Когда врачи посчитали ее состояние приемлемым, Анну выпустили из больницы. Молодая медсестра посадила ее на кресло-каталку и повезла по белым коридорам к лифту.
Люди, проходящие мимо, смотрят сквозь нее, как будто она невидима.
В лифте медсестра нажимает нужную кнопку, и кабина трогается вниз, и от этого Анну немного мутит. Сначала ей кажется, что они едут в мертвецкую, но потом она осознает, что мертвецкая уже получила свою дань.
Двери лифта открываются, и она оказывается лицом к лицу с людьми, ожидающими лифта.
Медсестра катит коляску с Анной по больничному вестибюлю, к раздвижным стеклянным дверям. Чем ближе она к ним приближается, тем сильнее дразнит ее ноздри какой-то тошнотворный запах.
Двери распахиваются, и вонь становится нестерпимой. Анну вот-вот вырвет.
Она оглядывает небо и пустое пространство перед собой. Она ожидала, что тысячи людей придут встретить ее, их руки будут одна за другой вздыматься в воздух, и каждый протянет ей розу. Но на улице никого. Нет даже горстки людей, которые могли бы прийти, узнав, что ее выписывают. Она смотрит на землю, в надежде увидеть красные розы, целые букеты роз, от людей, которые ее поддерживали. Где плюшевые медведи и мягкие игрушки как знак сочувствия ее потере? Ничего этого нет.
Анна смотрит на пустую подъездную дорожку, куда заруливает такси. Где дети, которые подбегут к ней и подарят розы? Где маленькая девочка, которая протянет Анне букет роз, завернутый в прозрачную бумагу? Ребенок, который ничего об этом не знает? Только то, что ее родители сказали ей подарить букет женщине на инвалидном кресле.
Водитель выходит, чтобы помочь Анне сесть в машину. Она опирается руками о подлокотники, чтобы встать, и спотыкается. У нее кружится голова, и медсестра берет ее под руку.
— Пустите меня, — говорит она, делая неуверенный шаг, как жертва дорожной аварии, землетрясения, авиакатастрофы, цунами.
Таксист помогает ей устроиться на заднем сиденье и закрывает дверь, отрезая Анну от криков воображаемой толпы и одуряющего запаха цветов.
Такси трогается, и Анна ищет свое окно. Она закрывает глаза, потому что в душе у нее лишь тоска.
Приехав, она входит в пустую квартиру, ложится в кровать и много дней подряд лежит так без сна, глядя перед собой полными боли глазами.
Баренид.
Сидеть за рулем и вести машину — дело весьма опасное. Анне не хватает концентрации, ее мысли размазаны, как будто ей надо заполнить пробел, период времени, выпавший из памяти, и она оказывается у цели своего путешествия, еще не осознав этого.
Свернув к дому, Анна обнаруживает, что снег сошел и из-под земли пробивается зеленая трава. Она сидит за рулем и ждет, когда появятся признаки жизни. Через какое-то время из-за деревьев за сараем появляется лиса. Она трусит прямо к Анне, голова ее опущена, что-то зажато у нее в зубах. Когда лиса приближается, становится видно, что она тащит зайца.
Анна ждет, пока лиса не уйдет. В зеркало она видит, как зверь перебегает через дорогу и спускается по берегу к ручью.
Анна выходит из машины, чувствуя на лице и руках свежий ветер, и направляется к входной двери. Войдя в дом, она закрывает дверь и замирает, прислушиваясь к звукам внутри и снаружи. До нее доносятся слабые порывы ветра за стенами, барабанящие в оконные стекла.
Временами она не слышит ничего, кроме собственного дыхания.
Скользя глазами по крашеным стенам коридора, она проходит на кухню. На столе стоит красная роза, ее лепестки свежи и упруги. Она подходит поближе и протягивает руку, чтобы прикоснуться к лепесткам. Зажав лепесток между пальцами, она поднимает глаза к двум окнам, выходящим во двор. Она смотрит, не видя, пока свет не начинает меркнуть. Анна чувствует, что засыпает. Наверное, это из-за дороги. Глаза у нее слипаются, ее клонит ко сну, и приходится опереться рукой о стол, чтобы не упасть.
