Огонь подобный солнцу

Глава 17

«Надо остановиться. Господи, ни шагу дальше. Каждое движение вселяет все больший страх. Надо остаться здесь, пусть они сами придут ко мне. Надо кончать это.

Внизу, в желобе, — темная страшная пустота. Как-то в Афинах я чуть не прыгнул с крыши, но там было не так высоко, чтобы разбиться насмерть. Не наверняка. Однако при мысли о смерти стало как-то теплее. Вот что делает бомба — начинаешь воспринимать ужас, как что-то обыденное. Коченею. Нельзя.

Мария, чтобы вернуть тебя, я бы тысячу раз умер в мучениях. На каждом шагу я убиваю невинных. Фу Дордже, Сирэл, Ким. Капитан Андрей, где ты сейчас? Все, кого бы я ни коснулся, обращаются в прах. Как хорошо было бы сейчас прыгнуть в эту темноту, но не могу бросить тебя, Пол. Пока я не буду уверен, что тебя нет в живых. Еще семь дней! Я в ловушке здесь, в этой горе».

Он вновь осторожно спустился к краю дыры. Струйка воды замерзла в затененном желобе. Какое-то время не было слышно никаких голосов. «Но теперь, когда желоб покрылся льдом, я не смогу спуститься по этой трубе. Пока солнце не растопит лед, я здесь как в ловушке. До завтрашнего утра. К этому времени они уже закончат поиски моего тела под скалой и опять будут искать меня здесь. Я в ловушке».

Было холодно, как в могиле. Он стал растирать ноги, они настолько онемели, что ничего не чувствовали. От боли невозможно было пошевелить плечом, со лба капал холодный пот.

Извиваясь всем телом, он пополз вверх по дыре и стукнулся в темноте обо что-то головой. Было похоже, что дыра заканчивалась вертикальной трещиной между двумя параллельно нависавшими над желобом скатами. Нащупав в темноте холодные скользкие края скатов, он повис под трещиной, ноги болтались в пустоте. «Сюда, вниз», — манила темнота.

Вдруг раздался резкий звук, похожий на взрыв. Темные силуэты метнулись в лицо, послышался шум крыльев и свист. Его пальцы скользили, темнота тянула вниз. Он повис на двух замерзших пальцах. Летучие мыши с шумом и визгом, хлопая крыльями по скале, проносились мимо. Задыхаясь, он продолжал висеть, ожидая невесомого момента падения, другой рукой он пытался хоть как-то зацепиться за гладкий камень, неистово перебирая ногами в поисках опоры. Пальцы слабели; он пытался дотянуться ногой до стенки дыры, но ему это не удавалось. Ощупывая скалу, словно слепой, он нашел тоненькую зазубрину, стал медленно поднимать ногу, пока пальцы ноги не зацепились за нее, затем с силой оттолкнулся вверх и ощутил, как его плечи оказались зажатыми в трещине. Она была слишком маленькой; нога соскользнула, рукой не за что было ухватиться, ноги отчаянно болтались, не находя опоры; пальцы поползли вниз, но зацепились за край трещины, и он повис, раскачиваясь в воздухе.

«Нет страха смерти. В любой момент. Просто отпустить руки. Вот и все. Но я не отпущу. Нельзя смотреть вниз. Пошевелить пальцем. Найти зацепку. Как болит плечо. Вот какая-то трещинка. Можно зацепиться ногтем. Теперь другим. Некуда.

Теперь другой рукой. Забыть про плечо. Подтянуться. Хоть на дюйм. Еще. Дальше. Боже, как больно. Что-то торчит. Скользко держаться. Соскальзывает. Скорее другой рукой на дюйм выше. Зачем я это делаю? Умереть и все — терять нечего.

Еще трещинка. Уцепиться кончиком пальца. Повиснуть. Теперь другой рукой. О, Мария! Здесь не за что держаться. Выше. Тоже ничего. Палец немеет от боли. Плечо заклинило. Надо заставить. Вот трещина, можно держаться. Вверх и в нее. В сторону — не застревать». Задыхаясь и дрожа, он подождал секунд десять, скала сжала его со всех сторон, полнейшая темнота, ледяная гора давит на живот и спину. Выбрался — но куда? «О, Мария!» От трещины исходил запах старой водосточной трубы и мусора, оставленного гнить в снегу.

