Одного раза недостаточно

Глава девятая

На площадке для танцев в «Клубе» было тесно. Дэвид, прижимая Дженюари к себе, медленно двигался с девушкой по залу. Он только что пообедал с ней в «Мистрале». Несколько раз брал ее руку и с радостью отмечал, что она реагирует на его пожатие. Меньше чем через неделю Ди и Майк отправятся в Палм-Бич. Дэвид решил добиться того, чтобы Дженюари сообщила Ди об удивительном повороте в их отношениях. После отъезда будет гораздо труднее держать Ди в курсе того, сколько замечательных вечеров молодые люди провели вместе. Она должна знать, что он делает все от него зависящее.

Конечно, многое зависело от реакции Дженюари. Он должен по-настоящему влюбить ее в себя. Она — не Ким Ворен. Для Ким он был не только хорошим партнером по сексу. Он мог обеспечить ее будущее и дать положение в обществе. Дженюари не нуждалась ни в том, ни в другом. Он должен здорово ублажить ее в постели. Если в этой области полный порядок, остальное — не проблема. Он забывал о Ким на десять дней, и она все равно была рада его звонку.

Время — вот все, что ему требуется. Он сказал Карле, что Ди заставляет его периодически выводить Дженюари в свет. Карла отнеслась к этому с пониманием. Он пережил неприятный момент, намекнув ей, что ему, возможно, придется поехать на рождество в Палм-Бич. Карла сказала:

— Да, Ди пригласила и меня.

На мгновение он запаниковал. С этой ситуацией ему не справиться. В присутствии Карлы он терял голову. Ди и Дженюари это тотчас бы заметили.

— Ты поедешь?

— Нет. Рождество — не мой праздник. Я так и не привыкла к нему, хоть и стала американской гражданкой. Это очень американский праздник — как Четвертое июля.

Но позже он отметил в ее поведении легкое беспокойство. Когда она заговаривала о Европе, а последнее время Карла делала это довольно часто, его охватывали недобрые предчувствия. В глубине души он понимал, что его может спасти лишь внезапное исчезновение Карлы с лица земли. Он осознал, что его чувство к ней не иссякнет само собой. Иногда он даже мечтал о ее смерти. Если бы она пропала безвозвратно, он смог бы начать жить собственной жизнью.

Даже сейчас, держа в своих объятиях эту красивую девушку, он думал о Карле. Это было… болезнью. Прежде он всегда управлял своими чувствами. Ни одна женщина не имела над ним власти. Его самые бурные увлечения длились не больше нескольких недель… в этом и заключалась прелесть нового романа, но, в конце концов, он всегда одерживал верх, женщина хотела его больше, чем он ее, и он остывал к ней. Но с Карлой этого не происходило. И не произойдет, знал Дэвид.

Он должен стать для Дженюари всем. Заставить ее хотеть его, нуждаться в нем, ждать встреч. Ему потребуется еще некоторое время. Он посмотрел на нее и улыбнулся. Она была по-настоящему красива, возможно, даже более красива, чем Ким. Если он сегодня совершит попытку… не спугнет ли он ее? Не спугнет ли? Уже ноябрь. Они знакомы почти два месяца. Ким легла с ним в постель в первый вечер. Карла — на следующий день. Он запланировал событие на сегодняшний вечер. Даже купил пластинки с ее любимой музыкой.

Внезапно он слегка занервничал. Он давно не добивался близости с девушкой. Они всегда бегали за ним! Он почувствовал, что не знает, как ему следует себя вести. Возможно, он потерял практику. Или дело в том, что Дженюари была повыше классом обычных светских девушек. Она не клала ему руку на бедро под столом и не говорила: «Давай поедем домой и займемся любовью».

Он вздрогнул, сосредоточиваясь. Она задала ему какой-то вопрос.

— Я слышала, в кассе их не достать, но если тебе это сложно, Кит Уинтерс — это друг Линды — знает актера из «Волос», который может дать нам контрамарки.

«Волосы»! Господи, он еще в первый день их знакомства обещал сводить ее на спектакль. Дэвид улыбнулся.

— Я куплю билеты на следующей неделе. Нашу контору обслуживает хороший агент. Не беспокойся.

Он должен поставить с ней точку над i… сегодня вечером. К моменту отъезда в Палм-Бич их отношения должны обрести определенность. Отец сказал, что новое завещание Ди оформлено и подписано в присутствии свидетелей. Конечно, если он женится на Дженюари или они хотя бы обручатся, все, вероятно, изменится. Он с тревогой осознал опасность промедления. Взяв девушку за руку, увел ее с площадки для танцев.

— Здесь невозможно говорить, — сказал Дэвид. — Нам почему-то никогда не удается побеседовать. Мы всегда на людях.

Он помог ей сесть. Она сказала:

— Мы можем пойти к Луизе. Дэвид засмеялся:

— Нет. Мы с барменом — футбольные фанаты. Все кончится обсуждением последнего матча. Слушай, почему бы нам не отправиться ко мне домой? У меня есть пластинки с твоими любимыми записями. Много Синатры и Элла. Мы будем пить шампанское и вдоволь наговоримся.

К его удивлению, она легко согласилась. Он подписал счет и повел девушку из зала. Несколько знакомых Дэвида посмотрели на нее, выражая взглядами одобрение. Еще бы! Она была очень красива. Высокая, стройная, молодая — да, молодая! Он должен перестать думать о Карле. Иначе сегодня окажется не на высоте. Ему, конечно, придется заочно выдержать серьезную конкуренцию. За годы учебы в Швейцарии у нее, разумеется, было немало опытных любовников-европейцев. И до колледжа, вероятно, тоже. Девушка, которая росла возле Майка Уэйна, должна быть искушенной в любви. Она без промедления обзавелась своей квартирой. И эта претенциозная компания из редакции, в которой она вращается… подобное общество напоминало ему клубок червей, — в конце концов, выходило так, что каждый переспал со всеми остальными.

