Она спала плохо, но, услышав звонок будильника, бодро вскочила с постели, приветствуя новый день. Стоя под душем, запела: «Я влюблена, я влюблена в чудесного парня!» Потом вспомнила другую песню Роджера и Хаммерстайна: «Этот человек совсем мне не подходит, но почему я плачу оттого, что он принадлежит другой?» Однако она не плачет, а поет, как идиотка, стоя под душем, и чувствует себя лучше, чем когда-либо.
Но он женат. Она думала об этом одеваясь. Где ее совесть? Посмотри, как страдала мать, когда у отца были романы. Но она не собиралась спать с Томом Кольтом. Так приятно испытывать нежные чувства к мужчине… жаждать его общества и восхищения. Неужели это дурно — просто находиться рядом с ним? Тем более что никто не знает о том, что происходит в ее душе.
Ей трудно удавалось сохранять спокойствие, говоря с Линдой.
— Что значит мы идем на «Позолоченную леди»? — закричала Линда. Я бы охотнее посмотрела «Нет, нет, Нанетт». И вообще, почему он позвонил тебе?
— Не знаю… может быть, потому, что мы все время были втроем. Возможно, он не хотел, чтобы приглашение выглядело как имеющее личный характер.
— Что ж, скоро от троицы останется только пара… наверно, это произойдет сегодня вечером!
— Разве мы не собирались работать над статьей втроем?
— Все изменилось. Я освобождаю тебя от этого задания.
— Но почему?
— Слушай, Дженюари, все равно Сара Куртц будет переписывать текст. А когда придет время ехать в турне, мы отправимся в поездку вдвоем с Томом. Я скажу ему об этом позже… объясню, что мне пришлось поручить тебе новую работу. Я даже познакомлю Тома с Сарой и скажу ему, что буду отсылать пленки ей. После одного взгляда, брошенного на нее, он не захочет взять Сару в турне.
Дженюари заколебалась.
— Линда, позволь мне самой писать статью. Я чувствую, что у меня получится. Разреши поехать с вами. Обещаю, я не буду тебе мешать.
— Дорогая, ты уже мне мешаешь. К сожалению, сегодня вечером я буду вынуждена с этим мириться… так что наслаждайся минутой. Скоро третий будет лишним.
Они сидели в затемненном зале. Том признался, что Морин Степлтон — его идеал актрисы. Дженюари видела Морин в нескольких постановках и соглашалась с ним. Но впервые ей не удавалось сконцентрироваться на пьесе. Она слишком остро чувствовала присутствие Тома. Хотя все его внимание было сосредоточено на спектакле, Дженюари испытывала ощущение близости с человеком, сидевшим возле нее в полумраке театра. Несколько раз, когда их локти соприкасались, Дженюари с трудом преодолевала желание снова коснуться его. У Тома были такие сильные, чистые руки… ей нравилась форма его ногтей. От Тома исходил какой-то знакомый запах. Она принюхалась, пытаясь определить название туалетной воды. Том повернулся к девушке.
— Это «Шанель номер пять». Я всегда пользуюсь этим одеколоном после бритья. Кое-кто понимает это превратно.
— Нет, мне нравится.
— Отлично. Я достану тебе флакон.
Он снова стал следить за ходом спектакля.
По окончании его они прошли за кулисы к мисс Степлтон, которая присоединилась к их компании в «Сарди». Том сказал, что если бы ему взбрело в голову написать пьесу, он обязательно сочинил бы что-нибудь для Морин. Они заговорили о спектаклях… старых и современных… принялись сравнивать постановки. Дженюари, удивив Тома, вспомнила несколько названий.
— Но ты не могла видеть их, — заметил он. — Они шли, наверно, еще до твоего рождения. Девушка кивнула.
— Да… но с восьми лет я не только смотрела все бродвейские спектакли, но и слушала, сидя в ресторане, как обсуждали пьесы, шедшие в сороковых и пятидесятых.
Она поняла, что они вели беседу, в которой Линда не могла участвовать. Дженюари попыталась втянуть подругу в общий разговор.
— Мы с Линдой учились в одной школе. Она была нашей звездой. Вы бы видели ее в «Энни, возьми свой револьвер».
Линда оживилась, а позже заговорила с мисс Степлтон об интервью для «Блеска».
Когда Том привез девушек к их дому, Линда не попыталась пригласить его к себе.
— Я решила подождать до турне. По-моему, он тоже так настроен. Там все произойдет совершенно естественно.
Утром дверной звонок зазвонил одновременно с будильником. Накинув халат, Дженюари посмотрела в «глазок». Это был посыльный с пакетом. Она приоткрыла дверь, не снимая цепочки. Расписавшись в журнале, попросила мужчину положить посылку на пол. Дженюари сняла цепочку, лишь когда мужчина зашел в лифт. Этому правилу Дженюари научил Майк — оно входило в тот минимум знаний, который необходим девушке для выживания в Нью-Йорке. Когда кабина поехала вниз, Дженюари открыла дверь и схватила посылку. Внеся ее в квартиру, осторожно открыла. Там находился самый большой флакон «Шанель номер пять», какой она когда-либо видела. Записки не было. Девушка прижала подарок к щеке — значит, Том действительно думал о ней. Где ему удалось в восемь тридцать утра раздобыть такой огромный флакон? Он послал один флакон или два? Не понесет ли сейчас посыльный аналогичный подарок Линде?
Благоухая, Дженюари прибыла в редакцию. Линда тотчас уловила запах.
— Что это?
— «Шанель номер пять». Дженюари ждала реакции Линды. Та едва пожала плечами.
— Я положила тебе на стол один рассказ. Прочитай его… Мне он понравился. Скажешь свое мнение. Тема слишком близка мне. Девушка меняет форму носа, чтобы удержать парня… выходит из клиники красавицей… а он бросает ее ради другой, похожей на нее до операции. Забавная вещица… из самотека.
— Из самотека?
