Обратный отсчет

Глава двадцать седьмая Морган

Мне не верится, что у нас забрали Куинн. Почему именно сейчас? Зачем это Грегу? Насколько можно доверять Лейтону? Все эти вопросы скачут у меня в голове, пока брат Николь идет в гостиную и с обреченным видом садится на диван.

Я иду за ним, осторожно опускаюсь рядом.

— Бен?

Он смотрит на меня:

— Ну вот и все. Вернуть девочку мне не удастся, а вам и подавно. Вы ведь, черт подери, подозреваемая.

Он достает из кармана телефон, и, не успев спросить, кому он звонит, я слышу скрипучий голос Мартинес.

— Грег только что забрал у меня Куинн. Мне кажется, что он мог что-то сделать с моей сестрой. Никогда не доверял ему, — говорит Бен.

Не слышу, что отвечает детектив, но точно знаю, что она не обрадовалась, услышав, что я в его доме.

— Я знаю, что он имеет право быть со своей дочерью! Вы не понимаете! Она получает угрозы! Мы оба получаем! А вам кажется, что это несерьезно! Ей прислали…

До меня снова доносится голос Мартинес, однако слов не разобрать. Бен пытается ее перебить, но у него это не получается. Вдруг он заканчивает разговор и убирает телефон от уха.

Он побледнел.

— Что? Что случилось? — спрашиваю я.

— Она только что обвинила меня в том, что я в этом всем замешан. Дескать, подозрительно, что я впустил вас к себе, и уж не охочусь ли я за деньгами сестры?..

Я встаю, не зная, что сказать.

— Бен, мне так жаль…

Он смотрит мне прямо в глаза:

— Моя сестра умерла, а она думает, что мне нужны ее деньги.

Очень знакомо. Я уже знаю, как быстро Мартинес делает выводы и швыряется подозрениями, словно кинжалами.

— Понимаю, каково вам…

— Думаю, что понимаете… — он накручивает прядь волос на пальцы. — А знаете, что самое ужасное? Я пытался рассказать ей о фотографии и о записке, но она не стала слушать! Как будто просто не хочет слышать. И в этом есть что-то очень неправильное. Очень, очень неправильное.

Я опускаю глаза. Меня это все не удивляет. Как дежавю, которое на этот раз происходит не со мной, а с другим человеком.

— Бен, — говорю я, — Мелисса была в машине Грега. Вероятно, она за этим стоит. Но мы ничего не знаем, и все бессмысленно. Есть записка, она указывает на Донну. Мы мало что в силах сделать, чтобы проверить Мелиссу, мы не знаем, где она живет. Зато могли бы поговорить с Донной. Застать ее врасплох.

— И скрыть от Мартинес? Морган…

— А что мы теряем? Куинн забрали. Я точно подозреваемая, похоже, и вы теперь тоже. Мартинес не на нашей стороне. Только мы ищем ответы ради себя и ради девочки.

Я нахожу адрес склада онлайн-магазина Донны, где она и живет, и Лейтон вбивает его в навигатор. Мы едем в Кеношу, Висконсин, что в полутора часах езды от Чикаго.

Бен решил, что мы поедем на его машине, поскольку так меньше шансов, что за нами проследят. Если Донна виновата, скоро все будет кончено. Для нее или для нас. Бен постоянно проверяет в зеркало заднего вида, не едет ли кто-нибудь за нами, а я смотрю, нет ли в каком-либо из автомобилей позади рыжей женщины.

Пока он смотрит на дорогу, я могу вволю разглядывать его. Он не мускулист, а худощав и, наверное, поэтому до сих пор немного похож на подростка. Я знаю, что его давит чувство вины перед Николь, но говорить со мной об этом он не станет. Про Куинн тоже. Мы оба не будем упоминать Куинн, хотя и беспокоимся о ее судьбе.

Он включает радио, я слушаю песню «Голд-плэй» — «Йеллоу». Потом он говорит:

— Не могу поверить, что Мартинес подумала, будто я мог свою сестру погубить из-за денег.

Я вздыхаю:

— Бен, это такой классический мотив… Я прекрасно знаю, как опасны деньги. Как далеко можно зайти, чтобы получить их.