Да, он трахнет ее сегодня. Затем, наверное, сумеет устроить так, чтобы они встречались два-три раза в неделю. И, возможно, к весне они неофициально обручатся. Но он будет тянуть с бракосочетанием как можно дольше… Хотя почему, черт возьми? Карле наплевать на его будущее. Дженюари — вот его будущее! Решено. Но прежде всего… Сегодня он должен показать класс. Он сохранит Карлу. Главное — не терять рассудка.

Дженюари сидела возле него в такси, ехавшем по Парк-авеню. Она знала, что Дэвид попытается овладеть ею. Она позволит ему сделать это. Она испытывала любопытство. Была уверена в том, что, когда окажется в его объятиях, произойдет чудо. Между ними проскочит искра… и, может быть, она по-настоящему влюбится. Он нравится ей, и Линда уверяла, что, когда они станут любовниками, все изменится. Линда изумилась, узнав, что Дженюари — девушка. Судя по взглядам других сотрудниц редакции, девственностью не стоило гордиться. Это было все равно, как если бы тебя никто не приглашал танцевать. Дженюари провела свое тайное исследование: в «Блеске» все, кроме нее, имели сексуальный опыт. Исключение, возможно, составлял тридцатилетний театральный критик: он говорил с немецким акцентом, всегда появлялся на людях с восемнадцатилетней спутницей, но Линда намекнула, что он — онанист.

Сама Линда спала теперь с художественным редактором. Кит уже неделю не звонил ей. Как выразилась Линда, она испытывала потребность ощущать присутствие возле себя человеческого тела.

Такси остановилось на Семьдесят третьей улице. Когда они оказались возле квартиры, Дэвид, немного нервничая, принялся вставлять ключи в скважины замков. Наконец он впустил девушку в прихожую и зажег свет. Она сняла пальто и огляделась. Гостиная была красивой; там стояли камин и множество динамиков. Дверь спальни была приоткрыта… о, господи! Круглая кровать и красные обои на стенах. Пародия на бордель.

Он включил стереопроигрыватель, и комната наполнилась бархатным голосом Нэта Кинга Коула. Дэвид подошел к бару и торжествующе поднял над головой бутылку «Дома Периньона».

— Узнав, что это твое любимое шампанское, я на следующий же день купил бутылку. Она ждала тебя с тех пор.

Он занялся пробкой.

— Я не был уверен, что сегодня ты окажешься у меня, поэтому не охладил его — мы добавим лед. Он поднес ей бокал.

— Ну, как тебе моя квартира? Нет, не отвечай. Я знаю. Гостиная — в стиле Парк-авеню, а спальня — декорации к фантазиям молодого человека.

Он замолчал, вспомнив, что Карла никогда не была у него дома и что самые чудесные его грезы воплощались в пустой спальне актрисы на простой узкой кровати из клена. Он прогнал из головы мысли о Карле и заставил себя улыбнуться.

— Знаешь, я рос в типичной мальчишеской спальне, обставленной моей матерью. Вымпелы на стенах, двухъярусная кровать до двенадцати лет, хотя я был единственным ребенком, и вторую койку использовали, лишь когда у нас гостил мой кузен.

Он подвел ее к дивану, и они сели. Сейчас Нэт Кинг Коул пел нежно и вкрадчиво: «Дорогая, я без ума от тебя». Дженюари посмотрела на бутылку. «Дом Периньон» — шампанское для самых важных событий. Она сделала глоток. Черт возьми, это особый случай, не так ли? Она станет женщиной!

Она снова отхлебнула шампанское из широкого старомодного бокала, который наполнил Дэвид. Он сам пил из небольшого бокала. Она испытала чувство разочарования. Он не скрывал своего намерения напоить ее. Нет, ей не следует так думать. Она не хотела убивать свою симпатию к Дэвиду. Но Майк никогда бы не повел себя с женщиной столь прямолинейно. О боже! Подходящее время думать о нем. Она все испортит. Девушка увидела перед глазами хмурящегося отца: «Дженюари, я бы хотел видеть тебя с мужчиной, а не с этим…» Она испытала желание убежать. Франко был красивее Дэвида, однако, когда он прикоснулся к ней, она испугалась. Боже! Что она здесь делает? Еще можно уйти… Но что потом? Остаться девственницей на всю жизнь? Признаться Линде в том, что она убежала от Дэвида, Нэта Кинга Коула, «Дома Периньона», круглой кровати и красных стен? Она допила содержимое бокала. Дэвид вскочил, чтобы вновь наполнить его. Это нелепость. Неужели она ляжет в постель с Дэвидом только потому, что Линда считает это правильным? Или чтобы доказать Майку, что она способна конкурировать с Карлой. Почему она это делает? Очевидно, не потому, что влюблена в Дэвида. Линда сказала, что такая любовь, какую ищет она, Дженюари, случается только в кино между Ингрид Бергман и Боги. В современной жизни ей нет места. Даже отец сказал, что он никогда не любил женщину — только секс. А она — его дочь. Дженюари взяла бокал из рук Дэвида и стала медленно потягивать шампанское. Дэвид красив. И когда она совершит это… она получит удовольствие… полюбит его… и… Улыбнувшись, она протянула Дэвиду пустой бокал. Он хочет, чтобы она опьянела, верно? Дэвид радостно налил ей шампанского. Но он, похоже, немного нервничал. Допив содержимое своего бокала, он взял другой, большего размера, и наполнил его до краев.

