Обломки нерушимого

Глава 30

Бастиан Теджейро, Бригида Ворчуковски и лучшие всадницы команды «Греджерс», в число которых вошли – Диана Брандт, Элеттра Кинг, Искра Героева, Никки Дилэйн, Астрея Дойч, Каприс Херцог и Скайлер Фэйрчайлд, прибыли в Шотландию, а именно в городок Барвимарш, что находился близ Национального парка. Барвимарш, славящийся очаровательным, безмятежным пейзажем, стал местом проведения выездных командных соревнований – главного состязания спортивного сезона. Пять сильнейших команд – представители пяти элитных школ – должны в течение трех дней сражаться друг с другом, показывать все свои навыки, делать все возможное и невозможное, чтобы пополнить коллекцию кубков своей школы. Вне всяких сомнений, та всадница, что принесет победу команде и прославит свое учебное заведение, станет чрезмерно важной персоной, авторитетом, настоящей звездой, легендой… Можно бесконечно перечислять высокие звания, что получит победительница. Важно лишь одно – успешно пройденные многочисленные испытания грядущих соревнований имеют эффект Чистилища, благодаря которому «смоются» все неискупленные грехи той самой девушки, завоевавшей кубок. Все, что было ранее сказано, сделано ею, все, что не красило ее – забудется. Она вновь будет чиста, влиятельна, сильна, по умолчанию уважаема. Требовательное, но вместе с тем очень ведомое общество тут же примет и полюбит ее. Вот каков истинный, глубинный смысл будущей борьбы.

Пока тренер вместе со вспомогательным персоналом занимался разгрузкой лошадей, его команда была отдана в распоряжение Бригиды. Та доставила девушек в «Лагерь всадников» – уютное закрытое пространство с традиционными шотландскими жилищами, манежем для тренировок, ипподромом и громадной развлекательной площадкой, включавшей коктейльные бары, лавки с сувенирами, местными сладостями и ароматной свежей выпечкой, просторные красивейшие территории для танцев, кофейни, рестораны, сцену для вечерних концертов, а также спа-уголки с горячими источниками.

Бригида и ученицы остановились возле старинных домиков из серого гранита, что покоились на фоне ярко-зеленых холмов.

– Каждый домик рассчитан на пару, поэтому вы должны разделиться…

Не дав договорить Бригиде, Никки заявила:

– Я с Героевой!

– А я с Астреей! – крикнула Скайлер.

Диана и Элеттра быстро переглянулись, обе одновременно поняли в какой скверной ситуации оказались – раз всадниц семеро, значит, кто-то останется без пары и, следовательно, эта неудачница обречена на трехдневное сожительство с Бригидой. Брандт и Кинг хором оповестили:

– Мы вместе!

– Что ж, мисс Херцог, выходит, вашей соседкой стану я, – грозно подытожила миссис Ворчуковски.

Все направили соболезнующие взгляды в сторону невезучей Каприс. Та стояла с опущенной головой, едва сдерживая слезы.

– Итак, продолжим, – сказала Бригида. – Сейчас вы заселитесь, разложите свои вещи, а после будете дожидаться моего сигнала. Покинуть домик вы сможете, лишь поставив меня в известность и получив мое разрешение. Всем это ясно? – Девушки мрачно кивнули. – В темное время суток, разумеется, прогулки категорически воспрещены. Если я узнаю, что кто-то из вас пренебрег моими наставлениями, то сделаю так, что вы надолго запомните эту поездку. Я не потерплю безалаберного отношения к дисциплине!

Достигнув своей главной цели, – испортить всем настроение, – Бригида отпустила своих подопечных.

Искра и Никки вошли внутрь своего домика, устало огляделись. Внутренняя планировка и убранство всех домиков были одинаковыми: переступив порог жилища, ты сразу оказываешься в небольшой опрятной комнате с кроватью у окна и креслицем рядом, столом со стульями в центре, шкафом у дальней стены, камином, телевизором с противоположной стороны; здесь же, на первом этаже, находились ванная и туалетные комнаты; еще был второй этаж (он тоже располагал одной уютной комнатой), куда вела добротная деревянная лестница. Весь интерьер при этом был выполнен в деревенском стиле: стены отделаны темными дубовыми панелями, такого же тона и из того же материала отполированный пол; занавеси, скатерти, накидки на стульях и кресле, коверчик – все с клеточным орнаментом в бордовой расцветке.

– Ты где будешь спать? Здесь или наверху? – спросила Никки.

– Там… где ты не будешь спать.

– Тогда иди наверх.

Никки швырнула свою сумку на кровать, сама плюхнулась туда же и после с раздражением отметила, что ее соседка не торопится занимать свою комнату. Искра стояла в углу, как затравленный зверек, глядела в пол.

– Никки… ты заселилась со мной, потому что мы подруги или по какой-то другой причине?

– Хочешь узнать, дружим ли мы до сих пор?

– Да, хочу, Никки…

– В наших отношениях ничего не изменилось. Можешь расслабиться. А вот мне теперь расслаб-ляться никак нельзя, – последнюю фразу Никки произнесла вполголоса.

– А остальные… они еще дружат со мной?

– Вот на это надеяться не стоит.

Скандальное прошлое Искры стало новостью лишь для учениц. Миссис Маркс все знала с самого начала. Директриса сделала исключение, приняв Искру в «Греджерс», поскольку бабушка новенькой, Болеслава Гордеевна, была ее близкой подругой. Миссис Монтемайор смогла убедить главу «Греджерс» в том, что ее внучка больше не представляет угрозу обществу, Искра получила достойное лечение в России. К тому же Искра поразила Голди превосходными результатами вступительных экзаменов. Школа «Греджерс» всегда великодушна к светлым умам. И все же то выступление Дианы на маскараде не могло не сказаться на отношении общества к Искре. Многие начали сторониться ее, были и те, кто открыто осуждал ее, но последних было очень и очень мало. Большинство же продолжало поддерживать Искру, ввиду страха и благоговейного преклонения перед ее выдающимися способностями в спорте и учебе. Все лишь надеялись на то, что выездные соревнования все расставят по своим местам: если Искре суждено и дальше главенствовать в «Греджерс», то она вернется победительницей.

– Искра, ну что с тобой не так?! Какой следующей новостью о тебе меня огорошат? Может, ты убила кого-то, расчленила и закопала в парке? А что, я слышала, в вашем Петербурге это не редкость. Можно сказать, русская забава!

– Мне не довелось еще убить кого-то и расчленить. Это не ложь.

– Ну слава богу. Успокоила!

– Ева мне очень нравилась. Я хотела стать ее подругой, но…

– Да не хочу я слушать твои оправдания! – остервенело вскричала Никки. – Ты хотела заживо сжечь ее, Искра! Господи!!! Разве это можно как-то оправдать?! Иди… Не мозоль мне глаза. Мы с тобой друзья. Запомни это! – с тревогой в голосе прибавила Никки. – Я не хочу стать твоей следующей жертвой…

Искра посмотрела на Никки. Ее красивые, грустные глаза показались окнами, из которых глядела напуганная, удрученная и жаждущая любви душа. Искра снова понурила голову и молча поднялась на второй этаж.

«Вот это я влипла… капитально», – подумала в страхе Никки, обвив себя руками.

Бедолага Каприс сидела в баре и заливала свое горе «Айрн-Брю». Под ее ногами будто разверзлось жерло адской пропасти, она упала туда и оказалась узницей мрака и ужаса, зловония, страшнейших пыток. Так восприняла Каприс свое соседство с миссис Ворчуковски. Та контролировала каждый ее шаг, не разрешала пользоваться телефоном дольше трех минут (она засекала время!); те книги, что привезла с собой Каприс, тоже оказались под запретом, так как Фригида посчитала их чересчур ординарными, препятствующими развитию девичьего умишка; о просмотре телевизора и речи не могло идти; даже в туалет отпускала с неспокойной душой. Благо мистер Теджейро, решив все вопросы с конеперевозчиками, позвал команду на тренировку. Наконец-то можно было отдохнуть от вездесущей надзирательницы! После тренировки Каприс и наведалась в бар.

– О, «Черные монстры»! И снова здравствуйте! – услышала Каприс знакомый грубый голос. Он принадлежал Гризель Киннэрд, что представляла школу «Нордвесчер». Вместе с Гризель бар заполонили: ученица школы «Авалон» – Хайед Мадейра, Пернилл Корбетт из Академии им. Святого Патрициана и Мерсия Эсмонд, воспитанница «Саутвелла». Перечисленные всадницы были лучшими в своих командах и предпочитали держаться компании таких же, как они, лидеров. – Ходят слухи, что в «Греджерс» революция. Это правда, что вы свергли Брандт? – полюбопытствовала Киннэрд.

– Абсолютная правда, – с гордостью ответствовала Каприс. – Ко всеобщему удивлению, это слишком легко получилось сделать.

– Не могу поверить в то, что Диана так быстро сдалась, – вставила Хайед Мадейра.

– Да ты что, Мадейра! Еще недавно никто из нас не мог поверить, что Диана вылетела из конного клуба. Я считаю, что эта зазнайка получила по заслугам, – высказалась Мерсия Эсмонд.

– Согласна с тобой, Мерсия, – сказала Пернилл Корбетт. – Почему вообще все столько лет боготворили ее? Смазливое личико, фигура не ахти… Как спортсменка Брандт середнячок, давайте признаем это. Чем она может гордиться? Пустоголовое ничтожество выбилось в свет лишь благодаря хорошим связям.

Представьте, что за окном спокойная, ясная погода, тепло, хорошо и птички благозвучно поют… и тут раздается внезапный, оглушительный гром! Небеса разразились гневом, вмиг почернели и загрохотали вновь! Только с этим можно сравнить неожиданное появление Дианы в баре. Все, кто так рьяно поливал ее грязью, вдруг замолкли, замерли, словно на них кто-то направил дуло ружья.

– Диана… а ты… тоже здесь? – отважилась сказать Гризель.

Пернилл обратилась шепотом к Каприс:

– Почему ты не сказала, что она приехала с вами в Барвимарш?

– Я думала, вы знаете…

– Рада встрече с вами, девочки, – несколько высокомерным тоном сказала Диана. – Завтра будет очень интересно!

Удивитесь ли вы, если я скажу вам, что первый день скачек был ознаменован блистательной победой школы «Греджерс»? Полагаю, что нет. Также вряд ли вас ошеломит новость о том, кто принес эту победу. Конечно же, Искра. Только в «Греджерс» знали, что из себя представляет новенькая. Соперники же поначалу относились к ней с выраженным пренебрежением, всякий раз задаваясь вопросом: «Как это неразговорчивое, плюгавенькое существо добилось того, чтобы войти в семерку лучших?» Но после того как Искра «размазала» всех, ее мигом, все без исключения, начали воспринимать всерьез. А еще все стали нервничать, как будто только теперь, после победы Искры, до них дошло, какую тяжкую ответственность они несут. Репутация школы, свой авторитет – все зависит от них. И все провалится в тартарары после очередной схватки с новым мощнейшим противником…

Пара спортсменок, что показала наихудший результат, была обязана покинуть соревнования. Это правило касалось всех команд. «Черные монстры» в первый день лишились Скайлер и Каприс.

Элеттра с тихим стоном сняла перчатку. Плечо ее до сих пор ныло, но Кинг старалась не подавать виду. Сражалась она наравне с другими, не щадя себя, и, лишь оставшись в одиночестве, в пустой раздевалке, как сейчас, она могла дать волю эмоциям. Жгучие слезы застилали глаза, молчать больше не удавалось. При каждом движении Эл всхлипывала и стонала. Бастиан застал ее в таком жалком положении. Он случайно проходил мимо раздевалки и остановился, услышав страдальческий стон.

– Элеттра, – сказал тренер, – на вашем месте я бы не стал продолжать участие.

Эл вновь постаралась принять свой спокойный, обыкновенный мрачный вид. Еще до того, как Элеттра осмелилась что-то сказать, ее грозный взгляд красноречиво известил тренера о том, что она ни при каких условиях не собирается уступать.

– Мистер Теджейро, вы же читали заключения врачей. Я выздоровела и могу, ничем не рискуя, подвергнуть себя нагрузке.

– Как же хочется, чтобы вы оказались правы. – В этот момент Теджейро положил свою массивную длань на больное плечо Элеттры. Та забыла как дышать из-за резкой боли, стояла недвижно с таким видом, точно напоролась на острейший штырь. – Возможно, я в самом деле паникую зря.

– Да, мистер Теджейро… Волноваться не стоит, – еле-еле выговорила она.

– Элеттра, – убрав наконец руку, сказал Бастиан, – я знаю, что вы – сильный человек. Но также… я понимаю, что вы пытаетесь подражать Диане.

– Что? – Услышав это, Элеттра быстро позабыла о своем плече да и вообще обо всем на свете. – Нет. Вы заблуждаетесь, – с чувством оскорбленного достоинства возразила она.

А Бастиан продолжал с присущей ему грубоватой прямолинейностью:

– Вы стремитесь заполучить ее успех, услышать ту же похвалу, что посвящают Диане после каждого турнира. И поэтому вы гробите себя, терпите эту боль… Вот мой совет: перестаньте копировать Диану. Во-первых, у вас это не получится, а во-вторых, вы сама по себе уникальная личность. Уверен, вы тоже для кого-то являетесь примером. Не потеряйте себя в стремлении завоевать чужую славу. Это очень страшно, поверьте мне.

Бастиан направился к выходу из раздевалки. Элеттра, обозленная, до сих пор категорически несогласная с мнением тренера, остановила его, спросив:

– Но я продолжу участие в скачках? Ведь продолжу, мистер Теджейро?

– …Вы сделали свой выбор, – разочарованно ответил он. – Продолжайте.

– Диана, не откажи в помощи.

Брандт возмущенно воззрилась на Эл. Это был второй день скачек. Остались считаные минуты до объявления начала заезда.

– Что? – с неудовольствием спросила Диана. Ей не хотелось ни на что отвлекаться. До того, как Эл окликнула ее, она занималась разработкой собственной стратегии, что поможет ей легко и безболезненно первой достигнуть финиша.

– Постой здесь. – Эл привела Диану к раздевалке. – Если увидишь кого-то из наших – отвлеки. Никого не пускай сюда, поняла?

– Стой! Ты что хочешь сделать?

– Хочу устроить Героевой свидание с кафельным троном. – Элеттра показала блистер препарата с сильнодействующим слабительным эффектом и зловеще улыбнулась.

– Это гнусно! Хотя ничего другого я от тебя и не ожидала.

– У меня свои методы, Брандт, а у тебя свои! Не вмешивайся!

– Хорошо, не буду. – Диана резко развернулась и уже собралась было уйти, но тут Элеттра схватила ее за руку.

– Подожди! Мне больше не к кому обратиться.

– Элеттра, ты хоть представляешь, как смешно выглядишь со стороны? Это детские проказы!

– В том-то и дело. Мои действия не нанесут никому страшного вреда. Я, в отличие от тебя, знаю меру!

В полной уверенности, что Диана теперь не сдвинется с места, Элеттра побежала в раздевалку. Диана и правда никуда не ушла. Побудило ее к этому вовсе не желание помочь Элеттре, а намерение выбить из колеи Искру. Пусть хоть таким смешным, недостойным способом. Элеттра тем временем успешно смешала таблетки с протеиновым коктейлем в шейкере Искры. Были сомнения относительно того, выпьет ли Искра эту опасную смесь перед заездом или нет, но Элеттра тем не менее уже ощущала приятнейший привкус своей победы.

