Обретение

Глава 2. 12 июня 1975 года. Банный день. Москва. Верхняя Масловка

Холмогорцев еще раз оглядел улицу и начал переходить проезжую часть. Он все еще не мог до конца привыкнуть к тому факту, что в этой Москве можно спокойно перейти дорогу там, где захочется, а не только на пешеходниках или перекрёстках со светофорами. По сравнению с двадцатыми годами следующего века автомобильное движение не загружало так улицы. Так, пройдет какая-нибудь грузовая машина по своей нужде, или таксишная «Волга» и снова тихо. Частных легковушек в собственности имелось не так много, да и большая часть их хозяев днем обычно была на работе. Исключение составляли центральные проспекты и улицы столицы. Вот там поток автомобилей не затихал весь день, прихватывая вечер.

Степану даже нравилось иногда пройтись по Кутузовскому или улице Горького, чтобы немножко поностальгировать. Но только немножко. Здесь в семидесятые, вообще, было приятно гулять: по улицам, скверам, паркам. Столичная суета, конечно, присутствовала, но не было той изнуряющей потогонки, характерной для будущего. Кто хотел — суетился, кто нет — плыл по течению. Поначалу Холмогорцева это обстоятельство здорово удивляло. Все-таки это Москва, здесь расположены главнейшие нервные узлы государства. Все должны шевелиться и куда-то спешить.

Честно говоря, он заранее боялся того стресса, который испытывал всегда, приезжая в столицу. Но реальность оказалась не так страшна, как виделось издалека. Темп жизни был не так изнуряющ, больше напрягала масштабность мегаполиса и количество населения. Дорога и устройство бытовых дел даже в относительно стабильные семидесятые занимала довольно много времени. Сервис и прочие удобства современной цивилизации сюда еще в полной мере не дошли, но отчасти присутствовали. Радовал, правда, их новенький дом на Старом Петровско-Разумовским проезде. Панельная шестнадцатиэтажка с одним подъездом в достаточно тихом районе. По меркам этого времени здание очень даже продвинутое, да и качество постройки радовало. С этим их не обманули.

Сегодня же у Степана был традиционный банный день, и по этой причине он ушел со службы пораньше. Там уже привыкли к некоторым необременительным чудачествам попаданца из будущего и потому не особо препятствовали. Но сначала следовало совершить священный обряд покупки бутылочного пива. Холмогорцев точно знал, что в «Гастроном» на углу Верхней Масловки завезли «Жигулевское». Ага, какое еще в эти времена может быть пиво? Хотя нет, существует еще «Ячменный колос», «Адмиралтейское», «Рижское», даже стало появляться новомодное «Пражское». Тут уж как повезет — или бери, что дают.

По дороге Степан обошел небольшую лужицу, ночью прошел дождь, и чертыхнулся, поставив ногу на криво установленный бордюр. Нет, дороги в Союзе, пожалуй, были еще безобразней, чем в капиталистической России. То ли в этом обстоятельстве виноваты более отсталые технологии, то ли попросту не хватает средств на ремонт. Но факт в том, что в первые месяцы после приезда в столицу он здорово удивлялся.

Но, с другой стороны, они и не были совсем уж такими безобразными. Например, в центральных районах столицы относительно чистыми. Дворники в семидесятые точно работали на совесть, особенно зимой. В снежные дни еще часов в пять утра через окна уже доносился характерный скрежет лопат. Люди держались за рабочие места и уважали свой труд. Хотя, может, на их трудолюбие влияло предоставление служебного жилья? Хорошая возможность зацепиться приезжему в большом городе. Без жилья и работы ты, конечно же, при любом раскладе не останешься, но опять же, его качество будет другое. Реальность в пресловутом советском застое выявила довольно много давно забытых фактов и нюансов. Да и многочисленные мифы рушились один за другим, например, о советской торговле. В жизни ведь все проще и одновременно сложнее по одной простой причине — она постоянно движется.

Гастроном встретил молодого мужчину прохладой и потемками. Он располагался в цокольном этаже, работники же, видимо, экономили на электричестве. Да и что тут можно было так внимательно рассматривать? Надписи на многочисленных банках? Нет, тотального дефицита к своему вящему удивлению Степан в Москве не обнаружил, просто чаще всего искомые продукты быстро заканчивались. Хотя завозилось в магазины немало. Холмогорцев для интереса неоднократно лично наблюдал за разгрузкой товара. То ли народу жило здесь изрядно, то ли люди набирали впрок. Но к вечеру многие популярные продукты заканчивались.

