Огонь с юга

Глава 14

С этим ничего не поделаешь. Признай, что ты пробудился. Все-таки неважный сон лучше, чем никакого.

Кейда открыл глаза, встал на ноги и начал расхаживать взад-вперед от двери камеры до окна, избавляясь от оцепенения в ногах и в спине. Прямоугольник неба наверху бледнел. Он прислушивался к отдаленным шумам просыпающейся крепости. Несколько теней проплыло мимо решетки. Часовые. Медленный шаг, недолго уже до еды, а там и сна, который они заслужили, неся дозор всю ночь. Другие прошли в противоположном направлении, ускоряя шаг, негромкие голоса оживленно произносят приветствия. По их голосам Кейда понял: их нынче что-то занимает.

Сомневаюсь, что они обсуждают погоду.

Чей-то голос ответил на его вопрос:

— Получит то, что положено, не сомневайся. Твое дело — проверить расписание прихода и отбытия кораблей.

Дальнейший разговор затерялся в шуме обутых в сандалии ног. Бряцание ключей возвестило о ком-то, посланном вытащить Кейду из его дыры. Он стоял под решеткой, когда замок щелкнул, и дверь распахнулась. Вчерашний тюремщик стоял на пороге, подняв фонарь, чтобы увидеть, где может быть узник, прежде чем отважиться войти. Его нос недовольно сморщился, когда он уловил утренние последствия поедания перезрелых плодов лиллы. Стараясь избегать того угла камеры, он бросил на пол простые хлопковые рубаху и штаны. Сквозняк рассеял во всех направлениях сухие семена лиллы.

— Умойся и переоденься. — Страж отступил, пропуская в помещение более молодого человека с миской и кувшином воды.

— Спасибо. — Кейда не смог полностью скрыть изумление. Сорвав свои отвратительные лохмотья, он отодрал от старой рубахи самый чистый кусок, чтобы использовать вместо полотенца. Последовали новые неожиданности. Вода в кувшине была теплой, а на дне миски стоял небольшой сосуд жидкого мыла. Даже при отсутствии возможности вымыть волосы и бороду это было немало по сравнению мытьем в море. Видя, что тюремщик вопросительно косится на него, он закончил свое омовение. Решив, что теперь не стоит вытираться дурно пахнущим обрывком старой рубахи, Кейда натянул новую на влажное тело и прошел в дверь, высоко держа голову.

— А теперь без глупостей, — небрежно предостерег тюремщик, когда они стали подниматься по ступеням во внутренний двор.

Мы оба знаем, что обойдется без них. Вы владеете украшенными самоцветами мечами, а если бы и нет, уж вы бы справились с одним беззащитным бродягой.

Затем шаг его сбился, когда повеяло чем-то обманчиво-знакомым от того, что вооруженный человек идет на шаг позади него.

Ты выздоровел, Телуйет, и охраняешь моего сына?

— Открывай! — крикнул тюремщик другому охраннику помоложе. — А ты вперед. — Его голос прозвучал несколько нетерпеливо, когда он подтолкнул Кейду сзади.

Полагаю, один вопрос не ухудшит мое положение.

И он повернулся к стражу.

— Куда мы идем?

Улыбка стража явила редкие зубы среди седой бороды.

— Мой повелитель желает тебя видеть, — он произнес это со всей учтивостью сопровождающего, отвечающего высокопоставленному гостю. Кейда опять бросил взгляд на мечи воинов. Концы парных рукоятей, оплетенных шелковым шнуром, чтобы хватка была крепче, представляли собой золотые головы ястребов с глазами-изумрудами — этот камень не талисман, но все же наделен такими достоинствами, как отвага и верность.

— Я понимаю, какую честь он мне оказывает, — ответил Кейда не без той привычной для него властности, о которой, как он предполагал, он успел прочно забыть.

Зачем ты это говоришь?

— Тогда окажи моему повелителю честь, не заставляя его ждать. — Рот стража дернулся в язвительной ухмылке, одно лишь передергивание плеч оказалось намеком на поклон, которого мог бы ожидать почетный гость.

Не думаю, что могу на это ответить, если быть благоразумным.

Кейда послушно двинулся по плавному изгибу тропы, ведущей на главный двор. Он поднял подбородок, не замечая слегка любопытных взглядов этих шекских островитян, которые уже встали и принялись за утренние труды. Сперва тропа казалась бесконечной: зловещие черные ворота, сколько ни шагай, не становились ближе. Затем совершенно внезапно суровая стена из серого камня возникла перед ним, едва ли хоть чуток темнее, чем облачное небо наверху. В тени крепости было достаточно утренней прохлады, чтобы он задрожал.

— Отворите именем Шека Кула! — Его страж поднял глаза к вершине грозной сторожевой башни, положив ладони на рукояти мечей. Кейда сжал каждую мышцу в теле, чтобы унять пробиравшую до костей дрожь, грозившую рассыпать его решимость на кусочки. Отдаленные громовые раскаты ничем не помогли ему.

Предостережение. К добру или к худу? Из какой дуги окружности оно исходит? Какие иные приметы могут располагаться в той части небес, на которую мне надлежит смотреть?

Человек с исхудалым лицом и настороженными глазами отворил малую калитку, устроенную в тяжелой створке окованных железом деревянных ворот.

— Добро пожаловать в дом Шека Кула.

Кейда ответил на приветствие кивком. То было нечто среднее между снисходительностью вождя и благодарностью просителя, а затем ступил в калитку.

Да ты, видать, не простой страж. И дело не в твоем убранстве. Чей-то раб-телохранитель?

Меченосец, бдительно стоявший в тени башни, был облачен в тонкой работы кольчугу, начищенную до зеркального блеска, и подпоясан широким кожаным ремнем, почти скрытым оправленными в серебро камнями и четырьмя кинжалами в ножнах. У каждого витое лезвие, чаще прочих встречающееся в этом владении, и рукоять из непрозрачного зеленого камня, явно обработанного одной и той же рукой, все в виде голов различных зверей: лесной кошки, водяного быка, крюкозубого кабана и лоала. Мечи равного великолепия висели у бедра каждого.

Человек этот стоял, ожидая, когда Кейда закончит рассматривать его с таким простодушным любопытством. У него было чуть скучающее лицо.

— Сюда.

Молча, хорошо скрывая всякую любознательность, не столь значительные стражи у ворот и на внутреннем парапете стены следили, как они проходят. Кейда следовал за впечатляюще вооруженным телохранителем, а тюремщик двигался позади него и попадал с ним в ногу. Они миновали одноэтажные жилища, выстроившиеся вдоль стен двора, видимо, предназначенные для рабов и домашних слуг Шека Кула. Новые и все же знакомые запахи и звуки повсюду вокруг, и на Кейду неожиданно снизошло спокойствие.