На счастье Кинг Искра все-таки сделала несколько глотков коктейля. Уже на старте она почувствовала себя нехорошо, но не придала этому значения, связав неприятные ощущения в животе и слабость во всем теле с небольшим волнением. Но вот начались скачки. Самочувствие Искры все ухудшалось… Живот неустанно бурлил, резкие спазмы пронзали его. Искра не рисковала набирать скорость, поскольку не могла в полной мере контролировать процесс езды. Безусловно, она понимала, чем это чревато, но у нее не было выхода. Ее цель с «прискакать к финишу первой» сменилась на «хотя бы просто прискакать к финишу», потому что «взрыв» был неминуем. Организм Героевой быстро сообразил, каким образом ему следует решить назревшую проблему.

В итоге Искра завершила заезд самая последняя. Диане пары секунд не хватило для того, чтобы обогнать Гризель. Киннэрд и стала победительницей. Команда «Греджерс» потеряла еще двух бойцов – Никки и Искру.

Победа «Нордвесчер» ничуть не расстроила Диану и Элеттру, ведь впереди третий день состязаний, он все и решит. Да и в конце концов, как можно расстраиваться, зная, что Героева и Дилэйн выбыли? Они гарантированно не попадут в финал и вернутся в школу без награды, посему их положение в обществе «Греджерс» совершенно точно претерпит серьезные изменения.

– «Детские проказы» сыграли решающую роль в этой войне. Учись, Диана, – глумливо процедила Элеттра, провожая взглядом Искру, несущуюся сломя голову к туалетным кабинам.

Никки, угнетенная, уставшая, направлялась к своему жилищу. Как же она ждала эту поездку в Барвимарш… В прошлом семестре они с Дианой при каждом удобном случае, пока рядом не было Джел и Калли, с неутихающим восторгом обсуждали, как проведут эти несколько дней вдали от школы и дома, как будут развлекаться втихомолку. Но все сложилось совсем не так, как они планировали. Диана делает вид, что ей хорошо с Элеттрой, с человеком, которого столько лет ненавидела всеми фибрами души. Брандт всегда презирала двуличных людей, а теперь сама такой стала. Дружба с Элеттрой – это настоящее двуличие, стопроцентная ложь! Диана низко пала в глазах Дилэйн. И только по вине Дианы Никки вынуждена теперь терпеть Искру, переживать за свою жизнь… Все могло быть иначе, если бы Диана простила Никки тогда, после падения Индии. Никки бы непременно выдала Искру и тем самым быстро восстановила справедливость! И пусть теперь Никки ежедневно мучается из-за своего вранья, преступного безмолвия, покрывательства, но она не изменит своей позиции. Только ради того, чтобы Диана тоже страдала, зная всю правду, только ради этого!

– Дилэйн, лицо попроще сделай.

Никки повернулась на голос.

– Элай! Ах ты залупище! Ты что тут забыл?! – Никки подбежала к парню, обняла.

– Приехал посмотреть, как ты тут позоришься, – со смехом ответил Элай.

– Жаль, что приходится тебя расстраивать, но… я вылетела.

– Поэтому ты кислая такая?

– Я была уверена, что на что-то способна. – Никки улыбалась, говоря это, но в голосе ее прослеживались нотки печали.

– Так ты действительно на многое способна. Ты способна быть премилой шлюшатинкой, ходячей мерзятиной и…

– Довольно, Элай. Уровень поддержки просто зашкаливает!

– Ну… что тут у вас интересного? – спросил Элай, барственно оглядев территорию лагеря. – Я, кстати, привез с собой неплохое пойло. Уверен, вас здесь балуют только молочными коктейлями да фрешами. Пойдем ко мне?

– Соблазн велик, скрывать не стану, – задумчиво сказала Никки. – Но есть одно «но»…

И это «но» возопило в нескольких шагах от них:

– Мисс Дойч, мисс Фэйрчайлд, известно ли вам, что можно иными способами выразить свои положительные эмоции?! Ржать дозволяется только вашим скакунам!!!

– Боже праведный!.. Это что за Чак Норрис в юбке? – испуганно хихикнул Элай.

– Бригида… Заместитель директора. Если она узнает, что у тебя есть пойло с градусом и что я решила угоститься им, то…

– Можешь не продолжать. Я все понял.

Элай и Никки, пользуясь тем, что миссис Ворчуковски, пока отчитывала Астрею и Скайлер, стояла спиной к ним, быстренько смылись и нашли надежное пристанище в одном из ресторанчиков лагеря. Элай пытался вести себя вольготно, всячески подкалывал Никки. Вот только эта напускная непринужденность плохо сочеталась с его напряженным лицом и ласковым, обращенным на Никки взглядом. Все эти дни после маскарада он выдумывал новый повод, чтобы повидаться с Дилэйн, и вот наконец подвернулась поездка в Барвимарш. Здесь, вдали от сестры, от ее давящего гнета, Элай смог полностью погрузиться в чувства к Никки. В эти странные, сильные чувства… Почему его так тянет к ней? Он не мог понять этого. И также не мог он сообразить, что ему со всеми этими чувствами делать дальше. Потому он злился, нервничал и порой не сдерживался.

– Здесь собрались лучшие из лучших, правильно? – спросил Элай, заметив, что Никки порядком заскучала.

– Лучшие из лучших и я.

– Да хватит уже! Надоело слушать твое нытье! Ты же никогда не стремилась к первенству?

– И я по-прежнему не стремлюсь к нему, – ответила Никки, удивленная его быстро изменившимся, раздраженным тоном.

– Тогда что с тобой происходит?

– Тебе честно ответить?

– Да уж постарайся.

– Я просто устала… Мне надоела эта фальшь. Популярность, власть… Даже пугает все это. Единственное настоящее, что было в моей жизни – это любовь моих сестер и преданность моих подруг. Я лишилась и того, и другого. Здорово, конечно, быть в центре внимания, но это и ничто другое не сравнится с тем, что я имела раньше. Леда, Клара… Диана, Калли… Джел.

– …И Арджи, – добавил Элай, с невеселым любопытством посмотрев на Никки.

Никки же угрюмо согласилась:

– Да! И Арджи!.. Как хочется все вернуть назад! Но это невозможно… невозможно.

– Но ведь не все так плохо, Никки? Да, со старыми подругами все кончено, но зато теперь у тебя есть новая. Искра или как там ее?

– Не говори мне про эту умалишенную!

– Ладно… Тебя обожает вся школа, несмотря на все твои выходки.

– Ну, положим так. Дальше что?

– У тебя… у тебя есть я, в конце концов. – Элаю проще было бы поднять языком бетонную плиту, чем произнести эти слова. Но все-таки он сделал это и теперь с тревожно колотящимся сердцем глядел на Никки и ждал ее ответа.

– Ты? – усмехнулась Никки. – Я люблю тебя, Гнидозушка моя. Но ведь ни для тебя, ни для меня не секрет, что мы вместе, пока нам обоим это выгодно.

– Это не так, – возразил Элай. Голос его стал хриплым и непослушным.

– Элай, ну хоть ты мне не ври!

– Закрой свое зубохранилище и выслушай меня! Я ненавижу тебя, Никки! Из-за тебя я стал таким… паршивым слюнтяем! Я думаю только о тебе. Постоянно! Я… кажется, я хочу быть с тобой. Я хочу стать твоим Арджи, черт возьми!

Элай сам от себя не ожидал, что может быть таким искренним, пылким. Он влюблен! Влюблен так же сильно, как Никки влюблена в Арджи Смита. Это состояние ново для него, ему почти страшно. Но Никки… она ведь поймет его? Поддержит? А, может, вскоре ответит взаимностью? Хотя бы даст ему маленький шанс… Они же очень близки. С самой первой их встречи и поныне Никки и Элай неразрывно связаны. Словно звенья одной цепи они были необходимы друг другу. Она всегда доверяла ему свои самые сокровенные мысли и тайны. Вот и он решил поступить сейчас так же. Ему нечего бояться.

Но Никки… просто посмеялась над ним. Смеялась она долго и громко.

– Ты убить меня решил, да? Я сейчас лопну от смеха!

Все в Элае застыло… окоченело. Он смотрел на нее глазами безмерно преданного и вдребезги разбитого человека.

– …Вот такой я шутник. Повезло тебе со мной.

– И правда повезло! – сквозь смех сказала Никки. – Ох, ты сделал мой день. Спасибо, Элай. И вообще спасибо за то, что терпишь меня.

– Это называется Любовь, – тихо буркнул он.

– Ха-ха, любовь, ну да. Эй, куда ты?

– Пойду к себе. Меня ждет шикарный бар. А ты… продолжай киснуть, если хочешь. Я сделал все, что мог.

И снова эта нарочитая легкость в его поведении, нахальная улыбка на лице… Элай не стал больше распинаться. Ни к чему это. Она никогда не поверит ему. Он всегда будет смешон. Конечно, Элай страшно виноват перед ней. Никки и не подозревала, какое зло он причинил ей и причинит еще… Но своей искренней любовью Элай вознамерился загладить эту вину, спасти свою душу, заслужить прощение. Он правда готов был покаяться в своих прегрешениях, но…

Никки просто пожала плечами и беззаботно улыбнулась, когда Элай ушел. Его признание она восприняла как очередную очень удачную шутку. Никки ощутила прилив хорошего настроения благодаря этой «шутке».

Вечер в «Лагере всадников» – это время блаженной праздности и умопомрачительного веселья. После тяжелых тренировок и жесточайших соревнований всадницам безумно хотелось хоть немного расслабиться. Организаторы турнира им в этом помогали: каждый вечер на сцене гремели концерты с приглашенными мировыми звездами, а после молодежь пускалась в пляс на танцевальной площадке. Знаменитые диджеи развлекали разгоряченных тусовщиков до самой зари. Танцы, танцы, танцы! Кто как умеет! Никто никого не стесняется. Всем просто сносит голову от этой веселой кутерьмы. В лагере отдыхали не только спортсменки, но и все желающие увидеть вживую молодых и горячих звездочек из разных престижных школ. Также здесь были любители делать ставки и просто ценители конного спорта. Таким образом, народу в лагере полно, и оттого было еще веселее. Куча знакомств, море ярких эмоций, драйва, шалостей, безбашенности. Свобода!

Но всадницам «Греджерс» не понять всего этого… Бригида Ворчуковски видела в этом безобидном пиршестве одну лишь разнузданность. Не стоит сравнивать все это действо с торжествами в «Греджерс». Там все-таки гораздо больше строгого персонала, не спускающего глаз с воспитанниц, да и меньше пришлых людей. Что тут говорить, в «Греджерс» легче держать девушек в узде, чего не скажешь об этом месте. Поэтому Бригида не позволяла своим несчастным «заключенным» стать частью этого, по ее мнению, содома.

Элеттра без всякого интереса листала книгу, а Диана с грустью глядела в окно.

– Там вечеринка.

– Ну и что? – бросила Эл.

– …Там весело.

– Зашторь окна, Брандт! Мне тоже тошно находиться здесь, с тобой, но я же не жалуюсь!

Диана повиновалась, зашторила окна и не стала больше травить душу. А потом вдруг подошла к вешалке, набросила на себя куртку, надела кроссовки.

– Ты куда намылилась?!

– Я иду на вечеринку. Мы пашем как лошади. Тренировки, учеба, соревнования… Сколько можно? Мы заслужили отдых!

– Забыла, что сказала Бригида? Она прикончит тебя, если узнает!

– Точнее, если ты выдашь меня.

– Ну и дрянь же ты, Брандт! – Лицо Элеттры побагровело от злости. – Значит, мы должны сидеть взаперти, мучиться, пока все остальные развлекаются, а ты вот так возьмешь и сбежишь? Ты же всех нас подставишь!

– Я вернусь через полчасика, – упорствовала Диана.

– Сволочь, опомнись! Ты что, никогда не бывала на вечеринках?! Неужели стоит так рисковать?!

Элеттра не добилась ответа. Диана прямо перед ее носом хлопнула дверью.

Как свежо и приятно на улице! Какое небо! Какая ночь!.. Диана набрала полную грудь воздуха, широко улыбнулась и… увидела подбежавшую к ней Элеттру.

– Ох, какие люди! Надо же! – засмеялась она.

– Предупреждаю последний раз: если ты сейчас же не вернешься, я сдам тебя Бригиде!

– Миссис Ворчуковски! – закричала Диана.

– Ты что, ополоумела?!

– Миссис Ворчуковски, мы здесь!!! Мы вас ослушались! Придите и накажите нас, дрянных девчонок!

– Дура! Идиотка! – Элеттре хотелось расколошматить Диану и в то же время бежать что есть силы, пока Бригида не пришла на клич.

– Элеттра, ее здесь нет, – спокойным тоном сказала Диана. – Ты посмотри… как красиво, да? – Она указала на тысячи ярких желтых гирлянд, что были растянуты над всей территорией лагеря, создавая такое своеобразное, второе, желтозвездное небо… – А еще там есть огромная бочка с бесплатным сидром! – прибавила Диана, кивнув в сторону лагеря.

Все меньше сил оставалось у Эл для сопротивления. Диана заразила ее уверенностью и бесстрашием. Элеттра отбросила в сторону свои сомнения. Все «Черные монстры», включая Никки и Искру, сидят и скучают в домиках, а они с Дианой на воле и им весело! Ну не здорово ли?

– Вкусно. Хочу еще. – Диана потянулась к кранику бочки с сидром.

– …Я тут подумала, – начала Эл, осушив свой стакан.

– Ого! Ничего себе… Ты не перестаешь меня удивлять, – съязвила Диана.

– Брандт, еще одно слово, и я стукну твою башку об эту бочку, поняла? Так вот… Я подумала, раз Героева выбыла, у кого-то из нас есть все шансы победить завтра.

– С удовольствием согласилась бы с тобой но, увы… Гризель Киннэрд – машина. И сегодня она это еще раз доказала. В лучшем случае мы попадем в тройку лидеров.

– Великая Диана Брандт никогда не сдается, – иронически подметила Эл.

– И всегда смотрит правде в глаза, – неутешительно заключила Диана.

Диана и Эл сперва отдохнули на концерте, а затем вместе с ликующей толпой отправились на танцевальную площадку. Каждую минуту к ним кто-то подходил с целью завести знакомство. Роскошную брюнетку и не менее прекрасную блондинку трудно было не заметить. Брандт и Кинг чувствовали себя полноправными хозяйками этого вечера, вели себя соответственно. Всех тянуло к этим ярким, красивым, дерзким девушкам, но те лишь уклончиво отвечали на оказанное им внимание или же не отвечали вовсе. Им просто хотелось расслабиться. И одной, и второй (хоть они никогда в жизни не признаются в этом) было хорошо в обществе друг друга, и никто лишний им не был нужен.

Сумасшедшие танцы, мерцание огоньков гирлянды, сидр, восхищение со стороны, адреналин, каждый раз подскакивающий до критического уровня при мысли о Бригиде – вот, что входило в состав их бурного восторга! Здесь, сейчас – хорошо! А что будет там, после – неважно! Как сачком ловят бабочку, так и им удалось поймать миг счастья. Они немного поиграются с ним, внушив себе, что отныне неисчерпаемо богаты этим счастьем, а потом отпустят. Случайно… Безвозвратно.