— Без рекомендации агента… я ее не заказывала… никогда не слышала об этом авторе… рукопись поступила с вложенным конвертом, на котором был написан адрес отправителя… где-то в Бронксе. Страницы весьма потрепанные, видно, мисс Дэбби Меллон получила немало отказов… думаю, она послала нам рассказ уже после того, как его отвергли в «Женском журнале», «Космо» и «Красной книге». Посмотрим, что скажешь ты.
Придя в свой кабинет, Дженюари закурила сигарету и начала читать рукопись.
Он не послал «Шанель» Линде…
Она перечитала первый абзац рассказа. Ей не удавалось сосредоточиться. Дженюари снова вернулась к началу.
Но, возможно, он тоже считает, что третий будет лишним… и это прощальный подарок.
Дженюари в очередной раз прочитала первую фразу. Посмотрела на часы. Вчера Том позвонил ей домой… утром. Сейчас почти десять… может быть, он снова звонил. Ей следует пользоваться службой передачи сообщений. До сих пор в этом не было необходимости. Майк всегда знал, где найти ее. Он обычно звонил ей в редакцию ежедневно после гольфа. Даже Дэвид мог отыскать Дженюари. Если бы Том захотел поговорить с ней, он догадался бы позвонить в «Блеск». Он ведь нашел ее домашний телефон, не значащийся в телефонной книге. Очевидно, ему пришлось обратиться в справочное бюро. Возможно, он позвонил Линде, и она сказала ему, что Дженюари занимается другой статьей и у нее нет времени ехать с нами в турне.
Она уставилась на рукопись. «Пластическая операция». Дэбби Меллон. Похоже, история, пережитая автором лично. Скорее всего, так… рассказ бедной Дэбби Меллон, отданный Дженюари для оценки. Она испытала укор совести. Она должна прочитать про нос Дэбби Меллон, иначе Бог от нее отвернется и не заставит Тома позвонить. Ерунда! Конечно, Господь не на ее стороне. Почему он должен сочувствовать ей? Способствовать звонку женатого мужчины? «Но я хочу просто побыть рядом с ним, — прошептала девушка, глядя в потолок. — Может быть, подержать его за руку. Это уже плохо?» Она заставила себя уткнуться в рукопись. «Я была похожа на попугая, но Чарли любил меня. Чарли выглядел, как Уоррен Битти. В подобной ситуации у любой девушки появился бы комплекс…»
Она велела себе читать дальше. Дэбби описывала операцию в технических подробностях. Рассказывала о каждой игле, воткнутой в нос. Дженюари поежилась. И подбородок… с ним тоже что-то сделали. Столько мучений, чтобы потерять Чарли на десятой странице. Дженюари остановилась на середине операции. Четверть одиннадцатого. Может быть, он звонил Линде. Она не может вернуться в кабинет Линды, не дочитав рассказ.
К половине одиннадцатого она добралась до последней строки. Дженюари колебалась. Почему не дать Дэбби шанс? Она положила рукопись обратно в большой конверт и направилась по коридору к Линде.
— Мне понравилось, — сказала Дженюари, протягивая Линде.
Молодая женщина кивнула.
— У Сары самый большой нос в Нью-Йорке. Если она даст «добро», мы поставим «Пластическую операцию» в августовский номер. Нам пригодится рассказ начинающего автора — в этом месяце пойдет статья о Томе Кольте. Я хочу сделать во время турне много снимков Тома… черт возьми, если бы Кит не играл в «Гусенице»…
— Ты бы взяла его в турне!
— Да… только потому, что он мне не по карману. Любой другой фотограф заломит такой гонорар… О, придумала. Позвоню Джерри Коулсону. Он весьма талантлив, но еще не знает себе цену. Возможно, я с ним договорюсь.
— Том согласен фотографироваться?
— Я его не спрашивала. И не собираюсь это делать. Слушай, к тому времени у нас будет бурный роман. Вчера вечером в театре он постоянно прижимал свою ногу к моей. И то же самое он делал в «Сарди», когда вы говорили о театре.
— О… ну, я, пожалуй, пойду к себе.
— Садись. Сейчас принесут кофе.
— Нет. Я должна заняться статьей о кошках знаменитостей. Тебе известно, что знаменитостей, имеющих кошек, весьма немного? Они предпочитают собак.
— Ерунда. У одной только Памелы Мейсон тысяча кошек.
— Но она живет в Калифорнии! Как ты думаешь — у Морин Степлтон есть кошка? (Дженюари чувствовала, что говорит слишком быстро.)
— Не знаю…
Зазвонил телефон.
«Вдруг это Том? Я спрошу у него телефон Морин».
Линда нажала кнопку.
— Алло… что? Конечно, Шерри… Ты шутишь! Я хочу услышать подробности. Зайди ко мне в кабинет и все расскажи.
Она опустила трубку.
— Не уходи, Дженюари. Тут пахнет жареным. Шерри сообщила, что Рита из-за чего-то в ярости. Я уже дважды звонила Тому, но там никто не отвечает.
Шерри Марголис, красивая девушка, возглавлявшая отдел по связям с общественностью, вошла в кабинет. Линда жестом предложила ей сесть.
— Говоришь, Рита Льюис разозлилась на меня? Линда приторно улыбнулась. Шерри кивнула.
