Одного раза недостаточно

Глава вторая

Остаток ночи она просидела у окна. Не удивительно, что лицо женщины показалось знакомым. Ди была не просто Ди. Она была Дидрой Милфорд Грейнджер, занимавшей, если верить прессе, шестое место в списке самых богатых женщин мира! На самом деле никто не знал, шестой она была или шестидесятой. Этот титул родился под пером какого-то репортера и пристал к ней. Ученицы мисс Хэддон частенько подшучивали над ним, когда фото появлялось в газетах или журналах. В ту пору частые замужества Дидры делали женщину постоянной героиней светской хроники. Первый ее муж был оперным певцом. Второй — писателем. Затем она вышла замуж за модного дизайнера. Этот брак освещался в «Моде», когда Дженюари была подростком. Дизайнер погиб четыре года назад при автокатастрофе в Монте-Карло. Безутешная, плачущая Дидра в черном платье на похоронах, показанных по ТВ, заявила, что этот человек был единственным мужчиной, которого она любила, и поклялась, что больше не выйдет замуж. К несчастью, она передумала.

Возможно, изменить свое решение ее заставил Майк! Ну конечно! Она была его новой большой задумкой. Открытки из Испании. У Ди был дом в Марбелле — Дженюари видела его в «Моде». А еще Ди владела поместьем в Палм-Бич с прислугой из сорока человек. Дженюари читала об этом в «Женском журнале». Ее яхта швартовалась в Канне — пресса вспомнила о ней, когда Карла гостила у Ди на море. Карла перестала сниматься в 1960 году. Она любила уединение больше, чем Гарбо или Говард Хьюз. Любила настолько сильно, что ее появление в качестве гостьи на яхте Ди тотчас стало сенсацией. Все девушки, учившиеся в школе мисс Хэддон, были поклонницами польской актрисы. В 1963 году Дженюари стала школьной знаменитостью, когда ее отец предложил Карле миллион за возвращение на съемочную площадку. Карла не приняла приглашения и не отклонила его, но известность Майка возросла еще больше. Позже отец признался Дженюари, что безумно хотел познакомиться с актрисой.

Что ж, теперь он встретится с ней. Возможно, это уже произошло.

Значит, его большим новым проектом была Дидра Грейнджер, фарфоровая красавица. Она казалась бескровной и хрупкой. Мог ли Майк действительно любить ее? Ди производила впечатление человека холодного, не способного испытывать чувства. Возможно, этим она и привлекла Майка, всегда обожавшего вызов.

Дженюари сидела у окна до тех пор, пока первые лучи света не начали пробиваться сквозь темноту. Черное небо серело на ее глазах. Она знала, что солнце уже золотит верхние этажи высотных домов на Пятой авеню. Город безмолвствовал в короткий промежуток между ночью и утром.

Она надела джинсы, свитер, кроссовки и выскользнула из квартиры. Лифтер зевнул, здороваясь с девушкой кивком головы. Консьерж поглядел на нее устало, без интереса. Человек в комбинезоне мыл щеткой пол в подъезде. Он остановился, пропуская Дженюари.

Перед девушкой лежал полутемный город — пустой, безлюдный. Ранним утром улицы казались на удивление чистыми. Она направилась к «Плазе». Замерла на мгновение перед окнами углового «люкса». Перейдя улицу, оказалась в парке. Женщина в драном мужском пальто рылась в мусорном контейнере. Ее распухшие ноги были обмотаны грязным тряпьем. На скамейках возле валявшихся на земле бутылочных осколков спали пьяницы. Бродяги, свернувшись клубочком, лежали на газоне. Дженюари заспешила к зоопарку, в сторону карусели. Солнечные лучи пробивались через смог, пытаясь расчистить небо. По дорожке бежали два молодых человека в майках. Голуби в поисках завтрака ворковали на траве. Белка приблизилась к Дженюари, сложила передние лапки. Ее блестящие глаза просили орех. Дженюари, пожав плечами, протянула пустые ладони. Белка убежала. Три молодых негритянки на велосипедах показали знак «победа». Дженюари шла, не останавливаясь. Пьяницы начали шевелиться, просыпаясь. Женщина принесла в парк старую таксу. Она бережно опустила ее на землю и сказала: «Детка, сделай ка-ка». Ни женщина, ни собака не поглядели на Дженюари. Такса сделала свое дело, хозяйка похвалила ее, взяла на руки и ушла.