– А, может, бросить, все? Завязать навсегда со спортом, раз ничего путного не выходит? До выпускных экзаменов осталось всего ничего… Нужно кучу времени убить на подготовку. Во всяком случае, ради медицинского стоит пожертвовать спортивной карьерой, – рассуждала Элеттра. Девушки решили сделать небольшой перерыв между жаркими танцами и скрылись от шума на темной полянке за лагерными постройками.

– Медицинского? – удивилась Диана. – Ты что же, врачом хочешь стать?

– Нет, пилотом. Поэтому и выбрала медицинский, – огрызнулась Эл.

– Просто я тоже планирую связать свою жизнь с медициной.

– О нет!

– Да, представляешь? У нас, оказывается, одинаковые мечты и цели. С ума сойти… Хотя, если все хорошенько проанализировать, то можно прийти к выводу, что у нас есть еще несколько сходств.

– Например?

– …Мы обе недавно потеряли дорогих нам людей. Джел… твой отец.

– Нет. Не сравнивай это.

– Конечно… прости. Семья – это… совсем другое. Тебе, бесспорно, больнее.

– Мой отец был таким «хорошим» человеком, что на его похоронах мне хотелось кричать от счастья.

Диана с жалостью взглянула на Эл.

– Я догадывалась, что ваши отношения не были идеальными.

– Догадывалась! – горько усмехнулась Элеттра.

– Калли сказала… что ты пережила нечто страшное. Полагаю, это не связано со смертью мистера Кинга.

И в этот момент то самое счастье… маленькое, хрупкое счастье упорхнуло, словно бабочка.

– Замолчи, Брандт, – сурово сказала Элеттра.

– Да ладно, не дуйся. Подумаешь? Я же ничего такого не сказала, – пробормотала Диана, а сама прекрасно понимала, что затронула запретную тему. Ей было ясно, что Элеттра стала жертвой какого-то трагического события, и вот сейчас своими словами, лишним напоминанием Диана ранила ее.

– А давай лучше поговорим о тебе и мистере Эверетте!

– Отлично, Элеттра. Реванш удался, – угрожающе ответила Диана.

– Да брось, Диана! Смелее! Не будь такой, как я! Ответь: почему Джераб встречается с мисс Торн? Он же неравнодушен к тебе? Ох, представляю, как часто вы уединялись с ним в той старой конюшне… Так зачем ему Алесса? Для прикрытия? И как тебе непротивно быть с ним, зная, что он резвится ночами с другой?! Ты выбрала слабого мужчину, Диана! Не дуйся. Я же ничего такого не сказала.

Договорив, Элеттра поспешила оставить Брандт. Да уж, их отношения настолько прочны, насколько безопасен кинутый в наполненную ванну фен, с воткнутым шнуром в розетку. Опять они наговорили друг другу того, чего не следовало! Опять исхлестали друг друга обидами, гордостью и ненавистью. Да что ж такое…

Эл вдруг вернулась с вытаращенными от страха глазами.

– Черт! Она здесь! Она здесь!

– Успокойся, – сердито сказала Диана. – Там Бригида, что ли?

– Нет, блин, Маргарет Тэтчер! Что делать?!

– Ну, для начала не орать так!

Диана и Эл подкрались к ближайшей постройке, выглянули осторожно. Миссис Ворчуковски стояла неподалеку от их укрытия, возле той огромной бочки с сидром. Она… улыбалась! Общалась с каким-то мужчиной, вела себя раскованно.

– Вот грымза! Сама, значит, развлекается, а нас держит на привязи! – не смогла сдержать своего негодования Диана.

– Все пропало… Боже, все пропало! Мы не сможем пройти мимо, понимаешь? Не сможем! Это конец света… Все из-за тебя! – причитала Эл.

Диана меж тем скрылась в тени, а затем вернулась с камнем в руке.

– Брандт, ты что задумала?

Через несколько секунд Элеттра получила ответ на свой вопрос: Диана размахнулась и кинула камень в сторону бочки. Увы, своей цели он не достиг.

– Ничего лучше придумать не могла?! – вопила Эл.

Диана повторила попытку. Снова неуспешно.

– Блестяще! Лучше бы таким «метким» был тот сперматозоид, что подарил тебя миру.

– Кинг, если не заткнешься, то следующий камень полетит в тебя!

И вновь Диана попыталась атаковать свою мишень. На этот раз ее снаряд попал в бочку, пробил в ней дыру, и поток сладкого пойла хлынул в сторону Бригиды и ее собеседника. Раздался крик. Все, кто находился рядом с бочкой, стали разбегаться в разные стороны. Началась толкотня.

– Бежим! – приказала Диана.

Они с трудом протиснулись сквозь растерянную, визжащую, мокрую толпу. Бригиды нигде не было видно. Да в такой неразберихе и невозможно было заметить кого-то – это сыграло на руку Диане и Элеттре.

Они благополучно добрались до своего домика. Дико уставшие и дико счастливые прислонились спинами к двери. Еле-еле дышали после такой экстремальной пробежки, но при этом еще и смеялись. Несмотря на все сложности в их взаимоотношениях, они смогли остаться слаженной командой в такой катастрофический момент. Обе этим безмерно гордились.

В финале соревнований от школы «Греждерс» приняли участие Астрея, Элеттра и Диана. У всех троих настрой был боевым, хотя каждая понимала, что в борьбе с Гризель Киннэрд им не выстоять. Никки и Искра наблюдали с трибуны за всем происходящим и скрытно радовались, видя, как Гризель ловко обходит всех своих соперниц. Словно пуля, она летела вперед. Вот Астрея и Эл позади. А вот уже Диана с Пернилл Корбетт следуют за ней. Остальных упоминать нет смысла, они отстали, едва преодолев линию старта. Осталась лишь Мерсия Эсмонд впереди. У недавно купленного скакуна Гризель была кличка Вихрь, и он своей силой, энергичностью и бешеной яростью полностью соответствовал ей. Гризель быстро настигла Мерсию. Но вдруг судьи подали сигнал о дисквалификации. Причиной тому стало намеренное следование Гризель за Мерсией. Когда Киннэрд поравнялась с Эсмонд, то поняла, что победа у нее уже в руках, можно чуть-чуть отвлечься и проучить Мерсию, чтоб впредь той неповадно было проявлять такую глупую самонадеянность. «Бросила мне вызов, малолетка? Захотела вырваться? Ну, сейчас ты узнаешь, к чему это приводит!» Усмехнувшись собственной мысли, Гризель стала умышленно сокращать боковое расстояние между ней и Эсмонд. Мерсия растерялась. Она не могла сбросить скорость, так как это привело бы ее к опасному падению, не могла также увести коня в сторону или еще больше разогнаться. Мерсия понимала, что Гризель это делает специально. Киннэрд гораздо опытнее, она сможет избежать травматичных последствий своего маневра.

Когда до Гризель дошло, что ее дисквалифицировали, она наконец осознала, что натворила. Просто адреналин, предчувствие скорейшей победы и собственные сварливость, хитрость и нетерпимость опьянили ее рассудок. Она злилась на себя, на Мерсию, на судей, негодующего тренера. На весь мир!

Теперь нервы Дилэйн и Героевой были не на шутку расшатаны. Опасность в виде Киннэрд миновала. Диана и Элеттра могут влегкую добраться до финишной черты. Маловероятно, что Астрея и выбившаяся из сил Мерсия смогут составить им достойную конкуренцию.

И эти рассуждения были справедливы. Дойч и Эсмонд быстро выдохлись, остальные еще пытались догнать Кинг и Брандт, но безрезультатно. Диана и Эл, две мощные «ракеты», стремительными темпами приближались к финишу.

«Ну вот, еще чуть-чуть… Господи, еще чуть-чуть, и все! Каждый раз, как первый. Каждая победа – неповторимое счастье для меня! Еще чуть-чуть! – радовалась Диана. – Элеттра отстает прилично. Пыхтит, старается. Жаль ее. Но против природы не попрешь. Я сильнее, а значит, я буду первой!» Но, как ни странно, руки Дианы слегка натянули поводья, корпус ее еле заметно наклонился назад. Вассаго совсем чуть-чуть сбросил скорость, и вот этого «чуть-чуть» хватило, чтобы Фобос поравнялся с ним и вмиг опередил его.

– …Элеттра Кинг! Школа «Греджерс»! – патетично провозгласил ведущий.

Словно не было той страшной жизни с Бронсоном, не было смерти мамы. Существование Элеттры не было наполнено всеми этими кровавыми, печальными, болезненными событиями… Словно все это было не с ней. Или просто оказалось длинным остросюжетным сном. Вот, что почувствовала Элеттра, принимая кубок, поздравления, овации, любовь болельщиков… Она была счастлива. Просто очень-очень счастлива.

– Мистер Теджейро, что вы скажете теперь? – с шутливым упреком обратилась Эл к тренеру.

– Да что тут говорить? Вы уделали меня, Элеттра, – сказал Бастиан и после доброжелательно улыбнулся.

– То-то же!

– Поздравляю!

– Да, Рэми, – сказала Эл, поднеся телефон к уху. – Я победила. Победила!

Но разговор с подругой пришлось прервать. Элеттру позвали на интервью. Скоро ее имя появится во всех крупных газетах, журналах, интернет-порталах, прозвучит на различных телеканалах, радиостанциях… Диане все это было знакомо. Со светлой завистью она наблюдала за Кинг.

Что заставило Диану отдать победу Эл? Жалость? Ощущение вины? Или же она просто-напросто случайно допустила ошибку, стоившую ей заветного кубка? Диана сама не знала, почему так поступила. При этом ей было так легко на душе, так сладко и бестревожно, словно после посещения храма.

А ответ-то на самом деле уже был заключен в той ее мысли, что нагрянула перед финишем. «Я сильнее…» Диана сильнее, она сможет справиться с поражением и со всеми пренеприятными неизбежностями, что оно повлечет за собой, а Элеттра – нет. Элеттре победа нужнее.

Не ускользнула эта истина от проницательного Бастиана Теджейро.

– Благородно, Диана. Но в то же время очень глупо, – сказал он.

– Не понимаю, о чем вы говорите, мистер Теджейро, – игриво ответила Брандт.

После Диану подозвала к себе миссис Ворчуковски.

– Мисс Брандт, вы снова доказали, что недаром вас называют «лучшей», – комплимент из ее уст прозвучал как обвинение.

– Лучшая сегодня Элеттра.

– Да… Не зря вы поручились за нее тогда. «Греджерс» перед вами в неоплатном долгу. – У Бригиды было замечательное настроение. На вчерашней вечеринке она познакомилась с прилежным, интересным мужчиной. До этого ее редко кто-то одаривал вниманием, а тут… Сегодня ее школа одержала впечатляющую победу на соревнованиях. Вот череда этих приятных событий и привела к тому, что Бригида хоть и ненадолго, но позабыла о своем пренебрежительном отношении к Диане.

Когда миссис Ворчуковски оставила Диану, за спиной последней прозвучал недовольный голос:

– Что она имела в виду?

Диана нехотя повернулась.

– …Подслушивать нехорошо, Кинг.

– Что она имела в виду? – повторила вопрос Элеттра, сделав шаг к Диане. – Когда это ты поручилась за меня?

Элеттра выглядела как суровый судья, допрашивающий преступника. Диана поняла, что ей в данном случае не отвертеться.

– В конце прошлого семестра… Когда тебя хотели отчислить из-за твоей беременности.

Эл инстинктивно приложила руку к животу. Гадко ей стало, словно внутри нее все еще развивалась жизнь, зачатая ее отцом. С усилием воли она отделалась от поганых воспоминаний и ощущений и заставила себя сфокусироваться на другой, наиболее важной мысли: «Благодаря Диане я еще учусь в «Греджерс»! Она это сделала еще до того, как мы все выяснили… извинились друг перед другом. И все это время она молчала… молчала и терпела мои нападки!»

– Ты не обязана была это делать, – виновато сказала Эл.

На это Диана уверенно ответила:

– Нет. Ты не права.

И Элеттра обняла бы Диану, поблагодарила ее сердечно, если бы не эта неловкость, весьма некстати возникшая между ними.

– Я победила… – прошептала Элеттра, не веря собственному счастью. Веки ее наполнились слезами.

– Я знаю. – И у Дианы глаза на мокром месте были от радости за Элеттру.

В тот миг обеим казалось, что впереди их ждет так много хорошего! Ведь самое страшное – ненависть друг к другу – им удалось преодолеть.

Глава 31

И злость, и досада, и непонимание – все смешалось в душе Рэми, когда она, приехав домой на выходные, узнала, что Элай отправился в Барвимарш. Рэми вошла в комнату брата, осмотрела все с тоской и изводящим ощущением предательства. А что это стоит на этюднике? Наброски. Тощее мальчиковое тело, лохматая копна коротких блондинистых волос. Никки, что ли? Нет. Это автопортрет Элая. Ну что за несправедливость! Почему он и Никки так похожи?! Рэми продолжила разглядывать убежище Элая. Здесь он, ее брат, засыпал и просыпался с мыслями о Дилэйн… Здесь все пропитано изменой, как камера пыток пропитана кровью, слезами и испражнениями невольников… Ну что же это она? Как она смеет так думать о нем, о своем единственном, горячо любимом брате? Он не мог так с ней поступить! Надо просто позвонить ему, поговорить по-человечески. Свои выводы и чувства – надо отбросить в сторону. Это все позорная субъективщина.

– Что ты делаешь в Барвимарш, братец? – неестественно-спокойным тоном спросила Рэми.

– А ты сама как думаешь? Что заставило меня притащиться в такую глушь? – Элай говорил уверенно. Рэми представила, как он нахально ухмыляется.

– Элай… ты меня с ума сводишь. Последнее время твои поступки далеки от логики и здравого смысла.

– Мне есть с кого взять пример. – Рэми закатила глаза, а сама в душе торжествовала: Элай ведет себя как обычно, а, значит, ситуация под контролем. Она просто накрутила себя. – Да, я приехал сюда из-за Никки. Мне снова стало скучно, и я подумал, почему бы не отдохнуть в Барвимарш? Совместить, так сказать, приятное с полезным. Приятное – это бочки крепчайшего шотландского пойла, а полезное – здесь можно опять нагадить Никки. Эти соревнования очень важны для нее. Вот я и решил споить ее тут конкретно, нервишки ей потрепать, забрать последние силы. – Рэми нервно облизала пересохшие губы. Его идея ей понравилась. – Ну не молчи, сестрица. Я же все правильно делаю? Как мы договаривались?

– Да… – машинально ответила она.

– Ты стала слишком подозрительной.

– Есть такое…

– А, может, ты ревнуешь? Просто ревнуешь, и все?

– И не надейся, братец. Больно нужен ты мне, чтоб ревновать.

Вдруг Рэми услышала звонкий голос Никки:

– Ну сколько можно ждать тебя?!

– Все, иду! – крикнул ей Элай. Весьма дружелюбно крикнул, отметила Рэми. – А вот Никки я нужен, – с издевкой прошептал он сестре. – Пока!