Хотя надо признаться, основной ассортимент, обычно потребляемый Холмогорцевым и его женой, практически всегда присутствовал. Хлеб черный и белый, два сорта сливочного масла, соленые помидоры, курица, вареная колбаса, пельмени в пачках, крупы, разнообразная молочка. Мясо, овощи и зелень она старались закупать на внезапно расплодившихся по городу кооперативных рынках. Пусть цена процентов на тридцать выше, чем в государственных магазинах, зато все более качественное. С овощами в обычных продуктовых весной просто беда. Или гниль, или нет ассортимента!

За рыбой лучше было ехать в ближайший фирменный «Океан». За последний год сеть брендовых магазинов покрыла практически всю страну. Что безмерно порадовало Надежду, которая обожала морепродукты, предпочитая их мясу. Это у неё такая привычка после жизни во Владивостоке осталась. Народ же в этом времени еще не понимал их пищевую ценность, поэтому кальмары, креветки, мидии и прочие «лягушки» свободно лежали на прилавках безо всяческих очередей. Как, впрочем, и минтай, рыба вездесущая во всех временных слоях. Её впоследствии смогла переплюнуть только полуискусственная тилапия.

За треской, хеком, ставридой приходилось постоять в очереди. Народ понемногу начинал понимать прелесть морской рыбы, да и рекламировали её везде. Так ведь местным не привыкать. Очереди — повсеместный бич развитого социализма. Здесь все мифы из будущего полностью подтвердились. Советские люди половину жизни отстояли в очередях, они любили стоять в очередях, здесь они знакомились, влюблялись и женились. Это сарказм, конечно, но количество всевозможных очередей поистине удручало.

Часть из них можно было точно убрать заурядными организационными мероприятиями, часть более правильным планированием. Надежда, как-то после очередного похода в магазин воспылала написать кому-то в правительство. Использовав в этом письме опыт из будущего, номерные талончики и временные протоколы. Исполнила она свое обещание или нет, Степан не знал.

Он сам предпочитал пробежать сразу несколько торговых точек и найти место с наименьшими очередями. Как ни странно, но такие постоянно находились. Еще один разрыв шаблона для попаданца из будущего. Почему у этого ларя с мороженым образовалась целая толпа, а у стоящего неподалеку почти никого нет? Люди считают, что раз никого нет, то там мороженое хуже? Однажды Холмогорцев купил пломбир и там, и там, разницы совсем не ощутил.

Окинув наметанным взглядом ассортимент в винном отделе, Холмогорцев сразу же направился к кассе, доставая по пути из кармана мятые рублевые купюры. Ну не любил он таскать в штанах кошельки! Ладно еще, когда на работу шел в пиджаке, а так с ними ему было очень неудобно. Вот и валялось по всем карманам мелочь, здорово раздражая супругу.

— Пожалуйста, пять по сорок пять.

Миловидная кассирша среднего возраста понимающе окинула взглядом его портфель с торчащим оттуда веником и заговорщическим тоном посоветовала:

— В бакалею рыбку завезли вяленую. Будете брать?

Степан задумчиво вздохнул. В первые недели пребывания в советском городе семидесятых годов он долго не мог привыкнуть к особенности местной торговли. Отчасти мужчина помнил из далекого детства, что сначала нужный товар, отстояв очередь, надо было озвучить у прилавка, взвесить его, обсчитать конечную сумму. Потом, нашептывая по памяти нужные цифры, бежать пробивать чек к кассе, где, как водится, стоит уже отдельная очередь. Потому частенько продавцы писали циферки на обрывках серой упаковочной бумаги. Выходил небольшой квест по получению продовольственного минимума в одни руки. И никакого — клиент всегда прав! Прав всегда советский продавец!

Потому деятельность советской торговли разочаровала Холмогорцева еще больше, хотя он готовился заранее. Своей откровенной глупостью, непродуманностью и всеобщим пофигизмом. И это после жизни, в которой существовали огромные гигамаркеты с их поистине гигантским ассортиментом всяческой никому не нужной и впариваемой безумной рекламой хрени и относительно удобным самообслуживанием. Как все-таки быстро мы привыкаем к цивилизованному комфорту! И как затем сложно откатиться в этом плане далеко назад.

Кассирша с выбеленными напрочь волосами сегодня была подозрительно доброй и упредительной. Может, ей наскучило сидеть на одном месте, или просто Стёпа глянулся, но женщина закричала белугой в соседний отдел бакалеи.

