Очерки жизни и быта нижегородцев в начале XX века. 1900-1916

Глава X

Дело о погроме на Острожной площади. Дело об участниках боев на сормовских баррикадах. Процесс нижегородских социал-демократов. Дело о канавинском восстании. Нижегородские тюрьмы и их обитатели. История удачных и неудачных тюремных побегов.

Судебное заседание по делу о погроме на Острожной площади Нижнего Новгорода 10 июля 1905 года открылось 7 декабря 1906 года. Суду было предано двенадцать черносотенцев-погромщиков. Обвинялись они в том, что, «приняв участие в публичном скопище чернорабочего люда, мастеровых и ремесленников, собравшихся на Острожной площади и прилегающих к ней улицах для учинения насилия над явившимися к Народному Дому на сходку социал-демократами, из вражды к последним за причинение материального ущерба торговле и разным отраслям труда устройством политических забастовок, также и из вражды на почве различия политических убеждений, а по отношению к евреям и племенной, совокупными силами с другими, не обнаруженными виновниками скопища…силою вторгались в чужие жилища и нанесли более чем 40 лицам разного общественного положения побои, последствием каковых преступных действий была смерть от полученных побоев аптекаря Гейнце, механика Лубецкого и крестьянина Колесова, тяжкое, грозившее опасностью жизни, расстройство бухгалтера гор. управы Литвиненко, тяжкое же расстройство здоровья дворянки Лидии Александровны Рукиной и разгром домов Ежовой, Широкова и Копыленко, у которого расхищена была часть имущества, причем из них, обвиняемых, Клочьев, Семенов, Журавлев, Хиринов и Елисеев были главными виновниками, подстрекавшими толпу к насилию, а Клочьев и Семенов, кроме того, и организаторами скопища».

Заседание суда открыл председатель суда А. В. Ногес. Обвиняемых защищали приезжие московские адвокаты Булацель и Орлов. Местные, нижегородские адвокаты, как один, отказались защищать громил, и только адвокат Серебровский защищал подсудимого, трактирщика Журавлева, по назначению суда.

Судебное заседание длилось с 7 по 11 декабря. Подсудимые Клочьев, Семенов, Данилов, Букарин, Моисеев и Елисеев были признаны виновными по ст. 269-1 Уложения о наказаниях и присуждены к лишению всех особенных прав и тюремному заключению на 8 месяцев каждый. Пятеро подсудимых были оправданы.

Финал дела последовал через полторы недели: император Николай II «соизволил помиловать всех осужденных и освободить их от всякого наказания».

14 декабря 1905 года баррикады на улицах Сормова были разрушены, и восставшие рабочие прекратили сопротивление. Всех арестованных сначала отправляли в «трубную», то есть в сарай при пожарной части, а оттуда — в губернскую тюрьму.

В марте 1906 года закончено было полицейское расследование «Дела о сормовском вооруженном восстании».

Нижегородский губернатор барон Фредерикс сообщил начальнику местного жандармского управления, что департамент полиции 4 марта в особом совещании по рассмотрению обстоятельств дела о содержании в нижегородских тюрьмах участников сормовских декабрьских волнений, постановил: выслать на жительство под гласный надзор полиции следующих лиц: Александра Храмова, Клавдию Чугурину, Евтихия Распопина — в северные уезды Тобольской губернии на 5 лет каждого. Ф. М. Куренкова, Евдокию Храмову — в отдаленные уезды Архангельской губернии на 3 года каждого. Кроме того, тринадцать человек из задержанных были привлечены к суду.

Дело слушалось в Нижнем Новгороде 30 ноября 1906 года. Разбирала его выездная сессия Московской Судебной палаты. Суд приговорил к исправительным арестантским ротам С. Зенченко и П. Васильева — на 4 года каждого; В. Ходалева и Т. Холодилова — на 2 года каждого; С. Грачева, В. Дыбкова, М. Тюрина и И. Родина — на 1 год 8 месяцев каждого; Т. Мосенкова — на 1 год 5 месяцев.

Подсудимые Д. Бурунов, П. Плесков-Исаков, Н. Курицын и М. Сергеевкин были оправданы.

Несколько позднее судили слесаря сормовской электрической станции А. Ф. Бурдина. Он был приговорен к пятилетнему заключению.

