Ожоги

Глава 48 ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

В субботу, по дороге к мистеру Селигману, я заехала в дилерскую контору «Понтиак» на улице Вестерн и купила себе ярко-красный «транс-ам». У меня никогда еще не было нового автомобиля, тем более такого, в сто восемьдесят лошадиных сил и с двумя выхлопными трубами. Я не очень ясно себе представляла, где взять деньги, чтобы расплатиться за нее, но когда машина тронулась с места и я набрала скорость пятьдесят, буквально дунув на газ, мне стало ясно — вот та машина, о которой я мечтала всю жизнь.

Надо бы ехать в Норвуд-парк. Айлин все-таки решила не отменять день рождения — она столько времени к этому готовилась и столько людей ожидали этого праздника… Соседи даже предоставили свои лужайки для пикника.

Сначала я позвонила Айлин и сказала, что не в силах видеть Бобби, но она стала умолять меня прийти:

— Пожалуйста, Вики, попытайся понять. Майкл — его крестник; он для Бобби все равно как седьмой ребенок, и, кроме того, он был его опорой в управлении. Бобби кричал на тебя только потому, что ему было слишком больно.

— Я не могу, Айлин… Майкл пытался убить меня, и ему это почти удалось. Знаешь, к концу нашего разговора с Бобби у меня сложилось впечатление, что он именно этого и хотел.

— Что ты, Вики, не смей так думать! — Ее звучный голос задрожал. — Дочь Тони и Габриелы! Ты что?! Это он не на тебя, он на себя кричал. За то, что позволил так себя обмануть. Он… он хороший человек, Вики. И хороший полицейский, ты сама это знаешь. Иначе бы Тони никогда не взял его к себе. Но он… он не очень хорошо разбирается в таких вещах. Он силен в другом. И я тебя прошу — нет, умоляю — понять его и быть лучше, чем он. Это так важно. Не только для него, но и для меня.

Вот так и получилось, что вскоре я уже миновала рекламный щит на углу улицы Негл — огромный потрет улыбающегося Бутса и надпись под ним, возвещающая, что «Бутс — это и есть Чикаго», — и въехала в предместье, где жил Бобби. И Майкл. Предместье, откуда вышли и Бутс, и Рон, и Эрни… Здесь они росли, дружили и помогали друг другу выбираться из всяких передряг. А это очень важно, особенно в Чикаго, где каждый думает только о себе.

Когда въезжаешь в Норвуд-парк, появляется такое чувство, будто пересек невидимую границу и попал совсем в другое царство. Небольшие аккуратные домики-бунгало, ухоженные лужайки… Благополучие, мир и покой. Этот сказочный мир, кажется, не имеет ничего общего с огромным, расчерченным граффити, заваленным всевозможным мусором городом на юге.

Сегодня, однако, предместье как будто вымерло. В сером октябрьском воздухе на фоне черного неба дома выглядели бесцветными и убогими. Даже лужайки и клумбы в ухоженных двориках не могли оживить пейзаж. В общем, очень скоро я пожалела, что приехала сюда.

Перед домом Бобби было полно машин — они даже перегораживали улицу. Я поставила свою новую игрушку в ряд с другими. Билетов никто не спрашивал. Откуда-то из-за дома слышались голоса и звуки трубы. Я медленно, нехотя пошла туда. В этот момент несколько человек показались из-за дома на Передней лужайке. Они улыбались мне, махали руками, звали… Этакое веселое содружество. Я помахала в ответ — пусть все будет, как положено.

Я прошла за дом. Народу полным-полно, аж травы не видно. Гости заняли не только участок Айлин, но и два прилегающих соседних участка. В центре из цветных лампочек было выложено имя Бобби. Ни музыкантов, ни одного знакомого лица я пока не видела. Вдруг неизвестно откуда явилась Айлин и крепко прижала меня к своей необъятной груди.