— Галя, взвесь товарищу три хвоста вяленой. Сколько пробивать?

Получив ответ, она не оставила Степану времени удивиться с угаданным числом собутыльников. Кассирша моментально пробила два чека, и пока мужчина с плохо скрытым подозрением получал сдачу, мило ему улыбалась. Чудеса, да и только! Холмогорцев уже как-то успел свыкнуться к хамоватому образу работника советской торговли. Без крика и ругани частенько было невозможно ничего добиться. Так уж устроена здешняя система, а против системы не попрешь!

Чеки получены, осталось забрать пиво и бонусом рыбку. Бросив на прощание наполненный благосклонностью взгляд в сторону кассирши, Степан выбрался на улицу. Очередной квест закончен, остался последний. Сесть в переполненный автобус и доехать до нужной остановки. К сожалению, признаки большого города в виде бесконечной толчеи и отсутствия в транспорте свободного места в Москве имелись в полном формате. В этом она совершенно не отличалась от столицы двадцать первого века. Но будущая альтернатива ввиду миллионов автомобилей в частном владении также не принесла мегаполису облегчения. Что еще раз указывало на пользу научно выстроенной системы общественного транспорта. Еще бы кто это построил!

— Тебя не дождешься! Где и с кем пропадал? — Гога, он же Гоша нетерпеливо пританцовывал на месте. Он был одет, как привык ходить и в прошлой жизни — джинса и кожанка. Сегодня было для лета слишком прохладно. В Москве семидесятых ты в подобном прикиде из толпы выделяться совсем не будешь. Только здесь Гога здорово помолодел лицом и телом. Забавные усики к тому же делали его похожим на Жиголо. Степан по поводу внешнего вида не заморачивался, одевался в свободную одежду и завел себе баки с умеренной длиной волос. Всегда хотел так выглядеть, но родился позже.

— Главное, с чем явился, — Степан открыл портфель, где звякнуло стеклом заветное «Рижское» и высунулись из бумажного пакета рыбьи хвосты.

— Живем! Будем считать, что опоздал по уважительной причине!

— По очень уважительной! — добавил, посмеиваясь третий член их тесной компании Дима Власов. Он единственный среди них имел свободный график и мог постоянно участвовать в «банном дне». Остальным приходилось как-то отпрашиваться и приспосабливаться. Ничего не поделаешь, большая часть столицы жила по расписанию 9-17, понедельник-пятница. Город офисов и фабрик.

Традиция банного дня зародилась от общей безысходности. Безысходности регулярного выключения горячей воды в кранах как летом, так и зимой. Городскому жителю двадцать первого века такое коммунальное явление уже казалось полной и окончательной дичью, но здесь повсеместно встречалось. Так что волей-неволей приходилось тащиться в общественную баню. Степан уже и забыл какой это ужас в обычные выходные дни. Стоять в длиннющей очереди, что смыть с себя недельную грязь. Какое там попариться!

Решение у предприимчивого человека времен развитого капитализма созрело достаточно быстро. Холмогорцев у своего непосредственного руководства был на хорошем счету и частенько перерабатывал по их просьбе. Техника в институте ломалась довольно часто как новая, так и старая. Посему отпроситься на неделе пораньше особой проблемы никогда не составляло. Начальство, в свою очередь, шло ему навстречу, зная, что за Степаном не заржавеет помочь в очередной аховой ситуации. Так мирно и сосуществовали!

Постепенно к зачинателям начали присоединяться шапочно знакомые попаданцы, в итоге образовались некие тесные компашки. Да и даже без компании именно в рабочие дни в банях можно было частенько встретить людей из будущего. Ну, отвыкли они от бесконечных очередей! Кстати, как ни странно, но в местном обществе еще не было такой традиции — таскать веники в рабочем портфеле. Похоже, это тот самый случай, когда фишка из популярного кино ушла прямиком в массы. Здесь же её ненароком зародили именно попаданцы. Через некоторое время такой стиль стал даже модным, также как ходить по будням в легких кедах и спортивного покроя куртках.

Дело оказалось даже не в моде, а в элементарном удобстве. Люди семидесятых быстро расчухали практичность подобного стиля, а затем его раньше положенного времени подхватили модельеры и дизайнеры. Так что спортивный стиль восьмидесятых появится здесь раньше своего срока. Того и жди, что вскоре увидим высокие прически и будем слушать «Новую волну»! Комфорт обычно прокладывает дорогу первым, в какой бы сфере это ни происходило. Можно много сокрушаться о прелести деревенской жизни и свежем воздухе, но нынешнего горожанина уже ни за что не оторвать от горячей воды в ванне и газа на кухне. Лифт же в современных высотках был просто обязателен, как и мусоропровод. Мечту о пасторали горожане дружно превносили на собственные садовые участки. Тем более что об их повсеместном развитии нынче много говорили со страниц газет и с экранов телевизоров. Даже появились специальные издания для садоводов и огородников наподобие специализированных газет из будущего.

