Глава восемнадцатая Николь

Две недели назад

На крыльце стоял Бен. Он не смог скрыть удивления, когда увидел ее. В одной руке он держал белый бумажный пакет, в другой — маленького игрушечного мишку.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Ты позвала меня, — обескураженно ответил он.

— Нет, я не звала!

В уголках его глаз она заметила «гусиные лапки», подбородок заострился. Он стал очень похож на отца. Николь почувствовала себя так, словно перенеслась во времени. Они не виделись больше года, с тех пор как Бен купил новый дом и пригласил ее в гости. Она приехала, хотя обычно отвергала все его попытки воссоединения. Брат всегда невольно напоминал ей о печальном прошлом.

— Но ты послала мне эсэмэс вчера вечером, — Бен достал из кармана телефон. — Смотри.

Он сказал правду: сообщение действительно было от нее: «Не мог бы ты забрать выписанное мне лекарство и завезти его завтра? Я никак не могу».

Николь лишилась дара речи. Она никогда не просила брата о помощи. У нее был запас таблеток на два месяца, и она совершенно точно не приглашала его. Бен вошел, его широкие форменные брюки раздражающе зашуршали. Николь закрыла за ним дверь.

— Ты не очень хорошо выглядишь, — сказал он.

Рассердившись, она молча прошла с Куинн на руках в гостиную, поставила пакет из аптеки на стол и взяла свой телефон. Николь обнаружила, что сообщение было отправлено вчера в одиннадцать вечера, но не помнила, чтобы посылала его.

Положив телефон в карман, она обернулась к Бену. Ей надо было собраться с силами, чтобы продержаться во время его визита, а потом избавиться от его общества навсегда.

— Хочешь что-нибудь? Кофе? — спросила она. Голова кружилась, но приготовить эспрессо Николь была в состоянии.

— Да, конечно. Спасибо. Можно мне подержать Куинн?

Но она не хотела, чтобы брат приближался к ее дочери. Он не смог защитить ее, значит, и Куинн не защитит.

— Ей не нравится, когда ее держат другие, — сказала Николь и пошла на кухню, чтобы сделать кофе и выпить еще одну таблетку.

Но на кухне не увидела ни банки с кофейными зернами, ни даже растворимого кофе. Она не могла вспомнить, когда они с Тессой заказывали еду на дом. В холодильнике нашлись только пакет апельсинового сока, помятое яблоко и пара сморщенных персиков.

Николь достала таблетку, потом посмотрела на пузырек. Осталась половина таблеток. Как же она этого не заметила? Сколько же таблеток она выпила вечером, раз написала Бену и забыла об этом?

Зазвонил телефон. Это была Тесса. Слава богу!

— Привет! — прошептала Николь.

— Куинн спит?

— Здесь Бен.

— Твой брат? Вау! Зачем он пришел?

— Он принес мне лекарство, — она оборвала себя, чтобы не сказать лишнего, — и хотел увидеть Куинн.

— Это же очень мило, правда? Ты как к этому относишься?

— Не очень хорошо.

— Скажи ему, чтобы уходил. Хочешь, я приеду на подмогу?

Николь засмеялась:

— Нет, все нормально. Но мне пора.

— Ладно, я просто звоню предупредить тебя. Я сказала Люсинде, что ты одобрила новую линию плащей с манжетами для весенней коллекции. Ничего? Я сегодня вечером зайду обсудить это.

Николь не сказала Тессе, что встретила Люсинду, ей было сейчас не до того. Она хотела как можно скорее избавиться от брата.

— Я тебе перезвоню, когда Бен уйдет, ладно?

— Обещаешь?

— Конечно.

Она повесила трубку и согнулась, прижав Куинн к груди. Надеясь, что таблетка подействует быстрее, Николь слишком быстро проглотила ее, не запив, и теперь ей стало трудно дышать. Она знала, что принимает повышенную дозу, но не могла допустить, чтобы Бен стал свидетелем ее панической атаки. Что бы сделала Тесса, будь она здесь сейчас? Николь села на пол, положила руку на живот. Пять глубоких вдохов, пять медленных выдохов.

Немного успокоившись, она встала и вернулась в гостиную, стараясь держаться как можно ровнее.

— Кофе закончился, — сказала она.

Бен откинул со лба волосы, на его мальчишеском лице отразилось беспокойство. Вдруг Николь пришло в голову, что ему сейчас тридцать девять — на год меньше, чем было их отцу, когда тот умер. Эта мысль потрясла ее.