Пьяницы уже заставляли себя встать на ноги. Тем, кому это не удавалось, помогали приятели. Внезапно парк заполонили собаки: Дженюари увидела человека, выгуливавшего за плату сразу шестерку чужих псов разных пород, мужчину с ризеншнауцером, женщину с бигуди на голове и коккер-спаниелем на поводке. Парк, казавшийся ночью бархатным, становился неприветливым, грязным. Солнечные лучи высвечивали банки из-под пива, разбитые бутылки и обертку от бутербродов. Ветер раскачивал деревья, и мягкий шелест опадающих листьев казался предсмертным стоном на фоне рева автобусных моторов. Чудовище просыпалось, сигналя клаксонами, скрипя тормозами, визжа резиной.

Теперь в парке стали появляться дети. Бледные, усталые матери толкали прогулочные коляски с малышами. Иногда рядом трусила собака с привязанным к коляске поводком — ревнуя, она вспоминала дни, когда безраздельно находилась в центре семейного внимания. В других колясках младенец спал, а двухлетний ребенок сидел на откидном сиденье, пока мать везла детей к детской площадке.

Затем с Пятой авеню хлынул поток широких английских колясок с крошками, завернутыми в пеленки из чистого шелка с вышитыми на них инициалами. Няньки в накрахмаленных форменных платьях катили их к ближайшей скамейке, чтобы собраться там и поболтать, пока подопечные спят.

Дженюари смотрела на детей с завистью. Эти маленькие живые комочки чувствовали себя в парке, как дома. Каждый имел имя, семью.

Она вдруг поняла, что идет к горке желаний. Это был невысокий холмик. Но в детстве он казался Дженюари большой горой. В пять лет она, торжествуя, сама забралась на вершину. Отец поднял ее руку и сказал: «Отныне это твоя гора. Закрой глаза и загадай желание… Оно обязательно сбудется». Дженюари молча помечтала о кукле. Потом отец повел ее в «Румпелмайер» пить горячий шоколад, а перед уходом купил дочери самую большую куклу, какая там продавалась. С того дня холмик стал для Дженюари горой желаний.

Но сейчас горка была голой и неприглядной. Вороша ногами мертвые листья, девушка забралась на вершину. Присела на корточки, подтянув колени к подбородку, обхватила их руками и закрыла глаза. К удивлению Дженюари, звуки, доносившиеся до нее, усилились — грохотали машины, лаяли собаки. Она услышала хруст листьев и поняла, что кто-то приближается к ней. Возможно, человек с ножом. Она не пошевелилась. Наверно, если она не станет открывать глаза, все произойдет быстро и безболезненно.

— Дженюари…

Возле нее стоял отец. Он протянул руку, и девушка поднялась на ноги.

— За последние полчаса я уже третий раз подхожу к горке, — сказал он. — Я догадался, что ты придешь сюда.

Он взял ее за руку и повел из парка. Они пересекли улицу. Майк остановился перед зданием «Эссекс-Хаус».

— Здесь варят отличный кофе. Давай позавтракаем.

Они молча сели за столик. Перед ними поставили яйца, но они не притронулись к ним. Внезапно Майк произнес:

— О'кей. Можешь злиться… но скажи что-нибудь. Она собралась заговорить, но тут появился официант. Он спросил, все ли в порядке с яйцами.

— Да. Просто мы не голодны, — ответил Майк. — Унесите их. Мы только выпьем кофе.

Когда официант отошел, Майк повернулся к дочери:

— Почему ты отправилась в парк? Почему? Тебя могли убить.

— Я не могла уснуть.

— А кто мог! Даже я приняла лишнюю таблетку снотворного. По Нью-Йорку не гуляют до рассвета. Я просидел всю ночь в ожидании утра. Выкурил две пачки сигарет…

— Тебе не следовало этого делать, — упавшим голосом произнесла она. — Сигареты тебе вредны.

— Слушай, оставим сейчас в покое мое здоровье. Я чуть не сошел с ума, обнаружив, что твоя комната пуста… Ди проснулась, когда я звонил в полицию. Она успокоила меня, сказав, что ты, вероятно, вышла погулять и обдумать ситуацию. Тогда я вспомнил про горку желаний.

Она молчала. Он сжал ее руку.

