Изучал ли какой-либо иной вождь искусство гребли на купеческой галере с тремя людьми на весло?
Кейда склонился над толстым древком, опустив голову, чтобы попытаться что-то увидеть из обшитого кожей весельного отверстия.
— Значит, это владение Белок? На что оно похоже? — Они достигли вод, о делах в которых Кейда едва ли что-то слышал, не говоря уже о подробных отчетах. — Где мы, хоть примерно? Это срединный остров или мы где-то в пограничном проливе?
Его товарищ по узкой скамье на палубе «Прыгающей Рыбы» не слышал.
— С чего это Расту вздумалось вдруг менять корабль? — пробурчал тот, опустив книзу уголки широкого рта. — Вот получим какого-нибудь буйного юнца, который запросится к мамочке, не проработав с нами и дня.
Многие ли вожди понимают, сколько людей путешествует по Архипелагу подобным образом, садясь на корабль на несколько дней, сходя на берег, чтобы сесть на другой, двигающийся в нужном направлении?
Кейда осмотрел свои руки, Ладони были теперь такими крепкими, каких мог бы пожелать любой судовладелец. Он осторожно пробежал пальцем по блестящему круглому шраму, недавнему скверному волдырю.
Почти зажило. Можно приложить еще немного мази, не то опять треснет.
— Если мы не найдем кого-нибудь на место Раста, у тебя живот заноет от работы за двоих, полагаю, — заметил один из гребцов.
Я действительно ожидал, что дожди поднимут настроение Иало; все прочие точно заново родились, как только жара прекратилась и повеял прохладный ветер, помогающий нам идти на север, вместо этого драконьего дыхания, опаляющего нас от полудня до сумерек.
— Мне следовало бы теперь взяться на весло на носу и работать с опытными людьми, — Иало в гневе вперился в спины людей, праздно судачивших на передних скамьях. — А вот торчу здесь с вами, сбродом, скачущим с острова на остров.
— Я гребу на купеческих галерах с тех пор, как Асил Ниан впервые дозволил мне покинуть его владение, — в негодовании произнес гребец, сидевший через проход. — В любом случае, ты явился сюда через три дня после меня. Я переберусь вперед раньше тебя, приятель.
— Что, читаешь свою судьбу по собственным ладоням, прорицатель? — полюбопытствовал гребец со скамьи позади Кейды по левому борту.
Кейда улыбнулся.
— Думаю, мы все угадываем наше будущее. До сумерек, самое меньшее.
Пока он говорил, раздался резкий свист на дальнем конце длинной и темной палубы. С обреченными вздохами и четко различимыми стонами передние гребцы заскользили по скамьям и начали тянуться по проходу меж ними.
— Пересядь, Иало. — Товарищ Кейды по-прежнему сидел вразвалку на своем месте. Здоровенный мужчина с большими мышцами угрюмо поднял глаза.
— Я мог бы уйти здесь на другой корабль. Раст был что надо, а вы хотите учиться, но почему я должен терпеть соседство малявки, который чуть что станет вытаскивать из задницы щепки?
Гребец с места внутри на скамье позади пихнул Иало в плечо.
— Передвинь-ка лучше свой зад, пока я не заехал по нему ногой.
Иало встал на ноги, продолжая ныть.
— Мне случалось грести на больших галерах, где на каждого было отдельное весло. Это требует искусства, позвольте вам сказать.
— Да ты уже сто раз говорил, — пробормотал кто-то.
— Три человека на одно весло — это не искусство, — продолжал Иало, не сбившись, когда Кейда стал теснить его в проход. — Просто поднимай да пихай, любой лентяй справится.
— Мне не кажется, что Раст жаждал найти корабль на запад, прорицатель, — заметил внутренний гребец, сидящий за проходом. — Просто ему надоели стенания Иало. Дожди — и те не привели тебя в чувство, муха ты зудящая.
Кейда двинулся, чтобы присоединиться к веренице людей, медленно тянувшихся вдоль палубы.
— Ты не думаешь, что его прогнала вонь, которая идет от тебя, Пайре?
Пайре покачал головой в ответ на общий смех и добродушно улыбнулся сквозь редкую растительность на лице.
— Не знаю, о чем думал Године, когда предпочел кормить нас бобами.
— Может, рассчитывал, что ты пустишь порядочный ветер, — прыснул средний на той же скамье. — Поставили бы тебя на палубе лицом к корме, натянули бы парус, и он вдвое скорее добрался бы домой.
Пайре и не думал обижаться.
— Говорите что угодно. Запах отпугивает паразитов.
— Другое дело. Пища на больших галерах не в пример лучше. — Иало оглянулся через плечо. — Вожди отбирают лучших на свои корабли, там не место всякому, кого вышвырнет иной купец, отчаявшись загнать кому-нибудь, пока не протухло.
— Если думаешь, что в другом месте тебе будет лучше, иди и попробуй, — с презрением сказал ему Пайре. — Мы лучше ели на этом корабле, чем на двух последних, куда нанимались, верно, Тагир?
— Клянусь, — с чувством согласился бочкогрудый средний гребец. — Помнишь хлеб, из которого приходилось вытаскивать долгоносиков? — Он содрогнулся, деревянные бусы, вплетенные в его бороду, загремели.
— А ну-ка, прорицатель, — Пайре хлопнул Кейду ладонью меж лопаток. — Дай нам немного свежего воздуха, прежде чем эти бобы опять дадут о себе знать.
Ты понятия не имел, что ели твои гребцы. Тебе даже не приходило в голову задуматься, верно?
Кейда вскарабкался по крутой лесенке, ведущей на среднюю палубу «Прыгающей Рыбы». Этой купеческой галере далеко было до «Радужного Мотылька» по достоинствам отделки, хотя ее каюты с расписными стенами сулили больше удобств, чем могли получить гребцы, качаясь в гамаках на своей продуваемой сквозняками палубе или внизу, во тьме глухих трюмов.
Нет, ты не знал, что едят твои люди, потому что подобные заботы — дело старшего на корабле, а мудрый вождь не раздражает сведущих людей, постоянно проверяя у них то да это. Так учил тебя Дэйш Рейк.
— Гребцы вождей отдыхают, когда большая галера встанет на якорь. — Иало все еще жаловался на жизнь, когда по более широкой лестнице они поднимались на самый верх. — И никто не таскает тюки и ящики.
— В любом случае, дождя пока нет, — радостно напомнил Пайре. — Работенка предстоит достаточно нехитрая.
— Притом достаточно дурацкая. — Иало не смягчился. — Вонючие красители Туле.
— Для разнообразия загляни в будущее. Как только дело будет сделано, трюм перестанет вонять корнем агали. — Кейда оглядел широкую изжелта-серую бухту, где они встали на якорь, сощурившись от света, хотя небо над головой было мрачно-серым, затянутым тучами, как и положено в пору дождей. — Как думаешь, нам представится случай погулять по берегу?
Не найдешь ли ты здесь то, что ищешь? Как долго ты собираешься искать, пока не сдашься? Не было ли начало поисков просто безумием, навеянным засухой?
Отчетливый свист Године перекрыл шум. Кейда поглядел на кормовой помост и увидел, что его зовут. Иало нахмурился.
— Вечно кто-то умудряется работать меньше, чем остальные.
— Я могу поучить тебя прорицаниям, если ты не против, Иало, раз уж ты думаешь, что это так облегчает жизнь, — любезно предложил Кейда. — Кто знает? Пять-десять лет, и ты сможешь отличить ночь ото дня.
Смех товарищей следовал за ним по ступеням на возвышение кормчего.
— Мы остановимся здесь на ночь, — заговорил Године без предисловий, даже не глядя, а делая пометку в своих записях. — Я хочу поторговать эту краску за острорехи. И мы вполне можем набрать воды и пищи, если удастся. — Он подул на чернила, чтобы быстрее сохли, и со щелчком захлопнул свою переплетенную в кожу книгу. — Бек идет на берег, чтобы посмотреть, кого можно подобрать взамен Раста. Пойдешь с ним и поглядишь вещим глазом на тех, из кого можно выбрать.