К моему удивлению, Лейтон отвечает вопросом:

— Почему вы вышли за Райана?

И я говорю, удивляясь уже самой себе:

— Я его любила. Простое объяснение сложных эмоций.

Помню, как я в первый раз увидела его кривую усмешку и как сильно влюбилась.

— Моя мама собиралась уходить на пенсию через пару лет, отец работал водопроводчиком. Ей платили пособие, но им надо было вложить деньги. Райан работал финансовым консультантом в банке. Он помог мне, выслушал меня. Очаровал, как может очаровать обаятельный социопат. Притворился, что очень заинтересован моей социальной работой и очарован моей любовью к второсортным комедиям. Я ему помогла основать страховой фонд. Глупая была.

— Или доверчивая.

— Это одно и то же.

Я улыбаюсь, и он улыбается тоже. Он очень привлекательный мужчина. Холостяк, ни бывшей жены, ни детей. Ни девушки, ни парня. Одинокий, как я.

— Почему вы один, Бен? — спрашиваю я.

Он поворачивает на шоссе, ведущее к трассе Милуоки — Интерстейт 94, смотрит на дорогу.

— Вся моя жизнь проходит в больнице. На какую-то социальную активность просто нет времени.

— А вы хотели бы иметь семью?

Лейтон глядит на меня:

— А вы до сих пор хотите?

— Отвечаете вопросом на вопрос? Ловко.

Помолчав, я решаюсь на откровенность:

— Да, все еще хочу.

С Беном ехать комфортно. Он терпеливо пропускает в наш ряд другие машины, ждет своей очереди, не раздражаясь.

На красном светофоре он поворачивается ко мне. Я съеживаюсь под его пристальным взглядом.

— Даете мне честное слово, что вы ничего не делали с Николь?

Я киваю:

— Даю честное слово. А вы обещаете не скрывать от меня того, что мне нужно знать?

— Если бы я хоть что-то знал, то прежде всего сообщил бы об этом вам.

Слова Бена правдивы, кажется, он начал полагаться на меня. И я понимаю, что наше доверие взаимно. Это чувство не выразить словами. Но что, если он не такой, каким кажется? Если я снова угожу в западню, я не выберусь из нее. «Пожалуйста, будь таким хорошим, как я о тебе думаю!» — мысленно молюсь я.

Мы замедляемся и попадаем в пробку.

— Ну вот, только начали ехать быстро, — говорит Бен. И продолжает серьезным тоном: — Морган, я вас плохо знаю, но судя по тому, что я видел, вы ставите свои интересы на последнее место. Так всегда поступала моя мать. Все с ней чувствовали себя спокойно, чувствовали себя хорошими и любимыми. И вот вы оказались рядом с Николь. На вашем месте мог быть кто угодно, но я рад, что это вы. Райан был идиотом, — улыбается он.

Я смеюсь, но мне все-таки грустно.

— Я тоже. До сих пор думаю: могла бы я его спасти, если бы прислушивалась к своей интуиции?

— Нельзя спасти того, кто не хочет быть спасенным.

Бен встряхивает головой, волнистые пряди падают ему на глаза.

— Да мне ли об этом говорить! Я всегда думал, что женюсь, что появятся дети, но у меня совершенно невозможный график работы, и женщинам, с которыми я встречался, надоедало просыпаться среди ночи от сигналов моего пейджера, — он смотрит на меня. — Вам его не хватает?

Я морщу нос.

— Трудно ответить на этот вопрос. Мне не хватает того, в кого я когда-то влюбилась. Но тот, кто оставил меня нести бремя вины за его преступления, мне не дорог, — и я краснею от смущения. — Не верится, что я рассказываю вам все это!

— Я тоже удивлен тем, что говорю с вами о личном, — он трогает небритый подбородок. — Вообще-то я не очень понимаю женщин.

Лейтон бросает быстрый взгляд на меня, потом на дорогу. В этот момент мы снова начинаем двигаться.

Я складываю руки на коленях, потому что не знаю, куда их девать. Мне хочется коснуться его, но я не смею.