— Дженюари, давай все обсудим. Она ничего не сказала, и он добавил:

— Пожалуйста, не заставляй меня упрашивать тебя.

— Вчера ночью я не следила за вами и не подслушивала нарочно.

— Знаю. Я растерялся. Рассердился на себя, а не на тебя. Я…

Поколебавшись, он взял новую сигарету.

— Я хотел написать тебе о Ди.

— О, Майк, почему ты этого не сделал?

— Потому что до самого последнего момента не был уверен, что женюсь на ней. А когда о наших встречах стали писать в газетах, я испугался, что слух дойдет до тебя. Спасибо доктору Петерсону, изолировавшему вас от внешнего мира. Эту новость я хотел сообщить тебе лично. Собирался сделать это по дороге из аэропорта. Но когда ты сказала, что так долго ждала меня и хочешь побыть со мной наедине, боже, я почувствовал — ты заслужила, чтобы первый вечер прошел, как ты хотела. Я позвонил Ди и попросил ее уйти. Я решил все рассказать тебе за завтраком.

— Когда ты влюбился в нее?

— Кто говорит о любви? Он в упор посмотрел на дочь.

— Запомни — единственная девушка, которую я любил и буду любить — это ты!

— Тогда почему? Почему?

— Потому что я сел на мель. Крепко!

— Что ты имеешь в виду?

— Кончился как продюсер. После трех неудачных лет не мог раздобыть и цента на новую пластинку. На Западном побережье от меня шарахались как от прокаженного. И тут новость из клиники. В сентябре ты выходишь оттуда. Господи, мы жили ради этого дня… а я уничтожен. Знаешь, где меня застало радостное известие? Я гостил в доме Тины Септ-Клер на Западном побережье.

— Ты однажды снимал ее.

— Да, когда ей было семнадцать. Красивая бездарность. Таланта у нее сейчас не прибавилось, но она снимается в сериале, который попал в первую десятку и будет идти на ТВ еще долго. У Тины большой дом, полный слуг и прихлебателей. Вот кем я стал — почетным прихлебателем. Почему бы и нет? Все, что от меня требовалось — это ублажать Тину.

Он помолчал.

— Отец не должен так разговаривать с дочерью, но у меня нет времени на генеральную репетицию. Я выдал тебе неотредактированный сценарий. Без купюр.

Майк потушил сигарету.

— О'кей. Вот так, я загорал у Тины возле бассейна, впитывая в себя солнечные лучи, точно пляжный мальчик. Слуга-китаец подавал мне напитки, я расслаблялся в сауне. Я получал там все — кроме наличных. Это было в июле. Я узнал, что ты выходишь в сентябре. Как я уже сказал, я загорал и думал, что мне делать. В тот же вечер Тина навела меня на мысль. Прожектора давно не производят на меня впечатление, но тут организаторы постарались. Я шел по ковру, чувствуя себя отвратительно в роли эскорта Тины. Она села в кресло рядом со мной и принялась говорить о том, что ей без меня не обойтись. Жаловалась, что мужчину найти очень трудно, что у нее месяц до моего приезда никого не было. И вдруг заявила: "Мы прекрасно смотримся вдвоем, и у меня денег хватит на нас обоих. Как насчет женитьбы? Тогда я хотя бы буду знать, что кто-то будет сопровождать меня в следующем году на церемонию вручения «Эми». Он посмотрел мимо дочери.

— В этот момент я осознал, как низко я скатился. Ей еще не было тридцати, и она хотела содержать меня. Я вспомнил «Бульвар Заходящего Солнца». На следующий день я занял мое кресло у бассейна и попытался найти ответ. Если уж идти на содержание, то не за еду и бассейн. Если я прибыл на конечную станцию, то пусть она будет высшего класса. Я задумался. Барбара Хаттон замужем. Про Дорис Дьюк я ничего не знал. Баронесса де Фаллон — стерва… И тут я вспомнил о Дидре Милфорд Грейнджер. Нас познакомили, когда я находился на гребне успеха; она была красивой, хотя и не молодой, женщиной.

Майк замолчал.

