Один

Глава Седьмая

Джей Хоффстаддер положил трубку после разговора с женой, сразу же перешел к настройкам своего телефона и отключил GPS. Затем он встал и прошел через весь кабинет к дубовому шкафу, стоявшему у дальней стены. Он нагнулся, чтобы открыть его, и обнаружил дверцу сейфа из вороненой стали. Он покрутил циферблаты шесть раз, туда и сюда, и открыл дверцу.

Изнутри он достал спортивную сумку, которую открыл, чтобы проверить содержимое. Пара джинсов, ботинки Timberland, толстовка с логотипом Гарварда спереди, пара тяжелых темных солнцезащитных очков и бейсболка Red Sox. Там же были паспорт и водительские права на имя Джона Джонса, адвоката из Вашингтона, округ Колумбия. Там же был бумажник с кредитной картой и достаточным количеством наличных, чтобы он смог добраться до Штатов.

На дне сумки лежал планшет, также зарегистрированный на имя Джона Джонса. С него он заказал билет на следующий день из международного аэропорта Кларк в Дубай авиакомпанией Emirates. Кларк находился между Анжелесом и Мабалакатом на скоростном шоссе Лусон.

Он намеревался заказать железнодорожный билет на север до Багио и пересесть на поезд в городе Мабалакат. По какой-то причине он предполагал, что к тому времени, когда это станет необходимым, на Филиппинах уже будет функционировать железнодорожная система. Но такой железнодорожной системы пока не существовало. Вот вам и планы.

Теперь ему оставалось либо добираться на общественном транспорте до Санта-Марии или Гуигуинто на севере города, а затем нанять водителя, чтобы он довез его до конца пути, либо играть в туриста и сесть на автобус до Кларка.

Время, конечно, было не главное, но и терять его было нельзя, поэтому он выбрал последний вариант.

Он вышел из своего кабинета с сумкой и остановился у стола Мэй.

"Что у меня есть на сегодня, Мэй?"

Она обратилась к своему дневнику: "Терра Нуллиус и юрисдикция Международного суда, в четыре часа".

"В четыре часа? Он сделал вид, что задумался: "Хорошо, я вернусь к этому времени, но если к трем тридцати меня не будет видно, пусть Грег Ньюман заменит меня. Он в курсе дела. Но я почти уверен, что вернусь".

Мэй наклонила голову, как она делала, когда думала, что доктор Хоффстаддер плохо себя ведет.

"Проблема?" — сказала она.

" Детям нужен дантист, а Элизабет его ненавидит. Она не пойдет туда, если с ней не будет папы".

Мэй улыбнулась: "Конечно, нет. У нее должен быть папа".

Он ушел и, спускаясь рысью по лестнице, задумался, поверила ли она ему. Он подумал, что, скорее всего, да. Они с Глорией стали неотъемлемой частью филиппинского общества, их любили и уважали. Но иногда так трудно было понять, что происходит за этими улыбками. Хотя он думал, что она, вероятно, так и есть, он должен был предположить, что это не так. Он должен был предположить, что она кому-то докладывает. Вероятно, это было большой несправедливостью по отношению к женщине, которая, скорее всего, была лояльным, порядочным сотрудником. Но такова была уродливая природа игры. Чтобы обезопасить себя, он должен был предположить, что она шпионка.

Он забрался в свою темно-синюю "Ауди" и выехал из ворот, но вместо того, чтобы сделать очевидное и повернуть направо и на юг, он повернул налево и на север, направляясь к Конгресс-авеню и Кесон-Сити. Там, на эстакаде Тангданг Сора, он повернул налево на проспект Дона Мариано Маркоса, на юг, в сторону Кесон-Сити, но сошел с проспекта у Макдональдса и начал серию сложных, запутанных кругов и восьмерок, которые привели его через пригороды, которые должны были быть приятными пригородами для среднего класса, но вместо этого оказались перенаселенными, запутанными акрами ржавых гофрированных крыш, участками, заросшими пальмами и банановыми деревьями, лианами и каучуковыми растениями; и вечные, вездесущие воздушные кабели, которые всегда как-то умудрялись затмевать небо.

