Одаренный Проклятием [СИ]

Глава 16

Проснулся я ровно в половину десятого. Все тело покалывало, и не удивительно, я проспал около пятнадцати часов. С трудом спихнувшись с кровати, поплелся в ванную приводить себя в человеческий вид. Олеся попросила перед сегодняшней поездкой выспаться? Миссия выполнена.

Девушка уже ждала меня под подъездом в красном «Форде».

— Ты всегда опаздываешь, видящий? — фыркнула она, когда я закрыл за собой переднюю дверь машины.

— Я задержался всего на пять минут.

— Это тебя и спасло от моего гнева, — пробурчала она, а потом, смягчившись, бросила — Пристегивайся.

Я послушно потянулся за ремнем безопасности, машина взревела и дернулась с места.

— Убиться хочешь? — пыхтел я, пытаясь пристегнуться.

— Сейчас выедем за город, всё объясню, — будто не слыша моего вопроса, пообещала говорящая.

— Мне уже страшно, — елейно протянул я в ответ.

— Не язви, видящий!

Она упорно не хотела называть меня по имени. Завидная черта характера.

Преодолев несколько кварталов, мы въехали в полосу леса. По обе стороны от дороги великанами возвышались столетние деревья. От скорости автомобиля, складывалось впечатление, что они высажены сплошной стеной. В глазах рябил коричневый и зеленый цвет. Сквозь приоткрытое окно свистел ветер, иногда захватывая с собой голоса птиц. Фауна в нашем лесу наверняка богатая. Но с некоторыми экземплярами я точно не хочу заводить знакомство. Животные животными, но не одни они могут населять эти прекрасные дебри. Там где много лет не ступала нога человека, рано или поздно надорвется материя между мирами.

И мне искренне жаль лесничих, которые проводят в этом «заповеднике» большую часть своей жизни.

Хотя я слышал и о таких сорвиголовах, которые забирали свою семью и уходили жить сюда. Якобы им не хватало единения с природой. Интересно с чем они там еще объединились, с чьим желудком?

— Вот теперь мы можем и поговорить, — отозвалась, наконец, Олеся, — Лес закончится минут через пятнадцать — двадцать, думаю, этого вполне хватит.

— Начинай.

— Не веди себя так, будто одной мне надо тащиться в несусветную даль, — вспылила она.

— А кому же? — мне безумно захотелось вывести ее из себя.

— Ты же хочешь узнать больше о своем даре, — фыркнула она, — Ты там тоже сможешь получить ответы.

— Там? Тоже? — Выхватил я из контекста два слова.

Говорящая вздохнула и, впившись ногтями в кожаный руль, заговорила:

— В возрасте пяти лет мне поставили диагноз — злокачественная опухоль головного мозга. Мои родители были в отчаянии. Они всеми силами старались вернуть меня к жизни. И болючие уколы и дорогостоящие операции. Даже химиотерапия, которая в то время была ноу-хау. Но ничего не помогало. Ничего не могло убрать из моего мозга, опухоль, размером с грецкий орех. Мама поседела за те два года, которые прошли для семьи, как в аду. Я была тогда слишком мала, что бы понимать, почему мама рыдает каждую ночь. Почему отец начал курить. Мне было всего семь, когда ночи стали бессонными, когда боль стала спутницей жизни. Когда за каждый день приходилось бороться. И каждая минута жизни могла стать последней. Я лежала в клиниках, наблюдалась у лучших врачей страны. Но тщетно. Они все разводили руками. Я была обречена.

Ты знаешь, я до сих пор помню тот судьбоносный разговор родителей.

Слово в слово. Папа тогда вернулся домой очень поздно. На столе стояла бутылка водки. Мама зашла вовремя, что бы отобрать алкоголь у папы.

«… — Юр, соседка посоветовала бабку, может, съездим?

— И вновь разочароваться?

— Это лучше, чем смотреть, как она угасает…»

Маме тогда удалось уговорить папу. И на следующий день мы сели в машину и под мои крики доехали до деревеньки той «бабки». «Бабкой» оказалось пятидесятилетняя уроженка Сибири. К нам она попала во время Второй Мировой, да так и осталась. В ее силе никто не сомневался, к ней приходили за помощью. Будь то бытовая мелочь или серьезная проблема.