«Не бойся… Сделай это! Ничего не будет от одного пореза. А можешь просто ударить себя. Синяки – не шрамы, так ведь? Ударь себя! Ударь да посильнее! И будет хорошо. А если не послушаешься меня, то случится что-то плохое. Уверяю тебя! За счастье нужно расплачиваться болью. Только так!» Ох, этот голос… Такой противный, настырный! Он озвучивал навязчивые мысли Рэмисенты. Эти мысли порождали какую-то странную панику. Но Рэми может все изменить, спастись или помочь кому-то, нанеся себе увечье. И вот она стоит посреди своей ванной, смотрит на руку, точнее на запястье с незаживающими следами от клыков Теслы. Не заживали они потому, что Рэми постоянно расковыривала их, испытывая при этом благословенное облегчение.

– Что с рукой?

Риннон появилась словно из воздуха. Рэми от страха и неожиданности побледнела как мертвец. Силясь вернуть прежнее самообладание, она ответила наигранно веселым тоном:

– Тесла укусил. Пес Бертольфа. А я просто хотела его погладить… В прошлой жизни я точно была кошкой. Иначе никак не могу объяснить, почему эта псина так ненавидит меня.

Риннон Арлиц была, если можно так выразиться, дальнозорким специалистом. Она прекрасно разбиралась в проблемах своих пациентов, видела насквозь посторонних людей, но вот то, что происходило с ее близкими людьми, – не замечала в упор. Вот и сейчас Риннон не заметила никаких странностей в поведении дочери. Доверяла она ей безоговорочно.

– Рэми, у тебя есть какие-нибудь планы на эти выходные?

– Конечно, мама. Я планирую с утра до ночи валяться на диване, смотреть сериалы и делать уверенные шаги к ожирению с помощью пиццы и прочей вкуснейшей отравы. А что?

– Просто ты часто жаловалась на то, что мы с тобой мало проводим времени друг с другом. Вот я и решила посвятить эти выходные тебе и только тебе. Как ты на это смотришь?

– Мам, я тронута! – обрадовалась Рэми. – Что ж, присоединяйся ко мне. Еды хватит на двоих. Сериалы мои, конечно, неприличные… Но ты же должна понимать, у меня такой возраст, довольно любознательный и…

– Нет, Рэми. Я хочу предложить тебе более интересное занятие.

– Так-так. И что же это?

– «Разговор с душой»! – воодушевленно воскликнула Риннон.

– Ты хочешь, чтобы мы вместе посмотрели твое шоу?

– Чтобы мы вместе приняли в нем участие!

Рэми смутилась.

– Мам, это так неожиданно… А зачем я тебе там? Ты что, обнаружила у меня какое-то отклонение?! – спросила Рэми, как бы шутя, но тревога внутри нее, точно мельница, стала перемалывать остатки ее спокойствия.

– Наоборот. Я хочу похвастаться немного. Хочу показать всем, какая у меня идеальная дочь. Ты – сотворенное мною совершенство. Новый выпуск будет посвящен взаимоотношениям матери и дочери. Мы с тобой станем образцом, покажем, как близкие люди должны выстраивать коммуникацию.

– Это очень лестно, – с сомнением выговорила Рэми. – Но… почему бы тебе в новом выпуске не поговорить про взаимоотношения матери и сына? Ведь Элай тоже заслуживает такие почести.

– Я так не думаю, – сказала мать. – Сколько сил я вложила в наши с ним отношения, столько раз он и разочаровал меня.

– В будущем году он снова подаст документы в колледж. Элай поклялся мне… – стала защищать Рэми брата.

– Если б дело было только в колледже…

– Я – твое совершенство, а Элай – разочарование. Так, что ли?

– Да. От этой жестокой правды не скрыться.

– Мама, так нельзя! Он же твой сын! Часть тебя… А ты – врач! Даже если он оступился, ты должна помочь ему, направить на путь истинный!

– Последним занимаются священнослужители. Но ты права. Я – врач. Я многим помогла, и с тобой у меня все удачно складывается. Но знаешь, все врачи – даже гениальные, очень опытные – ошибаются. И вот Элай стал моей врачебной ошибкой. Самой серьезной и неисправимой… – Риннон погладила дочь по рыжей макушке и спросила почти умоляюще: – Ну что, Рэми? Ты пойдешь со мной? Ты поможешь мне?

– …Я же идеальная дочка. Конечно, помогу.

И голос снова завопил: «Нет! Неправильно ты поступаешь. Тем самым ты подтверждаешь тот факт, что ты – лучше Элая, что он не достоин любви и понимания. А ведь это не так. Твой бедный братик – хороший человек. Ты знаешь, что он – лучший. Лучше тебя точно! А мама… она так жестоко поступает с ним. Потому он страдает. Потому он такой! Теперь тебе нужно искупить свою вину. Тебе известно, как это сделать!»

Во время перерыва Риннон забежала в гримерку, где сидела дочь.

– Так, Рэми, как дела? Волнуешься?

– …А что, сильно заметно? – дрогнувшим голосом спросила Рэми.

– Ничего. Все нормально. Как только выйдешь на сцену, волнение сразу пройдет. – Риннон думала, что дочь охвачена банальным страхом перед публичным выступлением, но на самом деле тревога Рэми была вызвана тем осознанием, что она совершает преступление против совести. Угождая матери, она предает брата… – Ты сегодня получишь бесценный опыт, а еще поможешь другим. Я знаю, ты очень любишь помогать. – Рэми лишь скептически хмыкнула. – Покажи мне картину, что ты привезла.

– Мам, все это обязательно? Зачем эта показуха?

– Ты просто продемонстрируешь свое хобби. Разве это плохо? Пусть все знают, какая у меня примерная, талантливая девочка!

– Ну как? – Рэми показала небольшой холст, на котором было изображено побережье Эгейского моря. Она написала эту картину после поездки с Грейсоном на Икарию. Это даже не картина, а окошечко (настолько натурально все выглядело) в райский уголок, где плещется теплое море, любовь и нежность витают вокруг…

– Рэми, ты превзошла все мои ожидания! Ты – чудо!

– Ты еще не видела, как пишет Элай. Вот он… – с обожанием сказала Рэми, но мать перебила ее.

– Да-да. Он тоже ничего. Готовься. Скоро твой выход!

Через несколько минут перерыв закончился. Еще минут через пять Риннон пригласила в студию свою дочь. Даже если бы мать не расхваливала Рэми столько времени, публика все равно быстро полюбила бы ее. Рэмисента выглядела очень послушной, скромной, образованной и воспитанной. У нее была блистательно поставленная речь, и этот навык она успешно явила миру во время интервью с приглашенными экспертами.

– Рэмисента, скажите, вы доверяете маме так же, как и своим подругам?

– Мама и есть моя лучшая подруга, – уверенно ответила Рэми. – Это единственный человек, которому я могу всецело довериться.

– Ответьте честно, было ли вам когда-нибудь стыдно за что-то перед Риннон?

– Стыдно? Нет. Я никогда не допускаю в своих мыслях или поведении что-то, за что мне потом стало бы стыдно. Да, понимаю, я еще молода, впереди целая жизнь, будут ошибки… – тут Рэми вспомнила недавний разговор с матерью и как та назвала Элая «ошибкой». Сердце болезненно ёкнуло. Рэми с трудом продолжила: – …но я уверена, что благодаря маме, ее огромной любви, мудрости, заботе я смогу преодолеть все невзгоды.

Каждый ответ Рэми был встречен оглушительным шквалом аплодисментов. Затем Риннон рассказывала какую-нибудь поучительную историю из их с Рэми прошлого, смешную или печальную, чтобы зритель мог еще глубже проникнуть в их душевную связь, а после красочно резюмировала, раздавала советы, напутствия.

Прозвучал очередной вопрос:

– Рэмисента, у вас ведь есть старший брат, верно?

– Да.

– Как у него складываются отношения с матерью? Так же хорошо, как и у вас?

– Даже лучше…

– А почему же тогда вы ни слова о нем не сказали за всю передачу?

На несколько секунд Рэми овладел паралич.

– И правда, мама… почему?

– Я обязательно уделю немного времени на одной из моих будущих передач теме отношений с сыном. Не переживайте, – выкрутилась Риннон.

– Но все-таки я хочу сказать пару слов об Элае, ведь он тоже…

– Ох, Рэми обожает своего брата, и я очень люблю своего сына. Я бы говорила о нем часами, но, увы, эфирное время не резиновое.

Риннон, вновь начавшая рассказ о своем опыте налаживания контакта с дочерью, о важных уроках, что предоставила ей судьба, подарив такое чудное дитя, не заметила, каким взглядом посмотрела на нее Рэми. То был взгляд человека, окончательно лишившегося терпения и готового нанести тяжелый удар в отместку за это. Вдруг Рэми вспомнила беседу с братом, когда тот упрекнул ее в том, что ради нее он так много сделал, а она взамен – ничего. И вот настал момент, когда Рэми была готова разуверить брата. Но что же она может сделать? Что? Она пока не знает, но точно уверена, что это поможет Элаю и ей, облегчит им жизнь… Охваченная каким-то пророческим экстазом, Рэми глядела невидящим взглядом куда-то вдаль, никого не слыша…

– Рэми… Рэми, покажи нам свое творение, не стесняйся. – По всей видимости, Риннон дошла до той части шоу, где Рэми должна была показать всем свою картину.

Голос матери не только заставил Рэми очнуться, но и помог ей сообразить, в чем же заключается ее миссия. Она медленно встала, дошла до края сцены и… сняла с себя кофту.

– Рэми… – изумилась Риннон, а вместе с ней и все зрители.

– Мое тело – это холст. И на нем я изобразила все, что гнездится в моей душе.

Рэми без страха и даже с гордостью показала всем свои шрамы – «штрихи» ее страшной, наполненной болью и кровью картины. Зал накрыла гробовая тишина. Все присутствующие в студии, в том числе операторы и остальные причастные к созданию телепередачи, похолодели от ужаса. Кому-то было мерзко на все это смотреть, они отвернулись, кто-то с брезгливым интересом разглядывал изуродованный «холст» Рэми.

Риннон была настолько шокирована увиденным, что и тысячи таких же чудесных лекарей души, как она, не смогли бы помочь ей справиться с таким сильным стрессом. «Так… Риннон, забудь на время о том, что ты – мать. Сейчас ты ведущая шоу, существование которого вот-вот может прекратиться, если ты не спасешь ситуацию. Ты – просто ведущая. Ты сможешь подобрать нужные слова, чтобы не потерять зрителей. Ты обязана!»

– Да… это не просто «творение». – Риннон решительно подошла к дочери. – Это напоминание о наших бедах и о победе… общей победе. Ведь мы же справились, Рэми? Мы смогли все обсудить, понять друг друга и забыть об этом кошмаре?

Встретив полный надежды и мольбы взгляд матери, Рэми ответила с жалостью:

– …Смогли.

Риннон приобняла дочь. Почувствовав под своими ладонями выпуклости шрамов на теле дочери, Риннон едва не рухнула в обморок. Пока застигнутое врасплох, несчастное материнское сердце ревело в груди, Риннон говорила:

– Я всегда с тобой откровенна, мой дорогой зритель. Рэми обнажила сейчас не только свое тело, но и мои грехи. Быть идеальной матерью – это не значит быть без трудностей, все делать правильно, обязательно следовать какому-то канону… Нет! Уметь признавать проблемы, решать их здраво и двигаться дальше, ничего не стесняясь и делясь своим опытом, предостерегая, поддерживая столкнувшихся с той же бедой, – вот, что значит быть идеальной матерью!

И публика ожила, захлопала в ладоши с прежним восхищением, влюбилась в Риннон заново. Какая сильная женщина! Какая смелая! Это ж надо… на всю страну показать такое!

Риннон слегка расслабилась, поняв, что ей удалось сгладить это «недоразумение». Как ведущая она превосходно справилась, это очевидно. Но как мать?..

Сразу после того как закончились съемки, состоялся важный разговор между Риннон и Рэми. Во время него Рэми не покидало ощущение, будто она беседует не со своей матерью, а с какой-то незнакомой, безумно нервной женщиной, что была близка к истерическому припадку. Ну не могла эта женщина быть Риннон, той Риннон, что всегда отличалась сдержанностью, благоразумием, философским взглядом на жизнь и, можно сказать, врожденной способностью к адекватному решению всевозможных проблем. «Я не мать – а убогая карикатура…» – эта и подобные мысли терзали Риннон.

– Как же я это упустила… Как я могла?! – ломая руки, вопрошала мать.

– Мама, пожалуйста, не вини себя. Хотя… кое в чем ты все-таки не права. – Риннон вопросительно взглянула на дочь. – Элай. Ты пренебрегаешь им. Это несправедливо. Он заслуживает любви, несмотря на то что якобы неидеален. Потому-то я и показала себя, чтобы ты поняла, что я тоже… неидеальная.

– Но я люблю Элая. Люблю… Ну как я могу не любить его, он же мой ребенок!

– Но меня ты любишь сильнее, – мягко упрекнула Рэми. – Мам, тебе не кажется, что в нашей семье такая же проблема, как и у О’Нилл? Йера ведь тоже любила больше Сашу, и бедная Джел всегда страдала из-за недостатка внимания. Тебе же известно, к чему это привело?.. Мама, я боюсь за Элая. Я не хочу потерять его!

– Я все поняла, Рэми… Обещаю, я начну работу над ошибками.

Они обняли друг друга, расплакались. Но Рэми донимали невеселые мысли: «Работу над ошибками… Она все еще считает Элая своей ошибкой? Мама так ничего и не поняла! Неужели я просто так рассталась с тайной, что берегла столько лет?..»

Все же поступок Рэми привел к положительным результатам. Риннон с тех пор стала мягче относиться к Элаю, а еще она убедила Грэда, чтоб и он изменил свое предвзятое отношение к сыну. Элай сразу почувствовал перемену, внезапно возникшую в их семье, и, безусловно, эта перемена пришлась ему по душе.

Рэми все-таки не смогла так просто отделаться от матери. Риннон все еще переживала за дочь, поэтому настояла, чтобы Рэми все выходные ближайшего месяца посещала ее знакомую, Сандру Крэнстон (она тоже была уважаемым психотерапевтом). Для решения этой серьезной проблемы необходимы трезвый рассудок и вся мощь беспристрастности, какими обладает только посторонний человек.

Но я сильно забежала вперед. Еще требуется поведать вам о том, что произошло после беседы Риннон и Рэмисенты. Так как в тот день в Барвимарш состоялся финал выездных соревнований, Рэми решила позвонить Элеттре, чтоб узнать, как обстоят дела.

– Я победила. Победила! – сообщила Эл.

– Что?! Эл, ты серьезно? Господи, как я рада за тебя! А как там Героева и Дилэйн? Поди, пережили триста микроинсультов?

– Героеву еще не видела, а Дилэйн неплохо поживает, ведь рядом с ней твой брат.

– Так задумано. К твоему сведению, Никки вылетела из соревнований не просто так. Элай помог.

– К твоему сведению, она вылетела до его приезда.

Рэми чуть не выронила телефон.

– Как?.. Ну, видимо, мы с ним неправильно поняли друг друга. Неважно… – Рэми проняло такое страшное чувство… будто она оказалась прикованной к рельсам, и правда, тяжелая, доселе отвергаемая ею правда в виде несущегося на полном ходу, дребезжащего поезда, вот-вот проедется по ней, разорвет ее на части, протащит ее кровавые останки за собой, смешает с грязью… «Обманщик! Предатель!»

– Рэми, мне кажется, Элай по-настоящему увлечен ею. Он так страстно поддерживает ее, ни на шаг от нее не отходит.

