Один путь

Глава 1

Одна таблетка. Две. Красная. Голубая.

Моя жизнь — красивая ложь. Сын губернатора, которому уготовано блестящее будущее. Средний ребенок. Тот, о котором никто не знал, как сильно он страдает, пока это не попало в вечерние новости.

— Вы готовы, Мистер Чапмен?

Чересчур бодрая медсестра уставилась на меня с порога. Это был день, когда я покидал реабилитационный центр. Я провел здесь тридцать дней, но этой ночью у отца были выборы, и всем членам семьи слишком не терпелось вытащить меня отсюда, чтобы мы могли вместе выступить для общественности.

Я медленно встал и поправил запонки. Они, вероятно, стоили больше, чем жалованье бедной медсестры. Я подумал, не улыбалась ли она втайне моим недостаткам. Она была на другой стороне монеты. Привратник. Та, кто уколет меня иглой, если я выйду из-под контроля.

Теперь я покидал место, которое в течение последнего месяца называл своим домом, чтобы вырваться в реальный мир и научиться постоять за себя.

Снова.

— Готов, как всегда. — Я заставил себя улыбнуться, как делал уже много раз.

Затем последовал за медсестрой по белому коридору, и несколько одурманенных глаз уставились на меня. Я не мог оглянуться назад. Я не мог признать их присутствия. Было что-то в этом, что заставляло меня чувствовать, что я никогда не сбегу. И навсегда останусь безнадежным.

Блестящий черный седан стоял на холостом ходу перед зданием, резко контрастируя с разбитой мощеной дорожкой и слишком зеленой лужайкой.

Потрясающе. Водитель. Я не мог сказать, был ли счастлив, что кто-то, кто не являлся членом семьи, увидел меня выходящим из реабилитационного центра, или разочарован тем, что семья была слишком занята для заботы обо мне. Последняя доза антидепрессантов слишком затуманила мне мозги, чтобы думать о чем-то еще.

Я поднял бровь, посмотрев на пожилого усатого джентльмена, который открыл мне заднюю дверь.

— Мистер Чапмен. Меня прислал Ваш отец.

Я молча кивнул.

— Значит, ты выполнил свою работу. Забрал ребенка из реабилитационного центра.

Я понимал, что он не мог выкроить время, чтобы забрать меня, потому что это была одна из самых важных ночей в его карьере — президентские выборы. Но у меня было еще два брата. Трэй навещал меня почти каждый день, когда я находился в реабилитационном центре.

Но у него своя семья.

Точнее, беременная подружка. Ладно, формально невеста. Это был скандал, который затмил мой собственный во время выборов.

Хотя разбить мой Porsche Spyder тоже было не самым плохим поступком.

Единственная проблема заключалась в том, что я почти ничего не помнил. Позже вспомнил, что принял немного окси, чтобы попытаться забыть еще один дерьмовый день. Потом, конечно, был бурбон.

Я очнулся в больнице, и меня отправили на реабилитацию вместо тюрьмы. Обычно реабилитационная программа длилась девяносто дней, но моя семья не могла позволить себе этого из-за грядущих папиных выборов. Я думал, что папин адвокат заключил достаточно хорошую сделку на тридцать дней реабилитации и амбулаторные консультации в течение следующих шестидесяти дней. Но в течение последних тридцати дней я находился в таком месте, где люди постоянно пытались понять меня. Я пожелал им всем удачи, потому что и сам не знал, кто я такой.

Уверен, что половина медсестер просто думала, что я какой-то избалованный маленький придурок с большим трастовым фондом. Но они и половины не знали. Провал в попытках стать образцовым сыном вел меня только по дороге вниз.

Хотя мне хотелось послать все к черту и вернуться в реабилитационный центр, швырнуть несколько стульев, может, выкурить сигарету и подождать, пока другой психиатр даст мне какие-нибудь лекарства, чтобы я потерял сознание, я решил сесть в машину. Может из-за ощущения гордости за семью.

