Как удивительно похожи судьбы тех людей, что объяты взаимной ненавистью за «непохожесть» друг на друга.
Параллельно со встречей Кармэл и Никки состоялся разговор между Аделайн и Элеттрой. Миссис Брин вызвала свою племянницу домой. Повод появился хороший – Эл победила на выездных соревнованиях, и тетя решила поздравить ее с этим. Никки попалась в ловушку матери, и Элеттра угодила в капкан своей последней родственницы. Вот так бывает. Но обо всем по порядку…
Начиналось все довольно дружелюбно. Аделайн – сама милота и учтивость, словно и не было той страшной ссоры после обнаружения дневника Бронсона.
– …А ведь ты обещала как можно чаще навещать нас, – ласково упрекнула тетя, разливая чай по чашечкам. С лица ее не сбегала ласковая улыбочка. – Константин обижается. Элеттра… милая ты моя девочка, нельзя же так с нами. Мы ведь беспокоимся о тебе! Ты что, не веришь?
– Верю… Я верю, что можно верить во всякую чепуху.
– Зря ты так. У меня же нет своих детей… – самым что ни на есть печальным тоном промолвила Аделайн. – Ты моя единственная отдушина. Понимаю, что мне не удастся заменить твоих родителей, но тем не менее я прилагаю все усилия, чтобы помочь тебе. Я очень стараюсь.
Тетя закашлялась. Либо чаем поперхнулась, либо собственной ложью. Элеттра воспользовалась возникшей паузой:
– Аделайн, ты все так же убеждена, что тот дневник принадлежит мне?
– …Я не могу это знать наверняка, – уклончиво ответила тетя.
– Все. Разговор окончен. Не нужно было мне приезжать, – не в силах более удерживать свою досаду, сказала Эл.
– Справедливости ради, Элеттра, несмотря ни на что я все еще рядом! Я принимаю тебя и готова разделить с тобой все твои беды!
– Какие еще беды?!
Аделайн перестала ходить вокруг да около:
– Ты знала, что у Бронсона полно долгов? – Не дожидаясь ответа, Аделайн протянула племяннице большую кипу документов. – Вот, ознакомься.
Элеттра бегло прочла пару страниц с труднопроизносимыми юридическими терминами.
– Мне эти бумаги ни о чем не говорят, – призналась она.
– Постараюсь объяснить, – заговорщически подмигнула Аделайн, отняв документы. – Незадолго до смерти Бронсон вложился в одно крупное дело, привлек для этого множество людей. Но по каким-то причинам дело это прогорело. И теперь… В общем, твой отец завещал тебе не только все имущество, но и свои задолжности. Ты знаешь, что нужно делать в такой ситуации?
– Полагаю, тебе уже известно решение этой проблемы. Я тебя слушаю.
– Я подключила все свои связи, проконсультировалась… Единственный выход в данном случае – это отказаться от наследства, пока не начался судебный процесс. Ты должна переписать все на меня, а я дальше, так и быть, своими силами разберусь с этой неприятностью.
– То есть ты хочешь забрать у меня дом и деньги? – абсолютно спокойно спросила Эл, как будто в том, что происходило, не было ни малейшей важности и… подлости.
– Да зачем ты так, Элеттра? Что ж ты из меня сволочь бездушную делаешь? Этот дом всегда будет твоим. И без денег ты не останешься, уж я об этом позабочусь. Ты пойми, мы обсуждаем простую формальность. Да, официально ты не будешь собственницей всего, что указано в завещании Бронсона, но кров и средства для существования всегда у тебя будут! Ты избавишься от лишней головной боли, только и всего. Я, как твой родной человек, готова взять на себя эту ношу. Зачем тебе, маленькой девочке, такие взрослые проблемы? Я кое-что продам, что-то отдам в залог… Буду как-то выходить из положения.
– А что обо всем этом думает мистер Неттхейм, папин юрист? – все с той же невозмутимостью Элеттра адресовала вопрос тете.
– Мистер Неттхейм уже давно отрекся от твоего отца. С мертвого клиента ведь ничего не поимеешь.
– И все-таки я хочу побеседовать с ним. Уверена, он не откажется встретиться со мной. Мы с ним в хороших отношениях.
И тут Аделайн словно подменили. Улыбочка исчезла, взгляд посуровел.
– Что такое, Аделайн? Я попрошу мистера Неттхейма разъяснить мне все и спрошу, нужно ли мне принять твое предложение. Если он убедит меня в том, что это необходимо, то я зарекаюсь больше не перечить тебе.
– Вот, значит, твое «спасибо» за все, что я для тебя сделала? Проверку решила мне устроить?! М-м… – Аделайн попыталась изобразить вящее огорчение, но злость, забурлившая в ней, была сильнее. Лицо ее вытянулось и застыло в угрожающей гримасе. – Знаешь, что ты сделала только что? Ты оттолкнула единственного человека, который готов был бескорыстно помочь тебе!
– Это был последний шанс, Константин! – визгливо вскричала Аделайн. – Эта девица безумна и в то же время чертовски умна. Парадокс!
– Я так понимаю, ты не успокоишься, пока не добьешься своего? – Мистер Брин, как всегда, пребывал в мрачной меланхолии.
– Как я могу успокоиться, милый? Если мы вовремя не расплатимся, то отправимся вслед за Бронсоном! Право, я поражаюсь твоему спокойствию. Как же мы влипли…
Ну вот мы и дождались! Прозвучала истинная причина, что заставила Аделайн пойти на коварную хитрость. Много лет назад она с мужем ввязалась в то самое «крупное дело», которое вскоре потерпело крах. Брины попали в глубочайшую долговую яму. Аделайн долго умоляла брата помочь ей, но тот не желал связывать свое честное имя с этими мутными махинациями. Все-таки он занимал высокий пост в стране, любой бы на его месте поступил так же. Потом Бронсон умер. У Аделайн стресс, горе и… в то же время у нее появляется надежда. Братец-то наверняка вписал ее в завещание. Если при жизни он не мог помочь ей, так после смерти это сделает. Увы, когда Аделайн стала известна последняя воля Кинга, все ее надежды рассеялись в прах. Миссис Брин, поразмыслив, решила обманом завладеть имуществом брата. Для этого она подготовила фальшивые документы, в которых заумным языком были расписаны все последствия непреодолимых финансовых трудностей. В этих бумажках значилась фамилия Бронсона. В оригиналах же они касались исключительно мистера и миссис Брин. Элеттра поверила бы во все это, если бы вовремя не сообразила: такая ситуация противоестественна для Бронсона Кинга, ее всемогущего отца, этого хитроумного чудовища, что убило свою жену, насиловало дочь и не понесло за это наказания. Таким образом, Эл пришла к заключению, что тетя ведет какую-то свою игру, пытаясь обвести ее вокруг пальца.
– Почему ты не сказала Элеттре правду?
– После того скандала из-за дневника она бы не сжалилась над нами.
– Так признай свою вину, наконец. Неужели ты действительно веришь в то, что она все это написала?
– Конечно, верю! Бронсон не способен на это! Не смей приписывать моему брату такую мерзость! Он, безусловно, подлец, но не извращенец. Аврора была психически нестабильна, из-за чего и покончила с собой, и Элеттре все это передалось по наследству. Я же тебе много раз говорила об этом. Почему ты до сих пор сомневаешься?!
Константин призадумался. Жена его была чрезмерно эмоциональна и в некоторой степени глупа. Не могла она узреть истину. Константин же, напротив, кажется, обо всем уже догадался. Осталось лишь найти подтверждение своим догадкам.
– Все же… постарайся успокоиться, – как-то загадочно сказал мистер Брин.
– Но Элеттра… – рассеянно возразила Аделайн.
– Доверь это дело мне.
Константин все устроил в тот же день.
– Прости, что потревожил, – сказал он, перешагнув порог комнаты Эл. Та складывала вещи в дорожную сумку. – Куда ты?
– В «Греджерс». В школе, конечно, тоже несладко, но уж лучше я там буду мучиться, чем здесь, в моем «любимом» доме.
– Элеттра, я пришел извиниться за жену… У Аделайн такой тяжелый характер! Я и сам страдаю из-за нее не меньше.
– Да уж, представляю.
– И если я тоже обидел тебя… то, прошу, не держи на меня зла.
– Дядя Константин, к вам у меня нет претензий.
– Хорошо… Прям от сердца отлегло.
Элеттра ответила застенчивой полуулыбкой, затем повернулась спиной к дяде и продолжила собирать вещи. Константин медленно подошел к ней, протянул руку, одним лишь крупным суставным бугорком указательного пальца провел линию вдоль ее лопатки.
– А я ведь могу понять Бронсона… – У Элеттры все похолодело внутри в этот момент. – С одной стороны, то, что он сделал с тобой, это аморально. Но если рассмотреть эту ситуацию под другим углом… Как же тут можно удержаться?
– Что… что ты несешь? – спросила Элеттра, быстро повернувшись к нему лицом. Она тотчас поймала на себе его взгляд, полный похоти и вожделения… Так же на нее смотрел ее отец.
– У тебя есть редчайший дар, Элеттра. Ты умеешь сводить с ума… – горячечно зашептал мистер Брин.
Затем он набросился на нее, стал страстно целовать ее шею, ключицы. Шершавые, морщинистые лапищи вцепились в дрожащее, покрытое ледяной испариной тело девушки. Элеттра отбивалась от него как могла.
– Аделайн!!! Нет… Не надо!!! Пожалуйста, отпусти! На помощь!!!
Она расцарапала его рыхлое, покрасневшее лицо, порвала рубашку, вырвала клок седых волос с его макушки. Она сорвала голос, пока кричала. Она задыхалась.
Вдруг открылась дверь, забежали какие-то люди вместе с Аделайн. Константин успел оттолкнуть Эл и отбежать в сторону. Никто не видел, что происходило в этой комнате несколькими секундами ранее.
– Тише, тише, Элеттра, все хорошо, – сказал один из вбежавших незнакомцев.
Все смотрели на Эл как на пораженного бешенством зверя. Послышался встревоженный возглас Аделайн:
– Константин, ты в порядке?!
– Я не знаю, что на нее нашло. Мы нормально разговаривали, а потом… – Мистер Брин дотронулся дрожащей рукой до своей разодранной щеки. Аделайн смотрела на все это с таким ужасом, будто ее мужа разрубили на кусочки.
– Доктор, видите, что происходит? Недавно она чуть не убила свою одноклассницу. Теперь ни с того ни с сего накинулась на моего супруга! А еще… еще я покажу вам ее дневник. Вы сразу все про нее поймете, когда прочитаете его!
– Разберемся. Вы сами-то не нервничайте, договорились?
Трое молодых мужчин с бесстрастными лицами дежурили возле Эл. Это, видимо, санитары. Эл еле стояла на ослабевших ногах, предательская дрожь пробила ее тело.
– Вы… вы все это специально?! – обратилась она к дяде. Тот отвел в сторону напуганный взгляд. Разумеется, Константин так поступил с ней нарочно. За несколько минут до их разговора он вызвал бригаду врачей, а затем отправился к племяннице. Ему необходимо было спровоцировать Эл, чтобы врачи застали ее в припадке. Аделайн была в неведении. Она очень удивилась, когда к ней заявились медики. Но расспросить их у нее не было возможности, ведь спустя мгновение все услышали крик Элеттры.
– Аделайн, он приставал ко мне!
– Да-да, приставал. Так же, как и твой отец! – в ярости ответила миссис Брин. – Может, эти мужчины тоже пристают к тебе сейчас, а?!
– Не кричите на нее, – попросил доктор. – Вы делаете только хуже.
– Я не сумасшедшая… – прошептала Эл, не зная зачем. Все уже было решено за нее. Она ничем не могла себе помочь.
– Никто и не называет тебя сумасшедшей, – вкрадчиво сказал доктор. – Элеттра, я вижу, что тебе здесь некомфортно. Давай поступим следующим образом: ты поедешь с нами… – Элеттра снова посмотрела на Константина, а тот указал ей взглядом на ее кофту, а именно на то место, куда был пришит кармашек. Она осторожно просунула руку в кармашек и обнаружила внутри клочок бумажки. – …мы побеседуем с тобой, проведем необходимые обследования… – Пока доктор вещал, Эл достала тот клочок, развернула его так, чтобы никто не увидел. Бумажка прилипла к впадине ее влажной ладони. Эл как бы невзначай глянула на записку. Оказывается, Константин не просто лапал свою племянницу. Он незаметно всунул в ее кармашек послание: «Если не откажешься от наследства, то проведешь остаток жизни в психушке. Скажи: «Хочу воды». Так я пойму, что ты передумала». – …мы все преследуем одну цель – мы хотим помочь тебе. Самое главное, чтобы ты доверилась нам.
«Как ловко ты все подстроил, – мелькнуло у Элеттры. Она жутковато улыбнулась. – За что я сражаюсь? За что я вновь пережила этот ужас?.. За этот дом, где была убита моя мать? За все годами и трудами нажитое добро изверга, что насиловал меня? Здесь всё его и всё о нем. Мне никогда не будет здесь хорошо. Уж лучше просить подаяние до конца жизни, чем все это. В пекло!»
– Я хочу воды!
Константин выдохнул с облегчением и сказал:
– Аделайн, налей ей, а я пока поговорю с доктором.
Элеттра подписала все необходимые документы, чтобы выполнить требования тети и дяди.
– Не смотри на нас как на врагов, – обиженно буркнула Аделайн. – Лучше бы поблагодарила Константина. Он уговорил меня не отправлять тебя на принудительное лечение. Радуйся, что ты до сих пор на свободе!
Элеттра не слушала ее. Она размышляла: «Как все просто, оказывается. Процесс запущен. Совсем скоро я потеряю всё, что еще хоть как-то скрашивало мою жизнь. Каким будет мое будущее и будет ли оно? Без денег и поддержки… Вот бы так просто избавиться от боли и прошлого! Расписался и дело с концом…»
– И как ты собираешься исправлять свою осечку? – спросил Инеко.
Калли даже поздороваться не успела. Криминальные товарищи встретили ее с окаменевшими от трагизма лицами. Квартира парней была переполнена сигаретным дымом. Атмосфера до жути едкая и нервозная.
– О чем идет речь? Я же сказала, я все уладила.
– Ты выдала нас своей подружке. Ее сестра-соплячка видела нас! Тебе не кажется, что накопилось достаточно поводов, чтобы прибить тебя прямо здесь и сейчас?!
– Значит, когда вы косячите – это нормально. Это не считается! Да из-за вас мы могли бы уже не раз спалиться! – парировала Калли. – Я не понимаю, за что ты меня отчитываешь? Вы остались в плюсе. Никто за вами не охотится. Я выполнила свою часть договора, как бы то ни было. Не хотела я расставаться на такой ноте, но что поделать?..
Инеко ответил кривоватой улыбкой, всунул очередную сигарету в рот, чиркнул спичкой.
– А кто сказал, что мы расстаемся?
– Что, прости?.. Дом Дилэйн был последним заданием, – угрюмо напомнила Калли.
– Был бы, если бы ты не облажалась.
– Да откуда мне было знать, что Клара вернется намного раньше?!
– Ты должна была знать! Это твоя главная задача, и ты с ней не справилась! Теперь же… – Инеко сделал длинную затяжку, в большой обиде задрал голову, выдохнул. – …ты должна загладить свою вину.
– Инеко, ответь честно: ты и не собирался отпускать меня? Тебе понравилась легкая нажива, да? Нашел дурочку! Я больше никому ничего не должна, понятно?!
Калли уже пошагала к выходу, как вдруг…
– Как дела у твоей мамы? Поправляется?
Не без труда Калли развернула свое оцепеневшее тело к Инеко.
– Калли, а ты не боишься, что врач однажды может ввести ей не то лекарство?.. Такое случается сплошь и рядом.
Полными слез глазами Калли посмотрела на Савьера. Тот предпочел глядеть в запотевшее окно. Калли не понимала, что ее ранит сильнее: открытое равнодушие Бейтса или жестокость Инеко.
– Ты не посмеешь, – с неожиданной для себя самой угрозой ответила она главарю.
– Не посмею, если ты окажешь нам последнюю услугу. И вот тогда мы расстанемся с тобой на хорошей ноте, как ты и хотела! Все в твоих руках, Калантия.
