Один сон на двоих

Глава 16

Леру мутило. Оказалось, что ее организм еще не готов к приему такого количества пищи. Интересно, как ее кормили в том чертовом центре: по вене или через зонд? В горле вдруг засаднило, подкатила тошнота. Похоже, через зонд…

Приступ тошноты исчез так же быстро, как и начался. Кажется, ее бедное тело начало понемногу адаптироваться к новым реалиям. Захотелось кофе. Просто невыносимо захотелось! Кофе через зонд в нее точно не вливали, значит, та чашка, которую она прямо сейчас себе сварит, будет первой за несколько недель.

Можно было бы сварить кофе по всем правилам, в турке, но Лере все еще приходилось экономить силы, поэтому она просто включила кофе-машину и, дожидаясь, когда кофе будет готов, открыла в ноутбуке поисковик. Стоило попытаться хоть что-нибудь узнать о собственной коме. Из того, что осталось в памяти, ясно было одно: перед тем, как впасть в кому, она попала в аварию. Вероятно, даже не по своей вине. Какая-то инфа должна была появиться в новостях. Да, она птица не того полета, чтобы аварию с ее участием освещали на центральных каналах, но в маленьких региональных пабликах могло что-то промелькнуть. Начать стоило с новостных страниц того чертова городка, из которого она с таким трудом вырвалась. Лера взяла чашку кофе, понюхала, улыбнулась в предвосхищении и вернулась обратно к ноутбуку.

Поиски не дали ничего. Ну, почти ничего. Кое-что Лере все-таки удалось узнать. Происшествие с байком, слетевшим в овраг и выгоревшим дотла, освещал ютуб-канал «На крыльях ночи». Но это ДТП затмило другое, случившееся почти в то же самое время. То ДТП было куда масштабнее и куда трагичнее. На сей раз в овраг слетел целый туристический автобус. Несколько человек погибло, многие получили тяжелые травмы. В городских новостях так же промелькнула статья о приезде в местную больницу корифея нейрохирургии, некоего Вышегородцева. Лера нащупала под отросшими волосами шрам от операции. Уж не по ее ли душу или, вернее сказать, мозг приезжал этот самый нейрохирург? Наверняка, после аварии она была нетранспортабельна, но связей и денег отца вполне хватило бы, чтобы привезти к ней половину какого-нибудь НИИ нейрохирургии. Все тех же денег и связей хватило бы и на то, чтобы убрать из новостей любое упоминание об аварии и ее причинах. Это было очень в стиле ее отца.

Но все же кое-что Лере удалось узнать и из этих скудных замметок. Теперь она знала дату аварии и точный срок, который провела в коме. Да уж, этого времени маме вполне хватило бы на ретрит в Индии. А что еще делать, когда единственная дочь в коме?

Нет, Лера родителей нисколько не осуждала. Она прекрасно понимала, что не оправдала отцовские надежды, уродилась белой вороной в соколиной стае. В открытую ей этого никто никогда не говорил. Мама по-прежнему называла ее своей маленькой девочкой, но во взгляде ее Лере чудилось что-то очень похожее на разочарование и легкое недоумение от того, как у нее, такой идеальной, такой утонченной и просветленной, могла родиться такая непутевая дочь. А отец потерял к Лере интерес в тот самый момент, когда понял, что с ее психикой не все в порядке, и утвердился в своем мнении, когда нашел заначку с таблетками. Теми самыми, которые позволяли Лере чувствовать себя почти нормальной, но несколько искажали окружающую ее реальность. Именно после этой находки Леру в первый раз отправили в реабилитационный центр для наркоманов. В дальнейшем наркологические центры чередовались с психиатрическими. Однажды мама даже пристроила Леру в какой-то элитный йога-центр, наверное, в надежде на ее просветление. Этот центр понравился Лере больше всего, в нем можно было достать препараты, расширяющие границы сознания. А как еще просветлиться в кратчайшие сроки?

Вот после провала с йога-центром отец и поставил на Лере крест. Как-то она подслушала их с мамой разговор. Мама тогда плакала и умоляла, просила дать «бедной девочке» еще один шанс, а отец сказал, что никаких шансов «эта негодяйка» не заслуживает, и что он устал «прикрывать ее жопу».

Лера уехала из отеческого дома в тот же день. Собрала свои пожитки, села на байк и свалила в город к Игорьку. Несмотря на то, что она была «бедной девочкой» и «негодяйкой», несмотря на свою привязанность к некоторым стимулирующим препаратам, Лера не считала себя мажоркой. У нее имелись работа и стабильный заработок, спасибо образованию, которое дали ей родители! Чего у нее не было, так это собственного жилья. Игорек терпел ее присутствие несколько недель, а потом деликатно, но решительно «вытурил на вольные хлеба».

