День 36-й, 6-я неделя.
Между передним мозгом и челюстной костью появляется углубление, на месте которого сформируются рот и ротовая полость. Голубой пигмент проявляется во внешнем слое оптического бокала, оптический нерв удлиняется. В носовом диске появляются два симметричных углубления — будущие ноздри.
23 марта, много шуму.
Три дня спустя девочка по-прежнему с Анной.
Как и ожидалось, когда Анна привезла безымянную черноволосую девочку к дому, где она впервые ее увидела, там никого не оказалось. Ей пришлось вернуться домой вместе с ребенком.
Все попытки отвезти девочку в полицию оказались безрезультатны. Малышка всякий раз исчезала, как только Анна оставляла машину перед отделением, и снова появлялась в Аннином доме. Анна дала полицейскому номер машины, и он заверил ее, что проследит, чтобы машину нашли. Прошло два дня, и от него не было никаких вестей.
Анна размышляет, не уехать ли ей из Баренида, но она не может бросить малышку. Анна уверена, что девочка так же реальна, как любой другой человек. Может получиться, что она заберет ребенка с собой в Сент-Джонс, а в это время мать девочки одумается и вернется за ней. Кроме того, Анна боится, что, если она возьмет ребенка с собой, это могут счесть похищением.
Чтобы чем-то занять ребенка, Анна дала ей кисти, чтобы она рисовала на стенах в коридоре. Малышка рисует зеленой краской длинные широкие линии с растущими из них зубцами. Вторая девочка не такая талантливая, как первая, но у нее есть свой стиль, более реалистичный. Покончив с линиями, девочка принимается выводить слова.
Анна отказалась от мысли отвезти малышку в полицию и оставила ее в покое, надеясь, что мать ребенка скоро отыщется.
Выйдя из спальни, Анна остановилась при виде большого неровного пятна красного цвета на полу в коридоре. Наверное, девочка разлила банку с красной краской и отправилась на кухню в поисках полотенца, чтобы ее вытереть.
Анна спускается по лестнице вниз, гадая, где ребенок мог найти четыре галлона красной краски, и замирает, завороженная сиянием, льющимся в окно входной двери, — это солнечный свет отражается от снега. Она заходит на кухню, но девочки и здесь нет.
На столе гудит, вибрируя, мобильный телефон. Уже несколько дней никто не звонил, и Анна рада услышать человеческий голос.
— Анна?
— Я слушаю.
— Привет, это Дэвид. Как твои дела?
Анна улыбается. В голосе Дэвида всегда слышен неиссякаемый энтузиазм.
— Все в порядке, а у тебя как?
— Как тебе известно, я невероятно талантлив.
Анна смеется.
— Я насчет новой работы. Мне тут позвонили сразу из нескольких СМИ. Похоже, ты проснулась знаменитой. Давно пора, потому что, как ты помнишь, я всегда в тебя верил. Их словно прорвало. Хотят с тобой связаться, требуют твой номер телефона. Но я не дал. Решил сначала поговорить с тобой. Мне кажется, так будет лучше.
— Из СМИ? А по какому поводу?
— Не говорят. Но, видно, ты наделала много шуму. Они все очень настойчивы. В чем дело? Тебя похвалил какой-то богатый коллекционер?
Анна вздыхает, подозревая, что это связано с приближающимся судебным процессом.
— Дать им твой телефон?
— Нет.
— Ладно. Коротко и ясно. Немного резко, я бы сказал. Но я не в обиде. У тебя все в порядке?
— Да, да, конечно.
— На тебя не похоже.
— Не веришь?
— А где ты? Я к тебе заходил. Ты от меня прячешься?
— Я купила новый дом.
— Где?
— За городом.
— Не ожидал от тебя.
— И превратилась в деревенскую клушу.
— Понятно. А картины когда покажешь?
— Через пару недель.
— А вообще как дела?
— Отлично.
Рассказать ему о беременности? Анне хочется с кем-нибудь поделиться. Но жалко расставаться со своим секретом. Почему? Неужели она боится сказать, что у нее будет ребенок? Наоборот, она готова сообщить эту новость всем, даже незнакомым людям на улице. Это надо бы отпраздновать.