— Славная история, да? Обойдемся без вранья типа «Я встретил ее, безумно влюбился и решил оставить карьеру, чтобы сделать эту женщину счастливой». О, нет… я действовал обдуманно. Узнал, что она находится в Марбелле. Продал всю свою собственность. Автомобиль… часы «Патек Филипп»… остатки акций «Ай-Би-Эм». Всего набралось сорок три тысячи долларов. Я сделал свою ставку и положил деньги на кон. Я отправился в Марбеллу ухаживать за леди…

Он нахмурился, вспоминая.

— Я не знал, что после моего появления она справилась о моем финансовом положении у «Дана и Брэдстрита». Она невозмутимо смотрела, как я давал по двадцать долларов официантам на чай… оплачивал восьмисотдолларовые счета в ночном клубе за компанию ее друзей. За три недели мне не удалось ни поцеловать ее вечером на прощанье, ни пообедать с ней вдвоем при свечах. Нет, мы везде ходили с сопровождающими. Днем я готовил напитки для гостей и смотрел, как она играет в триктрак. И вот, когда меня уже начал преследовать страх перед неудачей, я прибыл на ее виллу в час коктейля, ожидая увидеть обычную толпу, но Ди была одна. Протянув мне бокал, она сказала: «Майк, по-моему, тебе уже пора сделать мне предложение, потому что у тебя осталось на счету всего две тысячи шестьсот долларов». Он улыбнулся, увидев изумленное лицо Дженюари.

— Да, она знала мой банковский остаток с точностью почти до пенни. Затем она сказала: «Но я хочу, чтобы ты знал — я никогда не стану финансировать твои проекты — ни фильмы, ни спектакли. Ну, ты еще хочешь жениться на мне?»

Он закурил новую сигарету.

— О, я даже испытал облегчение, — сказал Майк, пытаясь улыбнуться. — Когда леди дала мне понять, что презирает шоу-бизнес и все связанное с ним, я без труда произнес свои строчки: «Слушай, Ди, возможно, это было у меня на уме в самом начале, но сейчас я действительно влюбился в тебя. Я бы хотел, чтобы у меня сегодня шли три хита на Бродвее — тогда я бы мог сделать тебе предложение».

Майк замолчал.

— Тебя тошнит от этого? Меня тошнит даже сейчас, когда я рассказываю.

— Продолжай, — попросила Дженюари. — Она поверила тебе?

— Во всяком случае, она не стала ухмыляться и кокетничать. Она — весьма своеобразная особа. Улыбнувшись, Ди сказала: «Мистер Майк Уэйн, если бы у вас шли эти хиты, я бы, вероятно, даже не назначила бы вам свидания».

Он умолк в задумчивости.

— Я не знаю причину, но у нее предвзятое отношение к шоу-бизнесу. Может быть, когда-то ее бросил актер или дело в снобизме. Мне пришлось дать ей обещание после женитьбы не возвращаться на Бродвей и в Голливуд. Я сидел, а она ставила условия. Прежде чем я принял их, я сказал ей о тебе. Она, конечно, многое уже знала. Я объяснил, что твое будущее для меня важнее всего.

— Где была свадьба?

— В Лондоне. Мы поженились в конце августа, тихо и тайно. Но новость попала в прессу, и в нашу честь начали устраивать вечеринки. Внезапно «Бульвар Заходящего Солнца» превратился в фильм Феллини. Нас приглашали княгини, члены королевской семьи, знаменитые фотомодели, несколько настоящих принцесс. Мы вращались среди худых элегантных женщин и подтянутых мужчин без животов. В Нью-Йорке Ди общается с такой же компанией. Никто не играет в гольф, в моде теннис; джин «рами» — забава для крестьян. Главное развлечение — триктрак.

Он вздохнул.

— Так мы и живем. Есть еще вопросы?

— Только один. Мы оба будем становиться по пятницам в очередь за пособием?

Их глаза встретились, и он сказал:

— Где ты научилась бить так жестоко?

Она сдержала слезы и не отвела взгляда от его глаз.

— Это правда, верно? Ди содержит тебя, как ты сам говоришь, по высшему разряду.

— По высшему, дорогая, — жестким тоном произнес он. — Но она делает это элегантно. Назначила меня директором одной из ее компаний. Конечно, это только титул. Что я смыслю в недвижимости или танкерах? Но раз в неделю я подписываю бумаги; все в конторе делают вид, будто я им необходим.

Он улыбнулся.