— Ты хочешь, чтобы я дал тебе знать, что увижу? — Не первый раз корабельщик просил Кейду читать знаки касательно нового матроса.
— Только если что-то из ряда вон. — Године разгладил белую, без единого пятнышка, рубаху и натянул безрукавку голубого шелка с броским узором из серебряных облаков. Волосы и борода купца блестели от благоуханного масла, а вокруг одного из запястий он носил цепь из белоснежных агатов. — При любом знаке, что кто-то несет болезнь, оставьте его на берегу. Давай-ка, идем на берег, пока не полило. — Судовладелец покинул кормовой помост, и Кейда последовал за ним, присоединившись к старшине гребцов Беку на лесенке, ведущей к воде, куда как раз спустили с галеры через борт их шлюпку. Године ступил в нее первым и устроился на корме. Бек с Кейдой взяли по веслу и погребли к берегу. Все трое молчали, погруженные в свои мысли.
Кейда окидывал взглядом море, пока греб. «Прыгающая Рыба» бросила якорь на полпути между плавно сбегающим к воде берегом и двумя малыми островками в широкой бухте, которая предлагала глубокую стоянку даже когда, как теперь, отлив обнажил обширную ребристую протяженность беловато поблескивающих песков. Оба островка кишмя кишели кострами, где что-то стряпалось, и навесами, поставленными для защиты от проливных дождей, которые едва ли стали сколько-нибудь слабее даже спустя полный срок обновления Малой Луны после их начала. Рыбаки Белока охотно зарабатывали, переправляя добро и людей на светлый пляж в плоскодонках, управляемых лишь кормовым веслом.
На что должна быть похожа жизнь в этих срединных владениях, где любой вождь, который может, держит пришельцев как можно дальше от своих берегов, позволяя им только днем высаживаться и торговать? Что говорил тебе Дэйш Рейк об этих неведомых островах полжизни назад?
«Срединные владения обладают поразительными богатствами, ибо положение их меж всеми пределами Архипелага дает им особую власть. Не слишком завидуй им. Борьба за такое богатство непрестанна, жестока и кровопролитна».
Кейда поглядел через плечо на берег. За длинной сплошной линией навесов, сооруженных, чтобы образовать крытый рынок, ждали островитяне владения Белок, готовые проверить свое умение торговаться на вновь прибывших. Некоторые сидели отдельно, другие тесными кучками; все расставили вокруг себя образцы товаров, которые могли предложить. И вот шлюпка коснулась песка.
— Ну что же, посмотрим, что мы можем сделать, чтобы прибавить гордости Икади Нассу. — Године поправил накидку на плечах, как воин броню перед битвой. — Увидимся позднее. — Ступив на мелководье, он зашагал напрямик к одному-единственному основательному деревянному строению на самом краю пляжа. Его окружал рой служителей, и даже на таком расстоянии угадывалась знакомая бурная деятельность. Безупречно ухоженный сад трепетал свежей зеленью и яркими цветами, которые пробудили дожди.
— Он довольно долго там пробудет; дамы владения Белок сами надзирают за торговлей, — обронил Бек, пока они вытаскивали лодку из морской ряби. — И они в целом бывают благосклонны к приятному на вид человеку, поднаторевшему в искусстве лести. Так что у меня больше чем достаточно времени на поиски гребца.
Как бы ты обернула это к их невыгоде, Рекха? Что бы получила с таких женщин ты, Джанне? Как вы обретете хотя бы надежду, если я не вернусь с премудростью, которую обещал принести?
— Я хочу попытаться найти какие-нибудь свежие травы, — заявил он старшине гребцов. — На случай, если гребцы на носу опять занемогут животом. И нужны новые составляющие той кожной мази для Мунила. Не то он сгниет от лихорадки в такой сырости.
— В добрый час мы взяли тебя на борт, прорицатель, — с одобрением кивнул Бек. — Я отыщу тебя, когда найду кого-нибудь, годного нам в гребцы, и ты сможешь взглянуть, есть ли белые моря или черные тучи в его будущем. Согласен?
— Прости? — растерянно спросил его Кейда.
— Я уже начал забывать, что ты новичок как гребец, — Бек покачал головой. — Новые люди приносят с собой на галеру либо белые моря, а это означает добрые приливы, достаточно ветра, чтобы поднять парус и ненадолго поберечь плечи ребят, либо черные тучи — это бури и непогода. — Он устремил на Кейду более суровый взгляд. — Мне случалось служить на судах, откуда людей высаживали на рифы, потому что мы не могли избавиться от скверной погодки, пока они на борту.
— Если нас настигнет череда бурь, Иало будет первым, кого имело бы смысл выкинуть на скалу, если гребную палубу об этом спросят, — с чувством произнес Кейда. — Не то чтобы я видел знак, сам понимаешь, — поспешно добавил он.
Молния оборвала смех Бека, несколько дождевых капель тяжело ударили Кейду по голове. Он поднял голову и увидел, что море изменило цвет от нежно-серого, точно крыло почтовой птицы, до непрозрачного иссиня-черного оттенка раковины жемчужницы. Мощный раскат грома потряс берег.
— Идем-ка в укрытие! — крикнул Бек.
Кейда побежал с ним вместе к крытому рынку. Даже на таком коротком расстоянии оба промокли до костей, ибо дождь тут же хлынул потоками, капли шлепалась оземь и взлетали вновь им до колен, весь пляж залило в один миг.
— Выгадаем на стирке, — рассмеялся Бек, вытирая дождевую воду с лица.
Навес гремел над их головами, пока Кейда выжимал воду из нечесаных волос и неухоженной бороды. Кожа под ними зудела.
Ты бы куда меньше страдал и от дождя и от пота, если бы постриг волосы и бороду, как настоящий гребец. Но ты не гребец, ты прорицатель, и лишь до тех пор, когда сможешь вновь потребовать своих прав вождя.
Бек оглядывал других, прятавшихся от дождя поблизости, со смехом и улыбками наблюдавших за могучими молниями над морем. Несколько детей прыгало и визжало от удовольствия, то вылетая наружу, то бросаясь под навес, уворачиваясь от струй, льющихся с края крыши, их черные волосы облепили головы, смуглые тела блестели от воды. Глаза Бека задержались на кучке мужчин в хлопковых рубахах-безрукавках.
— Эти смахивают на гребцов.
— Подойду-ка я, посмотрю, где тут что. — Кейда возвысил голос, чтобы его не заглушил дождь, барабанивший по полотнищу над головой. — Поищу травы.
Как только они расстались, Кейда с благодарностью втянул в себя прохладный влажный воздух. Под навесом на него набросилось смешение множества запахов: пряностей, трав, свежего мяса и соллера, из которого пекли толстые лепешки, предпочитаемые в этом владении. Порывы ветра извне приносили достаточно ароматов оживающей зелени острова, чтобы напомнить ему о роскоши благоуханий, которые освежали владение Дэйш, как только приходили дожди. Воспоминания неудержимо повлекли его глаза на юг. Дождь взбаламутил все вокруг, бросив туманную завесу через бухту, и острова с якорными стоянками пропали.
Дождь несет жизнь — это одна из первых истин, которые усваивает каждый ребенок по всему Архипелагу. Он кладет конец сражениям и приносит более прохладную погоду, достаточно охлаждая горячие умы для спокойных советов, призванных остановить распри, побуждающие людей браться за оружие — это один из первых уроков, которые усваивает сын вождя. Увы, невозможно что-либо разумно обсуждать с дикарями, говорящими на неведомом языке и бьющимися с помощью волшебства, так что лучше вернуться домой до того, как сухая пора побудит дикарей думать о новых завоеваниях.
А теперь отыщи здесь все, что можешь, пока не вернется Бек. Он никогда не уходит на берег так надолго, как обещает. Конечно, было бы много легче для Дэйша Кейды обнаружить, что знание свободно струится над этими песками, и все приходят и уходят в удобный для него срок.
