— «Как все-таки здорово заново иметь молодое тело!» — в тысячный раз повторял Степан, прыгая вверх сразу через две ступеньки. Тело работало, как хорошо смазанный механизм, поднимая его на третий этаж. Наконец-то в его плотном графике учебы и работы выдалось относительно свободное воскресенье для посещения Озэпе. Хотя, как свободное — вечером еще надо было идти с Надей на какое-то очередное светское мероприятие, устраиваемое посольством Франции. Но ничего не попишешь. Ягужинская нынче не последний человек в мире моды русской столицы. Ну и какая мода без Парижа?!
«Так, кабинет тридцать два. Регистрация. Интересненько».
— Молодой человек, почему опаздываете с регистрацией? — сухонький старичок с большой проплешиной на голове строго взирал на очередного проштрафившегося по его меркам посетителя. Он довольно ловко отыскал личную папку Холмогорцева и сейчас что-то записывал туда на редкость каллиграфическим почерком.
— Почему опаздываю? Нашел свободное время и пришел. Регистрация здесь, вообще, зачем?
— Вы в Москве, гражданин, прописаны еще с апреля месяца, неужели не было свободного часа, чтобы зайти? Порядок никто еще не отменял.
— Не понял, — Степан ловко выхватил паспорт и вызывающе посмотрел на старого кадровика. Кем еще мог быть этот странный человечек? И наверняка ведь приставлен от «кого надо». Специфика поведения, как говорится, «на лицо». Ох, сколько их еще в стране советской — всевозможных человеков с синдромом «вахтера». — Знаете, я тут никому и ничего не обязан. И общество у нас, заметьте, добровольное! Вам какое до него дело? Зарегистрировали и помалкивайте.
Старик в ответ на явное хамство обидчиво поджал губы, его голос остался таким же монотонным, но глаза предательски загорелись.
— Молодой человек, во всем должен быть порядок. Раз вам сказали записаться в Озап, значит, так нужно государству.
И тут Холмогорцев не выдержал.
— Во первый, уважаемый, — наверное, только в русском языке это вполне пристойное слово можно интонацией сделать ругательным, — я вам не молодой человек, и вряд ли вы старше меня. Во-вторых, никакой обязаловки в нашем обществе нет и быть не может. Перечитайте еще раз его Устав. В-третьих, да кто вы такой, чтобы прикрываться интересами государства!
Кадровик буквально остолбенел и попытался что-то ответить, силясь найти во враз опустевших легких воздух, но Степан уже вышел за дверь. Через закрытые двери вдогонку глухо донеслось.
— Попаданцы херовы! Вы еще поплачете у меня! Развели, понимаешь, демократию!
Холмогорцев даже не заметил, что кого-то нечаянно толкнул в коридоре. Он уже повернулся, чтобы извиниться, как услышал хорошо знакомый голос.
— Степа, какими судьбами и чего такой злой?
Перед ним стоял Павел из Ярославского Центра. Его блондинистая шевелюра сейчас была приведена в относительный порядок, а на самом молодом человеке ладно сидел кремовый костюм двойка явно импортного производства.
— Извини, этот ваш, — Холмогорцев кивнул в сторону кабинета, — кого хочешь доведет!
— Ильич то? Старый кадр, а кадры тут решают все. Но ты прав. Больно много жалоб на него, но тут не нам решать.
— Чего так? Общество добровольное, а развели бериевскую богадельню! Мы им не дети малые!
— Степ, ты где живешь, не забыл? Где эти гаврики тебе более современных барбосов наберут? С кадрами сейчас конкретный затык. Да, кстати, сам чего сюда пришел?
— До хотел вот узнать, что тут и как. Как бы помощь Родине оказать в посильном.
— Понятно, — Павел широко улыбнулся. — Тогда тебе в двадцать пятый. Там Леонид Николаевич сидит, ну ты его видел в нашем Центре. Чиновник из областной администрации. Представляешь — человек нашел себя тут. Да не хмурься, он тебе абсолютно все по делу расскажет, что и как, и к кому. Пацан карьеру делает, старается изо всех сил. Умеет ведь работать, когда захочет.
Холмогорцеву оставалось в ответ только иронически хмыкнуть. Внезапно из-за угла появилась фигура в сером костюме.
— Павел Иванович, вас уже машина ждет, — «прикрепленный», а это по мнению Степана был именно он, показательно постучал по наручным часам. Павел огорченно пожал плечами, кивнув в сторону поджидавшего кэбиста.
— Извини, сам себе не принадлежу, бываю тут набегами. Кстати, как сам?
— В науке, учусь и работаю. Летом в археологической экспедиции был. Уже есть результаты.