– Лерун, я всегда на твоей стороне, но у меня есть собственная жизнь, – сказал Игорек, открывая перед ее носом сайт со сдающимися внаем квартирами. – Выбирай, детка!

Лера выбрала не квартиру, а маленький домик в пригороде. Вот этот самый дом, который стал ее крепостью и родовым гнездом. Она выкупила его почти за бесценок, но львиная доля накопленных ею средств ушла на ремонт. И все месяцы, пока шел ремонт, Лера была чиста. В этой маленькой крепости у нее не было потребности защищаться от страхов, как внешних, так и внутренних. В этой маленькой крепости она неожиданно обрела покой и стабильность. Домик в пригороде стал ее местом силы. В нем ей не снились кошмары, в нем не разбилось ни одно зеркало и ни одно стекло. Самостоятельная жизнь, кажется, даже примирила Леру с родителями. Однажды они навестили ее в ее родовом гнезде. Мама сделала вид, что ей все очень понравилось. Отец не сказал ничего, но, примерно, через месяц позвонил и пригласил Леру на семейный ужин в их загородный дом. Наверное, это можно было считать первым шагом к примирению. Во всяком случае, Лере очень хотелось так думать.

На семейном ужине были только свои: Лера, родители и Игорек. Семейный ужин прошел в атмосфере комфорта и душевного тепла. Именно так написала потом мама в своем блоге. Фотографию Леры она не выложила, зато выложила фото стола. Стол бы сервирован дорого и со вкусом. Изящные букеты, его украшавшие, мама составляла сама. Она как раз только-только прошла курсы флористики и очень гордилась своими первыми шагами. Один из таких букетов мама презентовала Лере, вместе с крошечной коробочкой, на дне которой лежала изящная брошь от Тиффани. Мама не теряла надежды, что когда-нибудь Лера слезет со «своего ужасного железного монстра» и станет, наконец, вести себя как полагается истинной леди. Лере пришлось пообещать, что когда-нибудь такое время непременно настанет. Маме обещания оказалось достаточно.

Отец тоже сделал Лере подарок. Это был заказ, поэтому больше походил на экзамен, чем на подарок. Но Лера знала ему цену: давая ей работу, отец давал ей еще один шанс на реабилитацию. И она старалась изо всех сил! Кто же откажется от последнего шанса?

А что случилось потом? Почему она сорвалась? Почему села за руль пьяной, а может и под кайфом? Что тогда заставило ее чувствовать обиду и отвращение, а сейчас страх? Вот этого, самого важного элемента мозаики в Лериной памяти как раз и не доставало. А раз она не помнит сама, нужно спросить у тех, кто знает наверняка. У тех, кто поместил ее бренное, почти полностью вышедшее из строя тело в затерянный на дне Гремучей лощины реабилитационный центр. Надо спросить у родителей.

Лера подозревала, что нет у нее больше никаких последних шансов, что та авария, в которую она попала, перечеркнула все надежды: и ее собственные, и родительские. Но поговорить с родителями она все-таки обязана. Если, конечно, они захотят с ней разговаривать.

Лера отодвинула от себя опустевшую чашку, зевнула. Вопреки ожиданиям, кофе не взбодрил. К уже имеющейся слабости добавилась еще и сонливость. Наверное, из комы вот так запросто никто не выходит. Наверное, нужна какая-то специальная подготовка и специальная реабилитация. Что там делают в больницах с бывшими коматозниками? Наверняка, дают им возможность прийти в себя и отоспаться. Отсыпаться после комы как-то глупо, но, если организм требует, нельзя сопротивляться. Родителям тоже нужно отдохнуть от индийского просветления.

Дойти до кровати сил не хватило. Силы покинули Леру возле дивана. Диван манил мягкими изгибами и ворохом подушек. После больничной койки что может быть лучше? Лера уснула, кажется, в тот самый момент, когда голова ее коснулась одной из подушек. Уснула на диване, а очнулась на земле.

В нос шибануло запахом крови, тлена и сырости. В боку болело, дышать было тяжело и тоже, больно. Из раны в животе вытекала кровь. Ее собственная кровь. Вытекала, просачивалась сквозь пальцы, которыми она пыталась рану зажимать, капала на землю. Кровь капала, а земля шевелилась. Прямо у ее обутых в растоптанные допотопные туфли ног. Стоять было еще тяжелее, чем дышать, и она упала, привалилась простреленным боком к стремительно нагревающейся земле.

