. Не существует в природе зверя, способного на такую жестокость.

– Почему ты не сдала Элая копам?.. – натужно, хрипло спросила Никки.

– Я хотела. Папа заставил меня передумать. Сказал, что я сама во всем виновата, поперлась неизвестно с кем неизвестно куда. Опозорила семью. Начнется следствие – будет еще больше разговоров, позора…

Цинния с тревогой уставилась на Никки, поняла, что ее слова не достигли цели. Никки думает о чем-то своем.

А Никки в этот момент вспомнила один эпизод: они с Элаем смотрели друг на друга, причем он это делал хладнокровно, а она со страхом, мольбой. За ее спиной раздавался чей-то издевательский смех… А потом Элай захлопнул дверь перед ее лицом. Никки догадалась, что с ней было дальше. Брат и сестра действовали по тому же сценарию, что был создан для расправы с Циннией. Но это все мелочи, что ее телом воспользовались, что засняли весь этот бесчеловечный процесс на камеру с целью последующего публичного унижения. Не это взволновало Никки. Взгляд Элая… тот самый его хладнокровный взгляд и то бессердечие, с которым он захлопнул дверь, бросил ее как шмоток мяса вонючим шакалам – это и есть то самое СТРАШНОЕ, что он с ней сделал.

– Никки, что ты, что с тобой?! – почти кричала перепуганная Цинния.

Никки смеялась, а глаза ее при этом оставались неподвижными. И вот эта ее неуместная веселость вкупе с мертвым, потухшим взглядом производила жуткое впечатление. Теперь Никки стало ясно, почему Элай решил излить ей душу в тот день, когда они начали встречаться. Он осознавал свою вину, он мучился. И чтобы хоть немного полегчало, Элай вот так завуалировано признался ей, объяснил причину своего поступка. «Я люблю Рэми. Люблю до безумия! Мне приходится выполнять все ее просьбы, какими бы дикими они ни казались! У меня нет выхода… Я должен искупить этот грех хотя бы так!»

Никки возвращалась в школу на такси. Затрезвонил ее телефон. Она вытащила его из сумки, посмотрела на экран без интереса. Рука дрогнула, когда Никки увидела имя звонившего. Больше не мешкая, она ответила на звонок:

– Мама… Кармэл?

– Это все из-за тебя. Все из-за тебя! Сколько же горя ты мне принесла…

От звука голоса матери у Никки оборвалось сердце. Никки мечтала оказаться сейчас дома, побыть вдвоем с мамой. Пусть Кармэл кричит, пусть негодует… но зато она будет рядом. Как ей нужна сейчас мама!

– …И тебе привет. Что я опять не так сделала?

– Где Клара?!

– Ха… очухалась мамаша. Твоя дочь в «Греджерс», так называется ее школа! – ответила Никки. Ей не хотелось так разговаривать с матерью, но та сама провоцировала ее на грубость.

– Нет ее там. Нет!!!

Кармэл заревела в голос.

– Кармэл, мать твою, ты можешь спокойно объяснить мне, что произошло?!

– Клара сбежала… Мы с Ледой сначала подумали, что она самостоятельно поехала в Мэф. Но вот несколько минут назад Леда позвонила мне и сказала, что Клары нет в школе! Она расспросила всех ее одноклассниц, но никто ничего не знает…

Если кто-то из близких Никки или ее друзей сталкивался с какой-то проблемой, то та моментально забывала про все свои беды и мчалась на помощь. Так было и в этот раз. Никки бросила трубку, приказала таксисту развернуться, назвала адрес дома Уэллеров. Никки была уверена в том, что сестра скрывается у Тоуни, ей больше некуда податься.

Приехали в Голхэм. Никки вылетела из машины, подбежала к дому, с силой вдавила палец в кнопку на дверном звонке. Открыла миссис Уэллер, и, смерив Никки уничижительным взглядом, громогласно объявила:

– Рокси, к тебе!!!

Рокси подошла неторопливо. В пижаме, заспанная.

– Привет, – радостно сказала Никки.

– Сестру ищешь?

– Да…

– Жди.

Не поздоровалась, не пригласила войти… До сих пор обижается. Никки застало врасплох горькое ощущение досады. «Почему я всегда всех быстро прощаю, а меня всегда все считают врагом до конца жизни?!»

Клара не удивилась тому, что Никки так легко нашла ее.