Диана всегда отличалась рассудительностью, строгостью и превосходным интеллектом; Джел была самой доброй, самой покладистой и чувствительной в четверке – в этом заключалась ее уникальность; Никки покоряла жизнерадостностью, легкостью, тягой к дерзновенной свободе. Калли же была чем-то средним. Оттого она и страдала. Ее подруги смогли реализовать себя в различных ипостасях, а чем она похвастаться может? Не потому ли она помогла Элеттре? Что, если ее сподвигли на это нелестные сравнения с подругами и вынужденный поиск себя? Ведь то, что сделала Калли, можно назвать феноменальным героизмом. Наконец-то она рискнула и проявила себя! Интересно… поступила бы Калли так же, если бы знала наперед, с какими испытаниями ей предстоит столкнуться?
Савьер вызвался проводить Калли. На улице не было видно ни зги. Тьма скрывала бесчувственное лицо Бейтса и беззвучные слезы Калли.
– Почему ты молчал?
– Инеко все сказал за меня. Знаешь, у него талант очень грамотно и четко выражать свои мысли. Я так не умею.
– Значит, ты поддерживаешь его?! Ты считаешь, что это правильно? Он угрожал убить мою мать!
– Да, согласен, это было резковато. Перегнул он. Но ведь иначе с тобой не договориться.
– Савьер, ну как ты можешь? – трагически сжав руки на груди, спросила Калли. – А если бы ты был на моем месте?.. Если бы он сказал такое про Марту?!
– Хорошо, что мне хватило ума не оказаться на твоем месте, – прошипел сквозь зубы Бейтс.
– Мы ведь с тобой… – зардевшись, пробормотала Калли. – Я думала, после того что между нами было, мы перестали быть посторонними друг другу.
– Ты имеешь в виду тот пьяный перепихон? А что это меняет?
– Мне пришлось предать ради тебя очень хорошего человека…
– Ты про своего паренька? Как его там?.. Рэнди?
– Руди! – Калли не произнесла, а проревела его имя.
– А, да! Руди! Бедняга Руди! Он там где-то батрачит, чтобы помочь тебе, а ты… М-да. Ты что же, хочешь всю вину на меня свалить? Разве я тебя просил об этом? Принуждал? Нет! Это был твой выбор. Ты дважды облажалась, Калли.
Калли вот-вот могла потерять сознание. Невыносимо удушливое чувство виноватости сковало ее горло; сердце вышло из строя – колотилось бешено, с болью. «Нет, ты не можешь быть таким. Не можешь! Я же выбрала тебя, доверилась… Я не могла ошибиться!» – мысленно обращалась она к своему воображаемому Савьеру. К тому неравнодушному, славному, полюбившемуся ей Савьеру, облагороженному ее наивной, девичьей фантазией.
– Не выношу, когда кто-то ревет возле меня. Тошнотворное зрелище, – сказал Савьер и в доказательство своих слов отвернулся с отвращением от Калли. – Ладно… Если хочешь услышать совет от НЕ постороннего человека, то вот, пожалуйста: не упрямься, это неразумно. Выполни приказ Инеко. Он сразу отстанет, если все пройдет успешно. Обещаю. Будь я на твоем месте… то уже начал бы подыскивать новую жертву. Только не из Бэллфойера. Мы там знатно засветились. – Савьер все-таки взглянул на нее и бросил напоследок: – Будь хорошей девочкой.
Излишне говорить, что Калли было жаль Руди Фокса. Она обзавелась еще одной причиной для самобичевания. Как она могла предпочесть холодность, безобразность и безграничное тщеславие, коими обладал Савьер Бейтс искренней сердечной теплоте и нерушимой верности, что сочетал в себе Руди? «А не сошла ли я с ума? – спрашивала себя Калли. А потом дерзила сама себе мыслью: – Нет, со мной все в порядке. Руди – лишь первый опыт, начало. Мне теперь этого мало. Что плохого в том, что я хочу познать что-то другое…» И вот это «другое» Калли нашла в Савьере. Он поступил с ней по-скотски, а ее все равно манило к нему. Бейтс стал ее проводником в мир новых возможностей, чарующих запретов и пьянящего наслаждения. «То, что я сделала – это ужасно, мой любимый, нежный, дорогой Руди. Но еще ужаснее то, что я хочу это повторить… Безумно хочу», – думала Калли, провожая Савьера остекленевшим взглядом.
Диана резко вскочила с кровати, услышав громкий стук в дверь. Время – половина третьего ночи. Кто мог заявиться к ней в такой час? Она набросила на пижаму шелковый халатик, открыла дверь.
– Скорее! – испуганно прошептала Чарлэйн Кеннеди, младшеклассница. – У Искры точно крыша поехала. Вассаго у нее!
Диана ничего не могла понять спросонья:
– Погоди… Что случилось-то? Что с Вассаго?
– Искра решила отомстить тебе за то, что ты всем рассказала про нее на маскараде. Она увела Вассаго в парк… Уверена, эта чокнутая цыганка задумала что-то страшное.
Уже через несколько минут Диана оказалась в конюшне, где испытала поистине панический ужас, увидев пустую секцию Вассаго.
– Чарлэйн, найди кого-нибудь из старших! Живо! – скомандовала она и затем побежала в парк.
В холодной, чернильной тьме она бежала на отдаленные хрусты, шелесты, смешки – кто-то умышленно подсказывал ей, в каком направлении двигаться.
– Вассаго!
Только добравшись до середины парка, Диана заметила свои босые ноги. Выбежала она из комнаты в чем была, совсем забыв даже про обувь.
– Искра, где ты?! – в неудержимом бешенстве крикнула Диана. – Я все знаю! Если ты что-то сделаешь с Вассаго, я тебя… – Послышались чьи-то шаги поблизости. – Искра?!
Диана осмотрелась кругом обезумевшим взглядом. Весь мрак и хлад этой ночи скопились в ее груди. Дышать было трудно и отчего-то больно. Вдруг Диана услышала позади себя хрипловатый голос:
– Не бойся, Диана. Ночь скоро закончится. Этот ужас не вечен.
В нескольких шагах от Дианы стояли три невысокие фигуры. Диана смогла разглядеть женские силуэты в слабом свете луны, выглянувшей ей на подмогу в этот момент. Да это же Реджина Мэтхи, Райнер Форс и… видимо, кто-то еще из младших. Первая к ней обратилась Райнер, теперь настала очередь Реджины:
– А знаешь, что еще не вечно, Диана? Власть. Не понимаю, почему такие, как ты, привыкшие командовать всеми, надеются, что их власть будет бесконечной, что они никогда не окажутся здесь, «внизу», вместе с нами и не ответят за то, что натворили со своими подданными?
Диана ни слова не могла произнести. Мысли об Искре и о том, что она в данный момент причиняет боль ее жеребцу, мешали ей сосредоточиться на том, о чем говорят Форс и Мэтхи. «Они намеренно отвлекают меня, пока Искра там… с Вассаго! Господи… что с ним сейчас?! Надо бежать! Я теряю время!!!»
– Горбатого могила исправит, – сказала третья девушка. Диана вскоре и ее узнала. Это была одноклассница Реджины и Райнер – Эльва Белл. – Может, и с тобой, надменной, черствой сукой это прокатит?!
Все трое сделали шаг вперед, затем еще один и еще… Диана стала отступать назад. И далее произошло то, чего Диана никак не могла ожидать: она рухнула в яму. Очень сильно ударилась спиной и затылком.
– Не обижайся, Диана! – крикнула Реджина. – Мы всего лишь отправили тебя «в гости» к твоей подружке!
– Теперь ты знаешь, каково там Джел, ха-ха! – прибавила Эльва.
Еле-еле дыша, невольно сжав зубы, пытаясь справиться с болью, Диана неуверенными, отчаянными движениями рук стала помогать себе подняться, впиваясь пальцами во влажную землю. «Еще и Джел затронули! Они просто надругались над ее памятью, выродки!» – со злобной обидой подумала Диана, все еще корчась от пронзающих все тело болевых импульсов. Но боль и обида – ничто, по сравнению с тем шоком, что испытала Диана, поняв, где она находится. Это действительно могила. Она на дне могилы! Как ее всю затрясло!.. Как она закричала! Это было выше человеческих сил. Диана тысячу раз умерла и воскресла в своем месте погребения.
Диана шла по коридору учебного корпуса, устремив вперед отрешенный взгляд. Все, кто попадался ей на пути, нагло рассматривали ее лицо – заплаканное, исцарапанное ветками (она, по правде, все тело себе изодрала, пока выбиралась из могилы, цепляясь за рядом расположенные кусты. Все пальцы на руках набухли красными ссадинами, где-то были сломаны ногти до мясца, – тяжел был путь из «загробного мира»). Всем было любо глядеть на одинокую Диану, на сломленную бывшую Главную леди «Греджерс», на изуродованную первую красавицу школы. А Диана в эти позорные минуты шептала строчки из «Заповеди» Киплинга, решила воспользоваться способом Джераба для борьбы со стрессом:
– «Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час не пробил, жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы, не снисходи до них;
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других…»
– Диана?.. Мисс Брандт!
Диана остановилась. Только ради этого человека она могла «вынырнуть» из бездны уныния.
– Кто это сделал? – спросил Джераб, осторожно дотронувшись до ран на ее лице.
– Не ввязывайтесь в это…
Но Джераб был до такой степени ошеломлен увиденным, что тотчас потерял самообладание и в лютой злобе готов был разразиться потоком проклятий на того, кто посмел доставить страдание Его Диане.
– Кто это сделал?! – повторил он громко и строго.
К кому еще могла обратиться Диана за помощью, кроме Джераба? К Эл и Рэми? Нет… Она понимала, что очередная беда объединит их окончательно и бесповоротно. Этого Диана не могла допустить. К директрисе бежать тоже не было смысла. Та не поверит ей (Диана к тому же не помнила, где состоялась встреча с Форс, Мэтхи и Белл, ведь было темно, и шок не позволил ей быть внимательной к деталям. Так что никаких доказательств ночного нападения у Дианы не было). Бригида еще может подлить масла в огонь, сказать, например, что Брандт либо решила таким образом привлечь к себе внимание, либо такое поведение – это не что иное, как последствия употребления веществ, что Ворчуковски обнаружила в подкинутом Диане чемоданчике. Проблем только прибавится…
Диана описала Джерабу события минувшей жуткой ночи. При этом, должна отметить, она не упомянула имена той троицы младшеклассниц. Также не сказала Диана и про Чарлэйн, что, видно, тоже была с теми заодно, ведь когда Диана прибежала обратно в конюшню, то застала спящего Вассаго в своей секции. Следовательно, Чарлэйн сама увела куда-то коня, заставив тем самым Диану отправиться в парк. Диана поняла, что эти мелкие девочки – лишь пешки Искры. Весь этот сюрреалистический кошмар – ее идея. Разбираться необходимо только с Героевой.
Не знала Диана, что ситуация эта, увы, гораздо запутаннее. Произошел бунт внутри бунта, если кратко. А если хотите подробно, то дело обстояло так: Диана уже давно обернула население «Греджерс» против себя, никто не мог простить ей ее красоту и превосходство. Но особенно все обозлились, когда по инициативе Дианы исключили Беллами Бротчи, близкую подругу Форс и Мэтхи. Еще все хранили в памяти то, как Диана назвала своих «подданных» низшими существами в последнем разговоре с Беллами. Тут как раз Брандт лишилась титула Главной леди, а значит стала уязвимой, рассчитывать на поддержку со стороны главы школы ей больше не стоит.
Всеобщее возмущение коснулось и Искры. Она тоже потеряла свое влияние в стенах «Греджерс» после разоблачения на маскараде и проигрыша на выездных. Всем было выгодно избавиться от нее. Поэтому «низшие существа» объединились и решили самостоятельно столкнуть лбами двух лидеров: Героеву и Брандт. А то что-то затихла их борьба. Негоже это. Пусть либо поубивают друг друга, наконец, или хотя бы обе вылетят из школы за непотребное поведение. «Греджерс» нужен новый лидер.
Таким образом, Диана, не ведая, подставила Искру и оставила безнаказанными тех, кто действительно был виновен.
Джераб, немедля, решил устроить возмездие. По счастливой случайности следующее занятие он должен был провести классу Дианы.
– Героева, встаньте, – приказным тоном сказал Эверетт. Искра безропотно подчинилась. – Хочу похвалить вас.
– Я не сделала ничего выдающегося, за что меня следовало бы похвалить.
– Не скромничайте. Вы написали потрясающее эссе. Никто с вами не сравнится. Браво! Ну как только вы все успеваете? И с домашним заданием на отлично справиться, и… могилу для одноклассницы выкопать? Ответьте, Искра.
Тягостная тишина повисла в аудитории. Эл и Рэми обменялись недоуменными взглядами, Никки встревоженно поглядела на свою безумную соседку.
– Могилы копают могильщики, – флегматически сказала Искра. – Я к ним не отношусь.
– Понимаю вас… Тяжело признаться, когда вокруг столько свидетелей. Но берите пример с меня. – Джераб подошел к своему столу, взял исписанный лист. – Это ваше эссе. – Через мгновение эссе превратилось в изорванные клочки бумаги. – Искра, я вам при свидетелях заявляю, что буду уничтожать ваши работы до тех пор, пока вы не признаете свою вину и не извинитесь перед Дианой Брандт.
Все искоса посмотрели на Диану. Той было безразлично вновь обретенное внимание, глаза ее были полны застойного мрака.
– Люди извиняются тогда, когда им принадлежит вина, – ответила Искра. – Я ни в чем не виновата. Отсюда следует, что я не должна извиняться.
– Какое-то подобие силлогизма получилось… Теперь следуйте за моими рассуждениями. Итак, за невыполнение домашнего задания вы получаете соответствующую оценку. Так будет каждый урок. Вряд ли с такой низкой успеваемостью вы будете аттестованы по литературе. И с той же ничтожной вероятностью вы сможете перейти в выпускной класс. А теперь подумайте, удастся ли вам с той жалкой характеристикой, что вы получите после позорного изгнания из «Греджерс», найти себе пристанище в какой-либо частной школе в пределах нашей страны и не только? Что-то мне подсказывает, Героева, что вам вскоре придется вернуться на родину.
– Это произвол, мистер Эверетт! – не выдержала Никки. – Если вы нас не боитесь, то по-думайте, как на это отреагирует миссис Маркс!
Джераб самодовольно усмехнулся и затем ответил:
– Мисс Дилэйн, вы что же, угрожаете мне? Так вот знайте, что ваша угроза адресована будущему заместителю нашей многоуважаемой миссис Маркс.
«Совсем по-мальчишески веду себя, хвалюсь! Идиот… Зачем я это ляпнул?» – укорял себя Джераб. А ляпнул он это лишь потому, что не знал больше, как достучаться до Героевой и запугать всех, кто на ее стороне. Однако это подействовало! Девушки тут же приняли покорный вид, поняли, что перед ними теперь не просто учитель, а обличенный властью человек. Будут выступать против него – не даст он им нормальной жизни, как Бригида. Диана теперь тоже смотрела на него иначе. С гордостью, что ли, и немалым удивлением. Джераб, почуяв свою победу, взбодрился, повеселел.
– Ну что, Героева?
Искра растерянно озиралась. «Это не я! Помогите мне! За что меня так?» – было написано на ее перепуганном лице. А потом внезапная мысль прошибла ее насквозь: «Если меня отчислят, то Болеслава Гордеевна отправит меня в Россию. Я нарушу договор с Митей. И потеряю Анхеля…»
– …Я виновата! – в нервной трясучке вскричала Искра. – Извини… Диана.
– Искра, запомните, если подобное повторится, то я больше не буду церемониться с вами, – торжествующе предупредил Джераб.
Никки всё не могла отвести взгляд от Искры. Она до сих пор была уверена в том, что ее так называемая подруга здесь ни при чем. Вчера они весь день и вечер были вместе. Если Диана нарочно устроила этот скандал, то Никки ее очень жаль, ведь Брандт накликала на себя беду. Искра непременно атакует в ответ. Так, стоп, но ведь лицо ей кто-то попортил! Не могла же Диана сама с собой такое сделать? Что же это получается тогда? Кто прав, кто виноват?! Никки рисковала распрощаться с рассудком из-за такого количества вопросов, что нарождались и нарождались.