«Еще выше. Выгнуться. Ноги чувствуют опору. Оттолкнуться ими. Снова ухватиться. Подтянуться. Ради тебя, Мария. Ради тебя, Пол».

Из вертикальной трещина превратилась в наклонную, сужавшуюся, как ледяная воронка с ребристыми стенками, похожими на нарезной ствол. В течение нескольких часов он заставлял себя подниматься вверх по этой трубе, не раз останавливаясь, чтобы перевести дыхание, не в состоянии вдохнуть полной грудью из-за сдавливавшей его скалы. Гроб. Могила. «Так вот как это будет, — подумал он про себя. — Навсегда».

Воронка сужалась, стискивая его плечи; он стукнул по ней кулаком, протолкнул плечо и застрял. Он передохнул, слизывая воду с камня. «Неделю поголодать, и я пролезу. Но у меня нет недели». Вновь и вновь он протискивался между шершавыми стенками, извиваясь и изгибаясь по извилистой воронке, выбравшись наконец в пространство, не больше багажника легковой машины. Сквозь трещину наверху шел ледяной воздух. Эта трещина, казалось, служила входом в очередной узкий проход между параллельными скалистыми стенами. Он просунул туда голову, затем руку и плечо, подождал, переводя дыхание, и пролез вверх футов на сто, пока она не стала еще уже.

Камень имел привкус слюды и мха. Ноги и живот были ободраны и задеревенели от холода. Выдохнув изо всех сил, он протиснулся сквозь трещину и оказался в несколько большем пространстве. Здесь дуло сильнее, из пролома наверху струя воздуха била прямо в шею. Холодный воздух отдавал сыростью. Пальцы соскользнули, и он упал на пол пещеры. Он ощупал ее, но не смог найти ни источника сквозняка, ни другого выхода.

Пролом был чуть больше его головы, камень наверху — толщиной в четыре дюйма. Он пальцами нащупал выемку в полу, разгреб грязь и, вытащив кусок известняка, принялся левой рукой бить им по пролому.

Известняк крошился. Он нашел третий и тоже разбил его на мелкие кусочки. Но крошились и края пролома. Через час, разбив все найденные им на полу куски известняка, он начал колотить по пролому кулаком. Дыра расширилась и он, отталкиваясь локтями, протиснулся в другую пещеру, круглую, немного повыше предыдущей, где так же дуло сверху. Сквозь эту дыру он пролез в какую-то трубу, поднимавшуюся перпендикулярно вверх. Бесконечно долго, как казалось ему, пробираясь по этой трубе, он вдруг вздрогнул, увидев на скале неясные очертания чьей-то руки. С рычанием обнажив когти, какое-то темное, холодное, крепкое тело налетело на него — он в ужасе отбросил его и, соскальзывая по трубе вниз, почувствовал вонь животного. Полоснув его когтями, оно шустро вскарабкалось куда-то наверх и затихло. Он дрожал и чертыхался. «Это барсук. Проклятый барсук. Так значит, здесь где-то есть выход. Барсук, ты где?» Он вновь немного продвинулся вперед; кроме отдаленного шипения ничего не было слышно.

В трубе становилось светлее, но она сужалась. Он стукнулся головой о стенку. Протянув руку в поисках опоры, он ничего не обнаружил, пальцы ощутили дуновение ветра и сырость. Он высунул голову и увидел неглубокую долину, покрытую снегом; над головой сияли звезды. Ветер доносил запах молодой травы и снега.

В стороне был виден Орион, похожий на умиравшего воина; судя по его расположению над горизонтом, до рассвета оставалось часа три. Выбравшись из трубы, Коэн побежал по глубокому снегу к краю долины. Белые вершины Мон-Сен-Виктуара волнистой линией уходили на запад. Над горизонтом как раз под кинжалом Ориона возвышался крест.

Дрожащий, с замерзшими ногами, он быстро побежал вдоль хребта к распятию. Там гора круто уходила вниз, на скалах поблескивал сверкавший под звездами снег. Внизу, в седловине, на расстоянии пятисот футов, среди каменных глыб мерцал красно-желтый свет костра.