— Всё таксуешь?

Гога лениво перебирал рыбу. Первый заход в парилку они уже сделали, сейчас можно, не торопясь, перехватить по кружке свежего пива. Банщики обычно сквозь пальцы смотрели на пьющие из принесенного приличные компании. Ну, сидят люди, так пусть сидят, отдыхают. Могут потом и чаевых за приборку оставить.

— Так деньга у нас неплохая, таксисты в Москве солидная профессия. Да и что я умею еще делать?

Власов в той, оставшейся в далеком будущем жизни, перебрал множество мест работы. Магазины, склады, ремонт квартир, но нигде надолго не задерживался. Мотало его по разным городам и весям, как не пришей кобыле хвост. Вот не нашел себя мужик в жизни! Провалился он в Союз крепким и хватким пареньком и долго не раздумывал, выбирая себе подходящую профессию. Благо — «Требуется» висели на каждом шагу. Еще одна мифологема Советского Союза.

— Зря смеешься, Гоша, таксисты здесь вполне уважаемое сословие. Не бедствуют они точно! Есть, конечно, и свои тонкости. Новую машину получить, хорошего напарника подобрать.

— Короче, мастеру дай, мотористу дай. Плавали, проходили! Миниатюрный островок капитализма в теле социалистического предприятия.

— Ну ты еще цитатами давай начни говорить. «Не читайте по утрам советских газет!»

Холмогорцев покровительственно наблюдал за пикировкой двух товарищей. Власов имел характер нордический и стоически принимал подколки и ёрничание непоседливого Гоши.

— Ну а где без этого? Но хотя бы я за свою тяжелую работу неплохо получаю.

— Да не вопрос! Просто она у тебя временами больно опасная и зачастую нервная.

— Как будто у тебя самого не такая? — Степан с ехидцей глянул на Игоря. Бадаев как-то подозрительно быстро безо всякого блата устроился в столичный Трест общепита, обслуживающего лучшие рестораны города. Должность его Холмогорцев не помнил, что-то связанное с деликатесами. Поездивший в свое время по миру Гоша нынче разбирался в них, наверное, лучше всех в Москве.

— Зря ты так! Если не лезть на рожон и делиться с уважаемыми людьми, то очень даже непыльная работенка. Командировки, новые встречи, новые люди…

— Новые женщины! — подначил его Власов, успевший удачно ожениться на аборигенке.

— Хм, а зачем отказываться от жизненных удовольствий! Женщины одни из самых приятных их составляющих. Тем более такие непуганые создания, каковые присутствуют в здешнем обществе.

— Допрыгаешься ты как-нибудь…

— Не, — Гога покачал пальцем, — Уголовный кодекс я свято и благочестиво соблюдаю. Просто он здесь не так совершенен, как наши будущие законы. Не испорчены местные товарищи коммерсанты оскалом звериного капитализма!

Степан великодушно усмехнулся. Он-то точно знал, что органы на некоторые проступки попаданцев смотрели сквозь пальцы, но на заметку обязательно брали. Прижмут как-нибудь Гоше павлиний хвост и закончится его «свободная жизнь» навсегда. Или ему придется здорово напрячься, чтобы угодить товарищам «в штатском».

После второго захода к их компании нежданно присоединился Анатолий Мерзликин. Он деловито выставил перед камрадами четыре бутылки «Пражского» и кусок сыровяленой прибалтийской колбасы с Бородинским хлебушком в придачу.

— По какому поводу банкет? — не преминул съязвить Гога. Недолюбливал он маститого в том мире журналиста. В Союзе Толик также нисколько не потерялся и относительно быстро смог подняться вверх по карьерной лестнице. Ходили слухи, что и здесь не обошлось без компетентных органов, решивших разыграть даром доставшуюся им козырную карту. Мерзликин слыл большим спецом в области пиара и пропаганды. Видимо, и местных профессионалов пера он успел впечатлить, предложив весьма нетривиальные методы контрпропаганды. Вещь, которую коммунисты в этом времени делать не умели совершенно. Но ходили смутные слухи, что Мерзликин частый гость в здании на Старой площади.