– Козявка, ты что это учинила?

Ответить Клара изволила только после крепкого, долгожданного объятия с сестрой.

– Хочу проучить их. Они обзывали тебя…

– Ну и что? Меня все обзывают, – простодушно отозвалась Никки. – Клара, мать очень волнуется, ревет. Не надо так с ней.

– Ты жалеешь ее?! А вот она тебя совсем не жалеет! Пошла она к черту! И Леда тоже! Предала меня и тебя ради… этой.

– Это не предательство. Это страх снова потерять маму. Леда просто боится спугнуть ее, вот ей и приходится теперь поддакивать, – объяснила Никки. – Я хочу, чтобы вы с Ледой были счастливы, а это станет возможным, только если меня не будет рядом.

– Нет! Я не смогу без тебя! Все, что о тебе говорят, – неправда!

– Неправда, да… Я еще хуже. – Рот Никки улыбался, а глаза плакали. Она не пыталась вызвать жалость этими словами. Просто говорила как есть.

– Нет, Никки! Я отказываюсь в это верить!

– Клара, вернись домой. Ну ради меня…

– Вот как раз ради тебя я и не сделаю этого, – твердо заявила Клара. – Я хочу, чтобы они поняли. Чтобы им стыдно стало! Я буду стоять на своем до тех пор, пока они не извинятся перед тобой!

– Клара!

Сестренка вернулась в свое убежище. Никки схватилась за больную голову. А болела она из-за напряжения, из-за стольких событий, коими был насыщен этот мрачный день. «Хочу быть той больничной белкой, что прыгала вверх-вниз, вверх-вниз. Везучая, сука, белка. Прыгает и ни о чем не думает…»

Рокси снова показалась. Никки сначала обрадовалась, решив, что та захотела перекинуться с ней парой слов, все-таки не чужие люди! Но нет. Рокси вышла только для того, чтобы закрыть дверь, Клара оставила ее распахнутой. Заметив, что Рокси потянулась к дверной ручке, Никки быстро проговорила:

– Давно мы с тобой не виделись.

– Ага, – сухо ответила Уэллер.

– Ты занята?

– Не особо. А что?

– …Хочу поговорить.

– Все так плохо? Больше не с кем поговорить?

– Да… Не с кем.

– Я рада!

– Рокси…

– Мои молитвы услышаны. Всего хорошего, Никки.

Рокси хлопнула дверью, да так яростно, что она едва не сорвалась с петель.

Возле дома стоял одинокий уличный фонарь. Никки подошла к нему, обвила руками, закрыла глаза. В целом мире она одна. Одна… На Клару рассчитывать не стоит, ее любовь временна. Она любит Никки только потому, что еще не знает ее настоящую, а вот когда узнает, то непременно возненавидит, как все остальные. Бунт Клары – бесполезная штука. Кармэл и Леда еще больше ополчились против Никки. Их отношения никогда не наладятся. Но угнетало Никки другое. Вдруг эта вольная жизнь вскружит Кларе голову, втянет в какие-нибудь неприятные ситуации? Уэллеры не станут опекать ее, они не обязаны. Клара будет предоставлена самой себе. А, может, она и от Уэллеров сбежит? Или те ее просто выгонят на улицу? Где потом ее искать? Никки представила все ужасы, что могут произойти с маленькой бездомной девочкой. И это будет на ее совести! Ведь из-за нее Клара обрекла себя на такую жизнь.

Все эти невеселые размышления сподвигли Никки позвонить матери и сообщить местонахождение младшей сестры.

– …По сей день ходит она понурая, ни с кем не разговаривает. Разве это Никки? Не знаю, что именно произошло у нее, но очевидно, все серьезно, – сказала Эл.

Диана перевела взгляд на столик Никки и Искры. Никки сидела как в воду опущенная, Диану это встревожило. Редко можно было увидеть Никки в подобном настроении.

