Одна маленькая глупость

Глава 8

Глава восьмая, в которой моя комната временно превращается в лазарет

Телефонный звонок раздался, когда мы только-только сели ужинать.

— Это кому ж там сверхурочно поработать захотелось? — проворчал я, вставая из-за стола. Кроме клиентов и родных, звонить мне было некому, а сеструха с племяшкой сейчас были дома. Вот почему, увидев на экране смартфона имя «Дима», я мгновенно преисполнился дурных предчувствий.

— Слушаю.

— Э-э, Клим? — голос в динамике принадлежал не Диме, однако был мне смутно знаком. — Здравствуйте, Дима сказал вам набрать. Он на гопоту нарвался, сейчас в отключке. Вы сможете приехать?

— Куда? — я зажал смартфон плечом, стремительно переодеваясь в джинсы. — «Скорую» вызвали?

Мой собеседник назвал адрес — как назло, тот район я представлял себе весьма приблизительно — и добавил: — А от «скоряка» он отказался.

— В смысле, отказался? — у меня чуть смартфон не выпал. — Звони и вызывай врачей, немедленно! Сознание просто так не теряют, может, у него внутричерепная травма и надо срочно оперировать.

— Понял. А вы скоро приедете?

— Минут через десять-пятнадцать, — Я уже обувался. — Если что, сразу звони.

— Ага.

Стоило мне убрать замолчавший смарт от уха, как вышедшая в прихожую Верка встревоженно спросила: — Клим, ты куда?

— Хорошему человеку помочь надо. Ужинайте без меня.

Сестра неосознанно переплела пальцы в молитвенном жесте: — Будь острожен, ладно?

— Вер, всё хорошо, — я коротко обнял её, успокаивая. — Ты же сама говорила, что сейчас не нулевые, да и я не на «стрелку» с Ржавым поеду. Не переживай.

Сестра вымученно улыбнулась, и я, проверив на месте ли права и ключи от «голды», выскочил из квартиры.

Вот за что я люблю байк, так это за его способность проехать там, где пройдёт пешеход, но спасует автомобилист. Пускай на последних километрах мне пришлось то и дело сверяться с навигатором, к названному по телефону дому я подъехал аккурат десять минут спустя. Бросил «голду» на единственной свободной половинке парковочного места у ближайшего подъезда — ещё одно несомненное преимущество мотоцикла перед авто — и дальше пошёл искать Диму уже на своих двоих. По моим расчётам «скорая» уже должна была приехать, поэтому, не увидев в проходе между домами машины со спецсигналами, я сначала подумал, что ошибся и свернул не туда. Однако потом заметил у стены двоих парней с собакой и в том, который сидел, уткнувшись в колени светловолосой головой, интуитивно узнал Диму.

— Эй, а где «скоряк»?

Овчарка вскинулась мне навстречу, и её хозяин быстро скомандовал: — Рекс, место! Свои, — а затем, узнав меня, вытаращился: — Ты?!

— Я, — подтвердил я очевидное, тоже удивившись про себя, насколько верна поговорка про тесный мир. — Так что со «скоряком»-то?

— Я сказал не вызывать, — Дима поднял лицо от колен и постарался улыбнуться. — Нечего их по пустякам дёргать.

— По пустякам? — я присел перед ним, чтобы глаза наши были на одном уровне. — Дим, ты сознание терял, тебя обследовать надо.

— Не надо, — упрямо возразил Дима. — В голову меня всего раз ударили, и то вскользь, так что это не из-за сотряса. И вообще, я сейчас ещё немного посижу и в общагу потопаю.

Угу, потопает он. Я поднялся на ноги и достал смартфон.

— Ты куда звонишь? — забеспокоился Дима. Правильно, я не Сева, на меня рассказы про «не из-за сотряса» могут и не подействовать.

— Такси вызываю.

— Зачем?

— Затем, что с байка ты на первых трёх метрах свалишься.

— Если хотите, то я могу подвезти, — вступил в разговор Сева. — Только Рекса домой отведу и возьму ключи.

Пожалуй, это будет даже справедливо.