— Что в галерее?
— Мерзость запустения. Я думал, ты собираешься в Италию со своим приятелем-врачом.
— Не вышло.
— С Италией или с врачом?
— Так я тебе и рассказала.
— Не хочешь — не надо. А номер для прессы?
— Нет. Я расскажу тебе, в чем дело, сразу как только увидимся.
— Договорились. Ну, пока. Мне тут звонят.
— Счастливо.
Анна захлопывает телефон. Она стоит на кухне, физически ощущая исчезновение голоса Дэвида, связывавшего ее с другой жизнью. Та жизнь ей больше не нужна. Снова воцарилась тишина. Анна касается лица и нащупывает несколько прыщиков. Она проголодалась. Ей хочется чего-то, она сама не знает чего. Надо только вспомнить, как оно называется.
— Кто там? — кричит она, но ответа нет.
Анна выглядывает в окно и видит мальчика, чуть больше года, одетого слишком легко для зимы. Он ковыляет от дороги к ее дому. Во дворе он падает и заходится плачем, но сквозь стекло звука не слышно. Она барабанит по стеклу, чтобы привлечь его внимание. Костяшки ее пальцев стучат так громко, что Анна боится разбить стекло.
Мальчик замирает и смотрит в небо.
Анна спешит к двери, натягивая по дороге пальто. Сразу же за порогом она наталкивается на мужчину и узнает его. Это тот человек, который расчищал ей дорожку от снега, или офицер полиции из отделения в Бей-Робертсе. Она почти врезалась в него, спеша к малышу.
Мужчина пытается ее остановить, но Анна вырывается и мчится за угол, где она видела мальчика. Но там никого нет. Она решает, что он скрылся в лесу за сараем, и бежит туда. Анна ищет следы, но снег растаял, и ничего не разглядеть. Она летит к деревьям и, приседая и наклоняясь, чтобы заметить движение, всматривается в путаницу веток.
— Эй! — кричит она.
В ответ доносится хруст сучьев под ногами, и Анна торопится дальше, пригибаясь, чтобы ветки не хлестали ее по лицу.
— Эй!
Пройдя почти двадцать футов в глубь зарослей, она оглядывается в поисках тропинки, но ничего не видно.
Анна слышит за собой шум шагов и, повернувшись, видит идущего к ней по лесу мужчину. От этого зрелища она лишь отчетливей понимает, что надо найти ребенка, и поэтому спешит вперед. Мужчина идет за ней.
Она продирается сквозь ветки, которые так и норовят схватить ее, корни, выступающие из земли, коварно ставят ей подножки. Анна спотыкается, выставляет вперед руки, но все же удерживается на ногах. Она останавливается, только дойдя до небольшого ручья. Рядом с поверхностью воды кружат маленькие рыбки.
Мужчина возникает рядом с ней. Высокий и широкий в плечах, он подавляет одним своим присутствием.
— Что случилось? — спрашивает он.
Анна смотрит ему в лицо. Он тяжело дышит, его глаза изучают ее лицо, а потом обшаривают окружающий лес.
Анна не знает, говорить ли ему о маленьком мальчике. Что он о ней подумает? Две потерявшиеся девочки, а потом еще и мальчик. И никого нет. Что тут можно подумать? Что она сошла с ума — и больше ничего. Она лихорадочно оглядывается, надеясь, что мальчик вот-вот появится.
— Ничего, — бормочет она.
— Вы что-то заметили?
— Что?
— Вы кого-то преследовали?
Она изучает его лицо. Он напоминает ей Кевина.
— Никого. Лису.
— Лису?
— Ну да.
Она поворачивается и оглядывается в поисках тропинки, чтобы выбраться из леса.
Мужчина идет за ней.
Анна пробирается сквозь густые заросли, пока вдали не появляется просвет. Это двор ее дома, и тут она может вздохнуть свободней.