— Она спросила, не знаешь ли ты, где Том. Она в полной растерянности. Рита приехала в «Плазу» к семи часам, чтобы отвезти его на телевидение — он должен был выступить в передаче «Сегодня». Ей пришлось разбудить его — он спал. Тома ждали в студии к восьми. По его словам, он не знал, что речь шла об этом вторнике. Она едва не упала в обморок от волнения, ожидая Тома в вестибюле, — он спустился с невозмутимым видом за десять минут до восьми. У нее был автомобиль; они чудом не опоздали. После передачи Том задержался, чтобы поговорить с Барбарой Уолтере. Рита воспользовалась этим, чтобы сходить в туалет. Вернувшись, она обнаружила, что Том исчез. Кто-то сказал, что он в редакции новостей. Она увидела его возле телефона. Рита решила, что он звонит тебе. Вскоре Том выбежал из комнаты. Она окликнула его… бросилась догонять, но двери лифта захлопнулись перед ее носом. Она не стала паниковать, подумав, что он отправился в отель. Он знал, что в десять у него интервью за завтраком. Но в «Плазе» Тома не оказалось. Ей пришлось полчаса успокаивать репортера из «Плей-боя», выпившего за это время три «Кровавых Мэри». Еще один коктейль, и журналист не смог бы взять интервью, даже если бы Том появился. Его «люкс» не отвечал; Рита поднялась наверх и постучала в дверь. Горничная сказала, что она только что прибиралась в пустом номере. Рита намекнула, что у тебя с ним роман, она думает, что ты можешь знать, где он…
Линда снова улыбнулась:
— Она совершенно права. Скажи Рите, что вчера вечером я оставила его в номере «Плазы» целым и невредимым.
Шерри с нескрываемым волнением восхищенно уставилась на Линду.
— Да, теперь Рите не поможет и групповая терапия… она занимается ею четыре раза в неделю. Я охотно передам ей твое сообщение.
Когда Шерри вышла из кабинета, Линда, посмотрев на Дженюари, подмигнула ей.
— Это прикончит Риту. Она с самого начала положила глаз на Тома. Подожди еще, сегодня вечером она попадет на свою групповую терапию и услышит там, что ее никто не отвергает… что они любят ее… что она должна быть счастлива их любовью.
— Откуда это тебе известно?
— Сама играла в эти игры. Слава богу, теперь я могу позволить себе три визита в неделю к личному психоаналитику.
Дженюари покачала головой.
— Честно говоря, Линда, я кое-что не понимаю. Зачем ты даешь Шерри понять, что спишь с человеком, если на самом деле это не так? По-твоему, иметь много любовников престижно? Это как число поверженных в бою врагов?
Линда зевнула.
— Когда я сплю с каким-нибудь Леоном, я это не афиширую. Но роман с Томом Кольтом выносится на первую полосу.
Внезапно Шерри стремительно ворвалась в кабинет:
— Линда, включи телевизор. В Калифорнии землетрясение. Серьезное!
— Ты позвонила Рите и передала ей то, что я тебе сказала? — спросила Линда.
— Да. Ее реакция была великолепной — она ахнула, потом трижды всхлипнула.
Шерри включила телевизор. В кабинет стали заходить сотрудники редакции.
Через несколько секунд все столпились у экрана. Потрясенные люди слушали диктора, сообщившего, что первый подземный толчок с эпицентром, находящимся в семидесяти километрах от Лос-Анджелеса, произошел в пять часов пятьдесят девять минут по местному времени… или в восемь пятьдесят девять по нью-йоркскому. Его сила — шесть с половиной баллов по шкале Рихтера. Землетрясение захватило территорию с радиусом в пятьсот километров, расположенную по широте от Фресно до мексиканской границы и протянувшуюся на восток до Лас-Вегаса. Толчок эквивалентен взрыву миллиона тонн тринитротолуола.
Они пробежались по всем каналам. Передачи прерывались экстренными сообщениями о новых сотрясениях… пожарах. Нью-йоркский аэропорт «Кеннеди» напоминал сумасшедший дом. Репортер носился по залу… задавал вопросы… какой-то человек сказал, что его дом полностью разрушен, но, слава богу, жена и дети уцелели.
Внезапно Шерри закричала:
— Это Том Кольт!
Репортер тоже заметил писателя. Протиснувшись через толпу, он поднес микрофон к лицу Тома Кольта.
— Почему вы спешите в Лос-Анджелес, мистер Кольт?
— Там моя жена и ребенок. Том отвернулся.
— Они не пострадали? — спросил репортер. Писатель покачал головой.
— Нет, я позвонил жене сразу после выступления в передаче «Сегодня». Это было уже после основного толчка. Пока мы говорили, произошел еще один.
— Вы прибыли на восток рекламировать свою книгу?
— Книгу? — с недоумением в голосе повторил Том. — Слушайте, сейчас происходит землетрясение. У меня есть жена и сын. Я должен убедиться, что они живы и невредимы, — это все, о чем я сейчас думаю.
Внезапно встав, Линда выключила телевизор.
— Ладно… нас ждет работа. Худшее позади. В Лос-Анджелесе, возможно, пострадала недвижимость, но город не оказался на дне океана.
Сотрудники редакции быстро покинули кабинет Линды. До Дженюари донесся шепот: «Приходите в мою комнату… у меня есть радио. Узнаем подробности во время ленча в баре». Оставшись наедине с Дженюари, Линда произнесла:
— Я отказываюсь поверить в это! Повернувшись вместе с креслом, она добавила:
— Я действительно не могу в это поверить! На моей личной жизни лежит проклятье. Даже природа против меня. И обычной конкуренции достаточно, когда речь идет о мужчине. Так надо же было еще случиться землетрясению!
Она вздохнула:
— Ну, поскольку я сегодня вечером явно свободна, как насчет обеда у Луизы?
— Нет, я задержусь в редакции. Хочу поработать над статьей о кошках.
Дженюари поспешила в свой кабинет. Том улетел. Пятница, суббота, воскресенье и понедельник. Четыре вечера в ее жизни… четыре вечера с Томом Кольтом. И хотя у них ничего не было, это время показалось ей чудесным. И сейчас она испытывала радость оттого, что ей было о ком думать. Даже если он не вернется назад…
На следующий день она попросила подключить ее к службе передачи сообщений. Прошла неделя; от Тома не было вестей; даже Линда утратила надежду.
