Обретая Розу

Глава 14

9 апреля, спасение.

Эти крики, звучащие у нее в ушах, заставляют Анну осознать, что пространство пещеры сжимается и несется куда-то, и она посередине этого движения. Судя по всему, она упала навзничь, потому что лежит на спине. Рука, зажимающая ее рот, превращается раструб трубки, через которую она дышит. Маска, думает она. Ей кажется, она в каком-то чужом облике. Вой нарастает и замирает, снова нарастает и замирает в странном, сбивающем с толку ритме.

Какой-то мужчина присел на корточки у нее в ногах и глядит ей в лицо.

— Доброе утро, — говорит он, похлопывая ее ноги под одеялом. Спокойный пожилой человек, она с ним явно знакома.

Анна закрывает глаза. Открыв их, она смотрит мимо мужчины, в сторону двух окон.

Рядом с ней движется что-то белое, и она поворачивает голову. Мужчина в белом халате проверяет пластиковую трубку, прикрепленную к ее руке.

— Мне пришлось позвать их, — говорит тот, которого она знает. Этот человек продал ей дом. — Простите. Но я не хотел, чтобы вы умерли.

Анна гадает, что значат его слова. «Кого?» — хочется ей спросить. Позвать кого, но она устала и закрывает глаза. Он говорит о детях? Где дети, которым она только что дала имена?

— За что? — пытается сказать она в ответ на вопрос, который был задан давным-давно. От ее слов под маской образуется туманный шелест.

Но агент, по-видимому, понимает.

— Что я позвал их на помощь.

Хотя мысли у нее путаются, голова кружится и к горлу подкатывает тошнота, Анна уверена, что с ней случилось что-то прямо противоположное спасению.

11 апреля, лишение свободы.

Анна не чувствует своего тела. Это ощущение совершенно необычно. Мысль не может преодолеть этого мгновения. То, что она видит, — лишь иллюзия.

Мужчина в длинном белом халате сидит на краю кровати. Это тот самый, что обследовал ее раньше, в больнице. Он похлопывает ее по руке.

— Все в порядке, — говорит он.

— Что? — пытается произнести Анна и понимает, что слова даются с трудом. Губы у нее распухли.

— С ребенком все в порядке.

От этой новости Анне становится невероятно хорошо. Все в порядке, думает она. Ребенок в порядке.

Врач смотрит на Анну, и улыбка тает у него на губах. Но еще того, как она превращается в клоунскую гримасу, он отворачивается и утыкается взглядом в землю.

«Что со мной?» — хочет она спросить.

Доктор снова поднимает на нее глаза.

— Что со мной? — спрашивает она, слова сливаются в один звук.

Доктор сглатывает и кивает, как будто ему больше нечего сказать. Он похлопывает ее по руке. Он едва ощутимо пожимает ее.

— У вас множественные повреждения, — произносит врач.

— Где?

Врач смотрит куда-то ей на макушку. Отводит взгляд, как будто в раздумье.

— Множественные повреждения, — повторяет он как бы самому себе. Он снова смотрит на Анну. Вздыхает и встает. — Я зайду попозже, хорошо?

Анна пытается кивнуть.

Доктор успокоительно улыбается и выходит, а на смену ему появляется женщина.

— Пора сделать укольчик, — говорит она, кладя что-то на столик у кровати, а потом наполняя шприц из флакона.

Не вредно ли это ребенку, спрашивает себя Анна, но ее вниманием тут же отвлекается на необычного вида ресницы медсестры.

Сестра поднимает край одеяла и протирает бедро Анны, прежде чем всадить острый наконечник игры ей в тело.

— От этого вы уснете, — говорит сестра, кладя иглу. — Включить телевизор? Это может помочь вам уснуть.

Анна прослеживает направление взгляда медсестры, не в силах сказать ни слова, а сестра выдвигает маленький телевизор на металлической полочке перед лицом Анны. Она включает экран, разворачивает провод от наушников, включает штекер в разъем и вставляет наушники Анне в ухо. У Анны такое чувство, что что-то маленькое и живое забирается ей в голову.