— Хорошо, давай, ты повезёшь Дмитрия, а я за вами своим ходом. Куда тебе удобнее машину подогнать?

Сева нахмурил брови, соображая.

— Попробую к самому проходу подрулить, там двор, вроде, неплотно заставлен был.

— Ладно, тогда ждём здесь.

Сева кивнул, бросил собаке «Рядом!» и размашисто зашагал прочь. А я снова опустился перед Димой на одно колено и спросил: — Как ты на них нарвался-то?

— Да налетел случайно. Они пива сказали купить, ну, в качестве извинения, а я их на хуй послал.

— Зачем?

— Злой был.

Моя совесть мгновенно встала в позу королевского обвинителя: «Доэскпериментировался?», на что я мысленно отмахнулся: «Потом, сначала надо до конца выяснить», — и продолжил расспросы.

— Сколько их было?

— Двое.

— Как выглядят, помнишь?

— Смутно. Клим, да какая разница? Кошелёк забрать они не успели, смарт тоже уцелел. Подумаешь, в живот пару раз двинули. Не убили же.

Я до боли прикусил язык, заставляя себя проглотить жёсткую лекцию о глобальной неправильности рассуждений такого плана. Успею ещё высказаться.

— Дим, ты сейчас поедешь ко мне, — По-правильному надо было в «травму», однако разговаривал он вполне связно, а я слишком хорошо помнил особенности нашей травматологии. В тамошнем приёмном отделении сдохнуть можно — и ни одна сволочь не пошевелится, чтобы тебе помочь, пока ты к ним не оформлен. — Верка тебя посмотрит и если обнаружит что-то серьёзное, то извини, но мы вызовем «неотложку».

— А откуда она в этом разбирается? — закономерно полюбопытствовал Дима.

— Она медкурсы прошла, и у неё младший брат, который часто попадал в истории, пока мозги на место не встали.

— Правда, часто?

— Чаще, чем нужно, — И шрам от ножевого на боку — лучшее тому подтверждение. — Так, кажется, я слышу машину, — я встал и наклонился к Диме. — Ну-ка, хватайся за меня.

— Да я сам… — он зашевелился и охнул от боли.

— Хватайся, — с нажимом повторил я, и в этот раз Дима благоразумно послушался.

— Всё-таки мне офигеть, как везёт, сегодня, — пробормотал он.

— Почему? — не понял я, крепко держа его за талию. Дима вздохнул, цепляясь за мои плечи, совсем уж невнятно пояснил: — Потому что ты, — и я не нашёлся с ответом.

В обнимку мы доковыляли к подъехавшему «Солярису», и Дима кое-как уселся на переднее пассажирское сидение.

— Спинку откинь, — посоветовал я ему, назвал Севе адрес и добавил: — Если окажетесь на месте раньше, что вряд ли, то подождёте.

— Хорошо, — кивнул Сева, забираясь в машину. Я не стал дожидаться, пока он тронется, и пошёл к байку, на ходу набирая сеструхин номер.

— Вер, всё в порядке, скоро буду, только не один. Подготовьте мою комнату, пожалуйста, чтобы там человека можно было разместить. И ещё понадобится твоя помощь по медицинской части.

— Не тебе? — на всякий случай уточнила Верка.

— Не мне. Да, предупреди племяшку, что я её бывшего приведу. Пусть готовится к объяснению.

— Клим, ну зачем?

— За жизненным уроком. Всё, ждите, — и я дал отбой. Пускай Леркин вечер будет безнадёжно испорчен, зато она гарантированно получит прививку от игр чувствами других людей. Аналогичную той, которую сегодня получил я.

Всю дорогу я ехал чуть позади «хёндая» и лишь у самого дома обогнал его, чтобы первым заехать во двор и показать нужный подъезд. Место перед ним удачно пустовало, так что «Солярису» не пришлось подпирать какой-нибудь из оставленных на ночь автомобилей.

Помогая кряхтящему Диме выбраться из салона, я спросил: — Ты как? Не мутит? Боль не усиливается? — и получил в ответ: — Нет, всё нормально.

Не до конца искренний — даже в неярком дворовом освещении было заметно, насколько Дима бледен.