Процесс Нижегородского Объединенного комитета РСДРП (Российской социал-демократической рабочей партии) проходил с 9 по 11 февраля 1908 года в здании Нижегородского Окружного суда. Дело разбиралось выездной сессией Московской Судебной палаты. К суду были привлечены пятнадцать социал-демократов, среди них члены Нижегородского объединенного комитета РСДРП Н. А. Семашко, И. В. Цветков и А. П. Невзорова, и два члена партии социалистов-революционеров. Впрочем, Невзоровой и Семашко удалось скрыться.

Из сидевших на скамье подсудимых не менее половины были нижегородцами: А. М. Лебедева — нижегородская цеховая, 35 лет; А. Н. Бобров — нижегородский личный почетный гражданин, 19 лет; М. А. Бараш — нижегородец, студент Московского университета, 22 года; П. В. Гордеев — крестьянин деревни Крутец, Семеновского уезда, 23 года; А. С. Белов — крестьянин Сергачского уезда, 18 лет; П. И. Лебедев — нижегородский потомственный почетный гражданин, 24 года; П. А. Бурдина — крестьянка Нижегородского уезда, Кадницкой волости, 18 лет; И. Д. Пыпин-Чечулин — нижегородский мещанин, 16 лет.

Остальные были преимущественно из крестьян и мещан соседних губерний. Все семнадцать человек обвинялись в том, что в Нижнем Новгороде во второй половине 1905 и в начале 1906 года «приняли участие в сообществе местной объединенной организации Российской социал-демократической рабочей партии, заведомо поставившем задачей своей деятельности насильственное посягательство посредством вооруженного восстания на изменение в Российской империи образа правления, установленного основными законами, каковое сообщество имело в своем распоряжении оружие и средства для взрывов, т. е. в преступлении, предусмотренном ст. 102 Уголовного уложения».

После трехдневного разбирательства судебная палата приговорила Н. А. Семашко (заочно), А. П. Невзорову (заочно), П. И. Лебедева (Полянского), П. М. Батракова, М. А. Бараша и П. В. Скворцова к бессрочной ссылке в Сибирь. И. В. Цветков и П. В. Гордеев — были приговорены к 3 месяцам содержания в крепости.

Все остальные были оправданы, а шестнадцатилетний Пыпин-Чечулин отдан на поруки родителям.

Процесс по делу о Канавинском восстании начался слушанием в Нижегородском Окружном суде 8 октября 1907 года. К делу привлекли 26 человек, в большинстве служащих Московско-Нижегородской железной дороги. Среди подсудимых были люди, захваченные в декабре 1905 года на вокзале (С. А. Акимов, С. А. Левит, А. А. Абрамов, И. М. Круглов, П. С. Топников) и повстанцы, схваченные полицией позднее (Н. В. Ершевский, И. Д. Мездряков, А. В. Богословский, В. Ф. Исаков, Б. И. Родионов, М. А. Пушкарев, П. И. Батраков). Всем им, равно как и четырнадцати другим, предъявлено было обвинение по 100-й статье уголовного кодекса («Вооруженное восстание»). Подсудимых защищали самые талантливые нижегородские адвокаты того времени: П. А. Рождественский, Н. Ф. Соколов, М. С. Фокеев, Ф. Н. Владимиров, В. Н. Серебренников, К. И. Миловидов, А. П. Пунинский.

Старания адвокатов увенчались успехом. В своем приговоре Окружной суд отверг 100-ю статью кодекса и применил 125-ю («Участие в беспорядках»).

Революционеры отделались сравнительно легкими приговорами. Суд назначил Акимову, Родионову и Батракову по 4 года каторжной тюрьмы; Левиту, Абрамову, Топникову, Ершевскому, Мездрикову и Богословскому — по три года тюрьмы. Исаков и Пушкарев получили по два года тюремного заключения. Андрееву и Вавилову суд назначил по полтора года исправительных работ. Были и оправданные, которые, выйдя на улицу (Большую Покровку, против дома Дворянского собрания), на радостях качали своих адвокатов…

В Нижнем Новгороде было два тюремных здания: «тюремный замок» («острог») для политических заключенных и «арестантские роты» для отбывавших наказание уголовников. При втором здании имелось отделение для женщин (уголовных и политических), больница для заключенных обеих тюрем и домовая церковь. Тюрьмы эти также назывались «Первый корпус» и «Второй корпус».