Откуда соседка о ней узнала — ума не приложу. Но четырнадцать лет назад мы ехали к ней по этой самой дороге, только на заднем сидении меня держал отец. Я кричала и вырывалась. Адская боль. Я и сейчас иногда ее чувствую.

Но приступы на минуту-две ничто, по сравнению с годами муки, — Олеся замолчала.

— Ты продолжишь? — тихо спросил я.

— Да, конечно, — встрепенулась девушка. — Как видишь, я жива. И за это нужно благодарить ту «бабку». Но я бы не благодарила. Кто же знал, что за моё спасение придется заплатить так дорого. Хорошо, что мама не дожила до этого этапа моей жизни. Наверное, так говорить нельзя, но это правда, хорошо. А отец… Отец никогда не узнает, что я стала монстром. Но, я слишком забежала вперед, — говорящая облизала пересохшие губы и немигающим взглядом уставилась на дорогу, быстро исчезающую под колесами ее машины, — «Бабка» правда помогла. Мы поездили к ней всего неделю. А врачи хватались за головы и вопили, что это чудо. Опухоль рассасывалась, буквально, на глазах. И уже через месяц я была абсолютна здорова. Но никто и представить не мог, чем это обернется для меня в будущем. Мама светилась от счастья. Отец, я помню, купил мне большого плюшевого медведя. Я стала полноценным ребенком. Я вернулась к жизни.

Меня выдернули из могилы. Из цепких рук Смерти. Именно она попросила отплаты.

Олеся ударила по тормозам, из ее глаз струились слезы, а вот голос даже не дрогнул:

— Это началось весной этого года. Первым звоночком был приступ головной боли. Боли из детства. Я не предала этому особого значения. Такое случалось. Не часто, но случалось. А потом я услышала Ее. Она много что мне говорила в тот вечер, я так заслушалась, что чуть не попала под машину.

С того дня за свое здоровье я должна дорого платить, иначе опухоль вернется. Платить жизнями. Чужими жизнями. Я отдаю ей души, она оберегает меня. Симбиоз. Как я уже и говорила. Ты спас много людей, именно такое же количество должна была погубить я. Довольно грязная работенка, — хмыкнула девушка, — Но равновесие должно быть сбережено иначе неизбежно наступит хаос.

— Но сейчас я не вижу ее рядом с тобой, точно так же как и вчера, — непонимающе пробормотал я Олесе.

— Она появляется лишь тогда, когда нужно установить баланс. Когда один из смертников избежал своей участи. Именно тогда в игру вталкивают меня. Я выбираю любого. Это мое условие. Я могу сама выбрать следующую жертву.

— И на кого падает жребий?

— Я не разбиралась, кого убивала. Я не задумывалась об этом. Наверное, ты хотел бы услышать, что я поступала благородно и жертвовала душами насильников и преступников. Но это не так. Я выбирала человека на улице. И говорила Ей, что скоро его душа освободится. Каждый раз я сдерживала своё обещание, до того случая в парке. Ты помешал мне. И за это поплатилась я. Я — говорящая со смертью. Я — ее помощница. Я — ее орудие убийства, — она хохотнула, — Знаешь, традиционно смерть изображают в черном балахоне с косой. Вот я и есть та коса.

— Ты единственная говорящая?

— Да, — блондинка утвердительно кивнула, — Спасаешь души только ты, видящий. Отправляю их обратно только я.

— И зачем мы едем в деревеньку?

Олеся улыбнулась, впервые за весь рассказ, искренне и счастливо:

— Я надеюсь найти эту женщину. Пусть вернет все на место. Пусть обратит вспять четырнадцать лет. Я лучше умру от опухоли, чем буду уничтожать людей.

— Ты уверенна, что именно этого хочешь? — уточнил я у девушки.

— Да. Я не могу так больше. На моей совести больше десяти смертей. И самое страшное, что я знаю про них все. Имена, фамилии, истории из детства, семью. Я узнаю это все о них в момент их кончины. Вся их память передается мне. Это больно. Это больнее рака.

— Скажи, — вдруг осенило меня, — среди них есть Левенчук и Прохоров?

Говорящая на секунду задумалась:

— Нет, таких нет.

— Хорошо, — я набрал воздух в легкие, — А я зачем с тобой еду?