Более обширные и роскошные покои, чем те, какими мог бы похвастаться любой из спутников Дэйшей, хотя суета по поводу завтрака и гул о том, какой предстоит день, кажется, точно такие же. Или они изнывают от любопытства — что нужно Шеку Кулу от тебя, зачем безвестного гадателя ведут предстать перед таким могучим властителем? Стоит предположить, что он не велит тебя немедленно повесить: он мог это сделать во всякое мгновение с тех пор, как тебя схватили. Такой благой удачи пока вполне достаточно. Впрочем, хотел бы я знать, насколько хватит терпения у этого любезного тюремщика.

Кейда слегка замедлил шаг, пытаясь, пользуясь случаем, оглядеть просторные сады Шека Кула, обильно засаженные тщательно лелеемыми кустами и деревьями. Кейда признал красное копье, огнемал и три разновидности наказки. Ни у одного из кустов не было непорядка ни с одним прутиком, ни один лист не нарушал тщательно оберегаемого совершенства богатой черной земли клумб внизу. Тропы между клумб бросались в глаза своей бледностью. Их окаймляли кремовые голыши, принесенные с некоего отдаленного пляжа. Воины и Кейда достигли развилки. После поворота отменно вооруженный раб провел их мимо полного воздуха птичьего жилища из позолоченного дерева лиллы. Крохотные бурые вьюрки вира ссорились и дрались в пыли, и Кейда еще больше замедлил шаг, наблюдая столько времени, сколько мог, хотя ни одна из птиц не делала ничего, что можно было бы безошибочно счесть знаком.

Раб, шагавший впереди, тоже пошел медленнее, не оглядываясь, но лишь настроенный на шаг того, кто за ним следовал.

Исключительно хорошо обученный раб-телохранитель.

Человек позади Кейды многозначительно кашлянул, и улыбка Кейды угасла. Они двинулись по новой тропе, мимо широкой белой чаши фонтана с мраморным древом кантиры, сияющим посередине. Главное строение в крепости располагалось впереди, каждый его этаж отмечали тесные ряды закрытых ставнями окон.

Центр могущества Шека Кула, крепость, где его власть поддерживается хитростью и проницательностью его жен, где дети растут в понимании того, что есть их наследие.

Кейда подобрался, но вскоре споткнулся, едва не упав, когда раб впереди внезапно повернул, огибая твердыню. Позади нее сады раскинулись безыскусными излучинами и восхитительными беседками, освеженными поцелуями дождя, все цвело благодарим и пестрым празднеством. Зрелище было умело продумано, чтобы смягчать душу и завораживать, хотя раб казался равнодушным к здешним чарам и знай шагал себе вперед, к длинному и высокому строению, поставленному среди моря белой гальки. Горло у Кейды сжалось, кровь забурлила в жилах.

Отменно вооруженный раб отворил дверь и встал в сторону, пропуская Кейду вперед. Сопровождаемый следующим за ним по пятам пожилым тюремщиком, он вошел. Раб осторожно затворил дверь и встал перед ней, засунув руки за пояс.

Ты не удалишься, пока твой господин сам тебе этого не прикажет.

Пожилой тюремщик прошел мимо Кейды, не оглянувшись назад. И зашагал по главному арочному проходу большого пустого зала. Мерные удары его ног по блестящему черному мрамору эхом отражались от стен. Раб взошел по ступеням и встал у престола из черного дерева, выложенного серебром, а поверх него украшенного тонкими зигзагами кружев из зеленых камней и бриллиантов.

Нефрит и малахит. И тот, и другой не особенно часты на южных островах. Нефрит может быть светел, как материнское молоко, или темен, как море в пору дождей, но любой оттенок его чудодейственно связывает нас со всей мудростью минувших жизней в наших владениях. Малахит — это камень истины и знания себя, и, конечно, серебро обеспечит спокойные и взвешенные суждения.

Беспорядочные мысли Кейды притихли, как только некто воссел на престол и поманил Кейду вперед одним-единственным медленным движением изогнутого пальца в золотом кольце. Шек Кул, вождь этого внушительных размеров и выгодно расположенного владения, был дородным мужчиной, одетым в длинную рубаху черного шелка и зеленые штаны, завязанные у щиколоток, как принято на севере. Свободный покрой его платья ничем и никак не скрывал могучие мышцы рук и бедер, точно так же, как его непринужденное поведение ничем и никак не убавляло властности его сурового лица. Темные глаза глядели вниз, на кончик крючковатого носа, тяжелые брови едва намекали на то, что готовы грозно сдвинуться. Кожа властителя была темней, чем у многих, кого Кейда видел до сих пор в его землях, хотя все же оказалась заметно светлей, чем у Кейды. Свои грубые черные волосы Шек Кул похоже не стриг вовсе, а зачесывал назад, убирая с лица, и умащал до блеска, равно как и длинную, тщательно подстриженную бороду. Седина пробивалась и в волосах, и в бороде, и на висках.

Дэйш Рейк был бы теперь почти такого же возраста, останься он жив.

— Кто ты? — Слова Шека Кула пробудили новое эхо в пустом зале, голос его был не менее властным, чем лицо, глубоким и богатым, такой мог исходить лишь из этой могучей груди.

Кейда задержался в середине круга зеленых камней.

— Путник.

Шек Кул сместился, уперев локти в колени и поглядев сверху вниз на Кейду.

— Я слышу в твоем голосе отзвуки южных пределов.

— Я с юга, — осторожно согласился Кейда.

— Далеко ты забрался, — резко заметил Шек Кул. — Где твой дом?

Кейда тщательно перевел дух.

— У меня нет дома.

— Того, в который ты мог бы вернуться, надо полагать. — Густые черные брови вождя сошлись на переносице, теперь он уже хмурился в полную меру. — Ответь на мой вопрос. Какое владение взрастило тебя, неблагодарного и недостойного юнца?

— Я никогда не был ни неблагодарным, ни недостойным. — Кейда помедлил и умерил свою горячность. — Но моя юность далеко позади, и вряд ли я в нее вернусь.

— Ты отрезаешь свои ответы ловчей, чем мой повар кусочки перца от стручков. Очень хорошо, — продолжал Шек Кул неожиданно шелковисто. — Я буду играть в эту игру до тех пор, пока она мне не надоест. Ты можешь не возвращать свое прошлое, и тем не менее все и каждый из нас — итог всего, что мы испытали. Все, что мы сделали, образует звено в незримых цепях, которые связывают прошлое и будущее. Где твои цепи?

— В крепости на твоем берегу, — дерзко ответил Кейда. — Твои люди не усмотрели в них необходимости нынче утром.