Спотыкаясь окоченевшими ногами, он начал спускаться вниз по обледенелой горе к подрагивавшему на ветру огню. Увидев в свете костра двух сидевших сгорбленных людей, он остановился. Один из них встал и начал подниматься в его сторону. Коэн прижался к сугробу; человек, выдернув из снега ветку сухого можжевельника, вернулся к костру. Его следы тенью темнели на снегу; другие такие же тени тянулись от костра через седловину.

Человек, разломав можжевельник и бросив несколько веток в костер, присел перед ним на корточки. Коэн отыскал в снегу большой острый камень. Скрываясь за булыжниками и кустами, он осторожно приблизился. Потрескивавшие ветки можжевельника бросали отблески пламени на снег и лицо того, кто сидел на корточках. Другой, сидевший спиной к Коэну, не двигался.

Похоже, никого больше не было. Сидевший на корточках человек несколько раз вставал и, поворачиваясь спиной к костру, похлопывал себя по ляжкам. Коэн ударил себя по окоченевшим ногам, вполз назад на склон и, повернув на север, пошел вдоль хребта. Затем он свернул на восток, чтобы пройти ниже седловины. Миновав костер, он начал подниматься на гребень. Свет пламени скользил по верхушкам каменных глыб.

Неожиданно раздался хруст снега, и кто-то бросился на него. Отпрыгнув в сторону, Коэн что есть силы ударил камнем ему в лицо. Тот с глухим рычанием увернулся; второй страшный удар камнем пришелся ему по голове. Навалившись на него, Коэн зажал ему рот. Незнакомец пытался кричать, Коэн стукнув его еще несколько раз по виску, потом стал бить камнем по позвоночнику у шеи до тех пор, пока тот, дернувшись, не затих. Коэн тихо встал и огляделся, затем, нагнувшись, ударил незнакомца еще несколько раз по виску, пока снег не почернел от крови.

Не в силах сдержать дрожь, он стащил с незнакомца куртку и брюки и натянул их на себя. Посмотрев в сторону костра, он вновь наклонился к незнакомцу и снял с него ботинки с носками. Он посмотрел на труп. «Ничтожнейший из моих братьев». Он хотел было ударить по оскаленным зубам трупа, но сдержал себя, опасаясь лишнего шума.

В карманах незнакомца он нашел несколько гильз, бумажник, паспорт и перочинный нож. Открыв его, он пополз к костру. Того, кто сидел на корточках, не было; сгорбленная фигура у костра не двигалась. Был ли убитый тем, кого он видел сидевшим на корточках? Или, может, он убил часового, а тот, кто сидел на корточках, бродит вокруг в темноте, пытаясь подобраться сзади?

Быстро сделав круг, он подошел к гребню над костром. Звезды угасали, ветер стихал. Свежие следы тянулись от костра к нижнему краю седловины. Сидевший возле огня встал, вытянув руки, потянулся и посмотрел на склон туда, куда вели свежие следы. Коэн быстро спрятался за камень. Человек похлопал себя по плечам, потер шею и поднял винтовку. Нога Коэна застряла между двух валунов; он присел на корточки, чтобы высвободить ее, нож выпал и исчез в снегу. Обжигая руку снегом, Коэн пытался на ощупь найти нож между камнями, человек был от него уже футах в шести и начал поворачиваться.

Одеревеневшими пальцами Коэн наконец нащупал нож и встал, но оказалось, что у него в руках не нож, а осколки камня. Он снова резко присел.

Человек еще стоял к нему боком, и его силуэт вырисовывался на фоне освещенного костром снега. Он поднял винтовку и передернул затвор. Нож застрял между камней; Коэн схватил его, но не мог вытащить с ним руку. Он снова выронил его и никак не мог найти окоченевшими пальцами. Человек откашлялся. Нащупав наконец нож, Коэн прыгнул ему на спину, рванул назад голову и приставил нож к горлу. Тот выронил винтовку, схватил Коэна за руку и, извиваясь, пытался подняться. Придавив его коленом, Коэн чуть-чуть приподнял его голову и сильнее прижал лезвие.

