Обмануть пророка

Глава 40. День шестой. Тяжёлый разговор

Застучали. Пашка проснулся, уставился на дверь. Мила простонала:

- Да входите уже…

Заглянула Ванесса:

- Можно?

- Да не заминировано тут. Входи.

Следом за Мазур ввалилась толпа. Янка, как всегда, заторопилась:

- Шеф! Там в клетке мужик сидит! Пипец! Как он там оказался-то?!

- Тебя интересует его дорога в клетку?

Тут вступила Ванесса:

- Мила, в моей клетке сидит мужчина. Это не шутки. Я её только что вычистила, помыла пол... И клетка обложена чернотой…

Бабка встрепенулась:

- Надеюсь брусы никто не убирал?

- Ну мы же не дураки, - вылез Савва. - Понятно, что он опасен. А он - кто?

- А это у нас гостит Коля-Уфа.

- Ух ты! - восхитился Савва. - И что?

Снова вступила Ванесса:

- Милка, он требует… Он не просит, он требует на разговор тебя и Татьяну Викторовну.

Бабка села на край постели, упёрла локти в колени, обхватила голову руками:

- Господи! Как я устала!... Сколько времени?

- Восемь пятьдесят.

Мила собралась, сосредоточилась:

- Несса, иди к клетке и отгони от неё всех. И постой там, никого не подпускай. Аркаша спит?

- Да. Я не стала его будить.

- Ну и правильно. Иди, Неска, организуй… Сама на его провокации не поддавайся.

Мазур снисходительно хмыкнула и ушла.

Бабка посмотрела на толпу, стоящую в молчании.

- Ну, что ещё?

Савва, как-то странно весело, спросил:

- Бабка, а у нас гражданская война не на пороге? Нет? Уфа не простой человек. Это не депутат какой-нибудь и не убогий президент…

Мила встала обула шлёпки. Забубнила рассержено:

- А чем он отличается? Такое же чучело, как и остальные. Ничего в нём особенного нет… Вон - против Скорого он ничего не смог… Получил прикладом по балде, и привет.

Савва ещё больше развеселился:

- Что, - просто прикладом по голове и в клетку?

- Женя, не тупи! Не с собой же мне было его ложить спать!…

- Вы банда головорезов, натуральная банда, - продолжал похохатывать Савва, - сначала скреббер, теперь Уфа. Вы так глядишь и до самого Создателя Улья доберётесь…

Бабка почесала лохмы, потёрла глаз, шмыгнула носом и скорбно сообщила:

- Уже Савва. Уже добрались.

Стенин внимательно посмотрел на Милу, повернулся к Янке и сказал удивлённо:

- Она не шутит?... Ты же не шутишь!... Чёрт! Расскажи…

- Не сейчас, Савва. Не сейчас.

- Какие интересные тут дела творятся, - задумчиво пробормотал Стенин. - Кстати, Мила, ты позволишь мне с Колей поговорить?

- Если он захочет с тобой говорить… Так… Ладно… - потом резко возмутилась: - Дайте одеться нормально!…

И посетители свалили по своим делам.

Мила, бурча и постанывая, пошла в душ.

Пашка тоже вылез из постели, помахал руками, понаклонялся. Блин, весь режим насмарку. Подошёл к окну. Вдоль забора на утренней пробежке мчалась Беда. Пашка бегать сегодня категорически не желал. Не то состояние. Ему бы вздремнуть ещё чуток… Мда.

Таня тоже встала, ушла в туалет. А из-под одеяла вылезла Люба.

- Что, все ушли?

- Да, Любаша, ушли.

- Отвернись, я оденусь.

Пашка посмеялся.

- Ты сегодня на мне спала.

- Что - прямо на тебе верхом?

- Ага… Чего уж теперь стесняться?

Но все же отвернулся. Люба за его спиной вздохнула, вылезла из-под одеяла и пошла занимать очередь в туалет.

Остановилась на полдороги и спросила:

- Скорый, вот эту ночь - я была твоей женой?

- Наверное - да…

Люба вздохнуло печально:

- Мда… Ничего интересного…

И пошла по своим делам.

В конце-концов все оделись и обулись, помылись и почистили зубы, короче - привели себя в порядок. И пошли узнать - чего пленному гению преступного мира от них надо.

Пашка зашёл в столовку и захватил пару стульев. Негоже дамам стоять при разговоре. Неизвестно, сколько времени Коля будет компостировать мозги Бабке.

Бабка села на стул перед клеткой, нога на ногу. Рядом пристроилась Тьма. За их спиной стояло всё население Приюта, с любопытством разглядывая этот бесконтактный зоопарк.

- Доброе утро Коля. Чего ты хотел? - начала Бабка.

Уфа уселся по турецки на пол. Он был как-то по доброму спокоен.

- Шутишь. Для тебя оно может и доброе… Хе-хе… Я спросить хочу - что я тут делаю, и что ты со мной собираешься делать?

- Сначала поговорить.

Уфа просиял:

- Отлично. Давай поговорим.