— Правда? — лицо Павла вспыхнуло искренней радостью. — Это, знаешь, очень здорово, когда наши чего-то добиваются сами. Да, чуть не забыл. Тут же время от времени весьма интересные мероприятия бывают. Через две недели встреча с писателями из наших. Коля Истомин, второго не помню. Оба фантастику пишут. Знаешь?
— Конечно! Кто не знает Истомина. Он что — тоже тут?
— И не скучает, третью книгу пишет! — Павел обернулся на явно нервничающего «прикрепленного» и начал прощаться. — Извини, дела государственной важности. Других не делаем, рад был повидаться!
Вдохновленный встречей, Степан тут же устремился в двадцать пятый кабинет. Леонид Николаевич не то чтобы особо обрадовался старому знакомцу, но был показательно предупредителен и вежлив. Заодно вывалил кучу весьма полезной информации и вдогонку выдал несколько буклетов. Оказывается, здесь не в бирюльки играли, а делали много полезного. Раз в неделю самодеятельные концерты, где можно было услышать песни и стихи из будущего. На них, кстати, приходило много современников из этого времени и вскоре местный зал бывшего клуба станет явно маловат для подобных мероприятий. Говорят, что в прошлый раз здесь видели самого Высоцкого!
Время от времени проводились так называемые спор-туры, где любой попаданец мог сделать некое предложение, полезное для страны. Его тут же обсуждали и если оно проходило первый тур, то уже на втором с ним знакомились заинтересованные специалисты из министерств и ведомств. Не факт, что предложенное благосклонно примут, но в одно из компетентных ведомств обязательно уйдет копия. И об этом все специалисты отлично знали, поэтому старались работать ответственно.
«Добрым словом и пистолетом можно добиться большего, чем просто словом»
Уже около выхода глаза Степана внезапно наткнулись на прямую, как струна женскую спинку. Узкий плащ только подчеркивал талию, а туфельки на каблуках выгодно подавали очаровательные икры женщины. Холмогорцев прибавил шаг и услужливо распахнул перед дамой дверь. На него удивленно уставилось знакомое лицо. «Это я удачно зашел!»
— Степа? Степка Холмогорцев!
На шее Валя Галызина, конечно, у него не повисла, но крепко обняла. Модный наряд и прическа, косметика на лице. Валентина уже не была той плюнувшей на себя дурнушкой и выглядела вполне успешной молодой женщиной. Но Степан успел заметить на её лице некую мимолетно проскользнувшую тень.
— Ты как здесь?
— По делам заходила. Ну а ты? — Степан невольно засмотрелся на простоватое, но отчего-то бесконечно милое личико и пропустил вопрос. — Степка, але! Ты как будто не здесь, да и я не картина, чтобы меня так внимательно рассматривать.
— Извини, Валя. Давно не виделись, вот воспоминания всякие нахлынули. Неплохо мы все-таки в Центре жили. Сейчас вспоминается, как будто на студенческой картошке побывал или в пионерлагере. Сюда пришел познакомиться с местными реалиями.
— И как?
— Кое-кого уже увидел. Обязательно через две недели посещу одно мероприятие. Хочется вживую увидеть любимого писателя.
— Да, — Галызина отвернулась, делая вид, что рассматривает витрину, — в Озэпе нередко проходят интересные встречи. Даже местные знаменитости наведываются.
— Ты часто здесь бываешь? Так, подожди, — Степан остановился, — ты же за городом жила. Специально приезжаешь?
— Да нет, — Валентина смотрела куда-то вниз, пряча глаза, — я нынче тут сейчас неподалеку живу. Подожди расспрашивать, здесь буфет неплохой, давай там поговорим.
Холмогорцев с удивлением наблюдал, как Валентина заказала себя пятьдесят коньяку, бутерброд с бужениной и кофе.
— Бери кофе, здесь отлично варят.
— Тогда уж и коньяк. Не тебе же одной напиваться?
Понемногу разговорились, Холмогорцев рассказал о своих успехах и делах Надежды. Галызина поначалу отмалчивалась, но затем после еще «пятьдесят» оттаяла и разговорилась.
— Знаешь, Степа, я, конечно, и раньше частенько сталкивалась с мужским шовинизмом, но отчего-то подумала, что здесь…
— Все будет не так?
Холмогорцеву нравилось наблюдать за лицом Вали. Оно жило собственной мимолетной жизнью и успевало за несколько секунд выразить такую гамму эмоций, что не каждому профессиональному актеру было под силу. Это завораживало и покоряло. Про Валин грудной, пробирающий до мурашек голос лучше было и не вспоминать.
