Одного раза недостаточно

Глава двадцать четвертая

Ди вытянулась в ванне, заполненной пеной. Из приемника доносились прекрасные песни Синатры. Весь мир был прекрасен. Май — прекрасный месяц в Нью-Йорке. Апрель тоже был прекрасным. Любой месяц прекрасен, когда Карла рядом. Их зимняя разлука была самой длинной. Пять долгих месяцев, проведенных Ди в Палм-Бич. Она едва пережила их. Иногда ей приходилось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не поднять трубку и не позвонить Карле. Она была готова умолять Карлу, чтобы та приехала в Палм-Бич. Возможно, ее выдержка принесла пользу — когда Ди вернулась в Нью-Йорк, Карла по-настоящему обрадовалась их встрече.

Конечно, они пережили тот ужасный вечер, когда Дэвид ломился в дверь, точно разъяренный бык. Она бы никогда не поверила, если бы ей сказали, что Дэвид способен до такой степени потерять самообладание. Но он здорово напился. Она многого не расслышала — когда инцидент начался, она, испугавшись, бросилась в ванную. Но теперь, несомненно, Дэвид потерял Карлу. Он перестал быть одним из ее «симпатичных молодых людей», водивших бывшую актрису на балет или в кино.

Как ни странно, Дэвид не слишком сильно страдал из-за своей потери. В колонках светской хроники писали, что он периодически встречается с голландской фотомоделью. В разговорах с Ди он постоянно упоминал Дженюари.

Дэвид расстроился, когда девушка не смогла прилететь в Палм-Бич на пасху. Конечно, подготовка статьи о таком человеке, как Том Кольт, — весьма важное задание. Дженюари уже довольно долго находится в Калифорнии. «Любопытно, происходит ли между ними что-то», — подумала Ди. Нет, ерунда! Том Кольт женат и слишком консервативен для Дженюари. Майк проявлял странное равнодушие к работе дочери. Он пожелал слетать к ней, отсутствовал неделю и вернулся в хорошем настроении. Да, она может изменить завещание. Теперь, когда Дэвид не представлял угрозы в отношении Карлы, ей, Ди, все равно, женится он на Дженюари или нет.

Выйдя из ванной, она позвонила Джорджу Милфорду. Он тотчас подошел к телефону.

— Ди… я уже собрался уходить. Рад слышать тебя.

— Джордж, я хочу переписать завещание.

— Хорошо. Это срочное дело?

— Нет, но давай встретимся завтра днем.

— Хм, именно поэтому я и спросил о срочности. Завтра мы с Маргарет отправляемся в Париж. Ее племянница выходит замуж, и мы уже давно не отдыхали за границей. Мы плывем на корабле… будем отсутствовать целый месяц.

— О… — Ди в задумчивости прикусила губу.

— Если это не терпит отлагательства, я могу подождать тебя сейчас в моем офисе. Мы сформулируем новые пункты. Я готов задержаться тут на несколько часов… если ты свободна. Мы все обсудим, и я сделаю нужные записи. Завтра утром отдам машинистке новый текст, и если ты придешь, скажем, часам к десяти, мы нотариально засвидетельствуем документ.

Карла ждала ее к половине седьмого. Доработка завещания займет много времени.

— Нет, Джордж, это не настолько срочно. Я дождусь твоего возвращения. Желаю вам приятного путешествия. Передай привет Маргарет.

Она положила трубку и начала одеваться. Майк был в клубе «Монах». Она сказала ему, что идет на встречу бывших одноклассниц; Ди настояла на том, чтобы он остался в клубе пообедать и сыграть в карты.

— Я должна пойти. Я посещаю это собрание каждый год. Нас осталось только двадцать человек; мы сидим и часами вспоминаем нашу жизнь в школе мисс Брайерли. Если вернешься домой раньше меня, не жди моего возвращения, ложись спать.