— Я доверяю их суждению во многом. — Шек Кул улыбнулся, но не так, чтобы это внушило спокойствие. — Впрочем, они отяготят тебя достаточным грузом цепей, чтобы вынудить встать на колени, если я пожелаю.

— Что лишь правильно и подобающе для людей, состоящих на службе у столь великого властителя. — Кейда постарался, чтобы это прозвучало с надлежащим смирением.

Неожиданно Шек Кул рассмеялся.

— Не пытайся льстить или пресмыкаться, путник. У тебя это плохо выходит.

Кейда с покорностью наклонил голову.

— Путник с юга, — задумчиво продолжал Шек Кул. — Хотя бы это в твою пользу.

Кейда не смог удержаться и поднял глаза. Шек Кул больше не улыбался.

— Ты прибываешь на мои берега один. Никто не знает, откуда ты явился, а ты, разумеется, не заботишься с кем-то поделиться сведениями о себе. Ты говоришь, что намерен податься куда-то дальше, но никто не видит, чтобы ты разговаривал со вновь прибывающими корабельщиками. Никто не ведает, в какое владение ты пытаешься попасть. Все, о чем я слышу: ты гадаешь по руке, дабы наполнить брюхо, что я нахожу достаточно любопытным, чтобы желать узнать больше. Ты делаешь достаточно осторожные предсказания, как я слышу, ничего слишком ужасного и дерзкого, никаких обещаний схватить за хвост удачу под повернувшимися звездами. Любой пройдоха, играющий людскими слабостями, ибо предпочитает этим зарабатывать, тоже так может. — Вождь помедлил, проницательно глядя на чужеземца. — Однако такие бесстыдники куда хитрее тебя распространяют славу о своем даре, надеясь выжать насухо больше простаков и не скупясь на обещания и лесть. Они, как правило, не настаивают на откровенно неблагоприятных толкованиях, из-за которых могут остаться голодными и претерпеть обиды. Как иначе завоевать громкую славу, чтобы жить в праздной роскоши?

Кейда старался сохранять бесстрастное лицо, а рот держал на замке.

— Однако ты избегал мрачных предсказаний общего жребия, — продолжал вождь. — Насколько я был способен удостовериться, ты не предрек смерть от болезни, или голод, или даже участь утопленника никому, хотя те, кто странствует меж владениями, вправе страшиться такого конца. Благодарю тебя за то, что не бросил недобрую тень на мое владение своим искусством. — Издевка вождя ударила, точно хлыст. — Ты мог соблюдать осторожность в расчете на вознаграждение. Если бы ты делился своей мудростью, выговаривая слова по-восточному, а твои озарения обещали бы злополучие тем, кого несет через мои воды, ты бы исчез с моего пляжа прежде, чем прилив смыл бы твои следы. Я не позволю своим недругам посылать лжепророков, чтобы разносили уныние по моим землям, возбуждали недовольство и несогласие, где только могут. Я считаю, что даже самый ловкий, самый предательский язык можно укротить, лишив головы его обладателя. — Шек Кул замолчал, чтобы эта угроза зловеще повисла в пустоте зала. — Впрочем, я вынужден спрашивать себя, может, ты всего лишь ждешь случая, прежде чем начать сеять смуту на моих берегах, пускать слухи, порождающие сомнения в моем будущем и завтрашнем дне всех тех, кто мне верен? — Он откинулся назад с суровым, лицом. — Тебе придется ответить на мой вопрос, путник, или мои люди выбьют из тебя ответ.

— Я не пророк, явившийся дурно говорить о твоем владении. — Кейда пылко тряхнул головой. — Я только гадаю по руке, а рука может показать не больше, чем жизнь ее обладателя.

— Так говорят все умники, — согласился вождь. Голос его был холоден. — И те книги, которых никто вне самого тесного круга во владении, как правило, не видит. Это новая загадка для меня. Ты человек многих загадок, путник. Ты отрицаешь, что ты пророк, и тем не менее носишь на шее хвост дракона. Допустим, галерная крыса может носить его как побрякушку, если добыла такое в ходе какой-нибудь сделки. Но он столь же охотно сбудет ее за возможность наполнить брюхо и укрыться на ночь от дождя. Но ты ее не отдаешь, предпочитая довериться милости небес и выдергивая сорняки на участке с рекалом ради обеда. — Шек Кул откинулся на престоле поудобнее, сложив невиданные ручищи. — Новые загадки. Ты достаточно охотно ковыряешься в земле, но тебя куда больше занимают целебные растения, чем те, которые наполняют голодную утробу. Вдобавок ты медлительный и неловкий работник. Ты понимаешь, как невыгодна для тебя подобная сделка? Почему ты не можешь принять то, что заслужил, с достоинством?

Кейда, уязвленный, не сдержался.

— Я вступаю в те сделки, в какие могу.

Шек Кул кивнул, как если бы бродяга ему что-то подтвердил.

— Да, но ты явно не привык зарабатывать тяжелым трудом. И к тому же, не привык удирать от меченосцев владения. Сезарре говорил мне, что ты ни на миг не заподозрил, не за тобой ли они явились, пока не угодил им в лапы. — Шек Кул кивнул кому-то позади Кейды, а рабу, охранявшему дверь улыбнулся. — Все прочие на берегу пустились наутек, либо зная, что виноваты, либо, если честно, из простого благоразумия. Есть вожди в здешних краях, которые прихлопнут любого одинокого чужака на торговом берегу за истинные или мнимые грехи. Индаи Форл говорит, что это помогает как наказывать негодяев, так и побуждать невинных к честности. — Он воздел руку. — Но я ухожу в сторону. Есть и другие загадки вокруг тебя, путник. Твой вчерашний напарник в работе, наверное, больше привык гнуть спину как поденщик, но ничуть не ладит с собаками. Да и немногие из бродяг это умеют. Почему еще, как ты думаешь, я так хорошо обеспечиваю жителей именно этого острова самыми крупными и неустрашимыми псами, каких могу вывести? А тебя мои звери ничуть не обеспокоили. И вот что я у себя спрашиваю: где ты научился так обращаться с собаками, если не при дворе какого-нибудь вождя? И вот я еще раз спрашиваю у тебя: где владение, которое для тебя является домом?

Кейда сглотнул.

— У меня нет дома.

— Зато твои яйца на месте меж твоих ног. И это я сам могу сказать за тебя. — В голосе вождя звучало больше любопытства, чем одобрения. — Ты понимаешь, что рискуешь навлечь на себя беду, бросая мне вызов? Или хочешь, чтобы я передал тебя Сезарре и Делаи, чтобы вырвали у тебя правду? — Вождь опять кивнул в сторону двери, затем мотнул головой в сторону своего телохранителя, недавнего тюремного стража. — Конечно, нет. Тогда почему ты так упорствуешь, готовый ко всему?