— Каждому мужчине нужен офис, чтобы ходить туда. Ты не представляешь, как это помогает скоротать время. Я прихожу в кабинет и закрываю за собой дверь, чтобы секретарша думала, что я занят. Затем читаю театральные газеты. В пятницу выходит «Эстрада», это мой любимый день. Чтение занимает целое утро. Потом я захожу в брокерскую контору, расположенную в том же здании, чищу туфли и отправляюсь в клуб «Монах», где ем ленч и играю в джин. Я получаю зарплату — тысячу долларов в неделю. Раньше у меня больше уходило на чаевые, ^ но это прекрасная жизнь. У меня квартира в Нью-Йорке, дома, шофер… все, что нужно мужчине.

— Прекрати, — взмолилась она. — Ради бога, прекрати! Я жалею о своих словах. Я знаю, что ты сделал это ради меня.

Она почувствовала, как к горлу подкатил комок, но заставила себя продолжить:

— Разве мы не могли снять небольшую квартиру? Я бы нашла себе работу.

— Какую?

— Ну, играла бы где-нибудь… помогала бы продюсеру… читала сценарии. Он покачал головой:

— Весь этот бизнес изменился. Известные авторы отказываются писать для театра. Ради чего корпеть два года? Чтобы какой-нибудь рецензент из «Таймс» убил постановку в день премьеры? Конечно, есть Нил Саймон, который не знает провалов. Но даже звезды становятся в очередь, чтобы попасть в его пьесу. Да, есть еще экспериментальные внебродвейские театры… и даже авангардистские… но это другая цивилизация. Я ничего о ней не знаю. Это не то, о чем я мечтаю для тебя.

— О чем ты мечтаешь?

— Хочу подарить тебе весь мир.

— Женитьба на Дидре Грейнджер поможет тебе в этом?

— Во всяком случае, я предлагаю тебе прекрасную жизнь среди людей, которые не говорят постоянно о доходах от фильмов и спектаклей. Для тебя шоу-бизнес может быть прекрасным десертом. Приносить удовольствие несколько раз в неделю. Но он не должен стать всей твоей жизнью. К тому же ты смотрела на него глазами дочери Майка Уэйна. Видела за кулисами лишь гримерные звезд. Не бывала в продуваемых сквозняками уборных Балтимора и Филадельфии. Ты видела успех, детка. Светлую сторону луны. Для тебя естественно считать этот мир своим. Что еще я тебе показал:

— Но зачем мне другой мир? Ты любил шоу-бизнес. Я это знаю.

— Я любил лошадей не меньше. Любил элемент азартной игры в работе продюсера. Любил деньги, славу, женщин. Не думай, что я водил тебя в театр по субботам, потому что был без ума от него. Просто я не знал, что еще с тобой делать. Не сердись, — сказал он, заметив вспыхнувшее лицо Дженюари. — Но как может мужчина занять маленькую девочку каждый уик-энд? У меня не было настоящей светской жизни. Только девушки, с которыми я спал. Среди них были разведенные с детьми твоего возраста, называвшими меня дядей Папой. Тебе бы это понравилось, а? Я даже удивлен, что у меня выросла такая чудесная дочь. Потому что я не дал тебе ничего. Теперь все изменилось. Я хотя бы могу дать тебе другую жизнь. Я прошу тебя об одном — попробуй.

— Что именно?

— Посмотри, как живут другие люди. Познакомься с друзьями Ди. Сделай попытку. Если ты не согласишься, значит, я во всем потерпел фиаско.

Она заставила себя улыбнуться.

— Конечно, я попробую.

— И дай Ди шанс. Она славная женщина. Не знаю, зачем я понадобился ей.

— Затем же, что и Тине Сент-Клер, — отозвалась Дженюари. — И Мельбе Делитто… и, вероятно, любой женщине, с которой ты встречался.

Он покачал головой.

— Секс не столь важен для Ди. Майк задумался.

— Мне кажется, она хочет получить от меня нечто большее. Близость… общность… партнерство. Я плохо знаком с такой жизнью. Но, пожалуйста, дай Ди шанс. Если бы ты знала, сколько сил она потратила, готовясь к сегодняшнему обеду. Ди пригласила в качестве твоего кавалера своего двоюродного брата, Дэвида Милфорда.

— Дэвид Милфорд тоже входит в шестерку самых богатых людей?