— Ну, во-первых, если в моем проклятии виновата эта «бабка», то есть шансы, что она даст ответы и на твои вопросы о даре. Или тебе просто есть, что узнать у человека с такими способностями, — а потом чуть тише добавила, — Да и страшно мне одной к ней ехать.

Девушка задумавшись, продолжила:

— У тебя есть возможность сейчас отказаться от всего и выйти из машины.

— Ага, именно для этого ты увезла меня от города, хрен знает куда, остановила машину посредине леса и предлагаешь выйти? Ну, уж нет, дорогуша, я еду с тобой.

Победно улыбнувшись, Олеся сразу переключила на третью передачу и вдавила педаль газа.

— Олесь, если ты умрешь, то появится другая говорящая. Ведь так?

Девушка вздрогнула от моих слов:

— С чего ты это взял?

— Ты же сама сказала, что кто-то должен поддерживать баланс. Души спасаю я. А кто их восстанавливать будет?

Говорящая вздохнула:

— Веришь, мне тогда будет уже все равно, — она улыбнулась, — Главное, что это буду делать не я.

— Ты хочешь сказать, что живешь с этим всего пять месяцев? — на пальцах подсчитал я время.

— Да.

— И ты уже готова отказаться от жизни?

— Ты хочешь сказать, я поступаю хорошо? — процедила она сквозь зубы.

— Это ведь не твой выбор…

— Вот именно! За меня решают! Ненавижу, когда за меня принимают решения!

— Я живу с этим почти с детства, — заговорил я, а девушка притихла, — Я не помню, когда впервые столкнулся с потусторонним. Кажется лет в десять.

Может и раньше, я не помню. С тех пор я стал другим. Видящим, как называют меня. … Даже не знаю, как вас всех обозвать. Те, кто связан с тем же с чем и я. И я смирился. Я принял это, как часть себя. Да, не спорю, я бы хотел жить обычной жизнью, я бы хотел отказаться от всего этого. Но для меня важнее то, что я могу принести кому-то пользу. Я могу кого-то уберечь от опасности. Для меня сейчас важнее всего, понять, что случилось с моими друзьями.… Даже не так! Мне важно знать, кто их убил. И отомстить. Даже если я слабее, даже если у меня шансов ноль, я буду бороться. Несомненно, я хочу знать, откуда у меня этот дар, это проклятие. Но это не самое важное на данном этапе жизни. Я должен помочь им, а уже потом себе. Понимаешь разницу?

— Да. Только разница в том, что ты можешь нести пользу. А я нет.

— Можешь.

— Нет! — почти выкрикнула она.

Лес мгновенно отступил назад, выпуская машину на залитые солнцем поля.

— За поворотом уже деревня, — спокойным тоном сообщила блондинка, будто ничего не произошло, и никакого разговора не было.

Ничего, Нильская, я тебе еще вправлю мозг, только дай мне время.

Олеся вывернула руль вправо, машина послушно свернула с трассы на грунтовую дорогу. Подпрыгивая на кочках, мы добрались до небольшого колодца. Низкие ветки, растущих по бокам от дороги деревьев, царапали окна, стараясь пробиться в салон автомобиля. Свернув влево, машинка поспешно покатилась по пыльной неасфальтированной дороге. В поле зрения появились первые дома. Разница между ними была грандиозная.

Вот перед тобой каменный трехэтажный дом, даже скорее усадьба, с небольшим садиком, за высокими коваными воротами. А рядом покосившаяся от времени избушка с проломленной соломенной крышей и низкими, почти вросшими в землю, оконцами.

Нильская притормозила возле двух старушек, сидящих на лавочке под раскидистой березкой.

— Я сейчас, — хлопнув дверью автомобиля, она подбежала к бабулькам и что-то, отчаянно жестикулируя, им втолковывала.

Плюхнувшись обратно на сидение, с горечью пробормотала:

— Старушка эта сейчас при смерти почти. Можно конечно к ней наведаться, но хорошая ли это идея?

— Ты ехала сюда именно за этим. Если ты не придешь к ней, то никогда не узнаешь правды.

— Да, наверное, ты прав, — вдавив педаль газа, говорящая отправила «форд» вглубь деревеньки.

Миновав еще десятка три домов, мы выехали за околицу.

— Ты куда?

— А это как в старых детских сказках, — хмыкнула девушка, — Ведьма живет за людским поселением.