Анна смотрит на оживший экран. Ее одолевает сон. Она слышит слова:

«Я не припомню, чтобы когда-нибудь до этого правые и левые объединили силы, чтобы продемонстрировать свое недовольство происходящим, руководствуясь при этом совершенно разными соображениями».

Хотя она отчетливо слышит слова, Анна не видит, кто их произносит. На экране мелькают изображения множества людей, собравшихся в темноте с зажженными факелами. Маленькие точки светятся и мерцают, как в сказке.

«— От министра юстиции по-прежнему нет никаких известий, и осталось всего десять часов до того момента, когда женщина, снискавшая любовь всей страны, будет подвергнута унизительной процедуре, являющейся вопиющим нарушением прав женщин.

— Что они себе позволяют? — спрашивает чей-то голос.

— Разве это по закону?

— Я слышала, она дала ребенку имя.

— Какое?

— У нас пока нет этой информации.

— Разве не удивительно, что столько людей пришли выразить поддержку.

— Они приехали со всех концов страны.

— А также из-за границы. Тут есть люди из Англии, Германии, Швеции и даже Японии».

Пока звучат все эти слова, Анна спит.

Бдение.

Анна просыпается, ее мыслительные способности парализованы, как будто голова забита мокрой глиной. Она вяло пытается высвободиться и осознать, где находится. В ноздрях у себя она слышит глубокое, резонирующее дыхание. Звук тяжелее и глубже, чем можно было бы представить. Она медленно поворачивает бесчувственно тяжелую голову на подушке и видит, что перед ней стоит какой-то мужчина. Он одет в черную рубашку с белым воротником. Его лицо печально, морщинисто. Он смотрит на Анну так печально и сочувственно, что ей кажется, он вот-вот расплачется. Мужчина ей знаком. Но кто он?

— Добрый день, — говорит он.

Когда Анна пытается шевельнуться, она чувствует свои конечности. Тяжелые, как у сбитого животного. Ее мутит. Анна закрывает глаза, картина расплывается, меркнет. Это в комнате или у нее в голове. Еще один человек, имеющий к этому какое-то отношение. Ее адвокат.

Анна уютно устраивается внутри себя. Такое у нее ощущение. Она прячется в своем теле, и ничто не может попасть в ее укрытие сквозь кожу. Накатывают усталость, сулящая отдохновение, и полный покой.

Человек в черной рубашке что-то ей говорит, но его слова остаются где-то снаружи. Он говорит за стенами дома, хотя и рядом с ней. Она почти слышит, тянется к источнику звука.

— Одна жизнь заключена в другой, — говорит человек, давая начало сложной цепочке ассоциаций в голове у Анны.

Стараясь не потерять нить, она отключается, впадает в забвение, пока ассоциации не преобразуются в предметы в пространстве.

Мужчина теперь стоит у большого окна, спиной к Анне.

— Там в темноте зажглись тысячи свечей, — говорит мужчина. — Люди все подходят и подходят.

Он наполовину оборачивается, чтобы взглянуть на Анну. На нем черные брюки и черная рубашка с белым воротником. Он улыбается ей и снова поворачивается к окну.

— Тысячи людей собрались здесь в вашу поддержку. Все эти теплые мерцающие огоньки. Каждый зажег свечу.

Анна с трудом понимает, о чем он говорит.

— Люди пришли семьями. Родители с детьми. У них в руках плакаты: «Решает женщина, а не мужчина», «Аборт — прерывание жизни».

Анна пытается вспомнить, что все это значит. Слова мужчины относятся к какой-то драме, которая происходит далеко от нее, укрывшейся за стеной. Что-то воткнуто ей в ухо и перед лицом у нее темный экран. И все же ей кажется, звуки доходят до нее через наушник.

