Один

Глава Двенадцатая

Джей Хоффстаддер бежал. Он сбежал по ступенькам с крытой дорожки, толкался и прокладывал себе путь сквозь потоки людей, вызывая гневные взгляды и крики; он бежал на запад по Эпифанио де лос Сантос, движимый настоятельной потребностью вернуться домой к семье и оставить позади все это грязное дело.

Задыхаясь, с болезненным сжатием в груди, он добежал до перекрестка с Тафт-авеню. Внезапно его охватило чувство ужаса. Куда бы он ни посмотрел, везде царил хаос. Проходящая над улицей железная дорога погружала улицу во мрак, но это был мрак, который, казалось, процветал среди грязи, пыли и копоти. По всей длине проспекта тянулся поток транспорта, который, казалось, с грохотом и урчанием выдыхал черный угарный газ в и без того грязный воздух, а босоногие дети бегали и играли среди машин, забирались на разноцветные джипни, кричали и смеялись с туристами, застрявшими в пробке из карет и рикш.

На дороге были установлены красно-белые пластиковые дорожные блоки, чтобы обозначить место для моторизованного трайсикла. Он увидел молодых парней в вездесущих шортах и шлепанцах, сидящих на кирпичах, играющих и смеющихся, пока мимо них проносился транспорт. Стены этого подземного мира были выкрашены в тошнотворный зеленый цвет, и куда бы он ни посмотрел, везде были плакаты, афиши, фотографии, рекламные щиты, беспорядочно расставленные знаки, все с экстренными сообщениями и улыбающимися, смеющимися лицами, среди шума ревущих двигателей и кричащих голосов.

Он снова побежал, поднялся по пандусу и вошел внутрь торгового центра.

Внутри его охватило странное облегчение. Он был похож на любой другой торговый центр, в котором он когда-либо бывал, в Штатах или в Европе, и это принесло ему странное облегчение. Полы были выложены блестящей бледно-бежевой плиткой, фасады магазинов были из блестящего пластикового стекла, а вдоль проходов, где люди сгрудились, как муравьи, все магазины были знакомы, если не идентичны тем, которые он знал.

Внезапный приступ паники начал стихать по мере того, как он продвигался по течению. Впереди он увидел кафе с сосновыми столами и красными пластиковыми стульями, расставленными как на террасе. Он перешагнул через красный веревочный барьер и сел за столик. Официантка в ярко-красном льняном фартуке подошла к нему, жуя жвачку.

" Вам чего-нибудь?"

"Гамбургер и холодное пиво".

Она отошла, и он увидел через оцепление, служившее террасой, ту самую иностранную девушку, которую он видел в очереди за ним на автовокзале. Она была одна и смотрела на свой телефон. Это заставило его вспомнить о своем GPS и о GPS Глории. На мгновение горячая паника в его животе утихла. Он убедился, что они оба практиковались в отключении службы глобального позиционирования, и знал, что она сделала это, как только положила трубку, как и он.

Он еще немного понаблюдал за девушкой. Он решил, что она выглядит потрепанной и одинокой. Не похоже, чтобы у нее было много друзей. В глубине его сознания зашевелился червячок идеи. Они будут искать Джея Хоффстаддера, либо одного, либо с его женой и детьми. На автобусной станции они были чертовски близки к этому, и он возблагодарил Бога, что это был какой-то китаец из МСС, а не Джерри Баккей. Джерри бы его точно узнал. Это означало, что маскировка была достаточно хорошей, но могла бы быть и лучше, если бы, например, он путешествовал с компаньоном.

В последний раз он подцепил незнакомую женщину, когда ему был двадцать один год, и женился на ней. Это не было для него чем-то естественным, и он не был уверен, что сможет справиться с этим. Скорее всего, она скажет ему, чтобы он шел к черту.

В этот момент, словно услышав его мысли, она подняла на него глаза. Она нахмурилась на секунду, он осмелился полуулыбнуться, и она отвела взгляд. Вот так план.

