Обмануть пророка

Глава 17. Склады и посетители

И тут зазвонил телефон.

Бабка подошла, сняла трубку.

- Да… Ну?... И чего он хочет?... Сейчас подойду.

Положила трубку и скривилась.

- Гравёр припёрся с десятком бойцов. Пошли, поговорим. А ты, Савва, иди в мастерскую, объясни Минусу задачу. Чуть позже и мужики подтянутся.

И они разошлись.

Действительно пришёл Гравёр, в парадной форме майора танковых войск. Ту, старую полевую, видимо уже изгваздал, или облевал. Где-то, мимоходом, он долбанул ещё граммов сто, и рожа его краснела как светофор.

Бабка скомандовала открыть калитку, и этот клоун ворвался в проём с кривым перекатом, выставив короткоствол. Его штормило и он слабо ориентировался пространстве. Поэтому ствол уставил в пустое место.

- Всем стоять! Рруки! Рруки, я сказал!

Бабка у него спокойно спросила:

- Что руки-то? Придурок.

- Ты, сучка, заткнись!

Вот этого Пашка стерпеть не мог. Он "раскрыл" Гравёра и те синие линии, которые шли к правой руке, - отсёк. Вояка выронил пистолет. Попытался его подобрать, но правой рукой ничего не получилось. Тогда он подхватил стечкина левой, но снова его выронил.

Группа, из десяти бойцов сопровождения, смотрела на эти акробатические номера с брезгливостью. С той стороны калитки уже собрался народ. Цирк бесплатный. Ага.

Один гвардеец подвёл итог:

- Допился.

Гравёр бросил попытки поднять оружие и уставился налитыми кровью глазами на своих охранников.

Другой боец добавил:

- На халяву-то.

- Кто это сказал?! - заревел алкаш. Ответа небыло. Тогда он нашёл взглядом Бабку и ткнул в неё пальцем:

- Ты, тварь! Ты мне всё вернёшь! Поняла?! Прямо сейчас!

Скорый так и держал Гравёра "раскрытым". Он обратил внимание на три участка в мозгу, которые активировались, когда майор пытался строить фразы.

- Взять её! - скомандовал гость, ткнув пальцем в сторону Бабки.

Никто не шелохнулся. Один гвардеец сказал:

- Ну, нет. Мы так не договаривались. Бабка меня из фермы вытащила. Я не стану ей руки крутить… И вам не позволю.

Он шагнул в сторону и передёрнул затвор. Из десятка вышли ещё два бойца и присоединились к товарищу.

- Бунт?! - орал майор. - Всех к стенке поставлю! А ну взяли её…

Скорый внутренне напрягся, в голове у него стало щекотно и он пригасил три центра в мозгу Гравёра. Те, которые отвечают за речь.

А тот пьяно разглагольствовал.

- А-па-а! О-а-ка!

Гвардейцы переглянулись. Один тоскливо сказал.

- Ну, вот. Здравствуй, белочка.

Гравёр тужился восстановить артикуляцию. Но выходило только хуже. Он шагнул вплотную к одному бойцу и в лицо тому крикнул:

- Зззза-са!

- Так точно, товарищ майор! Заса! - отчеканил солдат.

Тут у пьяного командира подкосились ноги и он грохнулся на бетонку. И здесь Пашка был совершенно не причём. Не выдержал сам организм у мужика. Сдался под напором идиотизма.

- Что делать-то? - снова тоскливо спросил один солдатик.

- Что делать, что делать… Бери его подмышки. Понесли.

И майора упёрли на улицу.

Бабка выглянула за калитку, сказала толпе:

- Прошу прощения за беспокойство.

- Да ладно тебе. Было весело… - отвечали из-за ограды.

Из окна второго этажа высунулся Гоги.

- Бабка, может, пока он пьяный, остальное вывезем?

Бабка наклонилась, подобрала забытый пистолет, подумала.

- Гоги, а ключ от складов у тебя?

- Канешна у меня!

- А, поехали.

До пяти сделали две ходки и опустошили склад. Пьяный министр не удосужился даже охрану оставить. Поэтому сработали без помех.

В ограде администрации, за кирпичной стеной, кто-то фальшиво и гнусаво орал:

- Иииес тудейн! Аймам хетсин еден кинтуплеееейн!