Коля спокойно и жизнерадостно улыбался, явно собираясь отделаться лёгким выговором. Против Бабки он ничего не затевал. Делить с ней ему нечего.

- У меня к тебе несколько вопросов, - начала шеф.

- Я тебя внимательно слушаю.

- Зачем тебе власть?

Уфа искренне удивился:

- Мне? Власть? Да ты подумай - зачем она мне? Я же не ничтожество, как Ксива. У меня и без власти всё есть.

- А почему ты их всех… Как бы это сказать… Курируешь?

Коля не удивился такой осведомлённости собеседника:

- Тут ничего личного. Только бизнес. Мне нужно пространство для моей деятельности. Я могу надавить на власть и я это использую. Вот и всё.

- Понятно…

- А ты не задумываешься, что твой бизнес калечит жизнь людям? - продолжила Мила.

- Ты о чём?

- Рэкет, наркотики, проституция, воровство… Это не весело Коля. Это грустно. Это калечит души людям…

- Я тебя понял. Но покалечить мозги людям сильнее чем они уже покалечены, просто невозможно. Ты посмотри - кого они выбрали в президенты. Они с радостью надели на себя хомут рабства. Сами. Никто их не принуждал. Всё, что ты перечислила, существовало всегда. Понимаешь? Всегда… И весь этот город заслужил и рэкет, и наркотики, и всё остальное. Я только пользуюсь людской ничтожностью.

- Ладно. Понятно и это.

- Ну, так - что? Мы всё обсудили? Может я уже пойду? У меня, Бабка, дела.

Коля блаженно потянулся. Он не сомневался в своей безопасности. По крайней мере, никто ни в чём его обвинить не может.

Так Коля думал…

Он ошибался.

- Ещё один вопрос, - задумчиво сказала Бабка, - зачем ты застрелил Скорого?

Уфа сразу перестал улыбаться. Бабка терпеливо ждала. Таня, сидящая рядом с ней замерла, удивлённо глядя на шефа. Все остальные тоже, мягко говоря, офигели. А Коля понял, что у Бабки есть доказательства, иначе она не задала бы этого вопроса. Наконец пленник тяжело вздохнул:

- Я… Я был вынужден это сделать.

- Объяснишь - зачем?

Повисло тяжёлое молчание. Наконец Уфа высказался:

- Потому, что… Это из-за Тани… Потому, что он - Уфа кивнул на Пашку, - не достоин её. А я её люблю… Таня, я просил тебя прийти, чтобы сказать, что я тебя люблю. Никто в мире не любит никого, так, как я тебя… Я хочу, чтобы ты знала.

Как-то всё это выглядело по детски наивно. Это же Коля, жестокий человек, не гнушающийся никаким преступлением. И вдруг - "любовь-морковь". Театрально как-то. Фигня, короче, полная.

Неизвестно, какой реакции он ждал от Тьмы. Та побледнела, так что губы стали белыми и чересчур спокойно и тихо спросила:

- Так это из-за большой любви ты сделал меня несчастной? Ты, от большого и светлого чувства, - она горько и криво усмехнулась, - убил человека, без которого я жить не могу? Ты убил отца моего ребёнка… - и взорвалась: - Ах ты сука!

Тьма вскочила, выхватила пистолет, но Бабка метнулась, перехватила Танину руку, подняла её со стволом в небо. Та бесполезно билась в железных Милкиных руках:

- Пусти! Пусти, я всё равно его убью!

Пашка подлетел, обхватил девушку.

- Успокойся, золотце. Всё, всё. Успокойся. Нам надо с ним поговорить. Убить его ты всегда успеешь. Отдай пистолет.

Таня отпустила ствол и заплакала навзрыд, уткнувшись Пашке в камуфляж.

Бабка отпустила Тьму и снова уселась, положив Танин ствол на колени.

- Мне вот что интересно… Почему ты решил, что можешь распоряжаться чужими жизнями?

Коля снова нервно усмехнулся:

- Я это право выстрадал. Я шесть раз отдавал почки. Обе… Без наркоза. И ты не представляешь, что со мной делали после побега. Вам не понять…

- А ничего, что этот мужик, которого ты убил, тебя с того света вытащил? Он сутки тебя лечил, потом сутки отлёживался, чуть сам ласты не склеил.

- А я не просил его меня лечить.

- А ничего, - продолжала Бабка, - что человек, которому ты разнёс мозги, это мой муж, дорогой для меня человек? А ведь именно я, вот с этой женщиной, - она ткнула в Ванессу, - тебя с фермы вытащила.

- А не надо было меня вытаскивать. Я вас об этом не просил. Я, может, сдохнуть хотел.

Он встал:

- Вы все слишком боитесь смерти. Вы очень боитесь умереть. Вы трясётесь над своей поганенькой жизнью. Тьфу... А для меня смерть, это ничто. Понятно? Мне не давали сдохнуть на ферме, хоть очень хотелось. И я перестал бояться смерти. Так что, ещё раз повторю, - я не просил вас меня спасать.