— По случаю окончания чрезвычайно важного проекта. Как видите, Родина и партия не оставила это дело безнаказанным, — Мерзликин выглядел несколько усталым, но довольным, как кот, в одиночку вылакавший крынку сметаны. Он даже не стал отвечать на колкость старого визави. — Так что, братцы, угощайтесь!

— Мы и не возражаем! — Степан сегодня никуда не торопился. Надежда уже привыкла к его банным посиделкам. Она отлично понимала, что мужику необходимо поле «для маневра». Тем более что Холмогорцев никогда не злоупотребил оказанным доверием, как, впрочем, и его супруга.

Внезапно в этот момент Степана охватило полузабытое с далекой юности ощущение пятничного вечера. Когда тебе, наконец, совершенно некуда спешить и можно смело потратить остатки дня на ничегонеделание и пустопорожнюю болтовню с друзьями. Как же — у тебя же еще вся жизнь впереди! Теплая дружеская компания, перченые мужские разговоры, полная расслабуха и улёт головой куда-то туда, в далекое будущее. Туда, где всем будет хорошо и прекрасно.

Ну а если только добавить к пройденным удовольствиям танцы и девчонок… Танцы у него уже были и даже довольно много. Холмогорцеву в его молодости не раз пришлось побывать настоящим Диджеем. Был такой факт в его недолгой комсомольской биографии. Когда комсомол весь вышел, всего-то ему было семнадцать лет. Многое в тот проклятый год закончилось навсегда, только гораздо позже они все смогли осознать масштаб той трагедии.

Продолжили сидеть в уютном и пока не самом раскрученном кафе. Это уже Гоша постарался. Он всегда знал в каком месте определенного района города можно было нескучно и не очень дорого провести время. Цены в общепите зависели от выданной данному заведению категории, а совсем не от качества обслуживания. Очередной парадокс советского народного хозяйства. Несмотря на декларации, экономика в стране была зачастую жутко непрактичной и главное несправедливой.

Мерзликин был по жизни человеком нежадным, даже можно сказать, хлебосольным. Вдобавок, ощущая себя в ближайшем будущем на волне успеха, зубр журналистики и пиара торопился поделиться этим чувством с окружающими. Он не очень любил местную публику, та плохо понимала его шутки из будущего, по его мнению, была слишком скучна и скованна. Поэтому Анатолий был искренне рад посидеть с приятелями из своего времени-пространства.

Власов еще в бане организовал им по телефону машину, и они дружной гурьбой устремились к приключениям. Такое временами случается и с вполне взрослыми и состоявшимися мужчинами. Как будто некая шлея под хвост попадает и хочется удариться в яростный загул. Относительно моложавый вид их компании никак не поменял их внутреннюю сущность. Человек ведь чаще стареет душой, а не физическим телом, и не всегда внезапное возвращение в молодцеватый образ приводит к омолаживанию всего человека.

— Да что там Димка! — Мерзликин вальяжно развалился на удобном стуле. — Рабочий класс везде востребован, да и общее отношение пролетариата к бытию проще. Поэтому и устроился он в совковой жизни быстро и просто. Ему звезд с неба не хватать!

— Ты, значит, у нас соль земная? — колко ответил на откровенно недружеский выпад журналиста Гоша.

— Да, Толян? — поддержал товарища Холмогорцев. — Ты-то сам что-то подозрительно быстро воспринял нормы социалистической действительности. Не претит тебе навязывать миру советскую, или как там в узком кругу любите называть — «совковую» идеологию?

— Вот ведь, привязались, черти! — Анатолия сегодня было сложно уязвить, от времен существования среди отъявленных волчар двадцать первого века у него осталась весьма задублёная кожа. — Давайте еще по одной. Что не отнять у этого времени, так неиспорченный заморскими спиртами хороший коньяк. Здесь даже грузинский трехлетний можно смело пить! Ну а как чудесен молдавский…

— Хорош, в самом деле! Мы не так богаты, что опробовать все описанное тобой великолепие, — Степан поставил на стол опростанную рюмку и потянулся вилкой к Столичному салату. Так обозвали в общепите ресторанный вариант знаменитого Оливье, пережившего уже не один режим власти. Кулинария была намного мудрее политиканства, постоянно впитывая в себя наиболее полезное и популярное в среде народа. Например, появившийся у римлян свекольный суп в итоге получил совершенно славянское прозвище «Борщ» и совсем новое наполнение. Несколько стран претендовали на посконность этого вкуснейшего блюда, но везде в мире его считали русским. Традиции оказались сильнее политических склок.