— Как дела у Грега? — спросил Бен.

Николь быстро решила, что ничего ему не расскажет.

— У него все в порядке.

— Но у тебя — нет.

На нее нахлынули тоска и раздражение.

— Ты за меня больше не отвечаешь! — крикнула она и резко вскочила с дивана. Куинн дернулась, ударилась головой о ее грудь и захныкала.

— Николь, ее шея! — вскрикнул брат.

— Бен! Ты что, думаешь, что я не способна позаботиться о своей дочери? Ты за этим пришел? Чтобы меня покритиковать?

Ее замутило.

Не всегда их отношения были такими. Она скучала по тому мальчику, который каждый день провожал ее из школы домой. У него всегда в карманах лежали пластыри, потому что она вечно неслась впереди него и часто разбивала коленки.

— Ты попросила меня прийти, вот я и пришел! Боже, я у тебя всегда неправ! Ты никогда не простишь меня, несмотря ни на что?

Внутри у Николь все горело. Она внутренне сжалась, готовясь к тому, что он произнесет имя Аманда. Но он этого не сделал, хотя было понятно, что это имя всегда будет стоять между ними.

— Просто уйди. Нам ничего от тебя не нужно.

— Ник, я здесь, потому что ты попросила, — ответил он, взъерошив волосы. — И теперь вижу, что с тобой творится что-то не то. Ты очень похудела. И этот «Ксанакс», который ты попросила забрать… «Лоразепам» для тебя сейчас был бы лучше, учитывая, что у тебя малышка.

— Ты не мой врач, Бен.

— Ты права. А давно ты была у врача? — брат встал и подошел к ней. — Видишь ли, мы постоянно наблюдаем такое в больнице. Трудности после рождения ребенка — типичное явление. Я ведь могу договориться, чтобы тебя принял один из наших врачей. Педиатр? Или психотерапевт? Я бы записал тебя прямо на сегодня.

Она отпрянула и бросила ему в лицо с горькой усмешкой:

— Пошел ты!

Его лицо вытянулось, как у того маленького мальчика из прошлого, который плакал, когда отец раздал его коллекцию фигурок из «Звездных войн», сказав, что он уже вырос из таких увлечений. Но Николь подавила в себе всякое сочувствие.

Бен встал.

— Хорошо, хорошо, я ухожу. Но если тебе что-то нужно, пожалуйста, я готов… — он посмотрел на Куинн, и его взгляд смягчился. — Мне бы хотелось быть в ее жизни. И в твоей тоже. Вы — это вся моя семья.

Она указала ему на дверь. Он двинулся к ней, но вдруг остановился, нагнулся и поднял что-то с мраморного пола. Когда Бен увидел, что это, его лицо исказилось от ужаса и боли.

— Почему ты это хранишь? — спросил он, протягивая ей пожелтевшую вырезку из газеты.

Николь не поняла, о чем он говорит. Она взяла ее, и тут же у нее упало сердце. Некролог Аманды. Разве он лежал в коробке с одеяльцем?

Их взгляды встретились, и в глазах брата Николь увидела вину и разочарование.

— Ник, ты нездорова, — сказал он, — я могу тебе помочь. Я лучше, чем кто-либо, понимаю, через что тебе пришлось пройти.

— Нет, не понимаешь, — отрезала она, протягивая ему вырезку. — Забери, мне это не нужно.

Бен посмотрел на клочок газеты, которым сестра размахивала перед его лицом, потом на Куинн. Казалось, он боится оставить ее с Николь.

— Все в прошлом, Николь. Это была трагедия. Ужасная трагедия, но прошло двадцать лет! Пора уже отпустить это.

— Забери это и убирайся! Это ты действительно можешь для меня сделать.

Он кивнул, взял некролог и пошел к двери. Взявшись за ручку, Бен обернулся:

— Я люблю тебя, Ник. И всегда любил. Я вечно все порчу, но это не значит, что я не люблю тебя.

Он открыл дверь, снова оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на сестру и племянницу, и ушел. Николь закрыла замок и пять раз дернула дверь, чтобы убедиться, что та заперта.

Покачав дочку на руках, она сказала:

— Больше тебе никто не нужен. Я со всем справлюсь сама.

И посмотрела на крючок возле двери, где обычно висели запасные ключи от дома Бена. Он настоял на том, чтобы она взяла их на всякий случай, однако Николь ни разу не воспользовалась ими.

Ключи исчезли.

Загрузка...