Или, может, я просто хотел посмотреть, как, черт возьми, выглядел внешний мир. Может быть, зомби-апокалипсис начался, когда я был внутри. Вряд ли, но парень мог помечтать.

Водитель не сказал мне больше ни слова, когда садился в машину и отъезжал от роскошного реабилитационного центра. Я думал, что они пытались сделать его похожим на какой-то большой плантационный дом, чтобы все мы, избалованные дети, могли чувствовать, что находились не в учреждении, и члены нашей семьи могли притвориться, что их отпрыски были в отпуске, а не накачаны лекарствами и не смотрели на черный экран телевизора.

Я смотрел в окно, наблюдая, как мимо пролетал мир. Мир, от которого я был изолирован весь месяц. Новости я узнавал только от Трэя. У нас не было ни телевидения, ни газет.

Черт, моя сотовая связь почти не работала, хотя я предположил, что они так и хотели. Они хотели уберечь нас от «зла» внешнего мира.

Что только оставило нас наедине с нашими собственными демонами.

По мере того, как деревенская обстановка переходила от дубов с их оранжевыми и золотыми листьями к городскому пейзажу, я знал, что действительно покидал свой маленький пузырь в реабилитационном центре и возвращался в реальный мир. В мир, где мой отец баллотировался в президенты. Сегодняшняя ночь решит, как сложится наша дальнейшая жизнь.

Конечно, были и другие выборы. До того, как стать губернатором Иллинойса, он был сенатором, членом совета и еще на куче других постов. Но этот был больше. И это первый раз, когда я был трезв для одного из этих политических собраний.

Если я не мог пить или кайфовать, мне нужно что-то, чтобы успокоить нервы.

— Водитель, сможешь выехать на следующий съезд в Фуллертон? — крикнул я, хотя находился всего в нескольких футах от него и был уверен, что он меня слышал.

— Простите, мистер Чапмен? — он уставился на меня в зеркало заднего вида.

— Я хочу немного перекусить, прежде чем мы отправимся на военно-морской пирс. Еда, которую там подают, полное дерьмо.

Водитель торжественно кивнул.

— Уверен, что мы можем туда заехать. У нас есть немного времени. Я дам знать Вашим братьям.

— Да, хорошо, сверни на этом съезде и направляйся в сторону Бельмонта. Это блинная.

Я не хотел обсуждать его разговор с моими братьями, как будто я был каким-то ребенком, которого нужно охранять на каждом шагу.

Водитель поднял бровь.

— Блинная?

— Да. Слышал о ней?

— Да, сэр. Просто это не похоже на то место, где многие люди хотели бы поесть. Или пойти туда перед выборами.

Я рассмеялся.

— Да. Знаю, что это притон наркоманов, но у них отличные блины, веришь ты или нет. Так что, едем туда?

Он снова кивнул.

— Как пожелаете, сэр.

Когда-то блинная, возможно, и была приличным местом, но теперь она выглядела как жалкое подобие прежнего меня. Неоновая вывеска освещена лишь наполовину, поэтому на ней было написано «TH AKE HO» (прим. переводчика — по английский полностью пишется «The Pancake House»), а человек, переворачивающий блин рядом с ней, замирал каждые несколько секунд, так что это больше походило на припадок, чем на приготовление пищи. Красный навес был более оранжевым и выцветшим, чем все остальное, и находился между магазинами игрушек для взрослых и головных уборов.

Идеально подходил для голодного наркомана под кайфом. Или парня, которому просто нужно было на время выбросить все из головы.

Водитель подъехал к зданию, и несколько парней, курящих у входа, уставились на роскошный автомобиль.

Я открыл дверцу и посмотрел на водителя.

— Ты идешь, Дживс? — я не знал, было ли это его настоящее имя, но оно звучало прикольно.

— Нет, сэр. Я не голоден. Подожду Вас здесь.