Все это время он не спускал глаз с зеркала заднего вида, ища ту машину или тот номерной знак, который попадался ему на глаза слишком часто. Либо за ним не следили, в чем он сомневался, либо он поджал хвост, либо хвосты были очень хороши и прилагали массу усилий, чтобы его не заметили.

Он подъехал к Проекту 6 и проехал мимо ресторана "Голодный Сэм". Это было место, которое, как он знал, часто посещал Эд, и он почувствовал, как в животе у него зашевелилось невнятное беспокойство.

Наконец он свернул с Кесон-авеню на бульвар Эспанья и свернул в подземный гараж торгового центра "Исетанн". Он спустился на нижний уровень, не отрывая глаз от зеркала, погружаясь все глубже и глубже, и визг шин эхом разносился по пустоте здания, ожидая, что за ним покажутся сдвоенные фары. Но их не было, и он почувствовал, как в его животе загорелась надежда.

Он вылез во мрак, запер машину и побежал к лифтам. Наверху, в торговом центре, под яркими бликами неоновых ламп и кремовых кафельных полов, он бросил ключи в урну и направился прямо к общественным туалетам. Там он переоделся: натянул джинсы и толстовку, ботинки Timberland, бейсболку и темные очки. Из бокового кармана спортивной сумки он достал наклеенные актерские усы и приклеил их к верхней губе. Затем он сложил спортивную сумку, открыл бачок за умывальником, засунул туда сумку и закрыл крышку.

Наконец он выскользнул наружу и, стараясь изобразить шаркающую походку — манеру ходьбы, которую он презирал, — прошел через торговый центр и вышел на тротуар, где светило солнце, тротуары кишели, плотный поток машин сигналил, а в воздухе витал запах горячего асфальта и угарного газа.

Он поймал такси и, забравшись на заднее сиденье, сказал: "Автобусный терминал Philtranco Pasay, пожалуйста".

Водитель слишком много улыбался и был слишком болтлив, но Хоффстаддер решил плыть по течению и расслабился на сиденье, улыбаясь.

"Едешь куда-нибудь в хорошее место?"

"Да, был пару дней в Маниле, теперь хочу посмотреть север острова, понимаете? Багио, Лаоаг Сити, я слышал, что Баллестерос и Апарри — это круто".

Водитель с энтузиазмом согласился, у него там был двоюродный брат или, возможно, шурин. Хоффстаддер не сводил глаз с дороги позади, но по-прежнему ничего не видел и начал сомневаться, удастся ли ему выкрутиться. У него с самого начала было фаталистическое чувство, что если этот день когда-нибудь наступит, он должен сделать так, чтобы Глория и дети ушли, хотя он смирился с тем, что это не так. Люди, против которых он выступал, были слишком хороши и слишком безжалостны.

Он расплатился с таксистом, который весело пожелал ему удачи, и вошел в гулкий, выложенный белым кафелем вокзал. Он встал в очередь за билетами и подумал, где в этот момент находится Глория. Он молился, чтобы она была на высоте тридцати пяти тысяч футов в воздухе и направлялась домой.

Он заметил, что к очереди позади него присоединились люди, и поборол желание оглянуться, но тихий, почти рептилийский голос произнес у его плеча: "Доктор Хоффстаддер".

Голос был императивным, властным, и его реакция была инстинктивной. Он вскочил, повернулся и уставился в лицо, которое улыбалось ему. Улыбка не была счастливой или приятно удивленной. Улыбка была жестокой до злобы. Обладатель улыбки был высоким, ростом от шести футов шести дюймов и выше, китайцем, одетым в хорошо пошитый небесно-голубой костюм. Через секунду Хоффстаддер сказал: "Простите, вы меня напугали. Боюсь, вы меня с кем-то перепутали. Меня зовут Джонс". Он добавил с самоуничижительным смешком: "И я не врач".