Холмогорцев неспешно оглядел зал. Недавно открытое и постепенно становившееся модным кафе даже по меркам человека из будущего смотрелось весьма неплохо. Светлый с большим количеством воздуха зал, огромные панорамные окна, несколько уровней для посадок, удобные и на вид современные столики и стулья, эстрада в специально сконструированной для нее нише. Сейчас там готовились к работе музыканты, все как на подбор молодые и задорные ребята. Так, глядишь, через некоторое время сюда станет сложно попасть. Придется заранее занимать очередь или использовать «связи». Ну так и в Москве двадцать первого века было полно клубов, куда со стороны входа не было. В этом плане столица ни на капельку не изменилась.

Понятно, что к энтузиазму руководства заведения должны были приложиться «блат» в тресте, возможности не совсем стандартного снабжения и тщательный подбор персонала. Обо всем этом им уже успел вкратце рассказать Бадаев. Судя по некоторым позициям в меню, ушлый снабженец потому сюда и был вхож. Во всяком случае их компания прошла в кафешку безо всяческой заминки, да и официант нарисовался практически моментально. В реалиях советской жизни это много обозначало.

Значительной части попаданцев, заставшим Союз еще детьми, оказалось внове узнать, что ранжирование в обществе семидесятых далеко не всегда было связано с толщиной кошелька. Связи и личные знакомства значили намного больше. От обилия всевозможных горизонтальных взаимоотношений буквально мельтешило в глазах. Но никуда от этого не деться. Общество всегда само регулировало некоторые аспекты, не охваченные тяжелой дланью власти.

Постепенно зал кафешки наполнялся людьми, пришло много молодежи, ведь у студентов были каникулы. Глаза Степана то и дело выхватывали среди посетителей обладательниц длинных стройных ножек. В моде царило мини! С ума сойти, сколько в семидесятых в Москве было модных и ослепительно красивых девушек. Или так на него алкоголь действует? Главное — не забыть, что ты уже женат. И женат на очень красивой и умной женщине. Так что ни-ни! Даже не думай! Но боже, какие красавицы только что прошли мимо. В их заведении все такие явные спортсменки? Фигуры просто на зависть! У этих точно нет никакого целлюлита!

— Вот я вам так прямо и заявлю — грядут большие перемены!

— Мы и без тебя видим, — не унимался в алкогольном запале Бадаев. — Андропов со своей камарильей куда-то запропастился и ни слова. Суслова с Громыко давно на официальных сборищах видели? По «Голосам» чёрт-те что творится.

— Слушаешь? — вскинул пьяно голову Власов. Никому из них не требовалось дополнительных объяснений, что такое «Голос Америки» и «Радио Свобода».

— Куда без этого — «Не читайте за завтраком советских газет». Все надо вычитывать между строк. Тьфу!

— Ты прав, Гоша. Местная идеологическая машина поистине безобразна, замшела и потребляет слишком много топлива. Понятно почему они постоянно проигрывают Западу. Ноль креатива и энергии! Как будто не было двадцатых годов с их блестящим искусством!

— Ну а ты, значит, типа на нашей стороне?

— Знаешь, да! Черт побери, мне даже интересно ввязаться в подобную драчку. Деньги что — дрянь! Были они у меня и немалые. И что — счастье принесли, удовлетворение? Главное в нашей действительности — это дело, ради которого не жалко потратить еще одну жизнь! Зря смеешься, Гоша, этот строй не так плох при всех его совковых недостатках. Ты много тут встретил по-настоящему несчастливых людей?

— Да как-то… — Гога замялся, — да я не против, но быт просто ужоснах.

— Все решаемо. Теорию конвергенции, кстати, пока никто не отменял.

Степан поднял удивленные глаза. Что-то в последнее время он стал частенько слышать это модное словечко. Работа среди творческой научной интеллигенции позволяла быть в курсе новейших общественных веяний. Он ради неформальных разговоров даже начал покуривать. То есть не курить регулярно, а иногда пропускать сигаретку-другую. Надежда была очень этим недовольна.

— Хочешь сказать?

— Ничего конкретно говорить не буду, сам понимаешь, — Анатолий вальяжно усмехнулся и наполнил рюмки по новой. — Только, братцы, верно одно — впереди большие перемены во всем и вся, — он сделал акцент на слове большие. — Наверху, ох какое идет шевеление!

— Твоя премия связана с этим?