— Хочешь умереть?

Человек заскреб ногами по снегу. Коэн повернул рукоятку ножа. Тот вскрикнул и укусил руку Коэна, зажавшую ему рот. Стиснув его еще сильнее, Коэн немного отпустил нож. Он почувствовал тепло и понял, что рука стала мокрой от крови.

— Где остальные?

— Was?

— Les autres — où sont-ils?

— Nicht spreche.

Коэн приставил нож к глазу и надавил. Тот застонал.

— Говори, или я убью тебя, — сказал Коэн.

— Ты все равно убьешь.

— Ты не тот, кто мне нужен.

— А кто тебе нужен?

— Твой босс.

— Я не знаю.

— Кто еще здесь?

— Никого.

Коэн ткнул ножом; тот судорожно всхлипнул.

— Не ври, — сказал Коэн, — кто еще здесь?

— Только Дитер. Он у скалы.

Коэн перенес лезвие к другому глазу.

— Ты еще не все усвоил?

— Я не знаю где.

— А где он был?

— Здесь, у костра.

— Сколько вас?

— Только мы. Остальные не успели.

— А где они?

— Кто?

— Остальные.

— В Экс-ан-Провансе.

— Где?

— Я не… Нет!

— Где?

— В гостинице «Метрополь».

— Сколько их там?

— Один.

— Кто?

— Морт.

— Где он?

— Толстяк. Теперь ты убьешь меня?

— Не убью, если все расскажешь.

— Все равно убьешь.

— Говори и я отпущу тебя. Клянусь Девой Марией. — Коэн опять приставил нож к горлу.

Человек чуть перевел дух.

— Ты клянешься Девой? Ты католик?

— Да. Почему вы стреляли в нас?

— Это Дитер.

— Где Дитер?

— Он ушел, не знаю. Он должен быть здесь, у костра.

— А вчера сколько вас было?

— Только Дитер, который стрелял, и я.

— Почему он стрелял?

— Морт приказал ехать за вами. Вы уехали на машине из Марселя. Мы — за вами. У запруды связались с Мортом. Он сказал, что поедет в Экс. Он велел стрелять, если ты будешь уходить.

— Кто рассказал ему обо мне?

— Ему сообщили из Орана. А потом он разговаривал с человеком в Марселе.

— Кто он?

— Корсиканец.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем убивать нас?

— Морт обещал десять тысяч марок. За одно убийство это много. — Человек попытался дернуться, но Коэн крепко держал его.

— Вы спрашивали, за что? — повторил Коэн.

— Морт никогда не объясняет.

— На кого вы работаете?

— Я уже сказал, на Морта.

— Постоянно?

— Я занимаюсь наркотиками. Отсюда — в Кёльн. Никому плохого не делаю.

— Что за наркотики?

— Из Стамбула.

— Какие?

— Только гашиш.

— А героин?

— О нет, никогда.

— Кто такой Морт?

— Я же сказал, толстяк, американец. Я не знаю, как его еще зовут.

— Где он сейчас?

— Я же сказал, в гостинице «Метрополь». — Он дрожал, лежа в своей собственной крови.

— Кто убил Марию?

— Was? Мария?

— Девушку, вчера.

— О, это Дитер. Он целился в тебя, но она неожиданно выпрыгнула.

— Тогда собаку убил ты.

— Нет, тоже Дитер.

— Выстрелы были из разного оружия.

Он подумал: «Мне пришлось убить собаку. Она стала кусать меня. Я не хотел».

Коэн вспомнил про Непал; с чего все и началось.

— Кто такой Стил?

— Я не слышал этого имени.

— А Клэр? Клэр Савич?

— К сожалению, не знаю. — Он помолчал. — Теперь ты меня убьешь?

— Теперь я тебя убью. — С этими словами Коэн воткнул нож, с силой повернув его в горле корчившегося и визжавшего немца. Встав, он плюнул в снег. — Я становлюсь похожим на вас. Палач и жертва. Католик и еврей.