Кейда улыбнулся женщине почти его возраста, сидевшей на клетчатом желтом одеяле с тщательно перевязанными пучками свежесрезанных растений, уложенными перед ней высокими горками. Руки у нее были в зелени, и ее явно застиг дождь. Ее простое рыжее хлопковое платье налипло на тело превосходных очертаний.
Кейда напомнил себе, что он здесь ищет.
— У тебя есть серое копье, или, может, оно известно тебе как олений лист?
— Есть, — приветливо ответила она, отыскав горсть остроконечных листьев, покрытых серым пушком. — Что ты мне за это дашь?
Кейда полез в карман и достал скорлупу ореха шороховицы, полную пятнистой мази.
— Хорошо от ожогов, будь то от огня или веревки.
Женщина с любопытством взяла раковину и понюхала.
— Птичий жир? — Понюхала снова, когда Кейда кивнул. — Айвовый глянец? Что еще?
Кейда улыбнулся.
— Скажу, если ты можешь что-нибудь прибавить.
— Согласна. — Она показала ему побег с крохотными зелеными листочками и ярко-алыми цветами. — Ну как? — Она искушающе держала растение подальше от Кейды, дразня его своей улыбкой.
— Пенала, — сразу определил Кейда. — Сушеная так же хороша, как и свежая.
Женщина поджала губы.
— Любопытное смешение. Откуда ты, друг? — Ее светлые глаза варварки заметно оживились.
— С дальнего юга. — Кейда поколебался, но затем сел. Улыбка травницы стала манящей, она подтянула к себе колени и оплела их руками. Нити малахитовых бусин охватывали обе ее щиколотки под расшитой листами кантиры полой платья.
— Что завело тебя так далеко от дома?
— Знамение, — Кейда улыбнулся, чтобы краткий ответ не показался грубым.
Всклокоченная борода прорицателя означает самое меньшее, что никто больше ничего не спросит, когда скажешь, что странствуешь, следуя некоему пророчеству. Означает ли это, что вопросов не будет и после того, как где-нибудь и с кем-нибудь предашься любви? До сих пор у меня было долгое и утомительное плавание, и ничья нежность не облегчала мой путь.
Травница поглядела на него, и лоб ее наморщился от заботы.
— Там какая-то скверная напасть, насколько я слышала. Разгулялось чародейство.
— Тебе здесь, конечно, нет нужды бояться подобных вещей. — Кейда постарался, чтобы его голос звучал небрежно. — Не владеешь ли ты мудростью, которая хранит от чародеев земли в северных пределах?
— Нет. — Вид у травницы стал растерянным. — Да где ты слышал рассказы о подобных вещах?
— Там, на юге. — Кейда пожал плечами, основательно сглотнув, чтобы сдержать досаду.
Там, на юге, но не здесь, ни в одном из владений, которые я посетил, ни на одном из берегов, куда ступал, ни от одного из людей, с которыми разговаривал. Они все пожимают плечами в таком же недоумении и не могут понять, откуда нечто подобное взбрело мне в голову, когда добавляют мое знание трав к своему, и я иду дальше с пустыми руками. Может, мне следовало бы брать какую-то иную плату. Разве я не заслужил доныне наслаждение ото всех женщин, которые бы мне его предложили?
— Кадирн!
Кейда поднял взгляд и увидел, что Бек приближается вместе с непримечательным человеком, черные волосы и борода которого острижены коротко, как и у большинства гребцов, а на шее и плечах достаточно мышц, чтобы предположить порядочный опыт работы веслом.
Как я узнаю даже, что нечего узнавать, если мое время на берегу часто обрывается подобным образом? Или мне следует принять эту досадную помеху как своевременное напоминание о моих далеких женах?
— Быстро ты, — Кейда кашлянул, чтобы скрыть неудовольствие.
— Быстрее, чем мог себе представить, — согласился Бек. — Едва ли есть еще корабль, собирающийся высадить гребцов на берег или подобрать их, кроме нас и еще парочки, направляющихся в воды Галкана. Это Фенал.
— Привык к веслу, которое толкают сообща? — Кейда бросил взгляд на кинжал этого человека, но не признал, откуда он. Такое случалось тем чаще, чем дальше они шли на север.
— Вот уже несколько лет. — Фенал настороженно поглядел на него. — Ты прорицатель?
— У меня есть небольшие целительские познания и кое-какое искусство в истолковании примет. — Кейда пожал плечами. — Я сижу за веслом до северных пределов.
Травница поглядела на Кейду с новым оживлением, а Бек улыбнулся Феналу.
— Ты будешь с ним на одном весле, если он скажет, что ты здоров и не приносишь неудач.
Кейда встал.
— Давай-ка я погляжу тебе в глаза, вот здесь, где свет лучше.
— На каждом корабле нужен целитель. — Фенал без возражений повернул к нему лицо. — Смерть на борту — худая примета.
— Похоже, ты в этом не сомневаешься. — Кейда с удовольствием заметил, что на белках темных глаз Фенала нет и намека на желтизну.
— Потому-то я и стал искать нового места. Не беспокойся, то была не болезнь. — Фенал напрягся, когда Кейда оттянул его нижнее веко, чтобы посмотреть цвет изнанки. — Человек свалился за борт и достался акулам.
Бека передернуло.
— Немного найдется знаков хуже этого.
Кейда взял руки Фенала в свои и как следует нажал на кончики пальцев. Кровь вернулась, розовая под бледными ногтями.
— Позволь понюхать твое дыхание. — Он улыбнулся. — В твоей последней еде были острорехи.
Но нет болезненной сладости, намекающей на медовый голод, пожирающий твою кровь, нет и едкости, которая бы выдала какую-нибудь желудочную хворь.
— Их здесь трудно избежать. — Фенал с печальной улыбкой пожал плечами.
— Какие-нибудь старые раны, беспокоящие и ныне? — Он наблюдал, не потянется ли невольно рука Фенала к ослабевшему колену или занывшему локтю. Нет. — Моча у тебя чистая? И боли нет?
— Если я на корабле, где мы получаем достаточно воды, — ответил Фенал неожиданно угрюмо.
— Это мы можем тебе обещать, — заверил его Бек.
— Ты более чем немного сведущ в целительстве, южанин, — с одобрением заметила травница. — Тебе будут рады в самых северных из владений.
— Кадирн, мне кое-что предложили, — вмешался Бек. — Теперь эта буря, считай, унялась. Мастер Године будет обедать с госпожами Белок, так почему бы нам не вернуться и не поесть на корабле? Любые приметы того, что сулит нам принятие на борт Фенала, станут ясней на корабле, не так ли?
И тебе не придется расставаться ни с одной из твоих драгоценных побрякушек ради обеда на берегу.
— А что, пожалуй. — Несмотря на разочарование, которое Кейда увидел в глазах травницы, он подчинился неизбежному. Они прошли под затихающим дождем обратно к шлюпке галеры.
— С какой стороны ты хочешь грести, Фенал?
— С какой укажете. — Фенал потер плечо. — Вы ведь меняетесь с борта на борт, да?
— Каждые два дня, — заверил его Бек, занимая место на корме.
— Последний надсмотрщик, который мне достался, не был склонен позволять нам пересаживаться с мест, которые отвел каждому. — Фенал установил весло в уключине и по старой привычке, проверил прочность веревочного соединения.
— Године не видит преимуществ в том, чтобы наполнить гребную палубу горбунами. — Кейда кивнул Феналу и сделал первый взмах. Вода заплескалась, расходясь за их спинами, желанная, несущая прохладу, настроенная на непрерывный дождь до самого заката, или хотя бы еще ненадолго, дарующая свежесть и доброе настроение. Пока они гребли, Кейда наблюдал за отступающим берегом.
Смогу ли я завтра подыскать новый повод сойти на берег, прежде чем мы отчалим? И даст ли это что-нибудь, помимо того, что приведет травницу к некоему заключению? Можно ли здесь чему-то научиться? Как долго я буду высматривать? Как долго мы будем плыть, прежде чем я забуду Дэйша Кейду и действительно стану Кадирном, толковым гребцом, целителем и провидцем? И не лучшая ли это участь, чем вернуться с пустыми руками в свое владение?