— Все случилось банальнейшим образом. Главный Проекта, как и его заместители не считали меня стоящей себя. Мои данные и наработки попросту забрали, себе выписали премии. Мне пообещали в некотором…будущем возможное повышение. Сволочи! — Галызина ожесточенно уставилась на пустую рюмку. — Степ, пошли ко мне. Не хочу больше коньяка, хочу шампанского, у меня как раз есть бутылка.
Что-то в её голосе заставило Степана позабыть обо всем и иди за ней следом, как кролик за удавом. Он успел только мимоходом глянуть на часы. «Еще полно времени!»
Общежитие больше смахивало на служебную гостиницу. На каждом этаже дежурные, горничные. Элегантно выглядящая дама неопределённого возраста попыталась было затормозить их, но Галызина предупредительно подняла руку и холодно бросила:
— Это с работы! — чуть позже, возле двери в конце коридора, она негромко добавила. — Старая стерва, у самой жизни нет, так к чужим цепляется.
Степан понятливо усмехнулся. Обычное дело в советских гостиницах. Вместе можно селить или семейных, или однополых. Вот раздолье для гомиков!
Номер был невелик, но уютен, имелся даже собственный холодильник и чайник. Валентина быстрым движением скинула плащ и туфли, двигаясь к небольшому шкафчику.
— Степ, открывай шампунь, я достану фужеры. Не смогла их там оставить. На мои деньги куплены. Да к черту все!
Они молча пригубили холодный, искрящийся пузырьками напиток Московского завода шампанского, а затем уставились друг на друга. Холмогорцев не мог оторвать глаз от изящной шеи молодой женщины, потом его взгляд невольно упал на обнаженные ключицы и внезапно нахлынули воспоминания. Где-то там ниже точат ярко-розовые сосцы на маленьких девичьих грудках, расположены невероятно упругие, приятные на ощупь полушария ягодиц, мускулистые, изумительно крепкие ноги. В той до жути тесной подсобке заниматься любовью могли только атлетично развитые люди.
Степан даже не заметил, как схватил левой рукой её за талию и притянул к себе. В голове полыхнуло яростным пожаром, губы обожгло южным зноем, в голове закружились «вертолеты». Черт возьми, это безумное Провидение точно вкачало в них излишек гормонов. Затем была разбросанная везде одежда и совершенно безумные скачки на диване. Кама-Сутра отдыхала!
Ни Степан, ни Валентин нисколько не потеряли физическое формы, поэтому смогли сполна изощриться в сексуальном спринте. Бедное произведение отечественной мебельной промышленности скрипело, стонало, впрочем, ахали и стонали об участника «забега». Степан поддерживал на весу маленькую и тонкую женщину, он ему помогала своей развитой мускулатурой. Это поистине было настоящим безумием! Оргазм застал Степана врасплох, буквально ослепив звериным неистовством. Он зарычал как метущийся от страсти тигр, ощущая неистовый восторг и изрыгая из себя «нектар любви», ощутив на спине острые женские коготки. Его любовница все еще дергалась в неистовых конвульсиях, закатив глаза и громко стеная от сладострастного пика наслаждений.
Только через несколько минут он пришел в себя заметил лежащую навзничь Валю. Женщина лежала с закрытыми глазами, блаженно и невероятно сексуально изогнувшись. Через миг Галызина открыла глаза и посмотрела прямо на него. Взгляд сверкал, лицо пылало, тело все еще подрагивало! Она была сейчас неимоверно красива, как красива всякая женщина после обильного занятия любовью. Не простым перепихоном, а таинством соприкосновения двух тел.
— Так я тебе больше нравлюсь? — проворковала она, закрепив победным взглядом свое нынешнее положение. Еще бы! Избалованный настоящей русской красавицей мужчина сейчас лежал у её ног. Просто сумасшествие какое-то! Хотя любовь оно как раз и есть.
Они пили холодное шампанское и болтали.
— Представляешь, это ничтожество не пошло против своего кумира и также участвовало в мародерстве моих идей. Это ведь именно мои идеи! Не украденные из будущего из послезнания или файлов смартфона.
— И что будешь делать? — Степан невольно скосился на темный треугольник в паху женщины Валентина не захотела быть «современной» и там была сделана настоящая интимная прическа.
— Я им не какая-то слабая и безвольная истеричка, — серые глаза Валентины заиграли ледышками. — Написала заявление и никого слушать не стала! Не одни они занимаются проблемой времени. Есть и другие организации.
Холмогорцев так и застыл с бокалом на полпути.
— Ты нанялась в контору?