Анна поднимается на второй этаж и заходит в комнату, которая должна была быть детской. От вида комнаты колени у Анны подкашиваются, пустота под животом по-прежнему сжимается в скорбном спазме. Рука закрывает ее рот, и слезы туманят взгляд. Что такого она сделала? Она поворачивается и идет в спальню, ложится на кровать, и тяжесть во всех членах пригвождает ее к кровати. Кажется, ей уже никогда не встать, и все же она рада быть здесь. Она спит.
Сознание Анны тянется смутной линией сквозь темноту, пока наконец она не просыпается. Она лежит неподвижно и слушает, боясь наступившей внутри нее пустоты.
В доме нет неожиданного присутствия.
Лежа в темноте, Анна начинает подозревать, что маленькие дети были игрой воображения, наваждением, вызванным гормональной перестройкой во время беременности, которая, как ей теперь казалось, случилась много лет назад.
Ветер стучит в окно. Она смотрит в ту сторону. Прислушавшись, она понимает, что это был не ветер, а негромкое шуршание, шелест за стеной. Она сдерживает дыхание, пытаясь определить источник слабого звука. Вот он. Она наклоняет голову. Это не крошечные коготки, но что-то более мягкое и не так монотонно.
Анна встает с постели и идет вслед за звуком по коридору второго этажа, вниз по лестнице, потом в прихожую.
Войдя в темную гостиную, она видит в углу какую-то скрючившуюся фигуру с поднятой рукой, постукивающей по стене.
Анна ждет, пока глаза привыкнут к тусклому свету луны, падающему из окна. Когда зрачки расширяются, она уже может различить в сидящей в углу фигуре маленькую девочку со светлыми волосами.
Анна потрясенно вздыхает. При виде девочки она испытывает радость и волнение. Что это? Ведь детей, которые появлялись в этом доме, на самом деле не было.
— Мне сказали, что ты приедешь, — говорит девочка, которая по-прежнему сидит лицом к стене. — Я хочу тебе кое-что показать.
Радостное возбуждение Анны постепенно улетучивается. Девочка говорит с ней отстраненно, почти враждебно. Анна надеялась, что ребенок кинется к ней. По дороге в Баренид она представляла, что они найдут друг друга и девочка улыбнется и протянет к ней руки, чтобы обнять.
— Тебе нравится? — спрашивает девочка без выражения.
В темноте Анна не видит ее лица. Она подходит ближе, пока ей не удается разглядеть рисунок на стенах. Плотно закрытые розовые бутоны.
— Видишь? — Она показывает то на один, то на другой. — Это имя. Ты хотела его дать, пока не передумала.
Анна гадает, откуда девочка знает свое имя. Другие дети этого не знали. И почему ребенок ведет себя с ней почти враждебно? Что она сделала?
— Я знаю свое имя, потому что ты назвала меня. Хоть это ты сделала.
Анна смотрит на отвернувшегося ребенка, и ее замешательство все увеличивается. Она походит ближе, но малышка даже не поворачивается к ней.
Анна мягко кладет руку девочке на плечо, но та сердито стряхивает ее.
— Что случилось? — спрашивает Анна, невероятно взволнованная. Жест девочки, как диссонансный звук, отзывается в ее теле.
— Ничего, — говорит малышка.
— Скажи мне.
— Нет. — Девочка наклоняет голову.
— Объясни мне, в чем дело?
Девочка отодвигается подальше в угол и сидит там молча.
Анна ждет, глядя на ее спину, на нее накатывает чувство вины, живот скрутило от страха. Что она сделала? Что малышка имеет в виду?
— Так в чем дело? Пожалуйста, скажи мне.
Девочка не отвечает.
Анна смотрит на ее длинные светлые волосы. Тело девочки неподвижно, как будто остановлено.
— Ей грустно, — говорит голос у Анны за спиной.