Элеттра и Рэмисента боролись с желанием ринуться к Диане, разузнать все подробности, ведь они, как и их одноклассницы, тоже толком не поняли, что произошло. Но та дистанция, что установила между ними Диана, не позволяла им подойти к ней, чтобы пообщаться по-человечески. Что ж, придется им дожидаться сплетен. Диана тем временем, томно улыбаясь, обменивалась многозначительными взглядами с Джерабом. Со своим героем.
Однажды Диана и Джераб случайно встретились на спектакле в театре Гретнессбери. Джераб пришел без Алессы (та, к его огромной радости, не принадлежала к числу любителей такого вида искусства), и Диана тоже была одна. Во время первого же антракта произошла их встреча. Разглядывали друг друга с изумленно-радостным выражением лица. Обменялись парой слов о постановке, и тут же вместе сообразили: почему бы им и в будущем самим не создавать вот такие «случайные» встречи? Они не могут ходить на свидания, в школе общаются редко, боязливо. А тут… Огромный театр, множество людей. Он, допустим, выберет место в шестом ряду партера, крайнее у прохода, а она займет параллельное кресло в ложе бенуара. И так можно постоянно переглядываться без опаски. Когда наступит антракт, они смогут затеряться в толпе. Звоны бокалов шампанского, кокетливый смех дамочек, громкие речи мужчин и музыка в буфете заглушат их задушевные разговоры. Несколько часов вдвоем… да еще и в такой прекрасной обстановке!
С течением времени Диана и Джераб стали завсегдатаями Гретнессбери. Опера, балет, постановка пьесы, поэтические чтения… содержание вечера не имело никакого значения. Главное – это их встреча, их общее удовольствие от вот этой довольно-таки возбуждающей таинственности. Они у всех на виду и в то же время скрыты от всех. И вроде как они всегда врозь, но все равно вместе. Пару раз они наведались в «Пламук», но последний их визит был омрачен внезапной разборкой уличных хулиганов возле ресторанчика. Свидание получилось не только неопрятным, но и крайне опасным, поэтому они обоюдно решили впредь ограничиваться встречами только в театре.
Всю неделю Диана мучилась из-за ночных кошмаров, просыпалась от собственного крика. Она видела себя в той могиле – парализованная, молящая о помощи, но никем и никогда не услышанная, не спасенная. Днем терпела нападки одноклассниц и не только… А потом наступали превосходные выходные. Вот она уже выбирает новое платье, чтобы поразить Джераба, колдует над красивой прической, трепещет от предвкушения скорой встречи с любимым. Джераб все будни тоже страдал, терпел возле себя Алессу, а теперь, хотя бы на короткий срок он свободен, еще чуть-чуть и он увидит Свою Диану.
Как же стыдно было Эверетту, когда он узнал, что на маскараде Диана танцевала с Джулианом, приняв того за Джераба. «Если б ты знал, как мне стало мерзко, когда я поняла, что все это время была не с тобой, а с Патриджем, – призналась Диана. – И какое блаженство я пережила, когда танцевала с «тобой», еще не зная правды». А ведь Джераб уже успел отречься от нее – отчасти из-за ревности, отчасти ради карьеры… Так, о последнем он думать не будет. Не сейчас! В конце концов, в том, что я делаю, нет ничего непозволительного, утешал сам себя Джераб, это просто поход в театр, просто «случайность», просто…
Диана, всякий раз замирая от чувства неземной радости во время таких вот тайных свиданий с Джерабом, еще и подспудно понимала, что именно это чувство приводит ее к разочарованию в самой себе. «Неужели вот этим теперь я живу? Мужчина, пусть и такой, как Джераб, стал смыслом моего существования?! Моей единственной радостью? Боже, как я ТАКОЙ стала?..» Диане всегда были отвратительны женщины, что живут исключительно мыслями о любимом мужчине. Никки, кстати, была ярчайшим представителем вот таких особей. Есть же что-то другое, настоящее, достойное, великое, ради чего нужно отдать всю себя без остатка. Но уж точно не любовь, не зудящее желание предаться слюнявым лобзаниям и голозадой случке. Любовь – это просто примесь в составе жизни, но никак не сама жизнь. Порой Джераб ловил на себе странный, наполненный слезами взгляд Дианы, когда она вот так мысленно рассуждала. То был взгляд, в котором сцепились любовь, разочарование, обреченность и счастье.
Тесная квартирка в обветшалом голхэмском доме стала местом празднования двадцатидевятилетия мистера Эверетта. Конечно же, он бы с превеликим удовольствием отправился в свой уже любимейший Гретнессбери, чтобы увидеться с Дианой, но Алесса вдребезги разрушила его планы. «Устроим в твоей берлоге семейный, уютный вечер. Я побалую тебя своими фирменными вкусняшками», – увещевала Торн. Джераб предупредил Диану, что в этот раз им не удастся встретиться, даже объяснил настоящую причину.
Только Алесса накрыла на стол, как вдруг завопил дверной звонок. Алесса ринулась в прихожую, глянула в глазок. За дверью боком, отвернув лицо, стоял пацаненок: шапка бини набекрень, несуразная куртка с капюшоном, черные мешковатые джинсы.
– К тебе какой-то мальчишка, – сообщила Алесса, вернувшись на кухню.
– Наверное, кто-то из моих бывших учеников «Блэкстона» пришел поздравить, – уныло предположил Джераб.
– Как трогательно! До сих пор помнят.
Джераб застал гостя в той же позе:
– Э-э… кто вы?
Тот не ответил, повернулся спиной. Джераб быстро прикрыл дверь, чтоб Алесса ничего не увидела, и еще раз обратился к незнакомцу уже шепотом:
– Вы ошиблись адресом?
Пацаненок стал подниматься по лестнице, украдкой бросая взгляд через плечо на растерянного Джераба. Эверетт наконец понял, что гость зовет его за собой. В нем взыграло детское любопытство: «А что будет дальше?» Да он пошел бы за кем угодно, хоть за самим Фредди Крюгером, лишь бы не быть с Алессой в свой праздник.
– Юноша, может, вы хотя бы представитесь? – следуя за незнакомцем, спросил Джераб.
И снова загадочное молчание. Они добрались до чердака, затем оказались на крыше. Незнакомец отошел на несколько шагов вперед. Все еще стоя спиной к Джерабу, он снял шапку, вытащил из-под куртки шикарные черные кудри. Потом повернулся и сказал:
– Юношу зовут Диана.
А Джераб-то еще на лестнице догадался, но не пожелал рушить интригу.
– Я восхищаюсь твоей находчивостью! – весело рассмеялся он.
– На что только не пойдешь, чтобы подмазаться к будущему замдиректора школы «Греджерс».
Диана подбежала к Эверетту, бросилась на шею. Он сжал в объятиях ее вздрагивающее тело.
– У нас мало времени, – прошептал Джераб.
– Знаю. Поэтому не буду медлить, сразу вручу подарок. Закрой глаза… Отлично. Только учти: от подарков отказываться нельзя. Это как минимум невежливо.
– Ох, что же это?..
Диана притянула учителя ближе к себе и с ненасытной жадностью впилась в его губы поцелуем. Он совершенно механически ответил на ее ласки, а потом с жаром стал целовать любимое лицо. Добилась Диана своего… Как долго она мечтала об этом поцелуе! Да и Джераб, что уж скрывать, жаждал того же не меньше. Страшно было им, но оторваться друг от друга они никак не могли. Даже странно, боязнь разоблачения только прибавляла страсти и вела их к неизъяснимому удовлетворению. Наверное, и не было бы так хорошо Диане и Джерабу, если бы все было стандартно, открыто, без нравственных терзаний.
Жаль, что нельзя бесконечно миловаться под этим звездным куполом, высоко, над безразличными кварталами… Джерабу пора возвращаться к Алессе, что наверняка вся изнервничалась в ожидании.
Диана осталась одна. Беспредельно влюбленная, беспредельно печальная. Впервые она не чувствовала отвращения к тем женщинам, погрязшим в слепой любви к «одному-единственному». На своей шкуре Диана познала, как тяжко им приходится на самом деле. Жаль ей стало их… и себя.
– Все пошло наперекосяк… – печально вздохнула Мэйджа.
– Чего это ты, мама? – удивилась Калли.
– Раньше у нас с тобой совершенно другие разговоры были. Настоящие… откровенные. А сейчас что? Ты говоришь только то, что мне можно знать, а самое главное – скрываешь.
– Это просто твои домыслы. Я всегда говорю все как есть.
Калли старалась вести себя уверенно, но страх и смятение, замурованные у нее внутри, выдавали себя красочным представлением кровеносных сосудов на ее лице. То и дело на щечках и лбу вспыхивали бордовые пятнышки, когда Калантия задавалась вопросом: «Откуда мама все знает?» Мэйджа, конечно, не знала, что именно тревожит ее дочь, но понимала, что это «что-то» столь огромно, сокрушительно. Сильно запуталась Калли в любовных и криминальных перипетиях, столько всего она наворотила…
Но, находясь в палате матери, Калли думала совсем не о том. Только мама занимала ее мысли в этот момент. Лечение будто бы нанесло еще больше урона организму Мэйджи, нежели болезнь. Она теперь еле передвигалась, совсем слабая стала; постоянно плакала и кричала на врачей, медсестер, родных; все вдруг стало в ней нестабильно – психика, иммунитет, элементарная работа кишечника; костные боли усилились; кровотечения участились; мукозит доконал… Мэйдже казалось, что все внутри нее разлагается, все нужное ей отравлено, но рак при этом сидит в ней целехонький, даже интенсивнее размножается благодаря медицинскому яду. «Смерть еще не пришла за мной, а я уже превратилась в труп», – горько шутила миссис Лаффэрти. Лекари ее, к сожалению, никаких прогнозов не давали. «Сейчас нам нужно пройти самый тяжелый этап, а дальше видно будет», – говорили они. Калли интуитивно чувствовала, что все идет не так, как должно быть. А, может, это гласила ее рациональность? Но в такой ситуации рациональность всегда отходит на второй план. Ради успешного окончания борьбы ты начинаешь верить в чудо, Бога, целителей, ритуалы. И Калли верила, молилась по десять раз в день, поила маму разнообразными «противораковыми» отварами, рецепты которых выискивала в интернете. Одна бабулька из Клуба поддержки посоветовала ей провести несколько обрядов для исцеления мамы – похоронить гнилое яблочко, сжечь сухой зверобой в новолуние – Калли сделала и это… А однажды она уже до дикости дошла: увидела на школьной лужайке змеёныша, заглатывающего лягушку, представила, что вот так же и рак «пожирает» маму, взъярилась в одну секунду и стала камнем забивать ползучего гада, ярость свою вымещая и смутно надеясь, что так с маминой болезнью расправляется. В общем, Калли цеплялась за каждую соломинку, повиснув над пропастью ракового ада.
Вернемся к разговору Мэйджи с дочерью.
– Столько времени прошло, а я до сих пор не знаю, почему ты не общаешься с Дианой. Что у вас произошло?
– Разные школы – вот, что произошло, – с легкой печалью отозвалась Калантия. – Она в «Греджерс», я в «Блэкстоне». Наши пути теперь никак не пересекаются. Как мы можем общаться?.. И о чем?
– А Никки? Неужели и с ней то же самое? Никки всегда была в тысячу раз проще.
– Ой, мам…
– Калли, если ты хочешь, чтобы я перестала доставать тебя вопросами, то дай мне исчерпывающий ответ хотя бы на один из них.
Калли, наконец, сдалась. Пересказала матери всю эту длиннющую эпопею, в которой изначально были задействованы Никки, Эл и Арджи Смит. Сделала это Калли для того, чтобы хоть немного развлечь маму. В конце концов, получилась довольно-таки интересная история, достойная стать сюжетом подросткового романчика. Теперь Мэйджа знает, что Никки сделала с Деймосом, как она манипулировала в дальнейшем своими подругами и к чему все это привело.
– Так это все из-за Никки и Элеттры?! – поразилась миссис Лаффэрти. – Вот это да! Жизнь все-таки коварная штука…
Мэйджа сопоставила полученную информацию с историей Кармэл. Никки Дилэйн и Элеттра Кинг влюбляются в одного и того же парня, враждуют страшно и даже не догадываются, кем они на самом деле приходятся друг другу…
– Почему ты так говоришь? В этом нет ничего удивительного, – сказала Калли. – Мы никогда не ладили с Кинг, так что рано или поздно это столкновение все равно бы произошло – не из-за Арджи, так по какой-нибудь другой причине.
Мать неопределенно хмыкнула в ответ. Сказать правду Калли она все никак не решалась. Не было у нее такой привычки – распространять сплетни. При этом Мэйджа испытывала подлинное удовольствие, смакуя чужую тайну. Как увлекательна жизнь! Сколько интриг в ней, закономерностей, совпадений и случайностей…
– Ладно, мам, давай уже сделаем то, ради чего мы с тобой встретились. – Калли поставила зеркальце на процедурный столик, постелила полотенце, положила машинку для стрижки волос. – Ты готова?
– Нет… я не готова. И никогда не буду готова, – ответила мать, рассматривая все, что разложила перед ней Калли с растущим беспокойством в груди, как будто то были орудия пытки.
– Послушай, то, что происходит сейчас с твоими волосами, – это нормально. Обычная реакция на химию. – Мэйджа смотрела на свое отражение в зеркале и беззвучно плакала. Калли провела рукой по ее голове – волосы стремительно посыпались, как иголки с отслужившей свой срок рождественской елки. – Ну зачем это терпеть? Столько неудобств доставляет весь этот «волосопад». Ты просто сменишь имидж.
– Боже… Боже… – шептала Мэйджа. Казалось, только сейчас она осознала, что серьезно больна. Именно сейчас, когда ей необходимо расстаться со своей осыпающейся шевелюрой, расстаться с образом прекрасной, любящей жизнь женщины и превратиться в лысый, страдающий, напичканный ядом биоматериал. Волосы – это последнее… Их отсутствие – прямая ассоциация с раком.
Калли отвернулась от матери. Тоже расплакалась. Хоть и пыталась она держаться бодрячком, да все же не выдержала. Ну как тут можно выдержать, глядя на эту бедненькую женщину, на мамочку, слабенькую, любимую мамочку, что смотрит в зеркало с таким застойно-трагическим выражением лица, точно покойника там видит.
«Вот если бы Никки была на моем месте, она бы точно не рыдала. Не сомневаюсь, она придумала бы что-нибудь такое, что вмиг подбодрило бы маму…» Внезапно у Калли будто открылось второе дыхание. Она быстро вытерла слезы, схватила машинку и сказала:
– Мам, смотри.
В тот же миг машинка завизжала над головой Калли. Карамельные волосенки посыпались на отдраенный больничный пол.
– Калли!!! Прекрати!!! Немедленно прекрати!!! – Мэйджа испустила вопль ужаса, словно дочь не стригла себе голову, а рубила.
– Это всего лишь волосы, – с легкомысленной насмешкой сказала Калли. – Не надо горевать, ведь потом все равно все отрастет!
– Вот дурёшка! Зачем ты это делаешь с собой?..
– Я тоже решила сменить имидж. Почему бы и нет? Это очень легко.
Все… Всего лишь несколько минут понадобилось Калантии, чтобы принести в жертву свою девичью прелесть. Мэйджа плакала и улыбалась, глядя на маленькую серую головушку дочери. И как назвать то, что сделала Калли: смелостью или глупостью? Это просто акт любви и солидарности, ответила бы Калли.
– Так, теперь твоя очередь.
Мэйджа практически спокойно отнеслась к своей стрижке. Главный шок она уже пережила благодаря Калли. Последняя же была несказанно рада, что ее перфоманс привел к такому результату.
– Мам, пусть эти волосы будут последней потерей в нашей жизни, – нашла нужным сказать Калли, крепкой рукой водя машинкой по поникшей материнской голове. – Я сейчас вспомнила, как все наши родственники постоянно твердили нам, что мы с тобой ни капли не похожи друг на друга. Вот теперь пусть возьмут свои слова обратно!
Обе посмотрелись в зеркальце. Оттуда на них глядели две чудаковатые бритоголовые барышни, только что вместе пережившие самый трогательный и в то же время печальнейший момент в их жизни. Они громко смеялись. Затем Калли обняла мать со спины. Мэйджа повернула голову в бок, прикрыла глаза, улыбка все еще сияла на ее заплаканном лице.
– Как тебе идет, мамочка! Такая дерзкая стала!