Женщина, адвокат Анны, появляется в ее поле зрения.

— Мы еще не оставили это дело, Анна, — говорит она. — Министр юстиции должен выступить с заявлением. Мы пока еще ждем, вы слышите?

Анна пытается улыбнуться в ответ на ее доброту.

Мужчина поворачивается к ней.

— Уже почти 12 апреля.

Женщина поворачивается, чтобы резко ему ответить. На лице у нее сердитое, неодобрительное выражение.

— Что? — спрашивает Анна.

Мужчина замечает, что Анна смотрит на белый воротник.

— Я был священником, но теперь на пенсии. Мне надо было сразу сказать, но как-то речи не заходило.

— Я не понимаю…

— Чего?

— Что происходит. — Она закрывает глаза.

Агент молчит.

— Что со мной? — спрашивает Анна.

— Вы поправитесь. — Адвокат улыбается, но ее губы крепко сжаты. Глаза ее лучатся добротой, но она избегает смотреть на лицо Анны.

— Хорошо, — говорит Анна и уносится в море, по которому она плывет с похожими на медуз эмбрионами. Внезапно она чувствует укол, как будто ее ужалили. Это длится всего мгновение. Потом ее захлестывает поток теплой, радостной энергии, она кружит, и конечности прекрасно ее слушаются. Для нее это как игра, которая непременно приносит счастье.

Она просыпается в комнате с голыми стенами. Анна одна, и улыбается, оказавшись единственным живым существом в объеме. Ее тело на кровати, и кровать в центре пустой комнаты.

Это почти смешно — окружающее ее пространство, в котором ничего нет.

В комнату заходит женщина в белом халате. Это мать Анны. Она вставляет стеклянную трубку Анне в рот. Оборачивает широкую ленту вокруг ее руки. «Кто?» — хочет спросить Анна, ее разбирает смех, но она отстраняется, даже не двигаясь.

Женщина улыбается и касается руки Анны.

«Ты меня любишь? — хочет спросить Анна. — Правда любишь?»

Кто?

Ей кажется, она говорит это.

— Кто? — спрашивает женщина, укалывая Анну иглой.

Ей хочется спросить: ты меня любишь? Но через минуту она забывает, что у нее на сердце.

Мужчина в черном с белым воротничком вернулся. Он стоит у изножья кровати Анны. Его рука сжимает металлическую спинку, он наклоняется, что-то откручивает, чувствуется, что это дается ему с трудом.

Кровать движется под Анной. Она движется вместе с кроватью, как будто погружаясь в туман. Женщина что-то шепчет у Анны за головой.

Кровать скользит к дверям.

Куда они ее везут? Почему-то она решает, что в детскую. Ее поместят туда, чтобы она смотрела. Человек в черном выглядывает из-за дверей и проверяет коридор. Он кивает женщине у изголовья, и кровать, на которой лежит Анна, выкатывается в проем.

Кровать поворачивает за угол и ускоряется. Анна пытается что-то сказать.

Человек в черном возвращается. Анна ничего не понимает. Это похоже на обратную перемотку. Но потом все останавливается, и человек нажимает кнопку на стене. За спиной у мужчины появляется женщина в белом халате, которая на таком расстоянии выглядит до смешного маленькой. Кажется, она стоит у мужчины на плече. Из-за спины у Анны доносится какой-то звук. Она вспоминает, что за изголовье кровати держится какая-то женщина. Анна переводит на нее взгляд и видит, что это адвокат. Адвокат смотрит в сторону человека в черном, который оглядывается через плечо.

Женщина в белом стоит неподвижно, она как бы застыла в нерешительности. В руках она держит историю болезни. Анна смотрит, в то время как в голове у нее раздается звенящий звук, а затем сбоку доносится какой-то шум. Она переводит взгляд и видит открывшуюся пустоту. Пустота втягивает ее. Они опускаются. Это чувство пугает Анну, поскольку задевает какие-то глубинные чувства.