Налегая на весло с нарастающей досадой, он сбился, ударил не в лад с Феналом, и лодка неловко накренилась.
— Прости, — нахмурился Фенал.
— Нет, это я виноват, — коротко ответил Кейда.
Дальше они гребли в молчании, и обошлось без новых неудач, пока они не добрались до галеры.
— Ага, — радостно произнес Бек. — Я знал, что мы сможем поесть на корабле.
— Миска есть? — Кейда потянулся, чтобы подтащить шлюпку к самому концу кормовой лесенки галеры, и Бек сразу полез на борт.
— И ложка. — Фенал ухмыльнулся, похлопав по кожаному заплечному мешку, который повидал немало владений.
— Давай найдем что-нибудь, чтобы наполнить и то, и другое. — Кейда махнул в сторону шканцев галеры. — Ты заслужил еду, поработав сегодня на шлюпке, поступишь ты к нам или нет.
А я заслужил свою долю, сыграв для Године прорицателя. Я вполне могу отплатить ему указаниями, если даже не смогу найти никаких для себя.
— Хоть бы сегодня нам досталось мясо, надоели проклятые листья. — Иало уже стоял в очереди в камбуз на палубе. — На помоях много не нагребешь.
— Ты и вовсе прекратишь грести, если я тебя пристукну. — И повар небрежно пригрозил своим тяжелым деревянным черпаком. — А благодаря листьям у тебя не гниют десны.
— Есть лепешки из соллера? — спросил Кейда, когда они с Феналом добрались до дымящегося котла.
— Выбирай сам. — Повар мотнул головой на полную с горкой корзину перед тем, как плеснуть полный черпак листьев, корней и грубо нарубленной рыбы в миску следующему.
— Бери, — указал Кейда Феналу. — Как я.
— Он смышленый малый, он у нас прорицатель, — Пайре подошел к ним у бортового поручня, пихая себе в рот еду грязной роговой ложкой. — Всюду читает знаки.
Фенал поглядел на Кейду.
— Что теперь?
— Переломи лепешку о поручень обеими руками. — И Кейда стал наблюдать, какими окажутся куски.
Если переломится надвое ровно, это само по себе добрый знак. Множество крохотных рыбок соберется пощипать такую половину, поодаль затаится кое-кто покрупнее. Не так хорошо, если ее поест медуза. Присоединятся ли к рыбам морские птицы? Кто-то из них, или оба, откажутся от пищи из рук человека, если в его будущем — откровенное несчастье. Этому учил тебя Джатта, а он еще ни разу не оказался неправ.
Он ждал, но темная тень не поднялась, чтобы глотать мечущиеся серебряные искорки, а парочка хриплых и пестрых морских птиц явилась и стала драться за кусочки соллерной лепешки, уплывающие прочь, порой ударяя по ним алыми клювами.
— Не вижу причин, почему бы тебе не поступить на «Прыгающую Рыбу», — провозгласил он.
— Рад слышать, — в широкой улыбке Фенала было заметно явное облегчение.
Пайре мотнул головой в сторону камбуза, как только подобрал последний мятый кусочек зелени своей ложкой.
— Ты бы подкрепился, Кадирн, не то опять скоро проголодаешься, прорицатель ты или нет.
Ты все еще ждешь, когда рядом с тобой появится Телуйет со всем, что тебе нужно? Не стоит и надеяться. Все, на что у тебя есть надежда, это что он жив, пусть даже слухи, путешествующие с купеческими кораблями, и не перестают говорить тебе, что он умер.
К тому времени, когда Кейда достал свою миску из заплечного мешка, лежавшего у его гамака на палубе для гребцов, он оказался последним, кто явился за своей долей варева. Дождь опять лупил все тяжелее, и Кейда отступил к скамьям, где застал Фенала и Пайре, поглощенных беседой. Большинство кормовых гребцов было здесь и раскинулось на скамьях, меж тем как дождь барабанил по доскам над головами. Парочка от нечего делать играла в камушки в круге, вырезанном посреди прохода.
— Смотри, куда идешь, — бросил один из них Кейде, не поднимая глаз.
— Это гаскская работа, верно? — Кейда внимательно изучал ложку Фенала. — Ты явился с северо-востока.
— Я побывал во всех пределах. — Фенал помедлил, оглядываясь. — Ты с юга, как говорит Бек. Всякого рода слухи оттуда носятся по берегу.
— Дикари вторглись в самое южное владение, Чейзен, топя корабли и сжигая все на островах чарами, — напряжение в голосе Тагира выдало его страх.
По крайней мере, одно и то же слышишь от каждого, кто всходит на борт в последних четырех владениях; только Чейзен, ни разу Дэйш. У них нет причин лгать, так что это должно чего-то стоить.
Кейда сел через несколько скамей от них и потянулся к мешку за куском морского рога. Достал узкий и острый нож, тот, что дали ему гребцы с носа в обмен на лечение незаживающего нарыва на ноге одного из них, и теперь нож покоился в тех самых потрепанных и растрескавшихся ножнах, где прежде лежало украденное грубое лезвие.
— Это старая новость, — отозвался Пайре.
— А не говорят ни о каких других владениях под угрозой? Помимо Чейзена? — Кейда тщательно вырезал зарубку на витой кости.
— Ты слышал последние вести с островов Дэйша? — Фенал был мрачен. — Дикари, которые перед дождями захватили земли Чейзенов, каким-то образом убили Дэйша Кейду.
Это вызвало резкий вздох Тагира.
— Нет, я не слыхал.
Не Джанне ли распространяет такую байку, чтобы подхлестнуть другие владения прийти на помощь Сиркету, а не то как бы он не пропал и их острова не встретили бы следом за тем этих свирепых убийц? Или Улла Сафар поощряет возникшее заблуждение, чтобы защититься от подозрения в убийстве? Или к Дэйшам вторглись?
Кейда сделал еще одну зарубку, острее и глубже.
— Но бои еще не дошли до мест севернее, чем острова Дэйша?
Если у тебя не дрожат руки, то и голос не выдаст.
— Никто такого не говорил, — пожал плечами Фенал.
— А скверные вести летят быстрее, чем птица медосос с подпаленным хвостом. — Пайре поглядел на других, ища одобрения.
Хотел бы я знать, сколько еще вождей знает, как много вестей разносится вне их тайных путей с почтовыми птицами, хитрыми письменами и маяками.
— Мы можем грести достаточно быстро, чтобы беда нас не настигла, — решительно заявил Тагир.
Кейда сдул со своего клинка хрупкий завиток стружки.
— Нет смысла бежать от волшебства на юге лишь для того, чтобы угодить в лапы какого-нибудь чародея варваров, терзающего северные пределы. — Он стал разглядывать свою резьбу, держа кость у самого лица, чтобы кто-нибудь не увидел случайно его глаза.
Могу ли я снова и снова задавать те же самые вопросы, не дрогнув? И слышать те же бесполезные ответы? Да где они, все эти колдуны, которые, как твердит любой на юге, терзают север, точно песчаные мухи гниющую рыбу?
— Наш прорицатель грохнется за борт, если мы увидим хотя бы намек на волшебство, — пошутил Пайре. — Одно упоминание о чарах приводит его в ужас.
— Я ничего не слышал о волшебстве на севере, — уверил всех Фенал.
— Прими это как знамение, прорицатель. — Тагир не выглядел веселящимся. — Прекрати изводить нас всех своими страхами.
— О чем вы говорите? — Появился Иало и без приглашения уселся на скамью.
— О том, что нет никакого чародейства в здешних краях, какие бы бедствия ни обрушились на юг, — уклончиво пояснил Тагир. — А я не собираюсь тащиться на север до самого Икади, это точно.
— Не требуется попасть в северные пределы, чтобы тебя осквернила волшба, — фыркнул Иало.