Кости… Земля исторгала из своего разогретого нутра кости. Огромные звериные кости, собирающиеся в трехголовый, длиннохвостый скелет какого-то монстра. Когда кости начали обрастать плотью, а в пустых глазницах зажглись красные погребальные огни, она закричала и провалилась в другой, еще более глубокий сон.

Здесь Лера была сама собой. Здесь она была почти дома. Старый замок с живыми узорами на стенах, с гулким эхом и трещинками на каменных плитах казался Лере знакомым и надежным. Здесь, в этом замке, у нее была своя комната. Она непременно должна была здесь быть!

Ступать босыми ногами по выщербленным плитам было не больно и не холодно. Лере казалось, что стоит только ей захотеть, и пол замка укроют пушистые ковры. Но она не хотела ковры, она хотела камень. Анфилада огромных, похожих друг на друга комнат казалась бесконечной, но Лера знала, что ее цель близка. Еще немного – и она окажется в полной безопасности.

Этот зал был темный и выстуженный. В недрах его должен был быть камин. А на каминной полке должны быть бронзовые олени с колокольчиками на золоченых рогах. Она точно помнила, она сама создавала этих оленей. Из темноты послышался тонкий перезвон колокольчиков, а в недрах пока еще невидимого камина вспыхнуло робкое пламя, освещая стоящие перед камином кресла. Одно кресло было винтажно-красивое, Лере оно сразу понравилось, а второе оказалось дурацким кожаным геймерским креслом. Откуда в средневековом замке взяться геймерскому креслу?! Что за бред!

Лера стояла перед камином, придумывая или вспоминая, как управляться в этом сне. Где-то там, в глубине зала, должны быть высокие готические окна. На широких каменных подоконниках хорошо смотрятся розы в высоких хрустальных вазах. Розы очень красивые, но совершенно не пахнут…

Из темноты, которая еще не вытянула из Лериной памяти никаких воспоминаний и оставалась непроглядной, послышалось тихое бряцанье металлом о камень. Словно бы к Лере приближался невидимый узник, гремя цепью и кандалами. Невидимый узник приближался, а Лера отступала, пятилась все быстрее и быстрее, пока темнота не вспыхнула парой красных огней, пока не разразилась тихим не то урчанием, не то рычанием.

Так же, как до этого сырая земля, темнота выталкивала из себя монстра. Огромного черного пса: клыкастого, красноглазого, остроухого, с хвостом, похожим на длинный кнут. Монстр ощерился, щелкнул хвостом по каменным плитам и, кажется, приготовился к прыжку.

На сей раз Лера не стала кричать, на сей раз Лера просто бросилась бежать! Она мчалась по темной анфиладе комнат, босыми ногами чувствуя, как дрожит каменный пол под огромными лапами монстра, слыша щелканье змееподобного хвоста и нетерпеливое урчание.

Если у нее хватит сил, она успеет добежать до входной двери. Должен же быть выход из этого чертова кошмара! Из любого своего кошмара она находила выход. Всегда!

Наверное, она бежала слишком медленно или просто устала, потому что, убегая от одного врага, проморгала появление другого. Он появился словно из ниоткуда, шагнул прямо ей навстречу из бесконечной арки бесконечных анфилад. Он не был монстром, он был человеком.

Парень, высокий, загорелый, взъерошенный, в белой льняной рубахе, в драных джинсах и такой же босой, как и сама Лера. Он мог бы показаться симпатичным и неопасным, если бы не схватил ее за руку. Сначала схватил, а потом с силой притянул к себе.

В этом мире и у Леры была сила. Не физическая, но какая-то другая. Ее мир – ее правила! И она воспользовалась своей силой – парень отлетел на несколько метров, упал на каменный пол, застонал, а потом сказал с обидой:

– Лера, ты охренела?!

Она охренела! Наверняка, охренела, если ее кошмары сделались такими пугающе-красочными и такими разнообразными.

– Где ты? – спросил незнакомец, вставая на четвереньки и совсем по-щенячьи мотая лохматой головой.

Она тут, в ловушке собственного кошмара, который благодаря этому лохматому начинает превращаться в фарс. Лера обернулась, вглядываясь в темноту. Никого – никаких монстров!

– Ты кто? – Глупо разговаривать с и у собственного больного сознания, но, если больше не с кем поговорить, а монстр потерял к ней интерес, отчего же не поболтать?

– Я кто?! – в голосе незнакомца послышалось изумление. Быстро и довольно ловко он принял вертикальное положение, пригладил растрепанные волосы. – Я Мирон. Лера, что с тобой?!

Он хотел было сделать шаг к ней, но Лера предупреждающе вскинула руки. Не надо к ней подходить! И трогать ее тоже не надо!