Через сто метров показался небольшой домик, выложенный из белого камня.

Красная черепичная крыша, большие окна.

— Ставен не хватает, — фыркнула Олеся, останавливая машину.

Полукругом, будто оберегая постройку, высажены яблоньки. Они склонялись к земле под тяжестью сочных наливных плодов. В их кронах гнездились соловьи, весело перекрикивая друг друга.

— Почему никто не соберет яблоки? — удивленно спросила у меня девушка.

— Нельзя, они несут беду, — пробормотал я, наблюдая за тенью, которая укутала весь участок «бабки».

— Значит не все так просто, как казалось. Идем.

Я последовал за говорящей. Девушка приотворила тяжелую деревянную дверь и зашла в сени. Потоптавшись на месте, потянула на себя вторые двери, уже в хату. В доме находилось две женщины и девчушка.

— Скажите, — обратилась к ним Олеся, — Я могу поговорить с Ней?

— Нет, девушка, что вы! — встрепенулась одна из сиделок умирающей, — Вы бы видели в каком она состоянии. Никаких посетителей!

— Пусть войдет, — словно ветер зашелестел.

Олеся улыбнувшись, победно прошагала мимо, скрипящих зубами, теток.

Не скажу, что комната ведьмы была бедной. Убранная, чистая. На широкой кровати, среди мягких перин и подушек мечется в горячке женщина. Серые волосы рассыпаны по белой наволочке, на лбу выступила испарина. Высохшая рука тянется к вошедшей говорящей.

— Сядь, — вырывается из губ «бабки».

Нильская поспешно хватает стул и ставит его перед кроватью умирающей:

— Он со мной. Вы не против? — даже не кинув в мою сторону взгляд, прошептала девушка.

В ее голосе появилось почтение и страх. Она боялась ее. Ту, которая даровала ей жизнь.

— Давно не виделись, — старушка закашлялась, — Что вновь привело тебя ко мне, через столько-то лет?

— Вы помните меня? — голос Олеси дрогнул.

— Конечно, девочка моя, я помню тебя, — улыбнулась женщина.

— Я хотела спросить… — говорящая замялась, — Спасение моей жизни сейчас обходится мне слишком дорого. Знали ли вы, что подписали мне договор со Смертью?

— Да. Это был единственный выход. Прости меня, — со свистом выдохнула знахарка.

— Пожалуйста, разорвите этот контракт… или что там подписано? Я не хочу больше приносить зло, — в голосе говорящей послышалась мольба.

— Это не зло, — возразила женщина, — Просто найди ему применение.

— Верните всё назад, — она почти рыдала.

— Не в моей власти, — улыбнулась «бабка» и она не солгала, — Ты теперь единое целое с той кого боится каждый. Ты ее частичка. И ничего изменить нельзя. А сейчас оставь нас с видящим наедине. У него слишком много вопросов, а у меня слишком мало времени.

— Я не уйду, — заупрямилась Нильская.

— Я не буду с тобой спорить.

Олеся уступила мне место перед кроватью и отошла к стене.

— Я слушаю тебя, — перевела взгляд желтоватых глаз на меня «бабка».

— Как вас зовут?

— У меня нет имени, данного людьми. Но такие, как ты, называют меня Знающей. Хотя то, что я знаю, не достойно этого звания.

— Знающая… говорящая, видящий — сколько нас?

— Я не могу ответить тебе на этот вопрос. Не я. Не сегодня.

— А кто?

— Ты обо всем узнаешь, не сомневайся. И помни, у меня мало времени.

— Тогда и на вопрос о моем даре вы ответа не дадите, — с сожалением я улыбнулся.

— Ты прав. Не я. Не сегодня, — повторила женщина.

— Тогда… Что делать Олесе? Как ей поступить с даром? Она же не смирится!

Девушка, до этого не шелохнувшись, стоя у стены, казалось, задержала дыхание.

— Смирится. И ты ей в этом поможешь. Вы в некотором роде связаны. И она об этом знает.

— Баланс, — одними губами произнесла говорящая, но ее услышали все.

— У меня больше нет к вам вопросов.

— Ты уверен? — насторожилась «бабка».

— Вполне. Я смогу сам все понять и пройти. Спасибо, что уделили нам время.