Никки не могла скрыть своей печали. Порой она думала так: «Ладно. Ничего. Это же никак не повлияло на меня, верно? Ведь до сих пор я ни о чем не подозревала и нормально жила. По сути ничего не изменилось…» Но она обманывала себя. Ее жизнь уже не будет прежней. Произошло непоправимое. Никки брезгливо поглядела на свои руки, ноги. Грязной она себе казалась, кожа будто до сих пор хранила на себе запахи ее насильников. «Что же со мной сделали эти скоты… Боже, боже, боже!!! Опоганена моя жизнь. Я не смогу привыкнуть к себе такой… не смогу!» Потом снова утешала себя: «Ну что ты, Никки? Надо проще ко всему относиться. Это же твой девиз по жизни! Ты просто по глупости и доверчивости влипла вот в такую гнуснейшую историю. Но сейчас ведь ты живешь преспокойно, здравствуешь. Не придавай этому большого значения. Тебя просто… ну… изнасиловали, просто предали, поимели душу, просто доставили непереносимую боль, словно катком прокатились, жаль только что не задавили насмерть. ПРОСТО! ПРОСТО! Жизнь прекрасна! Жизнь продолжается!.. Люби эту жизнь, люби людей, люби себя и свое вытраханное подонками тело. Ха-ха-ха!!!»

Не лишним будет сказать, что Никки не таила обиду на Рэми. Они враги. Рэми намеревалась отомстить за подругу и у нее это получилось. Это война, здесь сгодятся любые методы, даже самые подлые, изуверские, лишь бы прийти к победе. В конце концов, Рэми могла предложить все что угодно, но Элай… Как он мог пойти на такое? Как ему удавалось столько времени так мастерски врать? «Даже для меня это слишком! Хотя… так ли это? Я ведь тоже провернула паршивое дельце за спиной Дианы, лгала в глаза Калли, пользовалась доверием Джел. Я понимала, что поступаю ужасно, но при этом не желала останавливаться. По сей день я творю зло. Я собственноручно превратила жизнь Дианы в ад… «Наказание за твое преступление рано или поздно постигнет тебя», – вроде так сказала мне Диана? Вот мое наказание».

Искра не могла спокойно смотреть на то, как Никки мучается. Ее несколько раз подмывало узнать у подруги, что же случилось, может ли она ей помочь. Но Искра побоялась, не смогла пре-одолеть отчужденности, что вдруг возникла между ними. Искра очень хорошо, очень точно теперь чувствовала Никки. Та сейчас как оголенный нерв, одним неподходящим словом можно уничтожить их дружбу. Оставалось ей молча наблюдать за Дилэйн, думать о ней ежедневно, еженощно. Даже на скачках Искра думала не о победе, а о Никки, мысли о ней стали навязчивыми. Потому Искра проиграла, но ни капли не расстроилась из-за этого. Никки, Никки, только Никки в голове.

Никки же не обращала на Искру ни малейшего внимания. Она вдруг задумалась: а что, если рассказать обо всем Леде, матери? Как они отреагируют? Пожалеют, защитят? «Нет… Не нужно тешить себя глупыми иллюзиями. Никто не станет защищать меня. Даже на снисходительную жалость я не могу рассчитывать. Меня обвинят, как Циннию, назовут блядью, скажут, что заслужила. Да ведь и правда заслужила. Я все это заслужила! Так что надо прожить свое горе в одиночку. Вот мое наказание…»

Глава 45

Элеттра всегда находила время, чтобы приехать в Уортшир, посетить церковь. Воспоминания о том, как они с миссис Монтемайор ходили на службы, грели душу Эл, потому она решила продолжить светлую традицию.

Тишина, полумрак, таинственное мерцание свечей и лампад… Переступаешь порог этого старого, прохладного, ароматного здания и понимаешь, что оказался в совсем другом мире, мире, которому чужды ненависть, зависть, вся эта людская чернота. «Место, где ты попадаешь в объятия Бога» – так отзывалась об этой церкви миссис Монтемайор.

После мессы Элеттра захотела пройтись по маленькому саду, что был близ церкви. Благостное состояние долго не отпускало ее. Но потом она решила проверить телефон, увидела пропущенные вызовы от Арджи, и с хорошим настроением ей пришлось мгновенно попрощаться. Арджи звонил почти каждый день, молил о встрече, хотя бы о коротком разговоре вживую. Элеттра, конечно же, отказывала, сперва деликатно, затем в грубой форме. Смит весьма назойливо боролся за свое счастье. Элеттре, с одной стороны, как и всякой девушке, было приятно, что парень продолжает добиваться ее, с другой же – она понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет. С нежной грустью вспоминала она их свидания, его пирожные, которые он пек для нее, цветы… море цветов, что он подарил ей. Своими ухаживаниями, чутким отношением Арджи открыл в ней все самые привлекательные, уникальные качества женщины. И уже только за это стоило ответить ему взаимностью. Нет! Увы… Она никого не подпустит к себе до тех пор, пока не разберется в своих чувствах, не решит многочисленные проблемы, что длинным мрачным шлейфом тянутся за ней.