— Уж ты-то, конечно, все об этом знаешь, — съязвил Пайре.
Кейда замер, склонив голову, узкое лезвие застряло в кости.
Я думал, ты не слушаешь, ты, вечно недовольный пустомеля, когда я пытался понять, что ты знаешь. Ты был слишком занят, заставляя каждого выслушивать свое мнение о том, как я неловок с веслом.
— Мне нужно немного мази от ожогов, прорицатель, — заявил Иало.
— А как насчет каких-нибудь новостей взамен? — Кейда убрал нож из кости, стараясь не испортить резьбу. — Что ты знаешь о колдовстве в этих краях?
— Владения Шека Кула к востоку отсюда, — Иало неопределенно махнул похожей на лопату рукой. — Там вовсю орудовали чародеи, в самом его дворе, менее трех лет назад. Гляди, вот эта рука. Безмозглый рыбак…
— Акулье дерьмо, — Пайре выразительно покачал головой. — Никакое волшебство не докатится досюда из беспредельных земель.
— Но что-то там творилось, — осторожно вставил Фенал. — Я тогда бороздил воды поблизости оттуда. Кайска, так звали первую жену Шека Кула, была казнена за увлечение чародейством.
Его слова заставили замолчать всех, не один Кейда замер посреди поисков одной из скорлупок со снадобьем в своем мешке. Пайре суетливо облизал губы.
— Почему она это делала?
— Люди говорят, это было связано с ее бесплодием, — Иало улыбнулся, довольный, что все глядят на него.
— И в этом, конечно, немало правды, — кивнул Фенал. — Это знали о ней по всем окрестным владениям.
— Есть обходные пути, не требующие прибегать к волшбе, — воскликнул Пайре.
— А что она сделала? — Кейда втер пальцем мазь в скверный ожог веревкой под костяшками Иало.
— Я ни разу не слышал всего целиком, — здоровяк выглядел расстроенным.
Все немедленно поглядели на Фенала, который задумчиво потирал рукой коротко остриженную бороду.
— Я среди друзей, не так ли? — Увидев их пылкие кивки, он подался вперед. — Шек Кул закрывал глаза на ворожбу женщины, жаждущей иметь ребенка, до тех пор, пока нуждался в ее связях с владением Данак, дабы обеспечить безопасность вод Шека. Затем ее брат, Данак Мир, был убит, и Шек Кул со второй женой принялись усердно заботиться о наследнике для владения. Кайска, которая была Шек, призвала какого-то чародея, чтобы убить Махли Шек с ее новорожденным.
— Не иначе как она лишилась разума. — Тагир содрогнулся в отвращении.
— Шек Кул убил ее, не так ли, вместе с ее чародеем? — нетерпеливо спросил Пайре.
— О да, — сказал Фенал с убежденностью. — Кайску побили камнями, каждая рука во владении поднялась против нее.
— Подходящая смерть для того, кто применяет колдовство ради своей выгоды, — провозгласил Тагир.
— А как насчет чародея? — Надежда и страх внезапно стиснули грудь Кейды, точно боль.
Не это ли чувствовала осужденная Кайска, когда камень за камнем летели в ее привязанное тело, сокрушая ее жизнь, в то время как она порывалась дышать?
— Его убили в поединке на мечах. — Фенал нахмурился. — Или что-то вроде того.
Но как? Кто может мне это сказать?
Кейда вернулся к своей резьбе.
— Содрать заживо кожу — это было бы как положено, — возразил Иало. — Согласен, прорицатель?
— Целиком освежевать, разумеется, чтобы кожу можно было вывернуть и отводить любое зло, какое ни коснется владения. А кровь, проливаясь, очищает, и это очевидно. — Подняв взгляд, он увидел, что другие смотрят на него с блаженным ужасом. — Во всяком случае, так мне говорил отец. — Он неловко улыбнулся. — Как я себе представляю, есть и другие обряды.
Чародей должен быть жив, чтобы пролилась кровь. Как бы ты содрал целиком кожу с человека, который еще жив? Разумеется, его бы пришлось одурманить?
— Что бы ни сделал Шек Кул, это, несомненно, подействовало, — заметил Пайре. — Владение Шек не страдает.
— Самое могущественное в здешних краях, — согласился Тагир.
— Никаких низменных козней, — подхватил Фенал. — Нигде поблизости.
Кейда поглядел на Иало — не возразит ли тот, но верзила нехотя кивнул.
— О его кораблях всегда хорошо говорят, и много кто из нас с охотой сел бы на одном из них на весло, — пожаловался он. — Кто туда попадет, редко находит причину оставить их.
— Кто самые большие вожди в здешних краях? — небрежно спросил Кейда, поглаживая белую кость рукоятью узкого клинка.
— После Шека Кула? — Фенал мотнул головой в сторону севера. — Каасик Раи почти так же могуществен, держит владение, середина которого на крупнейшем из здешних островов. Они тесно связаны. Махли Шек, которая теперь первая жена, урожденная Каасик.
— Владение Данак имеет больше морских путей, чем Каасик, — встрял Иало. — И острова их удачней расположены для торговли.
— Мы туда не идем, не так ли, прорицатель? — Тагир поглядел на Кейду, озабоченно сморщив лоб. — Я слышал, там пропадает слишком много галер, и это относят на счет бурь.
— Бурь, которых никто и никогда даже мельком не видел, — с мрачным лицом согласился Пайре.
— Такая молва вихрится вокруг днища каждого судна, на котором я когда-либо греб, — презрительно рассмеялся Иало. — Никто, по сути дела, не встречал лично тех, с кем такое случилось.
— Потому что триремы Данака увозят их, отрезают им яйца и продают тех, кто не помрет от потрясения, в подветренные пределы, — огрызнулся Тагир.
— Кадирн! — Бек появился у подножия лесенки, спускающейся на гребную палубу, и махнул рукой.
— Тебе повезло, Иало, ты будешь тут блаженствовать, пока я работаю. — Кейда убрал кость в мешок, забросил его на крюк для гамака над скамьей и поспешил вскарабкаться по лесенке под открытое небо.
Године махнул ему с кормового помоста.
— Дождь прошел, — сказал он без особой необходимости, пока Кейда еще не ступил с лесенки на палубу. — Но не думаю, что мы сегодня снова увидим ясное небо. Есть какое-нибудь знамение, Кадирн? Ты очень задумчив. Есть знамение?
Очутившись на палубе, Кейда увидел солнце, сияющее на не затянутом тучами желтовато-сером участке неба, прямо над «Прыгающей Рыбой». Дальше от солнца облака темнели, и пока Кейда всматривался, одна-единственная вспышка молнии озарила небо.
Несомненно, знамение, но о чем оно говорит и кому? Что оно означает для тебя, теперь, когда ты впервые услышал намек на волшебство в своих поисках, впервые прозвучало название владения, где может отыскаться премудрость, за которой ты отправился в путь.
— Это означало бы для кого-то новое направление пути, — медленно сказал Кейда. — Займет время, чтобы определить, для кого и куда ему направиться. Мне надо бы увидеть птиц, летящих на ночлег. Мир среди них будет означать, что примета благая. Ссора — сложнее, толкование зависит от того, какие птицы в нее втянуты. Ветры истолковываются по-разному, если они переменчивы или противны, в зависимости от того, как они движут деревья, и какие деревья, и несут ли они свежесть, запах гари или дух разложения. Последовательность запахов также может быть важна. Разрывы облаков имеют разный смысл, смотря по тому, как все сочетается, особенно цвет неба вокруг садящегося солнца.
— Я и понятия не имел, что все это так сложно. — Године, словно что-то потеряв, поднялся и указал на свое место. — Смотри сколько угодно времени. И дай мне знать, когда сможешь все ясно увидеть.
Кейда сел и принялся глядеть через море в сторону солнца, неожиданно яркого в бурной гуще туч, вызывающее вокруг любопытное золотистое свечение.
— Ты думаешь идти на восток, мастер Године?