— Кажется, все потеряно. Его книга на четвертом месте. Наверно, его выступления по ТВ пойдут из Калифорнии. Почему бы и нет? Джонни Карсон привозит туда свое шоу достаточно часто. Мерв Гриффин — тоже. Стив Аллен… У Тома там дел минимум на месяц. Но он мог хотя бы позвонить мне оттуда и сказать это.
Дженюари решила выбросить Тома из головы. Она сказала себе, что случившееся — знак свыше. Возможно, Господь говорил ей: «Остановись, пока ничего не произошло.» Вероятно, таким образом он выражал неодобрение. Дженюари не отличалась религиозностью. Но иногда она мысленно обращалась к Богу из своего детства, доброму старику с длинной белой бородой, восседавшему на небесах с большой книгой наподобие гроссбуха, — он вел счет хорошим и греховным поступкам, фиксируя их на разных страницах.
Каждый день она звонила в службу передачи сообщений и уклонялась под разными предлогами от обедов с Линдой. Дженюари провела еще один скучный вечер с Дэвидом в «Клубе». Все говорили о турнире по триктраку, который должен был состояться в Гстааде. Ди собиралась туда… на три дня… Дэвида держала в Нью-Йорке работа… но он завидовал Майку… Гстаад прекрасен в это время года… все соберутся в «Палас-отеле»… затем в клубе «Орел».
Дэвид отвез Дженюари домой в половине двенадцатого и даже не предложил выпить у нее напоследок. Но у девушки было прекрасное настроение. Если Ди и Майк отправляются в Гстаад, сначала они прилетят в Нью-Йорк. Она увидит Майка. Она нуждалась в долгом ленче с отцом, в неторопливой, спокойной беседе. Она расскажет ему о своих запутанных чувствах к Тому Кольту. Он поможет ей разобраться в них, все поймет. В конце концов, он сам столько раз попадал в подобные ситуации.
На следующее утро она позвонила в Палм-Бич. Когда дворецкий сказал, что мистер и миссис Грейнджер три дня тому назад улетели в Гстаад, Дженюари положила трубку и уставилась на аппарат. Значит, Майк был в Нью-Йорке и не позвонил. Очевидно, для этого существовали причины. Она говорила с Майком всего несколько дней назад… Внезапно ее охватила паника. Возможно, что-то случилось. Ерунда. Ничего не могло случиться. Она узнала бы об этом из газет. А что, если он заболел… Вдруг он лежит сейчас в больнице с сердечным приступом? А Ди играет в триктрак. Дженюари заказала разговор с «Палас-отелем». Потом оделась и стала ждать, когда ее соединят с Гстаадом. Через несколько минут в трубке зазвучал голос Майка. Казалось, он говорил из соседней комнаты.
— Как ты себя чувствуешь? — прокричала она.
— Прекрасно. У тебя все в порядке?
— Да…
Она вздохнула.
— Майк, я испугалась.
— Чего?
— Дэвид сказал мне вчера вечером, где ты. Я знала, что ты летишь через Нью-Йорк. Позвонила в Палм-Бич. Мне сказали, что ты уже уехал… я решила, что…
— Погоди, — перебил ее Майк. — Мы прибыли в аэропорт в пять часов утра. Сделали посадку только для заправки самолета. Я не хотел будить тебя. Решил, что на обратном пути все равно остановлюсь в Нью-Йорке на несколько дней. Слушай, у меня потрясающая новость — я наконец освоил все премудрости этой игры. За последние недели выиграл в Палм-Бич несколько тысяч. В этом турнире я еще не участвую. Но в Калькутте найму себе профессионального игрока. Это увлекательная игра, детка… погоди, ты еще заболеешь ею.
— Да, Майк…
— Слушай, мы тратим твои деньги. Скажи телефонистке, чтобы счет прислали сюда.
— Нет, Майк. Я хочу так.
— О'кей. Слушай, мне пора бежать. Я нашел себе партнера для джина. Пока заправляли самолет, я трижды выиграл у Фредди. Он полетел на этот турнир с нами, и я заставляю его играть со мной каждый день.
— Кто этот Фредди?
— Молодой человек, женатый на богатой женщине. Ты, несомненно, видела его в Палм-Бич… ну конечно.
— О'кей, Майк. Желаю тебе обставить Фредди.
— Пока, детка. До скорой встречи.
В этот вечер она приняла приглашение Линды пообедать с ней, ее другом и еще одним молодым человеком. Они отправились в маленький ресторан на Пятьдесят шестой улице, и Линда предупредила Дженюари, что из меню следует выбирать самые дешевые блюда.
— Мой платит алименты двум женам, а твой — одной, зато его сын посещает дорогого психоаналитика.
Дженюари решила, что ее кавалер похож на длинную тощую свинью. Он был высоким и худым; в его внешности отсутствовало что-либо мужское. Лицо имело розовый оттенок, а нос напоминал пятачок поросенка. Редкие белесые пряди едва прикрывали череп, а бачки отказывались расти. Он говорил о своем увлечении сквошем, бегом трусцой и выматывающей работе на Мэдисон-авеню. Мужчины служили в одном рекламном агентстве, большую часть вечера они обсуждали свои профессиональные дела и обменивались сплетнями о сотрудниках фирмы. По разговору было ясно, что они ежедневно вместе ходят на ленч. Зачем тогда касаться этих тем сейчас? Дженюари поняла, что они нервничают… Майк назвал бы их прирожденными неудачниками. Они хотели произвести впечатление на девушек с помощью беседы о «большом бизнесе». Все происходящее казалось Дженюари нереальным. Смотрят ли они на себя в зеркало, когда бреются? Даже если бы «поросенок», отзывавшийся на имя Уолли, владел рекламным агентством, он все равно не пробудил бы в Дженюари интереса к собственной персоне. Она жалела о том, что приняла приглашение. Сейчас она с большим удовольствием обедала бы дома перед телевизором или читала хорошую книгу. К половине одиннадцатого обед наконец подошел к концу. На улице было холодно, но «поросенок» сказал, что сегодня еще не бегал, и они пошли пешком. Линда пригласила всех к себе на последний бокал, но Дженюари отказалась, сославшись на усталость.