Китаец улыбнулся еще немного и покачал головой: "Не нужно извиняться, мистер Джонс. Мне жаль, что я напугал вас".

Окно освободилось, и он подошел к нему. Он тихо заговорил с белобрысой женщиной за столом, дважды повторив то, что хотел. Очки женщины сердито сверкнули: "Говорите громче, пожалуйста!"

"В один конец до Мабалаката".

Она дала ему билет, и он заплатил. Когда он повернулся, чтобы уйти, то с облегчением увидел, что высокий китаец ушел. Он рассеянно заметил потрепанную иностранную девушку, которая стояла за ним в очереди, и вышел на улицу.

Движение было шумным, а день жарким; у него было немного свободного времени, и он думал о том, чтобы найти какую-нибудь еду и холодное пиво. Ему не понравился фаст-фуд на углу, но он знал, что на дальней стороне дороги, примерно в двух минутах ходьбы к югу, есть торговый центр. Он направился к крытой пешеходной дорожке, перекинутой через проспект в тридцати шагах от него, и заметил, что девушка, которую он видел в очереди позади него, пыталась перейти тот же проспект, уклоняясь от движения. Там было центральное ограждение, которое ей пришлось бы перепрыгнуть. Это была опасная игра для молодых людей. Он надеялся, что ей это удастся и ее не собьют.

Он повернулся и начал идти, и в этот момент услышал позади себя крик: "Доктор Хоффстаддер! Доктор Хоффстаддер!"

На этот раз он был готов и не отреагировал, а продолжал идти. Затем он услышал громкий, плоский треск, затем еще один, а потом крики. Он повернулся.

Небольшая группа людей возле тела вскочила, крича и вопя, но большинство равнодушно обходили место происшествия и шли по своим делам, либо не зная, либо не интересуясь.

Высокий, широкоплечий китаец убрал оружие в кобуру, подошел к лежащей фигуре и перевернул ее на спину. Это был не Хоффстаддер. Это был регламент, поэтому он достал из кармана мобильник, сделал снимок и отправил его в офис для подтверждения. Но этот человек, хотя и имел мимолетное сходство с грузным, смуглым Хоффстаддером, был филиппинцем.

Однако Зимо почесал подбородок — учитывая тот факт, что он не был Хоффстаддером, его реакция, когда Зимо назвал имя доктора Хоффстаддера, была удивительной. На первый взгляд, это было трудно объяснить. Зимо задумался, воспроизводя в уме эту сцену: Он услышал крик "Доктор Хоффстеддер!", повернулся, пораженный, даже шокированный, и уставился в толпу, ища того, кто его позвал.

Зимо обыскал карманы мертвеца, зная, что скоро появится полиция, но не особо заботясь об этом. В нагрудном кармане он нашел американский паспорт и водительские права на имя Джона Карденаса. В противоположном кармане он нашел бумажник с десятью тысячами долларов. Стандартный набор для побега из города. Сменить личность и отправиться в ближайший умеренно безопасный международный аэропорт самым незаметным способом.

Он вспомнил короткий список, который ему предоставили. Этот человек, должно быть, Хуан Кармона, один из четырех человек, которых Баккей недавно видел связанными с Эдвардом Хэмптоном. Он сделал именно то, что Зимо ожидал от Хоффстаддера: изменил свою личность и сел на автобус до Кларк Интернэшнл.

Он улыбался так, как геккон улыбается мухе. Возможно, в любом другом городе, в любой другой стране было бы проще скрыться. Но в Маниле они сами шли к нему в руки. Железнодорожной системы на Филиппинах практически не существовало, что ограничивало дальние поездки в пределах острова Лусон либо автомобилем, либо самолетом, либо междугородним автобусом. О передвижении на самолете не могло быть и речи — за ними было слишком легко следить. Автомобили — особенно наемные — были смертельными ловушками. Номерные знаки позволяли легко их опознать, блокпосты — легко перехватить, и они даже не были пуленепробиваемыми.