— Благоразумно, — искривила губы в усмешке знающая, — Мое мнение о тебе выросло. И если что, я замолвлю за тебя словечко.

— Спасибо, — я тихо встал со своего места, что бы больше не тревожить умирающую.

— Олеся, подойди! — властно, почти не своим голосом, приказала женщина.

Девушка, не смея осушаться, повиновалась.

— Я тоже помогу тебе смириться, — более мягко обратилась она к Нильской, — Освободи меня!

— Что? — говорящая в шоке сделала шаг назад.

— Ты не ослышалась, — подтвердила «бабка», опасения Олеси, — Я хочу спокойно уйти, не даря никому ни толику своих возможностей. Те стервятники за стеной только и ждут момента, когда старуха с косой, — она улыбнулась, — хотя вам виднее кто она, — и вновь улыбка, — явиться за мной.

Поэтому позволь мне покинуть вас достойно.

Слова знающей возымели действие.

— Что я должна делать? — Нильская решительно приблизилась к той, которая даровала ей шанс на жизнь, тем самым прокляв.

— Всё как всегда, отдай меня ей.

— Хорошо, — мне показалось или она проглотила слезы, — Спасибо вам.

Старуха ободряюще подмигнула и с нетерпением заерзала на белых простынях:

— Действуй уже!

Я впервые видел, что бы человек так жаждал собственной смерти. Что же она такого пережила, что с легкостью готова распрощаться со всем.…

Или это наиграно? Я вгляделся в лицо знающей. Мускулы напряжены, морщинки разгладились, глаза бегают. Это не взгляд уверенного в своих действиях человека. Она просто в очередной раз решила прийти на помощь, жертвуя собой.

Взгляд переметнулся на меня. Она лишь коротко кивнула, поняв, что ее раскусили, прежде чем говорящая проговорила пять заветных слов.

— Я дарую ее душу Тебе!

Я так и не уловил мгновение, когда вокруг Олеси взметнулся черный туман, приобретая вид тощей фигуры с длинными руками и тонкими пальцами. Длань потянулась к лежащей на кровати. Тело несколько раз дернулось и замерло.

— Ты свободна, — шепнула девушка, вытирая мокрые глаза.

— Не плач, — я приобнял ее за плечи, — Это было решение знающей.

Наверное, не зря она носила именно это прозвище, верно?

— Да, ты прав, — шмыгнула носом Олеся.

— Ты выполнила ее просьбу. Теперь вы в расчете, идем. — Я потянул Нильскую на улицу.

Нас чуть не сбили с ног две сиделки, влетевшие в комнату. Они, одна, обгоняя другую, стремились к телу ведьмы. И почти одновременно схватили уже мертвую женщину за руку.

— Мне дар!

— Нет мне!

— Как же это мерзко, — поделилась ощущениями говорящая.

— Никому дар не достанется, — фыркнул я, — Она ушла сама, по своей воле, забрав всю силу с собой.

— Ты лжешь! — повернулась к нам одна из женщин, но руку так и не отпустила.

— Ты можешь ему не верить, — вступила Олеся, — но ни одна из вас ни капли ее дара не получит. Вы даже волоса с ее головы не достойны. Твари!

Ее трясло от злобы, когда мы подходили к машине:

— Как можно быть такой циничной мразью?

Я лишь пожал плечами в ответ:

— И все же ты поступила правильно, — пристегиваясь, проговорил я, успокаивая девушку.

— Наверное, — поникла она, — Но все равно чувствую себя убийцей…

— Опять двадцать пять! — грюкнул я кулаком по бардачку, отчего тот распахнулся, — Как ты не понимаешь, твой дар можно использовать во благо!

— Как?

— А ты подумай на досуге, дура, — буркнул я.

— Кто?! Стоп! Как ты меня назвал?! — до этого выезжающая из деревеньки машина, резко тормознула, — Ах я дура! А сам ты знаешь кто?

— Ну и кто же? — бросил я косой взгляд на Нильскую.

Олеся открыла рот, что бы выстрелить ядовитой фразой, но так ничего не придумав, пробормотала:

— Спасибо тебе, Никит.

— По имени?! Стоп! Ты назвала меня по имени?! — ошарашено вглядывался я в лицо говорящей.

Она лишь задрав нос, вдавила в пол педаль газа.