В 1906–1908 годах обе тюрьмы были заполнены до отказа. Жизнь и быт нижегородских тюремных сидельцев тех лет позднее были подробно описаны в исторических журналах, а также в мемуарах некоторых бывших узников. Нижегородскую политическую тюрьму с полным основанием считали тогда вторым домом для тех, кто ненавидел самодержавие и хотел словом или делом помочь страдающему от произвола русскому народу. Местная газета «Нижегородский листок» в одном из номеров 1907 года иносказательно сообщала, что в большом доме близ «Пятницкой базарной площади» живут около трехсот пятидесяти квартирантов. Городская публика поняла, что речь идет о политических заключенных Первого корпуса. Такое число жильцов, конечно, не могли вместить несколько десятков камер (частью одиночные), и на внутреннем дворе замка спешно выстроили несколько одноэтажных деревянных бараков с зарешеченными окнами. В них разместили до сотни «постояльцев». Жизнь «политических» в таких условиях, по словам, например, известного доктора Семашко, оказалась вполне сносной. Организовав между собою «товарищества» или «коммуны», «политические» обедали, завтракали и ужинали — конечно, когда позволяла погода — компаниями на открытом воздухе, посылая за провизией тюремных сторожей.

Полного спокойствия узники, конечно, не имели, их особенно беспокоили две неотвязные мысли: в угловых круглых башнях, прямо над их головами, в одиночных камерах, как полагали «барачные», сидели смертники, которых тюремная администрация сторожила как зеницу ока. Здесь же, в уголке обширного тюремного двора находился тщательно замаскированный закуток, где приводились в исполнение смертные приговоры.

Во Втором корпусе, где сидели привлеченные по политическим процессам женщины, «бытовые обстоятельства» были несколько иными. Окна здания «арестантских рот» чуть ли не все до одного выходили на площадь и две боковые улицы. Целый день прохожие наблюдали прильнувшие к стеклам женские лица. Очень скоро в обиход вошла «платочная азбука». То или другое положение носового платка у шеи, глаз, ушей и так далее имел о для обеих переговаривающихся сторон свое значение. Такая «почта» позволяла заключенным женщинам легче переносить свое тягостное положение. При этом же во Втором корпусе была больница для узников обеих тюрем. Случалось, что политическим узникам Острога удавалось, симулировав ту или иную болезнь, «полечиться» недельку-другую во Втором корпусе.

Периодическими сенсациями в городе становились побеги из тюрем политических заключенных — пленники режима не желали мириться со своей судьбой.

Довольно часто побеги были удачными. В нескольких случаях им помогла домовая церковь при Втором корпусе. В тюремный храм, имевший отдельный вход с Покровской улицы, под праздники пускали всех желающих горожан, разрешая молиться на левой стороне зала, отделенной от арестантов решеткой. Сюда же приводили и «религиозно-настроенных» политических из Первого корпуса.

Сормовский рабочий М. Тюрин, участник декабрьских баррикадных боев, сидевший в Остроге на Пятницкой площади, объявил товарищам по заключению о намерении бежать, прибавив при этом, что у него имеется доставленное с воли женское платье. В одну из суббот заключенные отправились ко всенощной в тюрьму на Ново-Базарной площади. Здесь Тюрин, окруженный вплотную стеной товарищей, незаметно переоделся. Затем, пользуясь тем, что при выходе в коридор храма публика «своя» и «чужая», то есть заключенные и люди, пришедшие с воли, на какие-то считанные секунды смешивались, вышел на улицу.

Тюрин гулял на свободе несколько месяцев. В конце концов его все-таки изловили, и вместе с другими судили в Нижегородском Окружном суде 30 ноября 1906 года. Приговорили Тюрина к 1 году и 8 месяцам исправительных арестантских рот с зачетом 10 месяцев предварительного заключения.

Полностью удачным оказался побег латыша Лувенека. Он сидел в тюремном замке на Острожной площади, откуда бежать было почти невозможно. Но Лувенек, решивший бежать во что бы то ни стало, открыл свой замысел товарищу по камере С. А. Левиту. «Заговорщики» решили действовать через тюремного врача Родзевича, доброжелательно настроенного к политическим заключенным. Врач выдал официальную справку о необходимом, по состоянию их здоровья, переводе Лувенека и Левита во Второй корпус. Половина дела была сделана. Но, оказавшись на Ново-Базарной площади, Левит струсил, и в компаньоны к Лувенеку напросился другой «больной» — участник Канавинского восстания П. И. Батраков. Для побега оба решили воспользоваться «выпиской», то есть приемом продуктов, покупаемых на средства заключенных в соседней колониальной лавке и приносимых на тюремный двор. В момент приема корзины с продуктами беглецы задумали проскользнуть через ворота на улицу, где их должны будут ждать велосипеды, приготовленные друзьями с воли.