Вопрос был явно не праздный. Кейда постарался как можно тщательней выбрать слова.

— В настоящее время у меня нет дома. Нет владения. Очевидно, прежде они были. И есть те, кого я оставил. Я бы не хотел видеть, как они страдают из-за меня. — И как только эти слова сорвались с губ, он о них пожалел. Шек Кул одним скорым движением подался вперед.

— Ты совершил что-то, что грозит карой?

Делаи обхватил пальцами рукоять меча прежде, чем что-либо подумал, а рассыпчатый перезвон кольчуги у дверей дал повод предположить, что Сезарре сделал то же самое.

Нет, если Године отплыл на север, как и намеревался.

— Кажется, ты говоришь правду, да только не всю правду, насколько я могу судить. — Шек Кул опять расслабился на престоле. — У тебя примечательные глаза, ты это знаешь?

Кейду ошеломила столь внезапная перемена в разговоре.

— Прости, а что?

— Нет сомнений в твоем южном происхождении, — задумчиво протянул вождь. — Твоя кожа ясно свидетельствует об этом, равно как и твоя речь. Вдобавок ты лишь недавно на севере, никакой местный говор не примешался к привычному для тебя. Но эти глаза говорят о смешанном происхождении, здесь и вопроса нет. — Он отвлеченно взмахнул в воздухе отягощенной кольцами рукой. — В здешних краях, много ближе к варварам, мы видим любые оттенки кожи, волос и глаз, ибо сколько угодно рабов привозят сюда из беспредельных земель. И немало их везут на продажу дальше на юг. Ты не рожден от такого раба? А сам ты не раб? Это объяснило бы, откуда ты знаком с жизнью господского двора. Уж не послать ли мне на юг просьбу выяснить, не ищет ли кто из моих братьев-правителей беглеца, похожего на тебя? Такой беглец не иначе как совершил тяжкое преступление, если его занесло столь далеко на север. Я не склонен давать приют никому настолько провинившемуся, пусть даже он не совершил ничего, за что его ждала бы кара, в моем владении. — Слова были произнесены пронзительно холодно.

— Я не раб. — Кейда поднял подбородок и с вызовом поглядел на Шека Кула.

Прочти истину в моих глазах, если можешь.

— Нет. Будь ты раб, из тебя давно выбили бы твою заносчивость. — Неспешная улыбка изогнула великолепные губы Шека Кула. — Так откуда же у тебя эти примечательные зеленые глаза? Здесь у нас женщины помнят, что их долг — привлекать свежую кровь во владение, и многие избирают для такой чести своих собственных рабов-телохранителей. Не принято ли такое и в южных пределах? Обдумаем-ка эту мысль. Если счесть, что ты родился в доме вождя, это помогает разгадать немало загадок. И может даже раскрыть величайшую из тайн. Скажем, как это ты сумел начертить всю окружность небес, видя едва ли клочок неба? Да-да, уж не думаешь ли ты, будто я мог заточить тебя в темницу и не поручить кому-то наблюдать за тобой? Делаи был прямо в упоении, особенно когда ты положил в круг свой драконий хвост. Он знает достаточно, чтобы назвать вещи своими именами, хотя никогда не посмел бы попытаться заняться этим сам. А это склоняет меня в пользу твоего утверждения, что ты не раб.

Кейда похолодел, точно мрамор под его стопами. В его икрах возникла дрожь, и он не смог ее остановить. Вскоре весь он трепетал. Он уставился на зеленые завитки в черном полу и попытался обдумать, что сказать. Но в голову ничего не приходило.

— Смешанное происхождение с юга, где такое сравнительно редко среди свободных островитян, и все же никоим образом не раб, да еще и преуспел в изучении звезд как мало кто, кого я знаю. — И Шек Кул испустил тяжкий вздох. — Кто же это может быть? Ты не заморин, предоставленный воле волн, чтобы обеспечить права старшего брата. Второй сын, на случай, если несчастье не обрушилось на голову наследнику, так, наверное? Или ты сын, воспитанный, чтобы поддержать старшую сестру, долженствующую перенять власть по праву старшинства, но вдруг стал не нужен, ибо сестра вступила в брак с мужчиной, способным приказывать меченосцам от ее имени? Нет, мне на ум не приходит ни одного владения, к которому применимо сказанное. — И вождь умолк.

Шум вплыл в высокие окна под самой кровлей великолепного зала. Кто-то пробежал по гравийной дорожке, за ним летел смех. Одинокий призыв флейты вызвал поток птичьих песен. Ветерок зашевелил знамена, висящие высоко под потолком, а шелковые треугольные флажки мягко затрепетали. В птичьей песне зазвучала легкая настороженность. Раздался еще один отдаленный раскат грома. Внутри большого зала все приумолкло в ожидании. Кейда поднял глаза и обнаружил, что Шек Кул внимательно его изучает.

— Дэйш Кейда мертв, — произнес Шек Кул спокойно и взвешенно.

— Я слышал, так говорили. — Кейда заметил, что больше не дрожит. — Хотя его тело не найдено.

— Ни один человек такого положения не может возвратиться из мертвых. — В словах вождя Шека прозвучало предостережение. — Любой островитянин, рыбак или охотник, если он пропал без вести в бурю или при землетрясении, может вернуться, и такое чудесное спасение станет поводом для торжеств. Для правителя, объявленного мертвым, вернуться и бросить вызов унаследовавшему его права сыну означало бы поразить бедствиями свое владение на полный круг обращения звезд.

— Это, разумеется, зависело бы от обстоятельств и от того, какие наблюдались знамения, — с нажимом проговорил Кейда.

— До сих пор этот год был для Дэйшей сплошным бедствием, — напрямик заметил Шек Кул. — Утрата повелителя при таких зловещих обстоятельствах — это само по себе несчастье. А они еще и столкнулись с чародейством, если все, что я слышал, правда.

— Владение Чейзен чуть не пропало от нашествия дикарей с чародеями, козни которых поддерживали напавших, — мрачно отозвался Кейда. — Владение Дэйш все еще держалось, когда я прибыл на север. Не знаю, как долго они выстоят. Самые могущественные вожди тех пределов не могут подняться над своими дрязгами и понять необходимость объединить силы против угрозы, которая может сокрушить их всех.

— И подобные свары способствовали несвоевременной кончине Дэйша Кейды? — Шек Кул выглядел задумчивым.

— Я слышал, так говорили, — уклончиво ответил Кейда.

