Одержимость (ЛП)

2

ДОМ НЕ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ОНА находилась в нем.

Жуть.

Бриджет вздрогнула и застегнула свою меховую куртку до подбородка, потом вытащила записку монсеньора из кармана. Она прочла адрес на доме и дважды сверила его с адресом на мятой бумажке.

2271 18-ое Авеню.

Да, это он. Замечательно. Туман клубился по улице, иногда скрывая рядом стоящие дома из поля зрения. Когда он немного рассеялся, она внимательно вгляделась в здание. Его темные окна смотрели на нее как пустые глазные яблоки бледного черепа: порожние, бездушные. Зубчатая бахрома декоративного дерева над гаражом была похожа на оскал тыквенного фонаря. Лестница, сделанная под мрамор, опасно блестела под слоем влаги.

О чем она думала? Она должна развернуться и бежать в библиотеку, где Гектор и Питер, сгорбившись над уютным деревянным столом, полушепотом шутя, кое-как заканчивали задание по алгебре и истории. Вот где она должна быть, не здесь.

Возьми себя в руки, Бридж.

Возможно, то, что произошло в доме Фергюсонов, было случайностью. Галлюцинацией. Странной семейной шалостью. Возможно, если она прямо сейчас поднимется по этой лестнице, то сможет доказать самой себе, что не является ошибкой природы.

Или же ее худшие опасения подтвердятся. В любом случае, она должна знать.

Из кармана ее пиджака послышался приглушенный сигнал. Четыре часа. В доме вспыхнул свет, освещая окна второго этажа сквозь густой туман.

С новой решимостью, Бриджет перебежала улицу. Но когда она подошла к дому, липкий туман Сан-Франциско заслонил солнце, скрывая очертания улицы, дом и все пространство вокруг нее.

Не только дом не хотел, чтобы она находилась здесь, но и Мать Природа. Превосходно.

Она не могла ничего разглядеть. Вдыхаемый ею воздух имел запах затхлой воды, и на мгновение запаниковав, Бриджет почувствовала, что тонет. Она двинулась вперед, даже не зная в правильном ли направлении идет. Может, исчезла вся улица?

Ее ботинок ударился о край нижней ступеньки, и Бриджет нащупала перила. Дом, лестница, перила. Он здесь; он настоящий.

Поднимаясь по лестнице, Бриджет мертвой хваткой цеплялась за ржавые перила. Туман был везде: в ее глазах, во рту, пропитывал ее колготки и глубокие складки юбки. Она чувствовала себя тяжелой, вялой, как будто туман пытался столкнуть ее с лестницы, подальше от этого дома, от того, что было внутри.

Перила закончились. Она протянула руку, ожидая, что дом растворился в тумане, и пискнула, когда ее пальцы коснулись ровной твердой древесины.

Стоило ей дотронуться до двери, туман отступил, рассеиваясь в небытие, как если бы его всосало гигантским космическим пылесосом.

Когда она оглянулась посмотреть, как последние сгустки исчезают позади нее, дверь распахнулась.

– Вот черт! – ахнула Бриджет.

На пороге стоял молодой человек в черных брюках и черной рубашке с короткими рукавами. Он был коренастый, с уже появляющимся двойным подбородком и толстыми пальцами. Копна густых черных волос как попало лежала на его голове. Его темные глаза бегло осмотрели ее, с головы до ног и обратно, прежде чем остановиться на ее лице.

– Ты Бриджет Лю?

Если бы она получала монетку каждый раз, когда слышала это. Ее миндалевидные глаза были голубыми, а если добавить к ним вьющиеся каштановые волосы и веснушки, то всех неизменно приводила в недоумение ее внешность.

– Хм, да.

Парень встрепенулся.

– Извини, я ожидал кого-то...

Бриджет приподняла бровь.

– Более похожего на китайца?

– Н-нет, – заикаясь, произнес он. – Это не то, что я... – Его голос затих. – Извини. – Он указал в сторону, приглашая ее войти.

Бриджет заколебалась. Она действительно собиралась сделать это?

– Заходи, заходи, – быстро проговорил парень. – Он ждет тебя.

Бриджет перешагнула через порог. Атмосфера в доме отсутствовала. Воздух был сжатым: в ушах трещало от перемены давления, и на секунду она почувствовала головокружение. Комната, казалось, вертелась и раскачивалась, напоминая павильон смеха в парке аттракционов. Она почувствовала, как наклоняется пол, а потолок и стены давят на нее, образовывая такие углы, которые могли бы существовать только в задачке по геометрии или на рисунке М.К. Эшера[3]. Мебель раздувалась, удваиваясь в размерах. Она знала, что это не по-настоящему, просто обман зрения, но все же.