Анна заваривает чай для полицейского. Чем больше она на него смотрит, тем больше крепнет у нее уверенность, что это именно он оставил рыжеволосую девочку у нее во дворе. Анна не хочет спрашивать его об этом, чтобы еще больше не усложнять ситуацию, которая, она надеется, разрешится простым объяснением. Тем не менее она напоминает ему, как в отделении офицеры обернулись на него, когда она упомянула черный пикап со снегоочистителем.
Полицейский смотрит на цветок в центре стола. Он усох и согнулся, красный превратился почти что в черный.
— Я должен кое в чем признаться, — говорит он.
От его взгляда Анне хочется бежать куда глаза глядят.
— Это я чистил вам дорожку.
Анна чувствует, как слабость разливается по всему телу. Губы у нее кривятся от отвращения.
— Так где же ваша дочь? — спрашивает она сердитым шепотом.
Полицейский глядит на Анну, потом переводит взгляд на струйку пара, вылетающую из носика кипящего на плите чайника, и собирается с духом, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.
— У меня нет дочери.
Анна качает головой:
— А кто был с вами в машине? Вы бросили ее…
— Никого не было. У меня нет дочери. Честно. Нет, и все.
Она поворачивается и выключает конфорку. Снимает чайник с плиты, с трудом сдерживаясь, чтобы не плеснуть в него кипятком. Потом она ставит чайник на холодную конфорку и на секунду закрывает глаза. Скрестив руки на груди, она поворачивается к нему.
— Почему вы не сказали этого в отделении?
— Я не хотел вам противоречить на глазах у остальных.
— Но я же ее видела.
Офицер качает головой:
— Не было никакой девочки. У меня вообще нет детей.
— О господи!
— Мне жаль.
— Это просто…
Анна вскидывает руки в отчаянии.
— Я не понимаю, что происходит.
— Вы говорите, она была рыженькая?
— Да.
Он сглатывает и смотрит в сторону окна.
— А почему вы спрашиваете?
— Просто так.
Полицейский уходит, и Анна смотрит ему вслед через окно входной двери. Его машина разворачивается перед ее домом. На пассажирском сиденье — маленькая рыжеволосая девочка, ее лицо повернуто к Анне.
Анна распахивает дверь и кричит: «Стойте!» Она размахивает руками, чтобы привлечь внимание полицейского. На подгибающихся ногах она выбегает на дорожку, но машина уже отъезжает.
Возвращаясь в дом, Анна кипит от негодования при мысли, что полицейский ее обманул. Неужели он оставил ребенка в машине, пока сидел у Анны? Наверное, даже сказал ей, чтобы она сидела в машине и не выходила. Офицер сказал Анне, что они нашли машину, принадлежащую матери слепой девочки с черными волосами. Женщина, ее владелица, поклялась, что у нее никогда не было дочери.
Анна не верит ни единому слову полицейского. При мысли о черноволосой девочке она вспоминает о краске, разлитой наверху в коридоре. Надо было сразу убраться, но Анна понимает, что это без разницы. На деревянном полу все равно останется большое красное пятно. Может, удастся отодрать его одним куском, когда краска засохнет.
Пока Анна ходила, чтобы забрать из-под раковины посудное полотенце и металлическую щетку, в голове у нее возник план отыскать черный пикап со снегоочистителем. Бей-Робертс — городок маленький. Она наверняка сумеет отыскать такую машину. Когда она застанет офицера с рыженькой девочкой, она потребует от него объяснений. Потом уже можно будет вернуться в Сент-Джонс.
Пора ехать.
У нее уже нет никаких сил. Как может быть столько потерявшихся детей? Что-то странное творится с ней, оно грозит разрушить ее рассудок. Может быть, это гормональная перестройка, о которой она читала в книге, делает ее психику такой неустойчивой?
Наверху пятно потемнело, оттенок и текстура выглядят упреком. Встав на колени, Анна пытается промокнуть пятно, но только размазывает краску. Полотенце становится ярко-алым. Анна усиленно трет, но, как она и думала, избавиться от пятна не удается. Она берется двумя руками и нажимает еще сильнее, но пятну ничего не делается. Все еще на коленях, Анна останавливается и смотрит на пол, разглядывая оттенки цвета. Потом переводит взгляд на свои ладони. Они измазаны в краске, и от этого запутанная схема ее «линий жизни» выглядит особенно отчетливой. Встав с колен, она идет в студию и прижимает ладони к чистому холсту. Отпечатки — как тонкие лепестки.