— Темнейшая ночь всегда сменяется рассветом. — Шек Кул поглядел ему прямо в глаза. — Мои источники сообщают, что Ритсем Кайд, Редигал Корон, Сарем Вел и Айдис Харл все вместе собрали множество тяжелых трирем у своих южных рубежей. По первому же знаку от Дэйша Сиркета, что захватчики идут на север, эти силы выступят ему на помощь.

— Вот и впрямь добрые новости для того владения. — Кейда хотел не показать Шеку Кулу своего облегчения, но, впрочем, понимал, что не может и скрыть его.

Шек Кул пристально наблюдал за ним, сдержанная веселость углубила рисунки вороньих лап под его глазами.

— Я слышал, наметилась какая-то трещина между Уллой Сафаром и Визелисом Иллсом, хотя еще должен узнать, что ее вызвало.

Вождь говорил как равный с равным. И Кейда ответил соответствующе.

— Как я себе представляю, Улла Сафар обратил бы свой жадный взгляд на северные острова Сарема, если бы Вел посылал свои силы на юг. Айдис и Сарем были союзниками с… да, со дней прапрадедов нынешних вождей. Сафар, несомненно, предложил бы Визелису Иллсу двинуться против островов Айдиса.

— И Визелиса Иллса прельстило бы такое завоевание? — осведомился Шек Кул.

— Если бы не угроза колдовства на юге, это стало бы для него искушением. — Кейда задумчиво поджал губы. — Не иначе как Редигал выступил посредником в переговорах, убедив вождей Айдиса и Сарема подготовить свои силы. Визелис Иллс не захочет сталкиваться с Редигалом Короном.

Шек Кул кивнул. Затем опустил взгляд и вытер какое-то пятнышко со сверкающего кольца с бриллиантом.

— Ты явно сведущ в переплетениях отношений вождей на Юге. Более того, для тебя важнее общее благо тех пределов, нежели обеспечение преимуществ для какого-либо одного владения. Более чем странно, что такой как ты показал хвост и бежал на север, когда опасность грозит его народу. — Если Шек Кул не глядел на Кейду, то верный Делаи пристально за ним наблюдал.

— Триремы, воины, любое средство защиты, которым располагает владение Дэйш, брошено против дикарей и тех, кто колдует в их пользу. Один меч, мой, мало что может добавить к этой силе. — Кейда сложил руки, в его позе вновь угадывался вызов. — Есть иное оружие, и одно из самых важных — знание врага. Мы в южных краях мало знаем о чародействе, еще меньше — о том, как его можно сокрушить, если сила оружия бессильна против колдовства. Вы на севере живете, постоянно остерегаясь варварских чародеев. Один человек мог бы принести новую премудрость на юг и тем самым обеспечить своим больше помощи, чем корабли целого владения.

Шек Кул медленно поднял лицо.

— Так эти поиски привели тебя в мое владение?

— Я слышал, что твоя мудрость и решительность спасли твой народ от бедствия волшебства несколько лет тому назад. — Теперь Кейда смотрел в глаза Шеку Кулу.

— И что, об этом толкуют на берегах и палубах галер? — Вопрос вождя был резок.

— Да. Любой предсказатель, намекнувший на иное, нашел бы, что его чаша плохо наполнена, — дерзко добавил Кейда.

— Неужели моим соседям не удается высмотреть такую мудрость в небесах? — чуть слышно пробормотал Шек Кул. — Ты ищешь знаний, чтобы противостоять волшбе? Кое-кто избил бы тебя до крови за одно твое любопытство. Другие загнали бы тебя в море по одному лишь подозрению, что волшба, терзающая юг, могла тебя коснуться. Это было? — рявкнул он.

— Нет. — Кейда поколебался. — Я видел скверну, порожденную волшбой. Я видел тех, кого колдовство жгло заживо, и сделал все, что мог, врачуя их раны. Я… я был с теми, кто отправился узнать об участи Чейзена Сарила. Мы нашли колдовских чудовищ, созданных из обычных животных того владения, и убили их. Мы до золы и пепла сожгли все на острове, который осквернили их стопы, — пылко заявил он.

Шек Кул ничего не сказал. Молчание затягивалось. И вдруг Шек Кул резко поднялся со своего престола.

— Я должен это обдумать. — Он прошел мимо Кейды, спеша к дальней двери. Делаи держался на шаг позади него, обе руки на рукоятях мечей.

— Сезарре. Пусть его накормят и держат взаперти одного. И чтобы он ни с кем не разговаривал. — После чего Шек Кул покинул большой зал. Дверь хлопнула, и эхо разнеслось в пустоте под сводами. Кейда медленно повернулся, чтобы поглядеть на меченосца Сезарре, и отважился доброжелательно улыбнуться ему.

— Даю тебе слово, я не пойду против воли твоего господина.

Сезарре взглянул на него в ответ, по-прежнему равнодушно.

— Идем. — Он отворил дверь и стоял, ожидая, чтобы Кейда прошел в нее. После прохлады большого зала для приемов сады снаружи показались теплыми и влажными. Сезарре кивнул к отдаленной беседке.

— Сюда.

Кейда последовал, куда было велено. Сезарре шел позади. Беседка представляла собой резной деревянный свод, оплетенный лозами нериала, унылые зеленые бутоны которого как раз раскалывались, являя белые и пурпурные лепестки, свернутые внутри. Кейда с досадой заметил, что резьба по дереву не сравнима по тонкости искусности с той, которой гордилось владение Улл.

— Подожди здесь. — Сезарре бросил на Кейду суровый взгляд. Тот покорно сел посередине мраморной скамьи, зеленой с белым, в подражание листьям нериала.

— Я дал тебе слово, — напомнил он рабу с некоторой горечью.

И едва ли я нарушу его, если Шек Кул готов чуть что обрушить на меня свою мощь и стереть в порошок.

Сезарре не ответил, поворачивая, чтобы проследовать по белой гравиевой тропке к главному зданию. Наблюдая, как он удаляется, Кейда увидел трех женщин в ярких нарядах, появившихся вокруг высоких зарослей колеблющихся трав афитала.

— Сезарре! — крикнула самая высокая из них, и раб поспешил на зов, чтобы низко склониться перед ней. Она что-то спросила у него, и он ответил движениями рук, явно имевшими отношение к присутствию Кейды. Все три женщины, облаченные в легчайший бархат с хитро переплетающимися узорами, пробегающими по богатому ворсу и придающими ткани чувственность кружева, поглядели вдоль тропы в его сторону. Самая высокая из них была широка в кости, с кожей, более темной, чем у большинства в этих краях, что еще больше подчеркивала белизна ее наряда. Прекрасные крутые завитки волос на ее голове свидетельствовали о происхождении из самых отдаленных западных владений. Лицо у нее было широкое, а на нем широкая улыбка, ныне обращенная к младенцу, которого она держала на руках, завернутого в шаль, яркую, всю в шелковых цветах. Вновь подняв взгляд, она заговорила с Сезарре. Маленький мальчик появился из-за ее подола цвета слоновой кости и, сделав несколько шагов по тропе, уставился на чужого человека с неприкрытым любопытством.