– Дерзкая? Ну не знаю… Но, по-моему, я немного помолодела, – сказала Мэйджа, проведя ладонью по своей шершавой черепушке. Необычная пустота… Холодок касается каждой выпуклости. Какое жуткое преображение, в самом деле!
– Ну что, будем вместе отращивать свою волосню, да? – с наивным энтузиазмом спросила Калли.
– …Если я успею отрастить.
– Успеешь, мама. Конечно, успеешь. – Калли поцеловала мать в щеку. И в этот поцелуй был вложен ее самый сильный страх – вдруг больше не сможет она прильнуть губами к маминой щеке? Каждый поцелуй может стать последним… Теперь Калли целовала маму при всяком удобном случае. – А давай пари?
– Изволь огласить условия.
– Тот, кто последний отрастит волосы до плеч, – перекрасит их в… зеленый!
– Не-ет, только не в зеленый. С нынешним весом и таким окрасом я буду похожа на рахитичную лягушку!
– Решено! Проигравший перекрашивает волосы в зеленый цвет!
Мэйджа уловила в голосе Калли легкую издевку.
– Я уже представляю ошарашенное лицо Спенсера, когда он увидит меня зеленоволосую…
– А я уже слышу дурацкие шуточки Бенни. В лучшем случае он будет называть меня любовницей Шрека, – скороговоркой пробормотала Калантия.
И они снова расхохотались. Вроде как счастливы были, но в то же время обе понимали, что это ненастоящее счастье, просто жалкая пародия на него. Да разве можно рассчитывать на что-то другое, находясь в палате ракового корпуса? Пародия, так пародия. Главное, что еще есть силы смеяться.
Та же «пародия счастья» происходила в доме Арджи Смита. Он в тот день познакомил свою девушку с отцом и матерью – Арселией и Джонатаном. Вот оно, счастье, с восторгом думал Арджи. Элеттра такая очаровательная, довольная, беседует с его мамой. Они бесспорно понравились друг другу. Скоро отец вернется с работы. Тот точно потеряет голову, увидев Элеттру.
А между тем «довольная» Элеттра улыбалась через силу, внимая хозяйке дома.
– Ох, я так волновалась, так готовилась, словно ко мне должен был приехать сам лорд главный судья, а не просто его дочь! – Вдруг Арселия Смит побагровела от стыда. Ну как можно говорить такие вещи девушке, недавно похоронившей своего отца?! Вот глупая! Да и что это за сравнение такое неудачное? Значит, лорд главный судья многократно важнее, чем его безвестная дочь? Ну конечно, важнее, но… говорить об этом не стоило. – Ой, простите, Элеттра! Да что же это я?! Я совсем не подумала… Простите, пожалуйста!
– Миссис Смит, не беспокойтесь. Вы не сказали ничего предосудительного, – учтиво ответила Элеттра, при этом желая придушить эту глупую миссис Смит. Нет, не за неуместные фразы, а за судорожный трепет, с которым Арселия говорит о Бронсоне.
– Хотелось бы, чтобы вы обращались ко мне просто по имени. Но… если вам угодно сохранить официальность в наших отношениях, то я не возражаю…
Женщина почему-то смотрела на Элеттру со священным ужасом.
– Хорошо, Арселия, – уже еле-еле скрывая свое негодование, произнесла Эл. – Тогда я вас тоже попрошу: обращайтесь ко мне на «ты».
– Попробую… Я знаю, что Арджи часто приглашал вас… тебя к нам домой, когда мы с Джонатаном отсутствовали. К чему это я? Я хотела показать вам… тебе наши семейные альбомы, но, наверное, Арджи вам… тебе уже все показал, когда вы… ты была у нас в гостях или… вы тут чем-то другим занимались? – обратилась Арселия к гостье с испуганным возмущением. Еще немного, и Элеттра вышла бы из себя. Мать Арджи была раздражающе жалкой. Вот этот ее голосочек дрожащий, вот эти ее глазки суетливые, водянистые. Вопросы еще задает какие-то странные. «Не меня она видит перед собой, а Бронсона. Поэтому и трясется вся, лебезит, несет что попало», – сообразила Эл. Миссис Смит, заметив ее недобрый взгляд, тут же спохватилась: – Да что же это я?! Ну занимались и занимались. Вы взрослые люди… Тем более ты… то есть вы… ой, ты, все правильно, дочь Достопочтенного Бронсона Кинга! Как вас… тебя можно упрекать?!
– Отец явился, – провозгласил Арджи, войдя в гостиную, где все это время вели «приятнейшую» беседу Эл и Арселия. – Теперь можем сесть за стол.
– Хвала небесам, – выдохнула Элеттра.
– Что? – опешил парень.
– Что?.. – опешила Элеттра.
Джонатан Смит был полной противоположностью своей жены. Бесстрашный, бестактный, довольно громкий и грубый человек. В отличие от трусливо вежливой Арселии, Джонатан сразу перешел с Элеттрой на «ты», и в этом «ты», всегда произносимом с насмешливой интонацией, отражались все его неодобрение к девушке и неудовольствие от этой встречи. Причастность Эл к высшим слоям общества вызывала уважение и страх в Арселии, в Джонатане же – чувства зависти и раздражения. Когда все разместились за столом, мистер Смит сказал, вперив в избранницу сына недоверчивый взгляд:
– Элеттра, я – дяденька простой, привык говорить прямо. Вот скажи мне, что ты нашла в Арджи? Ведь ясное дело, такие девушки, как ты, обычно сторонятся таких парней, как Арджи.
Элеттра не растерялась:
– «Таких», это каких, мистер Смит? Добрых, умных, обаятельных?
– Филигранно увертываешься от ответа! Недурна девчуля! Ты поняла, что я имел в виду. Мы, голхэмцы, знаем, как к нам относится бэллфойерская верхушка.
– Джонатан, как некрасиво ты поступаешь! – псевдосветским тоном воскликнула Арселия. – Посмотри, Элеттра уж покраснела вся. Зачем ты ее смущаешь?!
Арджи в это время шепнул Элеттре:
– Иногда я очень хочу, чтобы кто-то сообщил мне, что я – подкидыш, не имею никаких генетических связей с этими людьми.
Эл выдавила улыбку. Арджи откровенно посмеялся.
– Чего хихикаем? – прицепился мистер Смит. – А ну-ка нам расскажите.
– Да мы… просто похвалили мамину запеканку, – выкрутился Арджи.
– Арджи, как некрасиво ты поступаешь! – передразнил жену Джонатан. – Разве можно хвалить ЭТО? Арселия, если ты хотела убить нас, то могла выбрать более гуманный способ. Ну, например, четвертовать нас или же бросить на съедение акулам, но уж точно не подавать к столу эту зловонную блевотню!
Теперь смеялись уже все действующие лица этой посиделки. Элеттра смеялась нервозно. Вдруг вспомнила про все свои проблемы – школьные, семейные… А тут еще и Арджи со своей семейкой. И нужно быть милой, и улыбаться надо, и отвечать на каверзные вопросы как подобает. А ей на самом деле хочется спрятаться где-нибудь в каком-нибудь маленьком, тихом местечке, чтоб никто не беспокоил, а лучше – чтоб все просто разом забыли про нее, как только она там окажется. Похоже, единственное такое подходящее место, где Элеттра могла бы скрыться и успокоиться, – это гроб. Снова мысли о смерти, снова желание убежать в никуда. Со всеми своими тяжелыми мыслями, с этой тьмой, наводнившей каждую пустошь души Элеттры, она не вписывалась в мир нормальных людей, с обычными человеческими отношениями, потребностями, с любовью и простотой. Оттого семейство Смит выводило ее из себя, хотя не будь Элеттра в таком патологическом состоянии, эти люди вызвали бы в ней симпатию. Ведь в конце-то концов, она могла в этот день обзавестись семьей. Пусть такой странной, смешной, пугливой и недоверчивой. Рано или поздно и Джонатан, и Арселия привыкли бы к ней, а потом и привязались. Все было бы нормально и даже хорошо. Но… «Все нормальное из моей жизни вытравил отец, когда засовывал в меня свой член». Элеттра, подумав об этом, ощутила, как к горлу подступает тошнота. А потом ей совсем плохо стало, когда она заметила поразительное сходство нынешней обстановки с той, что была в тот самый вечер, когда Бронсон впервые изнасиловал ее. Вот почти так же был накрыт стол, запахи те же, вот с этого угла он смел посуду, здесь же разместил дочь перед собой, а потом… Так вот почему ей так неуютно за этим столом! Нет, не просто неуютно, а невыносимо!
– Элеттра, порадуй своего папочку, – сказал Джонатан. Только вместо лица мистера Смита Элеттра увидела ухмыляющуюся физиономию своего отца.
– Что?! – закричала она, едва не упав со стула. Холодный ручеек пота проделал путь вдоль ее позвоночного столба.
– Я спрашиваю… как тебе паштет? На мой взгляд, он еще хуже, чем запеканка. А ты что об этом думаешь? – вновь подал голос Джонатан, уже со своим лицом.
«Я думаю, что надо бежать. Прямо сейчас! Я долго тянула, мучила и терпела Арджи… Не хотела радовать Никки нашим разрывом. И что из этого вышло?! Хватит!»
Элеттра вскочила из-за стола и покинула кухню.
– Арджи, что с ней? – еще пуще заволновалась миссис Смит.
Арджи обнаружил Элеттру на заднем дворе дома. С опаской смотрел он на нее. Элеттре тоже было страшно, не понимала она, что с ней происходит, есть ли у ее странного состояния научное объяснение. Она боялась и стыдилась своего какого-то большого, очевидно нездорового, безымянного чувства, что главенствовало над всем ее внутренним содержимым. «Я неправильная, испорченная, лишняя. Я сама страдаю и заставляю страдать всех вокруг… А, может, Аделайн права? Я действительно больна? Опасна?.. Может, и правда, мне место в психушке?» Глубоко засела эта мысль в Элеттре.
– Так и знал, что этого не избежать, – робко начал Арджи. – С моими родителями невозможно долго находиться в одном помещении.
– У тебя отличная семья, Арджи, – ответила Элеттра, обратив к небу бесстрастное лицо.
– Тогда почему ты убежала?.. Элеттра, тебе плохо?
– Да… мне очень плохо.
– Наверное, из-за запеканки. Не зря отец так ненавидит ее. – Арджи попытался улыбнуться.
– Я больше не могу. Я не могу быть с тобой.
Смит окаменел.
– Так, ну что опять случилось?
– Дело не в тебе, а во мне. Прости за эту штампованную формулировку. За все прости… У меня в груди огромная дырень, и ее не перекроет ни твоя любовь, ни мои успехи в спорте, ни дружба с Рэми, ни деньги, ни популярность, ничего! Я не знаю, как объяснить тебе то, что со мной происходит… Одно лишь понимаю: я не имею права держать тебя возле себя. Арджи, ты достоин лучшего.
– Так ты и есть лучшее! – запальчиво возразил парень.
– Нет…
– Элеттра, ты – воплощение моей самой заветной мечты!
– Убогая у тебя мечта, что я еще могу сказать?!
– В который раз ты так поступаешь? Ты постоянно хочешь убежать от меня, а я постоянно останавливаю тебя. Неужели в этот раз мне не удастся это сделать? Ты пришла ко мне домой, познакомилась с моими родителями… Зачем?! Я не понимаю, я… я не верю, что ты давно приняла такое решение. Ты была настроена совершенно иначе! Но вдруг что-то изменилось… – В следующую секунду Элеттра вместо Арджи опять увидела своего отца: – Что изменилось, девочка моя? – Он сделал шаг в ее сторону, Эл отпрыгнула от него, завизжав:
– Не смей! Не надо!
Арджи тотчас обрел свой натуральный облик. Элеттра испугала его не меньше, чем он ее. Парень сильно растерялся, хотел уже позвать отца с матерью, чтоб те помогли ему усмирить Эл. Кинг же сумела самостоятельно успокоиться. «Он столько добра мне сделал. Я так отчаянно боролась за него… Ну почему он сейчас так противен мне? Как же хочется, чтобы все это как можно быстрее закончилось!» С этой мыслью Элеттра раскрыла свою сумочку и достала какой-то страшненький сверточек. Нет… это не сверточек, а что-то другое, понял Арджи, когда присмотрелся. Цветок засушенный, что ли?
– Что это? – осторожно поинтересовался Арджи.
– Твоя роза. Та, что ты подарил мне, когда мы только познакомились, на балу.
– Точно… Ты все еще хранишь ее! – воспрянул духом Арджи. – Элеттра, это же прекрасно! Раз ты хранишь ее, то это значит…
– Нет, Арджи, – перебила Эл. – Я хранила ее, потому что она напоминала мне о том потрясающем чувстве, которое я испытала, когда встретила тебя. Я так надеялась, что это чувство вернется ко мне, и роза – мой своеобразный талисман – поможет мне в этом…
– Не помогла? – спросил Арджи совсем упавшим голосом.
Элеттра отрицательно покачала головой и сказала:
– Все завяло, засохло, погибло, как эта роза.
И затем она нанесла последний удар хрупкому «талисману» – сжала в кулаке, растормошила пальцами его сухую плоть и подбросила в воздух ароматную горсть лепестковых останков. Больше не требовалось слов. Этим красноречивым жестом была поставлена финальная точка в отношениях Арджи и Элеттры.
Почти сто лет назад за чертой города Глэнстоун функционировала психиатрическая лечебница «Бриарей». Об этом местечке ходили жуткие слухи: врачи-психопаты истязали своих пациентов различными бесчеловечными экспериментами, а пациенты, между тем, ошивались там самые опасные, настоящие монстры в человеческом обличье. Насилие процветало там ежедневно, ежечасно – и со стороны медперсонала, и со стороны умалишенных. Короче говоря, если бы кого-то посетило желание увидеть ад еще до своей кончины, то ему просто нужно было заглянуть в «Бриарей». Лечебницу закрыли после опустошительного пожара. Восстанавливать изуродованное огнем здание было не выгодно, выживших пациентов определили в ближайшие клиники. Так и стоит теперь «Бриарей» на окраине, черными глазницами пустых окон глядя на сторонящийся его мир, и бережно храня в своем обугленном кирпичном скелете память об ужасах дней его жизни.
Поведала я вам об этом страшном месте не просто так. Именно здесь, в «Бриарей», Никки решила закатить громкую вечеринку в честь своего семнадцатилетия. Она пригласила почти всю школу, кроме самых мелких и вражеской компании – Брандт, Кинг и Арлиц; привезла мощную музыкальную аппаратуру, свечи, кресла-пуфы, яства (спонсором этого мероприятия был Элай). В целом, получился такой андеграундный пикничок в заброшенном, пользующемся дурной славой, здании. Нежнейшие принцессы «Греджерс» были, мягко говоря, ошарашены выбором Никки локации для торжества, а потом все сошлись в едином мнении: «Ну это же Никки Дилэйн. Чего еще от нее можно ждать?» А Никки ведь и хотела добиться такого эффекта. Не раз я вам говорила, что она любила шокировать публику. К тому же день рождения на пепелище отлично отражал ее внутреннее состояние. Вот так же черно и смрадно в ее душе, такой же раздрай в ее голове. Она уже давно свихнулась из-за этой бестолковой жизни, так что самое место ей в психушке. Такая вот самоирония в чистом виде.
– Никки, поздравляю! – крикнула Эсси. – Как ты?!
– Я буха как требуха! – ответила Никки, покачиваясь. Она протянула Джефферсон бутылку бренди. – Вообрази, родная, этот старичок опустел еще за час до начала вечеринки!
Никки делала обход, выпивая с каждым встречным гостем. Следующая остановка была подле Лейлы Флейшер и Ирланд Гловицки.
– Лейла, Ирланд, почему не пьете?!
– Да надоело уже, Никки! – рявкнула с улыбкой Лейла.
– И так весело, – добавила Ирланд.
– Надоело пить?! Господи Иисусе, не трогайте меня. Вдруг это заразно!
Пошла дальше. Наткнулась на Элая.
– О, именинница, да вы уже изрядно повеселились, я погляжу. Неэротично пованиваете спиртягой, – сказал парень.
– Это ты так решил скреативничать? Отличное поздравление! Я польщена… Ну выпила! Ну много выпила! И что? Сегодня праздник у меня!.. Леди имеет право нажраться в говнище хотя бы в свой день рождения!
Леди рыгнула и рассмеялась.
– Ладно, пойдем, поздравлю тебя как полагается. Идти-то еще можешь?
