Глава 11. Дела наши тяжкие

Пока мотались, уже и половина седьмого. Солнце склонилось к горизонту, тени удлинились. Бабка скомандовала:

- Будем в Приюте ночевать. Не нравятся мне эти административные наезды.

- А они никому не нравятся, - откликнулся Шило.

Из Приюта выскочила Беда, подбежала к багги.

- Ну, как? На воротах не лютуют?

- Нет. Там всё нормально… Дети где?

- В садике.

- У вас и садик есть? - удивился Пашка.

- Так у нас восемнадцать спасённых детишек. Вот тебе и садик. Ну и наши тоже там с ребятнёй тусуются. Так… Ладно… Надо ужинать, да на ещё одно дело сгонять.


На ужин в столовке собралось много народу. И знакомые бригадные, и какие-то незнакомые мужчины и женщины.

За отдельным столом сидели покалеченные мужики, с подвёрнутыми штанинами, поставив рядом костыли. У одного был завёрнут рукав. Компания инвалидов не унывала, наяривала салаты и гуляш и иногда громко ржала над чем-то.

Бабкин экипаж сидел за одним столом в уголке и тихо переговаривался.

- Знаешь, как трудно детей спасать, - рассказывала Беда. - Они же все с родителями. А грибок, тварь такая, действует избирательно. Тех, кто весит меньше… Ну, так килограмм до пятнадцати, эта сволота не берёт. Ну, и представь себе - маленький ребёнок, лет трёх-четырёх. Он же около родителей. А родители стали тварями… Дети первыми гибнут. Мы, за всё время, только одного мальчика ясельного возраста вывезли. Ванечку… А так… Надо что-то придумывать…

Все удручённо кивали.


После ужина Бабка приказала:

- Скорый, Короткий, за мной.

Вышли на улицу, сели на лавочку у стены.

- Мужики… Такая задача… Я хочу поговорить с Осиповой Ленкой. Поговорить и наказать…

Долго молчали. Переваривали.

- Знаешь, Мила Сергеевна, - высказался Павел, - таких высокопоставленных людей, наказывают только тихой смертью. Так, чтобы ни улик, ни тела. Если её пожурить, то потом такое начнётся… Как ты её хочешь наказать?

- Я у вас совета спрашиваю…

- Может как Кондрата?

- Не получится. У тебя дар, пока что, слабый. Метров на пять, на шесть. Вместе со мной он увеличится в… Примерно, в десять раз. Это пятьдесят метров. Всё.

- То есть, ты предлагаешь мне вас прикрыть "лешим", - предположил Короткий, - подойти в плотную, и там Скорый её "погасит"?

- Нет, Аркаша, я же поговорить с ней хочу.

- Тогда, как?

И они уставились на Пашку.

- А что я?

- Ты всегда такие вопросы решал.

Пашка подумал, порищуривался...

- Ну ладно. Если мне решать… Тогда сделаем так…


Прикрываясь "лешим" Короткого, троица прошла в общежитие городского управления, усыпила Осипову и вынесла её в Приют. Никто и глазом не повёл.

Потом, на багги, которую местные забавно называли то "пепелацем", то "луноходом", вывезли похищенную на пленер. В соседний Светлоозёрский кластер. Откуда, кстати, родом Короткий.

Чтобы не вызвать подозрений с выездом за стену, загрузили в прицеп полный мусорный контейнер, Короткий снова накрыл Скорого и Осипову "лешим" и понеслись.

В Светлоозёрском заняли крайний домик, Короткий внёс уважаемую Елену Генадьевну, усадил её на стул посреди комнаты, примотали скотчем. Бабка скомандовала Пашке:

- Буди.

Осипова тяжело помотала головой, помычала нечленораздельно. Потом окончательно очнулась, осмотрела себя, подёргалась, подняла глаза на бригадных и строго спросила:

- Это что?

Бабка коротко объяснила:

- Похищение.

- Вы что, мерзавцы - совсем обнаглели?! Под трибунал захотели?! А ну!!...

Бабка перебила:

- Может поговорим?

- О чем мне с тобой говорить?! Освободи меня, немедленно!

Короткий и Бабка стояли спокойно, и невозмутимо смотрели на дёргания пленной. Видно было, что не первый раз они такое проворачивают. Только Пашке было немного не по себе.

- В партизан решили поиграть, дебилы?! - бушевала Елена, - Поздравляю! Доигрались! Бабка, ты кем себя возомнила?! Вот это, - она снова подёргала руками и ногами, - тянет на смертную казнь! Поняла, дура?!