Поскольку мне не представится случая найти новый корабль, идущий в ту сторону, особенно если учесть то, что сказал на берегу Бек.
— Нет, — медленно ответил Године. — На север в воды Вира, а затем домой в Икади. А что, ты находишь, у меня есть причина повернуть на восток? Это нам не по пути, да и опасностей там хватает, даже если мы обогнем владение Данак. Я отнюдь не увлекаюсь торговлей заморинами, — и в голосе его усилилось отвращение.
Никак ты был близок к тому, чтобы утратить мужскую силу? Не грозили ли тебе чем-нибудь таким? Большинство заморинов становятся такими еще маленькими, и до сих пор большинство из них было варварского происхождения. Могу ли я одолеть твое нежелание ложью о том, что я читаю в небесах, просто для того, чтобы ты довез меня ближе к месту, где я найду ответ? Должен ли я подвергнуть каждого на борту опасности лишиться мужского достоинства просто потому, что у меня свой расчет?
И то, что он мог даже обдумывать подобное, заставило его едва ли не задыхаться в отвращении к себе. Он откашлялся.
— Не вижу причин, почему бы тебе не направиться туда, куда ты намеревался.
— Ты уверен? — слабое сомнение появилась в варварских глазах судовладельца. — Твой голос звучал нетвердо.
Кейда глубоко вздохнул.
— Дай мне поразмыслить еще немного.
— Хорошо, — сказал Године. И, судя по его виду, был не прочь сказать больше, но, передумав, двумя быстрыми прыжками переместился на главную палубу, чтобы воззвать к Беку:
— Мне надо поговорить с тобой об этих острорехах!
Кейда сидел один на покинутом кормовом возвышении, невидяще глядя на воду.
А что здесь обдумывать? Ты получил наконец намек на премудрость, которую ищешь. Если ты верен всем тем, кого оставил, если ты не собираешься обречь себя на проклятие и обмануть Године ложью и превратными толкованиями примет, надо покинуть корабль, эта жизнь кончена.
Можешь ли ты это? Можешь ли прямо сейчас столкнуться с большим испытанием, чем грести вместе с Иало, лечить царапины и синяки гребцов, выигрывать броские побрякушки у Пайре и Тагира в спорах, как далеко продвинется галера за день хорошей гребли? Можешь? Ты оставил Дэйша Кейду и его уверенность далеко-далеко. Хочешь это сделать? Не было бы легче подождать и посмотреть, не может ли оказаться в водах Икади какой-то мудрости, которая тебе пригодится, если не просто остаться на борту до следующей стоянки. И после следующей?
Если ты покинешь этот корабль, какими благами ты можешь воспользоваться, чтобы кто-нибудь доставил тебя во владение Шек, если ты даже не знаешь главных морских путей, не говоря уже о расположенных по дороге туда островах? Не считая единственного золотого колокольчика, ты не располагаешь ничем, на что можно приобрести больше, чем чашу воды у кого-то, кто над тобой сжалится.
Кейда внезапно встал на ноги и прошел под палубу, чтобы снять мешок с крюка для гамака. Пайре, Тагир и другие поглядели на него с любопытством, но никто не задал ни единого вопроса. Он вернулся на кормовой помост и разложил свое нехитрое достояние: морские раковины, которые вез от самых песков Уллы, деревянную миску с трещиной у края, запасную роговую ложку, выигранную у Пайре, нить полированных бус железного дерева, которую дал ему Тагир в обмен на уверения в том, что в оставшейся далеко семье все здоровы. Он ощупал пальцами края одеяла, от которого отдирал в свое время полосы хлопка, чтобы перевязывать покрасневшие и распухшие руки в первые бесконечные невыносимые дни за веслом. Одеяло стало много потрепанней, чем когда он его украл.
И, тем не менее, ты вор, не так ли? Малая Луна, жемчужина, нынче затемнена. Все, чем ты был как Дэйш, миновало, скрылось. И теперь тебе надо выбрать новый путь. Каков он? Как ты попадешь в воды Шека? Значит, перед тобой выбор: состряпать лжепророчество или украсть что-нибудь, чтобы оплатить проезд во владение Шек? Еще один милый вопрос о нравственности для обсуждения владыками, которые отроду не знали, каково это — лишиться того, в чем они могут нуждаться, чего они страстно желают.
Кейда собрал все, свернул и сложил обратно в мешок. Все, кроме витой морской кости, позолоченной необычным светом. Подняв свой прекрасный клинок, он осматривал его с мгновение, а затем опять начал резать. Почти все сделано. Если сейчас продолжить, он успеет доделать желобчатый кончик ко времени, когда стемнеет.
Не знак ли это само по себе? Что имеет значение? Посмотрим, что мне принесут сумерки. После этого, так или иначе, ты закончишь читать знамения на этом корабле.
Он начал усердно и спокойно работать, и день прошел незамеченным.
— Все в порядке, прорицатель? — Явился Бек, чтобы зажечь фонарь высоко на корме, и Кейда обнаружил вдруг, что его голова болит от напряжения и от ясного теперь понимания того, что он должен сделать.
— Все хорошо, спасибо. — Он помедлил, чтобы протереть глаза, расправил занывшие плечи и вновь принялся за работу. С нижней палубы поплыла музыка: Мунил умел находить флейте больше применения, чем просто помогать гребцам работать слаженно. Чуть погодя повар воззвал, предлагая каждому, кто еще голоден, остатки еды, прежде чем он выгребет из своей печурки угли и выкинет их за борт.
Кейда и ухом не повел в ответ на возникшую суету. Если он попытается есть, задохнется. А это выдаст его, как лишенного веры, уж такой-то знак всякий умеет истолковать. Ливни начинались и прекращались, ни один не был слишком долгим, их прохлада все еще освежала, особенно когда были так живы воспоминания о не в меру затянувшейся засухе, пекущей все вокруг. Явилась полная тьма и окутала воды своим приглушающим все одеялом. Отзвуки голосов долетали с островов в бухте, чистые, как свет от полыхающих на скалах костров. Тени и образы колыхались вместе с пламенем. Лампы сияли, словно отполированный янтарь, плавная изменчивая музыка разносилась от струн, ласкаемых руками музыкантов, не менее искусных, чем те, каких когда-либо слышал любой вождь Дэйшей. Время от времени шутки становились рискованными, но любое такое нарушение быстро пресекалось.
Кейда передвинулся, чтобы лучше воспользоваться светом кормового фонаря, и продолжал вырезать, меж тем как разные галеры на якоре затихали, гребцы расходились по гамакам, а те, кто повыше рангом, удалялись в каюты. Ночь окутала суда, и остановилась лишь перед огнями, делавшими каждый кормовой помост нежно-золотым островком. Вскоре прекратился и всякий шум на берегу.
— Тебе бы не худо поспать, прорицатель. С рассветом мы выступаем на север.
Кейда поднял глаза и увидел, как на него со сдержанной заботой смотрит Године. Паренек, который выполнял поручения повара, стоял сзади, готовый зарабатывать сон, которому предается, когда корабль будет в пути, вышагивая ночью в Дозоре по верхней палубе.
— В самом деле. — Кейда встал и стряхнул костяные стружки с мягких поношенных штанов. Пальцы ныли, но он завершил резьбу. Он погладил края отверстия, которое с таким трудом проделал в самом конце. Отрезал немного от ремня, украденного некогда вместе с одеялом, продел через кость и крепко завязал узел, прежде чем надеть через голову.
— Что это? — озадаченно спросил Године.
— Напоминание, — коротко ответил Кейда. — Доброй ночи.
— Увидимся утром. — Године зевнул и пропал на лестнице, ведущей вниз, к каютам. Кейда подался следом, сделав вид, будто собирается спускаться дальше, на палубу для гребцов. Но вместо этого прошел по узкой лесенке, прислушиваясь. Тихие шаги мальчика прошелестели по доскам над головой, удаляясь к носу. Поскрипывание, шорох и храп раздавались на палубе для гребцов, но никаких звуков, которые дали бы предположить, что кто-нибудь не спит. Не услышал он ничего и с самого низа, из трюма, где наверняка крепко спали остальные гребцы. Он сидел во тьме и перечислял все созвездия, которые мог вспомнить, по порядку, как они расставлены по незримому указателю направлений в небесах.