— Думаете, Грег хорошо позаботится о Куинн? Правильно? Я имею в виду кормление. И будет ли он обнимать ее, когда она плачет? Будет ли соблюдать график сна?

Он вцепляется в руль изо всех сил.

— По-моему, он не из тех, кто способен нянчиться с ребенком. Но он же ее отец. Он должен это делать, так?

— Надеюсь… — вздыхаю я. — Может, позвоните ему? Спросите, как там Куинн?

— Да, конечно. Я и сам собирался. Позвоню ему, когда окажемся на месте, — вдруг его лицо омрачается. — Но как мы поступим с Донной? Что, если она опасна?

— У меня есть перцовый баллончик.

Он громко смеется, и мне становится легче. Я закрываю глаза, думать я больше не в силах. Я так измотана тем, что почти не спала, страхами и волнениями последних дней, что незаметно проваливаюсь в сон и просыпаюсь, только когда машина останавливается и меня встряхивает. Мы остановились перед сухой сосной, за которой виден маленький трехэтажный дом, отделанный белым алюминиевым сайдингом.

— Это дом Донны? — спрашиваю я и смотрю на часы. Чуть-чуть за полдень, и Донны, наверное, нет. Сейчас, когда мы приехали, я уже не так стремлюсь застать ее дома. Мне страшно.

Бен кивает, собираясь выходить из машины.

— Я рад, что вам удалось немного отдохнуть.

— Я так устала. Спасибо, что дали мне поспать.

Его уши краснеют.

— Вы готовы? — спрашивает он.

Я нахожу в сумке баллончик, в очередной раз удивляясь тому, что оказалась здесь. Мы идем по дорожке, посыпанной гравием, к дому, и видим припаркованный «Шевроле Импала» черного цвета. Дом выглядит старым и обшарпанным.

Если что-то случится со мной, будет ли Бен бороться за Куинн? Думаю, да.

Следуя за ним на крыльцо, замечаю, что краска потрескалась и отваливается. Лодыжка все еще побаливает, но я могу идти ровно. Перед нами на перилах три оранжевых цветочных горшка, полные цветов, — единственное яркое пятно здесь. Небо синее, вокруг спокойно и мирно. Обстановка совсем не сочетается с бешеным стуком моего сердца.

Бен останавливается:

— Постучим?

Собравшись с духом, я киваю, хотя мне очень страшно. На тихой, безмятежной улице его стук звучит оглушительно громко. Ничего не происходит. Потом он снова стучит, и мы слышим тихий голос:

— Иду!

Глядя друг на друга, мы ждем около двух минут. Потом дверь открывается. Вот она, Донна, во плоти. Вид у нее изможденный и совсем не угрожающий, бледное лицо обрамляют ярко-рыжие вьющиеся волосы, давно не чесанные. Пока еще нельзя исключать, что она вела «Приус», но очень трудно представить эту хрупкую женщину опасной преследовательницей.

Ее рука, лежащая на дверном косяке, дрожит. Донна открывает рот, но не издает ни звука.

Бен неподвижен, а я медленно делаю шаг вперед, чтобы не спугнуть ее.

— Миссис Тейлор, меня зовут Морган Кинкейд. А Бена, вы, конечно, помните, хотя прошло много времени…

Они смотрят друг на друга, и Донна говорит:

— Вы — брат Николь. Вы пришли за Николь после того, как она… после того, как умерла Аманда.

— Да, — говорит он, глядя на носки своих ботинок.

— Мы с Беном хотим задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете.

Я вижу, что ее трясет, как будто она боится меня.

— Зачем вы здесь? — спрашивает она, схватившись за шею, покрытую коричневыми пятнами. — Вы журналистка?

Она подносит ко рту дрожащие руки и снова смотрит на Бена. Ее глаза наполняются слезами. Не успеваю я ответить, как она пытается закрыть дверь, но я подставляю ногу в щель.

— Пожалуйста! — говорю я. — Нам необходимо с вами поговорить. Ребенок в опасности…

Это срабатывает, и Донна перестает давить на дверь. Она открывает ее и стоит, ожидая, что мы ей скажем. Потом делает шаг назад, тем самым приглашая нас зайти.