— Помоги, будь добр, — попросил я Севу. Вдвоём мы аккуратно завели пострадавшего в подъезд и все вместе поднялись на седьмой этаж. Там Сева хотел было попрощаться, однако я его опередил, сказав: — Если не торопишься, то зайди ненадолго. Тут кое-кому с тобой надо поговорить, — и, открыв дверь в квартиру, громко крикнул: — Вер, это мы! Встречайте!

Чтобы не создавать в прихожей толпу, я на ходу разулся — Дима только успел сказать Верке «Здравствуйте» — и повёл больного в свою комнату, бросив стоявшей в кухонном дверном проёме Лерке: — Угости нашего второго гостя чаем, пожалуйста. Он это заслужил.

Племяшка ответила сердитым взглядом, однако на изумлённое Севкино «Лера?!» вполне радушно сказала: — Привет. Заходи, раздевайся, мне надо с тобой кое о чём поговорить.

Я мысленно пожелал им обоим взаимопонимания и целиком переключился на Диму.

Сеструха застелила мою кровать чистой простынёй и выставила на письменный стол большой аптечный ящик, который во время оно я смастерил в школе на уроке труда. Вкупе со светлыми обоями без рисунка, скудной меблировкой и включенной на полную мощность люстрой это создало в моей комнате вполне больничную атмосферу — даже запах дезинфицирующего средства мерещился.

— Так, осторожно, — я усадил Диму на постель и сообразил, что формально они с Веркой ещё не знакомы. — Э-э, Вер, это Дима, Дим, это Вера, моя сестра.

— Рад познакомиться, — пробормотал вежливый Дима, и сеструха мягко улыбнулась ему в ответ: — Взаимно. Ну, рассказывай, что болит?

— Живот. И голова, но совсем чуть-чуть!

— Боль тупая, острая?

Дима прислушался к ощущениям: — Наверное, тупая.

— Есть места, где болит сильнее?

— Наверное, нет.

— Хорошо. Разденься до пояса, пожалуйста, и ложись на спину.

— Я помогу, помогу, не суетись, — подхватил я, поймав Димину болезненную гримасу, когда он чересчур рьяно принялся выполнять просьбу. — И с обувью тоже, не наклоняйся.

После того, как смущённый «пациент» остался топлесс и был бережно уложен на кровать, я решил потратить время осмотра на что-то более полезное, чем подпирание стены. Забрал Димины куртку с ботинками и как можно тише отнёс их в прихожую — лишняя предосторожность, потому что, судя по доносившимся из кухни напряжённым голосам, Лерка и Севка не обратили бы на меня внимания, даже ходи я у них перед самым носом. Вслушиваться в их разговор я, естественно, не стал и вернулся в свою комнату, где Верка уже мерила Диме давление.

— Думаю, можно обойтись без больницы, — вынимая из ушей стетоскоп, ответила она на мой вопросительный взгляд. — Из рекомендаций у меня только постельный режим, желательно до понедельника, и наблюдение за ситуацией.

— Я же говорил! — обрадованный Дима попробовал приподняться, но сеструха придержала его за плечо: — Ты про режим услышал? Вот и лежи спокойно.

— Здесь? — Димины щёки вновь потеряли неестественную бледность.

— Как минимум до утра, — Верка убрала тонометр в мешочек. — Клим, давление ему надо будет мерить каждые час-полтора.

Я кивнул — чего-то подобного я и ожидал, памятуя собственный неприятный опыт — и уточнил: — Обезболивающее?

— Лучше не надо, чтобы не смазать картину. И, Дим, обязательно говори, если станет хуже. Это не шутки.

— Хорошо, — смиренно согласился Дима. — А одеться можно?

— Конечно, можно, — ответил я вместо Верки. — И вставать тоже можно, только осторожно и по важному делу.

— Всё-то ты знаешь, — вздохнула сеструха. — Что там на кухне?

Я пожал плечами: — Разговаривали.

— Ясно, — Верка взяла аптечку со стола. — Пойду на разведку. Клим, если что, то чайник недавно кипел, и суп остался.

— Ага, спасибо.