На одной из садовых дорожек Элеттра столкнулась с отцом Дармоди.

– Испугались? – улыбнулся он.

– Нет, что вы…

Вид этого строгого, уважаемого, с довольно крупными чертами лица мужчины в черной сутане заставлял Элеттру робеть и теряться в словах. Казалось, что стоит человеку посмотреть ему в глаза, и Дармоди узнает все его тайны, помыслы, прегрешения.

– Я пройдусь с вами немного, вы позволите?

– Конечно, – скромно потупив глаза, ответила Эл.

Отец Дармоди долго молчал, делал вид, что любуется садом, и Элеттре на краткий миг показалось, что он забыл о ее существовании. Но внезапно он выдал следующую фразу:

– От вас веет огромной печалью.

Элеттра замерла. Отец Дармоди тоже остановился, смотрел на нее выжидательно.

– Отец Дармоди… я хотела спросить вас. Точнее, получить совет. Как простить человека?

Она произнесла это на автомате. Этот вопрос давно томился в ее голове.

– Вас сильно обидели?

– Сильно. Очень сильно.

– «…Прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас», – спокойным, расслабляющим голосом сказал отец Дармоди. – Прощение, пожалуй, самое тяжелое, чего хочет от нас Бог. Но следует всегда помнить: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный».

Элеттра задумчиво слушала.

– А что, если этот человек не достоин прощения? Что тогда, отец Дармоди?

– Мы должны прощать и тем, кто этого не заслуживает. Как вас зовут?

– Элеттра.

– Элеттра, Бог всегда рядом с вами, он оберегает, поддерживает вас. И он вознаградит вас, если вы научитесь прощать. Простите… и душа ваша обретет покой. Сейчас она мается, ей тяжко оттого, что вы сопротивляетесь, не слушаете Бога.

– А почему Бог не слушал меня, когда я просила помощи? Когда я кричала, умоляла… Как он мог допустить такое?

– Кто обидел вас?

– …Мой отец. Он уже умер, вот только мне все равно неспокойно. Я всюду вижу его, чувствую его запах, слышу его голос. Меня воротит! Я не могу… не могу построить отношения, хороших людей отталкиваю, никому не доверяю. И все из-за него! Как бы мне хотелось вырвать из своего сердца это мучительное чувство, что он оставил после себя!

На некогда спокойном, уверенном лице отца Дармоди отразилось смятение. Он спросил дрогнувшим голосом:

– Что он с вами сделал, Элеттра?

Без страха и смущения Элеттра направила взгляд на отца Дармоди. Ее бездонные карие глаза смотрели не мигая, наполнялись слезами.

– …Он убил маму. Он насиловал меня.

У отца Дармоди сдавило горло. Не малых усилий потребовалось ему, чтобы прийти в себя после такого шокирующего откровения.

– Мне очень жаль, что вам пришлось пройти через это… Вы сказали, что ваш отец умер, так?

– Да.

– Элеттра, вы считаете, что его смерть была случайной? – Элеттра лишь пожала плечами. – Господь избрал самое страшное наказание для вашего отца, не сомневайтесь. Что же касается вас… вы сможете простить его. Сможете. Придет время.

Кто-то позвал отца Дармоди. Он поклонился и направился обратно к церкви. С того дня отец Дармоди стал молиться об Элеттре, и во время каждой молитвы на лице этого строгого, уважаемого мужчины появлялись слезы…

«Придет время». Сколько утешения в этих словах, столько и горечи. Когда же оно придет, время это? Сколько еще дней, месяцев, лет предстоит мучиться Эл? Да и вообще, изменит ли это прощение ее жизнь? Способно ли оно изничтожить боль, засевшую в сердце? Бронсон горел в аду под землей, Элеттра же терпела муки ада на земле.

– Голубушка…

Знакомый голос прозвучал за спиной Элеттры. Она не хотела оборачиваться, чувство униженной гордости сковало ее.

– …Здравствуйте, миссис Монтемайор.

– Я все слышала, – сказала графиня. Элеттра сразу догадалась об этом. – Подойди ко мне, Голубушка.