Наконец он двинулся, бесшумно вскарабкавшись, обратно на палубу с каютами. Прошел крадучись мимо легких дверей, снабженных откидными досками, чтобы впустить немного прохладного воздуха в тесные выгородки. Впрочем, Године, Мунил или Бек не жаловались. Нехватка пространства для жизни была частью ремесла, которым они с удовольствием кормились, наполняя основательно построенные склады на берегу, и доля, назначенная для их собственного использования, возрастала с каждой стоянкой.
Кого ты собираешься обокрасть на этот раз? Это должен стать судовладелец или один из надсмотрщиков. Если ты украдешь у Икади Насса, их в случае удачи выпорют, а скорее, повесят на здешней мачте. Ни один вождь не потерпел бы такого происшествия, и все оставались бы под подозрением, даже после того, как их исхлестали бы, обнажив ребра. Ты должен Године очень и очень много, и лучше бы тебе позаботиться о том, чтобы потребовать обратно свои права, дабы ты смог возместить ему все утраты.
Кейда миновал кладовые близ кают, где спали люди. Године хранил там ценности, доверенные ему господином. Пространство, отведенное для имущества старших на корабле, находилось чуть дальше места, куда доходил с лестницы свет кормового фонаря. Кейда вынул из-под рубахи тяжелый запятнанный нож, бесчестное орудие для бесчестного дела. Затем вспомнил, что не знает, где чей чулан.
Пусть это послужит знамением, а затем испытанием. Если я действительно действую на благо своему владению и следую верному пути, то найду что-то, что позволит мне оплатить проезд во владения Шека Кула. Если меня поймают и прикончат — что же, это несчастье уже поразило владение Дэйш, насколько дело касается всех остальных.
Как только он это понял, легкая дрожь в его руках унялась. Больше ощущая, нежели видя свой путь, Кейда осторожно двинулся к первой двери. Он всадил кончик грубого ножа в щель между замком и косяком. Навалившись всей своей тяжестью, ценой приглушенного шума и треска вогнал нож дальше. Поворачивая нож, он проталкивал его все вперед, и вот дерево поддалось, громко щелкнув. Кейда стоял, не двигаясь, отрешенно думая, почему колотящееся в груди сердце не разбивает ему ребра.
Никто не шелохнулся за дверьми кают. Мальчик на вахте не примчался полюбопытствовать, шлепая ногами. Ничье настороженно всматривающееся лицо не возникло над лестницей, спускающейся к гребцам. Кейда толкнул дверь и проскользнул в чулан. Ни окошечка — дабы меньше привлекать двуногих крыс, что снуют вокруг иных подозрительных стоянок. Небольшой фонарь со свечой висел на гвозде близ двери, а огниво лежало на полочке чуть ниже. Кейда зажег фонарь и положил на место огниво.
Дурень. Ты теперь вор. Кради то, что тебе понадобиться, и думай, как бы не попасться, пока ты не удрал.
Он сунул огниво в карман и воспользовался своим мешком, чтобы как следует подпереть дверь, а заодно и закрыть свет, который мог бы проникнуть наружу. В неясном отсвете свечи он прикинул, что теперь выбрать. Здесь имелось несколько свертков прекрасного муслина нежных цветов и один — красного с золотом шелка, равно как и мотки козьей шерсти для шалей. Кейда отверг их: слишком велики, тяжелы, громоздки. Он фыркнул и при виде нескольких ящиков среднего размера. Острорехи, лимоны и опять этот проклятый корень агали. Он с трудом удержался, чтобы не чихнуть. Все достаточно ценно, но сейчас бесполезно для него. В открытой клети лежали маленькие ящички из грубо расколотого тростника. Кейда развязал шнуры, стягивавшие один. В гнездышке из неряшливо нащипанной тандры обнаружилось три белых хрустальных чашечки, вырезанных в виде витых раковин. Облегчение почти избавило его от головной боли. Он поспешил вновь завязать узел и потянулся за следующим ящичком. Новый хрусталь из владения Икади, на этот раз набор чашечек в виде цветов визайла. Еще один, и будет достаточно. Рука его поколебалась, прежде чем схватить третий. Он открыл его и увидел внутри кубок из горного хрусталя, украшенный по ободку листами кантиры.
Достаточно. Не может быть слишком далеко до владения Шека Кула, а любая из этих вещиц — достаточная цена за проезд по всему Архипелагу.
Кейда подобрал мешок и упрятал в него свою добычу. Затем замер на миг, прежде чем взять веревку с одного из ящиков в клети и обвязать ею кожаный ремень, удерживавший под его рубахой костяную спираль.
Кожа — это память о человеке, у которого ты стащил одеяло. Огниво напомнит тебе о долге Године и его кораблю. А веревка — знак того, что ты в долгу перед любым, кого ограбил здесь.
Расстегнув пояс, он пропустил конец через ремень заплечного мешка, прежде чем опять подпоясаться. Облизав пальцы, он погасил ими свечу, и на него навалилась тьма. Уши уверили его, что никто не бодрствует ни в одной из кают, единственными звуками, которые он уловил, было неспешное ночное поскрипыванье корабельных досок и мягкий плеск воды вокруг.
А где же мальчик? Если он увидит или услышит, как ты выбираешься за борт, он поднимет крик. Этого никоим образом не должно произойти, пусть даже внезапное исчезновение человека и будет сочтено недобрым знаком. Пока Године не обнаружит, что его чулан взломан, а его избранный товар похищен грабителем. Тогда никто не удивится, почему ты бежал. А все удивятся лишь тому, как ты умудрялся так долго скрывать свою вероломную сущность.
С кислым привкусом во рту Кейда медленно двинулся по проходу, ведя одной рукой по стене, а другой придерживая у бедра мешок, чтобы не болтался. Слабый свет кормового фонаря обозначил лестницу на верхнюю палубу, и Кейда заморгал, когда увидел ее. Он поднимался медленно и сел на четвереньки, когда его голова оказалась на уровне верхней палубы, и перед глазами возникла обшивка. Мальчик сидел, съежившись, на кормовом помосте под фонарем, поглощенный чем-то, что держал в сложенных ладонях. Пока Кейда наблюдал, добыча мальчика упорхнула. То был мотылек, привлеченный светом. Мальчик прижался к ахтерштевню, запрокинув лицо, и стал ждать появления следующего любопытного насекомого.
Кейда поднялся на палубу, низко пригнувшись, опираясь на оба колена и одну руку, а другой придерживая свою драгоценную ношу, чтобы не стукнула о доски. Он поспешил в тень поближе к поручням, загибающимся назад, к середине корабля. Придется перебираться за борт где-то здесь, чтобы избежать столкновения с рулевыми веслами. Перекатившись через поручень, он опустился на полную длину рук, ища пальцами ног верхнего края весельных отверстий. Плеск мог бы выдать его, но если упасть среди весел, шума уж точно будет достаточно, чтобы люди с корабля сделали открытие.
Он поглядел вниз и увидел таинственно колышущееся ночное море. Там и сям мерцал робкий свет под мягкими завитками пены. Боль в плече жгла, раздирала и мучила. Хватка слабела. Кейда едва успел оттолкнуть ногой борт судна, когда его рука разжалась, и он стал падать.
Море взлетело навстречу ему, раньше, чем он понял, что происходит, все еще пытаясь выпрямиться для ровного нырка. Он ударился о поверхность воды, и его внезапно обдало холодом. Вода сомкнулась над головой, наполнив рот и жаля глаза. Он тряс головой, брыкаясь и взмахивая руками, мешок на поясе тянул его вниз. Когда он вернулся на поверхность, холод по его коже побежал теперь уже от ночного воздуха. Мокрые волосы залепили ему глаза, протянувшись по лицу, точно водоросли. Он попытался поднять голову над водой, чтобы вытереть глаза, но ему мешал груз. Он поплыл, переворачиваясь с боку на бок, как мог, чтобы поглядеть на галеру. Там не подняли тревогу?