Кровь течет через недавно сформировавшиеся правый и левый желудочки в сердце эмбриона, когда Анна сворачивает с главной улицы Бей-Робертс, минуя торговые центры, рестораны быстрого питания и заправки. Теперь она едет вдоль набережной, направляясь к старому центру города, где рыбацкие домики соседствуют с одноэтажными дачами. Здесь нет сетевых магазинов, только небольшие лавчонки и мастерские. Она проезжает белый дом с эмблемой Королевского канадского легиона.
Слева от нее — узкий залив, а за ним — противоположный берег. Вдали лежит океан. На дорожке у дома Анна замечает темно-синий пикап. Неподалеку на лужайке перед домом стоят два снегохода с надписью «Продается», прилепленной к ветровому стеклу. Она проезжает дорожку с ярко-желтым пикапом, затем, на другой стороне дороги, — док с большими зданиями холодильных складов, расположенных у самой воды.
Анна поворачивает налево и продолжает поиски, провожая взглядом каждый пикап, пока не находит другую дорогу, которая, по-видимому, раньше была главной торговой улицей. Здесь находятся почта и магазин электротоваров. Она проезжает магазин «все для дома», склад пиломатериалов со старой лесопилкой в середине. Анна не торопится, оглядывая дома и подъезды к ним, поворачивая в переулки.
Со временем Анна осознает, что город больше, чем ей казалось, и начинает сомневаться в успехе своего предприятия. Уже темнеет и пора поужинать. Анна испытывает желание сегодня же вернуться в Сент-Джонс и забыть про Баренид. Она устала и проголодалась. Хорошо бы съесть гамбургер с молочным коктейлем. При одной только мысли о молочном коктейле она воодушевляется. Непреодолимое желание сразу же оттирает прежние планы на задний план. Она выезжает из старой части города и направляется к ресторанам быстрого питания рядом с шоссе.
Анна заезжает на автораздачу и заказывает гамбургер и коктейль. Потом, пробежав глазами меню, добавляет луковые колечки. Картошки она бы тоже взяла, но останавливает себя. Девушка на раздаче спрашивает:
— Это все?
Нет, конечно, хочется ответить Анне. Это совсем не все. Как это может быть всем? Но вместо этого она подтверждает, что да, все, и ждет, пока ей отдадут ее заказ, вместо того чтобы вступать в споры о том, как надо правильно говорить.
Отъехав от ресторана с бумажным пакетом, источающим на весь салон чудесные аппетитные запахи, она краем глаза замечает черную машину и резко поворачивает голову, чтобы ее разглядеть. Черный пикап со снегоочистителем. Анна выезжает со стоянки и едет вслед за грузовичком, пока он не сворачивает к супермаркету и не останавливается на парковке. Анна въезжает на стоянку и движется мимо пикапа, глядя, кто из него выйдет. Как она и ожидала, со стороны водителя вышел знакомый полицейский. Анна видит, что дверь с другой стороны открывается, и вынуждена вытягивать шею, чтобы увидеть, кто оттуда появится, но грузовик неожиданно скрывается из вида. Она делает круг по стоянке и возвращается как раз в тот момент, когда офицер и идущая рядом с ним рыжеволосая женщина заходят в магазин.
Анна находит свободное место и паркует машину.
В супермаркете она старается успокоиться. Свет ламп очень яркий, раздражающий. Он режет ей глаза. Взяв тележку, Анна хватается за ручку обеими руками и машинально складывает туда фрукты, в то время как ее глаза обшаривают зал в поисках пары. Их нигде не видно, и Анна движется дальше.
Через три ряда она наконец замечает полицейского и рыжеволосую женщину. Они ее не видят, и она объезжает следующий ряд, чтобы перехватить их.
Повернув, она сталкивается с офицером и его спутницей лицом к лицу.
Полицейский сразу замечает ее и краснеет.
— Добрый день, — говорит Анна.
— Добрый, — произносит он в ответ.