Бабка поставила второй стул перед связанной, уселась на него, тяжело вздохнула, потёрла лицо двумя руками, устало спросила:

- Мне интересно вот что: Откуда у вас такая уверенность в безнаказанности?

- При чём тут эта уверенность?!

- Ну… Ты вломилась в моё жилище, попытались отобрать моё имущество… Да, кстати, а где список, тот что ты составила.

- Это не твоё дело!

- Так… Ладно… Хорошо… Почему ты пришла в Приют описывать мои продукты?

- Я повторяю! Это! Не твоё! Дело!

Бабка посидела молча. Потом резко наклонилась и врезала Елене по физиономии. Спокойно села, подождала, пока та сфокусирует взгляд и спросила:

- Ну и как? Это всё ещё "не моё дело"?

- Ты скотина! Ты что делаешь?! Вы все преступники!

Осипова зло посмотрела на стоящих мужиков и приказала:

- Остановите её немедленно! И развяжите меня! Я походатайствую, чтобы вас сильно не наказывали!

Бабка расстроено, шумно и долго выдохнула. Потом снова закатила Ленке жёсткую затрещину.

- А-а-а!... Что?! Что ты хочешь узнать?!

- Я задала вопрос…

- Какой?!! Какой вопрос?!!

- Ты невнимательно меня слушаешь. А твоя внимательность, это главный элемент нашего разговора. Давай вспомним, о чём мы тут говорили. Постарайся понять, что от этого зависит то - как ты умрёшь… Итак последовательно. Я задала тебе вопросы. Ты не ответила ни на один. Я слушаю.

- Что ты хочешь от меня? Сволочь!

На этот раз Бабка врезала серьёзно. Так, что Осипова потеряла сознание.

- Скорый…

Пашка сосредоточился, включил Дар и плеснул энергии в притухшие мозги.

Елена очнулась, помотала головой, огляделась мутными глазами… И вдруг зло, без слёз, заплакала.


- Ну ладно, хорошо, - примирительно продолжила Бабка. - Начнём с начала. Почему ты пришла в Приют описывать имущество?

- Я выполняла приказ.

- Чей приказ?

- Шуляка, Петра Егоровича.

- Сверла, что ли?

- Да, его.

Скорый поинтересовался:

- Бабка, ты его знаешь?

- Конечно знаю. Мы его из Гаврилова Посада вытащили. Можно сказать - прямо у рубера из хлеборезки. Ещё бы чуть-чуть…

Коротки буднично спросил:

- Ладно… И что? Волокём сюда Сверло?

- А я? А со мной что? - заволновалась Осипова.

- Ну… Вот если бы ты там, прямо на месте, сказала, что действуешь по приказу… То в принципе я ограничилась бы только Сверлом… Тебя бы это не коснулось. Но ты в одном месте говоришь одно, в другом - другое… Так что…

Скорый покашлял в кулак:

- Мила, вообще-то она врёт. Сверло ей не приказывал.

- Видишь Леночка-Ленок. У нас есть ментат. Слабенький, но есть.

- Ладно, хорошо. Это я сама. Я хотела получить поощрение по службе. Премию… Да тебя бы всё равно раскулачили. Ты в Полисе ни к месту. Поняла? Тебя так и так выдавят из города. Ты слишком самостоятельная… Так что… Я, или другие, всё одно. Просто я оказалась проворней…

- То есть Сверло не в курсе твоих подвигов?

- Нет. Не в курсе.

- Ага. Проворная ты наша… Теперь второй вопрос. Где список?

- В сейфе.

- Код от сейфа?

Елена снова завозмущалась:

- Ну, да! Сейчас!


А Пашка неожиданно спросил:

- А вы, Елена Геннадьевна, откуда?

- Из Нижневартовска.

- Да. - подтвердила Бабка, - Она крутая тётка. От тварей из макара отстреливалась. Пока мы не подоспели. У неё уже патроны заканчивались.

- Жалко.

Короткий и Бабка уставились на Пашку. Тот объяснил:

- Жалко устранять хороших бойцов, мужественных людей.

- А что ты предлагаешь?

Скорый покривился, пожал недоуменно плечами.

- Ну вот! - укорила его Бабка, и Осиповой - А запас средств у тебя есть?

Для налогового инспектора забрезжила надежда.