Двери лифта открываются, и Анну выкатывают в холл.

— Куда теперь? — спрашивает женщина.

Человек в черном мотает головой, и кровать скользит в том же направлении. Колеса вихляют по кафельным плиткам, и кровать мчится по длинному пустому коридору. Мужчина оглядывается по сторонам, его глаза скользят по поверхности стен и потолка.

— Думаю, тут нет камер видеонаблюдения, — говорит он.

— Нет, я проверяла, — отвечает женщина. — Внизу тоже чисто.

— А медсестра?

— Не знаю. Лучше не останавливаться.

— Сюда, — говорит он, оглядываясь через плечо и кивая. Кровать останавливается, заглядывает в стекло широкой двери. — Все в порядке, — говорит мужчина, и кровать закатывают в прохладную комнату со множеством сияющих серебристых дверей в стене.

Анне говорят, что ее хотят забрать из больницы. Ее поместят в мешок. Ей надо будет лежать абсолютно неподвижно. Притвориться мертвой. Ждать осталось недолго. Все случится очень быстро. Ее спасут. Мужчина и женщина заверяют ее в этом.

За белой тканью, что покрывает ее лицо, посветлело, и это вернуло ее в чувство. Анна сознает, что дышит. Ей кажется, что было какое-то движение, после которого появился свет. К сияющем белому перед глазами примешиваются оттенки золотисто-желтого.

Анна помнит, что ей нельзя шевелиться, но в комнате что-то перемещается, и она хочет видеть источник. Простыню, что покрывает ее лицо, снимать нельзя, но она с силой выдыхает, чтобы отлепить ее от губ.

Слышится звук металла, стучащего о металл. Звук пластика, закрепляемого на коже, щелканье застежки. Мокрые чавкающие звуки. Отвинчивают крышку бутылки. Бульканье жидкости. Мужчина прочищает горло. Что-то катят. Скрежещущий звук пилы.

Анна двигает рукой, стараясь стянуть простыню с лица. Ее пальцы ухватываются за ткань, и она медленно тянет. Простыня сползает со лба, потом освобождает глаза, и она морщится от света ламп. Теперь, когда дыхание становится отчетливее, она пытается поднять голову, чтобы понять, что происходит, но мускулы шеи с такой задачей не справляются.

Ей кажется, она пробыла здесь недолго. Сейчас все еще ночь.

Она поворачивает голову набок и пытается согнуть шею. Из этого положения она может увидеть мужчину в переднике, который стоит посредине комнаты. Его левая рука движется взад и вперед. Он разрезает мясо.

Дверь со стуком открывается, и Анна смещает глаза на мужчину в черном и адвоката, следующую за ним. Мужчина в переднике прекращает работу, пила в его одетой в перчатку руке зависает в воздухе. Он поворачивается в сторону двери и видит мужчину в черном, который делает жесты кому-то в комнате. Мужчина в переднике смотрит в этом же направлении и видит неприкрытое лицо, уставленное в потолок. Глаза открыты и смотрят. Он делает шаг к двери, через которую входит мужчина в черном.

— Я пришел по поручению семьи, — говорит мужчина в черном.

Мужчина с пилой кивает.

— В каком смысле?

— Забрать тело. У них не хватило сил, поэтому они попросили меня.

— Понимаю.

Мужчина смотрит на руки собеседника, потом поворачивается, чтобы разглядеть женщину на каталке, его глаза скользят вниз, он замечает, что тело лежит на больничной кровати.

Человек подходит к женщине с неприкрытым лицом, у которой голова замотана бинтами. Окидывает взглядом лицо с синяками и кровоподтеками. Потом кладет пилу на белую простыню, снимает измазанную кровью перчатку. Осторожно он стягивает одеяло и прикасается бледными, холодными пальцами к шее женщины.

Тепло.

Пульс.

Жизнь.

И суровый осуждающий взгляд.