— Наи, — предостерегла его женщина с непринужденной властностью. Дитя поспешило обратно, подняв ручонку навстречу надежной и спокойной руке телохранителя матери. Рядом с этим мужчиной его госпожа выглядела хрупкой малюткой. Тяжелый, мускулистый, лицо его было суровым, когда он глядел на Кейду.

Не беспокойся, дружище. Я бы и впрямь желал бы себе смерти, если бы хоть чем-то оскорбил Махли Шек, первую жену в этом владении.

Укор женщины не остановил второго ребенка, поменьше, прошмыгнувшего меж взрослых, чтобы посмотреть, на что глядит брат. Голова девочки представляла собой пышное буйство свободных черных кудрей, а кожа была светлей, чем у матери, которая обошла первую жену, чтобы подобрать дочку. Она вскинула малышку себе на бедро, уняв ее визг кратким предупреждением, прежде чем повернуться и самой посмотреть на Кейду.

Если Шек Кул в своей первой жене искал скорее недюжинного ума, нежели исключительной красоты, то вторая, или которой она была, отличалась ароматной прелестью, которая пришлась бы впору залу для приемов любого вождя. Эта женщина с округлыми бедрами и грудью носила плотно облегающее платье из лазурного бархата с откровенной умышленной соблазнительностью, пусть даже заключенной в стенах двора Шека.

Неудивительно, что этот высокий темнокожий раб, что держится у твоего плеча, взирает на тебя с таким тупым обожанием, госпожа моя. Не то чтобы я чувствовал охоту бороться с ним за твою благосклонность, когда он стоит, всем видом своим являя опыт искусного меченосца. От рабов-телохранителей жен Шека Кула явно требуется больше, чем согревать постель госпожи, когда ее супруг занят чем-то иным.

Сезарре закончил свои объяснения женщине и низко поклонился. Махли Шек кивнула, прежде чем повернуть голову и что-то сказать второй жене. Две женщины выбрали другую дорожку, сопровождавшие их рабы двинулись за ними вплотную, мальчик и девочка поскакали впереди, звонко смеясь.

Когда они исчезли за густыми ягодными кустами с темной листвой, третья женщина задержалась у перистой травы афитала. Худощавая, с медной кожей и длинными черными волосами, просто-напросто стянутыми сзади, в огненного цвета простом одеянии без пояса, как и следовало бы ожидать при ее порядочно заметной беременности. Сезарре поймал ее руки в порыве, который ошеломил Кейду, и склонился, чтобы их поцеловать. Женщина вырвалась, и Кейда увидел, как она смахивает слезу. Он заметил также, что если другие женщины щеголяли в кольцах, ожерельях, ножных и ручных браслетах, она носила лишь единственную золотую цепь из ромбовидных звеньев на шее.

— Гар, мы ждем, — позвала невидимая вторая жена с некоторым нетерпением.

— Я иду, Лайо. — Беременная женщина заспешила прочь по тропе, предоставив Сезарре глядеть ей вслед. Секунду спустя он двинулся в другую сторону от развилки.

Итак, Сезарре, я бы сказал, очень похоже, как будто ты, говоря пристойным языком, раб-телохранитель этой жены. Джанне или Рекха довели бы мои уши до волдырей упреками, если бы я попытался присвоить себе их власть над Бирутом или Андитом. Даже Сэйн решилась бы вознегодовать, пусть с бесконечными мучительными извинениями, вздумай я давать приказы Ханьяду. Не то чтобы я осмелился и, разумеется, не когда она так близка к родам. Что ты сделала такого, госпожа моя, что побуждает Шека Кула лишать тебя поддержки твоего телохранителя в такое время?

Ну что же, такое любопытство мне лучше оставить неутоленным. Сомневаюсь, что подобные вопросы здесь уместны.

Хихиканье девчушки пронеслось по садам на тот особый лад, который верно говорит: ребенок делает что-то, чего, как он прекрасно знает, ему делать нельзя. Разъяренный щебет вырвался из невидимого птичника, и тут же последовало неодобрительное ворчанье крепко сложенного телохранителя. Зазвенели голоса детей. Девочка торопливо просила прощения, в то время как мальчик в праведном негодовании отстаивал свою невиновность.

Боль, которую Кейда считал надежно запертой в глубине сердца, пронзила его ножом.

Сообщают ли Шеку Кулу его великолепные источники, кто рождается у младшей жены, вроде Сэйн Дэйш, мальчик или девочка? Узнает ли он, как поживают другие дети в таком отдаленном владении, те, что еще ниже возраста благоразумия и ответственности, который сделает их фигурками, пригодными для игр, столь любимых в кругу вождей и их жен? Нет причин полагать, что он сам ищет какую-то выгоду для себя и для владения Шек в подобных затеях. А даже если он и знает, как ты можешь спрашивать его о таком, не подтвердив его подозрений о твоем прошлом? До тех пор, пока он может сказать, что не знает, кто ты, собственно, такой, ты, пожалуй, в безопасности. Как только ты не сможешь отрицать правды, игра окончена.

Но ему угрожало чародейство, не так ли? Он нашел, как одолеть опасность, и если соприкосновение его первой жены с колдовством не прибавило ему чести у соседей, его владение процветает. Он, наверное, долго жил без наследника из-за нее, но не потратил времени, наполняя свой колчан новыми стрелами, чтобы обеспечить будущее владения Шек. Это-то ты и должен открыть — как это ему удалось, а затем можешь вернуться и обнять своих жен и детей и глядеть на звезды ради лучшего будущего всех Дэйшей.

Между решимостью узнать, какие тайны скрывает Шек Кул, угнездившейся в глубине, точно холодный ужас, и страстной тоской по семье, обжигающей сердце, не нашлось особого места желанию утолить голод, когда немного погодя вернулся Сезарре с подносом, полным закрытых мисок.

— Мой господин желает, чтобы ты поел. — Сезарре поставил поднос на мраморную скамью, глядя не на Кейду, но неудержимо следуя за шумом, который устроили в саду женщины, играя с детьми. Кейда видел равно приязнь и покорность за тщательно поддерживаемой рабом маской безразличия.

Означает ли это, что твоей госпоже пошли на пользу выговоры, которые, похоже, не раз и не два делали ей другие жены и ее супруг?