Я пожал плечами и вылез из машины.

— Как хочешь, приятель.

Единственная причина, по которой люди действительно приходили в это место, заключалась в том, что они были под кайфом и нуждались в углеводах. Я не был под кайфом и задавался вопросом, будут ли блины на самом деле вкусными, когда я буду трезв.

Я занял кабинку у входа в ресторан. Стены были выложены синей плиткой с черно-белыми фотографиями другой эпохи в Чикаго. Время, когда был сухой закон, и мафия управляла городом. Теперь, иногда я задавался вопросом, насколько чистыми были политики. Даже мой отец. Он сказал, что хочет лучшего для народа, но я всегда думал, что он просто еще одна марионетка для Республиканской партии.

— Ты выглядишь так, будто тебе не помешает выпить или съесть тарелку блинчиков, — произнес прокуренный голос.

Мой взгляд скользнул вверх по высоким кедам и еще дальше — к черному платью официантки в стиле раннего рока с красными пуговицами спереди и широким красным воротником, который демонстрировал обширные чернильные каракули на ее груди и руках.

— Слушай, я вижу, что ты пялишься на мои сиськи или на их отсутствие, но мне неинтересно трахаться с тобой. Так что, либо делай заказ, либо убирайся к черту, — сказала она, жуя жвачку.

Я покачал головой и улыбнулся, наконец-то встретившись с ее глазами, которые определенно были покрыты слишком большим количеством косметики. Но у нее имелась чертовски удивительная пара зеленых глаз, спрятанных за черной челкой.

— Нет, я не пялился на твои сиськи, а просто восхищался произведениями искусства. — Я кивнул в сторону рисунка, который змеился вверх от ее запястья.

— Ох. — Ее красные губы сложились в идеальную букву «О», когда она уставилась на татуировку, как будто никогда раньше ее не видела. — Да. Извини, я просто защищаюсь от всех этих долбаных торчков, которые пытаются сделать еще одну зарубку на кровати.

Я рассмеялся.

— А разве не все мы такие? — я быстро снял куртку и закатал рукава, показывая чернила, которые покрывали мои руки. Мне редко удавалось показать их на публике. Папа всегда хотел, чтобы я закрывал их.

Она кивнула, поправив свой темно-красный хвост.

— У тебя тоже неплохие рисунки.

— Да, я начал с первого курса в колледже, а потом пошел дальше. Они стали продолжением меня.

Она улыбнулась.

— Ты не похож на других парней, которые приходят сюда, говоря что-то поэтичное. Ты определенно не под кайфом, но я должна сказать, что в твоих карих глазах есть что-то такое, чего я давно не видела.

— Ты и сама слишком глубоко увязла для официантки в кабаке. — Я ухмыльнулся.

Я не собирался рассказывать девушке историю своей жизни, как это делали некоторые люди с теми, кто готов слушать.

— Да, но я не привыкла, чтобы сюда приходили приличные парни, которые не облажались до неузнаваемости. — Она положила руку на свое крошечное бедро.

— Принести тебе кофе?

— Да. Конечно. Кофе. Черный. И тарелку с горой блинов и орехами пекан.

— Поняла. — Ее глаза еще раз скользнули по мне, прежде чем она повернулась и направилась на кухню.

Я бы солгал, если бы не сказал, что посмотрел на ее задницу, когда она ушла прочь.

Я провел месяц за стенами реабилитационного центра, поэтому мне была необходима какая-нибудь стимуляция. Чтобы отвлечься от мыслей о выборах. Я знал, что приглянулся девушке, однако снаружи меня ждал водитель, а мне нужно было больше времени. Я вернусь за ней позже.

Она вернулась к столу прежде, чем я успел подумать о том, как быстро мог бы вытащить ее из платья, как уже не раз делал с девушками, которые появлялись в этом месте в поисках быстрого секса.