Удивленная, Анна оборачивается и видит в дверном проеме слепую черноволосую девочку и за ней маленького мальчика.
— Почему ей грустно?
Мальчик подталкивает черноволосую девочку вперед.
— Мама! — восклицает он.
По всему дому слышатся эти восклицания. Дети карабкаются по лестницам и топают по коридору.
— Мама!
— Мама!
Дети собираются вокруг Анны, и она узнает знакомые лица. Но какая от этого радость, если она не может увидеть собственную дочь?
— Что с ней? — спрашивает Анна черноволосую девочку.
Анна показывает на малышку со светлыми волосами, стоящую в углу.
— Я же сказала, ей грустно.
— Почему?
— Потому что ты ее не хочешь.
Анна потрясена. Она смотрит на детей, которые тут же замолчали и внимательно уставились на нее. Ее глаза предательски расширяются, как будто ее поймали на лжи. Она с трудом выдыхает:
— Это неправда.
— Ты отдала ее.
— Я ничего не могла сделать.
— Ты им позволила.
— Нет, меня заставили силой.
— Ты не сопротивлялась.
— Нет, это неправда! Неправда!
Под слепым, пронзительным взглядом черноволосой девочки Анна чувствует, что слабеет. Последняя соломинка. Окончательная.
— Она — мое дитя.
Черноволосая девочка смотрит на Анну.
— Я — твое дитя, Анна.
— Нет, мое дитя. Моя девочка.
— Я тоже, — говорит малыш. Он подбегает к ней, берет ее руку, перебирает пальцы. — Мама, — говорит он, улыбаясь.
— Нет.
— Мама, мама, мама…
Анна качает головой при виде детского кривлянья. Она подходит к сидящей в углу девочке, садится на корточки и прикасается к плечу ребенка:
— Прошу тебя, Роза. Тебя отняли у меня.
— Ты меня не хотела.
Анна не знает, как объяснить, почему так получилось, и неуверенность работает против нее.
— Я люблю тебя, Роза. — Она пытается обнять девочку за плечи, но та стряхивает ее руки.
Черноволосая девочка подходит к Анне.
— Ты не можешь быть ее мамой.
— Почему?
— Потому что ты ее не хотела.
— Это неправда, — произносит черноволосая девочка. Ее слепые глаза смотрят Анне прямо в лицо. — И ты не можешь быть ее мамой.
— Я очень ее хотела.
— Тогда почему она здесь?
— Потому что ее отняли у меня! — почти кричит Анна, поднимаясь во весь рост. В отчаянии она смахивает слезы с глаз. — Я тут ни при чем.
— Так не бывает.
— Почему ты так говоришь? Что ты говоришь? Перестань.
— Ты все придумала, чтобы тебе было легче. Люди всегда так делают. Придумывают оправдания, чтобы им было легче избавиться от нас. Причины, которые ты придумываешь, очень уж сложные. Ты думаешь, что вынуждена была это сделать.
— Нет.
— Нет, Анна, ты хочешь, чтобы тебе было легче. Чтобы все выглядело не так ужасно. Ты просто с самого начала ее не хотела. Тебе никто не нужен, кроме тебя самой.
— Это неправда.
— Нет, правда. Так всегда бывает. Теперь ты жалеешь, ведь правда? И будешь жалеть всегда.
— Нет, я не знала, что делать, — умоляет она, обращаясь к спине светловолосой девочки.
— Ты не можешь притворяться. Ты придумала, что от тебя ничего не зависело. Что все решили за тебя.
Качая головой, глядя на светловолосую девочку, Анна медленно опускается на колени. Она опирается на руку и подается вперед.
— Прошу тебя, Роза… Пожалуйста!
Анна опускается все ниже, и жизнь словно уходит из нее. Она сворачивается калачиком, глядя на босые ноги светловолосой девочки.
— Почему ты это сделала? — спрашивает девочка, по-прежнему глядя в угол. Девочка, которую могли звать Роза. — Почему?
Молча, в полном опустошении и раскаянии, Анна смотрит на нее и не двигается с места.