Он притворился, что проверяет свой телефон, и заметил, что девушка уже пять минут смотрит на один и тот же экран, не прокручивая его ни вверх, ни вниз. Официантка принесла пиво и бургер, и девушка снова посмотрела на него. На этот раз на лице девушки появились следы улыбки. Он улыбнулся ей с искренним облегчением, наклонился вперед и сказал: "Разве вы не были сейчас на автобусной станции?".

Она глупо ухмыльнулась и ответила с английским акцентом.

"Да, вы стояли передо мной в очереди".

"Что там произошло? Я думал, машина взорвалась…"

Она немного побледнела: "Да, я знаю. Я думаю, кого-то подстрелили. Я видела, как кто-то лежал на тротуаре".

"Это довольно напряженно".

Еще один нервный смех: "Я знаю".

"Вы путешествуете одна?" Она кивнула: "Это довольно смело".

"Ну, я подумал, что мне лучше посмотреть мир, прежде чем остепениться. А как насчет вас? Вы эмигрант, путешествуете…?"

"О!" Он издал нервный смешок, внезапно остро осознав свой возраст: "Ну, я не делал этого промежуточного года. Я поступил прямо из колледжа в юридическую фирму и провел следующие двадцать лет в крысиных бегах в Вашингтоне. И вот в прошлом году я подумал: какого черта! Я собираюсь сделать сейчас то, что должен был сделать двадцать лет назад".

"О." Ее брови взлетели вверх: "Превосходно! Молодец!"

"Скажите, вы хотите пива?" Он жестом указал на стул напротив своего за столиком: "Не придется кричать через всю террасу".

"О!" — повторила она и улыбнулась. Ее щеки раскраснелись: "Ну, если вы уверены, что я не помешаю".

"Вовсе нет! Приятно иметь компанию". Она встала, собрала свои вещи и переступила порог. Он встал, чтобы помочь ей, они возились и немного посмеялись, когда она села и чуть не уронила свою сумочку. Они оба одновременно сказали: "Ой!" и еще немного посмеялись. Он сказал: "Проблема с путешествиями по миру в том, что иногда ты оказываешься в толпе, и вас становится слишком много, и тогда ты можешь провести пару недель, не разговаривая ни с кем, кто говорит на твоем родном языке".

"Это правда. Я это замечаю. Иногда так хочется поговорить с кем-нибудь, кто говорит по-английски".

"Итак, как долго вы были в пути?"

Ее глаза слегка остекленели: "Ааа…" Она вдруг рассмеялась: "Это так долго, что я потеряла счет. Около шести месяцев. А вы?"

Он уже давно подготовил свой рассказ, и он прозвучал легко и естественно.

"Немного дольше, около девяти месяцев, и сейчас я на пути домой".

"Я тоже".

Он протянул руку: "Джон Джонс", и как внезапная мысль, "но все зовут меня Джей". Он усмехнулся: "Джон Джонс, Джей Джей, Джей".

"О, да, я понимаю". Она колебалась мгновение, затем: "Мэрион, Мэрион Джеймс, хотя большинство моих друзей зовут меня Мэри. Пожалуйста, — добавила она, указывая на его бургер, — ешьте. Я уже поела".

Он вгрызся в бургер, заставляя себя казаться голодным, хотя едва мог глотать от волнения в животе. Он отхлебнул половину пива и спросил ее: "Так куда вы направляетесь?".

"На юг". Она почти проговорила это слово: "На Минданао. Я слышала, там есть великолепные рыбацкие деревни, мирные, тихие, прекрасные люди. Не то, что здесь". Она с отвращением огляделась вокруг.

Он улыбнулся, почувствовав внезапное сочувствие: " Вы не в восторге от Манилы, да?"