– Элай – мастер перевоплощений. Он может сыграть и отпетого негодяя, и наивного романтика, так что…

– Ой, прости, дорогая, меня на интервью зовут. Я перезвоню потом. Ладно?

– Хорошо… Пока.

«Он и правда предал меня? Он влюбился в Никки? Нет… Нет! Элай же столько раз говорил, что любовь – не для него. Только я нужна ему!» Рэми долго успокаивала себя. Элай в самом деле очень хорошо притворяется (по просьбе Рэми, между прочим!). Не стоит тревожиться понапрасну. Все идет по плану…

Глава 32

Наступил потрясающий период. Великолепное затишье. Когда команда всадниц вернулась с победой в родную школу, все ее обитатели принялись чествовать Элеттру. Конечно, лагерь приверженцев Искры все еще продолжал свое существование, но тем не менее у него появилась достойная оппозиция.

В тот солнечный весенний денек был концерт школьного струнного оркестра в саду. Диана шла вместе с Рэми и Элеттрой и тихо посмеивалась над всеми этими глупыми людишками – ее одноклассницами и другими учащимися – глядевшими на них со стороны. Все они были жалкими перебежчиками, притворщиками. Довольно предсказуемое гадкое стадо якобы принципиальных и справедливых…

Когда Кинг, Брандт и Арлиц дошли до зрительских кресел, выяснилось, что все места уже заняты, и им придется стоять позади сидящих, чтобы послушать концерт. Но вдруг они услышали писклявый голосок младшеклассницы Октавии Фантаск:

– Элеттра, здесь есть свободное место!

Вся троица подошла к ней. Оказывается, Октавия, по доброте душевной, решила отдать Эл свое место.

– Спасибо, Октавия, – недоверчиво ответила Кинг.

Диана с ледяным выражением во взоре взглянула на ближайшие кресла, в них сидели подружки Октавии. Та быстро смекнула, что нужно делать.

– Девочки, брысь! – приказала Фантаск.

Подружки, жутко недовольные, но слишком трусливые, тут же освободили свои места для Дианы и Рэмисенты.

– Ну, кто первый рискнет? – спросила Элеттра.

Диана, презрительно фыркнув, села в кресло, подчеркнув тем самым бессмысленность опасений Эл. Кинг думала, что ей снова устроили какую-нибудь подлянку. Затем села Рэми.

– Наверное, я никогда не расстанусь с этим страхом, – сказала Элеттра, погрузившись в кресло.

– И правильно, – ответила Диана. – Здесь нужно быть всегда начеку.

– Несколько дней назад все эти люди сыпали проклятиями в нашу сторону. А теперь посмотрите, какие они душки! Право слово, я ненавижу их всех, – высказалась Рэми.

– Успокойся… – Эл осторожно дотронулась до руки подруги. Она посмотрела выпуск «Разговора с душой», в котором Рэми была главной героиней. Теперь ей была известна жуткая тайна подруги. «Она всегда всю себя отдавала, чтобы залечить мои раны, а у самой столько шрамов… столько шрамов!»

– Кинг – молодец, – сказала Киара Старки, глядя на Эл. – Я бы на ее месте давно сломалась, а она еще держится.

– И успевает завоевывать кубки! – восхищенно заметила Юджиния Хендерсон. – Элеттра – очень сильная. Хотя бы за это ее можно уважать.

Далее к беседе подключилась Никки, что сидела рядом и лопалась от злости:

– До чего же вы смешные, курочки мои! Между прочим, Искра победила саму Гризель Киннэрд! И если бы последнюю не дисквалифицировали, то Кинг никогда в жизни не смогла бы взять этот кубок!

– А что, если они не притворяются? – рассуждала Элеттра, пока за ее спиной шел ожесточенный спор между Хендерсон, Старки и Дилэйн. – Может, они и правда стали лучше относиться ко мне? В конце концов, к хорошему человеку всегда тянутся люди.

– К хорошему человеку – да. Но какое отношение к нему имеешь ты, Элеттра? – мрачно сострила Диана.

Эл метнула в ее сторону испепеляющий взгляд.

– Да уж, девушки… То, что происходит между вами, отлично иллюстрирует, что было бы, если волчица и львица решили бы подружиться, – с добродушным смешком прокомментировала Рэми.

По искривленным мордашкам Дианы и Эл легко можно было догадаться, какое горячее негодование вызвала в них фраза Арлиц.

Все хорошее имеет тенденцию к скоротечности. Следующий день характеризовался серостью, мощными порывами ветра с остатками давно всеми забытого зимнего холода. Быстро изменившаяся погода будто бы предупреждала: скоро случится что-то плохое.

В этот день в «Греджерс» вернулась Индия Колетти. С теми травмами, полученными благодаря Искре, она должна была проваляться на больничной койке до самой осени. Но вот она здесь, идет с гордо поднятой головой, как будто ничего не было. Как будто… ведь то, что стало с ее телом – отныне будет вечным напоминанием о том злосчастном дне, перевернувшем всю ее жизнь. Врачи сотворили настоящее чудо – раздробленные конечности девушки подлежали немедленной ампутации, но светилам медицины удалось собрать по кусочкам ее кости и провести успешное консервативное лечение, что поспособствовало быстрому послеоперационному восстановлению. Индия смогла встать на ноги, только теперь она сильно хромала. Она обречена на пожизненное страдание от боли в поврежденных суставах, и резная трость стала ее перманентной спутницей. Грациозная, кошачья походка Индии превратилась в жалкое, стариковское ковыляние. Страшнее участи и не придумать для шестнадцатилетней активной, красивой девушки. Спортсменки…

– Что же ты с ней сделала… – прошептала Никки, рассматривая Колетти округленными от ужаса глазами.

А рядом с Никки стояла Искра, она тоже смотрела на Индию, на человека, которого изувечила. Смотрела без ужаса, стыда, вины, вообще без каких-либо чувств.

– Поторопись. У нас скоро урок французского, – безразличным тоном предупредила Искра.

Вся эта сцена проходила в школьном дворе, во время перемены. Индия шла к резиденции и ловила сострадательные взгляды, печальные вздохи и слова поддержки… В числе сочувствующих были также Элеттра, Рэми и Диана.

– Эл, это не лучшая затея, – остановила подругу Рэми, когда та ринулась в сторону Колетти.

– Я должна.

Элеттра подошла к Индии. Колетти остановилась, громко стукнув тростью.

– Индия… – В голове вдруг стало пусто. Ни одного словечка не могла подобрать Элеттра вначале, так сильно она переволновалась. Потом, наконец, взяла себя в руки: – …Ты вернулась. Это радостное событие… Как твое здоровье?

– Как видишь, – сказала Индия с той самой интонацией, какая бывает у человека, пережившего много горя и уже не раз призывавшего к себе смерть, лишь бы больше не мучиться. – Я на всю жизнь останусь такой… Про спорт могу забыть. Про танцы тоже. Про нормальную жизнь… Но это нестрашно. Спасибо хоть, что в живых оставила. – И тут Индия направила на Элеттру свой взгляд… взгляд, который можно сравнить с выстрелом, настолько он был сильным, проникающим и уничтожающим.

– Я?..

– А кто же, Элеттра?

– Индия, тебя ввели в заблуждение. В тот день меня не было на ипподроме, – стала оправдываться Элеттра, а самой так страшно было при этом, словно все, что она говорит, – неправда. Такой сильной была обида Индии, что Элеттра волей-неволей стала ощущать на себе не принадлежащую ей вину.

– Я все очень хорошо помню. Но даже если бы у меня возникла амнезия, как ты объяснишь тот факт, что твоя тетя заплатила моим родителям за молчание? Разве это не жирный намек на твою виновность?!

– Аделайн допустила ошибку. Она, как и все, подумала, что я виновата, но…

Индия не дала договорить Эл:

– Я от всей души желаю тебе, познать все муки, что довелось испытать мне!

– Индия… – Эл до такой степени была ошеломлена этими яростными словами, что едва устояла на ногах. Колетти снова не позволила ей объясниться, влепив звонкую пощечину.

– А это за Эребуса!

После этого Индия продолжила свой хромой путь. Диана и Рэми подбежали к Эл. А та все стояла неподвижно, как в столбняке.

– Кажется, разговор был не из приятных, – сурово отметила Диана.

Затишье закончилось.

Диана преспокойно заполняла стеллаж новыми книгами, когда в ее комнату ворвалась Бригида.

– Миссис Ворчуковски, что-то случилось? Я не была готова к вашему визиту.

– В сторону, – сказала Бригида, грубо оттолкнув Диану.

И затем началось необъяснимое. Миссис Ворчуковски скинула на пол только что аккуратно расставленные книжки, затем ринулась к письменному столу, стала вытаскивать ящики, переворачивать их вверх дном.

– Подождите… – промямлила растерявшаяся Диана. – Что вы делаете?

А Бригида тем временем приступила к обыску комода, самым безобразным образом вытряхивая из него вещи.

– Прекратите, пожалуйста!

Бригида не обращала внимания на Диану. С той бесчеловечностью, с которой мародеры грабят раненых и убитых, Ворчуковски орудовала в комнате Дианы. Настала очередь кровати… Полетели на пол подушки, пушистое покрывальце.

– Так, все! Я иду к миссис Маркс! – заявила Диана, доведенная до исступления этим беспределом.

– Идите, – сказала Бригида, премерзко улыбнувшись. – И покажите ей это!

Диана заметила в ее руках кожаный чемоданчик. Он был небольшого размера, в нем едва бы поместился даже ноутбук.

– Что это?..

– Вы мне объясните, – потребовала Бригида.

– Я не знаю. Это не мое.

– Не ваше? – с издевательской интонацией спросила Ворчуковски. – Интересно…

– Миссис Ворчуковски, вы устроили кавардак в моей комнате из-за какого-то дурацкого, неизвестного мне чемоданчика?!

– Давайте посмотрим, что внутри этого «дурацкого» чемоданчика.

Бригида открыла его, а там… не меньше десяти штук прозрачных пакетиков с травкой и разноцветными таблетками. Увидев это, Диана тут же вспомнила разговор со своими подругами. Он состоялся после того, как Браяр Шаад переехала к Джел, а Никки стала делить комнату с Эсси Джефферсон.

«– Ну, как вам живется с новыми соседками? – спросила Диана.

– Потрясающе! Вы знали, что у Эсси есть чемоданчик с травкой?

– Да ладно? – поразилась Калли.

– Да. Так что теперь пребывание в «Греджерс» для меня будет сплошным кайфом».

Значит, Джефферсон решила ее подставить?! Вот и еще один тревожный звоночек, сигнализирующий о том, что шаткое перемирие в связи с победой Кинг – кончилось. Диана также быстро сообразила, что Эсси так поступила по просьбе своей подружки Браяр. Шаад ведь еще в начале семестра ясно дала понять, что устроит Диане темную из-за Джел.

– Это принадлежит Эсси Джефферсон! – заявила Диана. – Никки Дилэйн может подтвердить мои слова.

– Забавно, – ощерилась Бригида. – Никки Дилэйн и сообщила мне о том, что вы прячете под своим матрасом.

– Эта новость оказалась для меня смертельно ранящей… Мне так больно, мисс Брандт! – Глаза миссис Маркс блестели непролитыми слезами.

Диана стояла в центре кабинета директрисы. На ее бледном, с поджатыми губами лице была отражена вся скорбь и боль человека, на собственном опыте познавшего суть выражения «Поцелуй Иуды». Диана мысленно согласилась с миссис Маркс, для нее самой эта новость тоже стала смертельно ранящей.

– Я же сказала… Это… Эсси и Никки, – из-за шока Диане с трудом удавалось произносить слова без запинки. – Миссис Маркс… я всегда была честна с вами. За столько лет я ни разу не подвела вас!

– И вот за это я не стану докладывать об этой находке полицейским. Хотя я обязана! – истерически прогремела Голди. На самом же деле она решила скоренько «замять» эту историю и уничтожить все улики, дабы избежать очередного скандала, что непременно повлек бы за собой крах репутации «Греджерс».

Затем последовала длинная энергичная речь, в которой красной нитью проходила мысль о том, что разочарование в любимой ученице, постигшее миссис Маркс, положило конец их теплым, доверительным отношениям.

– Мисс Брандт, может, вы хотя бы извинитесь? – последовал вопрос от Бригиды. – Неужели вам не стыдно?

– Мне нечего стыдиться. И мне не за что извиняться!

– То есть вы продолжаете утверждать, что вам все это якобы подбросили? – Если бы гиена умела смеяться, то она делала бы это точно так же, как Бригида. Та каждую свою реплику завершала язвительным смешком.

– Да забудьте вы про это слово, «якобы»! Мне это действительно подбросили! Мы с вами стали жертвами подлого обмана!

И снова раздался смешок Ворчуковски.

– Подойдите ко мне, Диана, – устало изрекла Голди.

Диана медленно пошагала к директрисе с таким специфическим, жутковатым чувством, точно направлялась к гильотине. Голди подозвала ее, чтобы забрать диадему и сорвать золотую ленту с шеи. Когда украшения Главной леди оказались в руках директрисы, та посмотрела на них так, будто держала оскверненную святыню.

– Сегодняшняя дата для «Греджерс» станет черной, – разбитым голосом объявила миссис Маркс. – До вас еще никого не лишали титула Главной леди досрочно… еще и при таких обстоятельствах. Какой позор, Диана! Убирайтесь вон!

Диана сидела на земле, прислонившись спиной к двери старой конюшни, слушала, как Вассаго умиротворенно рвет сочную траву и чавкает затем, и размышляла… Если выкинуть из головы мысли об очередном предательстве Никки, о падении репутации, о необратимом разочаровании Голди, а вместе с ней и всего школьного персонала, то можно сказать, что Диана отделалась легким испугом. Ведь все могло быть хуже, если бы миссис Маркс отчислила ее и заявила в полицию. Тогда Диане весьма сложно было бы выкарабкаться из этого грязного, пронизанного вопиющей несправедливостью дела. Местные СМИ тотчас разнесли бы эту сплетню о ней. Запрещенные вещества, арест, позор, осознание безрадостной перспективы заключения в исправительном заведении… Все это неблагоприятно отразилось бы и на ее семье, особенно на отце, что недавно заступил на вожделенную должность в «Голдэнд Пауэр». Алэсдэйр мог потерять работу, будучи замешанным в этом громком скандале. Сколько же неприятностей выпало бы на долю ни в чем не повинных людей! Из-за банального женского коварства, подлости человека, которого Диана раньше с трепетом называла своей ПОДРУГОЙ – вся ее жизнь могла пойти под откос!

Только здесь, в своем тайном месте, вдали ото всех, Диана разрешила себе поплакать. Совсем чуть-чуть, не издавая ни звука. Вот такую – раскрасневшуюся, бесшумно плачущую – застал ее Джераб. Он всегда чуял сердцем, где Диана, что с ней, нужен ли он ей. В данный момент он был ей жизненно необходим.

– Я знаю, о чем ты хочешь спросить меня… – сказала Диана, брезгливо стирая слезы с щек. – Правда ли все это? Я наркоманка?..

– Даже обидно, Диана, – ласково улыбнулся Джераб. – Как ты могла подумать, что я поверил во все это?

– Все остальные поверили. Веселая у меня жизнь.