— Возможно, хотя я сейчас тружусь на внешнем фронте, — коньяк развязал язык журналиста, да и здесь были свои, вряд ли тут же побегут в органы. Мерзликин в этом плане больше опасался местных сослуживцев. Люди из будущего получили отличнейшую прививку от стукачества. «Не верь, не бойся, не проси!» — Но вот что я могу сказать открыто вам, братцы. Готовится новая Конституция, комиссия уже создана, научные институты подключены, на съезде объявят публично.

— Так это… — Степан пытался вспомнить обрывки из познания прошлой жизни. — В тот раз объявили о построении общества Развитого социализма, новая, так сказать, веха в жизни советского государства. Сейчас что удумают? Первая стадия капиталистического коммунизма?

— Все бы тебе ёрничать, Степа. Точно не знаю, но стоит вопрос некоторого расширения понятий общественного строя. Пока думают, как это дело перед народом обставить. Так что и в экономике послабления будут. Кооперативы, частники, но — под мудрым руководством партии.

— Её роль закрепят в Конституции?

— Учли, получается, коммуняки китайский опыт, — криво улыбнулся Гоша.

Холмогорцев ехидно оглянулся на товарища:

— Уже предвкушаешь?

— А то! Это сколько возможностей откроется!

Анатолий хлопнул Бадаева по плечу:

— Зря торопишься. Там, — он показал пальцем наверх, — тоже не дураки сидят. Хрен вам, а не новый капитализм! Отпустят чуток вожжи, чтобы шестеренки наново смазать. Потом опять раскулачат. В девяностые прошло, потому всем на социализм было уже по хрен. Здесь же никто от него отказываться не собирается. Просто строить будут иную ступень.

— Толик прав, никто просто так сейчас власть не отдаст. Ошибки перестройки, вернее, прямое предательство интересов страны сейчас уже не прокатит. Старики без гарантий место не уступят, а у них здесь ох какая силища и влияние. Тем более что они уже знают, кого стоит к ногтю прижать. Здорово не завидую Ходорковским, Гайдарам и прочим Собчакам в этом мире.

— Может, и к лучшему, — Дмитрий снова очнулся, друзья уже знали о странном свойстве Власова быстро хмелеть и через некоторое время «возвращаться». — Больно уж иначе поганые следующие двадцать лет получатся. Лучше уж с Советами, чем с теми падлами, которые о нас ноги вытирали. Да и Афгана здесь точно не случится.

Все за столом замолчали. Одно то, что не произойдет нескольких кровавых войн, буквально высушивших народную душу, перевешивали кучу иных аргументов. В эти годы в советских школах учились парни, которым в другой истории было суждено лечь от душманских пуль, а на улицах в скором времени начнут гулять беременные мамочки будущих солдат, погибших в кровавой и никому не нужной кавказской бойне. Кто в здравом уме не захочет предотвратить их никому не нужные смерти. Заигралась страна в свое время в имперские гонки, забыв о собственном народе.

— Есть и еще одно обстоятельство, — Мерзликин оглядел притихшую компанию, — есть мнение, что кроме партийных и комсомольских организаций к управлению страной надо больше привлекать различные общественные организации. Делать это вполне официально через выборы в Советы.

— Чтобы разбавить охреневших от безнаказанности партфункционеров? Что же, умно! — Гоша, обычно не любивший «политический» треп, оживился.

— Не без этого. Но вот что я вам скажу, парни, — Анатолий наклонился вперед. — Слышали о создании Общества защиты прав переселенцев?

«Временными переселенцами» в Союзе стыдливо называли попаданцев из будущего. Шила, да еще такого огромного в мешке было не утаить. По стране ходили слухи, один причудливей другого, но официально власти пока помалкивали, ограничиваясь инструкциями на местах.

— Хочешь сказать, — быстрее всех сообразил бывший фарцовщик Бадаев, — что в выборах в местные органы власти смогут участвовать наши представители?

— Соображаешь! Кусок пирога Советы точно откусят, а это какая-никакая, но власть. Так что настоятельно советую вам не теряться.

— Интересное предложение.

— Это тебе кто-то подсказал или сам догадался?

Мерзликин тяжело обернулся на Холмогорцева. Он давно угадал, кто в этой компании самый смышленый и верченый. Но их дальнейшую словесную перепалку предотвратил официант, принесший горячее: свинина по-французски со сложным гарниром. Если перевести на русский — тонко нарезанное мясо, запеченное под сметаной с жареным картофелем, с консервированным горошком и зеленью.