Иногда мне нужно то же самое, и это было взаимопонимание, что мы трахались и никогда больше не встречались.

Она поставила белую чашку, которая была окрашена в бежевый цвет от многолетнего использования, прежде чем налить темную жидкость из старого перколятора.

— Ого, что это? — я схватил ее за руку на полпути, и она ахнула, отодвинув кофейник.

— Что? На мне что-то есть? — спросила она, широко раскрыв глаза.

Я перевернул ее руку и медленно провел по линиям пера, нарисованного чернилами на ее руке. Оно тянулось от запястья до локтя. Это был просто контур, без цвета, но я все еще мог видеть тонкие детали, из которых он состоял. Три маленькие птички, которые слетели с пера, когда оно распалось.

— Что это значит? — спросил я.

Она отдернула руку.

— О. Это. Это то, с чего я начала. Кое-что в честь моей мамы, просто у меня нет денег, чтобы его закончить.

— Что это значит? — спросил я, пытаясь встретиться с ней взглядом, но она прикусила губу, не отрывая взгляда от пола.

— Это в честь моей мамы. Она умерла, когда я училась на втором курсе колледжа. Я начала в память о ней, но у меня не было денег, чтобы закончить, — сказала она, посмотрев на чернила.

Я молча кивнул.

— Спасибо, что сказала. Мне нравится слушать что-то реальное, а не ту чушь, которой кормят большинство людей.

— Ты спросил, я ответила. Я не нуждаюсь в сочувствии, — сказала она, и в ее голосе снова прозвучала язвительность.

Я ухмыльнулся.

— Так ты и дальше будешь мне хамить или принесешь блинчиков?

Она покачала головой, но легкая улыбка скользнула по ее губам.

— Они скоро должны приготовиться, умник.

— Ты так разговариваешь со всеми своими клиентами, или я особенный? — я поднял бровь.

— Не думай, что ты какая-то снежинка, парень. Я для всех сука.

Я не смог сдержать улыбку, которая расползлась по моему лицу. Я привык к тому, что большинство девушек падали к моим ногам или, скорее, на колени, уткнувшись лицом мне в пах. Мне, вроде как, нравилась эта другая перспектива. Кто-то не знал, что я сын губернатора.

— Принято к сведению. — Я слишком долго всматривался в пуговицы на ее рубашке, прежде чем приблизиться к табличке с ее именем.

— Саманта.

Ее губы изогнулись в полуулыбке.

— Ты можешь звать меня Сэм.

— А ты можешь звать меня…

Прежде, чем я успел закончить фразу, мой водитель влетел внутрь и встал рядом со мной, положив свою толстую руку мне на плечо.

— Мистер Чапмен, простите, что прерываю Вас, но Ваш брат звонил несколько раз и сказал, что Вам срочно нужно приехать на вечеринку.

Сэм подняла брови. Может, она и раньше не знала, кто я такой, а может, и знала. В любом случае, теперь, когда меня так представили, я был в полной заднице. И кивнул водителю.

— Да, только возьму свои блинчики, и поедем.

— Я принесу их прямо сейчас, — пробормотала Сэм и повернулась на каблуках в сторону кухни.

Я вытащил бумажник и схватил две самые большие купюры, которые у меня были, затем вытащил визитку.

— Эй, водитель, у тебя есть ручка? — я даже не взглянул на него, когда говорил.

— Да, сэр.

Он протянул мне Bic, и я снял крышку зубами, прежде чем нацарапать записку на карточке и оставить ее с деньгами. Я даже не стал дожидаться своих блинов, когда встал и кивнул водителю.

— Наверное, пора.

— Да, сэр.

Я последовал за водителем и бросил последний взгляд назад, когда Сэм стояла у стола, медленно забирая счета и записку. Я видел, как ее лицо дернулось, когда она прочитала ее.

Сэм,

Это для того, чтобы ты закончила тату. Что-то такое значимое заслуживает того, чтобы быть законченным.

Т.