Он взял у убитого паспорт, бумажник, коробку с патронами и ключи от машины. Рядом в снегу он нашел винтовку Дитера и бросил затвор за скалу. Проверив магазин «маннлихера» с оптическим прицелом, брошенный вторым немцем, он зарядил дополнительную обойму и быстро забрался на гору к той самой впадине.

Все оказалось запорошенным снегом; ушло немало времени, чтобы отыскать под белым покровом при все еще тусклом свете замерзший труп Марии. Ее ноги застыли в согнутом положении, разможженная голова была неестественно запрокинута набок, что говорило о сломанных шейных позвонках. Бросив «маннлихер», он стряхнул снег с ее лица, но от него ничего не осталось. Он прижал ее к себе. Ее окоченевшие конечности торчали в стороны, его слезы оставляли на ее обледеневшей груди маленькие темные пятнышки. Споткнувшись о труп Лобо, он подтащил ее к краю впадины, вырыл из-под снега свою одежду, ботинки и очки и оделся. Оставив куртку Дитера, он сбросил остальные его вещи вниз со скалы. В последний раз окинув взглядом хребты и вершины гор в розоватой дымке предутреннего света, он побежал по тропинке.

«Фиат» Леона не заводился. Он рывком открыл капот. Провода зажигания были оборваны. Забравшись на валун, он посмотрел на дорогу от запруды. Ярдах в двухстах под ветками дуба поблескивала слегка припорошенная снегом красная дверца.

Это была «альфа» с римскими номерами. От открыл дверцу ключами немца, которые подошли и к зажиганию, однако никак не мог найти, где открывался багажник. Он немного постоял, раздумывая, куда бы спрятать «маннлихер». Наконец, он кинул его на откидное сиденье, прикрыв курткой Дитера, дал задний ход, въехал на дорогу и подкатил к «фиату». Дрожа от холода и страха, он поменял номера и быстро поехал в сторону Экса. Из-за подъема неожиданно вынырнул черный «ситроен». Он затормозил, наклонился носом вперед и замигал фарами. Коэн пытался найти переключатель света. «Ситроен» приближался, съезжая на обочину.

Из него вышел тучный мужчина и поднял в приветствии пухлую руку. Переключив скорость, Коэн направил машину прямо на него.

Толстяк вскочил на крышу «ситроена» и выхватил из плаща пистолет. Рядом, над ухом Коэна, прогремел выстрел, осколки стекла вылетели на улицу. Прогрохотали еще два выстрела, прежде чем Коэн успел миновать подъем и, скрывшись за ним, был уже вне досягаемости. «Альфу» начало заносить, руль вибрировал в такт шлепанью пробитого левого колеса.

Коэн остановился у поворота дороги и, достав «маннлихер», прыгнул через стену камней в растущие рядом с дорогой дубы. «Ситроен» с ревом преодолел подъем и, резко затормозив, тоже остановился. Коэн увидел его расплывчатые очертания сквозь крест оптического прицела и щелкнул предохранителем.

Толстяк напоминал медведя, он бежал к противоположной стороне дороги. Коэн выстрелил, пуля просвистела сквозь дубы. Тогда он бросился через дорогу и нырнул под раскидистые ветви. Снега было мало; листья хрустели под ногами.

Коэн задыхался. Раздававшееся в чистом воздухе пение птицы было похоже на звуки флейты. Царапнув коготками кору, маленький дрозд скользнул вниз по стволу. Издалека донесся какой-то свист, напоминающий сигнал поезда. Он ощутил легкое прикосновение стремительно падавшего, как легкий камешек под воду, листика. Он поставил прицел на тройку. Ветер шуршал листвой. Ему захотелось чихнуть, но он сдержался. Желание чихнуть подступило вновь, отвернувшись, он едва подавил его. Толстяк пробежал вверх по дороге и нырнул за дерево. Раздалось карканье вороны, его подхватила другая. Плотнее прижав винтовку к плечу, Коэн навел прицел на дерево, за которым скрылся толстяк. «Это тот, кого я видел в Ситии, тот, кто спустил на меня собак, тот, кто ехал в „мерседесе“. Немец назвал его Мортом». Хрустнул лист, дорога была залита солнцем. Коэн прищурился. «Он вынуждает меня смотреть против солнца».