Поэтому единственным реальным вариантом был автобус, и Зимо был уверен, что рано или поздно все четверо проедут либо через эту автобусную станцию, либо через другую. Не имело значения, через какую именно, у него все было под контролем.

Он сунул маленький пакетик кокаина в карман трупа и встал, когда зазвонил его сотовый.

"Да?"

"Это мистер Ванг. Убитый вами человек — Хуан Кармона, работал в Министерстве иностранных дел. Он был номером три в списке. У него было несколько встреч с Хэмптоном. Что насчет Хоффстаддера?"

"Я его пока не видел. Пара двойников, не более того".

"А что насчет девушки?"

"Я уже говорил вам, мне нужно больше информации о девушке. Вы, наверное, не заметили, мистер Ванг, но в этом городе полно девушек. Вам нужно снова поговорить с Баккеем и узнать больше подробностей. Там была девушка, которая ждала, чтобы купить билет, но она была туристкой и ехала на юг. Наша женщина — местная жительница и поедет на север".

Ванг проигнорировал подразумеваемое оскорбление его сексуальности. Такого нахальства можно было ожидать от агентов МСС, или Гуаньбу, особенно от отдела, известного как Táotài bù, который занимался убийствами. Он спросил: "А Маркос?"

"Пока никаких следов. Какое-то время он будет лежать на дне, но я его найду. Что с ноутбуком?"

"Этим занимается наш лучший человек. Он достаточно мотивирован. Скоро он его взломает".

Зимо хрюкнул: "Скоро может оказаться недостаточно скоро".

Хоффстаддер стоял и наблюдал за происходящим с крытой дорожки, перекинутой через проспект. Он видел, как подъехали две патрульные машины, затем скорая помощь и фургон для осмотра места преступления. Он видел, как инспектор Херардо Баккей подошел к высокому китайцу в небесно-голубом костюме, и видел, как тот отстранил группу криминалистов. Он не хотел, чтобы они там что-то узнали. Он знал, кто убийца. Он уже знал, у кого есть средства, мотив и возможность.

Он видел, как Зимо затаился и полез в карман Хуана Кармоны. Он видел, как Баккей пригнулся рядом с ним и что-то взял в руку. Хоффстаддеру не нужно было видеть это, чтобы понять, что это было. Это был наркотик, скорее всего героин или кокаин, подброшенный для оправдания убийства.

Сначала Эд, теперь Хуан.

Он почувствовал, что кто-то дергает его за руку, и повернулся. Постепенно он осознал, что в этом ужасном, грязном месте, среди толкающегося потока людей, который в обоих направлениях проносился по грязной пешеходной дорожке, был дом. Это был дом для семьи филиппинцев, которые сидели и спали на полу, среди торговцев тканями, где они раскладывали продаваемые ими товары — сандалии, кроссовки, носки, солнцезащитные очки, резинки для волос. Он непонимающе уставился в лицо молодого филиппинца и рассеянно заметил, что у него не хватает четырех зубов. Филиппинец говорил ему: "У нас есть хорошие носки для походов. Ты много ходишь, тебе нужны хорошие носки".

Но Эд был мертв, как и Хуан Кармона. Сколько еще, задавался он вопросом, тех, кого он никогда не встречал? Всех? Вся ячейка? Остался ли он один?

На парапете через проход лежала жена, или мать, или тетя, или сестра этого человека, спящая в нескольких дюймах от смерти, но, по-видимому, безразличная. У той же стены сидел мужчина в ржавых шортах и желтом жилете, а рядом с ним на грязном полу сидел худой ребенок и ел ломоть хлеба. Все они смотрели на него с любопытством, но без интереса.

"Извините", — сказал он, как будто их это могло волновать, — "мне нужно идти домой", а затем, нелепо: "Меня ждет жена".

Он убежал от семьи, которая жила в крытом холле и спала в сантиметрах от смерти, протиснулся сквозь поток людей, спустился по ступенькам на улицу и побежал.