– Могу вот так, – сказала Никки и повисла на его шее. – Веди меня, мой сударь!
Элай потащил не вполне вменяемую именинницу в заранее запримеченное им местечко, что раньше выполняло роль общей душевой. По пути встретили Сагари Пью.
– Вы что, близнецы?! – хихикнула она.
– Ага, двоюродные, – съязвил Элай.
– Каждый раз одно и то же, – прокомментировала Никки.
Где бы Элай и Никки ни появились, всегда найдется кто-нибудь, кто назовет их близнецами. Ну похожи они очень, что с этим поделать?
Ребята добрались до вышеупомянутого помещения. В нем Элай оставил подарок.
– Никки Дилэйн, я хочу представить тебе свое лучшее творение. Не судите строго, сударыня, а то разобью хлебало.
Элай подошел к стене. Возле нее стоял холст с изображением… Никки. В тусклом свете свечи сложно было разглядеть детали картины. Бросились в глаза лишь очертания худенькой девушки. Она стояла обнаженной спиной к зрителю, голова повернута к правому плечу. Безупречный профиль, загадочный, немного уставший взгляд, белоснежные волосы слегка взъерошены. Разглядывая картину, Никки даже удалось ненадолго прогнать пьяный дурман, затопивший ее сознание. Она наслаждалась трезво, искренне.
– Боже мой! Это я, что ли?
– Ты, что ли, – ответил Элай без какого либо интереса. А у самого внутри все кричало: «Вот, какая ты красивая на самом деле. Вот, как я тебя люблю!»
– Неужели я такая красивая? – вдруг спросила Никки.
Элай почувствовал, как кровь его, превратившись в раскаленную лаву, прихлынула к неистово бьющемуся сердцу. Вот как это здание полыхало много лет назад, так и он полыхал, с головы до ног огнем любви был объят.
– Вообще-то нет. Где ты тут красоту увидела? – Губы дрожали, поперек горла стоял пульсирующий комок.
– Показалось, может… А мне все-таки нравится. Ты, оказывается, не просто наркоша и жалкий неудачник, а еще и талант. Недюжинный талант!
И внезапно все в Элае раскололось. На лице его проявилось, как на фотопленке, истинное выражение – без напускного, уже ставшего привычным, ледяного безразличия. Выражение это было грустное, глубокомысленное, в нем была сосредоточена вся сила чувств Элая. Заблудился он, свернул из любопытства не на ту дорожку. «А что будет, если я иначе посмотрю на нее, иное разрешу себе почувствовать к ней? Смеяться над ней перестану, смою с нее свое презрение. Жалеть ее тоже не буду. Просто… полюбуюсь, как будто музой. Выслушаю ее, постараюсь понять. А! Вот, что за этим следует! Я ее словно через сито пропустил, и она такой чистой стала! Ни одного недостатка. Никки привлекательная, добрая, смешная, легкая, бешеная, своя в доску, она моя! Она так похожа на меня – внешне, внутренне, каждой чертой, каждой извилиной и мурашкой похожа, близняшка моя». И когда Элай решил вернуться на свой исходный путь, он понял, что потерялся. Понял, что обратного пути уже нет. Одна дорога существует – к Никки. Видимо, способен он на это обычное человеческое. На любовь эту пресловутую. Вот как человек влюбляется – просто сворачивает не туда ради интереса, теряет свой путь, в дебри углубляется, меняется навсегда. Каким был, как жил до этого – все забывается. И стоит теперь этот обновленный, заплутавшийся, смирившийся, полный решимости Элай, не сводя влюбленных глаз с Никки.
– Ты чего так смотришь на меня? Что-то интересное обнаружил? – испугалась Никки. Прежде на нее никто так не смотрел.
– Просто…
– Просто?
Почему-то тихо стало. Странно. Весь мир уплыл в далекие дали. Все вдруг потеряло свое значение, за исключением взгляда Элая, через который он подавал Никки таинственные сигналы.
– Ну хватит, в самом деле!
– Я тебя смущаю? – спросил он, и голос его стал абсолютно другим. Исчезли в нем саркастичные нотки. Таким ласковым он стал, совершенно несвойственным дерзкому, бездушному Элаю.
– Да, смущаешь… – настороженно проговорила Никки.
– Тебя, оказывается, так легко смутить, Никки Дилэйн. А я и не знал.
– Элай, ну правда. Что происходит? Почему ты так смотришь?
– Так обычно смотрит мужчина, влюбленный в женщину.
– Да?.. Что ж, буду знать.
Она отвернулась. Улыбнулась чуть-чуть, прокрутив в уме их разговор, а после уже громко засмеялась. Если бы кто-то другой сказал такое ей, пусть даже случайный прохожий, она бы восприняла это всерьез, но Элай… Нет, Элай просто потешается.
– Ох, черт… – вырвалось у Никки. В желудке ее после такого количества выпитого запустились предсказуемые процессы, что могли привести к неминуемому оральному извержению.
– Что такое?
– Так обычно вздыхает женщина, которая нажралась в говнище…
Снова раздался ее смех. И Элай подыграл ей, желая при этом разрыдаться. Да, он хотел разрыдаться как мальчишка, так обидно ему стало. Опять она не верит, опять смеется! Очередная попытка провалена…
Немного придя в себя, Никки оставила Элая и отправилась разыскивать Героеву. Куда подевался этот цыганский чудик? Никки заглянула во все закоулки лечебницы. «Чудик» все это время находился в единственной, чудом сохранившейся палате. Пламя по неизвестной причине обошло это помещение стороной, и оно осталось в своем первозданном виде – стены под краской цвета вялого абрикоса, потолок грязно-белый, окна с целыми стеклами, даже шкафчик для медикаментов остался.
Искра сидела на подоконнике, погруженная в скверные мысли. Думала она о Диане и Джерабе, о безосновательном обвинении, публичном осуждении. В чем ее вина, она так и не смогла понять. Снова зрела в ней обширная ненависть ко всем представителям рода человеческого. Необходимо было найти способ, чтобы избавиться от нее и вновь испытать ту самую необычайную легкость.
– Прячешься? – спросила Никки.
– …Мне не нравится здесь.
– Почему? А-а, подожди. Я знаю. Это место напоминает тебе ту психушку, в которой ты была?
– Я была в интернате…
– Да насрать мне, где ты была. Ты псих! В любом месте ты псих! – Никки притащила с собой недавно начатую скляночку «Хеннесси». Глотнула. Поперхнулась. Скрючилась от новых позывов тошноты.
– Очевидно, алкогольная интоксикация достигла своего предела. Тебе пора остановиться, Никки.
– А тебе пора заткнуться, Искра. Я буду пить столько, сколько влезет. А влезет в меня целая канистра! – Никки сделала еще один большой глоток. – Ты знаешь, почему я пью? Потому что я совсем одна! И эта горькая водичка помогает мне забыть об этом.
– Ты не одна. Я здесь с тобой и все эти люди, что откликнулись на твое приглашение.
– Людей полно, а я все равно одна. Нет здесь тех, кого я действительно хотела бы видеть. Да на что я могу рассчитывать? Сама, вон, даже Диану не поздравила. Хотя что мне мешало это сделать? Только из уважения к нашей долгой дружбе надо было поздравить ее! А я же гордая! Сука я неблагодарная!..
Искра обрадовалась тому, что Никки первая заговорила о Диане. Можно поддержать тему и заодно получить ответы на все вопросы. «Про Элеттру она столько всего полезного рассказала. Теперь мне нужно знать все про Брандт. Тем более они дружили много лет. Никки наверняка все ее тайны знает!» Наконец-то наступил подходящий момент, Никки напилась вусмерть, соврать никак не сможет, даже если сильно захочет.
– Как ты думаешь, почему именно мистер Эверетт заступился за Диану? – начала издалека Искра. Она готовилась забросать Никки множеством по-настоящему волнующих ее вопросов, а этот был так, для разминки. Но Никки тут же, не задумываясь, скинула сверхмощную бомбу:
– Потому что Диане очень повезло – она встретила человека, который полюбил ее и готов теперь ради нее на все!
– Ты сказала «полюбил»? Мистер Эверетт, наш учитель, любит Диану? – Разумеется, полученные сведения превзошли все ожидания Героевой. Она, проведя столько времени в «Греджерс», в этом благолепном змеюшнике, многому научилась, многое уяснила. Знаменитая школа, рассадник подлости и заговоров, взлелеяла новое коварное дитя. Искра мгновенно придумала, каким образом ей получить выгоду от этой шокирующей информации.
– …Искра, прошу, никому об этом ни слова, ясно? Только вякни – выпущу твои кишки и намотаю на кулак!
«Хорошо, не вякну. По-другому сообщу об этом!» Искра незаметно вытащила свой телефон из сумочки, включила диктофон, спрыгнула с подоконника, пошла к Никки, при этом ненадолго задержалась у шкафчика, чтобы положить на его верхушку свой подслушивающий гаджет. Никки в этот очень важный и рисковый для Искры миг зажмурилась, так как выпила за секунду до этого еще немного крепкого пойла.
– А это что, тайна?
– Нет, что ты! – ответила Никки в своем привычном ироническом стиле. А потом ее понесло. Она уже ничего не соображала – что говорит, кому говорит. Ей, как и всякому напившемуся вдрызг человеку, просто хотелось много и долго говорить и чтобы ее, конечно же, внимательно слушали. – Учитель встречается со своей ученицей! Подумаешь? Ерунда какая! Но это только звучит так остро, на самом же деле у них все без пошлостей, пойми. Я бы даже сказала, у них все поэтично складывается. Она такая статная, благородная. Он – просто идеал, напичкан всеми совершенствами главных героев типичных женских романчиков. Только мне, Калли и Джел было известно об их романе. Если бы Джераб узнал, что Диана нам доверилась, то он бы грохнул ее. Ну, шучу, конечно. Не грохнул, но точно не был бы в восторге от этого. Я завидовала Диане. Как ей можно не завидовать? Это же Диана Брандт! Всегда такая… такая ослепительно-красивая, сильная, правильная. Всегда все делает по совести. Ой, нет. Вот вру сейчас тебе, жопа ты доверчивая. Несколько раз ей все-таки пришлось пойти против совести. Ради меня! Например, в прошлом семестре я приперлась в школу пьяная, нахамила мисс Торн. Голди меня за это совершенно точно грохнула бы, если б не Диана. Она подставила Алессу, оклеветала ее по-страшному. От той все отвернулись, в том числе и Джераб. Он поверил Диане. Как ей можно не верить? Диана такую подлость совершила, чтоб спасти меня. И чем я ей отплатила?!
– Никки, вот ты где!
Дилэйн обернулась.
– Ты правда здесь или я сошла с ума?.. – спросила она, расплакавшись.
– Я здесь… – сказала Калли. – С днем рождения!
Хеннесси выпал из рук именинницы, разбился, омыл своими красно-коричневыми брызгами пол и стены.
– Калли!!! Моя Калли пришла!!! – Никки тут же ринулась к подруге. Упала. Встала. Побежала, стукнулась об нее всем своим проспиртованным телом, сплелась с ней в пылких объятиях. – Спасибо, Господи! Искра, пойдем! – Никки дернулась к Героевой, схватила ее за руку. – Девочки, надо выпить! Надо срочно выпить! Как я рада!
Долго еще рвался из Никки поток путаных радостных междометий. Калли пришла… Пусть из-за чувства вины и некой благодарности или чтобы лишний раз задобрить Дилэйн, дабы та не выдала ее и парней полицейским. Неважно. Калли – одна из тех, с кем Никки хотела отметить свой праздник. И потому виновница торжества была счастлива как никогда.
– А что это у тебя за прическа такая странная? – задала вопрос Никки, заметив парик на голове Лаффэрти. Она провела рукой по фальшивым русым волосам, из-за чего те съехали набок. – Калли?..
Калли сняла парик, сконфуженно почесала бритую макушку.
– Сюрприз… Как тебе?
– Э-э… гладенько. Прикольненько…
Калли не могла не заметить, как Никки еле сдерживается, чтоб не засмеяться в голос. Она вернула парик на место, пока остальные не увидели ее кардинальные перемены в образе, и без промедления рассказала, почему так обошлась со своими волосами.
– Курочка ты моя смелая! – всплакнула Никки. – Фантомасик мой! Я так тобой горжусь! Ты такая классная!.. Я бы так не смогла.
– Смогла, Никки, – пристыженно улыбнувшись, сказала Калли. – Я думала о тебе, когда эта идея пришла мне в голову.
– Серьезно?
– Да. Я стала размышлять, что бы ты сделала, оказавшись на моем месте.
– Ну я же не до такой степени шизанутая! – Подруги дружно посмеялись. – Слушай, Калли, ты так изменилась! И я не про прическу говорю сейчас. Ты внутренне изменилась. Совершенно другой человек!
– Пришлось измениться, – пожала плечами Калли. – В такой ситуации уже невозможно быть прежней.
– Да, все меняются… и я тоже. Только все становятся лучше, а я качусь все ниже и ниже, – вздохнула Никки.
– Это неправда.
– Да ну?
– Ну, может быть, ты частично права… Но, знаешь, я давно хотела признаться тебе… Ты – особенный человек. Ты делаешь плохо, но при этом рядом с тобой все равно хорошо. Удивительно… Тебя очень сложно полюбить, Никки. Но если полюбишь, то уже никогда не разлюбишь. Что б ты ни сделала. Вот в этом твоя особенность. Джел согласилась бы со мной. Да и Диана… Та просто злится на тебя очень, но все равно любит. Я в этом уверена.
Никки так расчувствовалась, что несколько минут не могла ни слова произнести и просто пошевелиться.
– Вау! Вот это признание!.. – наконец сказала она. – Калли, ведь мы никогда не были так близки с тобой. Мы знаем друг о друге самое гадкое, и теперь нам нечего бояться, и притворяться ни к чему.
– Это точно, – растроганно проговорила Калантия. А потом ее осенило: «Может, и стоило нам пройти через предательство, всю эту грязь, чтобы проверить нашу дружбу? Вот Диана не выдержала такой тяжелой проверки, хотя мы все считали ее самой сильной среди нас».
– Кстати, ты к кому-нибудь еще наведывалась в гости? – шепотом спросила Никки. – К Джефферсон, например, или Арменанте?
– К чему ты клонишь?..
– В Бэллфойере какая-то странная зараза появилась. Она проникает в чужой дом и оставляет его владельцев без гроша.
– Никки… я больше никого, кроме тебя… клянусь. – Калли еле-еле выговорила эти слова, все мышцы лица буквально онемели.
– Так и знала, что это просто совпадение.
Калли испуганно огляделась – не услышал ли кто-нибудь? Но, к счастью, никому не было до них дела. Искра сидела рядом, но беседа Калли и Никки ее ничуть не занимала. Она, как обычно, пребывала в заторможенном состоянии, смотрела как-то странно, как будто вглубь себя, думала о чем-то. Остальные гости вечеринки танцевали, пили, болтали, бегали по зловещему зданию, нарушая покой мертвых комнат, фотографировались. Всем теперь нравилось это легендарное место (все-таки выпили хорошенько). Вот выдумала же Никки! День рождения в сгоревшем доме умалишенных! Об этом безумстве будут говорить еще не один год.
– А ты знакома с моей придурошной подруженцией? – Никки кивнула в сторону Героевой.
– Мы виделись на вечеринке Максвелл.
– А, ну да. – Никки снова перешла на шепот: – Присмотрись к ней получше. Ее бабка – вдова графа Монтемайор, живет в поместье Уортшир. Мой дом по сравнению с ее – просто бомжатник.
– Никки, ну знаешь! Это уже перебор!
– Да ладно, не злись, солнце. Я все свои мозги выссала и выблевала, что с меня взять?
Никки затем перешла на другую тему. Только Калли уже не слушала ее. Она хитро покосилась на Искру и призадумалась: «А ведь Никки-то права. Это неплохой вариант. Искра не из Бэллфойера, потрясающе обеспечена. Все требования Инеко и Савьера соблюдены. Ну наконец-то! Проблема решена!»
На радостях Калли выпила больше, чем ей было положено. Из-за чего расслабилась максимально. И разоткровенничалась (хоть один задушевный разговор пьяных подруг может не включать тему любви и парней? Да нет, конечно!).
– Что ты сказала?!
– Да не кричи ты так… – пробормотала Калли. – Я изменила Руди.