Дом хотел, чтобы она ушла. Она чувствовала это.

Бриджет потеряла равновесие и, неуверенно шагнув вперед, ухватилась за напольные часы. Она уже чувствовала себя так однажды. Это было плохим знаком.

– Ты в порядке? – спросил парень.

Бриджет прижала руку к голове.

– М-м, ага. Да, я в поря…

Тишину дома разорвал крик. Бриджет обернулась и увидела рыжего полосатого кота, застывшего в коридоре с выгнутой спиной и широко раскрытыми глазами, которые чуть ли не вылезали из его маленького черепа. Кот издал еще один ужасающий вопль, затем прошел мимо нее и вышел через дверь на улицу.

Умный кот.

– Извиняюсь за это, – сказал парень, закрывая за собой дверь.

Бриджет выпрямилась, пытаясь стряхнуть с себя головокружение.

– Ничего, коты не любят меня.

Он сунул руку в карман брюк и достал небольшой блокнот с немного кривым карандашом, закрепленном в спирали. С журналистской непринужденностью, он раскрыл блокнот и начал строчить.

– Так всегда было или только в последнее время?

Бриджет посмотрела на него искоса. Почему он делает заметки?

– Всю жизнь.

– О. – Он вскинул голову и всмотрелся в нее, не сводя своих как у козлика глаз с ее лица. – Хорошо себя чувствуешь?

Бриджет кивнула.

– Потому что секунду назад ты выглядела так, будто тебя сейчас стошнит.

– Я в норме.

– О. Л-ладно. – Он дважды кивнул, сделал последний штрих в своем блокноте и положил его обратно в карман. – Кстати, я отец Сантос.

Бровь Бриджет поползла вверх. Священник?

– Ох, точно, – отец Сантос пошарил в кармане своих штанов и достал полоску грубой белой ткани. – Я, хм, приехал прямо из аэропорта. Я снимаю свой воротник, когда летаю. Чтобы крепче спать.

Он уронил воротничок, дважды, прежде чем его пухлые руки смогли втянуть его в отверстия рубашки. Бриджет с подозрением наблюдала за ним. Монсеньор ничего не говорил о другом священнике.

Интересно, как много известно отцу Сантосу?

– Где монсеньор Рено?

– Точно, – сказал отец Сантос. Он повернулся и пошел по коридору. – Следуй за мной.

Веявший из комнаты холод достиг Бриджет даже раньше, чем запах горящего ладана. Пар от ее дыхания смешался с облаком ароматного дыма, которое висело над двуспальной кроватью в центре комнаты. Монсеньор Рено преклонил колени в молитве у подножия кровати. Когда они вошли, он не пошевелился, продолжая бормотать что-то себе под нос, прежде чем откинуться назад и перекреститься.

Монсеньор выглядел устало и совсем не походил на того священника, которого она видела меньше часа назад. Клочья белых волос были разбросаны по лысине в разные стороны, подобно пугалу, указывающему на две дороги в страну Оз. Его тусклые серые глаза казались пустыми, а кожа – такая же серая – весела на его лице, как сырое тесто для пиццы.

Тяжело вздохнув, он посмотрел вверх. Сначала, глаза монсеньора не замечали ее присутствия; они просто подозрительно смотрели на отца Сантоса, пока он шел к дальней части комнаты. Медленно, взгляд монсеньора вернулся к Бриджет, и он улыбнулся, мгновенно помолодев лет на двадцать.

– Спасибо что пришла, Бриджет.

Бриджет улыбнулась в ответ. Казалось, монсеньор успокоился, увидев ее, и вопреки ее опасениям, она знала, что сделала правильный выбор. Монсеньор хотел, чтобы она была здесь. Он нуждался в ней.

– Я не могла это пропустить, – сказала она.

– Знаю.

Улыбка Бриджет померкла, когда ее взгляд остановился на отце Сантосе. Он стоял у окна, в бешеном темпе что-то записывая.

– Отец Сантос только что прибыл из Рима. – В голосе монсеньора не было никаких эмоций. – Он будет работать со мной некоторое время. – Он определенно не был этому не рад.

– Ватикан о-обеспокоен возрастающим количеством случаев одержимости в Сан-Франциско, – сказал отец Сантос, не поднимая головы.

– А, – протянула она.