В зале громко заиграла музыка, поэтому разговор продолжился на балконе, куда обычно выходили курящие. Из их компании курили один Власов, но Мерзликин и неожиданно Холмогорцев его поддержали, вдыхая аромат Сухумского «Космоса». Таксисты жили на широкую ногу!

— Серега, ты чего такой ершистый? Да, есть люди, которым нынешнее наше место в тутошней действительности претит. Они хотят большего и зачастую того вполне достойны. Слушай, без нас ведь эти непуганые совки обратно Союз сольют. Я не фанат социализма, но то, что случилось с нами позже там, намного хуже вероятного здесь. Так что подрыгаться однозначно стоит.

— Кто вас поддерживает — партийцы или конторские?

— Какая тебе разница?

— Не доверяю я и тем и другим. Обещают одно, по факту выходит иное. Меня уже в институте тягали за разговоры в курилке. Сука, одни стукачи кругом. Как так можно жить? Один хрен то же самое на кухнях обсуждают. Показное какое-то лицемерие. Все обо всем знают, но сказать не моги.

Анатолий вздохнул, затем попросил у Димы сигарету. Дождавшись, когда Власов уйдет по своим делам, продолжил.

— Разные там люди, Степа, разные. Ты, вообще, в курсе, какие чистки у них произошли?

— Не очень, сам знаешь, моя сфера наука.

— Ах да, ты же у нас будущий историк. Но все равно должен помнить из нашего времени, сколько в конторе при Андропове окопалось откровенных предателей и шпионов. Сколько случилось провалов у контрразведки, которая — вот как раз больше диссидентами занималась и прочей идеологической хренью, чем непосредственным делом. Целые управления создавали, кадры подтягивали, работали не покладая рук. И чего, помогло это в дальнейшем? Остановило стагнацию и развал? Меня, знаешь, по приезде долго пытали как раз по этому поводу. Я же как-никак, но вроде как специалист. И совсем люди не конторские. Самое любопытное, что к своему удивлению я до хрена чего, оказывается, помнил! Дал как-то референтам из МИДа пару дельных советов, так они только крякнули. Так и пошло-поехало. Позвали наверх, внимательно выслушали и отдали под начало целый отдел.

— Не знаю, Толик, — Степан посмотрел прямо в глаза новоявленному идеологу. — Осторожнее бы ты все-таки с ними. Используют как туалетную бумагу и сольют. Бизнес, ничего личного!

— Пусть только попробуют, — Мерзликин глубоко затянулся сигаретой, — не на тех напали! Это ведь именно они страну просрали, а мы ее затем из говна выкапывали. Так что пошли они все со своими идеалами в жопу! Мне в тот момент двадцать три года было, что я, пацан совсем, соображал! Демократия, млять, Свобода! Потом девяностые, где прямо на улицах людей убивали, а пиндосы о нас ноги вытирали. И ведь я Этим прямо в лицо все высказал. Млять, как их после проняло! За мной ведь будущее. Ведь между народом и Этими такая стена выросла. Кто ж им всю правду-матку выложит. Хотя надо признать, не дураки дядьки, совсем не дураки.

— И как?

— Ситуация у них, понимаешь, безвыходная. И мы им не особо нравимся, и без нас полный писец. Ничего, скинем старого маразматика, за дело стоящие люди займутся. Тут их также хватает. Я еще покажу Кузькину мать гражданам америкосам!

Он зло откинул окурок в сторону.

— Забыть чего-то не можешь? — Холмогорцев внимательно всмотрелся в лицо обычно вальяжного журналиста. Никогда его таким не видел. Это было явно нечто личное.

— Вовеки им этого не прощу, Серега, — глаза бывалого и много чего повидавшего журналиста зло сузились. — Я же как на НТВ после института попал, так сразу в Чечню и поехал… Эх! — он рубанул рукой. — Пойдем, что ли, выпьем, да потанцуем. Видал, какие девчонки за соседний столик присели?

Холмогорцев только усмехнулся в ответ. Выпил старый хрыч и времена попутал. Эти девочки так быстро на его сладкие словеса не поведутся и в койку ради одномоментного удовольствия не прыгнут, не те здесь покамест нравы. Да и некуда по большому счету даже в столице ехать. Саун и номеров еще не существует, как и сети тайных притонов. Только кровь зазря горячить! Поэтому прикончив гуляш, Степан попрощался со всеми и двинулся к станции метро. Еще успеет доехать на общественном транспорте до дома. Его неплохая по местным меркам зарплата в сто восемьдесят рублей все равно не позволяла особо шиковать.