Сеструха вышла, а я помог Диме сесть и подал ему рубашку: — Ты голоден?

— Ты знаешь, как-то не очень, — немного удивлённо признался он, одеваясь.

— А чаю попьёшь?

— Да, только…

— Без проблем, я же говорю, что по важным делам ходить можно, — правильно понял я его заминку. — Сам доберёшься?

— Ага.

Пока Дима по стеночке гулял до санузла и обратно, я перестелил кровать и зажёг вместо люстры торшер, отчего в комнате сразу сделалось уютнее.

— Без проблем? — спросил я у вернувшегося Димы.

— Без.

— Тогда ложись, чай я тебе прямо сюда организую.

— Спасибо, — Дима смотрел с такой благодарностью, как будто вся эта дрянь приключилась с ним не из-за моей глупости.

— Абсолютно не за что. Отдыхай.

Я технично ретировался из комнаты, надеясь, что разборки на кухне уже подошли к логическому завершению, и обе стороны тоже не откажутся распить чашку мира.

Моя надежда сбылась лишь наполовину. В кухне обнаружились только злая на весь свет Лерка и сеструха, с подчёркнуто беспечным видом разливавшая чай.

— А где Сева? — полюбопытствовал я, доставая пластиковый поднос.

— Ушёл, — буркнула племяшка.

— Но вы всё обсудили?

— Всё, — почти выплюнула Лерка и взорвалась: — На… фига ты его сюда притащил, спрашивается?

— Потому что сегодняшним поступком он заслужил правду.

— Каким, блин, поступком? — племяшка взвилась со стула. — Какого вообще… фига Колесникову надо было звонить именно тебе?

— Так, Валерия, во-первых, на полтона ниже, — холодно приказал я. — А во-вторых, я не телепат, поэтому твой вопрос не по адресу. Однако хочу заметить, что Димино решение было совершенно правильным.

— Да уж конечно! — племяшка пулей вылетела из кухни, и почти сразу раздался громкий хлопок двери её комнаты. Мы с Веркой переглянулись, и сеструха грустно покачала головой: — А чего ты ждал? Оправдываться никто не любит.

— Скорее это из-за того, что она понимает свою неправоту, — заметил я, кладя на блюдце немного самодельного печенья из вазочки. — У нас вишня в собственном соку осталась?

— Да, посмотри в холодильнике, — Верка с интересом наблюдала за моими манипуляциями. — Знаешь, сегодня я сделала для себя важное открытие.

— Какое? — я достал из холодильной камеры розетку с вареньем и принялся нагружать поднос всем необходимым для чаепития.

— Оказывается, два влюблённых парня — это также красиво, как влюблённые парень с девушкой.

— Чего? — Я неловко задел одну из чашек, и чай плеснул через край. — Какие влюблённые парни, Вер, ты что такое опять несёшь?

— Что вижу, — сеструха подала мне тряпку. — Клим, даже если бы я ничего не знала о ваших отношениях, достаточно поглядеть, как заботливо ты за ним ухаживаешь и как мило он краснеет в ответ, чтобы сделать правильные выводы.

— Вер…

— Иди-иди, — она взяла поднос и практически впихнула его мне в руки. — Вы отлично друг другу подходите, так что заканчивай прятать голову в песок и объяснись, наконец.

Я бы поспорил с ней, однако чай остывал, а поить Диму еле тёплой водичкой мне не хотелось. Поэтому я ограничился фразой «Позже договорим» и ушёл в свою комнату, получив от Верки напутствие «Давление ему померь!».

— Не спишь ещё? Хуже не становится?

— «Нет» на оба вопроса, — Дима завозился, приподнимаясь на подушке, и я торопливо поставил поднос на стол, чтобы помочь ему сесть.

«Достаточно поглядеть, как заботливо ты за ним ухаживаешь».

Я мысленно отмахнулся от сказанной сеструхой глупости. Ну блин, человека избили, ему шевелиться больно, а я что, должен на это просто смотреть, только бы меня не обвинили в «чувствах»? Бред какой.