Все произошло, как и было задумано. Когда корзина прибыла к воротам тюрьмы, ее там ожидал приемщик Левит в сопровождении двух носильщиков, вызвавшихся, с разрешения надзирателя, «нести корзину». Носильщиками были Лувенек и Батраков. В подходящий момент приемщик Левит отвлек внимание воротного стража, и «носильщики» прошмыгнули на улицу. Сесть на приготовленные велосипеды было делом одной минуты. Воротный страж поднял тревогу, а начальник тюрьмы и надзиратель, тоже на велосипедах, бросились в погоню. Ловко петляя по улицам, Лувенек спустился на Нижний базар, спрятался на пристани и незаметно уехал на одном из пароходов в Рыбинск. А не такой поворотливый Батраков был пойман.

Много шума наделал в городе неудачный побег из Второго корпуса участника сормовских баррикадных боев токаря Павла Васильева. Смелый до безрассудства, Васильев упросил товарищей спустить его на веревке из тюремного окна — среди бела дня! — прямо на Ново-Базарную площадь. Замысел свой он мотивировал тем, что ночью на площади ставили сторожей, а днем — нет. Замысел, возможно, и удался бы, если бы не досадная случайность. Васильев угодил ногами в посуду молочницы, приносившей молоко в тюрьму. Та, понятно, испугалась и закричала. Васильев побежал, но в конце площади был пойман и водворен в тюрьму. Интересно, что за побег П. Васильева предали суду, но присяжные его оправдали.

Другой побег среди бела дня из той же тюрьмы произвел в Нижнем еще большую сенсацию. Среди заключенных находилась группа «экспроприаторов», произведших крупную «выемку» денег из кассы пароходного общества «Надежда». Все члены группы были рабочими канавинского завода «Салолин», а главарем считался самый рослый и сильный из них — Алексей Абрамов.

Во время прогулки на теремном дворе «экспроприаторы» устроили игры. Играли сперва в чехарду, а потом вдруг построили живую лестницу, верхушка которой сровнялась с верхом стены. По этой лестнице смельчак Абрамов на глазах стражников перемахнул через стену на улицу. За ним полез другой. Пока немногочисленная охрана хватала этого второго, чтобы не дать ему убежать, пока загоняли в камеры всех остальных «экспроприаторов», Абрамов имел достаточно времени, чтобы скрыться. Впрочем, продолжение этой истории было плачевным: Алексей Абрамович Абрамов вскоре снова попал в тюрьму за участие в очередной экспроприации. На этот раз Абрамова поместили в башню Первого корпуса. Военный суд приговорил его к смертной казни, которую позднее заменили бессрочной каторгой.

В увлекательной нижегородской летописи побегов из тюрем достойное место занимают и женщины. Об одном из «женских» побегов рассказали все нижегородские газеты.

В середине февраля 1906 года на одной из улиц нижегородской «Новой стройки», в доме Корчагина была обнаружена подпольная типография и запас готовых прокламаций, озаглавленных «Скоро весна». Были схвачены и препровождены во Второй корпус наборщицы — Пелагея Бурдина и Наталья Миронова.

Пелагея Афанасьевна Бурдина, дочь сормовского рабочего, участвовала в декабрьских сормовских боях, благополучно ускользнула от карателей-казаков и поселилась на окраине города. Нижегородский Объединенный комитет РСДРП доверил ей печатание тайных листков. В тюрьме предприимчивая революционерка — в содружестве со своей товаркой — разработала детальный план побега. Но Миронова часто хворала и была не самой подходящей компаньонкой для такого дела. Пелагея Бурдина совершила побег одна. 28 июня 1906 года, накануне Петрова дня, она после церковной службы смешалась с толпой молящихся женщин и незамеченной вышла из тюрьмы. Она сумела так замести следы, что нижегородские полицейские искали ее целый год, а потом отступились.