«Поросенок» пожелал зайти в дом и проводить Дженюари до двери квартиры. Когда она вставила ключ в замок и повернулась, чтобы попрощаться, молодой человек изумленно уставился на девушку.
— Ты, верно, шутишь?
— Нет. Спокойной ночи и спасибо за прекрасный обед.
— Но как насчет нас?
— Что насчет нас? — спросила она.
— Ты что, фригидная?
— Нет… просто сейчас я устала.
— Ну, это поправимо.
Наклонившись, он тотчас засунул свой язык едва ли не в горло Дженюари… его руки ласкали ее тело… он запустил их под пальто девушки… попытался задрать ей блузку. Разозлившись, Дженюари резко подняла колено. Это подействовало на парня. Он отпрянул, испустив стон. На долю секунды в его поросячьих глазках от боли появились слезы. Затем он грязно выругался. Дженюари, испугавшись, попыталась быстро отпереть дверь и спрятаться в квартире, но он оттащил ее от двери и ударил ладонью по лицу.
— Подлая сука! Меня тошнит от «девственниц» вроде тебя. Ладно, я тебе сейчас покажу.
Он схватил ее. Злость помогла Дженюари победить страх. Собрав все свои силы, она оттолкнула парня от себя, открыла дверь, бросилась внутрь и тотчас захлопнула ее перед его носом. С мгновение постояла, дрожа от гнева и потрясения. Он полагал, что она ляжет с ним в постель за четырехдолларовый обед!
Медленно раздевшись, Дженюари пустила в ванной воду. Она испытывала желание смыть с себя этот вечер. Девушка собиралась забраться в ванну, когда раздался телефонный звонок. Она услышала приглушенный голос Линды.
— Дженюари… Уолли у тебя?
— Нет, конечно!
— Слушай меня. Стив в ванной. Я только что говорила со службой передачи сообщений. Представляешь, звонил Том Кольт!
— Правда?
— Да. Он сейчас в Нью-Йорке. Мне сказали, он звонил в половине одиннадцатого. Позвони ему сейчас. Он в «Плазе».
— Я? Но ведь он звонил тебе.
— Дженюари… я не могу. Я сплю со Стивом — то есть буду спать, когда он выйдет из ванной. Скажи Тому, что ты звонишь по моей просьбе… что у меня позднее совещание… выясни, собирается ли он встретиться со мной завтра.
— Не могу. Честное слово, Линда.
— Сделай это. Сейчас. Слушай, ладно, ты тоже сможешь пойти на наше свидание.
— Нет.
— Пожалуйста! О… Стив… я говорю со службой передачи сообщений.
Помолчав, Линда добавила равнодушным тоном:
— Хорошо, мисс Грин. Спасибо. Пожалуйста, позвоните туда за меня.
Дженюари сидела на кровати. Вода в ванной остывала. Прошло двадцать минут; она все еще не позвонила. Не могла сделать это. Как она может звонить Тому? Но это ее долг перед Линдой. Она решила задавить свои чувства. Сняла трубку.
Ночной портье «Плазы» сказал, что мистер Кольт просил его не беспокоить.
— Передайте ему, что звонила Линда Риггз, — сказала Дженюари.
Положив трубку, она попыталась понять, испытала ли она разочарование из-за несостоявшегося разговора… или радость от того, что Том не узнает, кто на самом деле звонил ему.
Линда позвонила прежде, чем сработал будильник.
— Дженюари… проснись. У меня есть одна секунда. Стив в туалете. Потом он будет трахать меня. Скажи… ты говорила с Томом?
— О боже… который час?
— Семь. Ты говорила с ним?
— Нет, он отключил телефон, но я попросила портье передать Тому, что ты звонила ему.
— Славная девочка! Поговорим позже. В половине двенадцатого Линда вызвала Дженюари к себе в кабинет.
— Я только что говорила с ним, — сказала она. — И я держу свое слово. Вечером мы втроем идем смотреть «Нет, нет, Нанетт».
— О…
— Ты не хочешь поблагодарить меня?
— Линда, я не могу пойти. На самом деле мне не хочется этого делать.
— Нет. Не беспокойся. Он сказал: «Прошлый раз я выбирал спектакль… Что ты хочешь посмотреть теперь?» Когда я назвала «Нет, нет, Нанетт», он произнес: «Отлично, я обожаю Пэтси Келли». Потом он спросил: «Ты хочешь, чтобы Дженюари пошла с нами?» Я ответила: «Да, по-моему, это будет выглядеть лучше. В конце концов, вы женаты. В турне это не будет иметь значения, поскольку все узнают, что я пишу о вас статью». Так мы и договорились. Только сегодня вечером я форсирую события. Поэтому мы не пойдем в «Сарди». Отправимся куда-нибудь, где он сможет по-настоящему напиться. Когда придет время, ты оставишь нас. Или если я уговорю его подняться ко мне выпить по последнему бокалу, ты откажешься…
— Линда, а если он пригласит Пэтси в «Сарди»…
— Черт возьми! Тогда мы будем трепаться о театре, и все будет пристойно, как в прошлый раз.
— Он, видно, большой театрал.
— Ладно, будем действовать по обстоятельствам. Мы должны встретиться в шесть в его «люксе». Он сказал, что угостит нас перед спектаклем спиртным и какими-то деликатесами. Если мне удастся заставить его пить на пустой желудок, я точно добьюсь своего.
Они прибыли в «Плазу» к шести часам. Там уже находились Рита Льюис и сдержанный молодой человек из «Лайфа». Том, держа в руке бокал бербона, представил гостей друг другу. Рита испытала потрясение, увидев Линду и Дженюари. Том налил девушкам спиртное, и они сели. Интервью продолжилось. Дженюари заметила, что Том несколько раз поглядел на часы, стоявшие на камине. За пятнадцать минут до семи часов писатель сказал:
— Сколько еще времени это займет? У нас билеты на спектакль.