– Ну ты даешь, Калли! Во всех смыслах этого слова… Ты что, подруга, умом тронулась?
– Я думала, что хоть ты поймешь меня, – удивленно и с обидой ответила Калантия.
– Что значит «хоть ты»?
– Ну, ты же… легко ко всему относишься.
– Ко всему, это к предательству, что ли?! – вскричала Никки вне себя от злости.
– Я не это имела в виду… Ты ведь ценишь свободу и… – совсем уж растерялась Калли.
Никки посмотрела подруге в лицо с хмельным оскалом.
– Калли, милочка, я бы никогда не предала любимого мужчину! Я чмо, я конченая мразь. Как дочь, сестра и подруга – я полное ничтожество. Но как женщина… Нет. Я так гадко не поступлю! Ты – дура! Судьба подарила тебе такого парня! Пусть хоть и замухрышечного, но, блин, чертовски любящего тебя! Да если бы у каждой телки был свой Руди Фокс, не существовало бы этой женской депрессии, бабской озлобленности на весь мир, всех наших самочных страданий! Это ж такое счастье, когда тебя любят! И как же паршиво, когда это ни хрена не ценят!
Подкрепившись еще одной дозой спиртного угощения, Калли сказала:
– Никки, ты всерьез считаешь, что имеешь право осуждать меня?
– Да у меня вообще никаких прав нет, что ты! Ни осуждать, ни любить и быть любимой! – взорвалась Дилэйн. – Вот мы и вернулись к началу нашего разговора: ты – ангел во плоти, а я злейший демон! Изменила, поди, с одним из тех парней, с которыми ты ко мне «в гости» приходила? – Калли быстро кивнула. – Банальненько. И уж точно вы с тем заморышем перед этим назюзюкались знатно? Знакомо… Ты призналась Руди?
– Нет… и не буду. Зачем?
– Действительно, зачем?
– Ну что это изменит? Не лучше ли сохранить все в тайне? Я ничего не исправлю этой гнусной правдой, сделаю ему еще больнее. Да и потом… может, он тоже нашел кого-нибудь себе в Рэкки? Откуда я знаю? Мы столько не виделись…
– Ну, молодчина ты, Калантия Лаффэрти. Сама обосралась, а виноватым несчастного паренька хочешь сделать. Я бы тоже скорее на кого-нибудь свою вину скинула, чтобы обелиться. Мы, предатели, одинаково мыслим. Каково же тебе в моей шкуре, душенька? Мерзко, да? А ты раньше была борцом за справедливость, хочу тебе напомнить. Ведь ты же всегда велеречиво учила меня жизни, морали, попрекала за всякие оплошности. Как там говорится: в чужом глазу соринку видим, а в своем бревна не замечаем? Так у тебя, Калли, не бревно, а целый, сука, сосновый лес!
Невыносимо было это слушать. Уже и алкоголь не помогал. Уйти, может быть? Нет, плохая идея. У них только-только наладились отношения, они еще не окрепли. Все развалится как карточный домик, если Калли уйдет прямо сейчас, оставив Никки в растрепанных чувствах. И тут Калли вспомнила новость, с которой явилась в «Бриарей». Она намеревалась еще в самом начале встречи ею поделиться, использовать весть в качестве презента, но Никки отвлекла ее другими темами.
– А ты знаешь, что Арджи и Элеттра расстались?
– Брешешь…
– Я виделась намедни с Эл. Она мне все рассказала.
Никки едва не задохнулась от счастья.
– Эй, ты чего зависла? – спросил Элай. Он подошел к Никки как раз в тот момент, когда та, услышав новость от Калли, замерла в безмерном изумлении с вытаращенными глазами и отвисшей челюстью.
– …Арджи и Элеттра больше не вместе, – после долгой паузы ответила она. На удивление, голос ее был трезвым, очень серьезным. – Элай, представляешь?.. Арджи наконец-то свободен!
– Какая радость, – пробурчал Арлиц. Он помрачнел в одно мгновение, направил на Никки уничтожающий взгляд.
– Ой, сударь, не нервничайте так, а то пися стоять не будет. Стресс – главный враг потенции! – добродушно огрызнулась Никки, затем крикнула всем, кто находился поблизости: – Народ, внимание! Живо наполните свои бокалы и выпейте за меня, за мое здоровье, за прекрасное будущее и… – Никки окинула искрящимися счастьем глазами толпу, – за любовь! Выпьем за мою любовь! До дна, пожалуйста!
Элаю хотелось убить ее. Чтобы она больше не любила этого проклятого Арджи Смита, чтобы не говорила о нем, не радовалась и не страдала из-за него! Вот так он был зол, и, как это ни прискорбно, так сильно он был влюблен в нее. И себя бы он убил с удовольствием. Быть может, встретятся они потом, переродившись, и наконец-то полюбят друг друга. Но в этой жизни им не суждено стать парой, ведь здесь Никки целиком и полностью принадлежит Арджи Смиту!
Боже, да он плачет… Холодная мужская душа исторгла слезы. Элай перевел взгляд с окрыленной Никки в сторону. Рыжеволосое порождение ада глядело на него в ответ. «Нет… в первую очередь надо убить ее. Пока она дышит, не видать мне счастья. Ни в одной из отведенных мне жизни».
Рэмисента тем временем позвала его рукой, махнув в сторону ближайшего свободного помещения.
– Наверное, интересно, как я нашла тебя? – спросила Рэми.
Элай ничего не ответил. Сел на пол, прислонившись спиной к шкафчику, опустил гудящую голову на прижатые к груди колени.
– Вся лента Никки пестрит фотками из «Бриарей», – поспешила объяснить Рэми. – Отдельный пост она посвятила тебе. Вернее, твоему подарку. Я-то думала, что ты пишешь автопортрет. А ты, оказывается, все это время трудился, чтоб Никки порадовать. Очень мило…
– Рэми, ты зачем пришла?
– Мне нужно видео. Теперь моя очередь «поздравлять» Дилэйн. Я так долго этого ждала!
– Какое видео?
– Не прикидывайся идиотом! Скинь мне его и разойдемся.
Элай нарочно долго молчал, перед тем как сказать:
– Его больше нет. Я удалил.
– Смешная шутка, братец.
– Я не шучу.
Рэми подбежала к брату, взялась за его подбородок, посмотрела прямо в глаза, все еще мокрые от слез. Он не врал. Рэми почувствовала это, как всегда чувствовала все, что бушует в голове, душе и сердце Элая.
– Ты правда идиот… – прошептала она. Но потом все-таки не выдержала и сорвалась на крик: – Что ты наделал?! Что ты наделал?!! – Рэми склонилась над ним, взяла за грудки, встряхнула яростно. А Элай все смотрел на нее, преданно и нежно, воображал, что перед ним Никки. Только о ней он и думал. Рэми почувствовала и это. Какая огромная пропасть теперь между ними, когда-то такими родными и смертельно нужными друг другу. И пропасть эта ширится, пока у Элая растут чувства к Никки. Еще крепче вцепившись в брата, Рэми прошипела: – Думаешь, избавился от видео – и твоя совесть вновь чиста? Да как бы не так! Видео – это чепуха! Самое страшное ты с ней уже сделал! И тебе никак от этого не избавиться!
– Я знаю, – блаженно улыбаясь, ответил Элай. Он снова заплакал. – Но я не знаю, как мне с этим жить…
– После того что ты сделал с Каран, ты же смог дальше жить? Так что ж ты сейчас ноешь, тряпка?! – Наконец Рэми отпустила брата, отошла на пару шагов. Стала нервно почесывать руки, виски. Тело требовало в этот момент крови и боли. – А как же наш договор, Элай? Ты забыл про него?
– Мама знает про твое «увлечение». Ты больше не будешь уродовать себя. А мне только для этого и нужен был договор. Он теперь потерял силу.
– Гад! Какой же ты гад! – В очередной вспышке гнева заорала Рэмисента. – Я же ради тебя это сделала! Опозорилась на всю страну! Из-за тебя я теперь хожу к этой чертовой Сандре Крэнстон! Она промывает мне мозги каждые выходные, сучий ты потрох!
– Хорошо… Я рад, что тебе наконец-то помогут. А вот мне никто не поможет. Цинния… Никки… Я уничтожил этих девчонок ради тебя, сестрица. По-моему, мы квиты.
Рэми, потрясенная, переполненная отчаянием и гневом, не заметила даже, как брат ушел.
Элай, то ли в пьяном бреду, то ли на самом деле хотел убить ее, и ему это удалось. Сделав выбор в пользу Никки, он нанес сестре смертельный удар прямо в ядро ее человеческого естества. Рэми умерла мгновенно. Только истерзанное тело зачем-то еще дышало и неподвижно стояло посреди полупустой палаты.
Тайные свидания Джераба и Дианы в театре Гретнессбери стали для них не просто вожделенным отдыхом от проблем и многочисленных обязательств, а своеобразным священным ритуалом, возвращающим их к жизни. Джераб пришел к мысли, что он полюбил Диану еще сильнее, а ведь раньше ему казалось, его любовь достигла уже мыслимого предела. Вскоре он понял, почему так произошло. Диана, из-за всех предшествующих тяжких испытаний в школе, стала слабой, уязвимой, можно даже сказать – обыкновенной, оттого Джераб и полюбил ее больше. Сила ее чаровала мистера Эверетта, но в той же степени и пугала. Эта сила отделяла Диану от людей, больше роднила ее с Божественным. Потому она казалась Джерабу недосягаемой, точно кружащий над головой прекрасный лебедь. Джераб был недостоин ее. Теперь же, глядя на эту несчастную, одинокую девушку с расцарапанным лицом и робким взглядом, невозможно представить, что когда-то ей была присуща та непостижимая сила, что возвеличивала ее и одновременно отталкивала от нее всех земных существ. Диана была богиней, которой можно лишь восхищаться и пламенеть при виде ее, а теперь она стала человеком, обычной женщиной, которую можно просто любить. Когда-то Диана повелевала Джерабом, а сейчас все на-оборот. Она – подстреленный лебедь в его руках. Диана нуждается в нем, сама тянется к нему в лихорадочном предвкушении заботы и защиты. Божество теперь доступно убогому человечку. Джераб так счастлив был, что Диана наконец-то стала ближе, это только укрепило его мужское тщеславие. Счастье вытеснило мысли об Алессе, вообще обо всем. Он расслабился, забылся, снова стал жить только одной Дианой. И, естественно, все это привело к непоправимым последствиям.
– Мистер Эверетт! – позвала его Голди. – Как же вы огорчили меня!
– Простите? Что я сделал? – со смехом спросил Джераб, еще не понимая, что миссис Маркс настроена чрезвычайно серьезно.
– Вы отказались от новой должности, предложили свое место мисс Торн и даже не удосужились оповестить об этом меня! Почему вы передумали? Обижаетесь на меня за что-то?
Джераб ответил после секундного замешательства:
– Да что вы, миссис Маркс! Я не… Подождите. Я предложил свое место мисс Торн?
– Да, она мне так сказала.
– Алесса?! – тоном нескрываемого удивления спросил Джераб.
– Вы так растеряны, будто слышите об этом впервые. Поразительно! – возмущенно проговорила директриса. – Позвольте осведомиться, вы пытаетесь уличить меня во лжи?! Джераб, ваше поведение оскорбительно и недопустимо. Я не из тех, кто любит навязываться. Если вас не заинтересовало мое предложение, то вы могли бы прямо сказать! К чему же притворствовать?! И передавать все ваши решения и пожелания через Алессу?! Это весьма безответственно, скажу я вам! Я была о вас совершенно другого мнения. Нет, вы не просто огорчили… вы разочаровали меня!
– Миссис Маркс…
– Увы, больше не могу растрачивать на вас свое драгоценное время. Спешу!
Джераб не понял ровным счетом ничего. Несколько минут он провел в состоянии полного отупения, а потом помчался к Алессе.
– Ненавижу, когда ко мне вламываются без стука! – вознегодовала Торн.
– А я ненавижу, когда кто-то проворачивает грязные делишки за моей спиной! Что ты наговорила Голди?!
– Наговорила… Ну и словечко! Я просто ввела ее в курс дела. По-моему, я заслуживаю продвижения, как никто другой. Ты еще не готов к такой ответственной роли в этом заведении. Ну что ты так смотришь? Прежде чем истерить, мой милый недосупруг, выслушай меня. Я объясню тебе, почему так поступила. Садись. – Алесса указала на кровать. Джераб хоть и трясся от гнева, но все-таки послушался хозяйку комнаты. – Небольшая предыстория. Моя мама без ума от Уильямса. И вот в минувшую субботу, в Гретнессбери, состоялась премьера «Стеклянного зверинца». Я, как тебе уже известно, терпеть не могу театральные зрелища, а мама их просто обожает. Поэтому я купила ей билет в подарок. Ты же тоже был в субботу в Гретнессбери. Не встретил ее?
– Нет… не довелось. – Джераб враз сделался бледен. Он догадывался, к чему ведет Алесса.
– А она все же увидела тебя. Ты сидел впереди. Только ты был увлечен вовсе не спектаклем, а девушкой, в сторону которой постоянно смотрел. Мама сказала, что эта девушка была очень красивой… Такой красивой, что если бы она поднялась на сцену, стояла бы, глядела на зрителей и больше ничего не делала, то весь зал стоя аплодировал бы ей, восторгаясь ее красотой! – Лицо Алессы больше походило на маску, страшную маску с лихорадочным блеском, огромными зрачками, напряженными скулами и оскаленными зубами. С таким выражением она говорила все это. – Думаю, имя этой девушки произносить нет смысла.
У Джераба заболело сердце. Тревожный стук этого измученного органа отражался в каждом участке парализованного страхом тела.
– Ну что? Хочешь сказать, что это совпадение?
– Так и есть, Алесса, – севшим голосом промолвил он.
– Ты каждые выходные пропадаешь в Гретнессбери. Я все изумлялась: какой молодец! К искусству тянется! Теперь понятно, к чему ты на самом деле тянулся!
– Алесса, это вздор! Все, что ты говоришь, – вздор! Ревность начисто лишила тебя рассудка!
Как бы Джераб ни защищался, Алесса была непреклонна. Он все это время обманывал ее, сбегал от нее, виделся с этой малолетней потаскушкой, а потом возвращался, такой весь счастливый, удовлетворенный! Да и еще мать, ее родная мать признала божественную красоту Дианы и этим как бы оправдала предательство Джераба.
– …Сил моих больше нет, – вырвалось у Алессы.
Она теперь выглядела беспомощной, угнетенной. Джераб разрывался между чувством ненависти и жалости к ней. Сколько всего она перепробовала, чтобы быть с ним… и все впустую. На мгновение Джераб представил себя на ее месте. Если бы он вот так добивался расположения Дианы, а та не отвечала ему взаимностью. Конечно, ему было бы так же больно, как и Алессе. А, может, и больнее…
– Скажи… разве то, что происходит между нами – это нормально? Разве мы можем быть счастливы вместе? Мы уже едва терпим друг друга, – изрек Джераб зловеще-мягким голосом, бесчувственно глядя на нее.
– Это ты терпишь меня, а я тебя люблю.
– Да не любовь это! Это черт знает что!
Алесса посмотрела на него горящим взглядом и сказала:
– Переспи ты с ней наконец. Господи, Джераб, ведь ясно, что тебя так влечет! Ее молодое и красивое тело! Ну трахни Диану и забудь ее! Могу чем хочешь поклясться – я никому не расскажу!
– Что ты несешь, дура?! Ты же сама себя унижаешь сейчас!
– Я не позволю тебе быть без меня.
– Что?!
– Я не позволю! – повторила Алесса.
Они были во власти безумия. Только Джераб обезумел от ярости к ней, а Алесса от фанатичной любви к нему.
– Если останешься со мной, то у тебя все будет: работа мечты, признание, деньги. Но если… – Алесса вдруг замерла. Какая-то мысль в эту секунду ворвалась в ее нездоровую голову и тут же подчинила себе: – А что будет, если Диана потеряет свою красоту? Ну вот представь такую ситуацию: в темном-темном переулке Диана случайно сталкивается с кем-то, и этот случайный незнакомец случайно… м-м… прыснет ей в личико кислотой. Ты тогда перестанешь хотеть ее?
Джераб помертвел от ужаса. Что могло произойти в сознании женщины, чтобы она дошла до такого состояния? Да и не женщина это вовсе. Дьявол говорил ее устами.