- Есть, немного. Деньги должны работать. У меня все вложено в дело.

- Бабка наклонилась поближе:

- Я так понимаю, деньги и список лежат у тебя в сейфе, в твоём кабинете?

- Да, - мрачно подтвердила пленница.

- Код?

- Я вам не скажу. Если вы это узнаете, то я за свою жизнь и горошины не дам… Давайте договоримся так - Вы меня отпускаете, я вам выплачиваю денежную компенсацию за причинённый ущерб, и забудем эту историю. Я буду молчать, уверяю вас.

- Сумма компенсации?

- Двести сорок две чёрных. Больше нет.

- Незначительная сумма. Но нам и это пригодится. Код?

- Нет. Вы же меня устраните. Сначала договоримся. Ты должна дать мне слово…

Бабка поохала, покряхтела, действительно как старая бабка.

- Ленка, раньше надо было договариваться. Я тебе ничего не должна.

И повернулась к Дугину:

- Паша, давай.

Пашка усыпил Осипову. И растерянно спросил:

- А теперь что?

- Ты раньше как-то делал, что усыплённые отвечали правду…

Павел думал с минуту. Потом до него дошло - покорность, вот что он должен внушить.

Сосредоточился, попробовал заставить Еленину личность стать покорной.

- Ну… - поторопила шеф.

- Код сейфа в кабинете? - спросил Скорый спящую.

- Два, ноль, восемь, восемь.

- Ну вот, - повернулся он к Бабке, - готово… Мы что контору будем брать?

- Возьмём по тихому. Буди.

- Так… Ладно… Ленка, пошли. Убивать тебя будем.

- Подождите! Мы же вроде договорились! Если вы меня отпустите, то я буду молчать!

- Так то оно так, конечно. Но где гарантии твоего молчания?... Понимаешь, - с одной стороны твоё слово, а с другой - моя бригада и ещё три экипажа. И ещё Приют, где живёт и работает куча народа. Я семь лет отлаживала эту систему, и я не могу ею так рисковать. Где гарантии? Нет гарантий. Так что… Извини.

- Вот я вляпалась, - огорчилась Осипова.

- Так… Ладно… Грузите её. И к болоту… Место тут какое хорошее. Болота кругом. А пахнет свежестью и яблоками… Ну всё… Поволокли.

На краю болота Бабка спросила у Елены:

- Ленка, если ты верующая, можешь помолиться.

Осипова ответила раздражённо:

- Да кончайте уже!


Усыплённая Пашкой до смерти, Осипова ушла в трясину, разбив плёнку ржавчины на воде…

Постояли плотной кучкой, полюбовались на восхитительный закат. Бабка приобняла Пашку:

- Красиво…

Вздохнула.

- Я начинаю получать от этого удовольствие…

- А раньше ты что, - закатов не замечала?

- Да я не про закат. Я про эти… экзекуции. Никогда не думала, что такое мне может понравиться. Какое-то острое ощущение победы добра… Умиротворение от свершения правосудия…

Бабка подняла лицо, посмотрела Пашке в глаза.

- Ну вот, казалось бы чего проще, - Беда же сказала, что она врёт. Ну и всё. Тесаком по балде и привет. Но вот эта игра, как кошка с мышкой, перед тем как съесть… Паша, может я больная. Или я превращаюсь в какое-то чудовище.

- Она вела себя мужественно. Жалко.

- А тебе, я вижу, тоже нравится этим заниматься?

Короткий хмыкнул, а Пашка помотал головой:

- Нет Мила, это мне совсем не нравится.

- А чего ты тогда с ней так разговаривал. Объяснял, жалел… Ну и всё такое… Время растягивал?

Пашка почему-то разволновался:

- Знаешь… Я пытался найти причину, по которой можно оставить её жить. Не хочу убивать. Не хочу и всё. Понимаю, что это глупо. Но, до самого последнего момента надеялся, что она скажет что-то такое, что позволит её отпустить… Оставить ей жизнь… А с другой стороны, я же не кисейная барышня, я прекрасно понимаю какие будут последствия. У власти мгновенно появится формальный и законный повод разрушить Приют, уничтожить тебя, а возможно, и всех членов бригады. Но даже не это главное. Главное, Мила, что пострадают ваши дети… Да чего там говорить - Наши дети. А детьми рисковать нельзя.

Бабка обратилась к Короткому:

- Понял, какая философия?