Он выстрелил и, нагнув голову, бросился к дубам. Спина ныла в ожидании пули. Остановившись, он затаил дыхание и прислушался, пытаясь взглянуть на себя глазами Морта. «Я упустил возможность попасть с первого раза. Морт думает, что я испугался, и ждет, что я побегу. Надо ранить его, схватить и заставить говорить. Скоро ли подоспеют остальные?»

Спускаясь по склону к югу, сосны перемешивались с дубами в зеленой долине, по дну которой среди блестящих камней, высоких огненных ломоносов и кремовых тополей тек ручей. Над ломоносами возвышалась одинокая сосна, ее раскидистые ветви склонялись под тяжестью шишек.

Перепрыгнув через ручей, Коэн ринулся к ломоносам и стал продираться сквозь них к сосне. От коры сильно пахло смолой и теплыми иголками. Он влез на дерево, чтобы укрыться от прямого попадания, сел на сук и стал водить прицелом по переливчатой листве ломоносов, по стволам тополей, между росшими на горе дубами и боярышником.

Морт бежал вдоль ручья, шум воды заглушал звук его шагов. Поблескивала его лысина, коричневый костюм был измят. Коэн поймал его в прицел, но тот успел скрыться за ветвями дуба. Затем он вновь показался на склоне холма под ломоносами. Коэн ждал, пока он доберется до вершины, чтобы выстрелить ему в ногу. Пот резал глаза, застилая прицел. «Скоро ли появятся остальные?»

Морт нырнул в ломоносы. Коэн резко опустил винтовку. В прицеле была видна лишь завеса листвы. Морт приближался на расстояние пистолетного выстрела, но все еще был укрыт ломоносами и листьями тополей. Коэн проверил магазин. Оставалось два патрона. Он сунул руку в карман за второй обоймой, но ее не было. Чертыхаясь, он проверил другие карманы и взглянул вниз под дерево.

Дернулась ветка, вспорхнул воробей. Он откорректировал прицел, поставив сначала снова на тройку, затем на четверку и на шестерку, уперся в сук и стал раздвигать стволом колючие иголки. Он напряженно вглядывался в узор листьев, пытаясь угадать нужное направление. Краем глаза он заметил, как под сплетением ветвей мелькнуло что-то зелено-коричневое. В прицеле на шестерке он видел, как мухи светлыми точками мелькали над ковром листвы, но ничего коричневого там уже не было.

Он снова отыскал коричневое пятно, но уже ближе, и стал следить за его продвижением. Приближаясь в переплетавшихся ломоносах, оно становилось более отчетливым. Где-то внизу на склоне закуковала кукушка. Затем в прицеле мелькнуло что-то розовое. Он попытался поймать через прицел то, что мелькнуло, но ему это не удавалось. Поставив прицел на тройку, он наконец нашел, что искал. Это было что-то бледное с чем-то черным наверху, прикрытое зеленью. Оно остановилось.

Это оказался палец руки, державшейся за стебель ломоноса. Черным был камень в золотой оправе. Остальных пальцев видно не было. Рука обхватила стебель, и он отчетливо увидел, что других пальцев и не было — только обрубки. Рука скрылась. Облокотившись на сук, он нашел просвет в листве перед пальцем с перстнем. Куковала кукушка. Пульс колоколом раздавался в голове. С дороги донесся шум останавливавшейся машины. «Но Морт слишком близко, не могу спуститься». Вновь набрав скорость, машина укатила по дороге.

Под ломоносами появились какие-то темные очертания. Прицелившись, он медленно, очень медленно нажал на курок. Оглушительный грохот «маннлихера» расколол тишину, разлетевшись эхом по горам и отбросив его назад к стволу дерева. Раздался треск ломоносов — и все стихло. На фоне смолкавшего за Сен-Виктуаром эха выстрела наперебой закаркали две вороны. Он передернул затвор. Верхняя кромка ломоносов зашелестела. Уловив движение, он выстрелил еще раз. Бурый заяц, прыгая из стороны в сторону вверх по склону, исчез среди дубов. Спустившись с сосны, он рванулся к дубам и, добежав до вершины холма, бросился по хрустящим листьям к дороге.