Одна на миллион

39. Вадим Соболев

Наташа жила на проспекте Мира, совсем в другом конце города. По ночным улицам я добрался до неё меньше, чем за час. Но всё равно было уже очень поздно. Только её окна и горели во всём доме, не считая подъездных.

Наташа ждала меня, и это давило непомерно. Невыносимо трудно сказать человеку, что он тебе не нужен, если этот человек к тебе со всей душой. Оттолкнуть того, кого ты обнимал. Хорошо ещё, у нас с ней пока не затянулось, мы даже о том, чтобы съехаться не заговаривали. Наташа, правда, как-то в шутку обмолвилась, что если вдруг всё у нас получится, то будем жить у меня, потому что от неё далеко ездить на работу. Но я не стал ничего отвечать и, думаю, она поняла моё молчание правильно, поскольку больше так не шутила.

Я взбежал на третий этаж, не успел и тронуть кнопку звонка, как дверь открылась. Ждала…

И в квартире пахло чем-то вкусным.

– Я мясо в духовке запекла, – сообщила с улыбкой Наташа. – Думала поужинаем при свечах. Дура я, да?

– Да нет, ты умница, – вздохнул я.

– Я тебя заждалась уже…

Я разулся, но в комнату не проходил, топтался перед зеркалом в прихожей, тянул зачем-то… как начать-то? Просто выпалить в лоб: прощай?

– Наташа, я должен тебе кое-что сказать…

– Подожди, можно я первая? Просто я весь день тебя ждала. Так хотелось поделиться новостью…

– Ну, хорошо, говори.

Наташа на секунду замерла, глядя на меня с загадочной улыбкой. Глаза её блестели. Я буду той сволочью, которая скоро убьёт этот блеск и эту улыбку.

– Вадим, – начала она с придыханием, а затем выдала: – Кажется, у нас будет ребёнок.

Я окаменел. Застыл на бесконечное мгновение. У нас? Ребёнок? Как?

– У меня задержка. Я сегодня купила тест. И вот гляди. – Наташа вынула из кармана узкую белую палочку. – Видишь? Две полоски! Правда, одна блёклая немного, но это считается.

Я тупо смотрел на её руки, на пальцы с кроваво-красным маникюром, на эту белую палочку, и чувствовал, как осыпаются все мечты, все надежды...

– Ты беременна? – переспросил я.

– Ну да! – воскликнула Наташа, вглядываясь мне в лицо. Потом нахмурилась, и улыбка её потухла. – Вадим, ты не рад?

– Да я… просто… не ожидал… Но как же…? Ты говорила, что можно так, что ничего не будет, что ты таблетки пьёшь противозачаточные.

– Пью, – развела она руками. – Сама не знаю, как так получилось. Ну, есть мизерный процент, что они дают сбой. Вот, видимо…

Я опустился в кресло, сжал виски руками, уперев локти в колени. Наташа беременна. Это всё меняет. Хочется сказать, что рушит, но так прозвучит слишком цинично. Так что да – меняет…

– Вадим, – позвала меня Наташа, теперь её голос показался мне совсем не радостным, а робким, даже испуганным. – Тебя это так расстроило? Ты не хочешь этого ребёнка?

Не расстроило – убило. Но вслух я, конечно, этого не сказал. Даже улыбку выдавил.

– Да ну что ты? Хочу, конечно. Дети – это счастье.

Она присела на подлокотник, прильнула к моему плечу.

– Слава богу. А я боялась. Думала, вдруг ты не захочешь. Вдруг скажешь на аборт идти.

– Как я могу, – пробормотал я.

– А что ты хотел сказать? – вспомнила Наташа.

– Да так. Неважно.

Теперь уже неважно. Я молчал. А в мыслях прощался с Анжелой, с запретной мечтой, с бесплодной надеждой, что когда-нибудь мы бы смогли… И было это больно, будто отдирал часть себя по живому. Наверное, в тот самый момент я впервые и осознал так чётко и ясно, что хочу быть с ней, что даже, наверное, люблю её.

– А ты бы кого хотел больше – мальчика или девочку?

– Мальчика… или девочку…

Она сидела грустная, хоть и улыбалась. И я понимаю – такие вести надо встречать с бо́льшим энтузиазмом, надо радость показывать и любовь, но артист из меня неважнецкий. Всё, что мог, я из себя уже выдавил.

Потом Наташа пыталась накормить меня мясом из духовки, но я и тут её огорчил. Мне просто кусок в горло не лез.

Когда Наташа уснула, я ушёл на балкон. Там и простоял до рассвета, размышляя, почему так: ты вдруг понимаешь, что тебе на самом деле нужно, чего тебе больше всего хочется. Это осознание накрывает тебя волной, внезапно и мощно. Но понимаешь ты это слишком поздно. Воистину: потерявши – плачем. Хотя в моём случае я и обрести-то не успел.

Третий день форума прошёл как во сне. Действовал я практически по инерции. Отвечал на рукопожатия, что-то односложно говорил, когда спрашивали, но больше отмалчивался. Окружающие мой мрачный вид списывали на вчерашний казус с перепутанной флешкой. Только Анжела насторожилась.

– Вадим, что-то случилось? – спросила она, проследовав за мной, когда я зашёл в отгороженный закуток. Хотел снять галстук, который ощущался удавкой.

Я обернулся, поймал её взгляд внимательный и беспокойный. Снова заныло в груди: всё могло быть по-другому!

– Да нет, ничего. Просто устал.

Она с полминуты постояла в проёме, как будто пыталась разгадать, что я утаиваю, но потом просто улыбнулась. Мне всегда нравилась её улыбка, а сейчас как по сердцу полоснуло.

Я отвернулся.

– Всё нормально, Анжела. Не беспокойся, иди.

До конца дня я старался больше не подходить к нашему павильону, чтобы не встречаться с ней лишний раз. Хоть я Анжеле ничего не обещал, но у меня было стойкое ощущение, что предал её. Я же не идиот, я всё вчера понял. В общем-то, я и раньше чувствовал, что между нами есть это необъяснимое притяжение. Но в какой-то момент – я и не уследил – оно переросло во что-то большее. Я не хотел этого, но так случилось. И с её стороны это тоже была не игра, не притворство, не кокетство. Потому что видел в её взгляде боль, надежду, отчаяние.

«Зато ты меня узнал», – сказала она вчера с такой безысходной горечью про то идиотское видео. Выходит, Анжелу больше всего волновало вовсе не то, что её видела целая толпа, коллеги, отец. Это-то меня и надломило, и тронуло, да так, что в груди защемило. Глупенькая, она распереживалась из-за такой мелочи.

А это её «Хочу, чтобы опять было: Анжела, зайди». Ну, дитя дитём ещё.

Вечером устраивали фуршет, но я, разумеется, не остался. Незаметно, по-английски свинтил. И телефон отключил, чтобы не зазывали.

Домой поехал, выпил пару рюмок водки и лёг спать.