С этой мыслью я придвинул стул к кровати, переставил на него поднос и вручил Диме чашку. Потом сообразил, что больше стульев в комнате нет, сидеть на полу не комильфотно, а идти за табуретом лень, и аккуратно присел на край постели. Потянулся за своим чаем и случайно поймал влюблённый Димин взгляд. Конечно, Дима тут же опустил сияющие глаза, а я вдруг вспомнил, что такое однажды уже было. В девятом классе, когда к нам перевелась тихоня и отличница Вика Александрова. В тот год мне забот хватало — Верку с «волчьим билетом» уволили из школы, и мы еле-еле сводили концы с концами, — поэтому бросаемые на меня украдкой взгляды одноклассницы я заметил только к концу второй четверти. Сначала не придавал им значения, потом, когда они стали более долгими и откровенными, стал раздражаться. Не скажу, чем именно меня так бесило это безмолвное щенячье обожание, но если нам с Викой доводилось разговаривать — даже на уровне «Александрова, подвинься!» — то вёл я себя откровенно грубо. Кто его знает, чем бы всё закончилось, но после девятого я сделал школе ручкой. За поступлением в техникум и поисками работы безответная влюблённость одноклассницы благополучно забылась, чтобы вновь припомниться больше, чем через десять лет, и заставить меня осознать — в этот раз я никакого раздражения не чувствовал.

«Значит, в моём случае возраст пришёл не один*», — А если в этом выводе и прозвучала фальшивая нота, то я предпочёл не обращать на неё внимания.

— Дим, скажи, почему ты так рьяно от «скорой» отпихивался?

— Это из-за мамы, — пояснил Дима, не поднимая взгляд от чашки. — Вдруг меня решили бы в травматологию класть, а у неё сердце слабое.

Тут можно было справедливо заметить, что гибель сына от внутреннего кровотечения стала бы потрясением гораздо сильнее, но я отчего-то предпочёл повести разговор дальше.

— Ты ведь не местный, да? Раз в общаге живёшь.

— Да, я из… — Дима назвал небольшой райцентр в полутора сотнях километрах от нашего города.

— И как тебе здесь? По сравнению?

— Расстояния больше — пешком фиг куда дойдёшь, — он наконец пригубил чай. — Шумно, машин и людей много. Постоянный движ.

— Нравится? Или после универа вернёшься?

— Скорее нравится. А возвращаться, — тут Дима посмотрел на меня, — я теперь точно не буду.

«Потому что здесь ты», — прочёл я в его глазах так же ясно, как если бы это было сказано вслух, и торопливо притушил остывшим чаем разлившееся в груди тепло. Наверное, стоило сказать какую-нибудь взрослую житейскую банальность вроде «за пять лет ещё передумаешь», однако вместо этого я протянул Диме блюдце с выпечкой: — Вот, бери, не стесняясь. Домашнее, сестра только утром испекла.

— Спасибо, — Дима захрустел печеньем. — Очень вкусно.

— Завтра обязательно скажи ей об этом. Нас с Лерой она считает предвзятыми, а ты — свежий человек.

— Скажу, — кивнул Дима. — Только вот насчёт завтра… У меня пары с восьми.

— И что? — приподнял я бровь. — Ты про постельный режим слышал?

— Да, но…

— Дим, единственным твоим завтрашним перемещением будет возвращение в общагу, — твёрдо сообщил я. — И то при условии, что Вера разрешит.

— Но…

— И нет, ты нас не стеснишь и не объешь, даже голову этим не забивай, — я одним глотком допил чай. — Добавки? Или вообще организовать что-то посерьёзнее?

— Спасибо, не нужно, — Дима сжал пустую чашку в ладонях. — Клим, я слов не подберу, насколько я тебе… вам благодарен.

— Ну, и не подбирай, — я аккуратно забрал у него посуду. — Давай, лучше тебе давление померим.

Тонометр показал, что давление у Димы чуть выше нормы, однако пульс у него был пулемётным, а рука — обжигающе горячей.

— Слушай, ты себя точно хуже не чувствуешь? — нахмурился я и по привычке хотел потрогать его лоб, но Дима отшатнулся так резко, что едва не впечатался затылком в стену. — Эй, ты чего?