— Нет. Деньги были у отца Ди. И…

— И он умер, когда Ди исполнилось десять лет, — продолжила Дженюари. — А еще через шесть месяцев мать Ди, молодая красавица, от горя покончила с собой. О, папочка, мы у мисс Хэддон перечитывали биографию Ди каждый раз, когда она выходила замуж. Журналы называли ее «одинокой маленькой принцессой, вечно ищущей счастья».

Она замолчала.

— Я не хочу злословить. Но в школе мисс Хэддон девочки много говорили о Дидре Милфорд Грейнджер. Матери некоторых учениц имели с ней общих знакомых. Я росла, зная об этой женщине все — кроме того, что однажды мой отец женится на ней.

Майк, ничего не говоря, жестом попросил у официанта счет. Дженюари попыталась улыбнуться.

— Папа, извини, — ласково произнесла она, коснувшись пальцами отцовской руки. — Расскажи мне о Дэвиде. Ты его уже видел?

— Несколько раз, — медленно произнес он. — Красивый молодой человек. Ему еще нет тридцати. Ди бездетна. Ее мать была родной сестрой отца Дэвида. У Милфордов нет большого состояния. Нет, они живут неплохо. Даже очень неплохо. Он расплатился с официантом.

— Дэвид работает в брокерской конторе. Занимается делами Ди. У его отца своя юридическая фирма. Дэвид — главный наследник Ди и…

— О, — тихо протянула Дженюари, — ты заключил комплексную сделку. Дама для тебя… молодой человек для меня.

Его глаза вспыхнули.

— Черт возьми, ты в самом деле моя дочь. Всегда бьешь в лоб. Но только Дэвид мне не подчиняется. Думаю, он сам решит, на ком ему жениться. Но было бы нечестно с моей стороны отрицать, что я надеюсь, что с помощью Ди ты познакомишься с каким-нибудь стоящим молодым человеком. У Дэвида, наверно, немало друзей. Он представит тебя им. Возможно, так ты встретишь парня, который тебе понравится, и выйдешь за него. Я бы хотел иметь внука… возможно, двух, трех. Да, я был бы рад этому. Но я не хочу, чтобы ты стала женской версией меня самого.

— Очень жаль, — тихо сказала она. — Именно этим я и являюсь. Более того, сама стремилась к этому.

— Почему? Что я за образец? За всю жизнь я не принес счастья ни одной женщине. Но я не намерен обманывать Ди. Пора возвращать старые долги. Между нами говоря, их накопилось немало.

Дженюари помолчала. Потом заговорила, не глядя на отца:

— Но я-то никому ничего не должна, кроме тебя. Возможно, я принесла бы нам удачу. Мы могли бы побороться вдвоем.

Девушка улыбнулась:

— Но уже поздно. Я уверена, что мне понравится Дэвид Милфорд, я постараюсь очаровать его, чтобы он познакомил меня со своими друзьями. Значит, прежде всего мне надо купить к вечеру нечто сногсшибательное.

Она вдруг замолчала.

— Не беспокойся. Все подготовлено. Нет, ты не то подумала.

Он сунул руку в карман и вытащил оттуда карточку.

— Вот, сходи в этот банк и обратись к мисс Анне Коул. Ты должна подписать бумаги. Там есть для тебя деньги. Ты можешь в любое время открыть счет.

— Майк, я не…

— Это не деньги Ди, — выпалил он. — Когда твоя мать умерла, она оставила небольшую страховку — пятнадцать тысяч долларов. Я положил их в банк на твое имя. Слава богу, что я так поступил… иначе я бы истратил и их тоже. Сейчас, вместе с процентами, тебя ждет около двадцати двух или двадцати трех тысяч долларов. А теперь отправляйся в «Бонвит» или «Сакс» и опустоши там прилавки.

Они вышли на улицу и вскоре остановились перед «Пьером». Невольно подняли головы, подсознательно ожидая увидеть в окне Ди. Майк засмеялся.

— Когда я уходил, она приняла еще одну таблетку снотворного. К тому же она редко встает раньше полудня. Вот ключ от номера. Ты здесь зарегистрирована, так что спрашивай у администратора, нет ли для тебя сообщений.

Она засмеялась.

— Майк, ты единственный человек в Нью-Йорке, которого я знаю. Так что, возможно, тебе следует оставить мне сообщение.

— В этом нет нужды. Ты его уже получила. Повернувшись, он направился к двери отеля.