— Мистер Кольт, — в голосе Риты звучала едва сдерживаемая истерика. — Это интервью для «Лайфа». Мистеру Харви требуется время. А в половине девятого придет фотограф.
— Похоже, нам придется прервать эту встречу, — сказал Том.
Он повернулся к репортеру.
— Извините, молодой человек, но… Рита вскочила на ноги.
— Мистер Кольт… вы не можете так поступать. Вы уже отстали от нашего графика на две недели. Мне пришлось обо всем договариваться заново — шоу Майка Дугласа, Кап в Чикаго…
— Следующий раз, запланировав интервью на пять вечера, предупреждайте меня заранее.
— Но я вчера вечером оставила вам конверт с расписанием мероприятий. Там ясно написано: «Репортер и фотограф из „Лайфа“… пять часов… первая беседа». Любому человеку ясно, что беседа — это несколько часов. И фотографа нельзя торопить. Мы пригласили Рок-ко Джараццо. Он — один из лучших.
— Извините, дорогая, — сказал Том. — В другой раз. Напитки уже налиты. Угощайтесь.
— Мистер Кольт… — Голос Риты дрогнул, в ее глазах заблестели слезы. — Из-за вас я потеряю работу. Издатель скажет, что я проявила беспомощность. И я не смогу найти другое место — обо мне пойдет слух, что я не справилась с известным автором. Также оборвутся мой личные контакты… например, с журналом «Лайф»… потому что ваше поведение оскорбляет репортера. Он тоже пишущий человек… как и вы…
— Ладно, — тихо сказал Кольт. — Я вас понял. Он повернулся к Линде:
— Билеты оставлены на мое имя. Вы, молодежь, идите в театр. А потом возвращайтесь сюда. Воспользуйтесь моим автомобилем. Он стоит перед отелем.
Сняв пиджак, Том налил себе неразбавленного бербона и обратился к репортеру:
— О'кей, мистер Харви. Извините меня. Сделаем несколько глотков, и я буду в вашем полном распоряжении.
По дороге в театр Линда не скрывала своей радости по поводу такого поворота событий.
— Он пьет. И теперь нам не грозит поход в «Сарди». Но я вернусь в «Плазу» одна. Я чувствую, что момент благоприятный.
После спектакля смелость Линды поубавилась.
— Может быть, Рита и люди из «Лайфа» до сих пор у Тома. Пойдем вместе. Если он там один, после первого бокала ты оставишь нас. Я подам тебе сигнал. Когда я произнесу: «Дженюари, по-моему, твоя статья о кошках получится превосходной», ты сможешь сказать: «Да, теперь я вспомнила — мне необходимо вечером поработать над ней. Я, пожалуй, пойду». Договорились?
— О'кей. Но, Линда, ты… Она замолчала.
— Мне кажется, ты добиваешься мужчины, а все должно быть наоборот… Линда рассмеялась:
— Дженюари, готова поспорить: ты полагаешь, что парень, переспав с тобой, обязан утром прислать тебе цветы.
— Ну… именно так поступил Дэвид.
— Возможно, поэтому он и появляется раз в десять дней. Но мне известно, что фотомодель, с которой он трахается, не только не получает от него цветов, но и готовит ему завтрак и подает его в постель. А сама Ким, чтобы оставаться стройной и сексапильной, ест, вероятно, только салат из сельдерея, и то через день… не так-то легко, голодая, смотреть на парня, поглощающего ветчину с яйцами.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что все стереотипы мужского и женского поведения рухнули. Девушка может проявлять любую степень активности. Может позвонить парню. Предложить ему переспать с ней. Сегодня, в семидесятые годы, это нормально. Пятидесятые ушли в прошлое.
— Меня вот что интересует — если тебе так нравится Том Кольт, почему ты переспала со Стивом?
— Вчера вечером я узнала о возвращении Тома уже после того, как сказала Стиву, что хочу его. Не могла же я потом прогнать парня. И вообще, он хорош в постели, а я давно не занималась сексом.
— Но разве ты не должна испытывать какие-то чувства, ложась в постель с мужчиной?
— Да… желание.
— Линда!
Линда посмотрела на подругу в полумраке лимузина.
— Знаешь что, Дженюари? Тому Кольту пятьдесят семь, но он вполне современный человек. Это ты отстала от своего поколения.
Когда Линда и Дженюари вернулись к Тому, Рита и репортер уже покидали номер писателя. Том радостно встретил девушек, спросил, понравился ли им спектакль, и заставил всех, включая заволновавшуюся Риту Льюис, выпить по бокалу. Рита заявила, что ей необходимо идти, и покинула «люкс». Журналист из «Лайфа», осушив бокал, сказал:
— Теперь и мне пора. Я обещал жене быть дома к десяти. Она приготовила обед. Том огорченно покачал головой:
— Что же вы молчали? Я забываю о еде, когда пью. Господи, я морил голодом вас… и эту даму из издательства. Где же вы живете?
— Возле Грамерси-парк.
— Машина стоит внизу. Возьмите ее. Потом отправьте автомобиль сюда. Девушки уедут на нем домой.
— Дженюари, я в восторге от вашей статьи о кошках, — произнесла Линда.
Дженюари шагнула к двери.
— Она еще требует правки. Я собиралась поработать… Я поеду с мистером Харви… Он может высадить меня по дороге.
— Бедняга умирает от голода, — сказал Том. — И он живет в противоположной стороне. Из-за какой-то статьи о кошках ему придется сначала ехать от центра города, а потом возвращаться обратно. Неужели это так срочно?
— Я действительно должна…
— Дженюари лучше всего работается по ночам, — быстро вставила Линда.
— Как и всем нам. Но сегодня статья подождет. Поезжайте, Боб.
Молодой человек заколебался.