Когда песня Бакара в исполнении Дионн Уорвик сменила Нэта, бутылка была пуста. Дженюари откинула голову на спинку дивана и закрыла глаза. Она почувствовала, что Дэвид целует ее в шею. Дионн пела: «Помолись за меня». Да, Дионн. Пой это для меня… для Дженюари… девочки, с которой в 1965 году познакомил тебя Майк Уэйн. Мне было тогда всего пятнадцать. Ты сказала отцу, что я очень хорошенькая. Скажи мне, Дионн, ты была влюблена в своего первого мужчину? Наверно, да, если ты можешь так петь…

Дэвид склонился над ней. Он оставил в покое ее шею. Принялся за ухо. О боже… он засовывал в него язык. Ей это должно нравиться? Язык был холодный и влажный. Затем Дэвид переключился на ее рот, попытался раздвинуть языком губы. Дженюари испугалась, поняв, что его поцелуи ей неприятны. Его язык был твердым, жестким. Руки Дэвида сжимали ее груди, он нащупывал пальцами пуговицы блузки. Как бы он не оторвал их… это ее новая рубашка от Валентине. Может ли девушка сказать мужчине, что она сама расстегнет пуговицы? Она ведь должна в порыве страсти забыть обо всем и не замечать, что он делает.

Когда же она что-то почувствует? Она попыталась ответить на его ласки… погладила волосы Дэвида… они оказались жесткими. Он пользовался лаком! Она не должна сейчас думать о таких вещах. Она открыла глаза и посмотрела на Дэвида. Он был красив. Но выглядел комично с закрытыми глазами, растянувшись на диване. Почему они не могут действовать разумно… пойти в эту ужасную спальню, раздеться и… что дальше? Он должен страстно обнимать ее, говорить о своей любви, а не кусать ее губы и рвать лучшую блузку. Она заметила, что золотой пряжкой на туфлях «Гуччи» он порвал шелковую обивку. Это почему-то ее обрадовало. О чем она думает… Дженюари сомкнула веки., ей хотелось испытывать романтические чувства… слава богу, он наконец расстегнул ей блузку, не оторвав ни одной пуговицы. Теперь он занялся застежкой ее лифчика. Чувствовалось, что у него есть опыт… только теперь бюстгальтер оказался где-то возле шеи. Следует ли ей как-то выразить протест? Или сдаться и помочь ему? Она решила освободиться от объятий Дэвида.

— Расслабься, детка, — прошептал Дэвид, опустив голову к ее бюсту. Он начал целовать соски. Дженюари почувствовала, что они твердеют… в нижней части живота возникло странное ощущение. Он поднял ее с дивана, одной рукой снял с девушки блузку, а другой взялся за «молнию» на юбке. Тут он тоже проявил ловкость… юбка упала на пол. Он снял с Дженюари лифчик. Она стояла в туфлях и трусиках. Он поднял ее на руки и понес в спальню. Она бы предпочла пройти туда самостоятельно. При росте сто семьдесят сантиметров она весила пятьдесят килограммов. Модная худоба. Но пятьдесят килограммов плюс туфли могут показаться тонной для парня, играющего роль Ромео. Она старалась не думать о своей длинной шелковой юбке, лежащей на полу гостиной. Что она сделает, когда все закончится? Выйдет голой из спальни и подберет вещи? Он положил ее на кровать. Снял с девушки туфли и трусы.

Она лежала на кровати нагишом, а он вслух восхищался ее красотой. Потом начал раздеваться. Она смотрела, как он снимает брюки… увидела выпуклость под трусами. Он едва не задушил себя, срывая галстук с шеи. Скинул рубашку и трусы. Самодовольно улыбнулся и шагнул к кровати. Дженюари уставилась на его большой член, возбужденно прижатый к животу.

— Красавец, правда? — спросил он.

Она не смогла ему ответить. Такой мерзкой штуки она еще не видела в жизни. Красная… вся в венах… казалось, она вот-вот лопнет.

— Поцелуй его…

Он поднес член к ее лицу. Она отвернулась. Дэвид засмеялся:

— О'кей… Ты еще захочешь его поцеловать, прежде чем мы кончим…

Она справилась с охватившим ее страхом. Где то романтическое чувство, которое она якобы должна испытывать? Почему в ее душе лишь отвращение и паника?

Он лег на Дженюари, опираясь на локти и колени, стал целовать ее груди. Рука Дэвида скользнула к бедрам девушки. Дженюари непроизвольно сжала их. Он удивленно посмотрел на нее.

— Что-то не так?

— Здесь очень светло и… Он засмеялся:

— Ты не любишь заниматься любовью при свете?

— Нет.

— Желание леди — закон для меня.

Подойдя к выключателю, он погасил свет. Она посмотрела на приближающегося Дэвида. Неужели все это происходит на самом деле? Она действительно лежит на кровати и ждет, когда этот незнакомец овладеет ее телом. Внезапно она вспомнила, что так и не сходила к доктору, которого ей рекомендовала Линда, не приняла пилюли и не поставила спираль.

— Дэвид, — произнесла Дженюари, но он уже уткнулся в ее промежность своим пульсирующим членом. Надавил… еще сильнее… она ощущала его пальцы везде… на груди… меж бедер… он раздвигал ее ноги… входил в нее…

— Дэвид, я не принимаю пилюли, — выдавила из себя она, когда он попытался поцеловать ее.

— О'кей. Я вытащу, — пробормотал Дэвид, тяжело дыша. Его грудь была влажной от пота. Он все еще старался ввести свой огромный член в Дженюари. Она ощущала периодические толчки. Каждый раз пенис упирался в прочную стену из ее мышц. Неужели ему не ясно, что у них ничего не получится? Но его орган становился все более требовательным и настойчивым… Он разрывал ее внутренности. Боже, она сейчас умрет. Стиснув зубы, чтобы не закричать, она вцепилась ногтями в его спину. Услышала бормотание Дэвида:

— Отлично, детка. Трахни меня… ну же… трахни меня!