"Я использовала…" Она поймала себя на мысли и слабо рассмеялась: "Раньше я думала, что мне понравится. Но сельские Филиппины — это одно, а Манила — совсем другое. Коррупция, жестокость и безразличие политического класса, отвратительное поведение полиции…"

"Я знаю, — он почувствовал узел в животе, — того парня. Может быть, он занимался торговлей наркотиками или чем-то еще. Они довольно безжалостны к этому, и стреляют на месте. Коп — это судья, присяжный и палач".

Она уставилась на него, и что-то в страхе и тревоге в ее глазах подтолкнуло его к действию. Как будто он увидел в ней свой собственный страх и тревогу, и, поделившись с ней своим ужасом, они могли бы найти силу друг в друге.

"Но это не самое худшее", — тихо сказал он: "Они используют это как предлог, чтобы уладить старую вражду и вендетту. Я видел, с крытой дорожки, я переходил дорогу, я видел, как полицейский что-то подбросил в карман мертвого парня". Он колебался, боясь, что заходит слишком далеко и теряет контроль над своим языком, но не смог остановиться: "Стрелок, парень с пистолетом, он даже не был филиппинцем". Они оба неподвижно смотрели друг на друга: "Он был китайцем".

Он смотрел, как весь цвет уходит из ее щек, и вдруг нервно рассмеялся: "Посмотрите на нас! Это хуже, чем городские легенды у костра!".

Она тоже засмеялась: "Я знаю, но я буду рада выбраться отсюда. К этому привыкаешь, но это немного сумасшедший дом. Куда вы направляетесь?"

Он пожал плечами: "Я собирался поехать в Кларк и сесть на рейс до Дубая, а потом домой в Вашингтон. Но сейчас мне как-то не по себе. Это не очень хорошая нота, чтобы закончить почти год путешествий".

Был ли это проблеск надежды в ее глазах? "Нет!" — решительно сказала она: "Я вижу это. Гораздо лучше закончить такое долгое путешествие на счастливой ноте".

Он прокашлялся, борясь со спазмом в горле, и жестом указал на нее: "Что-то вроде тех деревень, которые вы описали на Минданао. Я никогда не был на Минданао".

Ее лицо засветилось: "О, вам стоит поехать. Вам понравится. Я еду в одно место на самой южной оконечности. У него необычайно непроизносимое название — Найон нг Пангисда, прямо на пляже, и оно такое красивое!"

"Да, и насколько трудно будет найти место, где остановиться?"

"Совсем не сложно. Местные жители сдадут вам комнату практически за бесценок и накормят вас свежей рыбой и фруктами. Это просто рай".

Он засмеялся: "Вау, вы заставляете меня действительно хотеть поехать. Это определенно будет более счастливым концом моего путешествия, чем этот".

"Почему бы вам не поменять билет? Вагон отходит примерно через полчаса, и мне пора возвращаться. Я уверена, что если вы поговорите с водителем и дадите ему десять долларов, он вас посадит. В любом случае, на этом автобусе мы доедем только до парома в Матноге, потом вы сможете купить билет на оставшуюся часть пути. Мы едем на Самар, там пересаживаемся на другой автобус до Сан-Рикардо, еще один паром до Суригао, а затем еще два автобуса через Минданао до нашего непроизносимого пункта назначения".

"Ого, а вы уверены, что мы сможем вернуться?"

Она покачала головой и рассмеялась: "Нет! Но я не уверена, что мы захотим".

"Звучит очень круто". Он сказал это задумчиво, с идеями, играющими в его голове. Она улыбнулась с искренним удовольствием: "Тогда вы поедете со мной?".

"Да, думаю, что да. Но позвольте спросить, что вы будете делать после недели в этой деревне на Минданао?".

Она отвела глаза. Он заметил, что ее лицо, казалось, закрылось: "Я не уверена", — сказала она, и он ей не поверил: "Возможно, я буду исследовать некоторые из близлежащих островов. Это не так далеко от Оза…"

"Верно."

Она собрала свои вещи: "Нам лучше пойти. Вы серьезно идете?"