— Пустяки, я охотно…
— Довольно, — добродушно возразил Том. — Отправляйтесь к вашей жене и обеду.
Повернувшись к Линде, он протянул ей свой бокал.
— Не наполнишь его, детка? И налей имбирного эля нашей кошатнице.
Сделав два глотка, Том заметил на столе конверт. Взял его.
— Инструкции на завтра от Риты.
— Прочитайте, — сказала Дженюари. — Вдруг у вас ранняя встреча.
— О, я знаю. Это Филадельфия… шоу Майка Дугласа. Затем Вашингтон.
— Вы уезжаете? — спросила Линда.
— Всего на два дня. Вернусь сюда на неделю. Потом Чикаго, Кливленд, Детройт… Снова несколько дней в Нью-Йорке, после чего улечу в Лос-Анджелес.
— В какое время вы завтра уезжаете? — поинтересовалась Линда.
Он кивнул в сторону конверта.
— Открой, посмотрим. Линда разорвала конверт.
— В полдень. Лимузин заберет вас отсюда. Но в девять утра вы завтракаете с Дональдом Зиком.
— Да. Он из Лондона… пишет обо мне статью для «Дейли миррор». Том встал.
— Мне пора ложиться. Не хочу клевать носом, беседуя с Дональдом. Он мой старый приятель. Он направился в спальню.
— Дженюари, мне кажется, твоя статья о кошках…
— Я ухожу. Возьму такси, — сказала Дженюари. Том повернулся к девушкам:
— Вы обе уедете на лимузине. Я сейчас разденусь, а потом позову вас. Вы сможете подоткнуть мне одеяло, и мы выпьем напоследок.
Он скрылся в спальне. Дженюари посмотрела на Линду и беспомощно пожала плечами. Линда была в ярости.
— Я должна узнать, когда он едет в Чикаго, Кливленд и Детройт. Потому что я собираюсь сопровождать его в этом турне. Я не могу ехать в Филадельфию и Вашингтон… поздно бронировать гостиничный номер. К тому же, думаю, с ним будут люди из «Лайфа».
Внезапно она бросила взгляд на Дженюари.
— Слушай… уходи… прямо сейчас.
— Прямо сейчас?
— Да. Я объясню ему, что тебе действительно надо было уйти.
— Но, Линда, это так грубо…
— Ты на самом деле не нужна ему здесь. Он проявил вежливость. И ты не продемонстрировала твердости. Боб Харви согласился сделать крюк, но ты не настояла на своем.
— Линда, я не хочу, чтобы Том решил, что он мне неприятен. Если я приняла его приглашение в театр, я не могу поступить так, словно внезапно узнала о том, что он болен заразной болезнью. Он решит, что я дурно воспитана.
— Какое тебе дело до того, что он подумает? Оказавшись в постели со мной, он не будет ни о чем думать. Ну же, Дженюари, надень пальто и уходи.
Внезапно из спальни донесся голос Тома:
— Эй, девушки, несите сюда бутылку и три бокала.
— Уходи, — прошипела Линда.
— Линда, ты скажешь ему, что мне действительно надо поработать? Пожалуйста.
— Да… иди, ради бога!
Вдруг Том вошел в комнату. Он был в халате, явно надетом на голое тело.
— Ну что вы стоите, как статуи? Берите выпивку и заходите.
Линда с ненавистью посмотрела на Дженюари и взяла бутылку. Все прошли в спальню. Том устроился на кровати, не сняв с нее покрывала.
— Ну, выпьем перед сном. После этого вы сможете тихонько выйти отсюда и погасить свет.
Увидев у Линды только два бокала, он указал на ванную.
— Там есть стакан. Я хочу, чтобы на этот раз Дженюари выпила. За успех моего турне.
Она отправилась в ванную и послушно принесла стакан. Том налил девушкам щедрые порции, затем плеснул себе полбокала неразбавленного бербона.
— Ну… сядьте по обеим сторонам от меня. Он похлопал рукой по кровати. Девушки сели. Том шутливо взъерошил Линде волосы.
— Ну, выпьем за великого писателя, который собирается пойти по свету и продавать себя, как ветчину к завтраку. Люди, приходите поглазеть на живого автора… смейтесь над ним… освистайте его… делайте все что угодно… только купите написанную им книгу.
Он отхлебнул одним залпом половину бокала. Налив себе еще, посмотрел на Дженюари. Она пригубила напиток… потом внезапно осушила бокал. Усмехнувшись, Том снова наполнил его. Горло у Дженюари горело. «Вот что испытывают люди, глотая яд», — подумала девушка. Жжение в глотке прошло. По телу разлилось тепло. Она снова пригубила бербон… теперь оно пошло, легче. Она стала потягивать его мелкими глотками. Интересно, знает ли Том, что они обе еще не обедали? У нее закружилась голова. Дженюари казалось, что она видит себя как бы со стороны. Она передвинулась на край кровати. Линда положила голову на грудь Тома. Он почти рассеянно погладил ее волосы. Поднял подбородок Линды. Глаза у обоих были закрыты. Дженюари спросила себя, может ли она сейчас уйти. Том, склонившись над Линдой, поцеловал ее в лоб.
— Ты — красивая девушка, — медленно произнес писатель.
Дженюари чувствовала, что ей следует покинуть «люкс»… но ее словно парализовало. Линда смотрела Тому в глаза. Она выглядела так, словно вот-вот растает.
— Линда, — проговорил Том. — Ты должна мне помочь.
Линда покорно кивнула.
Он снова погладил ее по голове.
— Линда… я, похоже, увлекся Дженюари. Что мне делать?
На мгновение в комнате воцарилась тишина. Все застыли, точно восковые фигуры. Время, казалось, остановило свой бег. Линда, изогнувшись, по-прежнему глядела в глаза Тому. Дженюари сидела у изножья кровати с бокалом в руке. Секунды бежали. Вдруг Дженюари ожила. Она вскочила с кровати.