Анна молчит. Рыжеволосая женщина смотрит на нее, потом на мужчину.
Полицейский как язык проглотил.
После неловкого молчания Анна спрашивает:
— А ваша дочь не с вами?
Брови у женщины ползут вверх. Она смотрит Анне в лицо, а потом снова переводит взгляд на своего спутника.
Рассматривая женщину, Анна замечает, что она невероятно похожа на девочку. От этого она еще больше сердится.
— Где ваша дочь? — спрашивает она. — Рыжеволосая девочка?
Женщина ошарашена.
— Успокойтесь, — говорит офицер, поднося ладонь к ее лицу.
— И не говорите мне, что у вас нет дочери. Девочка выглядит в точности как она. — Анна указывает на женщину.
Лицо женщины еще больше напрягается.
— Послушайте, — говорит офицер, следя глазами за старушкой, которая появляется в проходе. — Вам надо успокоиться.
— Ой-ой! — Ответ Анны пронизан подозрительностью и сарказмом.
— В чем дело? — спрашивает женщина.
— Эта женщина уверена, что видела меня с маленькой девочкой.
Анне не нравится, когда про нее говорят «эта женщина», но еще больше не нравится тон, которым это сказано.
— Он оставил ее рядом с моим домом, — выпаливает она.
— Я этого не делал.
— О чем вы говорите? — спрашивает женщина.
— С ним была рыжеволосая девочка. Он ее бросил.
Женщина называет мужчину по имени.
Полицейский качает головой:
— Никого со мной не было. Пожалуйста, не кричи.
Анна снова указывает на женщину.
— Она была похожа на нее. В точности.
Полицейский сердито отворачивается и двигается прочь. Он произносит имя женщины, и следом:
— Идем!
Женщина встревоженно смотрит на Анну, а потом разворачивается и следует за офицером.
Анне хочется крикнуть им вслед «Вы врете!», слова рвутся у нее из груди. Она зажимает себе рот, чувствуя жар дыхания.
Она бросает тележку прямо там, где она стояла, и бросается прочь из магазина.
Вернувшись в свой дом в Барениде, Анна собирает в сумку одежду и туалетные принадлежности. Она хочет уехать сегодня же вечером, несмотря на то что уже стемнело. После аварии она боится ездить в темноте, а тут еще пошел снег. Однако прогноз по радио не обещает сильного снегопада.
В дверь стучат, и Анна решает, что офицер вернулся, чтобы объясниться или отчитать ее за ее поведение в супермаркете. Она выходит на лестницу, откуда видно окно во входной двери.
Там стоит какой-то мужчина.
Анна не торопясь спускается по ступенькам, размышляя, что ей делать с этим новым вторжением.
Она обреченно открывает дверь, заранее смирившись с поражением.
Это Кевин. В руках у него медицинский чемоданчик.
— Что тебе от меня нужно? — спрашивает Анна, вглядываясь в темноту, где за спиной Кевина стоят мальчики и девочки. Они прячутся в тени и глядят на него, словно зачарованные ужасом.
День 37-й, 6-я неделя.
Верхние конечности эмбриона теперь выглядят совсем как руки, предплечья и кисти. Зачатки нижних конечностей закругляются на сужающихся концах, преобразуясь в ноги. От спинного мозга к мышцам конечностей подходят отростки нервных клеток.
24 марта, игла.
Анна просыпается оттого, что на лицо ей падает луч зимнего солнца, пробившийся сквозь жалюзи ее квартиры в Сент-Джонсе. Блеск бесцеремонно вторгается в ее сон, и она переворачивается на живот, стараясь снова уснуть, но невероятно яркие воспоминания о событиях прошлой ночи окончательно ее будят. Поднявшись на локтях, она оглядывает комнату.
Вчера в Барениде она так и не поняла, чего хотел от нее Кевин. Сидя за столом в кухне, он спокойно и взвешенно рассуждал о последствиях того или иного выбора. Анна не могла понять, то ли он хочет окончательно ее сломить, то ли ищет примирения. Слова его не значили ровным счетом ничего. Его манера напомнила Анне бюрократический жаргон, на котором говорили правительственные чиновники, когда она общалась с ними по поводу артистических стипендий. Его слова сбивали Анну с толку, но больше всего ее пугало присутствие на столе рядом с усохшей розой медицинского чемоданчика. Зачем Кевин принес инструменты? Он хочет ее осмотреть? Зловещий визит напомнил ей о днях ее юности.