Нестерпимая боль пронзила Дженюари — Дэвид проник-таки в ее тело. Девушке казалось, что он ломает ей кости, рвет ткани. Внезапно он вытащил член, и она почувствовала, как струя горячей жидкости ударила ей в живот. Дэвид, задыхаясь, перевалился на спину. Сморщенный член висел между ног неподвижно и бездыханно, точно мертвая птица.

Наконец его дыхание стало ровным. Он повернулся к Дженюари и взъерошил ее волосы.

— Ну… тебе понравилось, детка?

Он взял с тумбочки салфетку «Клинекс» и положил ее девушке на живот.

Она боялась пошевелиться. Боль была такой сильной, что Дженюари испугалась. Возможно, он повредил ей что-то. Линда говорила, что вначале будет небольшая боль. Но не такая же агония! Она машинально вытерла живот. Он был липким. Ей хотелось броситься под горячий душ. Но больше всего — поскорей уйти отсюда. Дэвид погладил ее волосы.

— Как насчет минета, детка? Тогда мы сможем продолжить.

— Минета?

— Ну, возьми в рот.

Он притянул ее голову к своему опавшему члену, безвольно покоившемуся меж ее бедер. Она вскочила с кровати:

— Я еду домой!

Заметив кровь, Дженюари остановилась. На простыне были алые пятна. Кровь текла по ногам девушки. Дэвид сел.

— Господи, Дженюари, что же ты не сказала, что у тебя месячные!

Дэвид вскочил с кровати и сорвал с нее простыню.

— Боже мой… протекло до матраса.

Она стояла неподвижно, зажав руки между ног. Ей казалось, что стоит убрать руки, как ее внутренности вывалятся наружу. Он повернулся и посмотрел на нее.

— Ради бога, не испачкай ковер. В медицинском шкафчике есть тампоны.

Она бросилась в ванную, заперла за собой дверь. Отняла руку. Ничего не произошло. Кровь остановилась. Девушка взяла полотенце и стерла кровь с ног. Ей казалось, что внутри у нее все разорвано. Яркий свет лампы, висевший над медицинским шкафчиком, придавал желтый оттенок лицу Дженюари. Она уставилась на свое отражение в зеркале. Тушь на глазах расплылась, волосы спутались. Надо одеться и уйти отсюда. Она смыла тушь с век. Завернувшись в другое полотенце, открыла дверь ванной и бросилась в гостиную. Дэвид даже не посмотрел на Дженюари. Он все еще был голым и сосредоточенно тер матрас тряпочкой, смоченной в пятновыводителе.

Она схватила свою одежду в гостиной, взяла из спальни туфли и трусы, вернулась в ванную. Когда она вышла оттуда, кровать еще была не застелена, но Дэвид уже оделся.

— Придется подождать — до полного высыхания не поймешь, удалось вывести пятна или нет, — сказал он. — Возможно, придется вызвать человека из химчистки. Я отвезу тебя домой.

Он молчал, пока они не сели в такси. Устроившись на сиденье, Дэвид обнял Дженюари. Она невольно отодвинулась в сторону. Он взял ее за руку.

— Слушай, извини, что я заговорил о простыне. Но это настоящий «Портхолт», и тебе следовало сказать насчет месячных. Я знаю, ты жила в Европе. Там некоторым мужчинам это даже нравится. Но я не люблю кровь. Ты нашла «Тампакс»?

— У меня сейчас нет месячных, — сказала Дженюари. В первый момент он не понял. Потом Дэвид откинулся на спинку сиденья.

— О, боже! Дженюари, неужели ты… господи! Но кто слышал о двадцатилетней девственнице? Особенно с твоей внешностью. У тебя там очень тесно, но я решил, что дело в твоей конституции… Ты такая худенькая…

Он буквально застонал.

Они проехали несколько кварталов. Дэвид молча смотрел в пространство перед собой.

— Почему ты разволновался? — спросила она.

— Потому что, черт возьми, я не лишаю девушек невинности.

— Кто-то же должен это делать, — заметила она. — Помню, один итальянец сказал мне то же самое.

Когда они доехали до угла, он попросил водителя остановить машину.

— Давай зайдем в бар и выпьем перед сном по бокалу. Я хочу с тобой поговорить.

Они оба заказали виски. Она не любила его, но оно поможет ей уснуть. Боже, как ей хотелось погрузиться в сон!

Дэвид подвигал бокал по салфетке.

— Я все еще в шоке. Но… слушай… я горжусь тем, что ты выбрала меня в качестве первого мужчины. Ты не пожалеешь. Следующий раз я сделаю тебя по-настоящему счастливой. Дженюари… ты мне очень нравишься.

— Правда?

— Да.

— Это хорошо. Я польщена. Он взял ее за руку.

— Это все, что ты чувствуешь?

— Дэвид, я…

Дженюари замолчала. Она собиралась сказать: «Я мало тебя знаю». Это бы прозвучало нелепо. Она только что была с ним в постели.

— Дженюари… я хочу жениться на тебе. Ты это знаешь, да?

— Нет.

— Что «нет»?

— Нет, я не знала, что ты хочешь жениться на мне. Я знаю, что это — желание Ди. Но что ты сам хочешь на мне жениться — этого я не знала. Все немного странно, правда, Дэвид? Мы — чужие друг другу. Мы переспали, но остались незнакомцами. Мы сидим здесь и пытаемся поговорить, но все должно быть иначе. Я полагаю, девушка должна испытывать желание кричать… петь… впервые познав любовь. Когда она влюблена, с ней происходит что-то восхитительное. Глядя куда-то мимо нее, он произнес:

— Скажи мне, какие чувства ты ждала?