— Мне надо в ванную, — внезапно пробормотала девушка.
Бросившись туда, она опустилась на пол, склонила голову над ванной. Картина, только что стоявшая перед ее глазами, казалась ей нереальной. Возможно, Линда все еще безотрывно смотрит на Тома. Как он мог произнести такое? Или это шутка?.. Ну конечно. Все ясно! Сейчас они, обнявшись, смеются над тем, что она не поняла розыгрыша, приняла все за чистую монету. Нет… она не поверила Тому. Она сделает вид, будто сразу поняла, что он шутит. Пусть они подумают, что ей действительно понадобилось выйти в ванную. Она несколько раз спустила воду в унитазе. Открутила кран и вымыла руки, шумно плеская воду. Потом открыла дверь и решительными шагами направилась в спальню.
Том сидел, опираясь на подушки. Он посмотрел на Дженюари. Линды нигде не было видно. Мгновение они глядели друг на друга. Затем Том с почти печальной улыбкой жестом предложил ей сесть. Она медленно опустилась на край кровати.
— А где Линда? — спросила Дженюари.
— Я отправил ее домой.
Она начала подниматься, но он мягко потянул ее за руку, и она снова села.
— Расслабься. Я не собираюсь насиловать тебя. Я не каждый день увлекаюсь девушками, отцы которых моложе меня. Я могу иметь столько девушек, сколько захочу… раскованных, без комплексов. Иногда я даже женюсь на них. Слишком часто… В этом моя беда. Думаю, современная молодежь поступает правильно, отвергая брак. Люди должны быть вместе, пока они любят друг друга; их не следует удерживать с помощью закона. Брак — это не тюрьма. Объясню тебе кое-что. Я вовсе не влюблен без памяти в мою жену. Этого у нас никогда не было. Она дала мне ребенка, которого я хотел. Если я уйду от нее, она заберет с собой малыша. Этого я никогда не допущу. То, что я увлекся тобой — безумие. С Линдой все было бы проще. Никаких вопросов… побаловались, и все. Я старался захотеть Линду… но ты помешала. Я обнаружил, что постоянно думаю о тебе. На самом деле я мог и не возвращаться сюда ради одной только восточной части турне. Книга расходится отлично — уже продано более пятидесяти тысяч экземпляров. Печатается новый двадцатипятитысячный тираж. Но я вернулся в Нью-Йорк и согласился продолжить турне из-за тебя.
Он привлек Дженюари к себе и нежно поцеловал девушку в губы.
— Сегодня ничего не произойдет, Дженюари. Ничего вообще не произойдет, пока ты не почувствуешь то же, что и я…
— Том, я… О, Том, ты мне действительно дорог… я пришла в ужас, поняв это… ведь у тебя жена и ребенок.
— Чувства, которые связывают нас, не имеют никакого отношения к моему сыну. Насчет жены я уже объяснил тебе.
— Том, мне будет мало одной недели… или сегодняшнего дня… понимаешь?
— Дженюари… любовь не бывает вечной. Лови момент и благодари судьбу.
Она посмотрела на него в упор.
— Ты любишь меня, Том? Его лицо стало задумчивым.
— Это слишком тяжелое слово. Признаюсь, я часто произносил его без должных оснований. Но признаться тебе в любви, не испытывая ее, я бы не смог.
— Да… я тоже…
Она отчаянно пыталась отыскать нужные слова.
— Понимаешь, меня преследует чувство вины… оно мучает меня и сейчас, когда я сижу вот так, говорю с тобой, зная, что ты женат, что у тебя ребенок. Мы поступаем плохо… очень плохо… Но если бы я знала, что ты действительно любишь меня… что никто не может пострадать… кроме нас… тогда у нас появился бы шанс. Мне кажется, Господь не рассердится на истинно любящих.
Она поняла, что краснеет, и поглядела на свои руки.
— Знаю, что я кажусь тебе идиоткой… и… Он поднял голову Дженюари. Его глаза были ласковыми.
— Дженюари, ты еще прекрасней, чем я думал.
Обняв девушку, он погладил ее по голове, точно ребенка. Через несколько мгновений медленно разомкнул объятия, встал с кровати и повел Дженюари в гостиную. Взял ее пальто. Внезапно она бросилась ему на шею. Уронив пальто, он крепко прижал ее к себе и поцеловал. Она впервые поняла, какое ощущение близости может дать настоящий поцелуй. Их тела касались друг друга. Она прильнула к Тому, желая стать его частью. Внезапно зазвонил телефон. Водитель доложил, что он уже вернулся.
— Тебе пора, — сказал Том, поднимая пальто.
— О, Том, я не хочу тебя отпускать.
— Это всего несколько дней. Может быть, это даже к лучшему… мы оба сможем подумать.
Он поцеловал Дженюари и проводил ее взглядом. Девушка, пройдя по коридору, исчезла в кабине лифта.
Она испытывала большой душевный подъем… страх и волнение. Все будет хорошо. Верно, сама судьба распорядилась так, поселив Тома в прежний номер Майка. Она впервые узнает настоящую любовь в кровати Майка.
Дженюари думала об этом, откинувшись на спинку сиденья. Она заново переживала каждое мгновение вечера… восстанавливала в памяти каждое слово Тома. Что тревожило ее? Сначала назойливая мысль разрушила ощущение счастья. К дому Дженюари подъехала почти в панике. Что он имел в виду, сказав, что они смогут подумать в течение двух дней? О господи, означает ли это, что его отношение может измениться? Не отпугнула ли она Тома, заговорив о любви и чувстве вины? Не скажет ли он, вернувшись: «Я все обдумал, Дженюари… Будет лучше, если ничего не произойдет». Нет, он так не поступит. Он любит ее. И вдруг в темноте лимузина она отдала себе отчет в том, что, когда она прижималась к Тому, у него не было и намека на эрекцию. О господи, возможно, она не возбуждала его… наверно, она на самом деле отпугнула Тома!