Брак мешал ей. Теперь, когда Карла была рядом, Ди страдала, проводя время с Майком. После возвращения Ди из Палм-Бич Карла охотно проводила с подругой все часы, когда та была свободна. Не уклонялась от встреч под разными предлогами. («О, Ди, маэстро пригласил меня на обед. Он давно не работает и скоро отправится в дом ветеранов кино».) Аргументы Карлы всегда были вескими. Но она приводила их слишком часто, и Ди теряла душевное равновесие. Однако после Палм-Бич Карла ни разу не отказала Ди в свидании. Когда Ди, позвонив ей, говорила: «Я сегодня вечером свободна», Карла искренне радовалась. «Жду тебя, дорогая». Или: «Меня пригласили пообедать у Бориса, но я отменю встречу».

Конечно, Ди могла видеться с Карлой и днем, если бы была согласна подстраиваться под режим подруги и во всем уступать ей. Но Ди считала, что ходить повсюду с Карлой, сидеть в студии и смотреть, как бывшая актриса работает у станка, унизительно для нее. Ди шла на это в первые несколько лет их знакомства, когда просто видеть Карлу, иметь возможность появляться с ней в обществе было привилегией. Как ни странно, спустя годы, каждый раз при виде Карлы у Ди от волнения слегка кружилась голова. Но после того как их отношения приобрели стабильный характер, Ди стала считать неприемлемой для себя роль поклонницы, завороженно смотрящей на своего кумира. Она не соглашалась гулять в дождь и снег. Если Карла выглядела великолепно со снежинками на волосах или капельками влаги на лице, то у Ди в холодную погоду слезились глаза и текло из носа. Карла могла постоять под душем, потом вытереть полотенцем волосы и выглядеть превосходно. Ди требовалась ежедневная укладка.

Нет, Ди могла видеться с Карлой и поддерживать, равенство в их отношениях, лишь когда полька была гостьей в одном из ее домов… или когда они встречались в Нью-Йорке по вечерам. Женщина после сорока лет не в силах выглядеть великолепно при дневном освещении. Ди испробовала все. Пудра, которую она применяла, казалась либо слишком розовой, либо слишком желтой, либо бледнила ее. Но вечером она смотрелась восхитительно. Особенно перед камином или обедая с Карлой при свечах. Ди решительно отказывалась есть на кухне. В этом не было романтики. К тому же при таком свете она выглядела неважно. Карла не нуждалась в тональной пудре, ее кожа всегда была немного загоревшей. Карла была Карлой — никто не мог сравниться с ней. Даже спустя восемь лет Ди казалось невероятным, что Карла принадлежит ей. Нет… не принадлежит. Карла никогда никому не принадлежала. Даже Джереми Хаскинсу, которого она называла своим менеджером и близким другом. Она призналась Ди, что они однажды предприняли попытку стать любовниками, но из этого ничего не вышло. Ди познакомилась с Джереми в 1966 году, когда он приехал в Штаты; увидев сутулого старика с седыми волосами, она испытала такое облегчение, что устроила обед в его честь. И каждый год на рождество отправляла ему подарок.

Поддавшись внезапному порыву, она взяла чековую книжку и выписала чек на десять тысяч долларов. Она давно перестала делать Карле презенты. Карла никогда не носила драгоценности. А соболиную шубу, подаренную Ди, носила как обычное утепленное пальто. Ходила в ней во время снегопада до студии и обратно. Карла оживала, лишь получая деньги. Этот феномен был непонятен Ди. В конце концов, у Карлы приличное состояние. Господи… она столько лет снималась в кино. А теперь если и тратит средства, то лишь на содержание квартиры. Это были великолепные апартаменты в смысле планировки и размеров. Хороший дизайнер мог бы превратить их в настоящий дворец. Но Ди была уверена в том, что общая стоимость мебели не превышала пяти тысяч долларов. Разумеется, там поддерживались идеальная чистота и порядок. Карла могла своими собственными руками мыть полы и окна. На стенах висели картины — один Моне, два Рауля Дюфиса, Вламинк, этюды Домье. Это были подарки. На вопрос Ди: «Зачем тебе нужна двухэтажная десятикомнатная квартира, если ты пользуешься только тремя комнатами?» Карла, пожав плечами, ответила: «Мне ее подарили… с тех пор цена удвоилась». Ди перестала искать рациональное объяснение странностям Карлы. Полька отличалась удивительной скупостью. На рождество она дарила Ди кружку для пива с надписью «Сувенир из Нью-Йорка»… красную фланелевую ночную рубашку… польскую елочную игрушку. Ди объясняла это потрясением, связанным с войной. У всех беженцев есть какие-то странности.