Все-таки пришлось Элеттре переступить через себя, выполнить просьбу старой подруги. Графиня беспомощно протянула к ней руки, на незрячих глазах блеснула слеза.

– Прости… Это вышло случайно. Я гуляла здесь, услышала голос отца Дармоди и…

– Все хорошо, – поспешила ответить Элеттра. – Значит, так должно было случиться.

– Почему ты скрывала от меня все это?

– А вы бы поверили мне?

– Как же можно не поверить? Да разве можно выдумать такое?! Ох… Жаль, что его не разоблачили перед смертью. Я бы растерзала этого изверга!!!

– Так, наверное, не стоит говорить в этом месте.

– Мне все равно! Пусть Он меня услышит, – миссис Монтемайор показала пальцем на небо. – Пусть покарает! Я к самому дьяволу отправлюсь, чтобы приумножить его боль, я еще сотню тысяч пыток ему добавлю! Да как же такое может быть?! Моя бедная Голубушка!

Болеслава Гордеевна потребовала от Элеттры все подробности. Не без некоторого колебания Элеттра поделилась с ней страшными моментами своей жизни. Рассказала и о том, как тетя Аделайн пыталась упечь ее в психбольницу и угрозами вынудила отказаться от наследства, лишив тем самым племянницу возможности независимого существования. Жуткое прошлое, гнетущее настоящее, бесперспективное будущее. Вот и все, что имеет Элеттра на данный момент. Графиня стойко вынесла этот душераздирающий рассказ, затем на несколько минут ушла в свои мысли и наконец заговорила:

– Герберт, мой покойный муж, завещал большую часть своего состояния различным музеям, выставочным центрам и прочим организациям сферы искусства. До своей смерти я должна приглядывать за его имуществом. Мне же он оставил небольшую сумму, и вот ее я хочу разделить между тобой и Искрой.

Элеттра оторопела. Теперь непонятно, кто из них был шокирован больше: Болеслава Гордеевна признанием Эл или Эл неожиданным заявлением Болеславы Гордеевны.

– Миссис Монтемайор…

– Я знаю, что ты хочешь сказать. Я не обязана помогать тебе. Искра – моя родная внучка, я должна заботиться о ней прежде всего. У меня же другие соображения на этот счет. Ты тоже стала мне родной. Ты столько лет заботилась обо мне! Я хочу отблагодарить тебя. Я настаиваю! Ты доставишь мне большую радость, если примешь от меня эту помощь. Элеттра, разум должен возобладать над чувствами. Те деньги, что я завещаю тебе, выручат тебя в дальнейшем.

– …Спасибо вам, – прошептала Эл.

– Иди ко мне.

Элеттра, полная счастья, благодарности и любви, бросилась в объятия графини.

– И спасибо за то, что поверили мне.

– А ты прости меня… Искра рассказала мне о том, что творится в вашей школе. И в страшном сне не приснится такое. Ты ведь не трогала ту девочку?..

– Нет.

Элеттра могла рассказать Болеславе Гордеевне о том, кто на самом деле покалечил Индию, но не стала. Пощадила чувства этой доброй женщины.

– Теперь я в этом уверена. Но тогда… Клянусь, Голубушка, я не знаю, что на меня нашло, почему я поверила ей. Искра же… ну ты знаешь, какая она. Своеобразный человек, мягко говоря. Разве можно принимать за чистую монету всякое ее слово?! Она могла наговорить все что угодно, повторить за кем-то, не подумав… А я дура старая, поверила… Поверила и прогнала тебя! Дитя мое, ты не заслужила этого, прости, прости!

– Я прощаю, – ответила Эл. Искренняя радость прозвучала в ее голосе.

– …Ты не подумай, я не пугаю тебя. Просто сердце мое шалить стало часто. Кто знает, сколько мне еще отведено?.. Говорить о смерти не стоит, а вот думать о ней желательно. Возраст уже такой. Надо как следует подготовиться. Искра, мне повторить? Ты поняла меня?

– Бабушка, повторять не надо. Но я тебя не поняла.

– Ох… Гарриет, принеси воды! Разговор будет долгим и тяжелым.

– Элеттра не является твоей родственницей, – строго напомнила Искра.