Прежде чем пустить Кевина в дом, она спросила, что у него в чемоданчике.
— Вещи, которые могут нам понадобиться, — ответил Кевин, и Анна предположила, что у него там образцы лекарств или витамины для беременных.
Потом она попросила его оглянуться через плечо и описать, что он там видит. Он сказал про траву и деревья на другой стороне дороге, но не упомянул никаких детей. Когда он оглянулся на нее, на лице у него было вопросительное выражение. Он как бы спрашивал, сдал ли он экзамен. Анна уже готова была напрямую спросить его, видит ли она детей, которых, как ей казалось, невозможно было не заметить, но потом решила, что не стоит. А вдруг это галлюцинация, вызванная взбесившимися гормонами? И если вспомнить о надвигающемся судебном процессе, то точно не стоит давать Кевину повод, чтобы объявить ее психически неуравновешенной. Хотя она уже сама этого опасалась, и страх надвигался на нее зловещей темной тучей.
Анна неохотно впустила Кевина в дом, надеясь, что им удастся восстановить прежнюю непринужденность и тем самым избавиться от тревожного покалывания, которое она чувствует под кожей при одной только мысли о будущем. Она слушает его, опершись на кухонный столб. Из его слов она наконец улавливает, что он стремится ей помочь.
— Что значит «помочь»? — уточняет Анна, полагая, что он все-таки одумался и предлагает свою поддержку.
Кевин вздохнул и нахмурился, почесывая бровь.
— А какая помощь тебе нужна?
Анна внимательно смотрит ему в лицо.
— Не знаю. Чем может помочь отец?
Кевин перевел взгляд на свой чемоданчик.
— У меня тут все, что нужно.
Анна проследила направление его взгляда, и внутри у нее все сжалась. Если и была у нее маленькая надежда на примирение, то она исчезла. И дело было не в словах, а в тоне, которым это было сказано. Намерения Кевина были ужасны. Она пустила его в дом, полагая, что он хочет достигнуть какого-то понимания, а на самом деле он пришел с намерением причинить вред ее ребенку.
Когда он снова заговорил, в его голосе слышалось раскаяние:
— Анна, это моя работа.
— Это только часть твоей работы. А как насчет помощи при родах? Такую-то помощь ты оказываешь!
Кевин молчал.
Анна фыркнула от отвращения.
— Убирайся!
Он встал и замер, остановив взгляд на черном чемоданчике. Повернувшись к ней спиной, он одной рукой открывал застежку, а другая была поднята. Раздался щелчок, и чемоданчик открылся.
Анна увидела, как движутся его локти, пока руки копались внутри.
— Кевин?
Он замер, а потом обернулся. В руке у него был шприц. Он произнес ее имя.
— Что? — сказала она, вытягивая перед собой руку. — Кевин! Не смей.
Но как будто она ничего не говорила, и ее слова не достигли его. Он сделал шаг по направлению к ней.
Сразу, не сводя глаз с Кевина, она потянулась рукой к ящику с ножами, отчаянно пытаясь защититься, в любой момент ожидая укола иглы, который будет означать гибель ее ребенка. Не глядя, она выдвинула ящик и сунула руку внутрь, пытаясь нащупать хлебный нож. Если понадобится, она вонзит его в Кевину прямо в сердце.
Анна на секунду отвела глаза — увидела рукоятку ножа и схватила ее, но тут же ощутила легкий укол в ногу. Осознав случившееся, она замерла, и вздох вырвался из ее груди. Опустив взгляд, она увидела, как Кевин убирает руку с зажатым в ней шприцом.
— Тебе лучше присесть, — сказал Кевин, пододвигая ей стул.
Нож выпал у нее из руки, и голова запрокинулась назад, как будто в полусне. Ног Анна не чувствовала. Чья-то рука взяла ее за плечо, и в голове раздался звон, который, как ей казалось, свалил ее без сознания.