Джераб сел рядом с ней. Лицо его вдруг стало сосредоточенным. Диана поняла, что тот подбирает слова, дабы утешить ее, а сделать это не так просто, ведь он тоже осознает весь трагизм сложившейся ситуации.

– Не надо, Джераб… Давай просто помолчим? Мне теперь хорошо…

Она прильнула к его плечу. Диане и правда стало хорошо, ведь он был рядом. Он рядом, несмотря ни на что!

Если бы Диана знала, что творилось в его душе, пока они вот так мило сидели, прижавшись друг к другу… Джераб, с помутившимся разумом человека, находящегося в страшной зависимости, сознательно тянулся к тому, что принесет ему вред. Он тянулся к Диане, зная, что общение с ней является огромным риском для развития его карьеры. Джераб был вполне серьезно настроен на должность заместителя директора. Ради нее он должен отказаться от Дианы. Но как?.. Как это сделать, если его так тянет к ней?! А вдруг повышение, о котором грезил Эверетт, – просто выдумка своекорыстной Алессы? Она, манипулятор со стажем, могла подговорить Голди… А он уже готов был из-за нее предать свое сердце! А если не выдумка… Если Алесса узнает про то, что он был с Дианой? Вдруг учует аромат ее парфюма? Диана так крепко прижалась к нему, она так благоухает… И как она печальна! Ну разве можно бросить ее сейчас?

Вечером того же дня Диана наведалась в комнату Никки и Искры. У тех в гостях была Эсси Джефферсон. Они мило хихикали, что-то негромко обсуждали. Милохихикающее зло во плоти…

– Привет, Диана! – поздоровалась Эсси. – Где свою диадемку потеряла?

И снова хихиканье. Диана гордо и молча стояла у порога, ждала.

– Искра, Эсси, погуляйте пока. Подозреваю, что бывшая Главная леди хочет обсудить со мной что-то, – сказала Никки.

Брандт и Дилэйн наконец остались наедине. Диана тихо, абсолютно спокойно задала один-единственный вопрос:

– За что?

– Диана, солнце мое, не драматизируй. Я просто забрала у тебя то, что сама дала. Ты стала слишком кичиться своим званием. Это грешно.

Диане одновременно хотелось и смеяться, и кричать от злости. Получается, Никки вытворила это лишь для того, чтобы лишить Диану титула, совсем не подумав о других, наиболее опасных последствиях?! ИДИОТКА.

– Да и к тому же, – продолжала Никки, – зачем тебе лишнее подтверждение власти? Ты ведь и без этой жалкой диадемы могущественна. Или нет? – Тут Никки усмехнулась злой улыбкой. – Ну, во всяком случае, поживем – увидим.

Диана выдержала небольшую паузу, чтобы понаблюдать, до краев наполненным обидой взглядом, за Никки, за ядовитым ликованием человека, которого она любила, как сестру.

– Никки, – наконец сказала она, – сколько я помню тебя, ты постоянно жалуешься на свою мать. Ты называешь Кармэл жестоким, нищим духом, гнилым существом… – Никки замерла в замешательстве. – Как думаешь, она с возрастом стала такой? Нет. Кармэл всегда была такая, с самой юности. Мама мне столько всего рассказала про нее! Ты многое взяла от своей матери. Ты тоже – жестокое, нищее духом, гнилое существо! И ты тоже никогда не изменишься! Это я говорю тебе на случай, если ты вдруг захочешь списать свои проделки на юность. Нет, не выйдет. Не от возраста это все зависит, а от того, какой ты на самом деле человек. И если у тебя, к сожалению, появится дочка… то она обязательно выскажется о тебе точно так же, как и ты о Кармэл. Я уже представляю, как она говорит своим подружкам: «Моя мать – ничтожество! Я ненавижу ее, эту старую, мерзкую шлюху! Знала бы, какая паскуда родит меня, удавилась бы пуповиной!» – Детской обидой задрожали губы Никки. Диана не просто нашла ее слабое место и надавила на него, она раскромсала его садистским способом. – Ты в который раз предала меня, Никки. Ничего… Это не трагедия. По сравнению с тем, что мы пережили в начале года, это сущий пустяк. – Диана уже добила Никки упоминанием о Джел, но все равно продолжила: – Я чиста. Я не потеряла уважение к самой себе. И ты знаешь, что я вполне заслуженно так высоко оцениваю себя. А вот с тобой, Никки, все кончено. И ты подтвердишь это, если снова решишь испортить мне жизнь!

Диана ушла, не дождавшись ответа Никки. А Никки ведь и не ответила бы ничего. Она просто не смогла бы. Диана была чудовищным молотом, а Никки – наковальней. Сила правды Дианы была столь велика, что Никки тогда поклялась самой себе – она никогда, никогда больше не встанет у нее на пути. Иначе ей уже не пережить очередной удар молота.

В своей комнате Диана застала Рэми и Эл.

– Ну что, поговорила? – спросила Рэми.

– Поговорила…

– И как? – поинтересовалась Элеттра.

– Облейтесь дерьмом и вылижите себя до самых пят. Только так вы сможете понять, что я испытала при разговоре с моей бывшей лучшей подругой.

– Диана, не принимай все близко к сердцу. – Рэми, приобняв Диану, села вместе с ней на кровать.

– К чему? Ты имеешь в виду тот холодный камешек, что у нее в груди? – подколола Элеттра, усаживаясь рядом с ними.

– Правильно, Эл, шути. Нужно как-то разрядить обстановку.

Рэми и Элеттра от всего сердца старались подбодрить Диану, от обеих шло дружеское тепло. Диана чувствовала это. Она резко встала, как будто испугавшись чего-то, подошла к письменному столу и сказала с холодной любезностью:

– Я буду вам очень благодарна, если вы уйдете прямо сейчас.

– Мы что-то не то сделали? – удивилась Рэмисента.

– …Из каждой неприятной ситуации нужно извлекать урок, так ведь? После того как, казалось бы, нерасторжимая связь нашей четверки распалась… я поняла, что больше не хочу иметь подруг. – Немного помолчав, Диана строго прибавила: – Ни в коем случае нельзя заводить дружбу с женщиной… Родители непременно должны предупреждать об этом своих отпрысков. Ведь это даже опаснее, чем сунутый в розетку пальчик.

– Так ты считаешь, что мы тебе в друзья напрашиваемся?! – взбеленилась Эл. – Размечталась!

– Элеттра, мы как никогда близки к тому, чтобы подружиться. Увы, это так. Но я хочу, чтобы мы остались всего лишь союзницами, пока в этом есть хоть какой-то смысл. А теперь… уходите.

Рэми сначала было обидно, но спустя время она смогла принять позицию Дианы. Человек, что столкнулся с гнусным предательством, не по своей воле приобретает стойкое отторжение и въедливый страх к дружбе, любви, ко всему, во что он когда-то свято верил…

– Ты расстроилась? – задала вопрос Рэмисента.

– Еще чего! – Эл хлопнула в сердцах дверью их комнаты. – Сохранять дистанцию – отличная мысль! Да я отрежу себе язык, если только подумаю о том, чтобы назвать ее своей подругой!

Глава 33

Невыносимо…

Марк О’Нилл частенько вспоминал своего друга юности – Николаса, страдавшего тяжелейшей депрессией. Наступил день, когда Николас отважился прекратить свои страдания. Его нашли повешенным в отцовском гараже. В кармане его брюк была предсмертная записка: «Невыносимо». Одно-единственное слово, написанное безобразнейшим почерком, впопыхах. Настолько не терпелось. Невыносимо – единственная, сильнейшая причина, оправдывающая такой поступок. И вот когда Марк порой рассуждал вслух, как ему невыносимо, в его голове тут же вспыхивал образ болтающегося в петле Николаса. Вот, что такое на самом деле Невыносимо. А то, что испытывает Марк – лишь неизлечимая тоска по умершей дочери, выражающаяся в странных, трудноописуемых ощущениях – кажется, что все предметы мира как-то связаны с усопшим, при этом они вдруг приобретают резкую очерченность и, глядя на них, всем своим болезненным нутром ощущаешь их «покинутость», в воздухе над ними «парит» последнее прикосновение, незримое присутствие того, по кому тоскуешь. Это сложно и, к счастью, не всем дано понять. Марк все-таки мужественно «выносит» эту тоску, свернувшись клубочком на смертельно холодном дне своего отчаяния. «Я еще думаю, еще что-то делаю, даже цель у меня есть. Значит, еще не пора. Далеко мне до Николаса». Марк был поглощен работой над книгой «Невидимая», она и была той самой целью, ради которой он жил. Тепло и свет ноутбука заменили ему солнце, обилие мыслей и внутренних монологов выпихнули желание общаться с людьми. Марк, обросший, немытый, исхудавший, забаррикадировался в своем мрачном, пропахшем табаком и виски кабинете, и писал, писал, писал.

– У тебя была кукла… Уродливая такая. Без глаза, лысая. Йера всё грозилась выкинуть ее, а ты не позволяла, говорила: «Друзей выбрасывать нельзя»… Ты тогда плохо разговаривала, и у тебя получилось: «Длюзей выблясивать низя». – Марк смеялся и плакал. – Как же звали эту куклу?

И тут Джел, воскрешенная его воображением, с улыбкой ответила:

– Стейси.

– Точно! Стейси! Уродина Стейси!

– Папа, не называй ее так, – нахмурилась Джел. – А где она сейчас?

– Ну и вопросик! Откуда ж я знаю? Столько времени прошло.

– Выбросили, да?

– Джел, я правда не знаю…

– Выбросили. – Пухленькое личико Джел омрачила тень печали.

– Нет! – запаниковал Марк. – Она, скорее всего, в кладовке… Я поищу!

Глубокая ночь. Саша и Йера, сонные, охваченные нервным ознобом, спустились на первый этаж. Марк безобразничал в кладовке, все швырял, сопровождая каждое громкое действие нецензурными выкриками, чем и разбудил свое семейство.

– Что ты делаешь, пап? – спросила Саша.

– Где эта чертова Стейси?!

Наконец подключилась Йера:

– Марк… Марк!

Лохматое, сгорбленное, бранящееся существо, имеющее больше сходств с йети, нежели с цивилизованным человеком, взглянуло в ответ.

– Я ищу Стейси!

– Кого?

– Куклу Джел. Уро… старенькая такая, потрепанная. Не видела?

– И зачем она тебе понадобилась в три часа ночи, ирод?

– Джел попросила.

– Что?.. – глаза Саши расширились от ужаса.

– То есть… Я же пишу книгу про Джел. И мне нужно описать ее любимую куклу. До того как Джел познакомилась с Дианой, Калли и Никки, эта Стейси была ее лучшей подругой. Это очень важная деталь! Где она?!

– Марк, пожалуйста, приди в себя! Ты нас пугаешь…

«Йети» сгорбилось еще сильнее, сжало кулаки, ритмично задышало и прохрипело:

– Ты все-таки избавилась от нее.

– Ты серьезно? Хочешь устроить сейчас скандал из-за этой ерунды?! Я выбросила ее, когда Джел выросла. Она уже забыла про это одноглазое исчадие ада!

Вроде бы пустяк, и стоило бы, наверное, просто посмеяться над ним, или промолчать и забыть. Но нет. На самом же деле в этом «пустяке» было сконцентрировано все безразличие к Джелвире, погубившее ее впоследствии.

– Джел… я не виноват, – прошептал Марк, вернувшись в свой кабинет. – Джел?..

С горем пополам Марк дописал книгу.

– Тебя ждет большой успех. Я рада, что ты вернулся, – сказала Клоди Вандорп, руководитель издательства, с которым сотрудничал О’Нилл. – Мне очень понравился финал. Вира победила свою болезнь… Марк, ты совершил великое дело. Я уверена, если бы Джел могла знать, что ты для нее сделал, то она была бы очень благодарна тебе.

– Я не благодарности прошу, а прощения. – Дрожащей рукой Марк смахнул с глаз засаленную прядь волос. Слезы повисли на его ресницах. – Клоди, я виноват в том, что у Джел не такой хороший финал, как в моей рукописи.

– Она простила… Я знала твою дочь. Она еще при жизни была ангелом. Джел не стала бы так долго таить обиду на тебя и на кого бы то ни было.

Напрасно живые думают, что после смерти становится легче. Многие утешают себя мыслью, что смерть – гарантированный вечный покой. Должна признаться, что это не так. Разница между живыми и мертвыми заключается лишь в том, что первые еще могут что-то изменить, а те, что «дремлют» под могильной плитой, – нет. Душа у нас продолжает болеть из-за тех, кого мы любим. Только представьте: вы обречены видеть, как страдают ваши близкие, и ничего не можете сделать, чтобы помочь им. Они не чувствуют ваши невидимые объятия, не замечают ваших слез, что ливнем бьют в окно, не радуют их ваши посланцы – птичка, «случайно» влетевшая в дом; бабочка, усевшаяся на плечо… Клоди Вандорп права: Джел давно простила папу. Моего милого, любимого, несчастного папу. Но он узнает об этом лишь тогда, когда мы встретимся, когда он тоже обретет тот самый «покой». Это произойдет еще очень нескоро. Я рада, что жить он будет долго, но в то же время угнетена из-за того, что всю эту долгую жизнь, до последнего вздоха папа будет мучиться и винить себя…

– Ущипните меня! Неужели мы собрались все вместе? Это сенсация! – Так выразила свою радость Аннемари Брандт, сев за стол со своими подругами: Йерой, Мэйджей, Кармэл и Риннон. Они расположились в саду у дома О’Нилл.

– Это все ради Риннон. Моей спасительницы! Я до сих пор нахожусь под впечатлением после просмотра твоего шоу с Рэмисентой. Риннон, как же ты решилась на это? – спросила Йера.

– Поверьте, для меня самой это загадка, – сдержанно улыбнулась миссис Арлиц.

– Мои дочери, конечно, и не такое вытворяют, особенно Никки, но я все равно была в шоке, – высказалась Кармэл.

– И вот почему так происходит? – На лице Аннемари можно было прочесть искреннее недоумение. – Переходный возраст? Ну мы ведь с вами тоже были подростками. Я не резалась, не вела распутный образ жизни, как… – Аннемари замолкла, поймав грозный взгляд Кармэл.

– Как кто, Аннемари? Ну давай, договаривай!

– Ах, прекрати, Дилэйн. Я же не со зла. Кстати, кто-нибудь в курсе, почему наши девочки перестали общаться?

– Да кто их знает? – вяло улыбнулась Мэйджа. – Сколько мы друг у друга попили кровушки! И ничего. Все равно вместе, спустя столько лет.

– Ваши целомудренные канарейки, наверное, прыгали от счастья, когда им наконец-то удалось отвязаться от Никки! – буркнула Кармэл. – Хотя, если честно… их можно понять.

– Знаешь… моя Диана тоже не предел мечтаний. Она все переняла от Алэсдэйра. Упертая, взбалмошная, все знает лучше всех. Я мучаюсь!

– Остановитесь… – Риннон обратила внимание на Йеру. Каково ей, похоронившей дочь, слушать сетования этих недалеких мамаш? Дочери у них плохие, видите ли. Да они хотя бы живые! Радуйтесь… Любите их! Дорожите ими!

Все вмиг покраснели. Нашкодившие великовозрастные девчонки.

– Йера… – забеспокоилась Аннемари.

– Вот мы дуры, а! – ужаснулась Кармэл.

– Нет-нет, все в порядке! Чего вы?