– Алесса… мне ведь придется обратиться в полицию после таких слов.
– Обращайся куда хочешь. Ты ничего не докажешь. А я все равно это сделаю. – В глазах Алессы мелькнуло мрачное торжество. – Мне терять нечего. Как раз наоборот, я приобрету гораздо больше. Диана будет изуродована. Я спасу столько мужчин, что потеряли бы голову, как ты, увидев ее прекрасное личико. А еще помогу стольким женщинам, оказавшимся в таком же плачевном положении, что и я. Ох, я буду счастлива! Ты знаешь, что нужно сделать, чтобы не допустить этого.
Когда Джераб вспоминал этот разговор, он обнаружил, что совсем не помнит того, что произошло в следующий миг после угрозы Алессы. До такой степени он был разъярен, что рассудок его забарахлил, отключился на некоторое время. От Джераба в этот момент осталась лишь телесная оболочка, внутри же была одна смертоносная ярость.
Выпало из памяти Джераба то, как он подбежал к Алессе, взял ее за горло, толкнул к стене. Потом снова обеими руками вцепился в ее шею и с волчьей ухмылкой прорычал ей:
– Только тронь ее и я…
– Ну что? Что ты сделаешь, Джераб? У меня столько идей, как выкрутиться и подставить тебя! Я не дам тебе спокойной жизни! И от Дианы не отстану! Не надейся, что тебе удастся перехитрить меня!
Невероятную стойкость тогда проявила Алесса. В ней почти не осталось воздуха, тело приготовилось к предсмертным судорогам, а она все равно находила силы злорадствовать, угрожать…
Джераб отпустил Алессу до наступления роковой секунды. Тогда он очнулся и очень удивился, увидев ее, откашливающуюся, на полу, заметив на ее шее красные полулунные следы, и, почувствовав в своих руках странное напряжение, как будто им пришлось до этого перетащить что-то невообразимо тяжелое.
Он сделал выбор в ту самую секунду, когда его пальцы, вцепившиеся в шею Алессы, превратились в тиски, между которыми застряла ее жизнь. «Три пути у меня, – рассуждал Джераб. – Первый – я убью ее и сгнию тюрьме; второй – выберу Диану и стану свидетелем ее гибели. Алесса непременно воплотит задуманное. Третий… третий и единственный верный путь – сдаться. В очередной раз погубить себя и спасти Диану. Я должен, наконец, отпустить ее. Алесса – мое проклятие, пора бы с этим смириться. Но хотя бы в качестве утешительного бонуса получу повышение, частично осуществлю свои мечты. Лишь на это стоит уповать. Я действительно не смогу перехитрить Алессу. Для того чтобы перехитрить ее, нужно быть злее и безумнее ее, быть могущественнее Дьявола».
Но выбор – это еще не самое сложное, что предстояло сделать Джерабу. Найти подходящие слова, дабы объяснить Диане свое решение – вот настоящая мука. Как же перебороть себя? Как отважиться на этот шаг?.. Джераб понимал, что стоит ему взглянуть в искренне преданные глаза Дианы, он тут же растеряется и позабудет обо всем на свете. Как можно отказаться о того, кого так сильно любишь? Как?! Он много раз пытался, но постоянно возвращался к ней, потому что без нее его существование на этой бренной земле не имеет смысла. Джераб вновь обращался к себе: «Пойми разумом, никто еще не умирал, потеряв любовь. Все эти мученические мысли имеют литературное происхождение. Ты находишься в плену своих чувств. Раньше ты ведь жил как-то, до встречи с Дианой? У тебя были планы, цели и мечты. Порой у тебя даже получалось радоваться жизни. Джераб, ты – реальный человек, а не герой шекспировской трагедии. Не ной и доведи дело до конца!»
Один случай помог Джерабу довести дело до конца. На перемене к нему подошла Искра. Долго она сверлила его своими магнетическими, разноцветными глазами.
– Вы что-то хотели, Героева?
– Да, мистер Эверетт. Я хочу, чтобы вы извинились.
– С какой стати?
– Вы потребовали раскаяния в том, чего я не совершала.
– Так вы же признали свою вину?
– Мне пришлось это сделать, потому что тогда у меня не было другого выхода. А теперь… – Искра положила перед Джерабом свой телефон. – …есть.
Она включила запись с пьяным, но очень откровенным монологом Никки. Очередное разоблачение, очередные угрозы. Вся жизнь Джераба превратилась в бесконечные поиски вариантов спасения! И все его страдания неразрывно связаны с Дианой. Возможно, при иных обстоятельствах Джераб спокойно бы отреагировал на такой поворот событий, но, будучи растерзанным многочисленными запугиваниями от Алессы и пребывая в непосильном нервном напряжении перед решающим разговором с Дианой, выдержка Эверетта была донельзя расшатана, он уже не мог скрыть свое волнение. Одна беда за другой… Да как все это выдержать?!
– Увлекательная история, – сказал Джераб, когда запись закончилась. – Это кто говорит? Никки Дилэйн вроде? Значит, когда я задаю написать эссе на свободную тему, то она едва справляется, а тут с лету такой рассказ выдумала!
– Вы напрасно стараетесь делать вид, что к вам все это не относится, мистер Эверетт, – сурово ответила Искра. – Нет сомнений в том, что у вас подскочил кортизол. Ваше тело само по-дает сигналы. Вам страшно. А если вам страшно, то, значит, все, что вы услышали на этой записи – чистая правда. Если эта чистая правда дойдет до ушей миссис Маркс, то уровень гормона стресса взлетит у вас еще выше.
Джераб смалодушничал и немедля выполнил требование Искры.
– Перед тем как начать урок, я должен сделать заявление, – сказал он, когда Диана и ее одноклассницы заняли свои места в аудитории. – Искра Героева, я виноват перед вами. В том, что произошло с Дианой Брандт, нет вашей вины. Я ошибся. Приношу свои искренние извинения.
Все удивленно воззрились на довольную, восстановившую свой авторитет Искру. Диана же недоумевающе смотрела на Джераба, пока тот судорожно перебирал бумаги на своем столе. Этим неожиданным заявлением Джераб усугубил и без того жалкое положение Дианы. Теперь у змеек «Греджерс» стало на одну причину больше для ненависти к ней. Совсем завралась Диана. Королева лжи, не иначе! Искру очернила, так еще и учителя в это втянула! Не исключено, что прошлые ее высказывания тоже были пропитаны ложью. И этому человеку они доверяли столько дет? Уважали… подражали?..
Джераб тоже сознавал, что из-за его трусливого поступка Диану теперь точно будут гнобить до самого выпускного. Он презирал себя за собственную слабость. При этом его сочувствие к Диане несколько поубавилось. Во всех неприятностях, что обрушились сейчас на Диану, виновата она сама. Вечно у нее какие-то проблемы: то с Элеттрой Кинг, теперь вот с Искрой и Никки… И вечно Джераб оказывается насильно вовлечен во все эти девчачьи козни. Зачем Диана выболтала их тайну? Почему от него это скрыла?! Как можно быть такой наивной и опрометчивой?! Ее безрассудство погубило их. А что, если не Алесса, а Диана была его проклятием? Его жизнь была намного проще до тех пор, пока он не повстречал Диану. Из-за нее у Алессы поехала крыша, не смогла она смириться с такой конкуренцией, да и сам Джераб потерял рассудок от любви к этой прелестной обольстительнице. Джераб ежесекундно обдумывал все это, а затем его внезапно посетила светлая мысль: да ведь можно воспользоваться этой ситуацией! Ему пришелся по душе такой повод для ссоры. Диана могла простить ему все что угодно, только не трусость. Он должен вызвать в ней отвращение. Сказать Диане истинную причину их расставания он не мог. Джерабу совершенно ясно было, что Диана заставит его передумать, он не сумеет противостоять ей. Значит, надо доиграть роль трусливого, обиженного негодяя. «Я буду противен ей, она более не посмотрит в мою сторону. И это лучшее, на что я могу рассчитывать. Так мы с ней будем наконец-то в безопасности».
Они условились встретиться в старой конюшне. Был поздний час, вокруг ни души.
– Джераб…
Он не дал ей договорить:
– Твои подруги знали о том, что мы вместе?
– Я… вообще-то о другом хотела поговорить, – укоризненным тоном проговорила Диана.
– Понимаю. Но ответь мне сначала. Это важно.
– Ты уже спрашивал и не раз. Я им ничего не говорила.
Джераб язвительно усмехнулся. В этот момент ему даже играть не пришлось. Он действительно был глубоко обижен. Диана врет ему глядя в глаза. Его идеал, воплощение чистоты и честности нагло врет ему!
– Значит, у Никки Дилэйн есть какие-то сверхъестественные способности, благодаря которым ей стало все известно. А еще Искра Героева все знает. Никки очень красочно поведала ей о нашем романе, а Героева все записала на диктофон. – Каждое слово Джераба каленым углем ложилось на сердце Дианы. Ей было очень и очень стыдно. А еще невыносимо горько из-за того, что в этом поганом деле замешана Никки. Снова Никки! Она точно сжить со свету ее хочет!.. – Диана, чем ты думала, когда секретничала со своими подружками?
– …Прости, – еле слышно сказала Диана. Последние крупицы самообладания готовы были покинуть ее в этот момент, но она еще как-то держалась. – И что теперь, Джераб?.. Искра шантажирует тебя?
– Она хотела добиться лишь извинений. На-деюсь, на этом она успокоится. Но так или иначе я под ударом.
– Боже… – Диана ощутила нервную дрожь во всем теле. Вся она была пронизана чувством презрительного отвращения к самой себе.
– А еще Никки рассказала, как ты подставила Алессу. Помнишь ведь тот случай? Теперь я понимаю, почему Алесса так ненавидит тебя. Причина не только во мне. Мне же на самом деле наплевать на Алессу, и я был бы рад, если бы ее уволили. Но мне не наплевать на то, что ты, оказывается, очень часто врешь мне. Я ценил тебя за честность. Я думал, что хоть ты, только ты, единственная, не станешь лгать мне! – Теперь он вновь начал играть, силился с убедительной интонацией выдавливать из себя слова.
– Я решу это, – заверила Диана. – Я придумаю, как заставить Искру удалить эту запись. Поговорю с Никки, чтобы она…
– Да ничего ты не сможешь! – истерично воскликнул Джераб. Как же тошно ему было от своих выпадов. Все это низко, фальшиво и комично. Тем не менее, практически не владея собой, он продолжал: – Ты навсегда потеряла свою власть, Диана! Ты здесь никто!
Диана вздрогнула и переменилась в лице. Во взгляде ее, прежде кротком и виноватом, теперь бушевали сомнение и обескураженность.
– …Впервые вижу тебя таким. Безусловно, ты имеешь право злиться. Но все же такая манера обращения мне не понятна.
Джераб уже не мог смотреть ей в глаза. Совесть мучила его. При ином раскладе он бы перестал травить Диану этими смешными обвинениями и неправдоподобными доводами, нежно притянул бы ее к себе, сказал бы, что больше не злится на нее, что все это пустяки, вместе они справятся со всем. Главное, что он любит ее, а она его. Сколько трудностей уже позади! Но ему все-таки необходимо «довести дело до конца», ведь он уже в красках представил трагические последствия своего неправильного выбора.
– Давай сделаем перерыв до лета, – уверенно предложила Диана. – А потом…
– Нет, – перебил ее Джераб. – Я хочу поставить точку. Диана, мне надоели эти американские горки. Я ни на секунду не могу расслабиться. Я устал! Это невозможно продолжать. Из-за тебя я по уши втянут в эти ваши бесконечные разборки. Я многим рискую, тебе этого не понять. Я взрослый мужчина, зачем мне все это?
На краткий миг вернулась прежняя Диана. Холодная, мрачная, рассудительная. Она взглянула на него с вызовом.
– Странно, ты ведешь себя сейчас не как взрослый мужчина. Все твои утверждения притянуты за уши. Ты же сам… – И снова она пошла на попятную. Неясная тревога охватила ее, как будто сейчас произойдет что-то страшное, необратимое. А ведь и в самом деле произойдет! Этот маленький мальчик, прикидывающийся зрелым, благородным мужчиной, доведет ее до точки кипения своим непредсказуемым поведением. – Ты первый решил возобновить наши отношения. Мы ведь все прекратили, почти свыклись, но ты… – Диана говорила нервно и сбивчиво, слезы выступили на ее глазах. – Я же живой человек, в конце концов! Разве можно так играться со мной?! Это жестоко! Джераб… на моей спине больше нет места для нового ножа! – Она замолкла, надеясь услышать его ответ. Но Джераб предпочел больше не вступать с ней в диалог. Диана устало договорила: – Зачем мы опять начали это?.. Мне сейчас в тысячу раз больнее, чем было зимой!
Она все ждала, что Джераб скажет ей что-нибудь, но он молчал. Каждой секундой молчания Джераб подтверждал свою неумолимую решимость порвать с ней раз и навсегда. «Ты выбрала слабого мужчину, Диана!» – вспомнились слова Элеттры. Не испытывала теперь Диана былого возмущения при этом воспоминании. Элеттра глаголила истину. Еще Диана вспомнила, что у нее когда-то была гордость. Только за время общения с Джерабом гордость ее уступила место унизительной покорности, что всегда правит влюбленным сердцем. Больше не намерена Диана унижаться перед ним. Это выше ее сил. Она выпрямилась, выдохнула, блеснула на прощание холодом своих распрекрасных глаз и ушла прочь, лелея в глубине души надежду, что это все-таки не конец.
Диана вновь стала такой, как при их первой встрече: гордой, неприступной… Джераб в сотый раз в нее влюбился. Она еще близко, он еще может остановить ее! Слова сожаления уже готовы были сорваться с его губ, но Джераб сделал над собой усилие, остался нем. Убежденный в том, что это конец, с тоской и болью смотрел он, как его лебедь улетает все дальше и дальше.
Но лебедь никак не мог вырваться из мира людей, он слишком слаб, к свободе путь отрезан. Все кружил над теми, кто раньше с благоговейным трепетом любовался его полетом и мечтал прикоснуться к этому крылатому божеству. Каждый взмах его окровавленных крыльев сопровождался взрывами нестерпимой боли. А злые людишки смотрели на умирающего лебедя, смеялись и кидали в него камни.
«Черные монстры», бывшие соратницы Дианы, только и ждали, когда же та придет на тренировку. Уже давно распланирована процедура оплевывания Брандт, у большинства всадниц была своя роль в этом гнусном действе.
Начала Жинетт Бойе. Она пошла навстречу Диане, и, максимально приблизившись к ней, толкнула плечом. Столкновение было таким сильным, что Диане показалось, будто ее пнул ногой здоровенный мужик.
– Прости, Диана. Я случайно, – протараторила Жинетт. Тонкие губы ее расползлись в ухмылке. – Девочки, вы видели? Я случайно ее толкнула! А то потом скажет, что специально, да еще и ребра все переломала! Диана же у нас такая сказочница!
Долго Бойе ждала ответной реакции от Дианы. И, к ее огромному разочарованию, так и не дождалась. С прежней гордой осанкой, с исполненным собственного достоинства взглядом голубых глаз Диана направилась к Вассаго, что дожидался ее в леваде.
Тренировка должна была начаться через сорок минут, и все эти сорок минут всадницы отпускали язвительные шуточки в сторону Дианы, смеялись над ней, не спуская с нее глаз. Припомнили ее одержимость учителем литературы, осуждали ее семью, глумились над смертью Деймоса и корили за бездействие в судьбе Джелвиры. Ее разобрали по кусочкам, каждое действие ее освистали, все победы обесценили, упомянули о каждом провале. Они осквернили своими злыми языками все то, что ей было дорого, все, чем она гордилась. Все ее душевные раны они опрыскали своим ядом. Ее просто за человека не считали. Она просто вещь. Раздолбанная вдребезги, грязная вещь.