— Ничеговсёнормально, — скороговоркой выпалил он, и до меня дошло: — Погоди, это оттого, что я рядом?

Судя по Диминому виду, он бы сейчас с огромным удовольствием спрятался под одеяло.

— Прости, не сообразил, — я встал с кровати. — Тебе ещё что-то нужно?

Дима отрицательно мотнул головой.

— Тогда отдыхай, — Я взял поднос и, подумав, добавил: — Хотя градусник я всё-таки принесу. На всякий случай.

Я не прислушивался специально, но когда проходил мимо племяшкиной комнаты, то из-за закрытой двери до меня донёсся Веркин голос. Хорошо всё-таки, что она приехала — сам я сейчас не был способен ни на какие психотерапевтические разговоры. Более того, я бы вообще предпочёл временно отключить в своём мозгу способность мыслить — только бы не заниматься анализом творящегося в моей жизни. Вот почему прежде, чем вернуться к Диме с обещанным термометром, я непедагогично нарушил уговор с Леркой и перемыл все сложенные в раковину чашки-тарелки-ложки. Результатом этой своеобразной прокрастинации стало то, что Дима уснул, не дождавшись градусника, а я, чувствуя себя трусливым дураком, тихо забрал ноут с мышкой и убрёл обратно на кухню — работать.

______________

*Отсылка к высказыванию Михаила Жванецкого «Мудрость не всегда приходит с возрастом. Бывает, что возраст приходит один».

Димка

Даже после разборки с бывшим парнем Сотниковой он не был так счастлив. Да, у него болело всё тело, и для того, чтобы повернуться на другой бок, приходилось трижды подумать, стоит ли оно того, но за хлопоты Клима это была ничтожная цена. Димка изо всех сил старался запомнить каждую минуту, каждый жест, интонацию, случайное касание, потому что отлично понимал, насколько неповторимо его везение. И одновременно запрещал себе надеяться, крепко усвоив урок с поцелуем. Принимать то, что дают, и не ждать большего — сложная задача, когда тебе восемнадцать и ты по самую маковку влюблён первой любовью, однако Димка пока справлялся. А судьба, словно в насмешку, одаривала его всё щедрее и щедрее.

Из неглубокого сна Димку выдернул короткий металлический лязг. Он открыл глаза и в на фоне бледно светящегося незашторенного окна увидел чёткий силуэт Клима. Присмотрелся — что же это был за звук? А, раскладушка! И Клим как раз закончил её застилать. Димку вновь кольнуло иголкой вины — сколько неудобств из-за него, — но тут Клим начал расстёгивать рубашку, и из бедовой Димкиной головы испарились совершенно все мысли. Он смотрел, не мигая и почти не дыша, как ткань соскальзывает вниз, обнажая уверенный разворот плеч и узкую талию, как округляется в наклоне и распрямляется гибкая спина, как одежда перестаёт скрывать подтянутый живот и крепкие ягодицы. Раздевшись, Клим подошёл к окну, чтобы задёрнуть шторы, — даже не подозревая, в какой сладкий узел сейчас закручиваются Димкины внутренности. Но вот в комнате сделалось темно, как на экране монитора после закончившейся эротической короткометражки, и ему остался лишь слух, чтобы по скрежету раскладушки и шороху одеяла понять — Клим тоже лёг. Однако прошло ещё порядком времени, прежде чем Димка осмелился пошевелиться и, сменив положение тела, расстегнуть «молнию» на джинсах. Будь место и обстоятельства иными, одним этим дело бы не ограничилось, но увы — всё, что он сейчас мог, это таращиться в потолок и ждать, когда же схлынет накрывшая его сладкая и стыдная волна.

«Кто-то скажет, что это полное днище — так хотеть, краснеть, плавиться от счастья просто от того, что вы спите в одной комнате. Наверное, этот кто-то будет прав, только я всё равно не соглашусь отмотать жизнь на три месяца назад, чтобы выйти из универа на пять минут раньше или позже и никогда не увидеть, как лихо подруливает крыльцу байкер на красном мотоцикле. Пусть я неправильный, зато точно знаю, какая же это невероятная штука — любовь».