– Да, это так. Но я не могу оставить ее в беде. Она столько для меня сделала! Может, я таким образом хочу оправдаться перед Богом за всю свою грешную жизнь, за то, что с Павлой сделала… Это мой последний шанс произвести на него хорошее впечатление. Искра, вообще-то я не обязана была оповещать тебя об этом. Но все-таки между нами не должно быть никаких неясностей. Поэтому я и решила предупредить о том, что в моем завещании, кроме тебя, будет указана еще и Элеттра Кинг.

В этот момент Гарриет вошла в гостиную, где беседовали хозяйка с внучкой, и, услышав последние слова Болеславы Гордеевны, выронила графин с водой.

– Гарриет!

– …Извините, – вполголоса сказала мисс Клэри.

Если бы к миссис Монтемайор вернулось зрение в эту минуту, то она смогла бы заметить, с каким чрезвычайно угрюмым, раздосадованным видом Гарриет принялась собирать осколки по полу и вытирать растекшуюся лужицу. Раздосадована Гарриет была вовсе не из-за неприятного казуса с графином.

– Зачем ты поощряешь ее? – спросила Искра. – Напомнить тебе, что Элеттра сделала с Индией Колетти?

– Я прекрасно помню, что произошло с этой несчастной девочкой. Но я ни за что не поверю в то, что Элеттра причастна к этому.

– Раньше верила ведь?

– Да… А сегодня мне открылась истина. Скажи, кто надоумил тебя оговорить Элеттру? Кто этот бесстыжий человек?

Искра не сразу смогла заставить себя поверить в реальность происходящего. Мрачная тревога втекала в ее душу. Как сообщить Мите о решении бабушки?! Что теперь будет с Анхелем?..

– Искра, тебе должно быть очень стыдно за эту ложь! – поучительным тоном изрекла Болеслава Гордеевна. – Ноги совсем затекли… Найдушенька! – окликнула она собаку. – Пойдем, погуляем.

Искра прикрыла дверь своей комнаты, в изнеможении опустилась на кровать, пристально посмотрела на фотографию с Анхелем. «Какой он маленький, слабенький, – говорил ей отец. – Без тебя он пропадет. Ты должна защищать его, беречь, помогать ему. Прошу тебя, никогда не забывай об этом!» Не защитила, не уберегла, не помогла… Неистовый вопль вырвался из ее груди.

Привел ее в чувство звонок от Тоши.

– Ты должна была позвонить в четыре, а уже полпятого.

– Да я забыла, что не кинула деньги на счет. Знаешь, сколько я трачу на эти звонки?

– Как Анхель?

Тоша не сразу нашлась с ответом.

Перед тем как уехать в Англию, Искра попросила Тошу навещать Анхеля. Два раза в месяц Тоша ездила в Ганнибаловку, разведывала обстановку и потом докладывала Искре, как живет ее двоюродный братишка. Жил он плохо. Радмила и Баро иногда даже забывали кормить его, на улицу не выводили, за здоровьем его, разумеется, никто не следил.

И вот Тоша снова приехала по поручению Искры в Ганнибаловку. Долго стучала в ветхую дверь цыганского домика.

– Кто?!

– Это я. Тоша Белларская. Вы уже должны были запомнить меня.

Открыл Баро.

– Баро, пустите?

– Мальчишка умер.

Тоша потерянно вскинула глаза на мужчину.

– Что вы сказали?..

– Умер он! Не езди сюда больше!

– Нет… Я вам не верю!

Тоша ворвалась в дом, забежала в комнатку Анхеля, а там… пустая кровать. Остались еще вмятинки на матрасе от тела мальчика.

– Гера, Лекса, покажите ей! – крикнул вдогонку Баро.

Сыновья Лари привели Тошу на местное кладбище, нашли могилу отца. Рядом с ней Тоша увидела маленький свежий холмик. Даже таблички не было.

– Они зарыли его как собаку… Ой не могу, как мне жаль Анхеля, папа! Я уже привязалась к нему, блин…

Митя нервно потер затылок.

– М-да… как не вовремя.

– Искра сейчас ждет моего звонка. А как я позвоню ей?.. Она же сразу начнет спрашивать о нем.

– Совсем необязательно говорить ей правду, – озабоченно проговорил Митя. – Скажи, что с ним все в порядке.

– Папа, ты что?.. Ты хочешь, чтобы я обманула ее?! Зачем?! Да это же ужасно! Она должна знать правду.