– Что со мной? – спросила она с истеричным каким-то весельем. – У меня шиза, Мироша! Шиза и глюки! Вот ты, к примеру, глюк весьма симпатичный…

– Спасибо, польщен. – Он улыбался, но смотрел очень внимательным, вызывающим тревогу взглядом. Словно она была букашкой под увеличительным стеклом, а он ее изучал.

– Я бы с тобой поболтала, но мне, знаешь ли, некогда.

– Лера, подожди! – Он нервничал, этот ее новый глюк по имени Мирон. – Лера, мне нужно знать, как тебя найти!

– Какая прелесть… – В темноте снова послышалось бряцанье железом об металл. – Скажи, ты боишься монстров?

– Каких монстров?

– Черных, красноглазых. За мной как раз охотится один такой…

Лера попятилась, готовая снова сорваться с места.

– Черный, красноглазый? Лера, это же Цербер!

Вот и у второго глюка появилось имя. Жаль, что ей от этого нисколечко не легче.

– Цербер. – Она отступила еще на один шаг. – Прекрасно! Буду знать, кто нас с тобой сожрет!

Темнота больше не была темнотой. Темнота превратилась в красноглазое дьявольское отродье. Отродье материализовалось прямо между ней и Мироном. Если ей повезет, Мирона оно сожрет первым. Но отродье никуда не спешило, оно смотрело то на Леру, то на Мирона. Кончик узкого хвоста нервно подрагивал.

– Хорошая собачка, – сказала Лера шепотом.

Отродье склонило голову на бок. Появилась робкая надежда, что в собственном кошмаре можно научиться управляться даже с монстрами. Ее сон – ее правила. Но вот что-то не хочется проверять…

– Это твоя собачка, Лера! – сказал Мирон. Он был глуп и бесстрашен. Настолько глуп и бесстрашен, что сам шагнул к адскому псу. Шагнул и спросил растерянно: – Цербер, что с ней? По ходу, она нас не помнит.

– А должна? – спросила Лера, делая еще один маленький осторожный шаг в сторону, подальше от этих двоих.

– Не помнит, – повторил Мирон задумчиво. – Вот такая вот посттравматическая амнезия. Я тогда кратенько, тезисно. Ок?

– Ок. – Что угодно, любая глупость, лишь бы огнеглазое отродье оставалось на месте.

– Ты была в коме.

– Тоже мне новость.

– А я был твоим лечащим врачом.

А вот это новость! То-то он ей кого-то напоминает…

– У нас с тобой, Лерочка, связь.

– Физическая? – Она внимательнее присмотрелась к Мирону. Симпатичный. Даже весьма. Такой славный глюк.

– Духовная. – Усмехнулся тот, – но от физической я бы тоже не отказался. Ты, по-моему, тоже.

– Охренеть, какие откровения! За себя говори, Мироша! Я тебя вообще не знаю!

– Узнаю, нашу Лерочку! Похоже, выздоровление тебя не изменило, только память снова отшибло. Вот беда! Да, Цербер? – Огнеглазая псина тихо рыкнула, а потом мигнула. – Это означает «да», – тут же пояснил Мирон. – Средство коммуникации. Если мигнет дважды – это «нет».

– А если трижды?

– А это тебе лучше не знать, детка! Это только между нами – мужчинами. Ладно, вводный инструктаж ты прошла. Давай теперь к делу. – Мирон, до этого безбашенно-легкомысленный глюк, вдруг посерьезнел. – Где я могу тебя найти? В обычной жизни, я хотел сказать.

– Зачем тебе меня находить?

– Затем, что ты в опасности. За тобой сейчас присматривает Цербер, но в реальном мире он не особо… реальный.

– Какой-то ты витиеватый, Мироша. – Лера улыбнулась. Ей нравился и этот глюк, и его умение усмирять красноглазое отродье.

– Не витиеватее тебя, Лерочка! Я не знаю, сколько у нас времени. Тут всегда все по-другому. Где тебя искать?

– Какая опасность мне грозит?

– Черт! – Полным отчаяния жестом он взъерошил волосы. – Когда ты была в коме, ты нравилась мне гораздо больше! Не расскажешь об этом в двух словах, Лера! А начну рассказывать, ты скажешь, что я чокнутый.

– Это я чокнутая. – В собственных снах собственному глюку говорить правду легко и приятно. – У меня даже справки соответствующие есть. Чокнутая и слегка наркоманка.

– Еще и наркоманка… – Мирон осуждающе покачал головой.

– А как без колес, когда вокруг тебя с детства вот это все? – Лера взмахнула рукой, и на каменном полу, очерчивая вокруг них троих круг, вспыхнул синий огонь.