В шесть с четвертью Ди вышла из дома. Сегодня она отпустила шофера. Она села в такси; машина пробиралась по городу рывками, но ничто не могло омрачить настроение женщины. Это был прекрасный весенний вечер; через несколько минут она увидит Карлу. О боже, если бы можно было остановить время. Сделать так, чтобы сегодняшний вечер длился вечно. Она затеяла игру со светофором. Когда автомобиль останавливался на красный свет, Ди начинала считать. Один… затем по буквам… О — Д — И — Н. Два… Д — В — А. Сколько цифр она успеет произнести до зеленого света, столько месяцев они с Карлой будут вместе. На первом светофоре она добралась до шестнадцати… но ко Второй авеню Ди уже наловчилась и досчитала до тридцати пяти. Она нахмурилась. Только три года. Нет, это ее не устраивает. Они будут вместе всегда. О боже, если бы она была уверена в том, что Карла никогда ее не оставит, то не вышла бы замуж за Майка. Но даже в моменты их близости Ди сознавала, что Карла не способна по-настоящему кем-то увлечься. Если бы Карла догадалась о том, что была для Ди всем, она бы могла исчезнуть… вероятно, навсегда. Нет, Майк — ее страховочная сетка, залог психического здоровья. Но он сам порождал сложности… ей приходилось постоянно лгать, чтобы иметь свободные вечера. В июле она настоит на приезде Карлы в Марбеллу. Но сейчас только начало мая. Значит, впереди шесть недель в Нью-Йорке. Ди подумала, что поступила умно, — проявив энтузиазм в отношении их с Майком поездки в Канн. В Монте-Карло не было никакого турнира по триктраку, и она с самого начала не имела ни малейшего намерения отправляться туда. Но ей следует тщательно подготовиться. Пока что все шло по плану. «Люкс» в «Карлтоне» был забронирован с четырнадцатого мая. Тринадцатого мая она сообщит ему, что турнир отменен. Уговорит его поехать без нее — «люкс» забронирован; он, Майк, заслуживает двух великолепных недель в обществе старых друзей по кино. Она просто отдохнет в Нью-Йорке и обновит свой гардероб к лету. Она заранее подготовила свою речь. Он должен поехать один. Она получит две потрясающие недели с Карлой… они будут вместе каждую ночь!

Когда Ди прибыла к Карле, полька ждала ее, сняв косметику с лица и закрепив убранные назад волосы заколкой. Обняв Ди, Карла повела ее к столу, стоящему у окна. Он был накрыт для обеда; Карла указала на свечи.

— Смотри, я купила их сегодня. Они не нуждаются в подсвечниках… не дают потеков. О, это было чудесно! Коротышка продавец в славном маленьком магазине не узнал меня. Я понравилась ему сама по себе. Он принялся с энтузиазмом демонстрировать мне свечи с разными запахами. Сегодняшние источают аромат гардений. Ди, ты любишь гардении? Я их обожаю… надеюсь, ты тоже.

— Конечно.

При свечах, когда на Ист-Ривер опускались сумерки, Карла выглядела, как на одной из своих лучших фотографий. На ее лицо падали тени, подчеркивая ямочки под скулами. Внезапно Ди поняла, что любуется Карлой. Она раскрыла свою сумочку.

— Карла, я принесла тебе маленький подарок. Карла даже не взглянула на чек. Улыбнувшись, она убрала его в ящик стола.

— Спасибо, Ди. А теперь садись. Я приготовила салат из креветок и омаров. Смотри… графин сангрии. Мы устроим настоящий пир.

Ночью, когда они предавались любви, Карла бурно проявляла испытываемую ею радость. Она находилась в более приподнятом настроении, чем обычно. Позже, лежа в постели с Ди, она запела знакомую ей с детства польскую песню. Потом, словно смутившись оттого, что открыла свою новую грань, вскочила с кровати и включила телевизор.