– И она узнает ее когда-нибудь, но зачем сейчас ее травмировать-то? У нее и так беды с башкой, горе все усугубит. – Митя не мог устоять на месте, ходил взад-вперед по комнате, смотрел злыми глазами себе под ноги, думал, думал… – Ей еще столько дел предстоит сделать.

– Каких дел? – заморгала от удивления Тоша.

– Тоша… ты хочешь переехать в Англию? Хочешь жить роскошно? Учиться в крутой частной школе, как Искра, хочешь?! Не знаю, как тебе, но мне надоело прозябать здесь.

– Пап, ты к чему все это говоришь?

– У нас появился шанс смотаться отсюда! Хочешь, чтобы все это стало явью? Тогда сделай то, о чем я тебя прошу!

– …Но это неправильно.

– Звони!

Тоше пришлось подчиниться воле отца. Страх тугой петлей затянулся вокруг ее шеи, когда прозвучал вопрос от Искры:

– Как Анхель?

– Как… как обычно. Скучает… – В голову ударили воспоминания: безымянный холмик, пустая кровать, вмятинки на матрасе… Тоша ртом глотала воздух. – Спрашивает о тебе постоянно.

– Тоша, дай телефон, – приказал Митя. Тоша и тут не сопротивлялась. – Алло, Искра, как дела? Как ты там?

– Хорошо, – ответила Искра помертвевшим голосом.

– Есть новости?

– Есть. Но они не обрадуют тебя.

– Что случилось?

– Случилось то, чего ты так сильно боялся, Митя. Я не единственная наследница. Болеслава Гордеевна только что сказала мне, что собирается вписать в завещание мою одноклассницу. Они были знакомы до моего приезда. Они очень близки. Я ничего не могу сделать.

– И я тоже… – сказал Митя, почернев от злости.

Тоша не понимала, о чем они говорят, но не сомневалась в том, что слова Искры окончательно вывели отца из себя, и тот убил бы ее голыми руками, не будь она за тридевять земель.

– Тоша не сказала тебе, пожалела… – Митя покосился на дочь. Та почувствовала некоторое облегчение, подумав, что отец сейчас расскажет Искре правду. – …Анхелю очень плохо.

Нет… Он продолжает держать ее на крючке. Но почему?! Что же с отцом произошло? Его словно опоили чем-то, он сошел с ума! Тоше вдруг стало страшно за свою жизнь.

– Митя, пожалуйста, не бросай его! – прорыдала в трубку Искра.

– Тоша, выйди. – От нахлынувшего ужаса дочь впала в оцепенение. – Выйди!!!

Собрав остатки мужества в кулак, Тоша еле-еле поднялась на ноги, зашаркала к двери и, наконец, вышла.

– У нас был договор, помнишь? – осторожно спросил Митя.

– Да. И я сделала все, чтобы не нарушить его, но…

– Мне по барабану, что ты там сделала. Результат один: бабкины денежки уплывают от нас.

– Я получу часть наследства, – возразила Искра.

– На кой мне эта часть? Там, вероятней всего, еще кучу налогов отвалить придется. Что останется от этой части? Я хочу все! – Митя замолчал. Стер с подбородка слюну, так кричал, что, точно бешеный пес, весь в слюне вымазался. – Слушай меня… Ты тот флакончик не потеряла?

– Нет, Митя.

– Значит, так, Искра. Ты должна успеть сделать это, пока бабка не изменила завещание. Поняла, нет? – Не дождавшись ответа, он прибавил для пущей убедительности: – Анхель умрет, если ты не послушаешься меня. Я ясно выразился?!

Искра нашла свою сумку, с которой приехала из России, в ее боковом кармане обнаружила тот самый флакончик, что был упомянут Митей. С обмирающим сердцем стала разглядывать его. «Я держу сейчас в своих руках смерть бабушки и жизнь Анхеля». Она уже давно смирилась с этим выбором и не раз представляла себе, как все это будет устроено. Для того чтобы спасти одного, необходимо пожертвовать другим. Бесчеловечно это? Отчасти. Не выполнив свое обещание, Искра продлит страдания Анхеля, этого маленького, слабенького человечка. Разве это милосердно? Нет, она сделает это, подарит Анхелю лучшую жизнь, исполнит наказ Лари: «Ты должна защищать его, беречь, помогать ему…» Не Митю она послушается, а отца!

Она сделает это.