– Как ваша жизнь сейчас? – тихо спросила Мэйджа.

– То, что у нас сейчас, сложно назвать жизнью, – призналась Йера. – Мы дышим через силу, пытаемся есть, иногда общаемся друг с другом. В общем, инсценируем жизнь.

Йера старалась улыбаться, но выглядело это максимально странно, как если бы выброшенная на берег рыба, медленно погибающая в изобилии воздуха, стала бы плясать от радости.

(Йера и Марк будут вместе до самой старости. Каждый год их супружеской жизни будет характеризоваться нескончаемыми ссорами, упреками, истериками. Однако, несмотря ни на что, они будут вместе. Их связь гораздо крепче, чем у большинства счастливых, влюбленных, ортодоксальных пар. Все потому, что Йеру и Марка единит не любовь, а кое-что посильнее. Та самая тоска по дочери. Всеобъемлющее страдание. Нужен ли кто-то еще, когда уже есть рядом человек, который понимает тебя без слов и может утешить одним лишь взглядом? И пусть время от времени между ними возникают склоки, но это уже, скорее, безобидная привычка, нежели что-то серьезное, разрушительное.)

– Йера, мы ведь это обсуждали с тобой? – сказала Риннон. – Надо крепиться. Вы уже пережили самое страшное, теперь нужно учиться жить без Джел. Понимаю, это тяжело. Так устроен мир: все должны пройти через боль и потери. Это так же естественно, как выпадение зубов у младенцев и старческий запор.

– А ты точно психотерапевт? – Реплика Кармэл заставила всех засмеяться.

Никто в этот момент истерического, наполненного страданием и состраданием смеха, не заметил Сашу. Она вызвалась помочь матери накрыть стол, принесла как раз противень с запеченным голубым тунцом. Все еще держа благоухающее яство, Саша сказала:

– Вы правы, Риннон. Самое страшное уже позади. Но… Я снова и снова вспоминаю то, что произошло, и никак не могу поверить, что это было на самом деле. Все было как будто во сне или вовсе не с нами. Неужели мы хоронили ее? Неужели видели ее мертвую и почти не плакали?.. Мне тогда лишь хотелось, чтобы все это поскорее закончилось: не ходить в больницу, не тешить себя пустыми надеждами, не видеть слез родителей, не видеть Джел… больше не видеть ее ТАКУЮ. Казалось, что после похорон станет легче. Отнюдь… Вы говорите, что боль и потери всем предначертаны, но я такая глупая, Риннон! Я верила в чудеса, надеялась, что нашу семью такое горе не коснется. А оно не просто коснулось… оно убило нас.

Саша поставила кушанье и ушла. Только Кармэл Дилэйн могла в такой ситуации оценивающе взглянуть на бедную Сашу. Кармэл заметила, что девушка набрала вес. «Горе ее, может, и не убило, но совершенно точно надругалось над ее лицом и фигурой».

Саша, вопреки настойчивым уговорам матери, взяла перерыв в модельном бизнесе, а после стала заедать свои переживания, отчего ее тело заметно округлилось, а лицо покрылось ярко-красными созвездиями прыщей. Закари Ричардсон, конечно же, сразу прервал общение с Сашей, испугавшись таких метаморфоз в ее внешности. Он быстро нашел ей замену – сногсшибательную Эль Деранджер, она тоже работала моделью. О новой пассии своего давнего поклонника Саша узнала от Кирона. Она часто встречала его у могилы Джел. Вместе с Кироном Саша возвращалась из царства мертвых в мир живых. Он провожал ее до дома, они с удовольствием болтали. В одном из разговоров Кирон и поведал о брате и его возлюбленной. Саша сделала вид, что эта новость обрадовала ее, но на самом деле она печально сказалась на ее хрупкой самооценке.

Затишье в личной жизни у Саши будет недолгим. Через пару лет она выйдет замуж за успешного адвоката, уедет в Америку. Все в ее жизни будет прекрасно до тех пор, пока Саша не задумается всерьез о материнстве. После долгих, мучительных обследований врачи поставят ей диагноз – бесплодие. До конца жизни Саша будет со слезами на глазах вспоминать и проклинать себя – юную, глупую, жрущую опасные таблетки для похудения, пытающую себя строжайшими диетами, выблевывающую завтрак, обед и ужин, и радующуюся великолепным параметрам своего анорексичного тела. Но все это будет потом. Пока что Саша, не ведая о своей безрадостной участи, идет домой, выговорившаяся, освободившаяся, и надеется на то, что она еще сможет быть счастливой. У нее тогда появилась мечта: родить девочку и назвать ее в честь сестры. «Сбудется! Конечно, сбудется! И тогда я буду самой счастливой. Я снова буду с Джел…»

– Слышали, что в Бэллфойере творится? – спросила Кармэл. – Многие жалуются, что у них пропали ценные вещи. Кто-то сначала подозревал прислугу, кое-кто и своих детей, ну а когда случаи кражи участились, то все пришли к выводу, что у нас завелась банда грабителей.

– А полиция что же? – озвучила Мэйджа интересующий всех вопрос.

– Полиция ничего пока не может сделать. Следов взлома нет, на камерах все чисто. Либо это делают очень умные, предельно осторожные преступники, либо на самом деле кто-то из своих. Даже не знаю, что хуже…

– Получается, люди зарабатывают честным трудом, бережно хранят нажитое, чтобы передать наследникам, а какие-то твари вламываются к ним в дом и… – Нечасто можно было увидеть такую взволнованную, пышущую яростью Аннемари Брандт. – Вот поймать бы одного из этих воришек да проучить как следует!

Мать одного из этих воришек, представителя той самой очень умной и предельно осторожной банды, сидела возле Аннемари. Мэйджа и не догадывалась о злодеяниях своей дочери, что поставила на уши всю элиту города.

– Мэйджа, ты приболела? – поинтересовалась Йера, когда миссис Лаффэрти сильно закашлялась.

– В новой квартире сквозняки жуткие…

– Кстати, когда ты пригласишь нас на новоселье? – спросила Кармэл.

– Ох, нескоро, девочки. Дел невпроворот, понимаете?

– Если нужна помощь, ты только намекни, – предложила Аннемари.

– Да что вы! Мы со всем справляемся. Лаффэрти никогда не сдаются. И не берут взаймы.

Все беззлобно посмеялись. К моему удивлению, и на счастье миссис Лаффэрти, никто не акцентировал внимание на ее скверном самочувствии. Позже я поняла, что подруги все-таки отметили ее бескровную кожу трупного цвета, вялые движения, некрасивое, изможденное лицо. Но все это они связали с последствиями многочисленных семейных проблем. О красоте думается в последнюю очередь, когда жизнь беспокоят такие катастрофические перемены… Да и потом, в Голхэме почти все так выглядят, не зря же в Бэллфойере этот район прозвали первым кругом дантовского ада. Никто не знал, что у Мэйджи рак и помимо проблем в семье она вынуждена терпеть многочисленные побочные эффекты тяжелейшего лечения. Мэйджу спасала в этот момент гордость. Да, именно гордость. Она не позволяла Мэйдже расслабляться, просить помощи, принуждала ее притворяться, будто все хорошо, временные трудности – не помеха ее счастью. «До самого конца буду держать марку!» – таким был девиз Мэйджи.

– К нам еще кто-то придет? – Кармэл взглянула на лишний, наполненный вином, бокал.

– Это для Авроры, – ответила Йера. После смерти Авроры Кинг, Йера, устраивая подобные посиделки, всегда оставляла ей немного места за столом и «угощала» вином. Так она чтила память своей покойной подруги.

– Йера, даже в такой день ты умудрилась взбесить меня! Раньше эта традиция казалась милой, но теперь это больше похоже на помешательство.

– Кармэл, ну хочет она, пусть делает. Тебе-то что с того? – вмешалась Аннемари.

– Дилэйн всегда злится, когда мы вспоминаем Аврору, – сказала Мэйджа.

Кармэл резко опустошила свой бокал. Аннемари снова не смогла промолчать:

– Кстати, Мэйджа права. Когда Аврора умерла, нам всем было смертельно грустно, а ты… как будто воспрянула духом.

– Так, подруги, вы слишком далеко зашли!

– Дело не в Авроре, а в Бронсоне. В том, что он не выбрал Кармэл, – заявила Йера.

– Это было миллион лет назад!

– А если точнее, то восемнадцать.

– Постойте… – прервала дискуссию Аннемари. – Аврора тогда уже была замужем за Кингом! Ты что, встречалась с ним за ее спиной?!

– Это была короткая интрижка, – нехотя выгораживала себя Кармэл. – Думаете, ваши мужья не ходят налево? Наивные…

– Аврора была твоей подругой! – негодовала Мэйджа.

– Сердцу не прикажешь.

– Судя по твоим поступкам, у тебя нет сердца. Ты бегала за Бронсоном! – напомнила Йера.

– А он не очень-то и убегал! Да, первое время пришлось навязываться ему. Что поделать? Влюбленные дуры и не на такое способны. Но потом Бронсон сам стал тянуться ко мне. Он так красиво ухаживал… До сих пор любуюсь его самым дорогим подарком – колье, в котором бриллиантов больше, чем седых волосков на ваших дряблых задницах.

– Щедрый, гадостный ублюдок, – не смогла сдержать свой гнев Аннемари.

– Я бы назвала его многогранным…

– Почему же вы с ним расстались? – с вежливым любопытством спросила Риннон.

Йера ответила за Кармэл:

– Она поставила ультиматум: либо он с ней, либо с Авророй. Выбор Бронсона, естественно, пал на жену.

– Развод подпортил бы его блестящую репутацию… Все. Хватит мусолить эту тему. Бронсон уже умер. Очень рано, мучительно! За все свои грехи он расплатился.

– А ты, Кармэл? – укоряющим взглядом поглядела Мэйджа.

– А я пока жива. Так что могу грешить дальше.

Поняв, что еще немного и эта беседа приведет закадычных подруг к крупной ссоре, Риннон сказала:

– Так, дамы, давайте забудем о прошлом и насладимся настоящим… ужином! Йера ведь не зря старалась?

Остаток вечера прошел сравнительно мирно. Лишь в самом конце, когда все уже прощались друг с другом и желали спокойной ночи, Мэйджа перехватила Кармэл и быстро шепнула ей:

– Значит, Никки получилась в результате мести?

– О чем ты, Мэйджа?

– Ты рассталась с Бронсоном и немного погодя родила Никки. Совпадение? Вряд ли. Выходит, ты переспала с кем-то в отместку и… забеременела?

– Я думала, мы перестали ворошить прошлое.

– Мне просто интересно.

– Ну раз интересно, то знай… – Кармэл гордо задрала подбородок и процедила: – Никки – последний «подарок» Бронсона.

– А-а?! – выдать что-то членораздельное у миссис Лаффэрти не получилось. Она онемела от шока.

– Вот так вот, Мэйджа.

Глава 34

В тот самый день, когда Кармэл была в гостях у Йеры, Калли привела Инеко и Савьера в дом Дилэйн. Долго же она готовилась к этому грабежу… Наконец появилась идеальная возможность: Кармэл пробудет несколько часов у О’Нилл, Клара на вечеринке в Голхэме, Леда и Никки останутся на выходные в «Греджерс» (обо всем этом Калли узнала от Никки. Последняя без задней мысли рассказала подруге о планах ее семьи на ближайшие выходные).

В доме Никки Калли ориентировалась как в своем. Она знала код от сигнализации, знала, где расположены камеры, где находится тайник с запасным ключом. Поэтому банда успешно проникла в «сокровищницу» Кармэл Дилэйн. Калли отключила сигнализацию, а также камеры, предварительно удалив записи, на которых фигурируют она и ее сообщники. Все эти манипуляции Калли проделала автоматически, с холодным рассудком и мертвым сердцем. Возможно, Калли была так спокойна и даже цинична лишь потому, что до этого несколько дней внушала себе: «Это твое последнее задание. ПОСЛЕДНЕЕ. Скоро все закончится, только решись, Калли! Подлое, конечно, это дело, но вспомни, что сделала Никки. Она… заслужила».

– Самая скучная вечеринка в моей жизни! – заверещала Клара.

– А вдруг мы рано ушли? По закону подлости самое интересное начнется без нас.

– Тоуни, у меня дома никого, но зато есть огромный бар, куча закуски и мамины антидепрессанты. Ну что, ты все еще хочешь вернуться?

Кларе и Тоуни Уэллер осталось несколько шагов до дома Дилэйн. Удивление, недоумение, а затем подлинный шок… Все это последовательно испытала Клара, увидев, как Калантия и двое незнакомцев покинули ее дом и направились быстрым шагом к припаркованному у ворот «Бьюику». Она хотела окликнуть Калли, но вскоре в этом уже не было необходимости – Лаффэрти заметила ее. И снова удивление, недоумение, подлинный шок. Только теперь все это относилось к Калли. Клара направилась к незваным визитерам, но те уже успели запрыгнуть в машину. Взревел мотор, земля под колесами задрожала, как и подчиненные страху тела злоумышленников. С немыслимой скоростью они промчались мимо обескураженных Клары и Тоуни.

Кармэл вернулась поздно, с испорченным настроением. Господствовали в ее сознании мысли о нелегком разговоре с подругами, о Бронсоне… Мужчин у Кармэл было превеликое множество, но никто из них не мог сравниться с Бронсоном Кингом. Он всегда был для Кармэл на первом месте. Этот человек – воплощение ее громадного несчастья, необузданной фантазии, несмываемого греха и постыдной любви. Ну зачем ей напомнили о нем?..

В комнате Кармэл стоял высокий шкаф, предназначенный для хранения всевозможных драгоценностей – подарков от ее воздыхателей. На центральной полочке этого хранилища несметных сокровищ находилась главная ценность Кармэл – то самое колье, подаренное Бронсоном. Кармэл захотела снова полюбоваться им. Этот грустный вечер, наполненный тяжелыми воспоминаниями, особенно располагал к любимому времяпрепровождению. И вот она открыла шкаф… Центральная полка пуста. Первые несколько секунд Кармэл отупело смотрела на то место, где когда-то сверкала ее бриллиантовая прелесть, точно пройдет мгновение, и колье тут же появится как по волшебству. Не заметила Кармэл исчезновения других украшений из ее коллекции (где-то недоставало колечка, где-то цепочки, сережек, броши). Они ей не были важны. Она была бы счастлива, если грабители обчистили весь этот шкаф, заглянули в каждую шкатулочку, но оставили при этом колье от Бронсона.

Наконец, первое ошеломление прошло. Кармэл взяла себя в руки. «Может, я переложила куда-то и забыла? Нет. Столько лет оно хранилось здесь преспокойно, незачем мне было его перекладывать. Тогда его кто-то взял. НИККИ! А кто же еще? Кто, кроме нее, на такое способен?!» Все гадкое, несправедливое у Кармэл всегда ассоциировалось с ее средней дочерью. Во всех своих бедах она винила эту непутевую девчонку, так похожую на Бронсона. Алогично мыслила Кармэл Дилэйн: в неодушевленных подарках Кинга она видела след его пылкой любви к ней, оттого они были ей так дороги; Никки же – последний «подарок» Бронсона – стала для Кармэл живым напоминанием о плачевном конце их любви, о боли и предательстве, ведь на самом деле Бронсон завершил тайные отношения с Кармэл после того, как узнал о ее беременности.