Короткий мрачно покивал:

- Правильная философия… Мы с Нессочкой… У нас ребёнок будет…

- Ну, слава Богу! Поздравляю! Рада за вас.

И обратилась к Пашке:

- Ну, что, малохольный ты мой? Успокоился?... Короткий, а ты как?

- Ну, как-как. Надо, значит надо. Ты же знаешь - я делаю то, что надо. Нравится мне или не нравится, но работу кто-то должен делать.

- Ладно. Поехали. Да темна надо успеть домой.

Когда въехали в ворота Полиса, уже потянуло прохладой и заструились сумерки.


День наконец-то закончился. Ещё тот денек.Тут что, всё время так насыщено событиями? Но усталости от перегрузки Пашка не ощущал. Живца хлебнул капельку - и как огурчик.

В Приюте, в той части корпуса, что над столовой, были и семейные номера. Примерно, как двухкомнатные квартиры, только без кухни.

Женщины уложили детей, приведённых из детского сада. Справа и слева от большой двуспальной кровати стояли детские кроватки.

Постелили Пашке в маленькой комнате, на диване. И все улеглись.

Дугин лежал, смотрел в тёмный потолок и размышлял.

Он понял, что его буквально натаскивают, интенсивно восстанавливая его прежние таланты и дары. Натаскивают для решения совершенно определённых задач. Точнее, задача одна - выжить. Как минимум. Остальное уже в приложении - собрать вокруг себя единомышленников и организовать пространство с более-менее сносным существованием, более-менее похожим на жизнь в прежнем, нормальном мире. В принципе, нормальные биологические задачи - выжить и доминировать.

Так, на философской ноте и уснул.


Проснулся от какого то движения. Прислушался - кто-то дышит рядом.

Протянул руку прикоснулся к мягкому. Женщина сдавленно ахнула. Чёрт… Женская грудь. Пашка отдёрнул руку, как обжёгся, а Тьма в темноте горячо зашептала.

- Паша, я… Я ничего, Паша… Я просто рядом полежу… Не обижайся, Пашенька… Можно?

- Да ладно. Лежи, - пожал плечами Дугин.

А из большой спальни выходила… Ну а кто там ещё мог выходить, Бабка конечно. С фонариком.

Она подошла к Пашкиному ложу, посветила в лицо.

- Не спишь?

- Нет, не сплю.

- Таня у тебя?

Таня из-за его спины ответила:

- Да, Мила. Я здесь.

- Паша, проглоти вот это и запей, - Бабка протянула жемчужину и пластиковый стаканчик.

- Это что?

- Пей, Паша. Не бойся, не отравлю.

Потом горестно вдохнула, положила фонарик на столик, лучом кверху и присела на край дивана.

- Тьма, вот что ты за человек?

- Мила, он мне разрешил… Я же не просто так. Он мне разрешил.

Пашка покивал в подтверждение.

Но Бабка не вошла в положение и не перестала укорять.

- Ты думаешь - я не соскучилась? Ты думаешь - мне не хочется к нему прижаться? Я такая же женщина, как ты. Но я не делаю глупостей…

Дугин смотрел на этих двух несчастных баб и чувствовал, как им хреново. И вроде прекрасно понимал, что любят они не его, а того мужика, которому, некоторое время назад, снайпер разнёс голову. А он тут так… Замена… Суррогат… Но обижать этих женщин ему совершенно не хотелось. Павел остро чувствовал их боль от утраты и слёзы стоящие в глазах, и у одной, и у другой. И их какую-то неприкаянность. Чёрт… Он слегка подвинулся.

- Мила Львовна, если это настолько для тебя важно - ложись рядом. Нет, ну правда… Ничего предосудительного в этом нет.

Повисла минутная тишина, потом Бабка видимо решилась:

- А чего мы будем на диване тесниться? Пошли в спальню.


В темноте кровать в спальне выглядела как аэродром. Павел забрался на неё и залез под одеяло. С одной и другой стороны, к нему прильнули две женщины, уткнулись носами в его плечи.

Он только предупредил:

- Только девочки… Я на большее…

Бабка прошептала:

- Да я лично и не претендую… Мы обе ни на что не претендуем…

И всхлипнула.

Что он мог сделать? Как он мог утешить этих его "жён"? В их бедных головах перемешалось всё. И боль от потери, и странное ощущение сиротства, и надежда… Женщины! Да он и сам теперь сирота…

Пашка пригрелся меж двух тёплых тел, и, на этой печальной мысли, уснул.

Загрузка...