— Сегодня идет хороший фильм, но я знаю, что ты предпочитаешь обзор новостей. Я приму душ. Если в нашем грустном мире произошли какие-то важные события, ты расскажешь мне о них.

Ди стала смотреть новости. Из ванной доносилось пение Карлы. Полька была счастлива. И она, Ди, тоже была счастлива. И все же к ощущению счастья примешивалось отчаяние. Скоро ей придется вернуться к Майку. Она протянула руку к тумбочке, решив попробовать крепкие английские сигареты, которые курила Карла. Когда она взяла пачку, на пол упал конверт. Это был счет за телефонные разговоры. Внезапно Ди охватило любопытство. Сумма должна быть минимальной. Карла редко звонила кому-либо, а если и делала это, то лишь лаконично излагала свой вопрос или просьбу. Долгие телефонные беседы были не в стиле Карлы. Ди вынула счет из конверта. Увидев сумму, Ди изумленно подняла брови. Четыреста тридцать один доллар! Она снова поглядела на цифру. Как могла Карла проявить такую расточительность? Ди внимательно изучила счет. Местных звонков было немного. Гораздо чаще Карла звонила в Англию. Шестнадцать звонков в Боствик по номеру 3322! И каждый разговор длился более трех минут. Еще три звонка в Ловик и два — в Белгравию. Шестнадцать разговоров с Боствиком! Она записала номера на клочке бумаги, спрятала его в сумочку и положила конверт со счетом под пачку сигарет. Карла вернулась из ванной; они снова стали заниматься любовью, и этот маленький инцидент совершенно вылетел из головы Ди. Она не вспоминала о нем до тех пор, пока, вернувшись домой, не обнаружила у себя в сумке кусочек бумаги. Убрала его в шкатулку с драгоценностями. Вероятно, у Карлы какие-то дела в Лондоне. Возможно, она постоянно поддерживает связь с Джереми. Ее счет за телефон мог быть столь солидным ежемесячно. Люди, известные своей скупостью, часто в чем-то одном проявляют экстравагантность. Наверно, такой странностью Карлы были звонки за океан.

На следующий день, к удивлению Ди, она не смогла связаться с Карлой. Звонить утром не имело смысла; Карла в это время гуляла. В час дня, когда Карла обычно возвращалась домой, Ди была занята — в «Плазе» проходил благотворительный ленч, на котором собирались средства на строительство лечебницы для беременных наркоманок. Этот проект не слишком интересовал Ди, но он гарантировал частое упоминание ее имени в прессе и способствовал созданию хорошего имиджа. Оргкомитет состоял из известных людей.

Она позвонила Карле в пять, но снова не застала ее. Позже собралась еще раз набрать номер подруги, но тут пришел Эрнест укладывать Ди волосы. Она пыталась сочинить объяснение для Майка, чтобы освободиться на вечер. Другие дни были расписаны, но сегодняшний вечер оставался свободным. Майк что-то сказал насчет двух фильмов, которые можно посмотреть один за другим. Ему, похоже, нравилось сидеть в грязных кинотеатрах и поглощать кукурузные хлопья. Он уговаривал ее устроить в одной из комнат Зимнего дворца кинозал. Кинокартины нагоняли на Ди скуку. Она обожала старые ленты Карлы, но современные фильмы не трогали ее. Она ненавидела картины о рокерах и наркоманах в голубых джинсах. Она еще помнила то время, когда на экране можно было увидеть последнюю моду. Но теперь фильмы стали отвратительными, вульгарными. Ее жизнь была гораздо более красивой и увлекательной.