«Сейчас же позвоню ей! А что мне сказать? Стану кричать – спугну. Значит, по-другому надо. Заманю ее ласково. Вот только поверит ли?» Кармэл позвонила дочери и с преувеличенной нежностью в голосе попросила прощения за все, а после предложила ей провести воскресный выходной дома, пообещала роскошный семейный ужин. Никки не почувствовала подвоха. Денно и нощно она мечтала, чтобы мать однажды раскаялась и приняла ее обратно в семью. Каждые выходные с тоской и завистью Никки смотрела, как весело шагают за ворота школы Леда и Клара. Домой… они спешили домой. К маме. О Никки никто не думал, ее никто не ждал. Что ей оставалось делать? Либо оставаться в «Греджерс», либо двое суток провести в клубе с Элаем. Последнее ей уже порядком надоело. В переизбытке безбашенного веселья и свободы остро ощущалась потребность в домашнем уюте, родительском тепле. И вот ей звонит мать. МАМА. Мамочка… Она зовет ее домой. Конечно, Никки с радостью соглашается и ни о чем не догадывается. Она окрылена. Она наконец-то чувствует себя нужной.

По пути домой Никки купила подарок матери – кустик декоративной кремовой розы в горшочке (Кармэл увлекалась разведением этих острошипных королев всех цветов).

– Мне сказали, что это очень редкий сорт, – сообщила Никки, улыбаясь во весь рот. – Хочу назвать ее Розой Перемирия! Пусть она будет нашим оберегом? Больше никаких ссор. Все в прошлом! Идет?

Злобно-отстраненно глядя на дочь, Кармэл не имела ни малейшего сходства с той любезной, раскаявшейся женщиной, что вчера говорила с Никки по телефону. В каждой черте ее лица, как в зеркале, отражались ненависть и нетерпение.

– Э-э… Кармэл, вы потеряли дар речи из-за этого прекрасного растения или же существует другая причина вашего безмолвия?

– Ты искусно притворяешься. Потому у меня нет слов, – грозно выговорила Кармэл.

– Да что вы, матушка! Мне нет нужды быть неискренней с вами. Вы же так добры ко мне, – весело сказала Никки. При этом в каждом ее слове не было и намека на сарказм. Она обращалась к матери с подлинной, накопленной за все несчастливые детские годы любовью. Но Никки было неловко и непривычно открыто проявлять свои чувства, поэтому она и прикрывалась шутливым тоном и вычурными фразочками, как оборонительным щитом. А трагедия тем временем надвигалась все ближе и ближе…

– Перестань ёрничать! – истошным голосом завопила Кармэл. – Где колье?!

– Какое колье, родименькая моя?

– То, которое ты своровала у меня, негодяйка!

– Ха, чего?! Женщина, вы в своем уме?

– Никки, твое запирательство не приведет ни к чему хорошему. Клянусь, я больше не буду злиться, я прощу тебя сразу же. Ты только признайся, ладно? Неужто у тебя ничего святого нет? Будь, пожалуйста, человеком. Скажи правду. И верни то, что принадлежит мне!

Приподнятое настроение Никки исчезло восвояси. Казалось, даже бархатные головушки роз поникли в этот момент вместе с ней. «Не для перемирия она позвала меня, а для очной ставки! Вот так мамашка у меня!»

И все вернулось на круги своя.

– …Ясненько. У тебя, мамулька, горячка. Перепила, да? Одиночество совсем доконало?

– До чего же ты докатилась, Никки? Воровать у матери! Какая низость!

– Маразматичка ты гребаная! Никогда в жизни я ничего твоего не возьму. Я брезгую, в конце концов!

Никки схватила горшочек с унылой розой и помчалась к себе в комнату. Через некоторое время ее побеспокоила Клара.

– Пустишь?.. Я знаю, что произошло.

– И что же? Кармэл прислала тебя выбивать из меня показания?

– Мама, скорее всего, ошибается.

– Не «скорее всего», а «как всегда»! Надо же… Она готова была убить меня из-за этой чертовой побрякушки! Я теперь сама хочу найти то колье и сунуть ей в рожу! Она, поди, посеяла его по пьяни, а я теперь крайняя! Ну почему так?! Почему?! – причитала Никки, утирая слезы. – Чуть что, так сразу во всем винят меня!

– Не знаю, стоит ли тебе говорить об этом… Возможно, это и не относится к делу.

– Клара, ну тут без вариантов. Продолжай, раз начала.

– В общем… я вчера видела Калли.

– И эта новость должна шокировать меня?

– Я видела, как она вышла из нашего дома с какими-то парнями, – уже смелее сказала Клара.

– Вышла из нашего дома? – переспросила Никки.

– Да.

Все это звучало неправдоподобно. Калли было известно, что Никки на выходные останется в Мэфе. Так зачем она приехала к ней? Да еще и не одна. И как она посмела без спроса зайти в чужой дом? Бред какой-то.

– А ты не могла перепутать ее с кем-то? Может, Кармэл привела кого-то?

– Нет. Мама была уже у миссис О’Нилл. Это точно была Калли.

– Так, сеструлька-говнулька, ты пока помалкивай, хорошо? Этому должно быть логичное объяснение. Я все выясню.

Калли была на смене в «Кэнди Грэдди». Кафе битком набито. Беспрерывная болтовня посетителей под симфонию поварских выкриков и посудного звона долго не позволяла Никки быть услышанной.

– Калли! Да что ж ты будешь делать… Калли, обернись!!!

– О… привет! Народу полно, ничего не успеваю.

– Ну хотя бы минутку удели мне. Ты же так сильно хотела встретиться со мной.

– Я?..

– Ну да. Иначе зачем ты приезжала ко мне вчера?

– Я не… – Утомленные глаза Калли наполнились младенческим ужасом. – Никки, я вчера весь день работала. Меня не было в Бэллфойере.

– Эй, плюшечка! – Никки подозвала второго официанта – чрезмерно упитанного паренька с копной черных кудряшек на голове и убогим островком усиков под носом. – Скажи, пожалуйста, Калли работала вчера?

– Нет. Была смена Шанти и…

– Все, спасибо. Проваливай.

Калли напряглась до кончиков волос, стала нервно теребить края своего фартучка.

– Вчера был довольно странный день, Калли. Во-первых, у Кармэл пропало дорогущее украшение. Во-вторых, Клара видела, как ты вышла из нашего дома с какой-то шпаной, а в-третьих, ты весь день была в «Кэнди Грэдди», но тебя здесь никто не видел. Мистика какая-то! Или кто-то морочит мне голову, а? Нам все-таки стоит поговорить. И прямо сейчас.

Они вышли на улицу, закурили. Калли всё смотрела куда-то в сторону. Выглядела она очень замученной, предельно уставшей.

– Скажи одно: ты вляпалась во что-то? – спросила Никки.

Калли только кивнула.

– И все настолько серьезно, что ты решила обокрасть меня? Свою подругу?! Я, конечно, понимаю, голхэмская жизнь – не сахар, но воровство – это уже последнее! У меня теперь проблем выше крыши из-за тебя! Мать меня во всем обвинила! Меня и так в этом доме ненавидят, так теперь с твоей помощью все еще больше обострилось. Зачем ты так?! Калли, ты же всегда была за честность! Что с тобой стало? С кем ты связалась?!

Могла ли Калли признаться Никки в том, что она связалась с Инеко и Савьером Бейтсом не по своей воле? Могла ли рассказать про то, как она решилась убить Бронсона Кинга, чтобы спасти Элеттру, и наняла для этого Сафиру Фрай, а теперь вынуждена отрабатывать крупный долг, участвуя в грабежах в качестве наводчика? Ведь потом еще придется выложить всю правду про отношения мистера Кинга с дочерью, а Калли поклялась хранить до конца жизни эту мерзкую тайну.

Нет… Калли больше не доверяла Никки. Она боялась, что та, узнав обо всем, воспользуется ее бедой, создаст ей еще больше проблем! Начнет шантажировать или просто по глупости растрындит всей округе об этом. Столько людей подведет! Это же Никки!

Но все-таки Калли решилась рассказать часть правды. Самую невинную ее часть.

– …У мамы рак. Нужны деньги на лечение.

Как быстро меняются картинки в калейдоскопе, так же стремительно вечно насмешливая физиономия Никки стала серьезной. Калли не предвидела такую реакцию. Ей казалось, что в заскорузлой душе Никки не осталось ни капельки человечности.

– Да ты что, Калли! Боже мой… Так почему ж ты мне ничего не сказала? Я бы помогла. Мать, правда, лишила меня денег после моего отрыва в Тайсе, ну так хрен бы с ней. Я бы сама тебе все вытащила из дома! У Мэйджи запущенный случай?

– Врачи сказали, что предстоит долгая борьба, но крохотный шанс на положительный исход есть…

– Это главное! – Никки швырнула недокуренную сигарету, схватилась крепко за запястья Калли, словно таким образом намеревалась передать часть своей силы этому побледневшему, обессилевшему существу, в которое превратилась ее любимая подруга. – Я, конечно, не ожидала от тебя такого. Хотя… ради спасения родного человека многое можно сделать. Наверное, я бы тоже так поступила. Даже ради Кармэл…

– Никки, прости меня, пожалуйста. Если бы у меня был другой выход, я бы не пошла на такое. – Говорила Калли как будто бы нелицемерно, но все-таки терзалась сомнениями при этом. После всего что Никки вытворила, не может она быть такой хорошей. Просто сейчас она играет выгодную ей роль, вот и все.

– Эй, выше нос! Я теперь каждый день буду молиться, чтобы Мэйджа выздоровела, а еще благодарить мамкиных хахалей за их драгоценные дары! Знали бы эти членотрясы, что они однажды спасут человеческую жизнь, ха-ха.

– А ты теперь как? Я ведь подставила тебя…

– Ой, да ладно, забудь. Выкручусь как-нибудь. Я уже натренированная. Главное, чтоб все были живы и здоровы. А богатство – дело наживное. Жаль только, что ты мне сразу не рассказала все как есть. Отомстить, может, хотела мне так? Или просто не доверяла, а? И небось отношения наши возобновить решила, только чтобы в дом ко мне пробраться? Нет, не отвечай. Пусть этот вопрос будет открыт для меня. Хочу верить, что ты задумалась об этом уже после нашего перемирия.

«Ну как она это делает? – задавалась вопросом Калли. – Все равно находит доступ к сердцу! Вот уже и сочувствуешь ей, и исповедаться хочется… Нет, нет, нет! Не поддамся! У меня тоже есть роль, и я отыграю ее безупречно!»

– А если… Клара еще кому-то расскажет? – со слезным воздыханием спросила Калли.

– Все решаемо. Считай, что этой проблемы больше нет.

«Все решаемо» – одна из коронных фразочек Никки. Калли в прошлом не раз признавалась Никки в любви за ее неиссякаемый оптимизм и эту фразу, в которой он выражался. И вот сейчас, сказав эти волшебные два слова, Никки удалось воскресить в Калли частичку еще не остывшей любви к подруге. Калли поглядела на нее с благодарностью.

– Эх, горемыка ты моя, – сказала Никки, обняв Калли. – Сколько на тебя навалилось!

Вернувшись домой, Никки застала мать в обществе Форджа – бывшего ухажера Кармэл, имевшего значительное влияние в органах правопорядка.

– Зачем Фордж приходил? – полюбопытствовала Никки, когда тот ушел.

– Я рассказала ему про то, что у нас стряслось. Он пообещал найти преступников в кратчайшие сроки.

– Пару часов назад ты меня считала преступницей.

– Да… а потом, уже успокоившись, я вспомнила, что мы не единственные потерпевшие.

– Не единственные? – удивилась Никки.

– Ходят слухи, что в Бэллфойере орудует банда грабителей. Уже пострадали Джефферсон, Арменанте и многие другие. Из-за шока я напрочь забыла об этом! Мы, оказывается, очередные жертвы… Никки, ты извини меня за то, что я на тебя напала. Я правда очень сожалею.

В этот момент могло бы произойти настоящее чудо. Никки простила бы мать, а потом они поговорили бы по душам, разрыдались, обнялись. Кармэл – женщина совестливая. Осознание о совершенной несправедливости по отношению к дочери открыло ей глаза: а что, если и до этого она придиралась к Никки незаслуженно? «Может, проблема вовсе не в ней, а во мне?» Впервые Кармэл задумалась об этом. Наступило бы то самое перемирие, о котором так грезила Никки. Но…

Никки понимала, что если за это дело взялся Фордж, то Калли не избежать неприятностей. Он быстро вычислит ее. У него особый нюх! Еще приплетет сюда Джефферсон, Арменанте и остальных, которых тоже ограбили. Ну, может, в их дома действительно вломились грабители, кто ж знает? Главное, что Калли здесь ни при чем! Тут просто совпадение! Но кто будет учитывать это? Калли загремит по полной…

Поэтому Никки сказала следующее:

– Не извиняйся, Кармэл. Ты во всем была права.

– Что?..

– Ты оставила меня без денег, а мне же нужно было на что-то развлекаться? Вот я и…

Кармэл окаменела в невыносимом разочаровании. Страшная бледность покрыла ее лицо.

– А я ведь… – с трудом произнесла она, – даже обрадовалась, когда вспомнила про эту банду. – И это правда. Кармэл отдала бы свой дом на разграбление самым отъявленным мерзавцам, ведь это ей легче было бы пережить, нежели очередную безбожную выходку своей дочери.

– Кармэл, да брось ты убиваться из-за какого-то пустяка! – нисколько не сомневаясь в правильности своего поступка, сказала Никки.

– Это память! Моя память! Стервятина малолетняя!!! Да так ты могла?!

– Это не последние подарки в твоей жизни. Раздвинешь ножки – получишь новые!

Кармэл немного помолчала, осмысливая что-то. А потом изрекла скорбным голосом:

– Чтоб ноги твоей больше не было в этом доме.

– Да ты ж моя милая! Выгнать меня хочешь? Радикальненько. Но, увы, не имеешь права. Избавишься от меня только после моего совершеннолетия, – ответила Никки, придав своему лицу самое беззаботное выражение.

– Никки, если ты не уйдешь по-хорошему, то я не дам отбой Форджу. Я добьюсь для тебя самого сурового наказания, так и знай.

– Да благословит тебя Господь за твое доброе сердце, матушка!

Уже через несколько минут Кармэл захлопнула дверь за спиной дочери. Не могу сказать, что Никки была сильно опечалена произошедшим. В какой-то степени она была горда собой. Ей удалось спасти Калли и косвенно миссис Лаффэрти. Ну а то что ради этого пришлось пожертвовать зарождающимися хорошими отношениями с матерью, так это нестрашно. «Все решаемо…» Кармэл обязательно приведет мысли в порядок, остынет, да и сжалится над Никки. «Выгнала, ха! Прям навсегда! Да уж не смешите», – успокаивала себя Никки.

Клара выбежала за сестрой:

– Стой! Никки! Я не верю. Это не ты! – Заплаканный ангелочек уткнулся лицом в живот Никки.

– …Иди домой, козявка, – фальшиво бодрым тоном сказала Никки.

– Почему ты попросила меня никому не говорить про Калли? Почему?! – Клара взглянула на сестру. Та смотрела в ответ с загадочным подобием улыбки. – Почему, Никки? Ты же из-за нее потеряла мать!

– Я давно ее потеряла… И всю семью. У меня осталась одна подруга. Ее я потерять не могу.