Шило покрутил головой:

- Город поимели, теперь над песнями изгаляются. Уроды.

После очистки склада, мужики, до самого вечера, ковырялись с "черной защитой" Приюта. Сначала ляпали короба из пластиковых канализационных труб метровой длины, нагревая их горелкой, а потом пошёл поток брусков темноты, которые кузнечными щипцами выволакивали к периметру и укладывали один к одному. К восьми закончили. Систему поворота так и не придумали. Да, собственно, и думать-то было некогда - пахали как пчёлки…

В Улье нет времён года. Долгота дня - величина постоянная. Ровно семнадцать часов. В пять утра - рассвет, в десять вечера - закат.

Все вернулись в контору, устроили поздний ужин.

Бабка встрепенулась:

- Варвара! А почему ты не ушла с детским садом?

Варя округлила глаза:

- Да как же я уйду, матушка Мила Львовна? А кормить народ кто будет?...

Янка шепотом объяснила:

- Она в портал лезть боится до паники. Да и Дед тут... Они уже с ним каюту себе присмотрели. Крайнюю. Обустраиваются…

Мила Львовна покрутила огорчённо головой. Ну что тут сказать - неслухи.

После ужина все сходили в душ и разбрелись по комнатам.

Не успел Пашка отстегнуть кобуры, как в каюту вошла, а точнее - вбежала, Мария:

- Где Бабка?

- Там, - Пашка ткнул в соседнюю комнату.

Беда зашла в спальню и повинилась:

- Бабка, я про проверку личного состава забыла. Закрутилась и забыла.

- Ладно. Не расстраивайся. Время у нас есть. Потом проверим.

И успокоенная Беда ушла у себе.

Пашка посмотрел на диван, сморщился, махнул рукой и пошёл в спальню. На кровати спать по любому удобней.

Разделся и завалился с намерением всласть выспаться. Устал, честно говоря. Он лежал и расстраивался от того, что до сих пор как-то не вписался в коллектив. Все события проходят без его участия. Ну, в основном. Он привык в той, в нормальной жизни, к своей инициативности, к ведущему положению в коллективе. А тут как-то… Мда…

За новыми и, честно говоря, не совсем обычными делами, тоска по семье за весь день ни разу не вплыла из глубин подсознания. Теплилась где-то там… на дне. А теперь попыталась подняться, влача за собой депрессию. Но Бабка не дала провалиться в чёрную хандру.

Она зашла в спальню, уже в одной ночной распашонке, выключила свет и тоже залезла под одеяло. Осторожно прижалась к Павлу, обняла, положила одну ногу на мужика.

Пашка взял Бабку за бедро и приподнял её коленку повыше к животу, чтобы не давила на воспрявшее достоинство. Как бы он не старался относиться индифферентно к женскому соседству, организм отвечал естественным образом.

Мила тоже отреагировала на это прикосновение. Она тяжело задышала с постаныванием и ещё сильнее притиснулась к Пашке, прижалась животом и грудью.

Ну разве, в такой ситуации, можно сохранить спокойствие? Это же какой бесчувственной скотиной надо быть?! Пашка только мысленно сказал - "Прости Лариса"…

Он даже и не представлял, что способен на такой эротический марафон. Через час интенсивных упражнений, вымотав и себя и партнёршу, Скорый лежал, расслабленно гладил Милу по спинке и тихонько целовал её в макушку и в висок. Женщина лежала головой на его груди, устало распластавшись и что-то невнятно сказала.

- Что? - переспросил Пашка.

- Ты Тьму не забывай. И её тоже… И ей тоже внимание оказывай.

Пашка усмехнулся:

- Ты что - ревновать не будешь?

- Нет, Павлуша, не буду. Она девушка хорошая. И любит тебя. Даже сильнее чем я.

Мила подтянулась, поцеловала Пашку в подбородок.

- Хоть, больше чем я - вроде бы уже некуда. А она вот… Ухитряется…

Пашка переварил эту информацию, потом ещё раз чмокнул Бабку в макушку:

- Знаешь, что я хочу тебе сказать… Такое впечатление, что я знаю тебя всю жизнь… Почему так?

- Это потому, что я тебя знаю. Всего знаю, до мелочей, до родинок, до мыслей. Может поэтому…

- Может быть… Ну, всё. Давай спать.

И провалился в сон.