— Вики! Как хорошо, что ты пришла. Спасибо тебе! Я так боялась… Бобби вон там… Он будет так рад… Он ничего не говорит, но ты же знаешь…

На ее длинных черных ресницах сверкнули слезы. Она схватила меня за руку и повлекла вперед, туда, где играл трубач и стоял Бобби. Толпа, собравшаяся вокруг, уговаривала Бобби танцевать. Айлин дождалась, пока музыка смолкнет, и вытолкнула меня вперед.

— Бобби, смотри, кто пришел! — воскликнула она.

Улыбка медленно сошла с его лица, сменившись выражением растерянности и какой-то скованности.

— Извините, ребята, — резко произнес он. — Мне нужно сказать два слова этой юной леди. — Он взял меня за руку и повлек через толпу, что оказалось не так-то просто. Кого там только не было! Я заметила даже офицера Нили в ярком цветастом платье. Были здесь и горластые ребятишки, внуки юбиляра.

Бобби привел меня в дом, где две его дочери трудились над гигантским тортом. Обе раскричались, увидев отца:

— Папа, тебе сюда нельзя! Ты же знаешь!

— Ладно-ладно, детки, я ничего не видел. Мы с Вики пройдем на несколько минут в нашу комнату, а вы больше никого не впускайте. Договорились?

— Договорились, папочка, только идите скорее. — Они подтолкнули нас к лестнице.

Бобби сам достраивал подвальный этаж. Поставил ванну, настелил полы, выложил настоящие стены, оборудовал двухъярусную постель для своих двоих сыновей. Это еще когда его шестеро детей оказались в семи комнатах наверху. Сейчас с ним оставались только две дочери, но он оставил здесь все, как было, — для внуков. Он очень любил, когда они приезжали.

Бобби зажег лампу и сел на красную, застеленную шотландским пледом кушетку. Я села напротив, в старое кресло около декоративного камина. Он потирал свои большие руки, явно не зная, как начать разговор. Я не стала ему помогать.

— Не ожидал увидеть тебя здесь, — произнес он наконец.

— Я и не собиралась приходить. Айлин уговорила.

— Вики, — пробормотал он, глядя в пол, — на прошлой неделе я наговорил тебе всего такого… я не должен был… Не имел права… Прости меня.

— Да, Бобби, мне было тогда очень больно. — Как я ни сдерживалась, мой голос задрожал. — Твой проклятый золотой мальчик чуть не убил меня, а ты говорил со мной так, будто я какая-нибудь шлюха.

Он потер лоб рукой.

— Я… Вики, я говорил с Айлин… хотел, чтобы она мне объяснила… Не знаю, почему я так говорил с тобой. Клянусь Богом. И доктор Хершель звонила мне… Я только от нее узнал о том, что произошло. Она тебе рассказывала?

Я молча кивнула.

— К тому времени я уже знал, что это был Мики. Я знаю… ты пыталась меня предупредить. Но я не мог поверить, до тех пор пока она не сказала, что он стрелял в того старика. Я… Вики, не смотри на меня так! Мне и без того трудно…

Не говоря ни слова, я отвернулась.

— Я позвонил Джону и Финчли, — продолжал он. — Они были не слишком удивлены — уже несколько дней Мики вел себя довольно странно, практически с того дня, как ты принесла тот чертов браслет. Да и раньше они кое-что за ним замечали. Конечно, мне они ничего не говорили. Еще бы — ведь я их лейтенант, а он — мой золотоволосый крестник. — Бобби издал короткий хриплый смешок. — Что это за история с браслетом? Почему он взвился до небес?

— Я же пыталась объяснить тебе, в ту среду. Я тогда не знала, чей это браслет. Он, может, всего раз или два надевал его в моем присутствии. Ну и испугался, что Элина, если останется в живых, может выдать, что это его браслет. Но дело не только в этом. Она могла связать его с тем пожаром в «Копьях Индианы». А позже это ведь именно он чуть не убил нас с ней, а потом пытался сжечь живьем.