— Не знаю. Но… ну…

— Вроде желания, чтобы ночь длилась вечно? — спросил он.

— Да, наверное, это.

— А расставаясь с человеком, испытывать страх… стремиться сделать его своей собственностью… желать его общества каждую секунду.

Она улыбнулась:

— Похоже, мы смотрим одни и те же фильмы по ТВ.

— Дженюари, ты выйдешь за меня замуж? Она посмотрела на бокал. Сделала большой глоток. Растерянно покачала головой:

— Не знаю, Дэвид. У меня нет чувств к тебе и…

— Слушай, — перебил ее он. — Того, о чем мы сейчас говорили, нет в реальной жизни. Испытать это могут подростки, накурившиеся марихуаны, и то один раз… или люди, переживающие тайный внебрачный роман… или…

— Или? — спросила Дженюари.

— Или… ну… если совсем юная девушка знакомится со своим любимым артистом… человеком, которого всегда обожала. Думаю, у каждой девушки есть мужчина ее мечты… то же самое бывает и у мужчин. Большинство людей так и проходит по жизни, не отыскав свой идеал.

— А мы должны найти его? Он вздохнул:

— Вероятно, так даже лучше. Потому что, найдя свой идеал, ты не сможешь существовать без него. А удержать мечту навсегда невозможно. Брак — нечто иное. Два человека имеют общие устремления, симпатизируют друг другу.

Дженюари помолчала, и он добавил:

— Я… я люблю тебя, Дженюари. Вот… я все сказал. Она улыбнулась:

— Сказать и действительно чувствовать — не одно и то же.

— Ты не веришь мне?

— По-моему, ты пытаешься убедить в этом себя самого еще в большей степени, чем меня.

— Ты меня любишь?

— Нет.

— Нет? Тогда почему ты пошла ко мне сегодня?

— Я хотела полюбить тебя, Дэвид. Думала, секс мне в этом поможет. Но у меня не вышло…

— Слушай… я сам виноват. Я не знал, что ты девушка. Следующий раз все будет иначе. Клянусь тебе.

— Следующего раза не будет, Дэвид.

На его лице появилось растерянное выражение.

— Ты не хочешь меня больше видеть?

— Мы можем встречаться… но я не лягу с тобой в постель.

Он подозвал официанта и оплатил счет.

— Послушай, это нормальная реакция на событие. Она встала; он подал ей пальто. Они пошли по улице. Дэвид держал девушку за руку.

— Дженюари, я не собираюсь навязываться тебе. Не стану добиваться близости с тобой. Я готов ждать месяцы. Может быть, ты права… давай узнаем друг друга лучше. Но я обещаю тебе — ты выйдешь за меня. Будешь любить и хотеть меня… Нам некуда спешить. Мы будем сближаться постепенно. Проведем вместе рождественские каникулы в Палм-Бич. Эти четыре дня и четыре ночи станут хорошим началом. Обещаю не просить тебя спать со мной. Это случится только тогда, когда у тебя возникнет такое желание. Засыпая сегодня, думай о том, что я люблю тебя.

Войдя в свою квартиру, она пустила воду и сбросила с себя одежду. Легла в теплую ванну… попыталась обдумать слова Дэвида.

И лишь позже, пытаясь заснуть, она осознала, что он даже не поцеловал ее на прощание.

Проснувшись утром, она обнаружила, что ночью у нее шла кровь. В первый миг у Дженюари возникло желание позвонить Линде. Но она почувствовала, что не может сейчас говорить с ней. Девушка представила себе, какое выражение появится на лице Линды, когда она услышит рассказ о происшедшем. Едва не разорвав справочник, Дженюари нашла телефон доктора Дэвиса — гинеколога, о котором говорила Линда. Когда девушка объяснила врачу, что у нее кровотечение, он велел ей немедленно приехать к нему.

К удивлению Дженюари, подвергнуться осмотру оказалось для нее делом более легким, чем сидеть перед столом в одежде и объяснять врачу причину ее беспокойства. Она испытала облегчение, когда доктор сказал, что, хотя такая кровопотеря случается довольно редко, она не представляет опасности для здоровья. Он выписал Дженюари противозачаточные пилюли, а также успокоительное. Рекомендовал провести остаток дня в постели.

Вскоре после ее возвращения домой в дверь квартиры позвонили. Посыльный принес маленькую коробочку от Картье. Расписавшись в получении, она вернулась в комнату. В посылке лежала роза ручной работы, вырезанная из слоновой кости и инкрустированная золотом. Она висела на массивной золотой цепи. К подарку прилагалась записка: «Настоящие умирают. Эта сохранится дольше и будет напоминать о неизменности моих чувств. Дэвид».

Она убрала розу в шкаф. Украшение было чудесным, но сейчас Дженюари не хотелось думать о Дэвиде. Она выполнила указания врача. Однако настроение не располагало к принятию пилюль. Она положила их рядом с розой от Картье, но приняла успокоительное. Затем позвонила Линде и сказала, что не приедет в редакцию, сославшись на необходимость визита к стоматологу.

Она легла в постель и попыталась читать… вскоре таблетки подействовали. В пять часов телефонный звонок вывел ее из состояния глубокого сна. Это был Дэвид. Она поблагодарила его за розу.

— Мы можем выпить где-нибудь сегодня? — спросил он.

— Боюсь, что нет. Я… я завалена работой, — ответила Дженюари.

Дэвид помолчал.

— Через несколько недель на Западном побережье состоится совещание брокеров, сейчас в Нью-Йорк приехали руководители ряда фирм. Боюсь, следующие несколько вечеров мне придется потратить на деловые встречи.

— Не беспокойся, Дэвид.