Когда его лихорадочное дыхание умерилось и ему удалось поднять над водой голову, он смог разобраться в звуках вокруг себя. Никаких криков, никаких испуганных и смятенных голосов. Он поглядел, где стоят ближайшие корабли, и поплыл в направлении тьмы между отблесками их кормовых фонарей. Шлепающие в борта волны стали много шумней там, где их загнало в проходы между посудинами на якоре. Сзади он смутно увидел череду островков в бухте, чернеющую под полным звезд небом.
Якорные канаты, угри или акулы, вертящиеся вокруг скал — любого рода опасности и препятствия могли бы его потопить, если бы он проплыл меж судами. Он взбрыкнул, и его ноги внезапно показались ему отчаянно уязвимыми в бесконечной пустоте вод. Мысль об острых, как кинжал, зубах, смыкающихся вокруг ноги, заставила его похолодеть.
Справедливо ли, что морские змеи даже не убивают сразу свою добычу, а утаскивают под воду, чтобы медленно и мучительно утопить? Что из того? Твоему народу грозит смерть от чар, если ты потерпишь неудачу. Можешь поставить свою жизнь против уверенности, что поступаешь правильно. Нынче ты проходишь достаточное испытание, чтобы поставить ее против любого способа подвергнуться проклятию.
Отвернувшись от света, он устремился по волнистой вздувающейся поверхности к черноте более широкого пролива за бухтой. Ничего похожего на беззаботные вечера в лагуне дома, где он прикидывался, что заботится, как бы никто из детей не утонул. Море и ночь сомкнулись вокруг него. Он принуждал свои руки и ноги к бесконечно повторяющимся движениям, двигаясь в воде, ощущая как противовес мешок на поясе, размокшую громаду, бьющую по бедру с каждым взмахом ноги. Конечности начали тяжелеть, кисти и стопы неметь, но он не мог останавливаться.
Все очень просто. Остановись и утони. Но надо двигаться вперед. Ты можешь? Да подвернется ли тебе суша, прежде чем ты сдашься?
Наверное, целую эпоху спустя его подхватило течение. Сперва он этого не понял, пока море мерно не закачало его, неся вперед. Он призадумался на миг, не попытаться ли выбраться из течения, но затем понял, что сил не хватит. Единственное, что оставалось, это покоиться в воде, которая влекла его вперед, заставляя себя вдыхать при каждом взмахе рук.
Когда это кончилось, Кейду слишком мутило от усталости, чтобы понимать, что происходит. Что-то попало ему в руки, неожиданный удар перевернул его тело, нарушив бездумную череду брыкания и рывков, на которой он только и мог сосредоточиться в этом бесконечном заплыве. Буйная пена обволокла его голову, и он почувствовал, что тонет, беспомощный, слишком медлительный, чтобы побудить свои изнуренные конечности к последнему усилию.
Что-то попало ему в руки: веревка, связанная в сеть. Он ухватился за нее, мучительно вывернув пальцы, и стал цепляться ими за грубые ячеи, переворачиваясь в бурной воде, внезапно отчаявшись добраться второй рукой до просмоленных переплетенных прядей, в ужасе от того, что сейчас упустит надежду на спасение. Сеть задвигалась, волоча его вверх. Он вцепился крепче. И почувствовал, что его поднимают из воды. Сеть обернула ему ноги, он стал бороться за то, чтобы найти опору для утративших чувствительность пальцев ног. Крепкие руки втянули его на борт, схватив на рубаху, за пояс, за все, до чего смогли дотянуться. Голоса зазвучали вокруг его головы, но он ничего не мог разобрать в этом незнакомом наречии. Он лежал, Ударившись о палубу, разевая рот, с руками, все еще опутанными сетью, безудержно дрожа.
— А мы нынче ночью что-то поймали, парни. — Забота омрачила добродушное бормотание этого человека.
— Давай высушим его. — Проворные руки потянули Кейду вверх, в сидячее положение. Кто-то тащил его за пояс. Ему удалось издать звук, выражающий негодование, затем он оттолкнул этого неизвестного.
Пощечина обожгла ему лицо. Он заморгал и увидел молодое мужское лицо, хмурящееся перед ним.
— Дай нам высушить тебя и согреть, не то бросим обратно за борт, на корм угрям.
Тщетная борьба была последним, что ему удалось. Он молча кивнул и закрыл глаза в полуобмороке.
Вполне могут посодействовать. Что это за лодка? Рыбаки?
Кто-то содрал с него мокрую одежду и завернул его в грубый хлопок. Безжалостные руки принялись растирать его спину и плечи, вновь возвращая чувствительность онемевшему телу.
— Вот, выпей. — Обладатель пожилого голоса, тщательно сомкнул его руки вокруг деревянной чаши и направил ее ко рту. Поднимающийся над питьем пар подсказал, что это настой листьев тассина.
Помогает от потрясения и переохлаждения.
Кейда глотнул горячую жидкость, чувствуя, как та спускается по пищеводу и как огонь загорается в желудке. Несколько мгновений спустя он начал ощущать связь между жаркой сердцевиной и кожей снаружи, теперь медленно оживавшей под безжалостным натиском его спасителей.
— Спасибо, — прохрипел он.
— Что с тобой случилось? — Лампа качнулась совсем рядом, и Кейда увидел четыре вопрошающих лица, глядящих на него. Старший явно приходился отцом трем остальным, расширившим глаза от любопытства. Самый молодой член семьи, девочка с перекосившимся в тревоге лицом, стояла перед ним на коленях.
Кейде удалось улыбнуться, щеки его онемели, губы потрескались.
— Что это было? Кораблекрушение? За борт упал? — не унимался отец.
Кейда отпил еще глоток согревающего питья.
— Мне надо попасть во владение Шек, — удалось ему сказать, хотя голос плохо слушался.
— Вот уж действительно, — откликнулся рыбак.
— Мне надо… — Кейда прочистил горло и отпил еще. Он был слишком изнурен, чтобы вилять. — Это дело жизни и смерти.
Итак, ставим жизнь против уверенности, что ведем себя правильно; похоже, это достаточное испытание.
— Он говорит правду? — То был голос одного из сыновей, и в нем звучало то же недоверие, что и у отца.
— Не думаю, что он плыл в открытом море просто потехи ради, — возразила девочка.
— Мы можем развернуться. — Старший сын посмотрел на отца. — Мы могли бы поискать коралловых крабов.
Вот откуда этот резкий запах — от корзин с крабами. Да, помню, так же несло от них в гавани близ нашего жилища в пору дождей.
Кейда осушил чашу и отдал ее девочке.
— Спасибо, — искренне поблагодарил он.
— Тебе надо отдохнуть, — сурово произнесла она, затем указала на груду сетей и парусины. — Здесь на тебя никто не наткнется.
Кейда быстро обдумал, не попытаться ли встать. Затем решил, что вернее двигаться на четвереньках, и вот, наконец, рухнул на сравнительно мягкие веревки и парусину. Девочка запорхала вокруг, потянула влажный хлопок, пытаясь его запеленать. Отчаянно зашипев, он попытался отпрянуть. Она сдалась и лишь бросила ему на ноги складку парусины.
— Что мы станем делать с ним утром? — Рыбак и его сыновья вернулись к управлению лодкой, которое не следовало забрасывать.
— Высадим на берег или найдем кого-нибудь, кто его заберет, кто бы он ни был, — ответил отец. — Не то мало ли какая неудача грозит нам, если он здесь задержится. И если действительно для него это дело жизни и смерти.
Или ты можешь передать меня какому-нибудь данакскому торгашу, который сделает меня заморином и продаст в рабство. Кто знает?
Но Кейда не мог по-настоящему ни на чем сосредоточиться, и позволил сну ввернуть себя в столь же полное забвение, как если бы он утонул.