Чтобы отвлечься от неподобающего любопытства и чем-нибудь ненароком его не выдать, Кейда стал поднимать крышки с мисок. Подбор блюд не хуже того, который сделал бы повар Джанне Дэйш, чтобы поставить их перед неожиданным гостем к завтраку, напомнил ему, как он проголодался. Бледные завитки свежего творога, уложенные в темном меду, были припудрены растертыми семенами афитала. Пурпурные ягоды блестели поверх миски соллерного зерна, тронутого розовым и увлажненного нежным ароматным вином. Воздушный хлеб, еще теплый, недавно из печи, был завернут в белоснежное полотно, а рядом красовался горшочек айвового варенья с золотым ободком. Кубок многоцветного стекла был под стать кувшину с чистой родниковой водой.

— Ты поешь со мной? — Он поглядел на Сезарре. Тот заколебался.

Конечно. Он слышал, что я говорил Шеку Кулу.

— Прости меня, я знаю, я был слишком близок к волшебству, и это опасно. — Кейда скрыл огорчение, занявшись кувшином. — Никому не стоит делить со мной пищу на всякий случай.

Сезарре изумил его, сев на другой конец скамьи и оторвав для себя кусок легкого хлеба.

— Здесь у нас однажды был раб… — Он помедлил, подбирая немного творога с медом. — Хороший человек, хоть и родился варваром. Он выдал ту, которую потом убили за то, что прибегла к волшебству. Он быстро раскусил ее чародея, потому что встречался с волшебниками в своей прежней жизни. Он все еще оставался хорошим человеком, хотя такие вещи и касались его…

Хороший человек, но только в прошедшем времени.

— Что с ним случилось? — Кейда потянулся за ложкой и начал есть соллер с незнакомыми ягодами, которые оказались освежающе терпкими.

Сезарре покачал головой.

— Это тебе скажет Шек Кул.

Раб взял другую ложку и присоединился к Кейде, принявшись за соллер. Они почти добрались до дна миски, когда галька на дорожке захрустела под ногами приближающегося Делаи.

— Мой господин Шек Кул желает снова с тобой поговорить.

Кейда поднялся. Сезарре собрал посуду и составил на поднос. Когда он исчез, Кейда почувствовал себя странно, словно чего-то лишился.

— Сюда. — Делаи даже не взглянул на дорогу к залу для приемов, но вместо этого повел Кейду к главной башне. Они вновь обошли огромное здание, и Кейда увидел, что его ведут к сторожевой вышке над воротами.

— Вверх по лестнице, — хмыкнул Делаи. — На самый верх, — Кейда подчинился и вскоре оказался в помещении, которое занимало всю ширину верхнего уровня башни. В каждой стене имелись большие окна с дощатыми деревянными ставнями, откинутыми и закрепленными. Шек Кул ждал, глядя за пролив.

— Благодарю за добрый завтрак, — учтиво произнес Кейда.

— Делаи, охраняй лестницу. Пусть никого не будет в пределах слышимости.

Как только раб закрыл за собой дверь, Шек Кул двинулся от окна, чтобы сесть на одну из скамей, которые шли вдоль стен под окнами.

— События, которые я предлагаю не обсуждать, научили меня не выносить приговор человеку всего лишь за то, что он имел несчастье столкнуться с волшебством. — Он безрадостно улыбнулся. — А иначе мне пришлось бы вынести приговор моим женам, моему первенцу и себе самому. Но мне ведомы глубина и неохватность злокозненности колдунов, и я с тех самых пор старался не упустить ни одного знамения, которое бы предостерегло, что то отвратительное происшествие замарало наше будущее. Мои соседи могут не согласиться со мной, но я ни видел ни одного такого знака, и моя тревога убывает с каждым оборотом небес. — Он задумчиво поглядел на Кейду. — Я понимаю твои тревоги о владении Дэйш. Не знаю, хватило ли бы у меня храбрости следовать тропе вроде той, что, как подозреваю, привела тебя сюда. Не вижу и никаких указаний на то, где может пролегать твоя тропа в будущем, и это беспокоит меня. Ты понимаешь, что решив бороться против тех чародеев, ты вполне можешь оказаться отвергнут другими владениями за одно то, что презрел опасность быть запятнанным волшбой, пусть даже в итоге спасешь южные пределы?

— Каким бы нежеланным ни был жребий, сделка себя оправдывает, — спокойно сказал Кейда.

Неясный звук, который издал Шек Кул, был эхом того, что испустил его раб. Он повернул на пальце толстое серебряное кольцо. В кольцо был вправлен неограненный отполированный изумруд, который не мог не быть оберегом.

— Не могу сказать тебе, как одолеть волшбу, которая в открытую врывается на чьи-то земли и сеет разрушение у себя на пути, — внезапно произнес вождь. — Добрая удача, равно как и добрый совет, спасли это владение от бедствия, которое чуть не навлекла та заблудшая женщина на всех нас. Я могу наставить тебя на путь, что, может статься, приведет тебя к мудрости, которой ты ищешь, хотя ничего тебе не обещаю. Я скажу тебе все, что могу, если ты дашь мне слово, если поклянешься до смерти не обмолвиться ни одному живому существу, что именно я указал тебе эту тропу.

— Клянусь, — пылко ответил Кейда. — Клянусь небесами, что приветствовали мое рождение.

Шек Кул нахмурился, что-то вспоминая.

— Волшебство, угрожавшее этому владению, и другие злые козни были разоблачены рабом-варваром, недавно прибывшим из беспредельных земель. Раба этого как-то использовал, втянул в некий заговор чародей, обманувший Кайску, что была моей первой женой, обещаниями ребенка, которого она жаждала. Я не знаю толком, как в заговор оказался втянут раб, и твердо решил не расспрашивать. Одно то, что известно, обрекло бы его на смерть, не будь знамений в его пользу. Он был один на берегу, когда морской змей показался в проливе. Любое его появление — самый могущественный знак для моих земель. — Лицо его стало еще более хмурым. — Если бы чудовище его съело, мы бы все знали, что к чему. Но случилось так, что морской змей прошел мимо него. Для толкования имеет смысл добавить, что это был день рождения Шека Наи.

Добавление едва ли было призвано просто дополнить картину.

Кейда сохранял молчание, ожидая, когда Шек Кул продолжит.