— Но я буду звонить тебе каждый день. И в первый свободный вечер мы пообедаем вдвоем. Я возьму билеты на «Волосы» на следующую неделю.

— Хорошо, Дэвид.

Она опустила трубку и полежала в полумраке, находясь в состоянии сладостной полудремы. К девяти часам действие успокоительного закончилось. Дженюари села и зажгла свет. Впереди была целая ночь. Девушка вспомнила о еде, хотя она и не испытывала сильного голода.

У нее был готов список тем для будущих статей. Дженюари собиралась передать его Линде сегодня. Заглянула в бумагу снова. Возможно, ей следует начать работу над какой-то статьей. Одна тема казалась ей особенно интересной: «Есть ли жизнь после тридцати?»

Эта идея посетила Дженюари, когда Линда отказалась от услуг секретарши с блестящими рекомендациями и взяла на работу девятнадцатилетнюю девушку, едва владевшую стенографией. «Дженюари, „Блеску“, не нужна сорокатрехлетняя секретарша. Мне плевать, что она проработала двадцать лет у президента нефтяной компании. „Блеск“ — экстравагантный молодежный журнал. Я хочу, чтобы мой офис украшали привлекательные молодые сотрудники».

Когда Дженюари искала работу в рекламных агентствах, она заметила, что возраст секретарш и девушек, принимавших посетителей в этих фирмах, находился в пределах от девятнадцати до двадцати пяти лет. Конечно, это не касалось специалистов. Линда приближалась к тридцатилетию, но для своей должности она была молода.

Линда нравилась Дженюари. Но, несмотря на объединявшее их восторженное и преданное отношение к журналу, они принадлежали к разным мирам. В редакции Линда олицетворяла власть. Когда она шла по коридору, все вытягивались перед ней в струнку. Линда, которая вела еженедельное совещание, была сдержанной и красивой. Ей подчинялись беспрекословно. Все старшие и младшие редакторы восхищались почти классической элегантностью одежды и безупречным внешним видом их шефа. Однако вне стен офиса, в общении с мужчинами — любыми мужчинами — она теряла свой апломб и уверенность. Дженюари не могла принять ее потребности в «чьем-то лежащем рядом теле». Как можно получать удовольствие, занимаясь сексом с нелюбимым человеком? Прошлая ночь была ужасной… даже до боли. Дженюари не испытывала физического влечения к Дэвиду. Может быть, с ней не все в порядке?

Она должна обсудить это с кем-то. Только не с Линдой! Линда тотчас порекомендует обратиться к психоаналитику или начать принимать витамины.

Внезапно Дженюари почувствовала, что ей необходимо увидеть Майка. Может быть, они встретятся завтра за ленчем. Она не могла рассказать ему, что произошло. Но беседа с ним поможет ей. Сейчас еще только половина десятого. Его, наверное, еще нет дома, но она оставит сообщение.

Дженюари удивилась, когда он снял трубку. (О боже, может быть, она помешала им с Ди…) Она попыталась придать своему голосу легкомысленное звучание:

— Я перезвоню позже, если вы с Ди играете в триктрак.

— Нет. На самом деле ты меня разбудила.

— О… прости. Извинись перед Ди.

— Нет, погоди. Который сейчас час?

— Половина десятого.

— Я уже окончательно проснулся и хочу есть, — сказал Майк. — Как ты смотришь, если я поймаю такси и заеду за тобой? Съедим по гамбургеру?

— Где Ди?

— Я застрелил ее. Она повесилась в шкафу.

— Майк! Он засмеялся:

— Через пятнадцать минут спускайся и жди меня у подъезда. Я расскажу тебе все в деталях.

Они отправились в ближайший бар. Дженюари преднамеренно обошла стороной столик, за которым они сидели вчера вечером с Дэвидом.

— Твой отец стареет, — сказал Майк. — Я прошел восемнадцать лунок, вернулся с поля для гольфа в пять часов и заснул, как убитый. Ди хотела пойти в ресторан и кино, но я не мог пошевелиться. Наверно, она пыталась меня разбудить… но безуспешно. Она оставила записку: «Ушла к подруге играть в триктрак». Она, очевидно, решила, что я не проснусь до утра.

— Я разбудила тебя. Извини.

— Нет, я рад.

Официант принес гамбургеры. Майк с жадностью откусил кусок.

— Я зверски проголодался… теперь ты видишь. Мой желудок разбудил бы меня в полночь, и я не встретился бы с тобой.

Внезапно его глаза сузились:

— Почему ты сидела дома вечером?

— О… вчера у меня было свидание с Дэвидом. Сегодня у него какая-то деловая встреча. Майк кивнул.

— Перевожу: у вас есть проблемы.

— Он подарил мне цепочку от Картье, — внезапно сообщила Дженюари.

Майк отодвинул от себя бокал с пивом. Закурил сигарету и небрежно произнес:

— Рановато для рождества, верно?

— Он хочет жениться на мне.

Лицо Майка расслабилось. Внезапно он улыбнулся:

— Это совсем другое дело. Почему ты не сказала мне сразу самое главное?

— Я не люблю его.

— Ты в этом уверена? Вы ведь познакомились совсем недавно. Ты твердо знаешь, что у вас ничего не получится?

— Да.

Она протянула руку и взяла сигарету из его пачки. Брови Майка удивленно взлетели вверх.

— С каких это пор?

— Я научилась курить, готовясь к съемкам рекламного ролика.

Помолчав, она добавила:

— Мне жаль насчет Дэвида. Майк засмеялся:

— Скажи это ему… не мне. Черт возьми, еще не произошло ничего непоправимого. Значит, ты встречалась с ним и он сделал тебе предложение. Верни ему подарок и поставь на этом точку.