Только три человека не принимали участие в этом: Элеттра, Никки и Искра. Элеттра искренне жалела Диану. Она ведь тоже для общества «Греджерс» всего-навсего вещь. Только змейки уже потеряли интерес к ней. Каждую ее щепочку раздробили. Никки было стыдно. С презрением она глядела на это орущее стадо. Осмелели они лишь объединившись, по одиночке никто бы не рискнул даже косо посмотреть в сторону Дианы. Но при всем при том Никки не соизволила вмешаться, прекратить этот балаган. Ей вдобавок страшно было. Пойдет против толпы – затопчут и ее. Искра просто наслаждалась этим процессом. Она снова стала важной персоной, власть вернулась к ней. А еще вернулось чувство легкости. Да-да, той легкости, что появлялась всякий раз, когда Искра совершала что-то громкое, жуткое…
Диана терпела, терпела, терпела. Подготавливала коня, терпела. Поправляла свой тренировочный костюм, терпела. С упоением вдыхала полной грудью запах весенней свежести, терпела. А смешки тем временем становились все громче и громче, реплики все острее, сила толпы все мощнее. Вдруг один из камешков, что бросали людишки, попал прямо в сердце лебедя. В этот момент кто-то вякнул про Джел и Деймоса. Не было никаких границ у этих девиц. Они смеялись даже над смертью, над громадной болью человека, потерявшего близкого.
Диана и не заметила, как оказалась в седле.
– Вассаго, ничего личного, – сказала она и…
Быстро прекратился смех. Сначала повисла настороженная тишина, а после раздался крик. Диана направила коня прямо на толпу, в эту груду зла и громоподобного хохота. Все участницы травли начали с криком отскакивать в разные стороны, попадали, перепугались.
Наконец-то тренер решил напомнить о своем существовании:
– Брандт, вернитесь на место!!!
Диана перемахнула через ограду и помчалась вглубь парка.
– Мистер Терджейро, я за ней! – крикнула Элеттра.
– Спелись две паршивые овцы, – со жгучей досадой прошипела Жинетт Бойе, глядя на то, как Элеттра лихо запрыгивает на Фобоса.
Диана все разгонялась. В какой-то момент ей захотелось вернуться и вновь пробежаться по разбросанным телам. С мстительным удовольствием она втоптала бы в землю всех, кто унижал ее. Вот это сильное чувство ненависти, захватившее Диану, обычно толкает людей на самые страшные деяния. Убийство, в том числе. Человек не может терпеть так долго, каким бы мужественным и смирным характером он ни славился. Всему есть предел.
Диане опостыла вся ее жизнь, ничто в этом мире не держало ее никакой силой. Осталось разогнаться еще чуть-чуть, тогда и терпению Вассаго придет конец. Он сбросит ее на полной скорости. Это будут последние скачки в ее жизни. И последняя победа.
– Диана!
Как было на предновогоднем торжестве, когда Элеттра своим пронзительным криком остановила Диану, решившую разделаться с Никки, так и теперь, услышав голос Эл, Диана опомнилась. С такой скоростью уже и окружающего пейзажа не различаешь, кажется, что движешься по бесконечному пестрому тоннелю. Все меньше сил у нее было, чтобы удержаться в седле. Остались считаные мгновения до ужасающего финала ее жизни. А вдруг Элеттра тоже пострадает? Фобос может испугаться, и Эл потеряет контроль или…
– Стой, дура!!!
Диана стала медленно сбрасывать скорость. Благо выдохшийся Вассаго не противостоял этому. Вскоре ей удалось прекратить движение. Элеттра тоже остановилась. Обе дышали с трудом пересохшими ртами.
– У тебя опять черти в башке сношаются?! – вскричала Эл. – Ты что вытворяешь?!
Диана только слабо улыбнулась в ответ. Она пребывала в интересном состоянии, похожем на эйфорию утопленника. Ее гибель была так близка, так притягательна! Внутри все бурлило, болело, каждый участочек ее тела возвещал о том, что она еще жива. И параллельно с этим Диана испытывала противоположное чувство. Опустошенность, удивительное умиротворение.
– Только в следующем семестре я позволю вам вернуться в клуб, – безапелляционным тоном вынес приговор Бастиан, как только Диана оказалась внутри его кабинета. – И, разумеется, на финальных соревнованиях команда обойдется без вашего участия.
– Постараюсь пережить это, – ответила Диана, удивляясь звуку своего голоса. Ей почудилось, что за нее говорит кто-то другой. Кто-то очень стойкий.
– По-вашему, то, что вы сделали, это смешно?!
– Я ведь не смеюсь, мистер Теджейро.
– Да я по глазам вашим вижу, что вся эта ситуация забавляет вас!
– Надо же, какой вы проницательный… По глазам все видите. А ушами своими ничего не слышите! До этого инцидента моя команда довольно громко и безостановочно поносила меня, а вы даже не подумали о том, чтобы вмешаться!
Бастиан не спешил с ответом. Возможно, он даже на миг раскаялся, потому и отвел глаза в сторону, тяжело вздохнул. Какие-то беспокойные мысли кишели в его голове, Диана это понимала. Наконец Бастиан облек эти мысли в слова:
– …Мне всегда казалось, что вы овладели искусством гнуться на ветру, но не ломаться. Что же с вами случилось, Диана? Эти ехидные девчонки могли говорить все что угодно, но вы не должны были опускаться до их уровня. Вы едва не растоптали своих сокомандниц! Каким-то чудом им удалось избежать серьезных повреждений!.. И в довершение всего вы даже не хотите извиниться за свое поведение. Вы низко пали в моих глазах.
Диана рассеянно слушала эмоциональную речь тренера. Привлек ее внимание длинный стеклянный стенд, на полках которого покоились многочисленные кубки школы «Греджерс». Почти все эти награды завоевала Диана. Всю себя она отдавала ради побед. Школа получала кубки и славу, Диана – травмы. А теперь… когда Диана износилась, когда силы ее поистрепались – она больше никому не нужна. Даже любимый мужчина сказал, что она здесь никто. Ее не слушают, не замечают, вышвыривают отовсюду с позором.
«Зря я остановилась», – подумала Диана.
– Дура… Дура!
– Ты другие слова знаешь, Элеттра? – спросила Диана.
– Когда я смотрю на тебя, у меня только одно слово в голове вертится: ду-ра!
Больше всего на свете Диане хотелось побыть одной, поспать. Может, хоть сон поможет ей распрощаться со страшной тяжестью в теле и полнейшей апатией? Но Элеттру не волновали ее желания и состояние. Она пришла к Диане, чтобы отчитать за ее сумасбродную выходку. Рэми тоже была с ней, только та просто контролировала свою подругу, дабы Эл не наговорила лишнего с горяча.
– Ты мне не подруга, но и не союзница больше, – продолжала Эл. – Ну какая из тебя союзница? Ты посмотри на себя. Просто посмешище! Добились гадюки своего, вывели! Ничего не чураются. Даже бедной Джел досталось… Но я знаю, что нервы у тебя были на пределе еще до их грызни. Подумать только! Так опуститься из-за проблем с мужиком!
– С чего ты взяла…
– Полноте, Диана. С того дня как Джераб перешел на сторону Героевой, ты сама не своя. Я же вижу. Давай, выкладывай, почему он так поступил? Должна быть серьезная причина. Я хочу знать, какая именно.
И Диана все рассказала. Вовсе не хотела она добиться этой правдой сочувствия от Элеттры и Рэми. Диана понимала, что Кинг не угомонится, пока не добьется своего. Она очень устала и готова была выложить все свои тайны, лишь бы ее наконец оставили в покое. Элеттру поразило то, как спокойно говорила Диана. Как будто речь шла не о ней самой, а о ком-то постороннем.
– Вот как-то так… Элеттра, а вы с Никки не сестры, случайно? Уж больно вы похожи с ней. В прошлом семестре ты меня шантажировала, теперь вот моя бывшая подруга.
– Выбирай выражения, Брандт! Сестры… Худшего оскорбления и не придумаешь.
– Вот же хитрая тварь! – не выдержала Рэмисента.
– Спорить не стану, ситуация сложная. У меня нет вопросов к Дилэйн и Героевой, те уже не впечатляют. Сколько бы курочки ни трепыхали крылышками, выше лебедя им не взлететь. Но вот твои действия, Диана, вводят меня в ступор. То, что произошло в прошлом семестре тебя ничему не научило, да? Только имея мозг величиной с овечью какашку, можно надеяться на то, что ваша интрижка останется тайной! А он, конечно, тоже хорош. Обвинил тебя во всем и смылся! Настоящий мужчина, нечего сказать! Можно подумать, он, тридцатилетняя детина, не понимал, чем чреваты запретные ласки со школьницей! Тебе всего семнадцать, Диана. На нем лежит вся ответственность за содеянное. Ты должна понимать это! – Элеттра аж запыхалась, пока говорила. Сделав короткую паузу, чтобы отдышаться, она продолжила: – Зачем тебе этот инфантильный слабак? Неужели до тебя до сих пор не дошло, что он так поступил с тобой вовсе не из-за Искры? Наш красавчик намеревается стать заместителем директора, а затем и главой школы, когда Голди отчалит на пенсию. Это высокая должность и внимание к ней обращено огроменное… Для простолюдина Эверетта это божье благословение. Это успех. Но над его успехом нависла угроза. И это ты, Диана. Ему подвернулся такой удобный повод, чтобы избавиться от тебя, чтобы ничто не помешало ему добиться повышения. Джераб просто таким образом решил восстановить свою подмоченную репутацию.
– Но зачем он начал все сначала?.. Я это не понимаю!
– Зачем… Зачем… Он сделал это, думая не мозгом, а нижней продолговатой деталькой своего тела!
– Нет… Он не такой, – устало возразила Диана.
– Дура!
– Ну а что тебе от меня, дуры эдакой, нужно? Что ты здесь делаешь? Почему ты мне все это говоришь? Ты ведь не подруга мне и даже не союзница!
– Некоторым вопросам суждено остаться без ответа.
Диана все-таки нашла ответ и гордо воспроизвела его:
– «Даже о потере друга мы жалеем не так глубоко, как о потере врага».
Элеттра убедительно сделала вид, будто слова Дианы пролетели мимо ее ушей. А они, конечно же, не пролетели. Напротив, они залетели в самую ее суть, вызвав тревожное громыхание сердечного механизма. Диана смотрела на нее неотрывно, не моргая. Если бы ее грудь не вздымалась при очередном вдохе, можно было бы подумать, что она умерла. Элеттра резко отвернулась. Ей стало очень тревожно. И тревога ее усилилась, когда она остановила взгляд на Рэми. Та интенсивно расчесывала запястье, пальцы ее уже были в крови, глаза зажмурены, но вовсе не из-за боли. Вернее, не из-за физической боли, что создавала сама Рэмисента. Мучила ее другая боль, та, что ей доставили Элай и Никки. То, что Дилэйн сделала с Дианой, – смех да и только! Вот Рэми пострадала больше всех – у нее отняли брата. Элай в полной власти Никки, он ничего не соображает из-за этой поганой любви!
– Рэми…
– Что? Вы спросили меня о чем-то?
«Почему Эл так странно смотрит на меня? Да и Диана вроде испугана. Что стряслось?..» – удивилась Рэми.
– Покажи руку, – попросила Элеттра.
Рэми стала в панике разглядывать свое кровавое запястье. Не ведала она, что творит. Думала только об Элае и Никки, мысленно ушла в мрачное пространство сознания, где она могла остаться наедине со своим страданием, а тело осталось само по себе и заняло себя тем, к чему давно привыкло.
– Эл… не надо.
Рэми поспешно вышла из комнаты.
– Ладно, пойду, – сказала Элеттра растерянным голосом. – Я ей нужнее.
– Спасибо, не подруга, не союзница. Просто спасибо.
Теперь Диане был ясен истинный мотив Элеттры. Не злорадствовать она пришла к ней, не учить уму-разуму, а чтобы поддержать. И это получилось почти по-дружески. Диану коробило данное открытие, но все же она не могла не поблагодарить Элеттру.
– Просто пожалуйста. Дура.
Искра поделилась с Никки, каким путем ей удалось добиться извинений от Эверетта. Никки подозревала, что за всем этим последовало, в частности, какой тяжелый разговор случился между Дианой и Джерабом. Большого труда стоило ей скрыть свое недовольство. Она заметила, как сильно изменилась Искра. Та по-другому стала мыслить и реагировать. Все ярче в ее характере вырисовывались нормальные человеческие черты. В общем, Искра теперь почти не казалась чудиком, вела она себя как обычный человек. Так на нее повлияла учеба в «Греджерс». И это пугало. Она впитала в себя все пороки этого места, его жестокую мудрость. Искра становилась еще разумнее, сильнее и опаснее. Поэтому Никки пришлось смолчать.
Диана смогла задремать, после того как Эл и Рэми покинули ее, но вдруг дверь ее комнаты снова скрипнула. Пожаловал очередной незваный гость. Диана неохотно оторвала голову от подушки.
– Мистер Теджейро послал меня, чтобы я передала тебе его последний приказ: забери свои вещи из раздевалки, – сказала Никки.
– …Заберу, – полусонно ответила Брандт.
– Отлично.
– Все?
– Да.
Никки, переступая порог, уже была готова к безрадостным последствиям этой встречи: Диана тут же набросится на нее с кулаками или не позволит рта ей раскрыть, станет кричать во всю глотку, обвинять, оскорблять или же вообще никак не отреагирует на нее, даже не поглядит в ее сторону. Но то, что Диана спокойно, вполне дружелюбно ответила ей, ошеломило Никки. «Да я бы свернула ей шею, если бы она так подставила меня! Либо Диана готовит мне в ответ что-то действительно страшное, либо… она попросту сдалась». Никки склонялась ко второму варианту. Диана выглядела раздавленной. Дилэйн захотелось обнять свою бывшую лучшую подругу, но вместо этого она просто сказала:
– Диана… я не хотела, чтобы так получилось.
– Когда-то ты уже говорила подобную фразу, – все так же безмятежно ответствовала Диана.
– Я не знала, что Искра включила диктофон! И разболтала я ей все… да потому что пьяная была! Ты же знаешь, когда я пьяная, у меня мозг отключается, и я начинаю вытворять всякую дичь.
– Получается, ты всегда пьяная. Ведь ты постоянно вытворяешь дичь, Никки. – Диане очень нравился момент в определенных фильмах, когда умирающий посылает в сторону врага последние пули. Это фантастическая сцена, демонстрирующая всю силу духа героя. И вот сейчас она решила повторить тот же прием, сделать заключительный выстрел в Никки. Диана пристально посмотрела на Дилэйн и медленно проговорила: – Знаешь, что самое удивительное? Джел любила тебя больше всех. За что?.. Вот эта мысль не дает мне покоя. Такое ничтожество, как ты, не заслуживало любви этого чистого, кроткого, преданного создания.
Никки ушла, не промолвив ни слова. Оказавшись за дверью, она разразилась слезами.
– Не злись, Никки.
– Разве я злюсь? – выдавила из себя Никки, содрогаясь от напряжения.
– Я думаю, что да. Если бы кто-то воспользовался моей доверчивостью, то я бы тоже злилась. – «Как она теперь хорошо во всем разбирается! – в страхе подумала Никки. – От скудоумного звереныша не осталось и следа». Искра тем временем продолжала: – Я не могла поступить иначе. Я знаю, что имею большое значение для тебя, но…
– Ты – грязь под ногтями. Какое ты можешь иметь значение?
Через секунду Никки уже пожалела о сказанном. Ее поступок был глупым и неосторожным.
– Мне хочется обидеться. Но я не буду. И ты не обижайся на меня. Мы же подруги, – был ответ Искры.
– Ох, и дорого же мне обходится дружба с тобой…
Искра надолго замолкла, думала, решалась на что-то. В руках она держала телефон, все смотрела на него боязливо. «Может, она станет лучше ко мне относиться, если я сделаю это? Вдруг она узнает что-то очень важное благодаря мне?»
– …Я дала прослушать мистеру Эверетту неполную запись. Когда пришла Калли, ты выволокла нас из палаты, и у меня не было возможности забрать свой телефон. После нас в ту палату еще кое-кто наведался. Два человека… Их разговор тоже записан.
– Господи, что же там? – насмешливо поинтересовалась Никки. – Какие-нибудь убогие школьные сплетни?
– Нет. Не располагаю идеей, как назвать это. Ты должна послушать.
– Ой, да не хочу. Мне сейчас не до этого. Будь любезна, отвяжись от меня хотя бы на пару часов.
– Послушай, Никки, – упрямо настаивала Героева.
Никки не испытывала ни малейшего любопытства. Всем своим видом она дала это понять, но все-таки ей пришлось уступить своей соседке. Она выхватила ее телефон, включила запись. Узнала голоса Рэмисенты и Элая.
Искра сидела в стороне и наблюдала за тем, как лицо Никки мрачнеет с каждой секундой.