– Я рассказал ему о природе твоих уникальных… э… способностей, – продолжил монсеньор.

Бриджет удивилась тому, как натянута эта беседа.

Монсеньор Рено откашлялся и кивком головы, указал Бриджет на кровать, где на спине лежала пожилая женщина, укрытая до подбородка пледом. Она бы сошла за спящую, если бы не ее быстрые, неглубокие вздохи.

– Разве нам не надо перенести ее? – спросила Бриджет.

– Нет.

Бриджет нахмурила брови; затем, когда до нее дошло, ее глаза широко распахнулись.

– Она?

Монсеньор кивнул.

– Да.

Вот дерьмо. Она думала, что это будет просто дом, а не живой, дышащий человек.

– Он говорит через нее, – продолжил монсеньор, – но пока еще не обрел полной власти над ней.

Бриджет сделала маленький шаг к двери.

– Я не уверена...

– Бриджет. – От голоса она застыла как вкопанная. – Бриджет, ты сможешь сделать это. Я верю в тебя.

Верит. Здорово.

– Если она н-не хочет быть здесь... – начал говорить отец Сантос.

Монсеньор сузил глаза.

– Она хочет, не так ли, Бриджет?

Слово «хочу» – довольно относительное, но глаза монсеньора, внимательно смотревшие на ее лицо, буквально умоляли дать положительный ответ. Она не могла разочаровать его, не после всего, что он для нее сделал. Она глубоко вздохнула и промямлила:

– Хм, да. Да, я хочу.

– Спасибо, – сказал монсеньор, глядя в направления отца Сантоса. Молодой священник отвел взгляд и начал изучать свои ноги.

Лицо монсеньора оставалось мрачным, когда он снова посмотрел на Бриджет, но его серые глаза сверкали, как будто насмехаясь над бесполезностью отца Сантоса.

– Не волнуйся. Миссис Лонг не навредит тебе. Обещаю.

Бриджет осмотрела крошечную миссис Лонг – она, наверное, весила фунтов девяносто, и то съешь она сначала гигантской буррито – ни из ее носа, ни изо рта не шел пар. Дыхание пожилой женщины было холодным.

Бриджет закусила губу, стараясь скрыть ужас, поднимающийся из желудка к горлу.

– Какое первое правило? – тихо спросил монсеньор Рено.

Бриджет могла поклясться, что этот человек читает ее мысли.

– Не показывать свой страх.

– Не показывать свой страх. – Монсеньор встал во весь свой шестифутовый рост, выпрямив спину и вытянув голову. Несмотря на возраст, его плечи были такие ровные и широкие, и сам он казался таким сильным, что мог бы завалить борца суммо. На нем была его обычная длинная, черная ряса с красной окантовкой, и фиолетовым поясом на талии. Серебряное кольцо обхватывало средний палец его левой руки, так туго, что больше походило на латунный сустав, чем на драгоценность. Монсеньор принадлежал к старой католической школе, чтившей древние традиции, доверял этой необычной Бриджет и в тоже время до чертиков ее боялся.

И если он думает, что Бриджет справится, то она вывернется на изнанку, но сделает это.

– Отец Сантос, – сказал монсеньор. – Пожалуйста, подготовьте комнату.

Отец Сантос открыл черный чемодан и достал фиолетовый епитрахиль[4], который передал своему начальнику. Монсеньор Рено поцеловал крест на задней части епитрахиля и набросил его на плечи. Далее последовали два маленьких хрустальных графина, один со святой водой, один с освященным маслом, потом закрытая чаша соли, поднос евхаристического хлеба[5] и несколько толстых белых свечей. После того как он зажег все свечи, молодой священник взял соль и старательно насыпал ею полосу у порога спальни, затем оставил по щепотке в каждом из четырех углов комнаты.

– Бриджет, – пробормотал монсеньор, не глядя на нее.

Она вздрогнула от неожиданности.

– Что?

– Ты помнишь, о чем мы говорили?

В мозгу Бриджет всплыли правила, которые он вдалбливал в нее последние несколько недель. Предупреждения, тренировки, объяснение тех вещей, в существование которых она не могла поверить.

– Думаю, да.

– Думаешь? – Монсеньор медленно повернулся к ней и повторил вопрос. – Ты помнишь, о чем мы говорили?

У Бриджет пересохло во рту.

– Да, монсеньор.

– Отлично. – Монсеньор прижал крест к груди и шагнул в сторону фигуры, лежащей на постели. – Давайте начнем.