Меня начало трясти. Ни слова не говоря, Бобби снял плед с одной из ребячьих кроватей и кинул мне. Я закуталась и ждала, пока пройдет дрожь. Некоторое время мы сидели молча, погруженные каждый в свои воспоминания.

Вчера у меня был еще один посетитель — Церлина. Она приехала тремя автобусами, чтобы узнать, как же все-таки погибла ее дочь. Я угостила ее кока-колой и Лоттиным супом, а потом мы вместе с ней поплакали. Больше всего ее изумило то, как Элина спасла мне жизнь.

— Да, пути Господни неисповедимы, — сказала она. — Кто бы мог подумать, что она способна на такое? Я полагала, она пропила свои мозги много лет назад.

Как бы прочитав мои мысли, Бобби вдруг спросил о тетке.

— С нее все как с гуся вода, — ответила я. — Как будто ничего не произошло. Я вчера заехала к ней в «Копья Виндзора» — она теперь там живет. И что ты думаешь? Стоит перед входом в толпе каких-то засаленных стариков, в руке бутылка, показывает мизинец и рассказывает про свои героические похождения. Похоже, некоторых не изменит и конец света. — Я безрадостно рассмеялась.

Бобби несколько раз кивнул, как бы отвечая на какие-то свои мысли.

— Постарайся понять, Вики… С первых дней, как я пришел в полицию, Тони взял меня под крыло. Он был лет на тринадцать-четырнадцать старше меня. Тогда многие ребята возвращались с войны, и нам, новичкам, было нелегко с ними справляться. Тони с самого первого дня приглядывал за мной… Я хотел быть таким же и для Мики. Ты не представляешь, как мне больно, как страдает моя гордость. Я все думаю, что сказал бы Тони, если бы узнал, как я ошибся.

Похоже, ответа он не ждал. Но я все-таки ему ответила:

— Ты же знаешь, он бы сказал: «Бобби, ошибаться может каждый, но лишь дурак держится за свои ошибки».

Бобби горько улыбнулся:

— Да-да, может быть, и так. Но постарайся понять, Вики. Я думал, за все, что Тони для меня сделал, я смогу отплатить ему тем, что буду присматривать за тобой. Я никогда не понимал, как Тони и Габриела воспитывали тебя — совсем не так, как я своих девочек. Мне ты казалась настоящей, и то, что ты делала, и то, что хотела делать… И из-за этого я даже не знаю, любил ли я тебя как следует. Я думал, ради Тони буду приглядывать за тобой, и все.

Я подумала, что он кончил. Но он похрустел пальцами, еще больше сгорбился и продолжал:

— Ты была непохожа на других девочек. А Айлин… Айлин никогда не обращала на это внимания. Она просто любила тебя, и все. Как родную дочь. А я вот не мог… А когда ты стала обвинять Мики… Пойми, ведь он был мне, как сын, а ты — непонятным, чужим существом. Будь у него твои мозги и твоя честность, он бы никогда не спутался с такими дружками. И не втоптал бы себя в эту грязь.

Мне нужно об этом подумать. О тебе, я имею в виду. Начать с самого начала. Я ведь люблю своих девочек. Люблю их такими, какие они есть. Но ты — дочь тех людей, которых, после Айлин, я люблю больше всего на свете, и ты не можешь стать другой. Так уж тебя воспитали. Понимаешь?

— Папа, тебя все ждут, — позвала Марианна, дочь Бобби.

— Идем, лапушка, сейчас идем! — крикнул он в ответ. — Пусть без нас не начинают. — Он встал и обернулся ко мне. — Идем?

— Идем, — ответила я, тоже встала, засунула руку в карман и протянула ему небольшой сверток. — Я тут кое-что принесла. Так, на всякий случай. Подумала, вдруг мне захочется сделать тебе подарок…

Он развернул бумагу и открыл коробку. Второй раз за эту неделю я увидела, как он плачет: в коробке лежал полицейский значок Тони.