Ди пролистала газеты. Ее снимок, сделанный на вчерашнем ленче, попал в «Женскую одежду». Удачная фотография — она покажет ее Карле. Но сейчас надо изобрести способ отделаться от Майка на вечер. Триктрак больше не годился для этого. Он полюбил эту игру. Господи, зачем она обучила его? Ди посмотрела на часы. Может быть, посоветовать ему сходить в клуб и поиграть в гольф, сказать, что она хочет… что хочет? Ее бесила необходимость лгать, придумывать оправдания. Она — Ди Милфорд Грейнджер. Она его содержит. Почему она не может просто сказать: «Сегодня мне надо уйти»? Особенно теперь, когда он перестал волноваться о своей дочери. Последнее время Майк не вспоминал о ней. Возможно, десять миллионов, отписанных Дженюари, успокоили его. Что ж, вернувшись домой, он узнает, что это завещание обратимо. Она перепишет его заново. Опять назначит Дэвида своим душеприказчиком. Эти десять миллионов перейдут к Дженюари… если Майк останется мужем Ди Милфорд Грейнджер до ее смерти. Она улыбнулась. Ну конечно… тогда она сможет уходить из дома в любой вечер. Но сегодня надо что-то придумать. Несуществующие подруги, партнерши по триктраку, уже не годились. Он знал всех ее знакомых. Невероятно! Всю свою жизнь она делала то, что хотела, а теперь вынуждена хитрить ради свиданий с самым дорогим ей человеком.

Может быть, Карла подкинет идею. Хотя она не отличается изобретательностью. Ди безумно любила Карлу, но считала ее туповатой полькой. Часы показывали еще только десять минут двенадцатого; она позвонила Карле. Иногда Карла возвращалась домой рано. Никто не снимал трубку. Ну да… сегодня четверг. У прислуги выходной. Как можно при такой квартире обходиться горничной, которая приходит трижды в неделю!

Она взяла номер «Дейли Ньюс» и полистала его. Княгине была посвящена половина колонки. Упоминались имена Ди и Майка. Но максимум внимания уделялось сенатору. Ди бросила газету на пол. Она упала центральным разворотом вверх. Ди уставилась на полосы издания. Вскочила с кровати, схватила газету. Там была фотография Карлы… она прятала лицо от камеры в аэропорте «Хитроу».

Карла в Лондоне!

Ди смяла газету в комок и запустила им через всю комнату. Все это время, пока она строила планы, придумывала, как провести время с Карлой, эта стерва находилась в Лондоне.

Лондон!

Она вскочила с кровати, бросилась к шкатулке с драгоценностями и нашла бумажку с тремя телефонами. Подошла к аппарату. Полдень. Значит, в Лондоне пять часов дня. Заказала разговор с Энтони Пирсоном. Фирма «Пирсон и Метленд» вела дела Ди в Лондоне. Меньше чем через пять минут раздался звонок, и ее соединили с, Энтони Пирсоном. Он обрадовался звонку Ди. Они поговорили о том, какая чудесная погода сейчас в Лондоне, о ее инвестициях. Потом она произнесла небрежным тоном:

— Я знаю, что это не входит в ваши прямые обязанности… но я хочу узнать, кому принадлежат три лондонских телефона. Нет, это касается не меня, а моей падчерицы. Она живет с нами. Я наткнулась на телефонный счет и поняла, что она звонила по трем лондонским номерам. Ей только двадцать один год. Естественно, я беспокоюсь. Знаете, как это бывает… ваши рок-звезды прилетают сюда, и девушки ее возраста придумывают себе любовь…

Она засмеялась:

— Да… именно так… я не хотела бы, чтобы она выставляла себя на посмешище или связалась с дурными людьми. Так что если бы вы установили, чьи это телефоны… Тони, я бы была вам очень признательна.

Продиктовав номера, она спросила:

— Сколько времени это займет? Только час? О, Тони, вы просто чудо.

Ди легла в ванну; она не спускала глаз с зеленой лампочки телефона, стоявшего на туалетном столике. Она посматривала на нее, накладывая макияж. Ровно в час огонек вспыхнул, и она услышала голос Энтони Пирсона.

— Я получил нужную вам информацию. Но она меня немного озадачила. Боствикский телефон установлен в частном доме в Эскоте. Номер в Ловике принадлежит Джереми Хаскинсу, пожилому джентльмену, другу Карлы… его часто видят с ней, когда она приезжает сюда. Вы, кажется, ее знаете. Кстати, сейчас она здесь и остановилась в отеле «Дорчестер». Телефон в Белгравии принадлежит известному психиатру. Это показалось мне странным — что общего у девушки, которой двадцать один год, с этими людьми?