Бабка оглянулась на Скорого:

- Народ, в основном - неблагодарные скоты.

Пашка не стал с ней спорить. Хотя и был согласен с шефом только отчасти.

А Мила снова повернулась к Уфе:

- Старая, набившая оскомину, отмазка сволочей. И подростковая бравада…

- А это ты думай как хочешь, - отмахнулся Уфа.

- То есть мы сделали ошибку, когда вытащили тебя с фермы?

Николай усмехнулся:

- Да, Бабка, вы сделали большую ошибку.

- Ну хорошо… Ты меня уговорил…

- Что, - насторожился Уфа.

- Я отправлю тебя на ферму.

Коля ехидно хохотнул:

- Пугаешь? Вы же её разгромили.

- А ничего. Ничего... У нас ещё два филиала есть - Индийский и Турецкий. Вот туда мы тебя и увезём. С пояснительной запиской. Сделаем тебе одолжение, раз уж тебе так хочется… - встала со стула, - надеюсь, ты доволен?

Уфа помолчал, потом хитро спросил:

- Вместе с клеткой повезёте? И вот с этими чёрными полешками?

- О-о-о, Коленька, ты не знаешь моих мужиков. Они такие изобретательные, прямо ух… Паша, - она повернулась к Скорому, - как мы его будем транспортировать?

- Надо ящик сколотить, как гроб. Оббить его вот такими брусами, и в нём его вывезти.

- А как ты его туда засунешь?

- А он сам туда залезет, хе-хе. Куда он нахрен денется…

Вся спесь и бравада с Уфы мгновенно слетела, он обеспокоенно глядел то на Бабку, то на Пашку. И видимо понял, что они не шутят.

- Постойте. Вы, что - поедете три сотни километров, через весь Улей, с боями, чтобы отпереть меня на ферму?

- Да, дорогой, да. Я сделала ошибку, и я её исправлю.

Она повернулась к тяжело молчащим зрителям:

- Всё, дорогие мои, расходимся по местам. Тут больше делать нечего.

Пашка почувствовал лёгкое прикосновение чьего-то дара. Так себе - отголосок. Это Коля от злости пытался ударить через темноту. Но у него, естественно, ничего не получилось. Пашка не обратил внимания. Он прижимал к себе всхлипывающую Тьму.

Уфа закричал вслед Бабке:

- А если я откуплюсь?

Мила заинтересованно остановилась. Уфа продолжил:

- Я могу предложить хорошую цену.

Бабка вернулась к клетке.

- Сколько?

- Две… Нет - три тысячи.

Пашка сразу понял и намерения Бабки, и цели этого спектакля.

- И как ты мне отдашь выкуп?

Уфа молчал. Соображал. Потом махнул рукой:

- А-а, ладно, жизнь дороже.

Бабка иронично вскинула брови. Вон он как заговорил.

- У меня дома, в спальне, за ковром - сейф… Там… Много, короче. Код - тридцать шесть девяносто восемь.

Милка глянула на Марию. Та тихо сказала:

- Я его не вижу через черноту.

- Продолжай, - предложила Бабка Уфе.

- Ещё под половицами, там же, в спальне. Прямо около кровати.

- Всё?

- Ну, мне нужно же что-то и себе оставить.

- Коля, мы всё равно найдём захоронку. Даже если придётся разнести весь дом.

- Ладно, в прихожей диван, под обшивкой ящик... Бабка, я обещаю, что уеду из города и ты меня никогда не увидишь. Честное слово.

- Хорошо, хорошо, успокойся. Я тебе верю, - согласилась Мила, - Таня, держи пистолет, можешь его убить.

- Эй, мы же договорились! Бабка, ты не держишь слово!

- А я ничего тебе и не обещала.

Тьма метнулась, схватила своё оружие и наставила его на Уфу. Тот печально смотрел в Танины глаза. Они долго так стояли. Потом Таня опустила ствол, отвернулась:

- Нет, не могу…

И снова уткнулась Пашке в камуфляж, заплакала.

Бабка спокойно достала свой стечкин и, через прутья решётки, выстрелила Коле в голову. Потом ещё два раза, с расстановкой, в уже лежащего. Оглянулась вопросительно на Скорого:

- Как думаешь - готов?

Пашка достал свой ствол, обошёл клетку справа и добавил Уфе по пуле в каждый глаз.

- Теперь точно - готов.

До этого момента, Пашка зла на Уфу не держал. Он вообще тут был, вроде бы, не причём. Но горькие слёзы Тани заставили его невзлюбить этого самонадеянного и наглого мужика.

- Так… Ладно… Пошли позавтракаем, а потом здесь приберёмся.

И толпа потянулась в столовую.

Тут люди привычны к смертям, так что… Пашка уже не удивлялся жестокости Бабки и жестокости её бригады. Да и своей кровожадности он сегодня перестал удивляться. Внутренне он даже жестокостью такое не мог назвать. Это больше… самозащита.