Спустя какое-то время над Анной склонилось чье-то лицо, и она застонала.
— Анна, — спокойным тоном произнес агент по продаже недвижимости.
Анна уже сто лет не видела агента, другие заботы вытеснили из ее головы все мысли о нем. И только когда ее взгляд упал на засохшую розу на кухонном столе, она осознала, кто перед ней. Чувство вины заставило ее смутиться.
— Все хорошо.
Анна не сразу поняла, что лежит на кушетке в гостиной своего дома в Барениде.
— Доктор ушел.
— Доктор?
В сознании у нее все перепуталось, концы не сходились с концами. Зачем приходил доктор? Она что, заболела?
— Он оставил вас на мое попечение. Я его вызвал.
— Ничего не понимаю.
Голова у Анны раскалывалась, как будто изнутри стучал паровой молот. Она попыталась привстать, но вынуждена была снова лечь. Сама не зная почему, она ощупывала руками живот.
— Зачем вы вообще пустили его в дом? — спросил агент, переводя взгляд на стены гостиной. — Не нужно было этого делать.
— Кевин? — спросила она, сощурившись, стараясь сопоставить слова «доктор» и «Кевин». Агент имеет в виду Кевина или какого-то другого доктора? — Я думала, он хочет…
Агент смотрит на нее, а потом переводит взгляд на ее живот.
— Вы впустили его, и теперь он подал на вас в суд. Требует возврата собственности.
Лежа на водном матрасе, Анна чувствует, как от одного только воспоминания о столкновении с Кевином сердце у нее начинает стучать быстрее. Она почти не помнит, как добралась до своей квартиры, но полагает, что не без помощи агента. Он объяснил ей насчет врача. Это был другой врач, не Кевин. Она вспоминает, как вставала с дивана и шла в ванную, а агент шел рядом с ней на случай, если ее надо будет поддержать. Заперев дверь, она осмотрела все тело: нет ли следов физического вмешательства. Но кажется, ничего такого нет. Если Кевин сделал, что хотел, то у нее, скорее всего, будут схватки.
Анна встает с водного матраса и идет в ванную. По дороге ей вдруг приходит в голову: как агент узнал об иске? Мысль о предстоящем судебном процессе вновь разжигает в ней ярость. Надо сейчас же позвонить адвокату и рассказать ей про Кевина и иглу. Это называется «физическое насилие». Это даст им в руки козыри на процессе.
Она оглядывается на кровать, стараясь сообразить, какой сегодня день недели. Как долго она спала?
Дверь в ванну почти полностью закрыта. Осторожно она толкает дверь рукой, ожидая увидеть там глядящего на нее ребенка, нуждающегося в опеке, но там никого нет.
Анна мочится и подходит к зеркалу, чтобы осмотреть на себя. Она проголодалась. Просто умирает от голода. Она идет на кухню, гадая, что могло остаться в холодильнике. Открыв дверь, Анна видит пакеты с молоком и соком, разные бутылочки на полке. Ничего существенного. Почему бы ей не поесть в ресторане? Побаловать себя. При мыслях о еде она проверяет, не вызовут ли образы яиц, ветчины, жареного хлеба и чая тошноты? Но ничего такого не происходит.
Телефон звонит. Она достает из кармана пальто и смотрит на номер. Это адвокат. Как раз вовремя.
— Алло?
— Анна?
— Я слушаю.
— Это Патрисия.
— Да?
— Как вы себя чувствуете? — спрашивает адвокат, и ее тон подразумевает, что она уже знает, что случилось между ней и Кевином.
— Со мной все в порядке, — говорит Анна. — Кевин приезжал ко мне в Баренид. Он пытался…
— Что пытался?
— Не знаю. Он сделал мне укол. Наверное, хотел избавиться от ребенка. Потом я потеряла сознание. Но никаких последствий не было. По крайней мере, пока.
— Что? Сделал вам укол?
— Да.
— Против вашей воли?
— Да.
Адвокат молчит, явно обдумывая информацию.
— Это нападение, — произносит она.
— Вот именно. Я так и подумала.