Она посмотрела на недоеденный гамбургер. Внезапно поняла — он отказывается поверить в то, что она была близка с Дэвидом. Предпочитает видеть в цепочке обычный презент, преподнесенный во время ухаживания. Многоопытный, искушенный Майк оказался совсем наивным в отношении своей дочери.

— Майк… я сексапильна?

— Что за странный вопрос?

— И все же?

— Откуда мне знать? Я могу сказать, что ты красива… у тебя великолепная фигура… но сексапильность всегда избирательна, индивидуальна. Она связана с сугубо личным восприятием. Девушка, которая кажется сексапильной мне, может не быть таковой для другого мужчины.

— Я нахожу тебя очень привлекательным, — заявила Дженюари.

Он посмотрел на нее и покачал головой:

— А Дэвида — нет?

— Да, Дэвида — нет.

— О, господи… Майк тихо свистнул.

— Этот парень способен понравиться любой нью-йоркской красотке, включая знаменитую кинозвезду. А тебе он не кажется привлекательным… зато я — кажусь.

Она постаралась заговорить легкомысленным тоном:

— Что ж, возможно, мне следует найти мужчину, похожего на тебя.

— Не говори так, — резко произнес он. — Ты вела себя так, будто Дэвид тебе нравится.

— Он мне нравился, — сказала Дженюари. — И сейчас нравится. Но что касается романтических отношений… меня не тянет к нему.

Она засмеялась:

— Может быть, все дело в том, что у него светлые волосы.

Он снова отодвинул от себя пиво.

— Чудесно! Любой парень в последний момент получит отказ из-за меня… да?

— Послушай, почему тебя волнует то, что я изменила свое отношение к Дэвиду?

— Если мы не разберемся с этим, ты всегда будешь менять свое отношение подобным образом. Даже подойдя к алтарю. Это может случиться… уже случилось. А кончится все несчастьем.

Он понизил тон:

— Не придумывай меня. Не создавай образ, которому не могут соответствовать другие мужчины. Я не представляю из себя ничего особенного. Ты знаешь меня как своего отца… видишь перед собой воображаемый идеальный образ. Пора тебе узнать, что папа Майк далек от Майка — мужчины.

— Я вижу в тебе мужчину и люблю его.

— Ты видишь только то, что я позволяю тебе видеть. Но теперь откроюсь тебе полностью. Я был плохим отцом и еще худшим мужем. Ни одну женщину не сделал счастливой. Я любил секс… но не женщин. И сейчас никого не люблю.

— Ты любил меня… всегда.

— Верно. Но я не сидел дома по вечерам и не качал твою колыбель. Я жил своей жизнью. И сейчас — тоже.

— Поэтому умерла мама.

— Умерла? Черт возьми, она убила себя!

Дженюари покачала головой… и все же она почему-то знала, что он сказал правду. Майк отхлебнул пиво и уставился на бокал.

— Да… она была беременна, а я погуливал. Однажды вечером она напилась и написала на листке, что хочет отплатить мне. Вернувшись домой, я нашел ее на полу в ванной. Она воткнула в себя кухонный нож, пытаясь избавиться от ребенка. Он тоже лежал там… в крови. Он еще не сформировался полностью… это был пятимесячный мальчик. Мне с трудом удалось избежать шума, представить дело так, будто случился самопроизвольный выкидыш… но…

Замолчав, он поглядел на дочь.

— Теперь ты знаешь…

— Зачем ты сказал мне это? — спросила она.

— Я хочу, чтобы ты стала сильней и жестче. Научилась владеть собой, быть моей дочерью. Если ты так любишь отца, принимай меня таким, каков я есть. Не таким, каким я тебе казался. Тогда ты сможешь найти своего мужчину и полюбить его. Черт возьми, ты будешь влюбляться много раз. Если только научишься смотреть в глаза реальности. Добиваться того, чего ты хочешь. Жить не в придуманном мире. Не быть слабой, как твоя мать. Она бродила по дому, смотря на меня своими большими карими глазами, никогда ни в чем открыто не обвиняя и в то же время распиная мужа молчаливыми взглядами. Господи, я даже зауважал ее, узнав, что она завела любовника. Слегка заревновал, попытался ухаживать за ней, как когда-то, — и тут мне стало известно, что она не смогла удержать его. Встречаясь с ним, она напивалась и плакала ему в жилетку, жалуясь на меня. Каждый раз, когда я глядел на нее, она жалобно вздыхала.

Майк посмотрел на дочь.

— Никогда не вздыхай. Это — последнее дело. Видит бог, сейчас иногда я готов вздохнуть… но я тотчас напоминаю себе о том, что ввязался в эту историю ради нас.

— Ради нас? — сказала Дженюари. — Сначала это было только ради меня.

— О'кей… о'кей. Возможно, это и для меня было единственным выходом. Но я попытался дать тебе все. Отличные апартаменты, прислугу, машину… ты от этого ушла. Но ты знаешь, что можешь вернуться в любой момент. Делать ставки, не испытывая страха. Ди познакомила тебя с парнем, но тебе не понравился цвет его волос. Он сделал тебе предложение. Но нам обоим известно — это еще не означает, что он безумно влюблен в тебя. По-моему, он не умирает сейчас от тоски по тебе. Я не очень-то верю в деловое свидание вечером. Я сам не раз пользовался такой отговоркой.

— Думаешь, он с Карлой? Майк пожал плечами:

— Если ему повезло… то да. Мне кажется, парень, хоть раз побывавший с Карлой, должен крепко ею увлечься. Я знаю, что со мной бы это случилось.

Замолчав, он поглядел на дочь.

— Возможно, ты не влюблена в Дэвида, потому что он сам этого не хочет… сейчас. Скажем прямо — зачем ему прочно привязывать тебя к себе в тот момент, когда их с Карлой роман в самом расцвете?