— И что тут такого? — снова этот прямой вызов во взгляде. «Она никогда окончательно не уйдет из своего прошлого», — с горечью подумал Степан. Валентина чисто животным нюхом ощутила перемену в его настроение и тут же более мягким тоном произнесла. — Да к черту их, Степа! У меня вся жизнь впереди, успею еще натворить и натварить. Знаешь, этот случай навел меня на экстравагантные идеи. Я пошла учиться, познакомилась с совершенно офигенными учеными. В будущем я только слышала о них, а здесь, представляешь, они со мной в коридорах здороваются. Замечательные люди!
— Я рад, что ты не унываешь.
— А я рада увидеть тебя. Ты… — она мягко прикоснулась своими тонкими пальчиками к его телу, проведя узкой ладонью вниз, — в этом мире разбудил во мне женщину. Ох, как я потом была ненасытна!
— Представляю, — было ухмыльнулся Холмогорцев и чуть не взвыл. Валины ручки внезапно очень сильно сжали его тестикулы.
— У тебя для меня кое что есть? Колись, ты хотел бы меня каким-нибудь особым способом?
— Вот сейчас ты разгружен полностью, — Валентина лениво повернулась на спину. — Наде сегодня ничего не достанется.
— У нее дни, так что все нормально.
— Ух ты! Оказывается, я тебе еще и помогла! Тогда ты мне будешь должен, проказник!
Степан мягко отстранил её руки.
— Извини, Валя, надо бежать. Я же обещал.
— Понимаю, ты себе не принадлежишь. Холодная снежная королева взяла тебя в плен. Мы еще увидимся?
Степан обернулся уже у самой двери. Валентина лежала в самой грациозной из возможных для женщин позы. Чуть на боку, немного выпятив живот и четко обозначив соблазнительную округлость бедер. Он невольно сглотнул, невольно вспомнив совсем недавнее ощущение невероятной упругости и сводящей с ума узости.
— Увидимся! В Озэпе!
Дежурная на этажа встретила Холмогорцева ледяным взглядом и неодобрительно покачала головой. Степан внезапно понял, что их голоса, наверное, были неплохо слышны в коридоре. Двери-то тут простые! Затем его взгляд пересекся с глазами моложавой горничной, что-то перебирающей на столике. Одновременно заинтересованный и озорной, он затем стрельнул куда-то вниз. Степан на секунду задержал взгляд на приоткрытом бюсте женщины и снова невольно сглотнул. Черт, Валя настоящая чертовка! Э то же какой гормональный шторм она нынче устроила!
— Ты еще и пил? Зачем тебя тут понесло?! Негодяй, быстро в душ и одеваться, я пока такси вызову. Так и знала, что в этом вертепе одни выпивохи собираются.
Отправив мужа мыться, она подозрительно принюхалась к снятой сорочке, затем пожала плечами и кинула рубашку в пластиковый бак. Ей еще надо было надеть немудреные украшения. К сожалению, она и супруг пока не зарабатывали столько, чтобы покупать нечто дорогостоящее. Но Ягужинская прожила слишком долгую жизнь, чтобы размениваться на блестящие бирюльки. Сегодня в дело в дело пойдет её настоящая драгоценность — чистопородная русская красота. Светлые волосы, поднятые в неимоверно роскошную прическу, подчеркнутые тенями холодные голубые глаза, классически правильное овальное лицо и стройная фигура. Жаль нельзя прийти в посольство в мини-юбке, тогда французы были бы повержены наповал. Но…она сейчас не простая озорная девчонка, а заместитель директора большой фирмы.
Надежда подошла к зеркалу и легким движением прикоснулась тюбиком к губам. Все — последний штрих нанесен!
— Степа, выходи скорей. Такси будет через пять минут! И, пожалуйста, сегодня без сцен ревности. Французики и так наслышаны о твоих выходках. Ты у нас местная достопримечательность — питекантроп неотесанный с палкой в руках. Слухи в этой чертовой Москве расходятся со скоростью цунами, — она внезапно остановилась и чем-то задумалась. — Сейчас бы к Рашко, в их милую студию, еще бы Шукшина послушать. Опять жизнь уходит куда-то не туда.
— Что ты сказала, дорогая?
— Если ты срочно не оденешься, то не будет тебе вечером французских удовольствий!
— Ай момент, герр оберст!
— Ну с тобой совершенно невозможно быть серьезной, а у меня такое важное мероприятие!
— Знаю, знаю. Ты хочешь издавать в Союзе первый модный журнал западного типа.
— Не ужасной же «Бурде» отдавать такое счастье!
— Ты совершенно права! Моя ненаглядная!
Степан никак не мог разобраться в себе. Он отлично помнил все нюансы недавнего соития и этого безумно заводило его. Но и эта женщина была жуть как хороша и вызывала определенные чувства.
— Степа, не надо этого взгляда! Такси у подъезда. Получишь свое после.