— Кто живет в том доме в Эскоте?

— Семейная чета Харрингтонов. У них есть дочь. Я представился почтовым клерком и сказал, что должен доставить им неточно адресованную корреспонденцию. По-моему, я проявил большую находчивость… вы согласны?

— Сколько лет дочери?

— Я не спросил, но, судя по голосам, Харрингтонам около шестидесяти.

— Тони, я хочу узнать о них всех как можно больше. Особенно о психиатре.

— Это не совсем по моей части… но я знаю одного человека… Дональда Уайта… он — частный детектив… ему можно доверять.

— Да… пожалуйста… разузнайте все. Не беспокойтесь о Джереми Хаскинсе. Мой муж был продюсером, так что падчерица может знать его. Но наведите справки о Харрингтонах и их дочери.

Опустив трубку, она попыталась совладать с охватившей ее паникой. Может быть, Харрингтоны были старыми друзьями Карлы… ее мог познакомить с ними Джереми…

Шестнадцать звонков за один месяц!

Шестнадцать раз за месяц Карла могла звонить только своей новой возлюбленной. Возможно, девушка богата и тоже звонит Карле шестнадцать раз в месяц. Может быть, они разговаривают ежедневно… или дважды в день. Карла, похоже, ведет двойную жизнь. Эскот — прекрасное место. Подруга Карлы, очевидно, весьма состоятельна. Вероятно, именно к ней тайно летает Карла.

Возможно, девушка решила оборвать их связь… Это объясняет шестнадцать звонков в месяц. Карла умоляла ее вернуться к ней. Тогда становились понятными теплота и нежность Карлы, проявляемые в последнее время к ней, Ди. Нет, она не могла представить себе Карлу умоляющей кого-то. Но эти шестнадцать звонков в месяц!

Когда Майк вернулся вечером домой, Ди уже приняла решение. Она узнает, чем занимается Карла в Лондоне, и представит ей доказательства! Но она должна быть осторожной с Майком.

Она сходила с ним на два фильма… позже, сидя в «Сарди», сделала первый ход. Глядя в пространство, тяжело вздохнула.

Они ели бифштексы. Майк почти расправился с мясом. Он посмотрел на тарелку Ди, к содержимому которой она едва прикоснулась.

— У тебя нет аппетита?

— Нет… я… о, Майк… я чувствую себя идиоткой.

— Из-за чего?

Он переложил себе часть ее бифштекса.

— Я сделала дурацкую ошибку.

— Какую? Это не может быть концом света.

— Майк, турнир по триктраку состоится в Лондоне.

— Когда?

— О… кажется, пятнадцатого, шестнадцатого и семнадцатого.

— Что за проблема! Мы отправимся в Канн несколькими днями позже. Ты будешь есть остаток? Она подвинула ему тарелку.

— Майк, я подумала… Слушай, я вовсе не рвусь в Канн… это твой город. Ты знаешь там всех… захочешь побыть с друзьями… заглянуть в казино. Я не играю в эти игры, и…

Он пристально посмотрел на Ди.

— Перестань ходить вокруг да около. Что ты хочешь мне сказать?

— Майк… я бы хотела полететь в Лондон и…

— Я же сказал, что согласен.

— Но я буду каждый день испытывать чувство вины, зная, что отрываю тебя от кинофестиваля. У меня есть друзья в Лондоне. Я бы провела там неделю. Затем купила бы в Париже кое-что из одежды. А остаток нашего путешествия провела бы с тобой в Канне.

— Отлично.

— Что ты сказал?

— Я говорю — отлично. Мы вылетим четырнадцатого, я оставлю тебя в Лондоне и отправлюсь дальше в Ниццу. Потом самолет вернется за тобой в Лондон, и ты присоединишься ко мне, когда пожелаешь.

— О, Майк… ты — ангел.

— Слушай, детка, мы же должны идти друг другу навстречу. Ты не обязана интересоваться кинофестивалем. Думаю, ты прекрасно проведешь время в Лондоне.

— Вряд ли прекрасно, — сказала она. — Но, во всяком случае, интересно.