– Значит, с детства. Я ж не знал, ты не рассказывала. Ну, это служит лишним доказательством твоей исключительности. Не принимай дурь, Лера! Где бы ты сейчас ни была, не принимай!

– Почему? – спросила она, и пламя, лишенное ее внимания, с шипением погасло.

– Потому что не поможет. Вот это все – не плод твоего больного мозга.

– Как интересно! А что же это?

– Как бы тебе объяснить? Скажем так, это особенности твоей… родословной.

– В моем роду не было никого с психическими отклонениями. Я первая.

– Да нормальная ты!

– Угу…

– Ты просто ведьма. И это не описание твоего характера, чтобы ты понимала!

– Давай я лучше буду просто шизанутой, Мироша!

– Не называй меня Мирошей!

Он разозлился, а ее словно что-то царапнуло. Этакое далекое чувство дежавю. Она уже называла его так, а он уже злился?.. В каком-то из других ее снов?

– Хорошо, не буду.

– Спасибо. Давай теперь к делу. Ты в порядке? Я имею в виду, ты в порядке в реальной жизни?

– Вроде бы, да. Только слабость и головная боль.

– Это нормально. Пройдет. Ты сейчас одна?

– В смысле? – Это ж надо, какой допрос учинило ей ее собственное подсознание.

– В прямом. Рядом с тобой сейчас кто-то есть? Ты уехала из Гремучего ручья сама, по доброй воле?

– А могли быть варианты?

– Черт! Лера, просто ответь на вопрос!

Он злился, и то ли злость, то ли Лерино восприятие его злости перекрасило белоснежную льняную сорочку в угольно-черный цвет. Черное ему тоже было к лицу.

– Я уехала из Гремучего ручья сама.

– И рядом с тобой сейчас никого нет?

– Нет, я одна.

– Где?

– В своем доме. Так нормально?

– Нормально. – Кажется, в голосе Мирона послышалось облегчение. – Давай тогда так, запрись на все замки и никого не пускай…

– Как? – спросила Лера язвительно. – Как я запрусь на все замки, если я сплю?

– То есть, у тебя сейчас дом нараспашку? Заходи, вор, бери, что хочешь?!

– Не нараспашку. Я заперла дверь. Расслабься, Мир… – Она чуть было не сказала «Мироша», но вовремя себя оборвала. Нужно уважать чужие пожелания, даже если это пожелания глюка.

– Молодец! – похвалил он ее то ли за предусмотрительность, то ли за проявленную деликатность. – Давай тогда сделаем так! Как проснешься, проверь замки, закрой окна и никого не впускай.

– Совсем никого?

– Совсем! Никого, кроме меня! Я приеду сразу, как только… – на секунду он замялся, а потом продолжил: – Как только проснусь.

То есть ты сейчас тоже спишь?

Это был интересный поворот сюжета. Да и сюжет с появлением Мирона стал куда менее пугающим. Вон даже дьявольское отродье Цербер сидит себе спокойненько, косит на нее красным глазом, урчит по-кошачьи.

– Сплю. По-другому с тобой не связаться. Когда ты была в коме, мы только так и общались. Лера, скажи, где тебя искать? Где ты живешь? В каком городе?

– Зачем? – снова спросила она.

– Затем, что ты не должна оставаться одна.

– И ты готов скрасить мое одиночество?

– Не готов, но придется. Лера, у нас мало времени… – Голос его сделался тише. Или просто его заглушал вот этот невесть откуда взявшийся звон?.. – Лера, быстрее! Кажется, меня сейчас выкинет из твоего сна!

А, собственно, что она теряет, сообщая свой адрес? Она ведь сообщает его не реальному человеку, а глюку, пусть и весьма привлекательному.

– Улица Садовая, дом семь, – сказала Лера, а потом все то же самое, но уже прокричала, потому что из-за усиливающегося звона не слышала даже собственный голос.

– Садовая семь?! – повторил за ней Мирон. Он тоже пытался перекричать звон. – А город какой?

Ответить Лера не успела. Воздух между ней и Мироном завибрировал, а потом словно бы порвались сразу тысячи невидимых струн. Образовавшаяся волна разметала их с Мироном по разным углам зала. И только красноглазый монстр Цербер продолжал твердо стоять на широко расставленных лапах.

Мирон что-то кричал ей из своего угла, но Лера ничего не слышала. Пространство вокруг нее стремительно закручивалось в воронку. Точно такая же воронка закручивалась в Лериной голове. Кажется, даже во сне можно потерять сознание. Кажется, она потеряла. Под аккомпанемент невидимых струн и собственного отчаянного вопля.