Он усмехнулся:

— Ты об этом думала? Может быть, он сознательно сохраняет дистанцию между вами. Если парень не питает к девушке романтических чувств, как она может в него влюбиться?

Майк, похоже, испытал облегчение, проанализировав подобным образом ситуацию.

— Подожди, пока он обрушит на тебя все свое обаяние. Ручаюсь, тогда все изменится.

— Ты бы мог увлечься Карлой? — спросила Дженюари.

— Что?

— Ты сказал, что увлекся бы ею.

— Ты не слышала все, что я сказал после этого? Она кивнула.

— Слышала. Но я задала тебе вопрос.

— Конечно, мог бы. Он допил пиво.

— Ты действительно считаешь, что я не могу соперничать с ней?

Улыбнувшись, Майк похлопал дочь по руке.

— Ты — девушка, а она — женщина. Не беспокойся. Дэвид сделал предложение тебе. Это значит, что на самом деле нужна ему ты. Только позже.

Он усмехнулся:

— Когда он сочтет, что время пришло. Она засмеялась:

— О, Майк, ты правда считаешь, что Дэвид еще не старался всерьез покорить меня, и… Он ударил кулаком по столу:

— Этот негодяй что-то пытался сделать? Его лицо окаменело.

— Я убью его. Не говори мне, что он добивался… близости с тобой.

Дженюари не поверила своим ушам. Майк, имевший столько женщин… рассказывавший ей о Тине Сент-Клер и Мельбе… этот самый Майк вдруг превратился в разгневанного отца, разговаривающего со своей невинной дочерью. Это казалось нелепостью… безумием… и все же что-то заставило Дженюари скрыть правду.

— Дэвид вел себя как настоящий джентльмен, — сказала она. — Но я знаю, что все зависело от меня.

— Любая женщина может получить любого мужчину, для этого ей достаточно раздвинуть ноги, — сухо заявил он. — Но ты не такая. Дэвид это тоже понимает.

— Дэвид! — Она словно выплюнула это имя. — Ди знакомит меня со своим кузеном, симпатичным и перспективным молодым человеком, а я должна сыграть роль куклы Барби. Полюбить его и счастливо жить с ним до старости. И знаешь что? Я попыталась поступить так. Почти внушила себе, что это произойдет. Скажи — этого ты желал мне? Хотел, чтобы я влюбилась в заурядного пластилинового человека, надела подвенечное платье, возможно, вырастила бы дочь, потом подыскала ей какого-нибудь Дэвида? Помнишь, как поется в песне — «Неужели это все, мой друг… неужели это все?»

Он попросил официанта дать счет. Потом встал, оставив на столе несколько купюр. Они вышли на вечернюю улицу. Их обогнали двое длинноволосых парней с красными бабочками, вышитыми на брюках из дангери. Возле фонаря молодые люди остановились и начали целоваться.

— Похоже, сейчас всюду любовь.

— Это Красные Бабочки, — пояснила Дженюари.

— Кто они?

— Это канадская прокоммунистическая ассоциация гомосексуалистов. Они борются за права сексуальных меньшинств. Несколько парней из этой организации вербуют сейчас в Нью-Йорке новых членов в свои ряды. Линда собиралась написать о них. Но не для «Блеска».

Майк покачал головой:

— Знаешь что? Ты сказала: «Неужели это все?» Я не могу ответить на этот вопрос. Потому что не знаю, есть ли что-то другое… Не знаю, что происходит сейчас… в жизни, в шоу-бизнесе — везде. Весь мир переменился. В моих фильмах, в кинокартинах моей молодости… злодей должен был умереть. Герой выигрывал схватку, и если бы десять лет тому назад у меня была двадцатилетняя дочь, встречающаяся с каким-то Дэвидом, я бы сказал ей: «Куда спешить? Я подарю тебе весь мир. Он будет принадлежать тебе». Но я уже не тот, что прежде, и сам мир изменился. Возможно, я тороплюсь найти для тебя уютную надежную колыбель. Потому что, когда я смотрю на сегодняшний мир вседозволенности, меня начинает тошнить. Но я могу позволить себе отвернуться от него, поскольку мне уже пятьдесят два года. Я прожил большую часть моей жизни. Но ты не можешь так поступить — у тебя все впереди. И я не в силах возвратиться в прошлое. Угловой «люкс» в «Плазе» занят кем-то. В помещении театра «Капитолий» находится какая-то контора. На месте клуба «Аист» — «Пэли-парк». Прежний мир ушел. Ты можешь увидеть его лишь в «Передаче для полуночников». К сожалению, тебе придется принимать сегодняшний мир таким, каков он есть. Постарайся получать от этого радость. Потому что в один прекрасный день ты проснешься и поймешь, что игра подошла к концу. Это произойдет очень скоро. Так что бери от жизни все — когда ты оглянешься назад, она покажется тебе очень короткой.

Майк обнял дочь.

— Смотри, упала звезда. Загадай желание, детка.

Они стояли перед ее домом. Она сомкнула веки, но не решила, чего же она по-настоящему хочет. Открыв глаза, Дженюари не увидела рядом с собой отца — Майк шел по улице. Она посмотрела ему вслед. У него по-прежнему была походка победителя.

Позже, лежа в темноте, она вспомнила слова отца. Он боялся современной жизни — боялся за дочь… и за себя. Что ж, теперь это был ее мир — единственный, которым она располагала, — и от нее зависело, найдет ли она в нем свое месте. Она станет победителем… докажет ему. что успех достижим.

Она улыбнулась, лежа в темноте.

— Папа, — прошептала Дженюари, — когда Ди вернется после триктрака, вы оба не беспокойтесь обо мне и моем будущем. Потому что, папа… я улыбаюсь… я не вздыхаю.