— Как обвинитель, этот раб был призван к испытанию боем против чужеземца, которого привела сюда Кайска, обвиненного им в совершении колдовства. Она была осуждена бесповоротно, когда волшебник применил свою злую силу, сперва чтобы расставить ловушку на противника, а затем, когда это не удалось, чтобы бежать невидимым. — Гнев, смягченный течением времени, сгустился в голосе вождя. — И вот, учитывая еще и явление морского змея, я увидел, что этот раб-варвар каким-то образом защищен от волшебства, а разоблачив его, оказал моим людям и мне великую услугу. Это надлежало вознаградить свободой для него и приказом, чтобы некая деревня в моем владении обеспечивала его до конца жизни. — Вождь опять замолк. — Я дал ему свободу, но мне не хотелось видеть, как он наслаждается ею где-либо на моих островах. Я взял с него клятву, что он никогда не вернется, и я счел его человеком чести, хотя он и был варвар. Тем не менее, я позаботился, чтобы до меня доходили вести о его странствиях, пока он окончательно не покинет Архипелаг, — мрачно добавил Шек Кул. — Он отбыл в обществе человека, которого я давно подозревал в темных делах. Это торговец пороком, поставщик одурманивающих средств и плотских удовольствий, порой даримых девушками со всей охотой, порой нет. — Вождь пожал плечами. — На свете полно паразитов, кормящихся при сильных. Впрочем, этот человек не таков, и не только потому, что по рождению варвар. Он продает дурманящий дым и хмельное крепкое пойло в обмен на сведения и делится сведениями в обмен на блага и услуги, в которых нуждается. Он в этом не одинок, но, насколько мне известно, счета у него не сходятся. И поверь мне, я поставил себе целью узнать все, что могу, об этом человеке, поскольку мой раб так охотно с ним связался. И что делает этот поставщик порока — он исчезает на севере время от времени, и не просто чтобы пополнить свои запасы варварских средств утоления дурных наклонностей. Он сбывает сведения кому-то за нашими морями, но не в одном из тех материковых портов, куда заходят наши галеры. Это наверняка. — Шек Кул опять повернул на пальце свое кольцо-оберег. — Торговцы пороком, как правило, наслаждаются прибылью лишь до тех пор, пока какой-нибудь из их опустившихся дружков не всадит такому кинжал в спину, или пока их дела не дают повод некоему вождю приказать своей триреме потопить того или этого. Несколько соперников пытались прикончить этого человека, и у всех сорвалось. Один умер во сне без всякой причины, которую мог бы открыть целитель. Еще одного сбила с палубы снасть, которая была до того в полном порядке, но вдруг без всякой причины сломалась. И хотя этот парень часто зарабатывал, ныряя и плавая чтобы починить обшивку судна, тем не менее он утонул и даже рукой не пошевелил, чтобы спастись. После этого враги вместе пошли на торговца пороком на нескольких лодках, и лишь для того, чтобы вместе разбиться в неожиданном тумане.

Кейда увидел, что Шек Кул смотрит на него с ожиданием.

— Ты подозреваешь, этот торговец пороком сам занимается волшебством?

— Не знаю, что и думать. Я бы пожалел на него большего, чем недолгое презрение, если бы его дорога не пересеклась с дорогой того моего раба, и встреча их выглядела подозрительно неслучайной. — Шек Кул пожал плечами. — И вот недавно я узнал, что как только слухи о волшбе, разгулявшейся в южных пределах, донеслись на север, этот самый торговец пороком поспешил им навстречу, точно акула, учуявшая кровь в воде. Он поплыл на юг, навстречу дождям и свирепым бурям. Ясное дело, он не боится волшебства, но его тянет на юг некая всепожирающая страсть. На твоем месте, — Шек Кул придал своим словам предельно возможный вес, — я захотел бы поговорить с этим человеком.

Ты рассказываешь мне не все, что знаешь. У тебя есть какая-то особая причина подозревать этого человека в связях с варварским чародейством. Притом ты не можешь сам его преследовать, не то вдвое, а то и вчетверо больше станут шептаться о тебе самом.

— Как я его найду? — вслух подумал Кейда.

— Я поставил себе целью знать, где этот человек. — Шек Кул хищно улыбнулся. — Я вовсе не хочу, чтобы он вступил в мои воды незримым, если только смогу это предотвратить. Он остановился, чтобы запасти воды и пищи на самом южном торговом пляже владения Джахал несколько дней назад.

У Кейды упало сердце.

— Это далеко. Он уйдет оттуда задолго до того, как я туда попаду.

— Наймись за проезд гребцом на галеру. — Шек Кул сощурил глаза на Кейду. — Быстрая трирема добежит туда за полсрока.

— А не станут тебя расспрашивать твои соседи, с чего ты посылаешь корабль так далеко на юг? — Кейда попытался сдержать надежду.

— Я смогу найти предлог, который удовлетворит любопытных, — с мрачной уверенностью произнес Шек Кул. — Что до моей истинной цели, мой странствующий друг… Не один ты отваживаешься защищать владение, где рожден, от нашествия чародейства. Отплати мне, поделившись всем, что узнаешь от этого человека, включая и знания о его истинной природе. Его зовут Дев, а корабль его называется «Амигал». — Вождь ошеломил Кейду, сорвав вдруг кольцо с пальца и бросив его собеседнику. — Если ты таков, каким мне показался, ты найдешь здесь ключ к тайнописи. Кое-кто с подобным кольцом даст тебе о себе знать. То будет человек, который следит для меня за этим Девом. И этому человеку надлежит доверять твои письма ко мне.

— Ты почтил меня своим доверием, — трезво заметил Кейда. Кольцо было слишком велико даже для его большого пальца. Поэтому он снял через голову кожаный ремень и начал развязывать узел.

— Не подведи меня, — спокойно предостерег Шек Кул. — Если предашь, я буду отмщен, даже если чтобы найти тебя, полный круг Топаза по небесам уйдет у меня или моих. — Он встал. — Делаи отведет тебя на корабль, когда тот будет готов.

— Я не могу достаточно отблагодарить тебя, — порывисто произнес Кейда. — Надеюсь только, что однажды отплачу тебе, как подобает.

— Рад слышать это, путник. — Смех Шека Кула поразил Кейду. — Есть чуть большее, чтобы нагрузить весы в мою пользу. Я поставил себе целью разузнать, что могу, об этих варварах, связанных с колдовством, которое привело Кайску к смерти. Кроме того, я ищу и другого знания, на случай, если такое бедствие когда-нибудь станет грозить нам снова. Складывается так, что самые разные вожди в течение веков думали, как поставить предел скверне волшебства. Давай прогуляемся в садах и обсудим их мнения, пока будем ждать Делаи. Не знаю уж, пригодятся ли они тебе… — Он пожал плечами и так и оставил свои слова незаконченными.

Но это не повредит тебе, ибо любые лазутчики, которым думалось бы проникнуть за твои ворота, услышат о твоей решимости защищать свое владение против волшебства, даже когда ты посылаешь корабль на юг, где оно заявило о себе.

— Прогулка с тобой — честь для меня, — Кейда низко поклонился и последовал за вождем из высокого помещения на башне.