— Я так понимаю, что свидетелей этому нет?
— Агент по продаже недвижимости зашел сразу после ухода Кевина.
— Невероятно. Вы заявили в полицию?
— Пока нет.
— Не тяните с этим. И сдайте кровь на анализ. Нужно определить, что он вам ввел. Должны остаться следы. Как думаете, он ничего с вами не делал, пока вы были без сознания?
— Я…
— Простите, откуда вам это знать. Надо провести осмотр и сдать анализы. Мазки.
Анна представляет, через что ей предстоит пройти. Сначала больница. Потом объяснения в полиции. Нескромный ритуал осмотра.
— Анна?
— Да.
— Вам надо связаться с полицией. Я пойду с вами.
Давление у Анны в голове усиливается. Она чувствует начало схватки и замирает. Еще одна схватка.
— Анна, мне к вам подъехать? Или вы заедете сюда?
— Мне надо идти.
— Вы так решили?
— Да.
— Я только вспомнила, насчет чего я звонила. Вы видели бумаги?
— Нет, а что?
Еще одна схватка заставляет ее согнуться и скривиться от боли.
— Они получили что хотели.
— Что именно?
— Все.
— Я должна идти.
Анна захлопывает телефон. Живот распирает, как будто вот-вот начнутся месячные. Ей срочно нужно пописать. Похоже, у нее угроза выкидыша.
Добежав до ванной, она садится на унитаз. Схватки продолжаются, и она в ужасе.
— Только не это, — шепчет она и потом встает, чтобы посмотреть в чашу унитаза. Теперь надо как можно скорее добраться до больницы, иначе будет поздно.
Врач, осматривавший Анну, стоит в изножье ее кровати с медицинской картой в руке.
Анна ждет, пока он просматривает результаты обследований. При осмотре у нее снова начались схватки, хотя он старался все делать осторожно, все время разговаривая с ней, спрашивая, не больно ли ей, и извиняясь, когда она морщилась.
— У вас срок шесть недель? — спрашивает он.
— Да, — отвечает Анна.
— Да, у вас по-прежнему шесть недель. Все в порядке.
Он кладет карту и присаживается на край кровати.
— Схватки бывают оттого, что ребенок растет. Не стоит волноваться. Вы, вероятно, и сейчас чувствует слабые схватки.
— Да.
Из-за своих односложных ответов она чувствует себя маленькой девочкой.
Врач улыбается доброй улыбкой и похлопывает ее по руке.
— Но если у вас будут какие-то сомнения, приходите, не стесняйтесь. Договорились?
— Спасибо вам.
От радости у Анны слезы наворачиваются на глаза. Врач разговаривает с ней так доброжелательно, так искренне и естественно, что Анна просто счастлива своей беременностью. Это не сложная жизненная ситуация, а благословение свыше. По крайней мере, так ей кажется после разговора с врачом.
— Договорились? — повторяет врач.
— Да, спасибо.
— Вот и отлично. У меня есть приемная в больнице. У вас есть свой гинеколог?
— Нет, только семейный врач.
— Ну, тогда приходите, когда будет нужно.
— Хорошо.
Анна набирает в грудь побольше воздуха. Она вспомнила о разговоре с адвокатом. Надо сделать анализ крови.
— Скажите, а на что вы проверяли мою кровь?
— Какую кровь?
— Ту, что вы у меня взяли.
— Мы сделали общий анализ. Гемоглобин, лейкоциты, РОЭ. И тому подобное. А почему вы спрашиваете?
— Меня укололи иглой.
— Случайно?
Анна колеблется, стоит ли продолжать.
— Да. И я хотела бы знать, не было ли там каких-либо наркотиков.
— Иглой?
— Да.
— Вы можете сдать анализ на ВИЧ, а кроме того, если хотите, мы можем сделать токсикологические пробы. Вам кажется, что вам вкололи наркотик?
— Я не уверена.
— Хорошо, я отмечу, чтобы сделали пробы.
— А можно это сделать, пока я тут?
— Конечно, я распоряжусь. Приходите на прием. — Он переводит взгляд на ее живот. — Можете опустить ноги.