"Да, если вы не сочтете, что я вмешиваюсь".

Она снова заверила его, что это не так. Он оплатил счет, и они вышли из торгового центра и пошли обратно по бульвару Аврора, странная пара, двадцать лет между ними. Она — неряшливая, маленькая и бледная, он — крупный, поражающий своей неопрятностью, но с врожденной элегантностью и властностью в осанке. Они не были неприметными, но филиппинцы, проходившие мимо, не обращали на них внимания, привыкшие к эксцентричности путешественников из англосаксонского мира: ботинки и шерстяные носки, странные шляпы и ярко-розовая кожа были лишь верхушкой айсберга. Филиппинцы восприняли все это спокойно.

Водитель автобуса принял от Хоффстаддера дополнительные десять баксов, выписал ему билет до Матнога и сказал, что после этого ему придется взять другой билет на оставшуюся часть пути.

Они сидели бок о бок на тесных сиденьях в течение десяти минут в тишине, которая могла бы быть некомфортной, но почему-то не была, и Хоффстеддеру показалось, что они в какой-то мере достигли понимания, пусть и временного, взаимной поддержки и защиты. Он не знал ее истории, но было легко понять, что она уязвима и одинока. Он не знал, что она увидела в нем, но было ясно, что она испытывает облегчение от того, что он рядом. Компаньоны, сказал он себе, пусть и временные.

Водитель в синей рубашке с большими пятнами пота под мышками поднялся на свое место и сел за руль. С помощью кнопки двери с шипением и грохотом закрылись. Затем автобус вздрогнул и задребезжал, и они попятились назад. Прерывистое пиканье предупредило об их движении, но, насколько Хоффстеддер мог видеть, никого это особенно не беспокоило. Затем они двинулись вперед и выехали со станции.

Он улыбнулся и показал в окно.

"В наши дни в Маниле не часто увидишь такие!"

Марион посмотрела и увидела сверкающий красный "Корвет", въезжающий в терминал междугородних автобусов.

"Красиво. Что это?"

"Corvette C8, совсем новый. Отличная машина".

Она с любопытством посмотрела на него: "Итак, что ждет вас, когда вы вернетесь?"

"В Вашингтон?" Она кивнула, и он задумался. Это был хороший вопрос. Один должен был ему помочь, но в сорок пять лет, потеряв практически все, что оставил, после стольких лет на Филиппинах, что он будет делать дома? Он улыбнулся ей.

"Это хороший вопрос. Мне, конечно, придется вернуться на работу, но после такого опыта возвращаешься с другой перспективой, не так ли?".

Она кивнула, словно понимая, что он имеет в виду: "Да, я полагаю, это правда".

"А как насчет вас? Что ждет вас дома, в Англии? Ведь это Англия, не так ли?".

Она засмеялась: "Это очевидно?" Он улыбнулся, а она посмотрела в окно на проходящую мимо улицу, перегруженную транспортом, людьми и вечными силовыми кабелями и знаками: "Ничего особенного, правда", — сказала она: "Полагаю, я найду работу, остепенюсь…" Она пожала плечами.

"У вас это звучит так привлекательно".

Они оба рассмеялись, потом замолчали, оба смотрели на проплывающий мимо город. Прошел час. Он немного задремал, и она тоже, а когда проснулся, обнаружил, что они уже за городом. Здесь было меньше силовых кабелей, больше деревьев и травы, и все выглядело чище. Он почувствовал облегчение, вздохнул и улыбнулся. Почему-то он чувствовал, что здесь им будет труднее. Он чувствовал, что с ними все будет в порядке.

Через некоторое время Марион тоже проснулась. Они вели уютную светскую беседу, а солнце медленно опускалось к горизонту, окрашивая свет в медные тона, а затем и вовсе уходя, погружаясь за горизонт. После этого они оба заснули: она — положив голову ему на плечо, он — прижавшись щекой к ее мягким светлым волосам.